Текст книги "Князья Преисподней (ЛП)"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

23

– Сорок, – Эшер покрутил в пальцах записку от Исидро.

Хотя в особняке было электричество, Мицуками отдавал предпочтение мягкому свету керосиновых ламп. Одна такая лампа, накрытая нелепым стеклянным колпаком в розовый цветочек, стояла на китайском столике в углу, и в ее медовом свете на желтоватой жесткой бумаге четко проступали выписанные кистью странные буквы, больше похожие на рисунки.

Если не считать лампы и столика, комната, как и весь дом, была обставлена в японском стиле, что для европейца означало полное отсутствие какой-либо обстановки. Когда граф ночью вернулся домой с Эшером, слуги принесли гостю стеганый матрас – аккуратный темный прямоугольник, занявший почти две трети пола.

Сейчас Эшер по-турецки сидел на полу рядом с низким столиком; сбоку от него на подушках устроилась Лидия.

Слуга принес чай и вышел.

Приближался рассвет.

– Не так уж и много, – нарочито ровный голос выдавал охватившее Лидию беспокойство.

Эшер знал, о чем она умалчивает.

– Достаточно, если с нашей стороны будет всего пять или шесть человек, – ответил он. – Которые к тому же будут знать, что стоит только крови этих тварей попасть в рану, и ты сам через несколько дней превратишься в одного из них.

Лидия опустила взгляд на сложенные на коленях руки. Он слышал слова, которые она не осмелилась бы произнести даже мысленно: мы должны вытащить его оттуда. Эти слова стояли между ними все то время, пока они говорили о взрывчатке и хлорине, о том, как им отогнать крыс, чтобы заложить гелигнит («Может быть, попросить у немцев огнеметы?»).

Эшер понимал ее. Одно дело просто решить «Он тот, кто он есть, и не в силах изменить этого». То же самое можно было сказать и о Гранте Хобарте. Как-то Карлебах, говоря об Исидро, заметил: «Вы станете соучастником в каждом совершенном им убийстве», – и Эшер знал, что старик прав.

И не важно, что дон Симон Исидро отправился в шахты только потому, что хотел помочь Эшеру в расследовании. Как не важно и то, что он спас жизнь Эшеру, Лидии и еще не рожденной тогда Миранде.

Самому Эшеру за двадцать лет службы в департаменте не раз приходилось убивать, но это тоже не имело значения. Он покончил с убийствами. У Исидро такой возможности не было.

Вполне возможно, что вампир и не рассчитывал на спасение. И все же Эшер чувствовал себя предателем. Осознание, что он покидает попавшего в беду товарища, мучило его, как рана от отравленной стрелы.

– Она в самом деле намеренно заразила сына и племянника… двух племянников… кровью Иных, надеясь… надеясь получить власть? – неверяще спросила Лидия, когда Эшер рассказал ей обо всем, что ему удалось увидеть и услышать в усадьбе Цзо. – Не может быть. Кто бы решился на такое?

По ее глазам он видел, что она думает о Миранде. О крошечной рыжей девочке, похожей на хрупкий цветок…

– Ее собственная мать искалечила ей ноги еще до того, как ей исполнилось шесть, – ответил он. – Чтобы она стала «красивой» и ее можно было продать достаточно влиятельному человеку, который согласился бы помочь семье.

Лидия открыла было рот, осеклась и лишь покачала головой.

– Женщина с перебинтованными ногами до конца жизни живет с болью, Лидия. Не знаю уж, возненавидела ли госпожа Цзо свою родню, но ее взгляды на то, до какой степени семья может распоряжаться жизнью отдельных своих членов, наверняка покажутся нам… своеобразными.

– А я еще жаловалась на тетю Луизу…

– Каким-то образом вампир Ли попал в плен к госпоже Цзо, которая изувечила его, – спокойно продолжил Эшер. – Была ли виной всему случайность, или же он доверился ей настолько, что показал свое дневное убежище, я не знаю.

– Что ж, теперь понятно, почему пекинские вампиры не доверяют живым людям.

