Текст книги "Князья Преисподней (ЛП)"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

25

Меж камней сновали крысы. Из темноты до Эшера доносился их быстрый топот и постоянное попискивание, сладковатая затхлая вонь смешивалась с запахами воды и камня. В провалах диагональных штреков зло поблескивали крохотные рубиново-красные глаза. Эшер считал повороты, то и дело сверяясь при свете фонаря с обеими картами, и молился, чтобы Исидро не ошибся, чтобы ленивые ублюдки из горнодобывающей компании ничего не придумали и не начертили наобум, потому что все равно никто не станет спускаться сюда ради проверки…

Чтоб им всем..!

Японцы едва задевали потолок головами, но Эшеру и Карлебаху приходилось идти пригнувшись. Мицуками прошептал:

– Ого! – и высветил фонарем косой крест, нацарапанный на стене по левую руку от него. Царапины были свежими. – Что это, Эсу-сенсей?

Эшер посмотрел на карту. Отмеченный крестом тоннель, судя по всему, вел к той самой галерее, которую они искали.

– Кто-то здесь был, – охрипшим голосом сказал Карлебах.

– Цзян говорил о чем-то подобном, – соврал Эшер. – Пропустите меня вперед.

Он поднял фонарь и двинулся по тоннелю, который резко спускался вниз, следуя за древним угольным пластом. Эшер коснулся стены рукой и ощутил влагу. Через некоторое время проход расширился, потолок стал выше, и в свете фонарей показались посеревшие и рассохшиеся от времени подпорки, по-прежнему поддерживающие свод в том месте, где раньше рубили уголь.

После взрыва тут все обрушится…

Затем галерея снова сузилась, и Эшеру пришлось повернуться боком и как следует упереться в пол, круто уходивший вниз. Он вытянул перед собой руку с фонарем, затем опустился на колени и пополз вперед.

Перед ним распахнулось темное пространство. Над краем проема торчали концы лестницы, но Эшер не рискнул воспользоваться ей. Он лишь протянул над бездной фонарь и в его свете рассмотрел над собой смутные очертания сталактитов, чьи соляные наплывы поблескивали под сочащейся с потолка водой, а внизу, не слишком далеко от края провала, – волнистые линии натёчных камней и бледные сталагмиты. Он крикнул:

– Эй! – и эхо подхватило его голос, наполнив им огромное гулкое пространство.

Исидро был прав. Любые объемы хлорина разойдутся по этим пещерам и безжалостно растворятся в миллионах кубических футов воздуха. И тогда яогуай смогут уйти и, возможно, найдут еще один выход, на расстоянии нескольких миль отсюда.

Эшер отодвинулся от края провала и пополз назад, туда, где его ждали остальные.

– Там в самом деле есть пещеры, – он указал фонарем на нависающий каменный свод и поеденные временем и сыростью подпорки. – Взрыв обрушит галерею, так что вам всем лучше вернуться к началу тоннеля.

Провода запала, поставленного в том месте, где проход начинал сужаться, заканчивались примерно в двадцати футах от устья тоннеля. Эшер прикрутил гелигнитовые заряды как можно ближе ко входу в пещеры. У него оставалось лишь несколько шашек, припасенных на тот случай, если им встретится не отмеченный на карте колодец или провал.

– Назад, – скомандовал он, прикрепляя провода к машинке. – Живо!

Мицуками осторожно взял Карлебаха за локоть, но старик стряхнул его руку. Словно завороженный, он смотрел на еще один крест, выбитый в стене галереи.

– Он там, внизу? – шепотом спросил он на чешском, опускаясь на колени рядом с Эшером. Его глаза ярко полыхнули в свете фонаря. – Не монах… вы знаете, кого я имею в виду.

– Не знаю, – Эшер спокойно выдержал его взгляд. – Цзян упоминал о метках…

– Может быть, их оставили Иные? Или пекинские вампиры, чтобы завести нас в ловушку?

Эшер едва сдержался, чтобы не рявкнуть: «Не будьте идиотом!» Призвав на помощь всю любовь и уважение, которые он испытывал к старому ученому, он ответил:

– Цзян говорил, что им уже много лет.

– А ему можно верить? – голос Карлебаха дрожал от сдерживаемых эмоций. – Джейми, мы охотимся за тварью без души. За бесконечно хитрым существом, которое может исказить восприятие и сознание даже самых праведных и стойких людей!

