Текст книги "Рабы любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Как ты знаешь, мусульмане – фанатичные поборники чистоты, – улыбнулся отец. – Вымытых перед вступлением в священные покои посетителей облачали в роскошные одежды и поднимали на носилках к трону султана. С каждой стороны их поддерживали царские сановники.
– Зачем? – удивилась Ямина.
Отец рассмеялся.
– Видимо, считалось, что они должны оцепенеть от благоговейного почтения.
– Что же происходило дальше? – полюбопытствовала Ямина.
– Те, кто посещал султана, рассказывали мне, что им удавалось лицезреть лишь один унизанный кольцами палец, протянутый сквозь щелочки в занавесях трона.
– Каких занавесях? – спросила девушка.
– Я покажу тебе картинку, – сказал отец. – Это нечто вроде гигантской кровати на четырех столбиках с серебряной рамой, украшенной причудливыми узорами из драгоценных камней, изумрудов и рубинов размером с куриное яйцо. Парчовые занавеси жесткие и плотные – они расшиты жемчугом и золотыми нитями.
После рассказанных отцом историй Ямину очень заинтересовал Сераль и заточенные в нем женщины.
Она узнала, что их число превышало три сотни, но точное количество обитательниц султанского гарема не известно никому.
И теперь, хотя это казалось невероятным, Хамид предлагал ей отправиться в место, о котором кто-то однажды сказал: «Наслаждение – это религия, а султан – это бог».
– Я не могу… не могу! – прошептала Ямина.
И все же, разве у нее есть выбор? Ждать, пока турецкие власти или, что еще ужаснее, разъяренная толпа вытащит ее из укрытия? Убежать за пределы города, чтобы умереть голодной смертью? Сдаться на милость англичан?
Она знала – хотя вряд ли призналась бы в этом самой себе, – что к ней отнесутся учтиво и, наверное, даже благородно, если она отправится к послу и расскажет, в какой ситуации оказалась. Но разве он сможет сделать что-то для нее и не станет передавать турецким властям?
И тогда ее посадят в тюрьму, если не казнят за шпионаж.
«У меня и впрямь нет выбора», – сказала себе Ямина.
И все же она вновь задрожала при мысли о том, что ей придется отправиться к Михри и оказаться в самой ужасной и самой скандально известной тюрьме в мире.
В гареме «посланника Аллаха на земле, последователя Пророка, повелителя повелителей».
Она поняла, что Хамид ждет ее ответа, и вновь испытала благодарность и привязанность к человеку, который подвергал свою жизнь риску и оставался верен им, несмотря на то что страна Ямины и ее отца вела войну с его страной.
– Зачем ты все это для нас делаешь, Хамид? – спросила Ямина, следуя ходу своих мыслей.
– Вы сделали ваш дом моим домом, – ответил Хамид. – Господин и вы, госпожа, – это мой народ.
Он произнес эти слова с такой искренностью, что Ямина почувствовала, как на ее глаза навернулись слезы.
– Что нам делать с господином, Хамид? – беспомощно спросила девушка. – Его нужно похоронить, но где? Как найти священника, при этом не выдав себя?
– Думаю, госпожа, – ответил Хамид, – что, когда вы уйдете, мы подожжем дом!
Ямина в ужасе вскрикнула, но затем поняла, что это будет вполне разумным поступком.
Кроме своего естественного желания похоронить отца в освященной земле, она должна была подумать и о Хамиде.
Если бы выяснилось, что он укрывал русских, и прислуживал им, его жизнь мгновенно оказалась бы под угрозой. Кроме того, наверное, что-то восточное в крови Ямины одобрило предложение устроить погребальный костер!
Возможно, сам отец одобрил бы эту идею, подумала девушка. Он часто жаловался, что смерть безрадостна, а похороны мрачны.
Однажды, много лет назад, он сказал дочери:
– Мне ненавистна сама мысль о том, что человека кладут в яму в земле. И когда я увидел, как гроб моего отца ставили в семейный склеп, то подумал, что это не менее неприятно. Но разве есть какие-нибудь другие возможности?
