Текст книги "Замок Спящей красавицы"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Барбара Картленд
Замок Спящей красавицы
От автора
«Замок Спящей красавицы» посвящен старинному замку Юссе, стоящему на краю таинственного Шинонского леса в долине Эндра, левого притока Луары. Этот замок, построенный в XVI–XVII веках, – самое сказочное архитектурное сооружение из всех, что мне доводилось видеть, и именно о нем рассказал Шарль Перро в чудесной сказке «Спящая красавица».
Парижская всемирная выставка 1867 года стала апофеозом Второй империи. Устроенная главным образом в политических целях, она привлекла внимание посетителей со всего света. Сюда съехалось множество особ королевской крови. Вся Франция гордилась своей техникой и великолепной армией, радовалась вырученным огромным деньгам и своей прекрасной столице.
Увы, через три года под Седаном прусская армия разгромила французские войска. Император Луи-Наполеон и императрица Евгения стали изгнанниками, дворец Тюильри был сожжен, и началась осада Парижа.
Глава первая
1867 год
Юная графиня Мария Тереза Мадлен де Богарне стояла на террасе, любуясь зеленым склоном долины реки Эндр.
«Мое! Все это мое!» – повторяла она про себя.
Затем повернулась и, опершись на балюстраду, стала рассматривать замок, до этого находившийся у нее за спиной.
Построенный на утесе, там, где заканчивался Шинонский лес, замок возвышался над усаженными цветами террасами. Его массивные укрепленные башни и башенки, слуховые окна и дымовые трубы четко вырисовывались на фоне лесной зелени. Все сооружение из белого камня, казалось, шагнуло сюда со страниц сказки. Глядя на него, она ожидала в любую минуту увидеть рыцарей в доспехах, гарцующих на прекрасных лошадях, с вымпелами, флагами и копьями, готовых в любую минуту сразиться с затаившимися в лесной чаще драконами и прочей нечистью, что любит нападать на добрых людей.
Помнится, в детстве отец рассказывал ей истории о таких рыцарях. По его словам, замок, в котором они жили, был пронизан историей Франции.
Вспомнив об отце, она представила себе, что он вот-вот выйдет из коридора с арочным потолком и позовет ее, как бывало, когда он возвращался домой:
– Йола! Йола!
Только он называл ее этим уменьшительным именем.
Отец пожелал, чтобы при крещении ей дали имя Иоланда: много поколений назад так звалась самая прославленная женщина в их роду. Однако мать настояла на том, чтобы дочь нарекли именем святой, поэтому она стала Марией Терезой.
– Йола! Йола!
Она явственно услышала его голос, эхом взлетающий к флагу семьи Богарне, который горделиво реял над башнями и башенками замка и был виден во всей округе – всем, кто служил графской семье или жил на ее землях.
Но отец умер, не оставив наследника, и владелицей замка стала она, Йола.
На мгновение она забыла о гордости и при одной мысли о том, какое бремя забот легло на ее хрупкие плечи, почувствовала себя маленькой и одинокой.
Сумеет ли она управлять замком одна, без отца? Удастся ли ей сохранить здесь все так, как было в ту пору, когда в замке звенел его смех, когда они предавались разговорам и верховым прогулкам, любуясь долиной Луары?
Именно отец поведал ей о том, какая великая честь – жить здесь, в этом славном краю, который называли «садом Франции». Эти места отличались от всех остальных уголков Франции не только красотой, но какой-то нежной прелестью и волшебным очарованием.
Йола выросла здесь, внимая историям о рыцарской доблести и легендам о Жанне д’Арк. По ее просьбе отец снова и снова рассказывал ей о появлении Жанны в Шинонском замке и ее встрече с дофином[1]1
Речь идет об известном эпизоде времен Столетней войны (1337–1453) между Англией и Францией. Дофин – будущий король Франции Карл VII (1403–1461).
[Закрыть].
