Текст книги "Князья Преисподней (ЛП)"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Слишком темно для стрельбы – можно попасть в одного из своих.

Эшер выдернул копье из осевшего тела и с силой вогнал в ближайший темный сгорбленный силуэт, удерживая тварь на месте, пока японец не обезглавил ее. В Южной Африке ему приходилось видеть, как артиллерийский огонь рвет людей на части, а однажды и самому довелось разделывать топором труп убитого им же человека, чтобы затем избавиться от тела – так потребовала служба, что вроде бы должно было примирить его с происходящим, которое потом долгие годы возвращалось к нему в кошмарах. Но древнее искусство убийства холодной сталью было одновременно пугающим и завораживающим.

Он услышал крики яогуай и шелест листвы вниз по склону. Что ж, чувство самосохранения им не чуждо…

– Эй, поосторожней со своим ножиком! – раздался задыхающийся голос Гиббса.

– Лопни мои глаза, это ж чертов микадо! – выдавил Барклей.

Эшер шагнул вперед, споткнулся обо что-то мягкое, поддавшееся под его ногой, и тут же скрюченные пальцы Карлебаха схватили его за локоть:

– С вами все в порядке, Джейми? Вы не ранены?

– Не ранен. А вы все? Есть раненые?

– Что это было? – требовательно вопросил Уиллард.

Две смутно белеющие фигуры с поклоном выступили из темноты:

– Эсу-сенсей…

Эшер поклонился в ответ:

– Мицуками-сан? Вы не ранены? Тысячи благодарностей…

– Что это за создания? – этот властный низкий голос он хорошо помнил еще по Шаньдунскому полуострову.

За спиной невысокого японца виднелся его телохранитель – широкоплечий молодой человек лет двадцати с небольшим; одной рукой он зажимал рану на боку, кровавое пятно расползалось под пальцами, пачкая светлую ткань мундира.

– Если не возражаете, поговорим об этом на ходу, Мицуками-сан. Они могут вернуться. Ваш человек может идти?

Мицуками спросил что-то на японском, телохранитель расправил плечи и ответил на том же языке. Скорее всего, сказал, что рана – не более чем царапина…

– Господин полковник Мицуками, позвольте представить вам ребе Соломона Карлебаха из Праги.

Последовал еще один обмен поклонами, после которого они наконец двинулись в путь. Темнота в теснине сгустилась до такой степени, что Эшер едва смог различить темный проем в том месте, где тропа сворачивала вправо и начинала подъем к перевалу. Ветер теперь дул с севера, неся с собой холод, в нем безошибочно различался шепот приближающейся пыльной бури. «Господи, – устало подумал он, – только не сейчас. Потом, когда мы доберемся до города».

Уиллард выругался:

– Только этого не хватало.

Когда над горами показалась луна, Эшер, который шел последним, оглянулся. До полнолуния оставалось несколько дней, и бледный свет ясно очерчивал нелепые фигуры их недавних противников, которые сгрудились вокруг останков яогуай, попавших под мечи Мицуками и его телохранителя.

С такого расстояния он не мог разглядеть все до мелочей, но все же ему показалось, что в нескольких ярдах от места побоища на тропе лежит отрубленная рука. Пальцы цеплялись за неровности в земле, и рука упрямо двигалась вперед, словно преследуя их.

Рядом с собой он услышал резкий вдох. Полковник Мицуками шепотом повторил свой вопрос:

– Что это за создания, Эсу-сенсей? И почему встреча с ними не удивила вас?

Одна из тварей выползла из скрывающих склон теней, схватила руку и заковыляла назад к своим товарищам, на ходу впившись зубами в мясо, как американец в ножку индюшки.

8

– И что ты ему ответил? – спросила Лидия следующим утром, после того, как Эшер еще раз пересказал события предыдущего дня, на этот раз с большими подробностями, чем в предрассветные часы, когда сил у него хватило только на то, чтобы дотащить Карлебаха до номера.

– Пока что ничего.

Эшер осторожно наклонил над чашкой большой расписной кофейник, который Элен внесла на подносе вместе с булочками (свежими), яичницей-болтуньей (превосходной) и кричащим о своем шотландском происхождении джемом (консервированным) и сопроводила язвительными замечаниями о языческих странах, где сама погода может обратить в бегство доброго христианина. Казалось, горничная в самом деле считает пыльную бурю, которая сейчас завывала над черепичными крышами Пекина, карой небесной, насланной разгневанным Богом на упорствующих в своем заблуждении язычников.

– У нас и без того забот хватало.