Это была случайная мысль, но теперь она вернулась, и Ямина знала, что у нее есть ответ.
Они с Хамидом подожгут дом, и языки пламени взовьются до небес. От тела ее отца останется лишь пепел, и оно избежит ямы в земле или мрачного склепа.
– Ты прав, Хамид, – произнесла она вслух. – Именно это мы и должны сделать.
– Если госпожа позволит, я сейчас пойду договариваться с Сахином. Не открывайте дверь, пока я не вернусь.
– Иди, и да пребудет с тобой Аллах, – ответила Ямина принятым на Востоке благословением, и на мгновение серьезное лицо Хамида озарилось счастливой улыбкой.
– В один прекрасный день, госпожа, мы вернемся домой.
– Непременно! Но, что бы ни случилось со мной, Хамид, – сказала Ямина, – ты должен вернуться, а когда мои родственники приедут из Санкт-Петербурга, мой дядя и его сыновья… мои кузены, чтобы узнать, что случилось, расскажи им обо всем, что ты сделал для господина и для меня.
Хамид низко поклонился, что вполне типично для жителей Востока, когда они растроганы. Затем, больше ничего не говоря, он вышел из дома и закрыл за собой дверь.
Оставшись одна. Ямина закрыла лицо руками.
Ей было трудно поверить в реальность разговора, который только что состоялся с Хамидом.
Неужели она действительно согласилась искать убежища в султанском дворце, прятаться в его гареме?
И все же она знала, что если где-нибудь и будет в безопасности, то это именно у Михри.
Красавица черкешенка была на год старше Ямины, и, когда ее похитили агенты султана, находилась на пике своей привлекательности.
Только после того, как все обитатели поместья три дня искали ее, они узнали правду и поняли, куда она исчезла.
И хотя Ямина горько плакала о потере дорогой ей служанки, она прекрасно понимала, что остальные женщины в доме улыбались. Обсуждая этот случай, они говорили, что Михри подобает быть там, где ее красота будет оценена по достоинству.
Отец объяснил Ямине, что для Михри, как и для многих других девушек это уникальная возможность.
– Как же она вытерпит это? – пылко спрашивала Ямина. – Быть одной из трехсот, молиться и надеяться, что она привлечет внимание султана, зная при этом, что шансы не так уж и велики. Но даже если ей удастся завоевать его расположение, остальные будут завидовать и ненавидеть Михри за то, что султан предпочел именно ее.
– Думаю, женщины таковы во всем мире, – улыбнулся отец. – Все они хотят привлечь внимание мужчин и надеются удачно выйти замуж. Уверен, что для Михри стать икбал,любимицей султана, – вершина, всех ее жизненных стремлений.
– Михри умна, – сердито возразила Ямина. – Я научила ее читать и писать. Она может немного говорить по-английски и вполне неплохо по-французски. Думаю, теперь она выучит и турецкий язык.
– Это поможет ей общаться со множеством людей в гареме, – ответил отец. – А сам султан знает английский и французский, так что у Михри будет преимущество по сравнению со многими ее соперницами.
– Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог сравниться красотой с нашей Михри, – пылко произнесла Ямина.
Теперь она знала, что была права.
Если Михри стала икбал– фавориткой султана, – есть возможность, что рано или поздно она станет и кадин– его женой. Чего еще может желать восточная женщина?
Наверняка, будучи икбал,Михри получила достаточную власть, а это значит, что она сможет обеспечить безопасность Ямины не только в гареме, но и от самого султана.
Ямина подумала, что ее не будут беспокоить другие мужчины. Она знала, что в глазах турок не выдержит никакой конкуренции с черкешенкой. Светлые волосы и белая кожа Михри были очень привлекательны для восточного правителя.
– Я буду там в полной безопасности, – заверила сама себя Ямина.
Затем, словно больше не в силах думать обо всем этом, она поднялась наверх и вновь опустилась на колени рядом с телом отца, чтобы помолиться.
Хамид вернулся очень поздно.
