Текст книги "Князья Преисподней (ЛП)"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

13

– Сказали, будто Джейми… что? – Лидия в недоумении посмотрела на Карлебаха, затем перевела взгляд на одетого в твидовую пару крепкого мужчину, который представился Тиммсом из посольской полиции.

– Прошу прощения, мэм, но никто ничего не говорил, – сухо поправил ее Тиммс. – Мистера Эшера обвиняют в передаче информации немецкому посольству…

– Кто обвиняет? – она встала и подошла к посетителям, хотя для того, чтобы как следует рассмотреть лицо полицейского, ей пришлось бы наступить ему на ноги. Пока что она видела только сизые обвисшие щеки и напомаженные волосы цвета кофе, в который недолили молока. – И какого рода информацию Джейми мог бы собрать здесь, в Пекине? Порядок построения на плацу?

– Подробности обвинения меня не касаются, мэм. Но у него точно совесть нечиста, если он решил скрыться.

– Это нелепо.

Она открыла было рот, собираясь сказать, что Джейми НИКОГДА не признался бы немцам (тем более – немцам) в том, что был шпионом… и поняла, что вряд ли сумеет таким образом исправить ситуацию. Вместо этого она рухнула в ближайшее кресло и сквозь слезы беспомощно посмотрела на стоявших перед ней мужчин:

– Кто же мог придумать такую ложь?

Даже ее мачехе не удалось бы лучше разыграть эту сцену. А может быть, и удалось бы…

– Осмелюсь надеяться, мэм…

Хриплый голос Тиммса слегка дрогнул. «Хорошо, у меня получилось растрогать его…»

– …что вы позволите нам обыскать комнаты.

Лидия прекрасно знала, что Джейми записывал только замечания по поводу тональностей и глагольных форм, поэтому она уронила голову в ладони, кивнула и издала единственный приглушенный всхлип. Обладай Карлебах хоть какими-нибудь актерскими наклонностями, он бы тут же воспользовался поводом броситься к ней и заклеймить Тиммса жестоким чудовищем (что только усилило бы желание Тиммса поскорее покончить с обыском и притупило бы его внимательность), но профессор сумел лишь выдавить:

– Ну же, сударыня…

Вместо него к ней на помощь пришла Элен, которая, должно быть, подслушивала, стоя у дверей детской:

– Ноги вашей здесь не будет! – горничная помахала мокрой губкой перед носом полицейского. – Пока не покажете ордер, как положено, выписанный судьей, а его-то у вас и нет…

– Все в порядке, – прошептала Лидия. Лучше было вести себя так, словно им нечего скрывать, чем требовать ордер. – Элен, пожалуйста, покажите джентльмену комнаты. И… и принесите мне воды…

С удовлетворением она отметила, что Миранда, которая обычно вела себя на удивление спокойно, разразилась криком, едва Тиммс шагнул в детскую.

Стоило только Тиммсу скрыться за дверью, Лидия встала, собрала полицейские отчеты и вручила их Карлебаху.

– Не беспокойтесь за меня, – прошептала она, выпроваживая старого ученого в коридор.

Не хотелось бы, чтобы отчеты конфисковали… В растерянности и недоумении она подошла к окну и стала там, прислушиваясь к негодующему голосу Элен, истерическим рыданиям миссис Пиллей и воплям Миранды и вглядываясь в темноту чужеземной ночи. Она не знала, что ей теперь делать, кроме как ждать весточки.

* * *

В Шелковом переулке Эшер собирался нанять другого рикшу, но доехать туда не успел.

На Синьчжуши – одной из главных улиц, пересекавших Внешний город, – кто-то окликнул его возчика. Сам Эшер не понял ни слова: говорили то ли на языке хакка, то ли на кантонском, то ли еще на каком-то из дюжины китайских «диалектов», которые на самом деле были не диалектами, а отдельными языками. Поэтому он не слишком удивился, когда рикша свернул с широкого проспекта в улочку хутуна, стиснутую серыми стенами с утопающими в них воротами, а оттуда – в тупик шириной не более пяти футов, провонявший рыбьими головами и человеческими испражнениями. Он крикнул «Тин!» – стой! – но рикша и не подумал остановиться, и тогда Эшер вытащил из ботинка нож, достал из кармана пиджака револьвер, выпрыгнул из возка и прижался спиной к стене, готовясь к драке.