– И вообще никому. Думаю, после того, как Ли оказался в ее власти, она морила его голодом…

– Я бы поступила именно так, – рассудительно сказала Лидия. – То есть, если бы я была… э… такой…

Эшер поцеловал ей руку:

– Я видел тебя в анатомическом зале, любовь моя, и ты – как раз такая. Просто у тебя другие цели и намерения. Если вдруг Миранда окажется в опасности, ты ни перед чем не остановишься.

– Пожалуй, нет, – она подмигнула ему из-под очков, давая понять, что его замечание было самоочевидным.

– Потом она приводила к нему жертв, за которых он расплачивался, входя в чужие сны. Так банде ее мужа удалось взять верх над другими пекинскими семьями.

Лидия подхватила:

– Со временем, в сновидениях… или чьем-то сознании, он ведь очень стар и может проникать в мысли людей… он ощутил присутствие Иных. Точнее, коллективного разума, которым они, судя по всему, обладают, – она коротко нахмурилась. – Последние двадцать лет у госпожи Цзо должен быть очень беспокойный сон.

– Да уж. Но даже если каждую ночь он насылает на нее кошмары, от которых она с воплем вскакивает на постели, такая цена ее устраивает. Ради власти для себя и своей семьи она готова пожертвовать чем угодно, включая сыновей и племянников. Видимо, она захотела, чтобы Ли обратил их в вампиров, а когда он оказался, заразила его – и их тоже – кровью Иных в надежде, что через Ли сумеет управлять Иными. Думаю, о существовании Ли известно лишь узкому семейному кругу.

– Едва ли я стала бы делиться такой тайной со всей своей родней, – Лидия поерзала на подушках. Эшера еще при встрече поразил ее изысканный траурный наряд из черного, расшитого гагатом шелка. Она распустила волосы, и теперь они потоком лавы ниспадали на темную ткань. – Те зелья, которые ты видел у Цзо… как думаешь, с их помощью жертва может сохранить разум?

– У Матьяша Ураи получалось, пока он принимал лекарство, – при этой мысли Эшер поежился. – Не уверен, правда, что Чжэнь Цзи-туаню удастся подчинить себе Ли.

– Ее замысел может обернуться против нее самой, – задумчиво продолжила Лидия. – В том случае, если Ли научится управлять яогуай. Интересно, насколько сильной может стать его власть над ними, когда он обретет контроль? Если, конечно, он раньше не сойдет с ума. Должна признать, они вполне заслужили такую участь, – добавила она.

Эшер усмехнулся, потом вновь стал серьезным:

– Может быть. Но окружающие не заслужили. Только представь, что будет, если президент Юань решит продать этот секрет в обмен на поддержку. Пострадают жители многих стран. Человек, который принес тебе записку, – он коснулся лежащего на столике листка бумаги, – тот монах…

– Цзян… кажется, именно так он представился. Он живет при храме Вечной гармонии. По крайней мере, одет он был так же, как храмовые служки.

– В халат. Так китайцы одевались до того, как маньчжуры завоевали их и принудили носить ципао и косы. Много веков назад японцы позаимствовали у них такой крой, но сейчас халаты носят только даосы. Он сказал, что увидел эти слова во сне?

– И срисовал их, да.

Лидия повернула записку к себе, всматриваясь в черные строчки. Китаец воспроизвел все особенности, свойственные старомодному почерку Исидро, все широкие петли и завитушки на концах некоторых букв.

– Должно быть, он обладает повышенной чувствительностью к таким вещам. Ведь от Исидро его отделяла толща земли. Интересно, он согласится подвергнуться гипнозу?

– Можем спросить у него. Но на английском он говорит с трудом. А ты умеешь гипнотизировать людей, Джейми?

– Нет, – признался он. – Но если он согласится погрузиться в состояние медитации, мы через него сможем поговорить с Исидро.

Лидия встретилась с ним взглядом, открыла было рот – и ничего не сказала. Ее глаза за толстыми стеклами очков наполнились слезами.

Наверное, она хотела спросить, для чего нужен этот разговор. Чтобы попросить его помочь, хотя они уже решили, что оставят его? Навсегда оставят в могиле, из которой он не сможет выбраться, в могиле, заполненной ядовитым газом, который разъест кожу и выжжет глаза, но не убьет его и не лишит сознания?