Юная Жанна провела два дня в посте и молитве, остановившись на постоялом дворе недалеко от города. Хотя загадочные голоса, звучавшие в ее голове, поведали ей о том, что дофин должен изгнать из страны ненавистных захватчиков-англичан, придворные лишь посмеялись над ней, уверенные в том, что простая крестьянская девушка – всего лишь самозванка.
Когда же ее все-таки пустили во дворец, в большом тронном зале, освещенном пятью десятками факелов, собрались три сотни вельмож в роскошных одеждах.
Чтобы убедиться в искренности ее намерений, дофин смешался с толпой придворных, а одному из них велел одеться в его платье. Жанна робко вошла в зал и сразу же увидела будущего короля. Она направилась прямо к нему, упала к его ногам и обняла его колени.
– Благородный дофин, – сказала она, – мое имя Жанна, но зовут меня Дева. Бог послал меня к тебе, чтобы возвестить, что ты будешь помазан и коронован в городе Реймсе и станешь наместником небесного царя на престоле Франции.
Однако будущий король Карл не спешил с ответом. Он всегда испытывал сомнения в том, что Карл VI действительно был его отцом. Его мать, Изабелла Баварская, отличалась распутством и имела множество любовников.
Тогда Жанна сказала ему:
– От имени Господа нашего Иисуса Христа говорю тебе, что ты – законный наследник престола и истинный сын французского короля. Все это необычайно волновало Йолу! В своем воображении она видела Жанну как живую и молила Господа дать ей мужества, чтобы управлять замком так, как Карл правил страной после своей коронации. Впрочем, серьезность этих мыслей позабавила ее, и Йола, выбросив их из головы, вновь принялась разглядывать долину реки Эндр.
Боже, как прекрасно вернуться домой, проведя целый год в школе-пансионе под Парижем после смерти отца.
Тогда она не могла сразу вернуться в замок: некому было ее сопровождать. Но теперь, когда ей исполнилось восемнадцать, бабушка оставила виллу в Ницце, где проживала до сих пор, и на время переехала в родовое имение Богарне.
Было начало мая, и уже раскрылись почки растений, обвивавших террасы перед замком. Роскошнее всех расцвела ярко-красная глициния, а желтые нарциссы, гиацинты, цикламены и анемоны составляли потрясающую мозаику. На фоне стен замка особенно выделялись розовые и белые камелии, а цветущие яблоневые сады превратили долину поистине в сказочное царство.
Когда Йола в своем маленьком кринолине шла через двор к каменным ступеням, которые вели к высоким входным дверям, она сама напоминала нежный розовый цветок.
В год открытия Парижской всемирной выставки знаменитый модельер месье Ворт[2]2
Чарльз Ворт – французский кутюрье XIX века, одевавший самых богатых и влиятельных дам своей эпохи.
[Закрыть] упразднил большой пышный кринолин, некогда столь любимый императрицей Евгенией, и ввел в моду кринолин маленький и более короткий.
Буквально в одночасье полукринолин приобрел бешеную популярность, однако платья до сих пор носили поверх небольших фижм, украшая массой драпировок, рюшей и оборок. Теперь портнихам приходилось трудиться целыми днями напролет, и простой наряд нового покроя стоил баснословных денег – тысячу шестьсот франков.
Перед возвращением домой Йола купила себе несколько платьев. Цены повергли ее в ужас. Шляпки размером не более суповой тарелки носили поверх высокой изысканной прически и локонов, и стоили они сто двадцать франков! Юная графиня решила, что нельзя тратить такие огромные деньги на женские прихоти.
Вместе с тем она знала, что ни одна из экстравагантных парижанок, искательниц всевозможных удовольствий, даже слушать не станет о столь радикальных идеях, как экономия.
И все же она купила все необходимое исходя из соображений практичности и бережливости.
Зная, что после смерти отца она сказочно богата, Йола при этом была достаточно разумна: прежде чем потратить огромные деньги на вещи, которые по возвращении домой ей, возможно, больше никогда не понадобятся, она должна решить, как жить дальше.
Впрочем, Йола не сомневалась, что бабушка как человек, умудренный жизнью, захочет, чтобы она пожила в Париже, стала выезжать и конечно же была принята во дворце Тюильри.