Те, кто поджидал его, стояли по обе стороны тупика, в самом его начале. Поначалу он не мог понять, сколько их, потому что из ближайшего хутуна просачивались лишь слабые отблески света. Стоило только Эшеру спрыгнуть на землю, как его рикша тут же скрылся за углом дальше по проулку, прихватив с собой возок и фонарь. Эшер послал ему вслед проклятие, хотя едва ли мог винить его: окажись он сам втянут в стычку, где его могли случайно убить, он бы тоже постарался убежать. Он скорее угадал, чем увидел тени двух человек, которые перекрыли проход в хутун, и выстрелил, больше чтобы показать, что у него есть огнестрельное оружие, чем в надежде ранить хотя бы одного из них. Затем он со всех ног бросился к выходу из тупика, рассчитывая, что страх перед вторым выстрелом удержит их.

Расчет оказался неверным. В темноте Эшер наткнулся на что-то, и пока он размахивал руками в попытке восстановить равновесие, в воздухе раздался свист, издаваемый, скорее всего, азиатским подобием кистеня. Пришедшийся в плечо удар сбил его с ног («Цеп», – подумал он, пытаясь встать), и тут же на него навалились со всех сторон. Он пнул кого-то ногой, ушел от захвата, почти вслепую полоснул ножом, снова увернулся, а затем ему на спину обрушился цеп – два коротких дубовых бруска, соединенных цепью. Его схватили за руку, пытаясь отнять пистолет…

И внезапно отпустили.

В нос ударил сильный запах крови, а еще – испражнений, покидающих тело умирающего человека.

Кто-то из нападавших завопил, и Эшер кое-как отполз с места схватки.

Послышался быстрый топот. Глаза почти привыкли к отсутствию света, и он сумел различить две фигуры, убегающие прочь. Узкий тупик по-прежнему тонул во тьме, из которой проступило бледное, лишенное всех красок лицо в окружении бесцветных волос – словно призрак соткался из дымки на том месте, где разгорелось побоище.

Из темноты донесся тихий голос:

– Не знал, что у вас есть знакомые среди китайцев, Джеймс.

Эшер, дрожа, привалился к стене. Плечо болело так, как бывает при переломах. Ему доводилось видеть людей, забитых цепами для риса, поэтому он понимал, насколько близок был от смерти.

– Эти господа имеют какое-то отношение к попытке вашего ареста? – вампир вдруг оказался совсем рядом с ним, с той стремительностью, которая бывает только во сне. Эшер чувствовал запах крови, исходивший от его одежды. – Или же у вас несколько врагов?

Исидро взял его за руку и вложил в ладонь цеп, который Эшер спрятал в карман пальто.

– Вашему рикше можно доверять? – он вручил Эшеру выроненный во время драки нож, затем вывел его в хутун, откуда лишь несколько футов оставалось до фонарей и шума Синьчжуши. – Он затаился в конце тупика. Или вы предпочтете нанять другого?

– Найму другого, – Эшер сам поразился тому, как спокойно прозвучал его голос. – Вряд ли я сумею добраться до переулка Чжулун самостоятельно, а наш приятель, – он кивнул в сторону тупика, – может навести на меня банду, на которую он работает.

– Вот, возьмите, – Исидро остановился в нескольких ярдах от проспекта, там, где тени хутуна по-прежнему скрывали его, и протянул Эшеру поношенное и довольно грязное синее хлопковое ципао, снятое (в чем Эшер не сомневался) с одного из убитых. Эшер молча переложил содержимое карманов пальто и пиджака в карманы брюк, затем снял верхнюю одежду и натянул длинное подбитое ватой платье. В одном из карманов обнаружилась черная тканевая шапка, которую он тоже надел.

