Текст книги "Замок Спящей красавицы"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Почти сразу, – последовал ответ. – Но я не хотела обмануться во второй раз и проявила изрядную осторожность и благоразумие.
– Как же все случилось? – спросила Йола, сгорая от любопытства.
– В конечном итоге я поняла, с каким замечательным человеком меня свела судьба и как много он дал мне. – На лице ее гостьи было написано недоумение, и Эме поспешила добавить: – Я не имею в виду деньги. Я говорю о вещах нематериальных. Знаете, я не устаю повторять ему, что именно он научил меня ценить прекрасное, понимать искусство и разбираться в нем. Кроме того, как я теперь понимаю, благодаря ему я научилась разбираться в людях.
– Мадам Реназе говорила, что у вас в Париже салон, не уступающий салону самой принцессы Матильды.
– Тетя Габриель льстит мне, – ответила Эме. – Лишь благодаря герцогу мы имеем честь принимать литераторов и прочих представителей творческих профессий. В глазах столичного общества я лишь любовница знаменитого человека. – В ее голосе звучала неподдельная нежность. – Но те, кто приходят в мой дом или кого мы принимаем в особняке герцога, не позволяют себя даже малейшего уничижительного намека в мой адрес и обращаются со мной как с императрицей. Для меня это очень важно.
– Разумеется, – согласилась с ней Йола.
Затем, поскольку маркиз не выходил у нее из головы, юная графиня, понизив голос, промолвила:
– Ваша тетя сказала мне, что вы знакомы с маркизом де Монтеро.
– Да, я хорошо его знаю, – спокойно ответила мадам Обиньи. – Но было бы лучше, если бы вы сами его узнали. Чужие оценки часто бывают неверными. Поэтому не стану вам ничего рассказывать об этом человеке. Завтра вечером вы с ним непременно встретитесь.
Заметив в глазах Йолы испуг, мадам Обиньи рассмеялась.
– Я знаю, что вы жаждете получить ответы на ваши бесчисленные вопросы, – сказала она. – Но поверьте мне, вы сами ответите на них, после того как познакомитесь с Лео. Кстати, так его называет весь Париж.
Тем временем карета подъехала к магазину на улице Де-ла-Пэ. Йола выглянула в окошко в надежде, что они остановятся возле дома номер шесть.
Именно здесь знаменитый Чарльз Фредерик Ворт создавал свои платья, сшитые по последней моде, а затем рабски копируемые чуть ли не всеми парижанками – от императрицы до простой прачки.
Однако, к своему удивлению, Йола обнаружила, что они остановились на другом конце улицы.
– Мы с вами так заболтались, что я не успела сказать, почему мы не станем заезжать к месье Ворту, – объяснила Эме, когда лакей открыл дверцу кареты. – Дело в том, что он отъявленный сплетник, и завтра весь Париж будет знать, что он чудесным образом изменил вашу внешность и вы уехали из его ателье преображенной.
– Я не подумала об этом! – воскликнула Йола.
– Кроме того, я решила, что нам подойдет другой портной. Он тоже своего рода гений. Его зовут Пьер Флоре. Он тот, кто нам нужен.
– В очередной раз могу лишь поблагодарить вас, – улыбнулась юная графиня.
Они шагнули с подножки на тротуар и вошли в магазин на первом этаже здания. Первой в залу вошла Эме и тотчас удостоилась бурных приветствий от продавщицы. Предложив обеим женщинам сесть в кресла, та пошла звать месье Флоре.
– Пьер Флоре – молодой человек, – пояснила мадам Обиньи своей спутнице. – Он честолюбивый молодой гений. Таким же когда-то был и месье Ворт, когда только приехал в Париж.
– Мне казалось, месье Ворт как был, так и остается гением, – заметила Йола.
– Верно, – согласилась Эме. – Но боюсь, он пресыщен Парижем и утратил вкус к жизни. – Улыбнувшись, она добавила: – Впрочем, разве его можно винить? Поскольку императрица заказывает платья только у него, все остальные женщины валяются у него в ногах, умоляя сшить для них что-нибудь оригинальное, чтобы чем-то выделяться среди тысяч других, которые заказывают то же самое.
Йола улыбнулась.