Ямина ждала его внизу. Она приготовила ужин для них обоих, просто потому, что ей нужно было чем-то заняться. Сидеть и терпеливо ждать было невозможно.
Когда он вошел. Ямина вскочила на ноги и с тревогой взглянула на него. Она с ужасом думала, что же он скажет ей.
Как обычно, он вежливо поклонился, а потом произнес:
– Все в порядке, госпожа.
– Ты сообщил Михри, что господин… умер?
– Я видел Сахина. Пока я ждал, он разговаривал с ней. Завтра она пришлет за вами паланкин. Сахин доставит вас во дворец и позаботится о том, чтобы никто не заговорил с вами, пока вы не окажетесь у Михри.
На мгновение воцарилась тишина, затем Ямина спросила:
– Мне больше… ничего… не остается делать, да, Хамид?
– Ничего, госпожа, и я знаю, что это самый лучший вариант. В городе поднялось еще больше бунтов, казнили еще нескольких шпионов.
По интонации Хамида девушка поняла, что его это тоже приводило в ужас.
– Ты точно уверен, – через мгновение спросила она, – что, когда война закончится, я смогу выбраться отсюда?
– Михри все это уладит, а Сахин пообещал мне, что они как-нибудь вызволят вас из гарема.
«Если у них ничего не выйдет, – подумала про себя Ямина, – лучше уж умереть. Смерть – не самое страшное, что может случиться с человеком. Чем до конца своих дней жить как птица в золотой клетке, лучше уж я присоединюсь к своему отцу, где бы он сейчас ни был».
Долгие часы, проведенные рядом с усопшим отцом, принесли девушке странное спокойствие.
Вначале Ямине хотелось лишь плакать от этой потери. Затем она начала ощущать, словно он находился рядом с ней, утешая ее и уверяя, что все произошедшее с телом – не важно, а главное – это дух, душа.
За годы после смерти матери Ямина очень привязалась к отцу. Это был умный, образованный человек с разносторонними интересами. Но больше всего его увлекала история; он любил рыться в прошлом и рассказывать дочери о цивилизациях, которые существовали в древние времена.
Однажды, когда они беседовали о Чингисхане и Александре Македонском, Ямина со вздохом сказала:
– Кажется, они зря старались! Все, чего они достигли, ради чего сражались – теперь потеряно и забыто! Все умерло вместе с ними, так в чем же смысл их усилий?
Отец улыбнулся ей.
– Ничего не потеряно, дитя мое, – ответил он. – Каждая капля человеческих подвигов возвращается к Великой Силе, из которой она происходит. Сама жизнь побуждает нас к действию.
– К дальнейшим стараниям? – спросила Ямина. – К еще большим достижениям?
– Именно! – подтвердил отец.
– И, значит, мы тогда тоже пропали?
– Не пропали, а просто переродились, потому что в этом и заключается весь смысл эволюции. Жизнь идет своим чередом. Великие личности развиваются, но затем они, в свою очередь, уступают дорогу другим.
На мгновение он умолк, а затем продолжил:
– Я верю в то, что все наши поступки и мысли – это часть целого, и ничего не пропадает зря.
Ямина пыталась все это понять, но в то время она была совсем еще ребенком. Впоследствии она часто задумывалась о том, как меняются времена года, как семена и листья с деревьев возвращаются в почву, чтобы из нее появились другие деревья и другие листья.
«Может, и у нас все точно так же, – думала Ямина, – и тогда смерти нет, а есть лишь возрождение».
Она была уверена, что именно это и хотел донести до нее отец.
Но сейчас Ямине было трудно думать о чем-либо другом, кроме самой насущной проблемы и решения, которое она должна была принять. Если она не сможет выбраться из гарема, остается лишь одно – умереть.
– Что же мне делать, Хамид? – спросила она, внезапно ощутив приступ страха.
– Вы всегда были храбры, госпожа, – ответил слуга, – как и господин. Вы оба отличаетесь огромным мужеством.
Это верный ответ, подумала Ямина.