Эшер выудил из кармана ватные тампоны и вручил два из них Карлебаху:

– Заткните ими уши. Вот эти отдайте Мицуками и его людям, – он достал из синей бумажной упаковки еще несколько штук. – И не забудьте закрыть рот и нос.

Тут же он сам последовал собственному совету, повязав платком нижнюю часть лица, как какой-нибудь злодей с Дикого Запада.

– А теперь отойдите назад. Одному господу известно, насколько сильным будет обрушение.

Оглянувшись через плечо на удаляющийся свет фонаря, он подумал: «Симон, простите меня».

Затем надавил на рукоятку, вскочил и со всех ног бросился к тоннелю, словно за ним гнался сам дьявол, так часто поминаемый его отцом в проповедях. До выхода оставалось не больше ярда, когда земля задрожала, в уши ударило эхо запертого в тесном пространстве взрыва, а в спину толкнула горячая пыльная волна, едва не сбив его с ног. Устояв, Эшер упрямо продолжал ковылять вперед, думая только о тоннеле и о теряющихся во мгле пятнах света. За спиной раздался грохот – потолок галереи не выдержал, и теперь тонны камня рушились вниз…

Должно быть, он бессознательно сумел сохранить направление и выбрался в тоннель, потому что перед лицом вдруг возникло мутное желтое марево. Покрытые пылью люди подхватили его под руки. Мицуками он узнал только по очкам и мечу, Карлебаха – по росту и бороде. В ушах звенело, и Эшер скорее почувствовал, чем услышал, что за спиной наступила тишина. Он взял фонарь, вернулся назад сквозь стоявшую стеной пыль и увидел, что в дальнем конце галереи, всего в каком-нибудь ярде от подрывной машинки, потолок полностью обвалился. Преодолевая вызванное взрывом головокружение и морщась от вспышек боли в боку, Эшер все-таки вытянул из-под завала провода и намотал их на руку.

Ему пришлось поднести часы к самому фонарю, который держал один из солдат, чтобы рассмотреть стрелки. Половина четвертого. Они все еще будут на этом склоне горы, когда сержант Тамаё подорвет баллоны с хлорином и обрушит шахту.

В тусклом свете фонаря Карлебах выглядел полностью потерянным, и Эшер не ушами, но сердцем слышал его бормотание: «Он был мне как сын…»

Эшер с удовольствием вдохнул свежий воздух, холодный пыльный воздух гор Сишань. Свет, мелькнувший в устье тоннеля, отливал золотом, как бывает ранним вечером. Слух вернулся, но голова по-прежнему болела, а Сэки, у которого хлынула носом кровь, походил на какое-то страшилище из сказки.

Когда они обрушат старый вход на дальнем склоне, Исидро во сне услышит взрыв и поймет: остался только один.

Не надо об этом думать. За годы в департаменте Эшер научился не думать о подобных вещах.

Он покинул департамент в том числе и по этой причине.

Боль в ребрах, пронзавшая его каждый раз, стоило ему закашляться, ноющие мышцы и суставы отвлекали, не давая задуматься о чем-то еще. А затем впереди, там, где уже виднелся выход наружу, он заметил движение. К тоннелю бежали люди. Много людей с винтовками в руках. В то самое мгновение, когда первые пули ударились о стены пещеры, Эшер крикнул:

– Назад!

Карлебах не обладал рефлексами солдата. Рядовой Нисихару схватил его за руку и потянул за собой вглубь тоннеля. Примерно в тридцати футах обнаружился боковой ход, куда Эшер и нырнул; он набросил на плечи лямки огнемета, шагнул в тоннель и выстрелил струей жидкого огня. Пятеро мужчин, едва успевших войти в пещеру, выскочили прочь; Эшер заметил, что они одеты в ципао и штаны-ку, заправленные в европейские сапоги. За ними маячили фигуры в серой форме китайской армии. Человек в европейском костюме (Эшер разглядел американский двубортный пиджак) выступил вперед, вскинув вверх руки.

– Эшер!

«Цзи-туань, – подумал он. – Чжэнь Цзи-туань, племянник госпожи Цзо».

Даже в сумраке тоннеля он видел на лице молодого мужчины синяки и припухлости в тех местах, где начиналась трансформация.