– Пьеру Флоре всего двадцать два года, – продолжила Эме, – но вы оцените его ум и талант и поймете, что он на много лет опережает свой возраст.
В следующую минуту Пьер Флоре учтиво склонился над рукой Эме Обиньи и рассыпался в извинениях за то, что заставил ее ждать. Глядя на него, Йола решила, что он производит впечатление человека умного и артистичного. Он был на удивление тощ, словно ему постоянно не хватало времени, чтобы поесть.
Эме объяснила ему, что ее спутнице нужны платья, которые помогут ей выглядеть старше, и он не стал задавать лишних вопросов, лишь смерил Йолу оценивающим взглядом художника. При этом ей показалось, будто он не только изучил ее внешность, но и вник в суть ее характера, чтобы затем отразить его в своих творениях.
– Это крайне важно, месье Флоре, – сказала ему Эме. – Действительно очень важно для меня и для моей дорогой подруги.
Пьер Флоре на мгновение застыл на месте, как будто обдумывая ее слова, а затем сказал:
– Вы всегда были очень добры ко мне, мадам. Более того, я обязан вам, по меньшей мере, половиной моих нынешних клиенток, которых вы ко мне присылали. Теперь я хочу отплатить вам добром за добро.
– Каким же образом? – удивилась мадам Обиньи.
Флоре понизил голос, чтобы никто не мог их услышать, и сказал:
– Думаю, нет смысла говорить вам, что каждый кутюрье хранит в тайне свою последнюю коллекцию нарядов до той минуты, когда показывает ее публике.
– Да, я наслышана о вашем соперничестве. Многие пытаются выведать чужие секреты, подсылая платных соглядатаев, – улыбнулась Эме Обиньи.
– Мы работаем над нашими осенними коллекциями, – продолжил месье Флоре. – Полукринолин, творение месье Ворта, покорил весь Париж, и теперь все с нетерпением ждут, что в августе появится нечто новое.
– Я тоже жду, – бесхитростно призналась мадам Обиньи. – Неужели вскоре мы вообще будем обходиться без обруча?
– Мой секрет, которым я поделюсь только с вами, – ответил Пьер Флоре, – состоит в том, что мне уже известно, какие мысли вынашивает великий месье Ворт.
В глазах Эме Обиньи вспыхнуло любопытство. На свете нет ничего, что любая француженка ценила бы выше, чем последний крик моды.
– Скажите мне, скажите, умоляю вас, что именно? – взволнованно взмолилась она.
– Не только скажу, – ответил месье Пьер Флоре, – но и покажу, если вы и ваша подруга сейчас пройдете со мной.
– Вы еще спрашиваете! – воскликнула Эме, встав с кресла.
Вместе с Йолой они последовали за месье Флоре в дальнюю часть дома, где располагались небольшие примерочные. Еще дальше, в самом конце коридора, находилась дверь. Хозяин достал из кармана ключ и открыл ее.
– Я нарочно отделил мою тайную пошивочную комнату от остальных помещений, – пояснил он. – Именно там я прячу мои законченные творения.
С этими словами он открыл дверь, ведущую в крошечную комнату. Здесь на стальной перекладине висели вешалки с несколькими платьями. Их было немного, примерно полдюжины. Сняв одно из них, месье Флоре продемонстрировал его гостям.
Обе женщины восхищенно ахнули. Платье не только было без кринолина; все складки в нем с боков переместились назад. Спереди оно плотно облегало фигуру, делая ее похожей на античную статую, а сзади тянулся длинный шлейф.
Платье было таким элегантным, мягким и изящным, что Йола удивилась, почему никому раньше не пришло в голову, как неестественен этот жесткий кринолин!
– Так вот что представляет собой последний крик моды! – почтительно прошептала Йола.
Месье Флоре снял другое платье, затем еще одно.
Декольте было низким и открывало плечи, талия – узкой, рукавов, в сущности, не было, если не считать кружевных рюшей или нескольких бантов.
Юбки, пышные только сзади, были кое-где перехвачены гирляндами цветов. Другие ниспадали вниз к шлейфу каскадом оборок и кружев.
– Именно это моя подруга мадемуазель Лефлёр должна надеть завтра вечером! – воскликнула восхищенная Эме.
Лицо месье Флоре выражало недоумение.