Пыльная буря обрушилась на них недалеко от окраин Мэньтоугоу, в самом конце пути, который они проделали при лунном свете, постоянно спотыкаясь и думая лишь о том, как бы быстрее добраться до людей.

– Оказалось, что Ито – это телохранитель Мицуками – ранен серьезнее, чем ему хотелось показать нам. Почти сразу же полковнику пришлось предложить ему свою помощь. А Карлебах совсем выдохся, – Эшер размял запястья, болевшие после того, как ему пришлось удерживать на конце копья жуткую тварь, которая весила более ста пятидесяти фунтов и не просто отказывалась умирать, но и хотела убить его самого. – Мицуками привез нас в своем автомобиле – Карлебаха, меня и Ито, – потому что поезд отходил только утром. Даже когда буря почти миновала нас, ему едва удавалось удержать автомобиль на дороге. Полковник не объяснил, как он там оказался, но, скорее всего, они с Ито следили за нами большую часть дня. Наверное, Мицуками узнал меня и, вполне возможно, до сих пор считает немецким шпионом. Думаю, он навестит нас вскоре после завтрака, чтобы расспросить обо всем, что ему не удалось выведать прошлой ночью.

Лидия оглянулась через плечо на дверь спальни, где старый ученый провел остаток ночи. Хотя предложенный полковником коньяк несколько оживил Карлебаха, все же он едва смог подняться по лестнице, а его бледное до серости лицо (пусть даже частично виной тому был электрический свет, в котором блекли все краски) встревожило и Эшера, и Лидию.

Поскольку Лидия никогда не отправлялась в путь без стетоскопа и сфигмоманометра, которые и сейчас обнаружились в одном из дюжины дорожных кофров с нарядами от Уорта и Пуаре, она померила Карлебаху давление, убедилась, что его сердце бьется ровно, хотя и несколько медленнее обычного, а затем приготовила успокоительное. Ночь она провела в комнатке Миранды вместе с миссис Пиллей, а сам Эшер прикорнул на софе в гостиной.

Хотя окна были закрыты ставнями, задернутые шторы колыхались под порывами холодного ветра, несущего тучи пыли, а в воздухе стояла серо-желтая пелена, образованная мелкими частицами суглинка. Из детской время от времени доносился плач Миранды, которой пыль лезла в глаза, нос и кашу.

– От Исидро никаких новостей?

Лидия покачала головой.

Элен, похожая на добродушного неторопливого тяжеловоза в своем накрахмаленном ситцевом платье, какие полагалось носить горничным в утренние часы, пришла забрать поднос, и через распахнутую дверь со «служебной» половины номера до Эшера донеслись восклицания миссис Пиллей: «Ну же, девочка моя!»

– Похоже, Миранде ее первая пыльная буря пришлась не по вкусу, – заметил он, и Элен хихикнула.

– Она всё старается убрать пыль из каши, и эта Пиллей, – Элен не питала особого уважения к няне, чье мнение о демонстрациях рабочих («Их нужно арестовать!») и праве голоса для женщин («Их нужно отправить домой к мужьям, которые вообще не должны были их выпускать!») она сочла варварским, – уже замучилась ей ручки вытирать. И глазки у нее чешутся. Не знаю уж, как мы будем ее купать, с такой-то пылью – вода тут же превращается в грязь. А как себя чувствует профессор Карлебах?

– Я как раз собиралась проверить, – Лидия встала, не таясь, взяла очки, которые она сняла при звуке открывающейся двери, и двинулась в сторону спальни. – Нет-нет, Джейми, останься и допей кофе. Ночью я слышала, как ты вставал и навещал его, а ведь тебе самому надо было отдохнуть.

Элен вышла. Эшер снова сел, по-прежнему держа в руках кофейную чашку, и задумчиво уставился на приоткрытую дверь спальни. Фрэнсис Бэкон как-то написал: «Тот, кто имеет жену и детей, отдал заложников судьбе: они – помеха для крупных предприятий, как добродетельных, так и порочных»…

Бросив взгляд на чашку, он заметил, что кофе покрылся тончайшим слоем пыли. Эшер радовался тому, что Лидия и Миранда рядом с ним, поскольку так он мог защитить их или хотя бы знал, какая опасность им грозит. Но ночью во сне его преследовали отражающие свет глаза и бесформенные лица, проступающие в свете звезд. И вонь гниющей плоти. Он смертельно устал, и все равно несколько раз просыпался, не столько из-за беспокойства о старом друге, сколько из-за кошмаров: ему снилось, что когтистые лапы скребутся в окна, что сутулые темные фигуры снова скользят за ним вдоль канала со стоячей водой.