– Зачем вам в переулок Чжулун? – Исидро перебросил снятые вещи через согнутую в локте руку. – И позволено ли мне будет спросить, что такое этот «чжулун»?

– Существо, якобы обитающее под некоторыми из пекинских мостов, – судя по тому, как на нем сидело ципао, расставшийся со стеганой одеждой покойник был ростом почти с Эшера, к тому же довольно плотным для китайца. – В том переулке я рассчитываю найти человека, который предоставит мне безопасное убежище и скажет, какая из банд и почему открыла на меня охоту. Наверное, следили за мной весь вечер, от самого дома Мицуками.

Он снова проверил карманы и убрал нож в ботинок.

– Возможно, их привлекли мои расспросы о местах, куда может направиться любитель необычных удовольствий, или же…

Исидро резко повернул голову – движение настолько для него нехарактерное, что Эшер невольно подумал: «Не только за мною следят…».

– Что такое?

– Ничего, – но желтые глаза вампира смотрели куда-то в сторону, выдавая обман, и Эшеру пришло в голову, что его спутник не стал пить кровь убитого им человека.

Не осмелился.

Он положил ладонь на пиджак и пальто, ощущая под слоями ткани костлявую руку.

– Могу ли я попросить вас испачкать эту одежду в крови, а затем избавиться от нее таким образом, чтобы все, кто захочет меня найти – Хобарт, Мицуками, немцы, австрийцы, словом, кто угодно, – решили, что я расстался с этим миром? Ничто так не обескураживает преследователей, как доказательство гибели их жертвы.

В глазах вампира промелькнула усмешка:

– Две души связаны общей мыслью.

– И не могли бы вы сообщить Лидии, что со мной все в порядке? Скажите ей, чтобы она никому – ни Элен, ни профессору Карлебаху, никому – не говорила об этом. Глядя на нее, все – в том числе и те, кто поджидает меня, – должны поверить, что я мертв.

– Я скажу ей. Вы не доверяете милейшему профессору? – изменением тональности он выразил то, что другой человек показал бы приподнятой бровью или наклоненной головой.

– Я не доверяю его актерским способностям.

Они вышли на Синьчжуши, и Эшер вскинул руку, подзывая рикшу.

– Мне не хочется его обманывать, – добавил он. – Ни его, ни Элен. Я знаю, они будут горевать по мне. Но Хобарт не попытался бы убить меня. Здесь замешан кто-то еще… что-то еще. Мне начинает казаться, что кому-то не нравится мой интерес к шахтам Шилю.

– Я запомню ваши слова.

Эшер запрыгнул в возок, и вампир отступил на шаг назад:

– Смею надеяться, что чувство меры не откажет вам и вы не попросите меня оберегать профессора Карлебаха от покушений со стороны этих убийц.

Эшер рассмеялся:

– Нет, дон Симон, я бы не решился обеспокоить вас такой просьбой. Я лишь прошу вас предостеречь их. И присмотреть за Лидией.

«Что за безумная идея – просить об этом вампира, – подумал Эшер, когда его возчик взялся за оглобли. – Существо, которое вот уже триста пятьдесят лет живет только потому, что убивает людей…».

Но когда Исидро склонил голову и пробормотал: «Это полностью согласуется с моими намерениями», Эшер ни на мгновение не усомнился, в том, что под охраной вампира и его жена, и кроха-дочь будут в полной безопасности.

Рикша тронулся с места. Эшер оглянулся, но Исидро уже исчез, словно его никогда и не было.

Не удивительно, что Карлебах ему не доверяет.