– Бросайте оружие и выходите! – крикнул Цзи-туань. – У нас ваша жена!

«Вы лжете», – у него перехватило дыхание. Эшер выглянул за край бокового хода и прокричал:

– Чего вам надо? – он повторил эти слова по-китайски, хотя Цзи-туань обратился к нему на английском.

– Нам нужны вы, – Цзи-туань говорил на английском чисто, хотя и несложными фразами. – Нам не нужны неприятности. Мы не убиваем вас, не убиваем ваших друзей, никого не убиваем. Обещаю. Клянусь на библии.

Он что, хочет, чтобы Эшер вышел из укрытия и показался дюжине вооруженных винтовками мужчин, поверив обещанию? Да ему надо в правительстве работать.

– У нас ваша жена, Эшер, – повторил Цзи-туань. – Получите ее назад. Вы выходите, японец выходит, никого не стреляем. Эта шахта принадлежит нам. Мы…

За спиной Цзи-туаня затрещали выстрелы. Один из его бойцов, стоявший у самого входа, взмахнул руками и упал лицом вниз. Китайские солдаты отпрянули от пуль, выбивавших фонтанчик пыли у их ног. Затем они вместе с людьми Цзо бросились под укрытие тоннеля… как раз под примотанные к подпоркам шашки гелигнита.

Огата. Эта мысль пришла Эшеру в голову за мгновение до взрыва. Рядовой специально загнал их сюда.

Он нырнул за угол, зажимая руками уши. Гром, темнота, пыль забивается в легкие, земля уходит из под ног… Если китайское солдаты или бойцы Цзи-туаня и кричали, все звуки потонули в ужасающем грохоте взрыва прямо над головой. Эшер вжался лицом в стену и закрыл рот и нос локтем.

Затем наступила тишина, глубокая и пугающая. Вокруг стояла кромешная тьма. Сквозь звон в ушах Эшер слышал, как один из японцев выдохнул вопрос, и кто-то ответил: «Огата».

Пожалуй, Огата принял правильное решение и хорошо все рассчитал, ведь только так два человека, охранявших вход в тоннель, могли справиться с одиннадцатью вооруженными противниками. Телохранитель знал, что у оставшихся в шахте людей есть карты, а значит, они смогут добраться до главного входа. Наверное, в это самое время Огата и Хирато неслись, подстегивая лошадей, по узким заросшим тропкам, чтобы как можно скорее добраться до сержанта Тамаё и задержать взрыв…

Что имело бы смысл, подумал Эшер, если бы можно было отложить взрыв до наступления темноты. И если в шахтах им не встретится чего-нибудь похуже крыс.

Сзади сквозь пыльную завесу пробился тусклый желтый свет; послышался надрывный кашель Карлебаха.

– С вами все в порядке? – окликнул его Эшер. – Ребе?

– Это как посмотреть, – прохрипел старый ученый. – Все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово «порядок».

– Мы живы, – сказал Мицуками. – Эсу-сенсей, этот человек не может ничего знать о госпоже Эсу.

– Может, – Эшер закашлялся и сплюнул пыль. – У нас сорок минут на то, чтобы добраться до главного входа, при условии, что Огата за это время успеет обогнуть горный кряж. И если на Тамаё и его людей не напали…

В темноте громыхнул выстрел, и пуля ударилась о камень у него над головой. Сквозь густую пелену пыли он увидел блестящие кошачьи глаза.

Цзи-туань видит в темноте… Это существо видит в темноте. Существо, которое когда-то было Цзи-туанем. Конечно же, он уцелел.

Эшер ответил на выстрел струей пламени из огнемета, затем развернулся и подтолкнул Карлебаха и Мицуками вперед:

– Идите! Там дальше должна быть галерея, – прокричал он.

Еще один выстрел. Пыль несколько рассеялась, когда они вывалились в длинный штрек, ведущий в древний угольный забой. Эшер снова снял крышку с фонаря и двинулся туда, где виднелось еще одно желтое пятно; только по росту он понял, что смутно вырисовывавшаяся перед ним фигура – Карлебах. Старик шатался, хватаясь за стену, и Эшер подхватил его под локоть.

– Он видит в темноте! Не закрывайте фонари!

В тусклом свете они увидели кучи пустой породы и укрылись за ближайшей из них; Эшер наскоро пересчитал своих товарищей, потом жестом приказал им взяться за руки и погасить фонари.