Сейчас ей было нужно именно мужество. Мужество совершить этот рискованный поступок, последствия которого она не могла предугадать. И все же у Ямины было чувство, что она не одинока.
Она получит поддержку и помощь, если не от отца, то от человека, который спас их от врагов в Балаклаве и в целости и сохранности доставил в Константинополь.
Он помог им всем прожить здесь шесть месяцев, даже несмотря на то что они были лишены не только привычной роскоши, но порой даже самого необходимого.
«Я ведь не была несчастна эти шесть месяцев», – подумала Ямина и поняла, что это правда.
Было какое-то необъяснимое счастье в товариществе, которое объединяло ее, отца и Хамида.
Казалось, их защищал кто-то более сильный, чем они, и заботился о них. Ямина не могла объяснить, что это такое, но все же это было так.
Они никому не мешали, никому не причиняли вреда, и в их сердцах не было вражды. Они лишь желали мира и потому мысленно нашли мир в этом маленьком неустроенном турецком домике в столице враждебного государства.
У них здесь не было друзей, никого, к кому можно было бы обратиться за советом в трудную минуту. Но несмотря ни на что, им удалось дожить до сегодняшнего дня.
«Теперь мне предстоит смотреть в будущее в одиночку», – сказала себе Ямина. Она знала, что именно поэтому эта ситуация пугала больше, чем что-либо другое, пережитое ею ранее.
В гареме она окажется без поддержки отца или верного слуги Хамида, на которых всегда раньше полагалась.
Это все равно что пуститься в опасное путешествие, не зная конечной цели… не зная ничего, кроме того, что она остается одна.
Глава 3
Ямина по лестнице спустилась на кухню, где ее ожидал Хамид.
На ней была одежда, которую носили все турецкие женщины. Длинные широкие рукава ее энтариторчали из-под газовых рукавов ее сорочки.
На ногах у нее были шаровары,или широкие брюки, завязанные у щиколоток. Волосы Ямины были расплетены, а на голове красовалась традиционная тальпок– маленькая круглая шапочка, надетая немного набекрень.
– Я выгляжу должным образом? – спросила она Хамида.
Слуга внимательно осмотрел Ямину, а затем серьезно ответил:
– Вполне, госпожа!
Одеваясь, Ямина поняла, что Михри прислала ей простую, дешевую одежду, какую могла носить девушка из небогатой черкесской семьи. Она была уверена, что в гареме для нее приготовлены совсем другие вещи.
Со странным чувством надевала она эту одежду. Ансамбль дополнили вышитые турецкие туфельки с загнутыми мысами.
Лицо следовало закрыть чадрой, а поверх всего накинуть черную паранджу, которую носили на улице все турчанки.
Однако о том, чтобы пешком добираться до дворца Долмабахчи, не было и речи. За Яминой прислали паланкин с двумя чернокожими глухонемыми носильщиками. Девушка знала: это для того, чтобы соблюсти предосторожность, ведь они никогда не скажут, откуда ее доставили.
Хамид должен был сопровождать паланкин с Яминой до самых ворот дворца, чтобы там передать ее Сахину. А уж тот отведет девушку к Михри.
Вот и все, что ей было известно, но этого слишком мало. Ямине казалось, словно она запустила в ход колеса какого-то гигантского механизма, и теперь этот механизм должен отправить ее в неизвестность.
Стоя на кухне в своем турецком облачении, Ямина подумала о том, какой странной стала ее жизнь. В это же самое время в прошлом году она не ожидала никаких других событий, кроме поездки из Санкт-Петербурга в Крым и обратно.
Она подумала о светской жизни, о балах, приемах и собраниях, которые проводились в столице России; об умиротворяющей красоте садов их летней усадьбы на берегу Черного моря.
Теперь же, всего за несколько месяцев, она оказалась вовлеченной в Крымскую войну, бежала в столицу вражеского государства и вот сейчас отправляется в гарем внушающего страх Посланника пророка Магомета.
Это казалось просто невероятным, но все же происходило на самом деле.
– Вы готовы, госпожа? – спросил Хамид.
По его взгляду Ямина поняла, что он тоже ощущает беспокойство и переживает за ее будущее.