* * *

Лидии было десять лет, когда ее мать умерла после продолжительной болезни. Ее тогда отправили пожить к тетушке Фэйт, которая из пяти сестер была ближе всех к ее матери по возрасту и характеру, и всеми силами «оберегали» от знания о болезни, пожиравшей тело матери. В конце концов приторная ложь, вежливые иносказания и попытки отвлечь ее мысли от «неприятных вещей» (они что, в самом деле верят, что пантомима заставит меня не думать о том, что ПРОИСХОДИТ с мамой?) довели ее почти до отчаяния, и однажды рано утром Лидия выскользнула из детской и прошла две мили до отцовского особняка на Рассел-сквер, где обнаружила, что дом заперт и родителей там нет.

Тогда она вовремя вернулась домой и успела порвать оставленную записку до того, как ее обнаружила няня, которая придерживалась весьма строгих взглядов на поведение, приличествующее маленьким девочкам. Но теперь, лежа в чужой холодной кровати в пекинской гостинице, Лидия во сне каким-то образом перенеслась в особняк с закрытыми ставнями и снова шла по его полутемным комнатам, как всегда бывало в снах, которые преследовали ее с того самого дня. Вот гостиная с модными золочеными обоями и безделушками в японском стиле – сохранился даже запах сухих духов. Спальня ее матери, подушки на псевдомавританской кровати – последний крик моды в тот год, – сложенные аккуратной ало-синей горкой, словно мать никогда не опиралась на них. Безмолвие, в котором ее собственные робкие шаги по коврам отдаются мелодичным шуршанием.

Иногда ей снилось, что в доме никого нет, кроме нее. Иногда она знала, что родители где-то рядом, но никак не могла их найти.

Сегодня в ее сне был кто-то еще.

Кто-то незнакомый. Пугающий, древний и холодный, как межзвездная тьма. Кто-то, кого она не может видеть, кто вслушивается в ее дыхание и вдыхает запах крови в ее венах.

Этот кто-то знал ее имя.

Испугавшись, Лидия решила вернуться на первый этаж – во сне она взломала замок на кухонной двери, хотя на самом деле научилась вскрывать замки только в пятнадцать лет, после знакомства с Джейми…Но комнаты вокруг нее продолжали меняться. Она прошла через скромную спальню, которую в первый год обучения в Швейцарии, в закрытом пансионе мадам Шаппеделен, делила с неприятной немкой – как там ее звали? Гретхен? Гретель? Откуда здесь пансионатская комната?.. За окном в лунном свете серебрилось озеро Комо… За дверью вместо коридора обнаружился храм Вечной гармонии с его длинным рядом статуй, конец которого терялся где-то в сумраке. Князья преисподней. Вот только некоторые из них вовсе не были статуями, они следили за ней, поводя кошачьими глазами, в которых отражался свет одинокой свечи.

Она подобрала подол и ускорила шаг, зная, что очень скоро они обретут подвижность и погонятся за ней…

Пройдя через дверь рядом с алтарем, она очутилась в гостиной на верхнем этаже их дома на Холиуэлл-стрит в Оксфорде.

Сидевший на месте Джейми Исидро произнес: «Сударыня».

Лидия проснулась. Керосиновая лампа, освещавшая спальню, все еще горела. Ее янтарный свет падал на книги и журналы, в беспорядке разбросанные по бело-голубому стеганому одеялу. Шторы на окне колыхались и слегка раздувались под неумолчный погребальный плач прилетевшего из пустыни ветра. Воздух пах пылью.

Она нащупала очки, встала, завернувшись в халат – в спальне царил холод, и одному небу известно, сколько сейчас было времени, – и попыталась снова закрутить в узел толстую рыжую косу, в которой кое-где еще оставались шпильки. Она прекрасно знала, кто ждет ее в передней комнате.

Он действительно ждал ее.

– Сударыня, – дон Симон Исидро поднялся из стоявшего рядом с камином кресла и склонил голову.

Лидия замерла в дверном проеме. «Ты знала, что он в Пекине», – напомнила она самой себе. И между ними ничего не было, не могло быть. Ничто не может связывать живых и мертвых.

И все же что-то их связывало.

– Симон.