Да, да… и да.

Похоже на игру в шахматы, устало подумал Эшер. Или на пасьянс. Когда уже за пять ходов ты знаешь, что проиграл, и ничего не можешь с этим поделать…

«Вспоминайте меня», – написал Исидро.

Эшер притянул Лидию к себе. Она сняла очки, положила их на столик рядом с запиской и уткнулась лицом в плечо мужа, дрожа, словно от сильного холода.

* * *

– Голос из сна.

Цзян провел рукой по высокому лысеющему лбу. Седые брови сошлись над переносицей в мучительном напряжении.

Лидия ушла незадолго до рассвета; Эшер проспал до второй половины дня. Жилище Мицуками располагалось в конце заросшего травой прохода, недалеко от малоприметной калитки в углу японской части квартала, через которую можно было попасть в переулок, ведущий к рю Лагрене. Прислуга в доме военного атташе (а также его любовница, чей голос Эшер не раз слышал сквозь тонкие стены, хотя саму женщину не видел) отличалась преданностью и спокойствием и обращалась с Эшером так, словно он был одновременно почетным гостем и невидимкой. Выскользнуть из Посольского квартала и к двум часам добраться до Шелкового переулка, где его ждала Лидия, оказалось не так уж сложно.

– Надеюсь, вскоре мы полностью восстановим твое доброе имя, – сказала она по дороге в храм Вечной гармонии. – Уверена, кто-то видел, как я ночью покидала гостиницу, и уже ходят слухи, будто у меня есть любовник… и готова поклясться, что Аннетта Откёр платит кому-то из обслуги. Если нас увидят сейчас, когда ты одет таким образом, люди непременно начнут болтать, что я сошлась с китайцем, и тогда мне придется переехать в Париж или еще куда-нибудь, хотя даже в Париже такое поведение сочтут вызывающим.

– Я буду держаться от вас на расстоянии в три шага, госпожа, – кротко ответил Эшер, подтягивая повыше прикрывавший нижнюю половину лица платок. Он успел принять ванну (в полуразрушенном дворике в переулке Чжулун часто мыться не получалось из-за холода), после чего Мицуками выдал ему новое ципао, штаны и шапку. – Почему ты не позаимствовала пальто у миссис Пиллей? А у Элен можно было взять шляпку и юбку.

– Верно, но этот фокус всем известен. Скорее всего, мадам Откёр сама не раз прибегала к нему. Хотя я могу сказать всем любопытствующим, что ты показывал мне дорогу в опиумный притон, – внезапно приободрилась она. – По-моему, это вполне пристойно…

– Ну уж нет!

– По крайней мере, такое объяснение поймут и станут расспрашивать меня о пережитых ощущениях. А значит, до того, как история разойдется, мне придется разузнать, что испытывает человек под воздействием опиума…

В храме тучный священник сказал им, что Цзян отправился просить подаяние (занятие, подобающее всем монахам) и вернется только на закате. Поэтому опыты с гипнозом пришлось отложить до наступления темноты.

– Голос из сна, – повторил Цзян, потирая лоб пальцами точно так же, как он делал во время разговора с Лидией в гостинице.

В постройке за храмом гуляли сквозняки – на город снова налетел ветер из пустыни, принеся с собою пыль. Огоньки старинных ламп колебались под его порывами. Тени от продавленной кровати, стойки со свитками и разбросанных тут и там стопок книг сгущались, превращаясь в чудовище из детской сказки. На полках выстроились тысячи флакончиков и горшков: женьшень, корень пиона, черепашьи панцири, рог носорога, узловатые корни имбиря, мышиные зубы и кости… Выставленные по размеру пестики, набор игл для иглоукалывания, похожий на необычный музыкальный инструмент…

В углу поблескивала алебарда.

– Вы говорить с голосом? – спросил Эшер по-китайски.