– Завтра вечером, мадам? Я не ослышался?
– Почему нет? – спросила мадам Обиньи. – Герцог устраивает завтра вечером прием в своем особняке на Елисейских Полях. Будет внушительный ужин, после которого мы ждем много гостей. Я хочу, чтобы мадемуазель Лефлёр произвела сенсацию. Разве может быть иначе, если на ней будет это восхитительное платье?
Месье Флоре на мгновение задумался.
– Вы правы, мадам. Я хотел приберечь эти платья в качестве сюрприза до званого вечера в честь принца Уэльского, который со дня на день прибудет в Париж на Всемирную выставку, или для бала в Тюильри, когда к нам в столицу пожалует его величество русский царь Александр с двумя сыновьями.
– Вы не хуже меня знаете, – улыбнулась Эме, – что в Тюильри будет такая сутолока, что никто не сможет ничего разглядеть.
– Вы правы, – согласился с ней Флоре.
– Более того, – продолжила Эме, – если императрицу кто-то затмит в ее собственном дворце, она придет в бешенство, и отголоски этой бури могут повредить вам.
– Вы правы, мадам, вы, как всегда, правы! – воскликнул Пьер Флоре. – Пусть лучше ваша подруга мадемуазель Лефлёр первой введет в Париже новую моду, опередив месье Ворта. Он будет в ярости, но сделать ничего не сможет, потому что, насколько я понимаю, его коллекция платьев уже готова.
Как только решение было принято, Йоле оставалось лишь облачиться в прекрасные творения месье Флоре, которые, правда, пришлось слегка подогнать по фигуре. Затем, заказав еще дюжину платьев, которые должны были быть готовы в ближайшие дни, Эме и Йола отправились обратно на улицу Фобур-Сент-Оноре.
– Я буду неловко себя чувствовать, отличаясь от остальных, – призналась Йола.
– Но разве это не мечта каждой женщины – быть непохожей на остальных? – возразила Эме. – Впрочем, не забывайте, что нам еще очень многое предстоит сделать. Перед нашим уходом я велела горничной передать Феликсу, чтобы он прибыл к нам и ждал нашего возвращения.
– Кто такой Феликс?
– Лучший в Париже парикмахер, – ответила Эме. – Он с удовольствием сделает вам новую прическу. Он всегда говорит мне, что ему наскучило видеть каждый день одни и те же лица.
Да, этот Феликс – настоящий мастер своего дела, решила Йола. Он долго разглядывал ее с разных сторон, расхаживая пружинистым шагом голодной пантеры, которую он изрядно напоминал.
Затем зачесал назад ее длинные черные волосы и с ловкостью и мастерством большого художника уложил их на затылке.
– Никаких локонов, – пробормотал он. – Определенно обойдемся без локонов! Боже, как я от них устал!
– Однако женщины считают, что они делают их моложе, – улыбнулась Эме, сидя в отведенной для гостьи спальне и наблюдая за работой парикмахера.
– Волосы не меняют лицо, а лишь обрамляют его, мадам, – ответил Феликс.
– Верно. Хотя волосы моей подруги очень красивы, только теперь они представят ее в самом выгодном свете.
– Я создаю для нее нечто новое, – отозвался парикмахер, словно ее не было в комнате. – Завтра, когда я буду снова укладывать ей волосы, я украшу их драгоценными камнями.
Йола промолчала, хотя и догадывалась: видя ее в обществе Эме, Феликс предположил, что она будет носить много драгоценностей.
Наконец парикмахер закончил свою работу. Эме восхищенно зааплодировала.
– Вы прекрасно выглядите, моя дорогая! – заявила она. – И старше своего возраста, это точно. А теперь Жанна займется вашим лицом.
В Париже каждая женщина пользовалась макияжем, но Йола, как благовоспитанная барышня, вышедшая из стен пансиона, лишь изредка пудрила лицо и чуть-чуть подкрашивала губы.
– У мадемуазель кожа, как цветок магнолии! – воскликнула служанка Эме, взяв ее за руку.
– Я тоже так думаю, – согласилась с ней мадам Обиньи.
Наконец Жанна кончила колдовать над ней, и Йола с удивлением увидела в зеркале свое отражение.