Он развел огонь – всего несколько минут назад, судя по пламени и по тому, что в комнате все еще было холодно. Его пальцы, когда он взял ее за руку, чтобы подвести ко второму креслу, были холодны, как мрамор, но в них не ощущалось свойственной мертвой плоти вялости, знакомой Лидии по занятиям в анатомическом зале больницы. Невольно она отметила, что ее гость выглядит изможденным, как бывало тогда, когда он много ночей воздерживался от крови.

Она подавила желание удержать его пальцы в своих.

– Джеймс поручил мне передать вам, что с ним все в порядке.

Лидия глубоко вздохнула. Он тот, кто он есть. Протянуть руки к огню. Они не дрожат, нет. Она знала, что он такое, понимала, чувствовала, и все же… Он – Симон, этим все сказано.

– Вы виделись с ним?

– Я проследовал за его рикшей в некое место во Внешнем городе, известное как переулок Чжулун, – свет от огня очертил его нос с горбинкой, скулы, придал теплый живой оттенок его коже. – Я удостоверился, что человек, к которому он обратился, в самом деле предоставил ему убежище и не покушается на его жизнь. Более я не посмел задерживаться.

Он слегка наклонил голову, прислушиваясь к чему-то, глаза приняли несколько отстраненное выражение. Даже в этот час ночи из-за высокой городской стены доносились едва слышимые голоса прохожих и звон колокольчиков на возках рикш.

– Значит, он в безопасности?

– Не вполне. На него напали китайцы, подосланные – он в полном порядке, мадам, уверяю вас, – подосланные не Хобартом, чьего отпрыска я бы охотно оставил гнить в тюрьме, но теми, кому не по нраву пришелся его интерес к событиям в шахте Шилю. Он не ранен, – добавил он, заметив выражение ее лица. – Разве что несколько синяков. Но ни он, ни я не знаем, кто стоит за этим нападением – немцы, китайцы, или же и вовсе японцы.

– Ему по-прежнему грозит опасность?

– Да, если его обнаружат. Поэтому он поручил мне позаботиться о том, чтобы завтра где-нибудь нашли его окровавленную одежду и решили бы, что он мертв. Он хочет – и в этом я с ним согласен – затаиться до тех пор, пока не узнает, кто его преследователи. Он также просит вас, сударыня, вести себя так, будто вы полностью уверились в его смерти. Вы справитесь с этим?

Она кивнула, чувствуя, как холодеет в груди. А если у нее не получится?..

Некоторое время нечеловеческие глаза смотрели на нее, словно изучая, затем Исидро улыбнулся и снова взял ее за руку.

– Хорошо, – сказал он. – Карлебаху об этом знать не надо, как и вашей горничной, и всем прочим.

– Старик будет в отчаянии! – воскликнула Лидия, хотя и понимала, что ее муж прав. – Он любит Джейми как родного сына. К тому же он недавно лишился друга, Матьяша… жестоко так поступать с ним. Но он и в самом деле отвратительный актер, – с грустью признала она. – Он никого не сможет обмануть, если сам не будет верить в то, что говорит. И ему нельзя, как женщине, укрыться под вуалями и запереться ото всех в своей комнате… господи, ведь именно это мне и предстоит сделать утром. Интересно, где можно приобрести… Говорите, кто-то нанял убийц?

– Их кровь осталась на его пиджаке и пальто, которые вскорости обнаружат в старом дворцовом пруду. Ваш муж – умелый боец, – краешек губ дрогнул в намеке на улыбку, которую у человека назвали бы сожалеющей. – Куда более умелый, чем я в свое время.

– Вам приходилось драться на дуэли?

Лидия попыталась представить его таким, каким он был до того, как штамм вампиризма высветлил его волосы и глаза, до того, как долгие годы уединения и наблюдений открыли ему ужасающие истины о природе человечества. Жуткие шрамы на лице и горле, оставленные когтями хозяина Константинополя, за три года ничуть не изменились, хотя Исидро как-то рассказал ей, что в свое время сильно обгорел на солнце и полностью исцелился.