– Я должна попрощаться с господином, – ответила Ямина.
Она вновь поднялась наверх, оставив чадру и паранджу на кухонном столе. Накануне она задернула шторы в комнате отца и зажгла четыре свечи в четырех углах кровати.
Отец напоминал каменное надгробное изваяние. Его руки были скрещены на груди, а на одеяле лежал букетик ландышей, который Хамид купил на базаре.
Ощутив запах ландышей. Ямина вспомнила, как они с отцом гуляли по саду, где воздух был напоен благоуханными ароматами цветов.
Теперь же, ушедший от жизни и вдали от родины, отец все равно выглядел величественно.
Он принял все произошедшие с ними перемены со свойственным ему философским спокойствием.
Он никогда не жаловался, не корил судьбу за то, что несправедливо оказался вовлеченным в войну, которая лично к нему не имела никакого отношения.
Он, как мог, пытался передать своей дочери веру в добро, в высокие идеалы.
– В тяжелые времена к нам на помощь приходит наш разум, – однажды сказал ей отец. – Именно разум дает нам мужество и силу преодолеть страх. А это более важно, чем что-либо другое.
Отец никогда ничего не боялся, подумала Ямина. Опустившись на колени у его смертного одра, она задумалась, боится ли он сейчас за нее. Сам он никогда не прятался от жизненных неурядиц, мужественно принимая все, что преподносила ему судьба.
– Помоги мне, отец, быть такой, как ты, – взмолилась Ямина. – Дай мне силу, если мне суждено умереть, встретить смерть без страха, с гордо поднятой головой.
Эта молитва исходила из ее сердца. Ямина знала, что именно этого ожидал бы от нее отец в любых обстоятельствах, какими бы трудными они ни были.
Затем, продолжая молиться, она мысленным взором увидела окровавленное лицо человека, которого тащили через весь базар. Интересно, кричал ли он или сопротивлялся, когда его вытащили из укрытия?
Возможно, он был из породы мучеников – тех, что шли на смерть с улыбкой на лице, бросая вызов своим палачам.
«Смогу ли я быть такой?» – спрашивала себя Ямина, но ее мысли уклонялись от ответа на этот вопрос.
– Помоги мне, отец! Помоги! – молилась она.
Девушка вновь прочитала молитву об усопших, которую когда-то произносила над гробом матери.
Но сейчас не будет ни службы, ни священника.
Ее отец не сможет получить последние церковные обряды, и все же она чувствовала, что это не важно для Великого Будущего, где – она была уверена – он сейчас находился, в безопасности и свободный от всякой боли.
Ямина произнесла последние слова заупокойной молитвы:
«Упокойся с миром. Аминь»
Затем она поднялась на ноги, перекрестилась и в последний раз взглянула на отца, которого так любила и который любил ее.
В последние годы они стали очень близки, а здесь, укрываясь в крошечном турецком домике, они стали ближе друг к другу, чем когда-либо.
Иногда им даже не было нужды разговаривать; каждый знал, о чем думает другой.
Часто, рассуждая на интересующие их темы, они даже забывали, где находились, словно мысленно уносясь в прошлое – в Византийскую империю, в Древний Китай или Египет времен фараонов,
«Кто теперь будет говорить со мной обо всем этом?» – печально подумала Ямина.
Затем она поняла, что время идет. В последний раз посмотрев на отца полными слез глазами. Ямина вышла из комнаты и спустилась вниз.
Хамид держал в руках чадру. Он молча закрыл ею лицо Ямины, а затем накинул ей на плечи черную паранджу.
– Вы немного подождете, госпожа? – спросил он.
Ямина кивнула, не в силах произнести ни слова.
Хамид поднялся наверх. Ямина слышала его шаги; она знала, что он разливает купленный на базаре керосин на полу вокруг кровати.
Затем он спустился в кухню и облил керосином пол, мебель и стены.
Наконец он молча открыл дверь, и Ямина вышла.