Они ждали в непроницаемой, плотной, обволакивающей темноте, не решаясь нарушить молчание. Сквозь запах пыли пробивалась крысиная вонь, и Эшер слышал, как крохотные лапки топочут среди обломков породы.

Со стороны тоннеля не доносилось ни звука.

Пол покрывала вода. Мог ли Цзи-туань – или кто-нибудь из его людей, если им повезло уцелеть во взрыве, – неслышно подкрасться к ним? Или обмануть их восприятие, чтобы остаться незамеченными?

Мицуками слегка наклонился вперед, чтобы дотянуться до лужи. Эшер понял, что японец хочет промыть стекла очков. Наверное, невысокий полковник добрался сюда почти вслепую…

Насколько острый у них слух? Они были сродни вампирам, которые в переполненной комнате могли различить, как изменяется частота дыхания.

Он прижал руку к боку, чтобы хоть немного унять боль.

Как далеко продвинулся Цзи-туань на пути превращения в яогуай? Как на него повлияли принимаемые им «травы»? Какую часть сознания ему удалось сохранить, и надолго ли?

Или же микстуры и в самом деле позволили ему остаться человеком в достаточной мере для того, чтобы он смог управлять яогуай… как фигурами на шахматной доске?

У нас ваша жена…

Сердце противилось самой мысли об этом, но долгий опыт работы полевым агентом заставлял задуматься над тем, как им удалось захватить Лидию.

Неподалеку от себя Эшер услышал, как один из солдат вдруг дернулся и втянул с шумом воздух, и тут же запищала брошенная об пол крыса. Снова тишина. Наконец он на миллиметр сдвинул крышку фонаря.

– Идем.

26

Британское посольство, Пекин.

Вторник, 12 ноября, 1912

Миссис Эшер,

Могу ли я надеяться, что вы уделите мне пять минут вашего времени? Я ни в коем случае не осмелился бы беспокоить вас, если бы не дело величайшей срочности и важности.

Ваш преданный слуга,

Эдмунд Вудрив.

– Прошу вас, мэм, – миссис Пиллей удержала руку Лидии, не давая ей порвать записку. – У него был такой отчаявшийся вид, когда он повстречал меня в фойе. Вряд ли бы он прождал вас все утро из-за какого-нибудь пустяка.

– Вот как?

Лидия повертела листок в обтянутых черным шелком пальцах. Сама она вполне ожидала чего-то подобного от самого настойчивого из своих поклонников. Когда они с Мирандой, Элен и миссис Пиллей проходили через фойе, возвращаясь с прогулки к стенам Внутреннего города в компании Аннетты Откёр, Лидия мельком заметила его высокую нескладную фигуру с выпирающим животом. Едва он начал вставать из кресла, она ускорила шаг и поспешила к лестнице.

Ее вымотали постоянные мысли о том, что сейчас происходит в горах Сишань – о Джейми, вступившем в схватку с Иными, то ли спящими, то ли бодрствующими, о Симоне, которому предстояло навеки остаться в шахтах с этими существами. Все то время, пока они обозревали пугающее своим величием море серых, зеленых и алых крыш, Аннетта Откёр, при всей ее любви к сплетням и лукавом коварстве, умело поддерживала разговор о пустяках, не позволив себе в адрес Лидии ни единого замечания об отсутствующем виде и молчаливости.

Как с удивлением осознала Лидия, свежеиспеченная вдова могла рассчитывать на послабления.

Но едва ли Эдмунд Вудрив проявит такое же понимание.

– Прошу вас, – в голосе маленькой няни слышались слезы. – У него преданное сердце, мэм, и он так вас любит.

– Он задолжал клубу, портному, торговцу вином и лондонскому обувщику более пятисот фунтов, – сухо ответила Лидия. – И любовь в нем подогревается мыслью о независимом доходе, который позволил бы ему рассчитывать на продвижение по службе.

Миссис Пиллей слегка покраснела. В ее глазах читалась мольба. Она знала, что ее чувства к посольскому чиновнику навеки останутся неразделенными, ведь без приличного приданного ни он, ни кто-нибудь еще не проявит к ней интерес…

«Если, конечно, он не решил приударить за ней, чтобы она помогла ему с запиской», – подумала Лидия, одолеваемая одновременно жалостью и подозрительностью. Бросив взгляд на лицо няни, она утвердилась в своей догадке. Ну конечно же, так все и было.