Насколько они разумны? Смогут ли узнать его, если снова увидят? Станут ли преследовать? И хватит ли им сообразительности понять, что рядом с ним есть люди, которых он любит?

Он ощутил, как где-то глубоко внутри заворочался страх. В бытность его полевым агентом его единственным недостатком было воображение. Полезнейшее качество, но одновременно с тем и обоюдоострое оружие.

И что там с пекинскими вампирами? Он вспомнил, как нервничал Исидро, вспомнил собственную прогулку вдоль канала позапрошлой ночью, о том, как кто-то следовал за ним, следил…

За несколько месяцев до рождения Миранды Лидия вшила серебряные цепочки в оторочку занавесок на детской кроватке и даже в ленты, которыми собиралась перевязывать завернутого в одеяльца ребенка. Сама мысль об этом, а также и о том, что Оксфорд от Лондона отделяет не более семидесяти миль, и хозяину Лондона известно, где они живут, по-прежнему наполняла его гневом, страхом и чувством вины.

Он уволился из департамента перед тем, как сделать Лидии предложение (сама она тогда была лишенной наследства студенткой без гроша в кармане), но все равно терзался сомнениями. Шпионаж – занятие для холостяков, и даже вышедшие в отставку шпионы до конца дней своих вынуждены жить с оглядкой. В глазах Эшера величайшим из бессчетных грехов Исидро стало то, что семь лет назад, когда испанец вовлек его в дела лондонских вампиров, о существовании Лидии узнали те, кто охотится в ночи. Лидии, а теперь еще и рожденного ею ребенка.

Она вернулась в комнату, сворачивая стетоскоп:

– Он еще спит. Бедняга, в его возрасте… Вынуждена заметить, Джейми, что с твоей стороны было нечестно взять с собой Карлебаха и оставить меня собирать сплетни в компании баронессы. И потом, к тому времени, как я доберусь до Минляна, смотреть там уже будет не на что – кости рассыплются в труху.

– Mea culpa! – Эшер вскинул руки, показывая, что сдается. – Но раз уж ты вытерпела общество баронессы…?

– Ты знал, что она из себя представляет?

– Господа судьи, я не виновен в том, в чем меня обвиняют… хотя до меня доходили слухи, – краешком салфетки он снял с кофе пленку пыли, слил остатки из кофейника во вторую чашку и накрыл ее блюдцем. – И если уж речь зашла о слухах…

– Да, – вздохнула Лидия. – Слухи…

И она подробно пересказала ему обо всем, что узнала за время посещения Шелкового переулка. Когда она закончила, Эшер сказал:

– Увы, но то, что твоя подруга рассказала об отце Ричарда Хобарта, соответствует истине. Даже в Оксфорде у Гранта Хобарта была сомнительная репутация. Разумеется, мало кто из нас был настолько наивен, чтобы в поисках удовольствий связываться с городскими девицами…

– А я-то думала, что годы учебы ты провел в монашеском уединении, склонившись над словацким словарем!

– Персидским, – с усмешкой поправил Эшер. – И, боюсь, в отношении меня ты права.

Он снял со своей чашки блюдце, отпил глоток и вернул блюдце на место.

– Еще до того, как меня пригласили на службу в департамент, я не понимал, зачем напиваться пять раз на неделе, как делали мои соседи по лестничной клетке. Полученное воспитание уберегло меня от сетей тех девиц, с которыми мои соученики встречались в Лондоне. Пьяные студенты способны на многое, но Хобарту удалось выделиться даже на их фоне. Он оправдывался, говорил, что девушки сами его просили… Тогда, в восемьдесят втором, ходили слухи, что он убил женщину в каком-то из лондонских притонов.

– Намеренно? – голос Лидии звучал ровно, но Эшер видел, что она потрясена.

Эшер задумался. В памяти всплыл весенний вечер в общей комнате для младшекурсников, которая вдруг погрузилась в тишину, когда в дверях появился Хобарт. Вскоре после этого Хобарт подошел к нему и попросил давать уроки китайского языка, который сам Эшер учил уже два года. Отец дал ему три месяца, сказал Хобарт, с вызовом глядя Эшеру в глаза, чтобы он подтянул язык, прежде чем отправиться служить на Дальний Восток.

С неохотой он ответил:

– Думаю, да.

Лидия промолчала; пальцы ее нащупали кофейную ложечку, и теперь она машинально вычерчивала тонкие узоры в пыли, покрывавшей белую скатерть. Наконец она сказала:

– В прошлом году я прослушала лекцию доктора Биконсфильда, который считает, что подобное поведение связано с атавистическими пороками нервной системы. По-моему, тогда ему не удалось обосновать свою теорию. Интересно, как обстояли дела с отцом сэра Гранта.