Она никак не ожидала, что немного туши на ресницах, легкие румяна на щеках и искусно накрашенные губы способны так изменить внешность.
Ей стало понятно: поскольку ей предстоит стать дамой полусвета, пусть даже в обществе блистательной Эме Обиньи, она должна быть накрашена гораздо ярче, чем принято в высшем обществе.
Впрочем, ее губы были накрашены не столь ярко, как губы Эме. Они были единственным ярким пятном на ее лице. Йола не сомневалась: бледные щеки и искусно подкрашенные глаза будут отличать ее от других женщин.
Поскольку сегодня вечером они будут ужинать лишь в обществе герцога, Эме предложила ей одно из своих платьев.
– Он должен увидеть вас такой, какой увидят остальные, – посоветовала она. – Необходимо, чтобы в его памяти отпечаталось, что вы – молодая женщина, умеющая позаботиться о себе, которая приехала в Париж в поисках развлечений.
В соответствии с этим она выдала Йоле платье с черным кружевным кринолином поверх розового атласного чехла. Простой и вместе с тем изысканный наряд. Переодевшись, Йола пошла в спальню Эме спросить ее мнения.
– Какая прелесть! – воскликнула хозяйка дома. – Впрочем, это не идет ни в какое сравнение с тем, как вы будете выглядеть завтра вечером! Я думаю, вам понадобятся бриллианты, чтобы придать вам блеска.
– Но у меня нет с собой ничего такого, – призналась Йола. – В семейной коллекции Богарне есть несколько прекрасных бриллиантов, но они хранятся в банковском сейфе. Боюсь, что бабушка заподозрила бы неладное, скажи я ей, что хочу взять их с собой в Париж.
– Вы правы. Более того, маркиз мог бы узнать ваши фамильные драгоценности, – добавила Эме. – Вы должны быть предельно осторожны, чтобы ничем не выдать вашей принадлежности к роду Богарне.
– Да, конечно, я прекрасно понимаю, – ответила Йола.
– Сегодня вечером вы наденете мое маленькое скромное колье, – сказала хозяйка дома. – Я всегда ношу его с этим платьем. Думаю, оно вам понравится.
Эме прибеднялась. «Маленькое скромное колье» оказалось вещью изумительной красоты, украшенной помимо бриллиантов крупными черными жемчужинами. Поистине уникальное ювелирное изделие.
В пару к нему Эме предложила надеть бриллиантовый браслет с черным жемчугом. Когда Йола вошла в гостиную, где их ждал герцог, она решила, что он вряд ли сочтет ее благовоспитанной барышней.
Она ожидала увидеть привлекательного человека и оказалась права. В свои сорок пять лет герцог оказался не только красивым, но и величавым. Он напомнил Йоле ее отца. Как многим мужчинам его поколения, ему была свойственна галантность.
– Позвольте приветствовать вас в Париже, мадемуазель Лефлёр! Эме сказала, что вы раньше здесь не бывали.
Йола почтительно поклонилась ему и, выпрямившись, ответила:
– Нет, ваша светлость, но я благодарна Эме за то, что она любезно пригласила меня к себе. Я давно мечтала о таком предложении.
– Мы должны сделать все, чтобы вы не скучали здесь и получили самое благоприятное впечатление от столицы, – учтиво произнес де Шоле.
Хотя герцог говорил с ней учтиво, Йола заметила, что он то и дело переводил взгляд на Эме.
Не было никаких сомнений в том, что он любит ее так же сильно, как она его. Более того, разговаривая с ними за ужином, юная графиня поняла, что трудно найти на свете двух более интересных и обаятельных людей, чем эти двое.
Герцога отличало удивительное остроумие, а также способность независимо от темы придать разговору такую живость, что Йола поняла, почему Эме слушает его как завороженная.
Впрочем, она также участвовала в застольной беседе. Веселье и жизнелюбие били из нее ключом, искрясь подобно бриллиантам ее ожерелья и браслетов.
Эме была обаятельна и прелестна, и Йола поймала себя на том, что не может отвести от нее глаз, тогда как самой ей сказать нечего.
Она понимала, что такой привлекательной женщине было легко добиться успеха в Париже. Сколько мужчин, должно быть, желали взять ее под свое покровительство!