Взгляд черных блестящих глаз обратился на него, и старик ответил на том же языке:

– Иногда у меня получается. Понимаете, я всю свою жизнь разговаривал с духами, – он жестом указал на свитки и ряды изрезанных письменами бамбуковых дощечек на вычерненной сажей стене. – Этот дар перешел ко мне от матери. Когда в семье случаются неприятности или кому-нибудь нужен совет, я могу дотянуться до загробного мира и спросить у предков, как правильнее поступить. Бывает и так, что человека преследует голодный дух, который никак не может обрести покой и потому тревожит живых. Часто такому духу достаточно дать то, о чем он просит, и он исчезает. Но это… это холодное существо, которое приходило ко мне во сне… Он не был духом.

Эшер кивнул:

– Нет. Он не дух.

– Но и не живой человек.

Эшер снова кивнул.

Даос нахмурился в раздумье, потом встал и подбросил в каменную печурку в углу комнаты пару кусков угля. На вид ему было лет семьдесят, хотя Эшер не удивился бы, узнав, что тот старше. Молочно-белые волосы, забранные под простой ремешок, доходили до середины бедер, редкая борода и усы спускались на грудь. Остальные жрецы – низенький толстяк и второй, помоложе и повыше, – относились к нему с некоторой опаской, которая у Эшера вызвала мимолетную улыбку.

Когда-то все ученики ребе Соломона Карлебаха, и он сам в их числе, трепетали в ужасе перед старым ученым.

– Он не может быть бодхисатвой? – спросил Цзян. – Святым, который уже достиг просветления, освободился из круга перерождений, но остался в мире ради спасения других существ? Хотя мне никогда раньше не приходилось ощущать такой холод. Когда человек умирает, Дракон Мудрости уносит его дух на небо, а призрак остается… но, насколько я понимаю, вскоре и он рассеивается. Правда, Ван Би писал, что… Ох, тысяча извинений. Значит, вы хотите поговорить с ним…

Он вернулся на прежнее место рядом с лавкой, на которой сидел Эшер. Закрыл глаза.

Тишину в комнате нарушали только завывания ветра в храмовых стропилах.

Затем старик прошептал:

– Под горой.

– Вы говорите с ним?

Цзян едва заметно шевельнул головой – «нет» – и снова замер.

Прошло некоторое время, прежде чем он пробормотал по-английски:

– Сударыня…

– Как вы? – едва успев задать вопрос, Лидия прижала ладонь к губам, словно осознав всю его бесполезность и ненужность. Но Эшер понимал, что не спросить она не могла.

– Со мной все в порядке, – голос сохранял все тот же ровный тембр.

– Мы собираемся завалить шахту, – Эшер намеренно говорил безразличным тоном. – После того, как взорвем баллоны с хлорином. Это убьет их?

– Всенепременно. Они тоже смертны, Джеймс. Двенадцать выходов. Два крайних – это вентиляционные шахты на северо-восточном склоне горы.

– Все эти выходы нам известны.

– Есть и тринадцатый, который вам тоже нужно уничтожить. С ним сложнее всего. Под тоннелями шахты расположена целая система природных пещер. Старый вход, тот, что на дальней стороне горы. По тоннелю нужно пройти до галереи по левую руку, она засыпана шлаком и кусками породы. Там тоннель резко уходит вниз и соединяется с пещерами. Его нужно обвалить. Они туда еще не проникли, но доберутся, если возникнет нужда. Я не знаю, как далеко протянулись пещеры.

– Будет сделано.

– Спасибо, – прошептала Лидия.

– Сударыня, позвольте заверить вас: если бы я знал, во что мне обойдется эта информация, вы бы никогда не получили ее.

– Вампир может управлять этими тварями? – спросил Эшер.

– Не может. Поверьте мне, я пробовал. Вампиры Праги годами пытались подчинить их.

– А если вампира заразить их кровью?

Снова повисло долгое молчание, прерванное Лидией:

– Джейми нашел такого вампира. Похоже, одного из старейших. Его держит в плену семейная банда, которая хочет получить власть над Иными.

– В плену?

– Цзо…

Цзян поморщился, прижал руку ко лбу и открыл глаза.

– Звук, – объяснил он по-китайски, глядя на Эшера. – Какое-то шевеление во тьме. Где это? Где он?

