Текст книги "Она"

Автор книги: Банана Ёсимото

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

–  Не могла бы ты показать еще разок ту фигурку, ну, что похожа на каппа? – попросил Сёити.

–  Хорошо.

Я достала из сумки мешочек и поставила на стол миленькое изображение, словно смущенное, оттого что на него смотрят. И такой знакомый пожелтевший клочок бумаги, выглядывающий из его рта. Теперь он тоже стал светлым напоминанием о тете.

Сёити посадил фигурку себе на ладонь и, всматриваясь в нее, немного всплакнул. Мне были понятны его чувства и ощущения, поэтому я молча сидела рядом. Сёити вытер слезы и вернул мне статуэтку, а я улыбнулась в ответ.

–  Спокойной ночи, – с этими словами я поднялась.

–  Спасибо, – сказал Сёити. – Я приехал, чтобы быть полезным тебе, а ты то и дело успокаиваешь и поддерживаешь меня.

–  Благодаря тому, что ты появился, пусть немного, но все же мои тревоги потихоньку исчезают, что меня очень радует. Я правда так думаю. Я постаралась выкинуть из головы все, что причиняло мне беспокойство, и считала, что это мне стало безразлично. Однако на самом деле мне было не все равно, я обманывала саму себя.

Разумеется, я знала, Сёити находится в более глубокой пропасти печали и, как бы там ни было, все его действия продиктованы желанием выполнить поручение тети. Тем не менее я не предполагала, что это так приятно, когда кто-нибудь из сочувствия и с симпатией совершает поступки для тебя.

– После того, что ты рассказал мне о тете, я так рада, что именно сейчас могу утешить и ободрить тебя. Прежде всего потому, что я и представить себе не могла, что могу быть кому-то полезной, просто находясь рядом. Ведь за исключением детства  я всегда считала себя обузой, доставляющей хлопоты другим людям.

Сёити с детским выражением лица слегка кивнул.

Пожелав ему спокойной ночи, я вышла из его номера.

Вечная полуночница, я долго лежала в ванне, после чего, попивая пиво, до глубокой ночи смотрела телевизор, и так незаметно отошла ко сну.

Утро разбудило меня, ослепив ярким светом, но я, по обыкновению не завтракая, выпила чашечку растворимого кофе, который нашла в номере, и попросту бездельничала, когда раздался звонок от Сёити.

– Доброе утро! Я пока не смог связаться с Кума-сан. Так что думай, чем займемся сегодня. Может, поедем посмотреть твой дом?

– Давай не будем так торопиться... Я только что встала, и у меня голова пока не соображает, – сказала я и подумала о том, как это ужасно – сосуществовать с человеком, образ жизни которого так отличается от твоего, поэтому и брак с Сёити был бы совершенно невозможен. – В такой чудесный, погожий денек ехать в это мрачное место?.. – с неудовольствием добавила я.

–  Два часа с лишним прошло, как я встал. Уже и позавтракал как следует. И просто не знаю, куда себя деть... – рассмеялся Сёити. – От скуки сходил даже в отельный спортзал.

– Ненавижу дисциплинированных людей, – отреагировала я. – Однако ты прав,

трудные дела лучше завершить побыстрее.

Едем! Я буду готова через тридцать минут.

Я как раз собрала вещи и переоделась, когда через сорок пять минут в дверь постучал Сёити. Его пунктуальность тоже вывела меня из себя, и я хихикнула. Сёити же просто удивленно взглянул на меня.

–  Стало облачно, – заметила я.

–  Цвет у неба какой-то зловещий, да? Такое чувство, что оно в курсе, куда мы отправляемся. Как в фильме ужасов, – подтвердил Сёити.

Небо и вправду внезапно нахмурилось, и его заволокло многослойными тяжелыми серыми тучами. Красивый голубой цвет, еще недавно видневшийся на востоке, начисто исчез, и солнечный свет, пробивавшийся среди облаков, тоже пропал, словно его закрыли ставнями.

– Как раз то, что надо! Такая погода соответствует тому дому, – ответила я.

Погрузив вещи в машину Сёити, мы выехали из подземного отельного паркинга.

По дороге купили цветы, а еще Сёити прихватил несколько свечей невероятной красоты, которые нам попались в лавке с разными мелочами. К ним прилагалась инструкция, в которой было написано, что эти свечи изготовлены “Кэндл джун” с молитвами о мире. “Возможно, это все лишь ради собственного успокоения, и все же цветы очень красивые, а свечи создали хорошие люди, вложив них свою душу, поэтому будет здорово, если эта композиция станет символом очищения...” – так обмениваясь мнениями, мы вместе выбирали цвета. И тут я подумала вот о чем: я совершаю покупки с человеком, который так открыт и доверчив, мы пешком возвращаемся до стоянки, непринужденно болтаем обо всем на свете... Как мало подобного было в моей жизни. Если бы мама не пренебрегала такими моментами, считая их не заслуживающими ее внимания, если бы ценила их больше прочего и умела наслаждаться ими, возможно, с ней не случилось бы того, что произошло.