Лидия вздохнула, чувствуя легкую дурноту, и изучила свое отражение в зеркале. Затем удалилась в спальню, чтобы исправить ущерб, нанесенный ее внешнему виду за час степенной прогулки под защитой многослойной вуали (которой хватило бы, чтобы поставить навес над лужайкой в Новом колледже). Немного рисовой пудры, легкий слой туши на ресницах («Может быть, я и вдова, но это не повод выглядеть испуганной»), аккуратно приглаженные волосы… Поправив прическу, она убрала очки в серебряный футляр, снова натянула перчатки и спустилась в фойе, напоминая себе, что нужно быть вежливой и при этом не скрывать горя.

Симон… Он сумеет выбраться…

Спустившись по лестнице, Лидия увидела Вудрива, меряющего шагами коридор перед дверью в маленький частный кабинет. Краем глаза она заметила китайского бригадира, который о чем-то спорил с управляющим у стойки, и трех рабочих, стоявших рядом с грудой свернутых ковров. Вудрив поспешил ей навстречу и взял ее за руку с благоговением, за которым почти не чувствовалась нервозность жеста.

– Мадам… миссис Эшер… благодарю вас! Мне действительно не хотелось причинять вам хлопот, но у меня не было выбора…

Он завел ее в кабинет с синими шторами и закрыл дверь.

Из кресла у камина поднялся Грант Хобарт.

– Миссис Эшер…

Лидия резко повернулась к Вудриву. На его лице читались отчаяние и вина.

– Пожалуйста, миссис Эшер, простите меня, прошу вас! Мистеру Хобарту нужно поговорить с вами. Он сказал, что писать вам бесполезно…

– Я и в самом деле не ответила бы на его письмо, – гневно ответила Лидия, – поскольку не хочу говорить с ним. Говорить с человеком, который оболгал моего мужа? Который, испугавшись, что станет известно о запятнавшей его руки крови, обрек Джейми на смерть?

– Крови? – Вудрив бросил умоляющий взгляд на Хобарта, который в два шага пересек кабинет и оказался рядом с Лидией.

«Он отвратительно выглядит, – подумала Лидия, стараясь не щуриться, чтобы лучше рассмотреть Хобарта. – Словно после лихорадки. Переживает из-за Ричарда? Но ведь ему прекрасно известно, почему убили Холли Эддингтон».

– Сами его спросите, – холодно сказала она. – Или он заплатил вам за то, чтобы вы не задавали вопросов?

Из-за нахлынувшей злости ей потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать запах, исходивший от одежды Хобарта. Из-под сбивающего с ног аромата французского одеколона пробивалась сладковатая вонь разложения и гнили… и что-то еще, какой-то химикат… хлороформ?

Она развернулась, чтобы выбежать прочь из кабинета, но было слишком поздно. Хобарт с силой схватил ее за руку и закрыл ей рот и нос влажной тряпкой. Лидия задержала дыхание, пнула его по щиколотке…

И тогда из-за шторы, наполовину прикрывавшей дверной проем, вышел китаец, одетый на европейский манер, одной рукой зажал Вудриву рот, а второй вогнал ему в шею стальной стилет длиною в фут под таким углом, чтобы лезвие, пронзив горло, вошло (как предположила Лидия) в продолговатый мозг и мозжечок. Последней ее мыслью перед тем, как потерять сознание было: «Отличный удар, учитывая обстоятельства…»

* * *

Эшер почуял яогуай примерно за пятнадцать минут до того, как те окружили его небольшой отряд. Дрожащего света двух фонарей едва хватало, чтобы считать повороты и различать редкие ориентиры, отмеченные на карте: вот эта вырубка (или углубление) в самом деле была заброшенной камерой, заполненной «порожняком», как говорили в Уэльсе, или же они еще не дошли до нужного места? И что значил внезапный подъем пола: то, что они свернули не в тот тоннель, или же что за двадцать лет, прошедшие со времени составления карты, пол успел вспучиться? В шахте было холодно, но Эшер вспотел от постоянной концентрации внимания; больше всего ему сейчас хотелось знать, сколько еще им осталось идти до места взрыва и как быстро распространится выпущенный из баллонов газ.