– В горах Сишань.

– И вы поняли все, что я говорил? Невероятно, – на лице Цзяна читалось удовлетворение. – Го Сян писал, что можно полностью отделить разум от тела, чтобы слиться с Дао – потрясающее ощущение… Но он боится. Ваш друг. Создания, которые пугают его, живут в подземной тьме… Мне приходилось слышать о них. А с лета по городу поползли слухи, будто этих тварей видели в районе Шичахай, на берегу озер.

Эшер спросил:

– Вы пытаться призвать или прогнать их? Слушать их разум, как слушать речь духов?

Цзян наклонил голову. Выражение его глаз подсказало Эшеру, что такие попытки были. После недолгого молчания китаец ответил:

– Нет. Там нет ничего. Только безумие и неутолимый голод.

– Завтра… на следующий день… вы поехать с нами в горы? Мы уничтожать этих тварей в шахте Шилю. Нам нужна любая помощь, – попросил Эшер.

Некоторое время старик молча изучал его лицо. Наконец он сказал:

– Да. Я буду там.

24

В понедельник, одиннадцатого ноября, Эшер, Мицуками с телохранителем Огатой и профессор Карлебах сели на поезд, идущий до Мэньтоугоу. Вместе с ними ехали четверо японских солдат, вооруженных не только винтовками, но и новейшими немецкими огнеметами. С собой они везли тысячу литров сжиженного хлорина. Еще двое солдат, которых, по словам Мицуками, он затребовал по причине ухудшившейся ситуации с бешеными крысами в шахтах Шилю, ждали их на месте с лошадьми, ослами и ружьями. До деревни Минлян они добрались незадолго до наступления ночи.

– О нас буду говорить по всей округе еще до того, как взойдет луна, – пробормотал Эшер, проверяя одолженный у полковника карабин «Арисака», прежде чем первым заступить в караул. – Сюда заявятся все гоминьдановцы и бандиты с этого берега Желтой реки, чтобы только взглянуть на нас. И нам сильно повезет, если кто-нибудь из них не отправится в город и не расскажет об увиденном Хуану и Цзо.

Лидия тайком передала ему его собственную одежду, остававшуюся в гостинице, поэтому он уже не чувствовал себя актером из постановки «Турандот». Доктор Бауэр не только договорилась с крестьянами о переноске баллонов с хлорином в шахты, но и предложила свою больницу в качестве штаб-квартиры. Сама она большую часть времени молчала, словно догадываясь, что за историей о бешеных крысах скрывается то-то еще.

– Тут мы ничего не можем сделать, – граф Мицуками закрыл железную дверцу кана,[22]22
  Традиционная система отопления в крестьянских домах северного Китая и Кореи. Типичный кан представлял собой широкую кирпичную или глиняную лежанку, внутри которой по специально проведенным каналам проходил горячий воздух от печи одновременно являясь дымоходом. Печь, находившаяся у одного из концов лежанки, служила также и для приготовления пищи.


[Закрыть] занимавшего треть комнаты; кирпичная лежанка, которая в большинстве сельских домов служила одновременно печью и кроватью, была застелена одеялами. Сидевший у стола Карлебах промолчал. Время от времени он поднимал взгляд от лежавшего перед ним дробовика и смотрел на Эшера с беспокойством и удивлением, словно до сих пор не мог поверить, что один из его приемных сыновей воскрес из мертвых.

Зная, что старый ученый не умеет скрывать чувства, Эшер не показывался ему до тех пор, пока они не сели на идущий из Пекина поезд. Прежде чем самому войти в купе, он попросил Мицуками сообщить Карлебаху, что его ученик жив, и все же старик еще долго не выпускал его из объятий, не в силах сдержать слез. Вновь обретя дар речи, Карлебах первым делом спросил, известно ли Лидии, что ее муж жив. Эшер с улыбкой ответил: «Простите меня, но – да. В искусстве притворства она намного превосходит вас». Смех снова сблизил их, но теперь Эшер с интересом отметил, что воссоединение придало Карлебаху твердости вместо того, чтобы унять его мрачную решимость. Прежде чем лечь спать, профессор тщательно осмотрел каждый миллиметр дробовика и проверил все латунные гильзы с зарядом крупной серебряной дроби, которой хватило бы, чтобы отправить человека в мир иной.