Правда, аристократы Старого режима вроде вдовствующей графини Богарне не слишком жаловали императора и его венценосную супругу, считая их выскочками.
Йола прекрасно понимала: в глубине души бабушка, да и другие ее родственники, считали, что ей следует общаться с достойными господами, за одного из которых она в конце концов выйдет замуж.
«Я не стану торопиться с замужеством», – решила Йола. Она еще мгновение постояла на верхней ступеньке, глядя на цветущую долину.
– Пока что это мое царство, – добавила она вслух, – и у меня нет никакого желания делить его с кем-то еще.
Она вошла в замок и поднялась по лестнице, возведенной в XVII веке. Бабушку она нашла в гостиной, окна которой выходили на долину.
Здесь на столиках, комодах и сервантах, служивших многим поколениям семьи Богарне, стояли вазы с оранжерейными цветами, источавшими дивный аромат.
Сидя в кресле с высокой спинкой, украшенной изящной вышивкой XVI века, бабушка напоминала портрет работы Буше.
Величественная осанка, седые волосы, уложенные в высокую прическу, длинные пальцы с голубыми венами, унизанные кольцами, – все выдавало в ней даму из древнего аристократического рода.
– Где ты была, моя дорогая?
– На террасе, бабушка. И пришла к выводу, что мы живем в самом прекрасном замке из всех, что украшают долину Луары.
– Ты вся в отца, – улыбаясь, промолвила бабушка. – Он тоже всегда говорил, что, хотя Шинон и Блуа великолепны, а Шамбор и Шенонсо прекрасны, наш замок отличается от всех других. Он словно окутан тайной.
– Мне тоже так кажется, – призналась Йола. – В детстве я верила, что наш замок перенесен в этот мир из сказки.
– Поэтому мы должны найти тебе прекрасного принца, – заметила бабушка, – чтобы у твоей истории непременно был счастливый конец.
Йола насторожилась.
– С этим незачем спешить, бабушка.
– Ошибаешься, – возразила старая графиня. – Видишь ли, моя дорогая, хоть я и рада тому, что нахожусь рядом с тобой, я приехала сюда вопреки советам врачей и не могу здесь долго оставаться.
– Но, бабушка, здесь тепло, как в Ницце, а многие деревья в нашем саду – те же, что произрастают в субтропиках. У нас есть даже пальмы, а папа разводил орхидеи, которые раньше можно было найти лишь на берегу Средиземного моря.
Было видно, что бабушка пропустила мимо ушей ее слова.
– Ты, конечно, знаешь, дитя мое, чего твой отец желал для тебя?
– В том, что касается… брака? – нерешительно уточнила Йола.
– Он ведь говорил с тобой об этом? – вопросом на вопрос ответила старая графиня.
– Нет, бабушка, мы разговаривали с ним обо всем на свете, но он никогда не упоминал о том, какого мужчину хотел бы видеть моим мужем.
– К счастью, я виделась с твоим отцом за месяц до того, как он ушел из жизни, – продолжала старая графиня. – Он гостил у меня в Ницце, прежде чем отправиться в это злополучное путешествие в Венецию, куда ему не следовало ездить.
В голосе графини прозвучали резкие осуждающие нотки, но Йола промолчала.
Она хорошо знала, зачем отец поехал в Венецию, но ей не хотелось обсуждать эту тему с бабушкой, понимая, какой будет ее реакция.
– Твой отец говорил со мной о твоем будущем, – продолжала старая графиня. – Возможно, он предчувствовал, что ему недолго осталось жить, или считал, что ты уже не ребенок и скоро сама придешь к мысли о том, что пора подумать о замужестве.
Йола принялась беспокойно ходить по комнате.
Солнечный свет, лившийся в окна, подчеркивал голубоватые блики в ее темных волосах и изысканную чистоту кожи.
На фоне темных бархатных штор она казалась восхитительно прекрасной, и бабушка даже на мгновение умолкла, любуясь очаровательной внучкой.