И она сделала самый разумный и достойный выбор, решила Йола. Она от души надеялась, что супруга герцога спустя какое-то время отойдет в мир иной и эта чудесная пара созданных друг для друга людей сможет наконец сочетаться законным браком.
– Йола с нетерпением ждет вашего званого приема, который состоится завтра вечером, – сказала Эме герцогу, прежде чем тот покинул их и отправился домой.
– Это ваш прием, и вы это прекрасно знаете, – ответил он, и в каждом его слове звучала нежность.
Мадам Обиньи улыбнулась ему.
– Я часто думаю, сколько людей приняли бы мое приглашение, зная, что вас там не будет, – произнесла она.
– Куда больше, чем приняли бы меня без вас, – парировал герцог, и они рассмеялись.
– Не сочтите меня излишне любопытной, Эме, но, не будь меня сегодня в вашем доме, герцог остался бы у вас? – спросила Йола, когда де Шоле ушел.
Эме улыбнулась.
– Мы проводим вместе много времени, – ответила она, – но на людях герцог настаивает, чтобы я соблюдала приличия. Впрочем, все и так прекрасно знают о наших отношениях. – Увидев, что гостья в замешательстве, она поспешила пояснить: – Герцог – настоящий джентльмен, как говорят англичане. Ему дорога моя репутация. Он хочет покровительствовать мне, но так, чтобы окружающие не причисляли меня к падшим женщинам, известным своей вульгарностью и распущенностью.
– Понимаю, – сказала Йола. – Простите мне мое любопытство.
– Мы часто вместе выезжаем, – продолжила Эме, – на неделю или на несколько дней в замок в окрестностях Парижа. Он принадлежит лично герцогу и не является частью родовых владений семьи де Шоле. Вздохнув, она заговорила дальше: – Там мы ведем себя как супружеская пара. Но здесь, в Париже, герцог вынужден подчиняться условностям. Он герцог де Шоле. Я же играю роль остроумной и обаятельной мадам Обиньи, чей салон он с удовольствием посещает. – Немного помолчав, Эме задумчиво добавила: – В отличие от дам из высшего света, которые моему салону предпочитают балы в Тюильри.
Повинуясь невольному порыву, Йола нагнулась и поцеловала ее в щеку.
– Когда-нибудь, – произнесла она, – когда вы станете герцогиней де Шоле, все высшее общество будет мечтать о ваших приемах. Не получив вашего приглашения, они будут рвать на себе волосы и от досады грызть ногти!
– Я тоже надеюсь, что так и будет, – ответила Эме. – Пока же я просто счастлива и никого не люблю так, как герцога, который щедро дарит мне свою любовь.
На следующий день у них было столько дел, что Йоле просто некогда было подумать о предстоящем вечере.
Им нужно было примерить платья у месье Флоре, купить шляпки, перчатки и туфли.
Все, что она носила и захватила с собой, либо было не в моде, либо не гармонировало по цвету с новыми платьями.
Она купила несколько очаровательных зонтиков от солнца, и Эме пообещала ей, что на следующий день после ее блистательного появления в свете они совершат вылазку в Булонский лес.
– Вы заставляете меня нервничать, – запротестовала Йола. – Вдруг я потерплю фиаско? Вдруг на меня никто не обратит внимания?
– Еще как обратят! – уверенно заявила Эмме. – Я убедила герцога немного расширить наш круг. На ужине будут присутствовать человек пятьдесят; среди них – несколько дам, считающих себя законодательницами моды. Они точно умрут от зависти, увидев вас!
– Нет-нет, надеюсь, все останутся живы! – рассмеялась Йола.
– Вы не знаете, что значит для француженки быть более модной, чем все остальные, – ответила ей Эме. – Нарядами, которые они сначала покупают, а затем от них избавляются, можно забить всю Сену от одного моста до другого!
– Когда я покупала платья перед тем, как вернуться домой, меня поразили цены, – простодушно призналась Йола.
– С каждым годом, с каждым сезоном цены взлетают все выше и выше, – согласилась с ней мадам Обиньи. – Деньги перестали что-либо значить, а все из-за таких особ, как Ла Паива[6]6
Тереза Ла Паива, урожденная Эсфирь Лахман, родилась в Москве в 1819 году. Носила имя своего второго мужа, португальского маркиза де Паива. В 1871 году вышла замуж за богатого прусского графа Гвидо Хенкеля фон Доннерсмарка, который еще раньше построил для нее знаменитый особняк в Париже.