– Вполне возможно, что Хуану и гоминьдановцам стало известно о нашем прибытии еще вчера, когда сержант Тамаё приехал в Мэньтоугоу, чтобы договориться с носильщиками и найти лошадей, – рассудительно продолжил Мицуками. Он снял очки и отложил их в сторону, но меч оставил при себе, накрыв его одеялом. – Если мы выставим часовых, то нас не будет беспокоить хотя бы всякий сброд из окрестных холмов.

Эшеру пришлось согласиться с этим доводом. Ночь и в самом деле прошла спокойно. В полночь его сменил другой часовой и, войдя в дом, Эшер увидел, что его старый учитель по-прежнему бодрствует, размышляя над картой, которую прошлым вечером им нарисовал Цзян.

– Вы уверены, что этому человеку можно доверять? – Карлебах постучал пальцем по карте. – Вы сказали, что он знает эти горы. Но если он сам не видел Иных, откуда ему знать, где они спят?

– Не вижу ни одной причины, по которой он стал бы лгать нам, – стол стоял рядом с отдававшим тепло каном, и Эшер понизил голос, чтобы не разбудить спящего под грудой одеял и овечьих шкур Мицуками. Сняв перчатки, он прижал замерзшие пальцы к железной дверце печки. – Допускаю, что он может работать на семью Цзо и оправил меня сюда только для того, чтобы я не рассказал британским властям об их сомнительных делишках. В Китае возможно и не такое. Но…

Профессор хмыкнул в бороду и взмахом руки отверг это предположение. Эшер не хотел говорить ему, что Цзян всего лишь передал им мысли Исидро, как медиум со спиритической доской передает послания духов. Ему совершенно не хотелось в очередной раз выслушивать тирады о лживости всех вампиров.

Он достал карту, которую вместе с Пэем составил по старым планам шахт, и положил ее рядом с рисунком Цзяна, сориентировав по сторонам света.

– Тоннели совпадают, – отметил он. – Смотрите, вот здесь должна начаться та галерея. В горах есть пещерные святилища, и Лидия сказала, что развалины одного из них лежат поблизости от дальнего входа. Наверное, когда-то Цзян служил там и на досуге изучал окрестности.

Если, конечно, у даосского монаха был досуг, подумал Эшер, устраиваясь на кане и заворачиваясь в одеяло. Треснувшие ребра ныли под тугой повязкой, наложенной врачом из японского посольства. Старого Цзяна смутила сама идея поехать на железном драконе, как он назвал поезд, и утром на станцию прибежал младший служитель с посланием. Скорость передвижения по железной дороге, как сказал им запыхавшийся толстяк, так сильно нарушит геомантические связи каналов ци, что земля не сможет смягчить последствия. Поэтому Цзян отправится к шахтам пешком. Он лишь надеется, что его решение не доставит никому хлопот.

«То есть, у нас нет никого, кто смог бы расслышать хоть что-то сквозь толщу земли, – подумал Эшер. – В любом случае, Исидро будет спать».

Лежа в темноте и вслушиваясь в плач ветра, задувавшего в вентиляционные отверстия кана, Эшер думал о вампире, запертом в отгороженном серебряными решетками убежище отца Орсино. Вампире, которого он мог бы убить полтора года назад в Санкт-Петербурге. Возможно, Исидро даже был бы благодарен ему за быструю и милосердную смерть.

Если яогуай просыпаются раньше вампиров, а засыпают позже, убежище отца Орсино стало для испанца не более чем просторным гробом, темницей, из которой невозможно бежать. Вскоре туда проникнет один из самых едких газов, которые только известны человечеству. После гибели яогуай и обрушения шахт Исидро даже не сможет умереть – не будет ни солнца, ни тварей, которые пожрали бы его тело. Только вечная тьма и вечная боль.