– Прошу прощения, – торопливо добавила она. – Меня это не касается…

– Будучи испанцем и католиком, в Англии я едва ли мог избежать дуэлей. К тому же тогда я был глуп и считал, что могу ходить везде, где мне заблагорассудится. Сейчас я оглядываюсь на себя прежнего и удивляюсь, что дожил до встречи с бессмертным.

Лидия молча смотрела на его освещенное светом камина лицо, надменное и холодное, как у надгробного изваяния. Каким он был при жизни? Острое осознание его присутствия прошло, и теперь она испытывала по отношению к нему лишь доверие и дружеское расположение.

– Не могли бы вы передать ему весточку от меня?

– Если вы попросите, сударыня, – Исидро встал и взял длиннополое пальто, свешивавшееся со спинки стула. – Но все мои инстинкты подсказывают мне, что выходить за пределы Посольского квартала – все равно что подставлять шею под лезвие меча. Пекинские вампиры незримо наблюдают за мной, и даже в этих стенах мне грозит опасность. Вы бы посмеялись надо мной, если бы увидели, как я на цыпочках, подобно вору, прокрадываюсь от водяных ворот к железнодорожной станции, чтобы поохотиться в деревушках с непроизносимыми названиями, и все время боюсь, что не смогу вернуться до рассвета.

– Что ж, вы это заслужили, – заметила Лидия.

– Воистину так, – холодные тонкие пальцы коснулись ее руки. – Отец Орсино, испанский священник, провел в шахтах Шилю три столетия, сочиняя опровержение постулатам Лютера, и он умоляет меня забрать его записи из покинутого им укрытия, чтобы он мог доставить их папе, которому и посвящен его труд… право же, страшно становится, как подумаешь о его размерах.

– Вы собираетесь проникнуть в шахту? – спросила она, содрогнувшись при воспоминании о том, что рассказал ей Джейми о напавших на него созданиях. О распухшем посиневшем лице Ито. «Они заполняют мой разум…»

– По меньшей мере, я собираюсь подобраться как можно ближе и увидеть все, что только можно увидеть. Сейчас нам более всего не хватает знаний об этих Иных: их количестве, передвижениях, природе и образе их мышления. Не только ваш муж служил своей стране подобным образом, сударыня. Когда я впервые прочел об этих созданиях, мне пришло в голову, что часть сведений о них сможет собрать только немертвый.

Призыв к осторожности застрял у нее в горле: «Я НЕ МОГУ просить его поберечь себя, ведь его расследование вполне может закончиться убийством нескольких ни в чем не повинных людей».

И снова она ощутила всю правильность некогда сказанных Исидро слов. Между живыми и мертвыми не может быть дружбы. Разве что мертвые откажутся продлевать свое земное существование за счет чужих жизней.

Но когда она заглянула ему в глаза и увидела в их многомерных желтых глубинах, что все эти мысли ему знакомы, ее сердце болезненно сжалось.

Исидро поклонился и поцеловал ей руку. За белым шелком холодных губ скрывались убийственные клыки. Теряющиеся в складках бархата часы над камином мелодично пробили четыре часа.

– Будить вас каждую ночь было бы жестоко с моей стороны, сударыня. Если вы сочтете нужным встретиться со мной, не задергивайте шторы на одном из окон спальни.

Лидия ощутила прикосновение к своему разуму – сонливость навалилась тяжелым бархатным покровом – и сильнее сжала его костлявые пальцы.

– Вы были в моем сне? Я имею в виду, не в этой комнате, а в доме моего отца?

Сонливость пропала. Бесцветные брови слегка сдвинулись над переносицей.

– Доме вашего отца?

– После того, как мама умерла, – прошептала Лидия. – Я была там, искала ее по всем комнатам… мне часто снится этот сон. Но на этот раз в доме был кто-то… что-то еще.

Нет, – тихо ответил вампир, – это был не я.