И где сейчас солнце.

Идущий перед ним рядовой Сэки прошептал: «Нани-ка ниои дэсу ка?» – и через мгновение Эшер тоже ощутил гнилостный рыбный запах, смешанный с вонью немытого тела.

Сорок, как сказал Исидро.

Он сверился с картой.

– Сюда. Здесь есть ствол, выходящий в нижнюю галерею, а чуть дальше – еще один, ведущий наверх.

Если, конечно, они не перепутали тоннели.

Ствол действительно был – штрек обнаружился через несколько ярдов, не в том месте, где показывала карта; там же нашлась и лестница с подгнившими перекладинами, которые трещали и шуршали под весом людей, спускавшихся в черный провал глубиною в сорок футов. Потолок галереи нависал в каких-нибудь пяти футах от пола, местами вода доходила до лодыжек, из-за чего идти приходилось с опаской, то и дело оскальзываясь.

Затем, подобно порыву ветра, за которым следует шторм, до них донеся шорох когтей и крысиная вонь.

За освещенным пятном Эшер заметил движение и увидел реку блестящих глаз. Он торопливо расчехлил сопло и поджег запальник (осталось всего шесть спичек…), но когда он направил струю пламени на крыс, до первых их рядов оставалось не более двух ярдов. Крысы заверещали, выталкивая вперед горящих вожаков, затем все их скопище разбежалось, образовав полукруг. Мицуками и Нисихару прошлись огнем по движущимся флангам крысиной армии; после долгих часов в темноте вырывавшееся из огнеметов пламя ослепляло.

Господи, хоть бы это была единственная стая…

Так и оказалось. Уцелевшие крысы с писком унеслись прочь, обугленные тела образовали под ногами зловонный, местами шевелящийся ковер, на котором тут и там догорали остатки горючей смеси. Эшер двинулся вперед, наступая на мягкие тушки. Он надеялся, что дальше, в конце галереи, и в самом деле есть ведущий наверх ствол, и лестница там сохранилась настолько, что выдержит их вес. За спиной раздался плеск воды, встревоженной крохотными лапками, затем – царапанье когтей по камням.

– Там! – выдохнул Карлебах.

Когда тускнеющий свет фонаря выхватил из темноты уходящий вверх ствол, оттуда упала крыса. За ней последовали еще две.

Вот же дрянь.

– Я пойду первым, – Эшер встряхнул висящий за спиной ранец огнемета, проверяя вес. Слишком легкий. Сколько еще смеси у него осталось?

Он догадывался, что ждет их наверху.

Крысы выстроились вдоль самой верхней планки, окружили яму, из которой торчали концы скрипучей лестницы. Глаза угольками светились в темноте, образуя невысокую живую стену. Эшер выпустил в них струю пламени, поднялся еще на ярд (прицепленный к поясу фонарь неуклюже раскачивался на уровне бедра), затем ухватился поудобней и снова выстрелил, расчищая край ствола. Еще несколько перекладин, и вот уже его локти упираются в твердый пол. Он еще раз нажал на спусковой крючок, заливая желтым жидким огнем площадку в несколько ярдов. Выбрался наружу и крикнул вниз:

– Поднимайтесь! Живо!

Он опять прошелся струей огня по надвигающимся крысам, чтобы отогнать их прочь. Через несколько мгновений огнемет выплюнул последние сгустки пламени и с шипением затих; следующую волну грызунов смел Мицуками, а Эшер, бросив пустой баллон, протянул руку Карлебаху, помогая тому подняться по лестнице. Старик, задыхаясь, цеплялся согнутыми в запястьях руками за перекладины, снизу его подпирал и подталкивал рядовой Сэки.

– Через эту камеру проходит тоннель, – с трудом выдавил Эшер, наконец вытянув Карлебаха из ямы. – Нам нужна та его часть, которая уклоняется влево.

Догорающая смесь освещала лишь небольшой пятачок пространства, остальная камера терялась во мгле. Когда крысы отступили, Эшер направился к стене, которая, как он знал, должна быть где-то неподалеку – на карте камера выглядела небольшой. Вдоль ее стен высились груды «порожняка» и камня: долгое время эту часть шахты использовали для сброса отходов. Кучи мусора кишели крысами. Эшер и его товарищи двинулись вдоль стены, но обнаруженный ими проход отклонялся вправо, а когда фонарь Эшера погас и Нисихару зажег свой, его желтый свет отразился от блестящих глаз.