Даже Данте не удалось бы придумать для него худшего наказания. Эшер закрыл глаза, гоня прочь одолевавшие мысли.

Во дворе пофыркивали лошади. По стенам плясали мягкие отсветы от тлеющих угольков. Наверное, господь сейчас смеялся над тем, кто решил жить вечно, отбирая жизни у других людей.

Если бы не Исидро, Лидия погибла бы в ту ночь, когда вампиры из петербургского гнезда напали на ее дом. И у Эшера не было бы дочери.

Вряд ли бы Лидия вообразила себя героиней романа и бросилась в подземелье на поиски вампира… И все же он был рад, что она не поехала с ними.

Сорок, напомнил он себе, стараясь забыться в расчетах и планировании. Не так уж и много. Первая большая галерея на самом нижнем уровне новой части шахты. На глубине сто семьдесят фунтов – слишком далеко, чтобы можно было спустить туда баллоны с хлорином или провести провода запала, но после взрыва туда начнет просачиваться газ. В это время года темнеет рано, и хотя у них есть лошади, им едва хватит времени, чтобы запечатать все выходы, затем спуститься от дальнего входа туда, где шахты соединяются с лабиринтом подземных пещер, и обрушить проем.

За двадцать лет, проведенных на службе в департаменте, он хорошо усвоил, что нехватка времени всегда сопровождается разного рода неудачами и ошибками.

Проваливаясь в неспокойный сон, он мысленным взором увидел лежащих в темноте Иных. Они походили на форелей, дремавших в тени у берегов Стаура, куда он приходил мальчишкой. Но глаза их всматривались в водянистую мглу. Они поджидали жертву.

* * *

Отряд выехал из деревни на рассвете и направился к пещере, служившей главным входом в шахту. Их сопровождала дюжина крестьян под руководством доктора Бауэр. Едва только Эшер и японцы вошли в пещеру, из обоих тоннелей и провала потоком хлынули крысы, словно где-то глубоко под горой открыли заслонку. Как и ожидал Эшер, немецкие огнеметы отлично с ними справились. Страшно было смотреть, как жидкое пламя охватывает грызунов (Эшеру казалось, что он теперь вечно будет слышать их предсмертный визг), а при мысли, что в грядущей войне это жуткое оружие будет обращено против людей, делалось дурно. А ведь крысы не по своей воле нападали на чужаков, чтобы умереть в мучениях…

И все же он был рад, что струя пламени бьет почти на пятьдесят футов, расчищая тоннели. Крысы упрямо шли вперед, пока не падали, полностью поглощенные огнем.

Вдыхая вонь обуглившейся плоти, горючей смеси и жженой шерсти, люди сквозь клубы дыма, в котором тонул свет фонарей, спустились в галерею, откуда, если верить картам и рассказу Исидро, отходили колодцы, ведущие к логову яогуай.

– Прикажите носильщикам поставить баллоны сюда, – тихо попросил Эшер немецкую миссионерку. – Я установлю под ними заряд, но не стану соединять его с запалом до тех пор, пока все ваши люди не покинут шахту. Вы будете в полной безопасности. Когда мы закроем остальные входы, мы подорвем заряд, чтобы выпустить хлорин из баллонов, затем обрушим главный вход.

– Неужели для них больше ничего нельзя сделать? – в голубых глазах Бауэр читались жалость и сочувствие. – Только лишь убить их, как бешеных собак?

– Поверьте, это единственный способ. И чем быстрее мы закончим, тем лучше.

Она еще некоторое время смотрела ему в лицо, потом вздохнула и кивнула:

– Хорошо. Я вижу, что вы говорите правду. Делайте, что считаете нужным.

Карлебах задержался в галерее, дожидаясь, пока Эшер установит заряд под первым из темно-зеленых баллонов, груда которых постепенно росла на полу шахты. Из длинной темной камеры, где они находились, вниз можно было спуститься только по двум старым лестницам. Японские солдаты вытянули их, порубили на куски и сбросили обломки в черную дыру. Когда настало время уходить, Карлебах с окаменевшим лицом отвернулся от края колодца, с трудом найдя в себе силы, чтобы покинуть это место.