– Полагаю, отец никогда не говорил, за кого хотел бы выдать тебя замуж, потому что мы долго думали об этом и ему казалось, что ты все прекрасно понимаешь и без слов, – снова заговорила она.
– Кого вы имеете в виду, бабушка? – спросила Йола, подойдя к бабушкиному креслу.
– Маркиза де Монтеро, разумеется!
Йола в недоумении уставилась на нее, а затем сдавленным голосом прошептала:
– Маркиза де Монтеро?
– Да, моя дорогая, ты, по всей видимости, слышала о нем еще с детских лет, хотя, возможно, никогда его не видела. Он не только приходится тебе дальним родственником, но и жил здесь до того, как ему исполнилось двенадцать лет. Тебе было тогда – дай-ка вспомнить – три года, так что неудивительно, что ты не помнишь его, если он, разумеется, больше не приезжал сюда с тех пор.
– Да, бабушка, насколько мне помнится, он с тех пор больше не приезжал к нам.
– Это, конечно, из-за твоей матери, – сказала старая графиня. – Но с другой стороны…
Она осеклась, словно решив, что не стоит говорить плохо о мертвых. Но Йола прекрасно понимала, что она хотела сказать. Ее мать, вопреки традициям их семьи, решительно возражала против того, чтобы кто-то жил у них в доме.
Предполагалось, что граф де Богарне как глава большого древнего рода будет не только поддерживать менее состоятельных родственников, но и предоставлять им кров.
Когда он унаследовал отцовский замок, там был полно кузенов и кузин, тетушек, двоюродных бабушек, просто дедушек и бабушек и близких друзей, которые все до единого выросли и состарились рядом с владельцем замка.
Однако матери Йолы удалось за пять лет замужества удалить их из замка.
Более того, она добилась того, чтобы двери дома закрылись и для друзей. А ведь в былые годы те постоянно приезжали из Парижа провести несколько недель, а то и месяц в замке, которым они искренне восхищались и любили.
Йола хорошо помнила, как в детстве между родителями нередко вспыхивали ссоры. Причина, как правило, бывала одна и та же: отец хотел видеть в доме гостей, мать решительно против этого возражала.
Затем отец неожиданно сдался, согласившись с тем, что гостевые комнаты замка отныне будут закрыты, а гостеприимству, которое всегда было частью его характера, придется положить конец.
Йола росла, и замок все больше казался ей огромным и каким-то притихшим, а иногда даже зловещим. Отцовский смех смолк, и, если бы не верховые прогулки, дававшие возможность вновь почувствовать себя свободной и раскованной, жизнь здесь стала бы просто невыносимой. Постепенно она поняла, что ее матери просто не следовало выходить замуж.
В юности мать искренне желала стать монахиней, однако родители решили, что ей куда больше подходит граф де Богарне, владелец великолепного замка и обширного поместья. Они вынудили дочь уступить их решению, не потрудившись спросить согласия ни у нее, ни – насколько было известно Йоле – у ее жениха.
Отец как неизбежность принял тот факт, что его брак будет браком по расчету. Невеста принесет ему огромное приданое, увеличив его собственное и без того немалое состояние.
Лишь когда он осознал, с какой ненавистью относилась к нему супруга, он с ужасом понял, что всю жизнь будет несчастен.
У них был только один ребенок, и после его рождения обоим стало ясно: других детей в семье не будет.
Йола не помнила, чтобы мать когда-либо держала ее на руках или целовала. Целые дни, а порой и ночи она проводила в прекрасной и изящной часовне, стоявшей в отдалении от жилых покоев замка.
Возведенная в 1520-1530-х годах, часовня была построена в духе ренессанса; ее внешний вид и убранство неизменно вызывали бурное восхищение знатоков архитектуры. Но для Йолы это было место покаяния, гнева Божьего и страха наказания.
Вынужденная ежедневно посещать церковь прежде, чем она выучилась читать или понимать сказанное, Йола утешалась тем, что, сидя на жесткой церковной скамье, часами разглядывала обюссонский гобелен, изображавший деяния Жанны д’Арк.