И глаза эти принадлежали не крысам.

Эшер выругался, продолжая идти вдоль стены туда, где, как он теперь знал, начинался левый проход; за его спиной Мицуками тихо отдал какие-то указания своим людям. Скорее всего, у каждого из них не более дюжины патронов, и этого количества вполне хватило бы, столкнись они с разбойниками…

От нужного прохода их отделяло не более двух ярдов, когда оттуда выскочило четверо яогуай.

Эшер впервые видел этих неуклюжих созданий при свете ярче лунного. В их манере двигаться было что-то звериное, но приближались они с пугающей быстротой, раззявив клыкастые пасти. Он почти в упор выстрелил из пистолета в первую тварь, и тут же один из солдат разрядил винтовку во второе чудовище. Один из яогуай сумел подняться на ноги, другой, которому выстрелом снесло полчерепа, упрямо полз в их сторону до тех пор, пока Мицуками не выпустил в него из огнемета остатки горючей смеси. Из правого прохода в другом конце камеры появилось еще несколько яогуай; твари скачками двинулись к ним сквозь темноту, сверкая глазами, и тогда ребе Карлебах выверенным движением поднял дробовик и разрядил один из стволов в ближайшего противника, подошедшего к нему на расстояние в десять футов.

Результат потряс всех. Тварь завопила, зашаталась, царапая себя огромными когтистыми лапами. Кровоточащие раны вспучились волдырями ожогов. Остальные яогуай отступили, и в то же мгновение старик, развернувшись, разрядил второй ствол в двух тварей, загородивших вход в левый тоннель. Яогуай с визгом упали на пол, раздирая дымящиеся раны. Мицуками отстегнул пустой огнемет и шагнул вперед, поднимая тускло блеснувший меч, и тогда самый высокий из яогуай (даже сгорбившись, он был ростом почти в шесть футов) бросился на Карлебаха и схватился за ствол дробовика, словно намереваясь вырвать оружие…

И замер, глядя на старого профессора.

Карлебах, лихорадочно перезаряжавший дробовик, остановился и тоже посмотрел на него.

В похожей на собачью морде не оставалось уже ничего человеческого, но когда Эшер поднял пистолет и в упор выстрелил в голову твари, краем сознания он отметил, что поредевшие волосы, кишащие вшами, хотя и были такими же темными, как у прочих, сохранили волнистость и в свете фонаря отливали темной медью.

Выстрел отбросил яогуай на пол. Эшер схватил Карлебаха за рукав пальто и втолкнул в левый проход. Нисихару выпустил струю огня, чтобы прикрыть их отступление, и Эшер бросился в проход, молясь, чтобы память не подвела его и дальнейшее расположение тоннелей соответствовало бы карте. Вот наклонный коридор, отмеченный на планах горнодобывающей компании. Потолок провисает под тяжестью давящей сверху горы, пол усыпан обломками подпорок… вот еще один уклон…

Еще одна галерея, на этот раз с высоким сводом, с остатками лесов у ближайшей стенки. Эшер выломал из прогнивших креплений кусок жерди, неуклюже расправил карту… и резко обернулся, когда в футе от него блеснули вдруг глаза.

Белая рука, холодная, как у трупа, не дала ему взвести револьвер.

– Сюда, – указал Исидро.

– Мы взорвали этот тоннель еще утром, – выдохнул Эшер.

– Тупые протестантские ублюдки!

Карлебах выругался, вскинул дробовик…

Исидро исчез.

– Здесь, внизу, они тоже есть! – профессор, едва стоя на ногах, провел рукой по лицу. – Я знал! Я знал, что это ловушка! Я чувствовал их присутствие…

Земля под ногами дрогнула, словно где-то ударили в огромный барабан. Далекий взрыв был настолько сильным, что с куч пустой породы покатились камни, а леса зашатались и задребезжали. С потолка посыпалась пыль. Затем раздался еще один взрыв, на этот раз – дальше и сильнее, чем в первый раз.

– Вот и все, – сказал Эшер. – Баллоны взорваны, выход обрушен.

Все молчали, не зная, что сказать. «Лидия, – подумал он. – Миранда…»

В дальнем конце галереи мелькнул огонек. Слабый старческий голос окликнул их:

– На ши шэй?