Па улице ее уже ожидал присланный из гарема паланкин. Он был похож на носилки, на которых в курортном городе Брайтоне, в Англии, носили старушек.
Глухонемые отвели взгляд, когда Хамид помогал Ямине забраться в паланкин. Затем красные шторы плотно задвинулись, и никто из прохожих не смог бы разглядеть, кого несут в паланкине.
Глухонемые уже собирались взяться за длинные шесты паланкина, но Хамид жестом попросил их подождать и вернулся в дом. Подглядывая в щелку между шторами. Ямина поняла, что он собирается сделать, и затаила дыхание.
Через несколько секунд она увидела в окнах первого этажа золотисто-алое пламя, которое разжег Хамид. Через секунду он вышел из дома, закрыв за собой дверь. Старый слуга подошел к паланкину и подал глухонемым знак поднимать его и отправляться вниз по холму.
В этот момент весь разлитый Хамидом керосин загорелся, и языки пламени вырвались через окна и дверь.
Прежде чем по команде Хамида пуститься в дорогу, глухонемые удивленно обернулись в сторону горящего дома.
Оглянувшись, Ямина увидела пламя в окнах второго этажа; оно уже перебиралось на крышу.
Выше и выше, сильнее и сильнее, огонь разгорелся до такой степени, что его рев стал слышен на расстоянии, и он, казалось, освещал весь квартал.
Люди выбегали из домов, чтобы посмотреть, что происходит.
К этому времени они уже почти скрылись из виду, и Ямина задернула шторы, более не желая смотреть на пожар.
И все же, почти непроизвольно, словно почувствовав, что теперь паланкин несут по дороге к городу, она наклонилась к шторе, чтобы бросить взгляд на свое последнее пристанище.
Кипарисы загораживали ей вид, но все же сквозь их темные ветви было видно красное зарево.
Ямина подумала, что это был величественный погребальный костер, который наверняка понравился бы отцу.
«Ты умер в сиянии славы, папа» – хотела сказать ему Ямина, и ей почти показалось, что он услышал ее слова и улыбнулся в ответ.
Затем, прежде чем задернуть шторы и откинуться на спинку сиденья в полутьме паланкина, она взглянула на дорогу и увидела, что в их сторону едет мужчина на коне.
Ямина мгновенно узнала лорда Кастльфорда.
С тех пор как она приехала в Константинополь, девушке еще ни разу не приходилось видеть никого похожего на него.
Не только его элегантная одежда для верховой езды напомнила ей о мужчинах, которых она знала в Санкт-Петербурге, но также и его надменный вид. Только англичанин может выглядеть таким отчужденным, таким равнодушным к тому, что происходит вокруг него.
И все же ей пришлось признать, что верхом на породистом коне этот мужчина выглядел очень элегантно.
Когда паланкин поднесли ближе. Ямина задумалась, что же он делает именно на этой улице в бедняцком районе города. Затем она решила, что знает ответ на этот вопрос.
Неужели он ищет ее? Неужели до сих пор столь настойчив в своем намерении нанести ей визит, который она так ловко предотвратила вчера?
Может быть, лорд Кастльфорд решил, что встретит ее здесь. А может, это она просто выдумала, и к этому времени он уже забыл девушку, которой помог выбраться из неприятной ситуации.
Они подошли еще ближе, и Ямине внезапно захотелось окликнуть его.
«Предположим, – подумала она, – я попрошу его о помощи? Расскажу, в какой сложной ситуации оказалась, что я на самом деле русская, но, конечно же, не шпионка?»
Поможет ли он? Есть ли на это хоть какой-то шанс?
И Ямина поняла, что эта идея просто абсурдна.
Что сможет сделать лорд Кастльфорд, остановившийся в британском посольстве? Конечно, немедленно передаст ее турецким властям!
Будучи дипломатом и гостем Великого Эльчи, он, конечно же, станет вести себя согласно всем правилам. Иначе и быть не может.
Теперь уже Ямина слышала топот копыт его коня. Они поравнялись друг с другом. Может, он узнает Хамида?
Девушка затаила дыхание.