Эшер вспомнил, что не только его и Лидию терзают мысли о том, кто навеки останется в ядовитой бездне.

По его расчетам, к полудню крестьяне должны были занести в тоннели все баллоны. Он показал сержанту Тамаё, как крепятся концы проводов к запалу, и выслушал, как Мицуками переводит его указания: баллоны с газом должны быть взорваны в половине пятого, сразу после чего нужно будет взрывом обрушить тоннели. После того, как крестьяне уйдут, с сержантом останутся двое вооруженных рядовых, чтобы отогнать прочь бандитов и вообще всех, кто решит вмешаться.

– На случай, если президент пошлет своих людей, чтобы остановить нас, – добавил Мицуками, пока их поредевший отряд верхом на лохматых китайских лошадках пробирался по заросшей тропе к следующему входу, – я приказал Тамаё задержать их и немедленно взорвать все заряды.

– Вряд ли Юань отправит сюда войска, – Эшер окинул взглядом поросшую кустарником расщелину сбоку от тропы и смыкавшуюся над ними извилистую, ломаную гряду гор. Ребра постоянно напоминали о себе болью, солнечный свет после полумрака шахт казался неестественно ярким. – Он озабочен тем, как его воспринимают на Западе. Если возникнут неприятности, ему придется потрудиться, чтобы оправдать свои действия. Нет, меня больше беспокоят Цзо. Хотя я не слишком удивлюсь, если мы встретим здесь полковника фон Мерена и его ребят. В конце концов, госпожа Цзо может продать информацию кому угодно, – мрачно добавил он.

Продвигаясь по склонам гор, они останавливались у небольших боковых входов и вентиляционных отверстий (в большинстве своем похожих на старые заброшенные норы) и взрывали их, за несколько мгновений уничтожая плоды многолетнего тяжелого труда.

«Интересно, он слышит грохот взрывов? – снова и снова думал Эшер, стоя в густых клубах желтой пыли и ощущая дрожь горы под ногами. – Там, под землей, куда ведет тысяча, десять тысяч и сто тысяч железных ступеней…»

Может быть, он считает взрывы во сне? Вот осталось двенадцать, потом одиннадцать, потом десять… пока наконец не наступит бесконечная тьма и не придет боль…

Эшер смотал провода, забросил подрывную машинку на спину лошади и кое-как взобрался в седло, морщась от боли в ребрах. Бросив взгляд на каменное лицо Карлебаха, он подумал, что старика одолевают те же мысли.

Но ему не хватило смелости задать вопрос.

В дни процветания вход, расположенный на дальнем склоне горы Шилю, сам по себе был оживленным местом. Недалеко от пещеры Эшер заметил кирпичные фундаменты навесов и сараев и ступенчатый спуск, который тянулся вдоль ручья и вел к поселению, от которого теперь сохранилась только обрушенная стена. В Китае кирпичи и обтесанный камень слишком высоко ценились, чтобы долго пролежать нетронутыми после ухода прежних владельцев. Из темноты шахты на них бросились стаи крыс (то же самое произошло и у двух предыдущих входов), и Эшер с Огатой прошлись по ним струей пламени. Затем Эшер посмотрел на часы и проволокой привязал бруски гелигнита к трухлявым деревянным опорам, удерживающим свод пещеры. Пока что они укладывались в график, если, конечно, президент Юань не отправил войска, чтобы остановить крестьян…

Пока Мицуками и один из солдат, Нисихару, пробирались между телами дохлых и издыхающих крыс, чтобы разведать несколько ярдов ведущего вниз тоннеля, он спрятал запал в развалинах, которые раньше, скорее всего, были навесом. Карлебах закинул на плечо дробовик и держал наготове запасные баллоны горючей смеси и азота, на тот случай, если из-под земли снова полезут крысы. Еще один солдат, Сэки, нес ранец с взрывчаткой, проводами и подрывной машинкой.

Эшер жестом приказал Огате и третьему солдату, Хирато, остаться снаружи и стеречь лошадей. Затем он взял ранец и фонарь и вслед за Мицуками начал спускаться во тьму.

Время приближалось к трем часам дня.