Орлеанская дева оставила неизгладимый след в ее памяти, тогда как религия матери казалась холодной и недоброй.
Как могла ее мать стремиться к святости и неустанно молиться и вместе с тем оставаться холодной и бесчувственной к собственному мужу? Как могла она рассчитывать на Божье благословение, если сама проявляла к окружающим лишь ненависть и безразличие? Йола не сразу облекла эти мысли в слова, но они посещали ее с самых ранних лет.
Неудивительно, что отец стал главным человеком в ее жизни. Умный, начитанный, он не только учил ее, но и беседовал с ней как с равной.
Йола спорила с ним на абстрактные темы еще до того, как освоила простейшие арифметические действия.
Она уже читала французских классиков, когда ее ровесники разучивали простые детские песенки. Отец научил ее ценить и понимать красоту, а его душевные страдания сделали ее чувствительной и восприимчивой ко всему, что ее окружало.
Сейчас, глядя на внучку, старая графиня подумала, что в огромных черных глазах Йолы ее чувства отражаются столь явственно, что любой, заглянувший в них, сразу понял бы, о чем она думает.
– Что ты можешь знать о маркизе, если ты никогда не встречалась с ним? – спросила она Йолу.
– Я… я… кое-что слышала о нем, – ответила внучка.
– От кого же?
– От девушек в пансионе. Они рассказывали о нем, наверное, со слов своих родителей, причем так же часто, как и обсуждали личность императора.
Графиня недовольно поджала губы. Хотя она и жила на юге Франции, вдали от шумной столицы, ей было хорошо известно, что о любовных похождениях Луи-Наполеона судачит вся Франция и отзываются о нем крайне нелестно.
– Маркиз молод, – сказала она, помолчав, – и нет ничего удивительного в том, что он любит развлечения.
– Разумеется, бабушка, – согласилась с ней Йола. – Но я не думаю, что в нашем замке его парижские забавы будут встречены с одобрением.
– Откуда у тебя такая уверенность? – достаточно резко спросила старая графиня. – В детстве он был счастлив здесь. Твой дед был очень к нему расположен, да и я тоже. – Бабушка на минуту умолкла, а затем, словно заглянув в прошлое, медленно заговорила снова: – Он был очаровательным мальчиком, и его наставники высоко ценили его способности. Помню, как твой дед брал его с собой на верховые прогулки. По его словам, юный маркиз был бесстрашным наездником.
– Я готова признать, что он хороший наездник, – сказала Йола. – Но это вовсе не означает, бабушка, что он тот человек, за которого я хотела бы выйти замуж.
Графиня взмахнула рукой, блеснув перстнями, и, вздохнув, сказала:
– Мое милое дитя, это решение принимать не тебе.
– Неправда!
– Неправда? Это почему же? – Старая графиня явно опешила.
– Я сама выберу себе мужа! – заявила Йола.
– Но ведь это невозможно! – воскликнула бабушка. – Ни у одной приличной французской девушки нет такого выбора. Разумеется, если тебе покажется отвратительной внешность маркиза или ты ему не понравишься, можно извиниться и прекратить все переговоры, если они были начаты. В таком случае мы можем поискать тебе нового жениха.
– Мы? – удивленно переспросила Йола.
– Это лишь оборот речи, – улыбнулась графиня. – Поскольку твой отец оставил все в моих руках, я написала маркизу – Леониду, как я называла его когда-то, – и попросила его погостить у нас в следующем месяце.
– Вы уже написали ему? – удивилась Йола.
– Разумеется, я не сказала ничего конкретного и не давала никаких обещаний, – быстро ответила бабушка. – Но маркиз – светский человек. Он умеет читать между строк, и мне кажется, что он ждал моего письма.
– Почему вы так думаете?
– Я так поняла из слов твоего отца. А поскольку я, конечно, не подозревала о его скорой смерти, я не требовала от него подробностей. Мне просто было известно, что у него имелась договоренность с маркизом, что ты обручишься с ним, когда станешь старше.
– Я не верю, что папа потребовал бы от меня выйти замуж, не спросив моего мнения!