Затем она поняла: крайне маловероятно, что такой надменный и равнодушный человек, как лорд Кастльфорд, станет присматриваться к простому турку, шагающему рядом с паланкином.
Хамид ничем не отличался от тысяч других турок, которые были точно так же одеты и казались – особенно для иностранцев – все на одно лицо.
Они разошлись каждый в свою сторону.
Топот копыт затихал вдали, и Ямина вновь задернула шторы.
Он не мог помочь ей. Никто не мог! Чему быть, того не миновать! В этом и заключался восточный фатализм, и Ямина должна была принять его.
Впоследствии Ямина могла лишь с трудом вспомнить свое первое впечатление от величественных, из белого мрамора, ворот дворца Долмабахчи.
Ей еще предстояло узнать, что он являет собой смесь турецкого и европейского архитектурных стилей, что отвечало требованиям султана к современному и удобному строению.
Большое, массивное здание занимало огромный участок земли. С одной стороны струил свои воды Босфор, с другой зеленели парки и холмы. По сравнению с древним Сералем, темным и мрачным, этот дворец казался поистине сказочным сооружением.
К центральному корпусу были пристроены два огромных крыла. Внизу, перед широкой белой лестницей, ведущей от главного входа во дворец, поджидала королевская ладья, готовая по волнам перевезти султана в любую часть его владений.
Впоследствии Ямина поняла, что вряд ли можно придумать более красивое или более удобное средство передвижения для султана.
Через стрельчатое окно Ямина полюбовалась этим легким как перышко, белоснежным, с розовыми и золотыми краями судном.
Лодку приводили в движение двенадцать гребцов в белых шелковых одеждах и алых фесках; они гребли позолоченными веслами. На носу располагался шатер из темно-красного бархата на золотых колоннах. Под ним стоял обтянутый шелком диван, на котором мог отдыхать правитель.
У штурвала стоял араб в золотисто-алой накидке, корму сторожил золотой орел с распростертыми крыльями.
Но все это было лишь малой частью красоты, роскоши и величия дворца Долмабахчи.
Когда Ямину пронесли через огромные главные ворота и она поняла, что Хамид не сможет дальше сопровождать ее, девушку на мгновение охватила паника. Она подумала, что нужно выпрыгнуть из паланкина и побежать обратно на улицы города, прежде чем ворота закроются за ней.
Ямина услышала бормотание голосов, но ей было слишком страшно даже выглядывать сквозь щелку в шторах; она боялась того, что могла там увидеть.
Затем она услышала, как Хамид тихо произнес:
– Да пребудет с вами Аллах, госпожа! Мы еще встретимся!
Его слова звучали пророчески, и Ямине очень хотелось ему верить.
Но как они смогут встретиться вновь? При каких обстоятельствах? – задумывалась Ямина. Славный Хамид, такой добрый и заботливый, он спас ее отца от англичан, а их обоих – от турецкого плена.
Вчера вечером она сказала ему:
– Возможно, когда наступит мир, если мне не удастся убежать из гарема, мои родственники смогут выкупить меня оттуда.
Но даже тогда она понимала, что это напрасная надежда.
Сколько денег могут предложить ее родственники султану, чтобы эта сумма заинтересовала его? И кто вообще когда-нибудь слышал о том, чтобы хоть одна живая душа вернулась из-за запертых дверей гарема?
Но было уже слишком поздно делиться своими страхами с Хамидом, и Ямина была рада, что сможет оставить ему достаточно денег, чтобы прожить на них, пока он не найдет работу.
– Не волнуйтесь, госпожа, – умолял ее Хамид. – Сейчас, пока идет война, есть сотни различных возможностей хоть завтра получить работу. Пока молодые сражаются, старики должны занять их места.
Ямина знала, что это действительно так. По всему Константинополю были развешаны таблички с объявлениями, предлагающие разнообразные рабочие места. А у Хамида золотые руки.
– Кроме того, у меня здесь есть родня, – добавил Хамид. – Мы несколько лет не виделись, но родственные связи все равно остались. Пока не найду работу, могу пожить у них.