«Кто здесь?»

И Эшер закричал в ответ, не веря собственным ушам:

– Цзян?

Остальные молча смотрели, как размытое белое пятно приближается, превращаясь в старика, на удивление ловко передвигающегося по покатому и скользкому полу. В одной руке он держал посох, во второй – дешевый жестяной фонарь, в свете которого его длинные седые волосы казались прядками дыма.

– Хвала владыке Яме и всем князьям преисподней за то, что открыли мне путь в это ужасное место, – сказал Цзян, подходя ближе. – Все входы в шахту обвалились…

– Как вам удалось войти?

– Я знаю тайный ход, который начинается в подземельях храма Скрытого Будды. Я учился там после смерти жены. Его построили при династии Сун, когда из-за возросшего влияния общества Неба и Земли император приказал…

Старик всмотрелся в лица стоявших перед ним людей.

– Те создания, которых я встретил…

– Выводить нас, – приказал Эшер. – Ядовитый газ, скоро, быстро, сейчас…

Мицуками замер на краю освещенного пространства, вслушиваясь в темноту; Карлебах и двое солдат, не знавших ни слова по-китайски, все так же пялились на седоволосого монаха, словно тот спустился к ним на огненной колеснице.

– Ядовитый газ? – белые брови сошлись над переносицей в гримасе отвращения. – Что за ужасная вещь! Мо-цзы, живший в эпоху Весен и Осеней, писал, что ядовитым дымом от горящей горчицы можно окуривать неприятеля, но тратить человеческую мудрость и энергию на такие глупости…

– Глупостью для нас было бы умереть здесь вместе с яогуай, – деликатно прервал его Эшер.

– Ох, ну конечно же! – старый даос кивнул и двинулся назад, в том направлении, откуда пришел. – Верное замечание. Да, яогуай… Но и у яогуай должен быть свой путь и свое место в нашем мире. Будда учил, что даже в самых отвратительных насекомых таится природа Будды.

– Вот они, – сказал Мицуками.

За их спинами в темноте проступили блестящие глаза. Мицуками жестом указал рядовому Сэки на Карлебаха и отдал какой-то приказ; юноша переда фонарь Эшеру и подставил плечо под руку старого профессора. Пол перед ними внезапно заполнился крысами, сбегающими и падающими с лесов; раздался еще один короткий приказ, и Нисихару выстрелил из огнемета.

– Невероятно, – пробормотал Цзян. – В эпоху Весен и Осеней Сунь-цзы писал о подобных устройствах…

Эшер без лишних церемоний развернул его к концу галереи:

– Бежим!

Они побежали. Горючая смесь закончилась, и Нисихару на ходу сбросил лямки ранца, затем повернулся, чтобы выстрелить из винтовки в настигающие их силуэты яогуай. К их вони примешивался слабый запах хлорина, который становился все сильнее по мере того, как газ заполнял шахту. Еще на берегу пекинских озер Эшер отметил, что яогуай передвигаются с быстротой и точностью косяка рыбы. Вот и сейчас они рассеялись по галерее. Несколько тварей вскарабкались на леса и теперь перебирались по ним с пугающей ловкостью, расходясь в стороны, чтобы уберечься от выстрелов. Чтобы прицелиться, людям пришлось бы остановиться, но остановиться для них значило умереть.

– Сюда! – Цзян ободряюще махнул посохом.

Галерея заканчивалась наклонным тоннелем, на стенах которого виднелись огромные, начерченные мелом кресты – видимо, так Цзян отмечал дорогу, чтобы не заблудиться. Двое яогуай спрыгнули с лесов и приземлились перед входом в тоннель, скаля длинные зубы. Эшер не заметил движения, но в устье тоннеля, за спинами тварей, вдруг возник Исидро, худой до изнеможения и довольно потрепанный. Он двумя руками ухватил одного яогуай за голову и свернул ему шею. Эшер услышал хруст костей, но когда Исидро отшвырнул тело прочь, тварь снова поднялась, пошатываясь и слепо размахивая руками в поисках жертвы. Второй яогуай бросился на Исидро, разинув зубастую пасть, но Мицуками одним ударом меча отрубил ему обе руки, а затем, когда Исидро ловко ушел в сторону, и голову.