Голос Йолы звучал решительно. В нем послышались даже легкие нотки протеста, которые бабушка не могла не уловить.
– Я уверена, моя дорогая, что он обязательно обсудил бы с тобой столь деликатный вопрос. Я знаю, как много вы с ним значили друг для друга. Твой отец ни за что не допустил бы, чтобы ты была несчастна.
– Выйти замуж за нелюбимого человека – конечно, это несчастье, – возразила Йола. – Вы сами сказали, бабушка, что не видели маркиза с тех пор, как ему было двенадцать. Откуда вам знать, каким он стал?
Графиня ничего не ответила, и Йола продолжала:
– Девушки в пансионе говорили, что он Дон Жуан, Казанова и дьявол в одном лице.
– О нет, это не так! – запротестовала графиня.
– А по их словам, это именно так, – стояла на своем Йола.
– Я устала слушать рассказы об эскападах маркиза так же, как мне надоели слухи о всевозможных любовницах нашего императора, – быстро произнесла графиня. – Пусть Луи-Наполеон и император Франции, я бы никогда не приняла его в нашем замке. А вот семейство маркиза достойно уважения, ведь в его жилах тоже течет кровь рода Богарне. – Графиня умолкла и прежде, чем заговорить снова, пытливо заглянула в темные глаза внучки. – Тебе, конечно, известно, что замок Монтеро был разрушен во время революции, а поместье было конфисковано, тогда как нам в этом отношении повезло много больше.
На какой-то момент выражение лица Йолы немного смягчилось.
Ее всегда трогала история времен Французской революции, когда на землях Анжу кипели сражения между республиканцами и роялистами и из Парижа со своим революционным войском прибыл генерал Сантерр.
Однако неким чудодейственным образом красота замка и атмосфера «сада Франции» охладила боевой пыл республиканцев. Они отложили свои мушкеты и побросали боевое снаряжение. По этой причине многие замки долины Луары избежали разрушения и пожаров, а их владельцы остались живы.
– То есть ты считаешь, – медленно произнесла Йола, – что маркиз не женился все эти годы, ожидая возможности стать владельцем поместья Богарне?
– Этого желал твой отец, – ответила ей старая графиня. – Тебе же нужно выйти замуж. Так пусть этим человеком станет маркиз.
– Но к чему такая спешка? – удивилась Йола. – Я ведь только-только завершила образование. Я ничего не видела в жизни и надеялась хотя бы один сезон провести в Париже.
– Париж превратился в клоаку! – негодующе воскликнула старая графиня. – Император и императрица ведут столь экстравагантный и безнравственный образ жизни, что позорят Францию перед лицом остальной Европы!
Йола испуганно посмотрела на бабушку.
– Вы действительно так считаете?
– Именно так и считаю, – мрачно подтвердила графиня. – А Всемирная выставка, которая проводится в этом году, – это лишь уловка императора, рассчитанная на то, чтобы прикрыть его провалы в других сферах.
Графиня говорила с таким жаром, что у Йолы не нашлось возражений. Ученицы модного пансиона благородных девиц в Сен-Клу были не настолько наивны, чтобы ничего не знать о том, что происходит в Париже.
Девушки, которых близкие не стеснялись до того момента, пока они не попадали из классной комнаты в светский салон, слушали и повторяли все сплетни, которыми обменивались их родители, друзья родителей и, разумеется, слуги.
Отец Йолы частенько говаривал, что люди порой ведут себя так, будто слуги не имеют человеческих чувств, а дети – болваны и тупицы.
– Они разговаривают в их присутствии, совершенно не обращая на них внимания, как будто их нет рядом, – говорил он. – Однако я убежден, что вздорные слухи кочуют из дома в дом скорее благодаря мажордомам и конюхам, нежели переходя из одного светского салона в другой.
Йола часто бывала в гостях у своих соучениц и становилась свидетельницей того, как их родители разговаривали в присутствии детей, абсолютно не стесняясь их и не думая о том, как те могут истолковать их слова. Среди прочего они часто говорили о маркизе де Монтеро.