– За все то время, что мы вместе учились в Оксфорде, об отце Хобарт заговорил со мной лишь однажды. Я слышал, что леди Хобарт была ужасной женщиной. Как бы там ни было, неважно, передается по наследству потребность в насилии и невозможность иным способом получить удовольствие, или нет. Ричарда подставили. В департаменте мы часто проворачивали такие фокусы, чтобы заполучить нужного человека, хотя, насколько мне известно, к убийствам не прибегали. И Ричард, и несчастная мисс Эддингтон – всего лишь инструменты. Настоящая цель – Хобарт.

Лидия на мгновение задумалась:

– Тогда он прав. Это дело рук китайцев.

Она заключила рисунок в несколько аккуратных квадратов. Эшеру стало интересно, не вспоминает ли она сейчас об Исидро, который за долгие годы убил не одну женщину, и даже не двух.

– Пока мы в Пекине, я хотел бы сводить тебя в оперу, – сказал он через некоторое время. – Там нет кулис и колосников, и когда нужно сменить декорации или вручить герою меч, помощники передвигаются по сцене на виду у публики. Но так как они всегда одеты в черное, зрители притворяются, что их на сцене нет – просто соглашаются не замечать их.

– Как не замечают слуг в посольствах, – в ее голосе звучала грусть. Теперь она знала, кто мог взять галстук из комода Ричарда Хобарта. Кому было известно о намерении Холли Эддингтон женить его на себе, кто понимал, что если кто-нибудь знакомый скажет ей: «Он ждет вас у калитки», она поверит и выйдет в сад. – Да и вообще слуг, если на то пошло.

– Вот только мы ничего не знаем о тех, кто работает в посольствах. Не знаем, чьи они родственники, где проводят свои выходные. Вообще ничего. Кто-то рекомендует их, но стоит им выйти за ворота, и они исчезают. Но здесь семья – это всё. Двоюродные дедушки помогают продвинуться племянникам, дальние родственники приносят вести тетушкам, которых они никогда в глаза не видели. Целые кланы в неделю зарабатывают столько же, сколько мы платим рикше за одну поездку, но они годами откладывают каждый медяк, чтобы внучатый племянник Шэнь, очень способный мальчик, смог пригласить учителя, пойти в школу и сдать государственные экзамены; при этом все понимают, что если Шэнь в конце концов добьется успеха и станет таможенным инспектором, он не станет досматривать ящики своего троюродного братца Яо, даже если сам он с этим Яо не знаком.

– В этом мы от них мало отличаемся, – мягко заметила Лидия.

– Верно, – согласился он. – За тем исключением, что Шэнь наизнанку вывернется, чтобы сдать экзамены, и не ради собственного будущего, но из-за долга перед семьей. Людьми, которых мы не видим.

Лидия протерла ложечку, помешала кофе и снова накрыла чашку блюдцем.

– Значит, у девушки, которую сэр Грант, по слухам, убил в этом… заведении в переулке Большого тигра, есть родственники среди посольских слуг?

– Эта версия кажется мне наиболее разумной. Китаец не может выдвинуть обвинение против английского дипломата, Лидия. Но может причинить ему боль, опозорив и доведя до виселицы его любимого сына.

Она промолчала, задумчиво перебирая пальцами столовые приборы. Эшер мысленно вернулся в то время, когда он изо дня в день по четыре часа проводит рядом с громкоголосым молодым человеком, который постоянно сквернословил, а после занятий обязательно напивался до беспамятства. Пятьдесят фунтов, которые Хобарт заплатил за три месяца, позволили ему во второй раз приехать в Центральную Европу и стать учеником Карлебаха. Именно знакомство с малоизученными уголками Австро-Венгерской империи, которые он посетил в тот приезд, привлекло к нему внимание департамента.

Пять лет спустя он единственный из всех учащихся Баллиола[15]15
  Один из старейших колледжей Оксфордского университета.


[Закрыть] удостоился приглашения на свадьбу Гранта Хобарта и дочери американского миллионера.

Из-за закрытых дверей спальни донесся скрип кроватных пружин и глухое бормотание на идише.

– Я загляну к нему.

Лидия снова протерла ложечку и положила ее на блюдце.

– Вряд ли сэру Гранту понравится твой вывод.