[Закрыть] и Гортензия Шнейдер.
Йоле было известно, что Гортензия Шнейдер – актриса, достигшая вершин театральной славы. Весь Париж был без ума от ее роли в оперетте «Герцогиня Герольштейнская»[7]7
«Герцогиня Герольштейнская» (1867) – оперетта французского композитора Жака Оффенбаха.
[Закрыть].
Заметив интерес Йолы, мадам Обиньи поспешила пояснить:
– В ее гримерную в театре «Варьете» регулярно наносят визиты принцы крови и знатные персоны из многих стран, прибывшие на Всемирную выставку. Мне говорили, что король Греции и король Бельгии Леопольд бывают там чуть ли не каждый вечер.
– Она хорошая актриса? – осведомилась Йола.
Эме пожала плечами:
– Она, безусловно, пользуется успехом у публики, но, пожалуй, куда более успешна в ее второй – впрочем, я бы даже сказала, первой – профессии куртизанки. Говорят, что принц Уэльский уже написал записку с пожеланием получить билеты на ее спектакли. Кстати, хотите услышать забавный анекдот о ней?
– Какой же?
– Позавчера мадемуазель Шнейдер решила посетить выставку на Марсовом поле. Когда ее карета прибыла туда, она попыталась пройти через Йенские ворота – боковой вход на выставку, предназначенный лишь для особ королевской крови.
– И что же?
– Когда охрана осмелилась преградить ей путь, она властно заявила: «Дорогу! Я – Великая герцогиня Герольштейнская!» – Эме рассмеялась и продолжила: – Как истинные парижане, охранники сняли шляпы, поклонились и пропустили ее. Разве это не доказывает, сколь высокое положение она занимает в обществе?
– Вы правы, – согласилась юная графиня. – Жаль, что я не видела ее на сцене.
– Мы с вами сходим на ее спектакль, – пообещала Эме. – Или вы побываете там с кем-нибудь еще.
Йола промолчала, хотя и не удержалась от мысли о том, как было бы здорово побывать в театре в обществе мужчины!
Она представила себе, что сказала бы бабушка, услышав об этом. А еще ей было понятно, на что намекает Эме: если маркиз обратит на нее внимание, он наверняка покажет ей все достопримечательности Парижа, в том числе и Гортензию Шнейдер.
Йола рассчитывала, что отправится в особняк герцога на Елисейских Полях в обществе Эме Обиньи, но та сказала, что это было бы ошибкой.
– Я буду там до того, как начнут прибывать гости, – сказала Эме. – Я не хочу, чтобы вас видели вместе со мной. Вы должны появиться после того, как прибудут все остальные гости. – Заметив недоумение на лице Йолы, Эме сочла своим долгом пояснить: – Тут самое главное – рассчитать все по минутам. Чтобы произвести фурор, нужно чтобы вы появились в доме герцога одна.
– Вы говорите так, будто собираетесь выпустить меня на театральную сцену.
– Именно это я и пытаюсь сделать, – чистосердечно призналась Эме. – Это ваш звездный час. Именно в этот миг взгляды всех присутствующих будут устремлены на вас, Йола. Мне право жаль, что ваш выход не будет сопровождаться барабанной дробью.
– В таком случае меня будет бить нервная дрожь, – улыбнулась Йола.
– Помните, единственный, кто имеет для вас значение в эти минуты, – маркиз, – произнесла Эме. – Вот увидите, он сразу заметит вас. Однако не забывайте: все женщины до единой будут стараться обратить на себя его внимание.
– Неужели он действительно так привлекателен? – удивилась Йола, и в ее голосе прозвучал скепсис.
– Увидите сами, – загадочно ответила мадам Обиньи.
Прежде чем отправиться в особняк герцога, Эме зашла в спальню гостьи.
Сегодня Йолу было не узнать. Никто не нашел бы в ней сходство с юной девушкой, еще накануне прибывшей в Париж. Она честно призналась себе, что выглядит одновременно интересной и красивой.