– Чем сейчас занимается наш скверный маркиз? – услышала она как-то раз от одной привлекательной парижанки, разговаривавшей со своим мужем, когда их дочь вместе с подругой – это была Йола – разглядывала, сидя в гостиной, альбом с фотографиями.
– А ты как думаешь? – последовал ответ. – Очередная дуэль, очередное скандальное дельце. Остается только надеяться, что об этом не пронюхают газетчики.
– Он неисправим! – воскликнула хозяйка дома. Причем не с осуждением, а скорее с восторгом.
Вспомнив сейчас об этом, Йола поняла: если она, как того желает бабушка, станет в будущем женой маркиза де Монтеро, ее замужество будет не утомительно-тягостным, как брак ее родителей, а бесконечно фривольным, экстравагантным и скандальным.
При этой мысли душа Йолы наполнилась решимостью. Нет, она еще поборется за свою независимость, чтобы всеми правдами и неправдами избежать брака с этим человеком.
Она отказывалась верить, что отец, такой любящий, такой заботливый, мог пожелать, чтобы она связала свою судьбу с тем, кто сделает ее несчастной.
Что она будет делать в изысканном обществе, где вращается маркиз?
Она была убеждена, что он был первым среди всех прожигателей жизни столицы, проводивших в погоне за наслаждениями круглые сутки, не имея времени ни на что другое.
Ей вспомнилась заметка в одной газете, которую директриса пансиона не рекомендовала для чтения своим воспитанницам. Это был отзыв о светском сезоне, написанный пресыщенным жизнью журналистом.
Мы не то в парижском раю, не то в парижском аду. Начиная с января каждую ночь происходят торжества, спектакли, концерты и балы. Это нескончаемая череда развлечений, разъездов, приемов и встреч.
«Неужели этого я хочу от жизни?» – спросила себя Йола, зная, что ответом будет решительное «нет».
Вслух же она сказала следующее:
– Жаль, бабушка, что вы не спросили меня перед тем, как написать маркизу. Я рассчитывала провести некоторое время в тишине и покое, прежде чем мы начнем принимать у себя гостей. – Она поспешила улыбнуться, чтобы не показаться чересчур резкой, и, помолчав секунду, продолжила: – Я хочу возобновить знакомство с крестьянами, живущими в нашем поместье, побывать на фермах, узнать, как ведутся работы на полях и в садах. Для этого понадобится время.
– В твоем распоряжении месяц, моя дорогая, – ответила ей бабушка. – Я пригласила маркиза на начало июня.
Йола вовремя прикусила язык, чтобы не возразить, что замок принадлежит ей и она будет принимать гостей, когда сочтет нужным. Но разве можно грубить любимой бабушке или сердиться на нее?
Она встала, учтиво поклонилась, поцеловала графиню в щеку и сказала:
– Когда мы получим известие от маркиза, бабушка, было бы неплохо пригласить еще несколько других холостых мужчин, чтобы познакомить их с моими подругами, с которым я училась в пансионе. Тогда цель его приезда в поместье Богарне не будет казаться столь очевидной.
По испуганному выражению на лице бабушки она поняла, что, хотя тон ее письма и был сдержанным, из него ясно следовало: приглашение отнюдь не является чистой любезностью.
«Я не намерена выходить за него замуж», – мысленно произнесла Йола.
Вместе с тем она понимала, что не так-то просто помешать бабушкиным планам, особенно если та будет твердить, что выполняет волю ее покойного отца.
Оставив бабушку одну в салоне, Йола длинными коридорами прошла в комнату, которую раньше занимал ее отец.
В былые дни мать едва ли переступала порог этой комнаты. Ее муж проводил здесь время с дочерью; их разговоры порой затягивалась далеко за полночь.
Вдоль стен стояли полки с книгами, по которым отец учил ее, а на стенах висели две ее любимые картины, принесенные из других помещений замка.
Комната, где начиная с XVI века собирались владевшие замком графы, была просторная и красивая. В далекие героические времена рыцари держали здесь военные советы. Именно тут Йола решила обдумать свой план боевых действий.