– Да. Поэтому я на всякий случай спрятал тридцать фунтов там, откуда могу быстро достать их – под половицей в генераторном помещении гостиницы. Хобарт вспыльчив, и если он решит, что я – его враг, мне придется бежать. Интересно, дедуля У согласится спрятать у себя чанбигуй?

– Дедуля У?

– Мелкий мошенник во Внешнем городе. Если не ошибаюсь, работает на семью Шэнь, по крайней мере, работал четырнадцать лет назад. Он мог достать буквально всё, от телефонного провода до французского шампанского, и охотно спрячет ян гуйцзе от властей – или взбешенных немцев, – если, конечно, цена его устроит. Но я надеюсь, нам удастся выгородить Ричарда, не причинив никому особого вреда, и удержать его отца от очередного убийства.

Открывая дверь в спальню, где его старый учитель сидел на кровати среди подушек, Эшер подумал, что столь равнодушным отношением к неотмщенному убийству юной девушки (почти ребенка, если он правильно помнил пристрастия Хобарта) он, наверное, обязан работе в департаменте.

Или же причиной тому было долгое знакомство с вампирами?

– Нам нужно вернуться, – большим пальцем (единственным, сохранившим подвижность на левой руке) Карлебах удерживал Эшера за руку, словно опасался, что бывший ученик отпрянет прочь, едва услышав невнятно произнесенные слова. – Нам нужно спуститься в шахту, найти их логово. В магазине Кирульфа, рядом с гостиницей, я видел дробовики, а в казармах у англичан есть оружейник…

– Я сам этим займусь.

– Нет! Я должен…

– Почему?

Карлебах резко отвернулся.

– Я знаю этих тварей…

– Что еще мне надо знать о них, – мягко спросил Эшер, – кроме того, что их нужно уничтожить? Наверняка где-то есть план шахты. Кто-нибудь из служащих сэра Джона выяснит, что за компания вела там разработки и как мне добраться до их архивов. Если я скажу, что, по-моему, в шахте прячутся ополченцы Гоминьдана, меня допустят к документам. Вряд ли они засекречены. Те растворы, что вы изготовили…

Он кивнул в сторону туалетного столика, где выстроился ряд поблескивающих флаконов. У их оснований уже собрался тончайший слой пыли.

– Вы сами не знаете, подействуют они на тварей или нет, верно?

– Я зря взял их с собой, – вздохнул Карлебах. – Если бы мы обнаружили останки в лучшей сохранности, я бы испытал на них пару-другую капель, чтобы проверить, какое действие они окажут… Джейми, вы сосчитали их? Вы видели, сколько их там? Несколько десятков.

Его морщинистое лицо исказилось гримасой страдания.

– В темноте всегда кажется, что нападающих больше, чем на самом деле, – твердо сказал Эшер, хотя и его напугало количество неведомых существ.

– Мы не слышали их, не ощущали их запаха, пока они не подошли слишком близко. Матьяш, – он снова запнулся на имени предавшего его ученика, – Матьяш как-то сказал, что они, как и вампиры, могут обманывать зрение и разум людей.

– Значит, Матьяш изучал их?

Эшер подумал, не потому ли юный мятежник заинтересовался тварями, что средневековые крипты и подземные ходы под Старым городом служили местом сбора революционно настроенных венгров, чехов и словенцев, которые хотели освободить свои страны от векового владычества Австрии.

Некоторое время Карлебах лежал неподвижно, затем кивнул. Эшер заметил, что глаза старика в полумраке спальни блестят от слез.

– Как и я, он боялся, что политики или военные узнают о них и решат использовать против своих врагов. Мир и без того переполнен страшным оружием, Джейми. Как и людьми, которые считают, что можно прибегнуть ко злу, чтобы победить большее зло. Поэтому мне нужно вернуться в шахту. Я должен увидеть их сам, своими собственными глазами, чтобы не обмануться.

Повисло молчание. Затем Эшер спросил:

– Обмануться?

– Джейми, – Карлебах перешел на шепот, – эти создания сродни вампирам. А что если ими управляет вампир? Отдает им приказы? Они не обладают разумом, но на что они способны, если за ними стоит вампир? Вы сами поддались на обман вампира, – с горечью добавил он. – Ваши намерения чисты, но в этом вопросе вам нельзя доверять.

Эшер ощутил, как сомкнулись у него на запястье скрюченные артритом пальцы правой руки; их хватка по-прежнему была сильной, как у молодого человека.

– Ставки слишком высоки, я не могу рисковать. Поэтому я должен отправиться туда.

«Может быть, и так, – подумал Эшер, когда старик отвернулся от него. – Но что-то мне подсказывает, что доверять здесь нельзя не только мне».