Услышав шаги Эме, она отвернулась от зеркала. Мадам Обиньи восхищенно захлопала в ладоши.
– Это платье просто восхитительно! – воскликнула она. – А вы, моя дорогая, станете новой звездой на столичном небосклоне и будете сводить с ума весь Париж!
– Я не уверена даже в том, что появлюсь на этом небосклоне. Я нервничаю, как на премьере, и сердце бешено колотится.
– Вот и хорошо! – ответила ей Эме. – Лишь бесчувственная и приземленная женщина оставалась бы равнодушной в подобной ситуации.
– Мне остается надеяться, что я не подведу вас после всех трудов, которые вы взяли на себя.
– Вот увидите, все будет прекрасно, – пообещала мадам Обиньи. – Кстати, я принесла вам драгоценности, чтобы вы непременно надели их вечером.
Йола удивленно подняла брови:
– А разве вы не сказали Феликсу, что я не стану надевать никаких драгоценностей?
– Я хотела, чтобы Феликс украсил вашу прическу всего лишь тремя красными розами, – ответила Эме. – И должна признаться, что он прекрасно справился с этой задачей.
И действительно, прическа Йолы являла собой шедевр парикмахерского искусства.
Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий, чистый лоб, и заплетены в косы, уложенные наподобие нимба над огромным шиньоном.
Парикмахер искусно закрепил в них три превосходных свежих бутона роз. Кроваво-красного цвета, они хорошо сочетались с ее шелковым платьем, которое шлейфом струилось от талии.
Кружево в тон платью гармонировало с соблазнительной белизной ее кожи в декольте и на плечах.
Платье было верхом совершенства и подчеркивало идеальную фигуру юной графини Богарне. Было в нем нечто греческое, и, глядя на шлейф, казалось, будто кринолин унесло ветром, отчего подол стал похож на волны, расходящиеся веером от резной фигуры на носу корабля.
Никогда еще Йола не задумывалась о том, сколь бела и бархатиста ее кожа, а глаза могут быть такими огромными и загадочными.
Эме открыла шкатулку, которую держала в руках, и Йола увидела, что в ней лежит колье с крупными, превосходной огранки рубинами, пылавшими как огонь.
– Вот что вам необходимо, – произнесла мадам Обиньи.
– Они великолепны! – восхитилась Йола. – Но не покажется ли всем странным, что у меня такие дорогие украшения?
– Они станут гадать, кто их вам подарил. И проведут весь вечер, ломая голову над этим вопросом, – ответила Эме.
Она, как всегда, была в черном, но сегодня вечером решила надеть серьги с изумрудами в тон ожерелью.
Йола посмотрела на нее и сказала:
– Вы так хороши, Эме, что у меня возникает неловкое ощущение, что все будут смотреть только на вас и никто даже не повернет головы в мою сторону.
– Сегодня все взгляды будут прикованы к вам, Йола, – пообещала хозяйка дома. – Смею заверить вас, что позволю герцогу поговорить с вами лишь несколько минут. После чего полностью завладею его вниманием.
– Можете не беспокоиться, – ответила Йола. – Когда вы здесь, он просто не сводит с вас глаз. Я видела.
– Вы мне льстите, Йола, – улыбнулась Эме. – Моя дорогая, я желаю вам всего того, чего желаю себе. Надеюсь, что завтра услышу от вас признание в том, что наш маскарад оказался успешным.
«Так и будет», – сказала себе Йола, направляясь в особняк герцога на Елисейских Полях, покинув, как ей было сказано, дом на улице Фобур-Сент-Оноре через несколько минут после отъезда Эме.
Парадный вход с высокими колоннами произвел на нее огромное впечатление. Она вошла в просторный особняк герцога де Шоле, где ее встретили лакеи в зеленых ливреях с золотыми галунами.
Гостиная была обставлена шикарной мебелью и дорогими вещами, на которые она едва обратила внимание, проследовав в зимний сад, где, как ей было известно, должны были перед ужином собраться гости.
– Вниз ведет лестничный пролет, – предупредила ее накануне отъезда Эме. – Постойте пару мгновений на лестничной площадке и оглянитесь, как будто ищете меня. После чего спускайтесь вниз, ступая очень медленно, давая возможность присутствующим разглядеть вас и ваше платье.