– Сражение будет не из легких, – произнесла она вслух, словно обращаясь к отцу.
Йола закрыла за собой дверь, прошла через всю комнату к огромному столу, за которым когда-то сиживал ее отец, и опустилась в обтянутое красным бархатом кресло с высокой спинкой, расшитое гербами рода Богарне. Перед ней стояли массивная серебряная чернильница и пресс-папье. Эти вещи, равно как и многие другие, принадлежали их семье вот уже три века подряд. Любимые вещи ее отца.
Как странно, что его больше нет, что она осталась одна. Поскольку она женщина, бабушка и другие родственники непременно будут принуждать ее к замужеству, чтобы рядом с ней был мужчина, который наверняка захочет подчинить ее своей воле.
– Почему ты так рано ушел из жизни, папа? Почему оставил меня одну, прежде чем я повзрослела? – произнесла она вслух.
Ей вспомнилось, как часто они с отцом обсуждали разные вещи, которые будут делать вместе.
«Я буду брать тебя на балы, – обещал отец. – Я уверен, моя дорогая, что на этих балах ты будешь самой красивой женщиной».
Как она смеялась тогда над этими словами!
– Ты мне льстишь, папа! А ведь ты обещал, что никогда не будешь льстить мне.
– По правде говоря, я оцениваю тебя бесстрастным взглядом постороннего, – отвечал отец. – Я искренне и непредвзято заявляю тебе, что ты решительно не похожа на девушек твоего возраста.
– Почему ты так считаешь? – удивилась Йола, с жадностью ловившая его похвалы.
– Потому что ты не просто прекрасна. Во многих поколениях семьи Богарне были красивые женщины, – медленно произнес отец. – И не потому, что ты от природы грациозна и ходишь так, будто твои ноги едва касаются земли. – Немного помолчав, он продолжил: – Это, моя маленькая Йола, нечто другое.
– Что же именно?
– Наверное, потому, что я так хотел ребенка и молил небеса о том, чтобы они послали мне воплощение моего идеала, ты, похоже, стала этим бесценным даром небес. – Отец произнес эти слова со всей серьезностью, и Йола смотрела на него широко открытыми глазами.
– Ты на самом деле… ты действительно так считаешь? – спросила она дрогнувшим голосом.
– Да, я действительно так считаю, потому что это правда, – ответил граф. – То, что ты думаешь и чувствуешь, подобно свету, который подчеркивает твою красоту, делает тебя самой красивой женщиной в мире.
Йола обняла его за шею и прижалась щекой к его щеке.
– Я хочу стать такой, какой ты мечтаешь меня видеть, – сказала она. – Но ты должен помочь мне, папа.
– Что я и делаю с того самого дня, как ты появилась на свет, – признался ей отец. – Мне нравится твой острый ум, Йола. Ты всегда мыслишь логично и разумно. Как это отличает тебя от обычных женщин, способных лишь на бездумные жизненные наблюдения!
– Как ты, однако, резок по отношению к ним, – улыбнулась Йола.
– Я говорю то, что думаю, – ответил граф. – И я уважаю твое мужество.
– Которое я унаследовала от тебя, папа.
– До твоего рождения я мечтал о сыне. Но сейчас я очень доволен своей дочерью. Ты оригинальна, изобретательна, смела в мыслях и делах, которым могли бы позавидовать многие мужчины.
– Разве можно представить себе что-то более лестное? – чуть насмешливо спросила Йола. – Жаль, что я не родилась мальчиком, папа. Однако есть своя прелесть в том, чтобы быть женщиной, особенно если я действительно обладаю теми качествами, которыми ты наделил меня.
– Прелесть для тебя и страдание для тех, кто тебя любит, – тихо ответил граф.
– Страдание? – переспросила Йола.
– Многие мужчины станут добиваться твоей любви, и полагаю, что я буду ревновать тебя к ним. Но, поскольку ты так похожа на меня, думаю, ты полюбишь только одного человека, полюбишь навсегда всем сердцем и душой.