С Хамидом все будет в порядке, подумала Ямина. Теперь ей нужно побеспокоиться лишь о самой себе.
Ее доставили к боковой двери дворца, где опустили на землю паланкин и отдернули шторы.
И тут она увидела Сахина! Последний раз она видела его, когда была еще ребенком, и теперь с
трудом узнала его.
У него по-прежнему были привлекательные черты лица и русые волосы, но, подобно всем евнухам, он располнел, и Ямине было трудно узнать в нем стройного, подтянутого юношу, которого похитили из их поместья девять лет назад,
Сахин поклонился ей, а затем жестом пригласил следовать за ним по узкому коридору, а затем вверх по лестнице. Глядя сквозь свою чадру. Ямина решила, что обстановка здесь вполне заурядная. Затем они подошли к какой-то двери. Девушка поняла, что это наверняка и есть дверь гарема.
Замки и петли представляли собой изысканные образцы кузнечного ремесла. Выкованные из бронзы, они были отделаны золотом и серебром. А ключ, который черный евнух, увидев Ямину, снял с пояса, был золотой, украшенный драгоценными камнями.
Когда ключ повернулся в замке, Сахин исчез. Белым евнухам не дозволялось входить в святая святых, в сам султанский гарем.
Чувствуя, что сердце бешено стучит в ее груди, а губы пересохли от страха, Ямина ждала. Затем к ней направился человек, который, как ей было известно, и есть главный черный евнух, Кизляр Ага.
Вспомнив все, что она читала о султанском дворце, Ямина подумала, что это самый важный человек в новом мире, в который она сейчас входила.
Кизляр Ага обладал безграничной властью. Лишь он один имел право непосредственно обращаться к султану. Он одновременно являлся надзирателем дома, церемониймейстером и доверенным лицом султана. Он единолично контролировал гарем. В его руках была сосредоточена власть над жизнью и смертью.
Он имел право использовать как евнухов, так и девушек из гарема в качестве своих рабов, а в его личном распоряжении было три сотни лошадей.
Кизляр Ага был таким огромным, что, казалось, он скорее переваливался с боку на бок, а не ходил. Он носил красную накидку, а шапка его напоминала огромную сахарную голову, надетую на затылок.
Евнух не произнес ни слова, лишь окинул Ямину бесстыдным взглядом и, повернувшись, провел ее через несколько больших комнат. Там Ямина увидела диванные подушки из роскошных шелков, обтянутые бархатом табуреты и занавеси, расшитые золотыми нитями и драгоценными камнями. Мягкие турецкие ковры являли собой шедевры искусства восточного ковроткачества.
Но у Ямины было мало времени на созерцание обстановки, прежде чем ее провели в комнату, где сидела всего одна женщина. Негромко вскрикнув от облегчения, Ямина увидела, что это Михри приветственно протягивает к ней руки.
Ямина подбежала к черкешенке, и, когда они обнялись, дверь за ними закрылась. Она поняла, что черный евнух оставил их одних.
– Михри! Михри! – воскликнула Ямина. – Как я рада тебя видеть!
– А я вас, – ответила Михри.
Она бросила взгляд на дверь, затем наклонилась и поцеловала руку Ямины.
– Простите меня, – тихо произнесла она. – Но я обняла вас, потому что здесь все поверили, что вы моя сестра. Это был единственный способ, чтобы вам позволили прийти сюда ко мне.
– Я очень рада быть твоей сестрой, – заверила ее Ямина.
– Значит, вы поймете, что я должна называть вас по имени, – сказала Михри. – Будет странно, если я стану обращаться к вам в почтительной форме, как раньше.
– Тебе нельзя рисковать, – быстро произнесла Ямина. – Что они с тобой сделают, если узнают, что ты их обманула?
Михри загадочно улыбнулась, и Ямина подумала, что ее бывшая служанка стала еще красивее, чем два года назад.
Вместо пуговиц ее энтаризастегивалось на огромные бриллиантовые застежки, а широкий тяжелый пояс представлял собой настоящую мозаику из драгоценных камней.