И вот теперь, когда настал этот важный миг, Йола почувствовала робость. Может, еще не поздно убежать прочь, вернуться в замок и встретиться с маркизом в начале следующего месяца, как хотела бабушка!
«И зачем только я пустилась из-за него в эту авантюру? – спросила она себя. Ведь никто не заставлял ее приезжать в Париж и выдавать себя за другую женщину. – И все-таки я должна узнать о нем правду, – подумала она. – Должна увидеть его и понять, что он за человек сейчас, а не тогда, когда он будет притворяться, что любит меня, желая получить в приданое родовое поместье Богарне и мой замок».
До нее доносился шум голосов и смех. Ненадолго задержавшись перед зеркалом в позолоченной раме, чтобы убедиться, что платье и прическа в порядке, Йола сняла перчатки и потрогала рубиновое колье, словно оно могло придать ей сил.
«Рубин приносит счастье, – сказала она себе. – Особенно тем, чьим камнем он является». Она родилась в июле, и рубин был ее камнем. Наверное, это счастливое предзнаменование, что Эме выбрала для нее рубины, не ведая, какое значение они для нее имеют.
Мажордом приготовился объявить ее имя, но Йола все еще стояла перед зеркалом, трогая бледные щеки с еле заметным румянцем. Кстати, заметила она, губная помада тоже подобрана в тон рубинам.
Оставалось лишь надеяться, что в ее глазах остался пусть крошечный огонек жизнелюбия и в них не промелькнет страх, который шевельнулся в ее груди.
Ее пальцы, касавшиеся щек, были холодны как лед. Тогда она снова натянула перчатки и, беззвучно подсказав мажордому, что уже готова, шагнула вперед. Раздвинув занавес, мажордом прошел в залу. Йола последовала за ним.
– Мадемуазель Лефлёр, ваша светлость! – объявил он, и Йола шагнула вперед.
Ей тотчас бросились в глаза комнатные растения, цветы, клетки с экзотическими птицами и стайки беседующих людей, которые, как ей показалось, тоже щебетали, как птицы в клетке.
Оглядевшись по сторонам, она поняла, что от волнения ее взор затуманился, и ей никак не удается различить среди присутствующих женщин Эме.
Затем, чувствуя, как по ступенькам волочится шлейф ее платья, она медленно спустилась вниз.
Оказавшись внизу, Йола поняла, что перед ней стоит герцог и протягивает ей руку. Она схватилась за нее, как утопающая за долгожданную соломинку.
– Добро пожаловать, мадемуазель Лефлёр! – произнес герцог Шоле. – Рад видеть вас в этих стенах!
С этими словами он провел ее вперед. Через мгновение рядом с ней возникла Эме и поцеловала ее в щеку.
– У вас получилось идеально! – шепнула она на ухо Йоле.
Та заставила себя улыбнуться.
– Я хотела бы представить вас гостям, – продолжила мадам Обиньи. – Но прежде всего вы должны познакомиться с моей хорошей знакомой, графиней де…
Йола не расслышала имени, как не расслышала имен десятка женщин, которых ей представили.
Затем Эме промолвила:
– А теперь знакомьтесь, его императорское высочество принц Наполеон!
Как будто получив знак от опытного театрального импресарио, Йола склонилась в почтительном поклоне перед его высочеством.
При этом она вспомнила все, что слышала о нем, и была сильно разочарована его внешностью.
Когда она слушала отца, читавшего ей речи принца Наполеона, то представляла принца высоким и статным красавцем. Теперь ее взгляду предстал невысокий мужчина с выразительным лицом, в котором, однако, не было никаких признаков красоты.
– Где вы нашли столь редкое сокровище? – спросил у герцога принц Наполеон. – Такой дивный свет никогда еще не блистал в Париже!
– Мадемуазель Лефлёр – подруга Эме, – ответил герцог де Шоле.
– Тогда я вынужден попенять именно вам, мадам, – напыщенно заявил принц. – Или, может, мне, наоборот, стоит от всего сердца поблагодарить вас за то, что вы знакомите меня со столь прелестной особой?
– Вы смущаете меня, – произнесла Йола, чувствуя, что от нее чего-то ждут.