Примерно через час ничем не примечательной езды из района Сибуя мы неожиданно быстро добрались до заброшенного родительского дома, который, как мне казалось, находился где-то очень далеко.

Я почувствовала скорее удушье, нежели ностальгию. Словно это было место, которое я часто видела во сне: точно знаю где, но вовек не добраться.

Этот дом, фасадом обращенный к парку, превратился в заросшие руины, но все еще стоял на своем месте. Часть главного здания была снесена, когда-то были начаты строительные работы, но их прекратили. Дом оказался меньше, чем я считала в детстве. Маленькой девочке он казался просто огромным, скорее похожим на замок. Определенно он был больше среднестатистических домов, но размер территории практически не отличался от той, что занимала клиника, куда мы ездили днем раньше.

Перед запертыми воротами мне стало не по себе.

–  Пожалуй, хватит. Посмотрела. Что-то я сыта уже тем, что постояла здесь, – сказала я.

–  Ну, раз хватит, значит, хватит... Возникли неприятные воспоминания? – спросил Сёити. – Если тебе будет спокойнее не бередить прошлое, тогда, наверное, лучше вернуться.

–  А ты не упустил из виду первоначальную цель? Ты ведь первым делом должен постараться разрушить так называемое мое проклятие, не так ли? – засмеялась я.

–  Нет, мне гораздо важнее, чтобы ты была в хорошем расположении духа. Думаю, что и матушка была бы со мной согласна, – ответил Сёити.

–   Что ж, после таких слов я собралась с духом. Давай войдем внутрь, – предложила я и дотронулась до ворот.

Система безопасности, разумеется, вряд ли работала теперь, когда дом заброшен в наполовину разрушенном состоянии. И только затвор без дела блестел на воротах. На щеки упали тяжелые капли дождя.

–  Сё-тян, если не поторопимся, промокнем под дождем.

–  В машине есть зонт и полотенце, так что все в порядке. К тому же у тебя из сумки решительно торчали трусики, – сказал Сёити.

–  Сейчас не время об этом беспокоиться. Давай быстрее!

Не задумываясь, я вскарабкалась на ворота и перелезла через них. Сёити, следуя за мной, легко приземлился на территории особняка. Мы прошли по грязной траве и смело направились к входной двери. А вдруг?.. Я смотрела на место, где мы прятали ключ. Это была щель под старой потрескавшейся клумбой. Папа заметил, что это замечательное местечко, чтобы прятать ключ, и порой мы так и делали. Грудь сдавило от нахлынувших воспоминаний. Мне не хватало его, моего папы, который ни разу в жизни не ругал меня. В старой, обвитой плющом клумбе теперь скопилась грязная дождевая вода. Тем не менее под ней наверняка все еще лежит ключ.

Интересно, кто последним касался его?

Я молча вытащила ключ, повернулась к двери и вставила его в замочную скважину. По-видимому, замок заржавел, но я, приложив усилие, отперла дверь.

– Круто, – сказал Сёити.

Казалось, можно было задохнуться от пыли и запаха плесени, поэтому я достала носовой платок и приложила его к лицу. Прихожая с высоким потолком оказалась увитой паутиной и засиженной летучими мышами. Запах помета последних примешивался к запаху плесени.

–  Думаю, нам не следует задерживаться, – заметила я. – Воняет и очень пыльно. Не хватало еще заболеть.

–  Может, есть что-нибудь, что ты оставила здесь и хотела бы забрать? – предположил Сёити. – Какая-нибудь вещь, которая была дорога тебе?

–  Нет ничего такого, – ответила я.

Мне хотелось одного – скорее выбраться оттуда. По спине бежали мурашки, и появилось странное ощущение, словно у меня начался жар.

–  Если бы и впрямь что-то было, я бы уже одна сюда наведалась.

–  И все же на всякий случай, может, проведем обряд очищения в твоей комнате? Вдруг это успокоит твою душу, – предложил Сёити.

–  Ты в это веришь? – спросила я.

–  Совсем нет. Однако это вопрос душевного состояния... – прошептал Сёити в темной прихожей.

Как в пещере, подумала я. Воздух помимо запахов оказался еще и очень сырым, поэтому было трудно дышать. Здесь не было видно следов того происшествия, но дом выглядел жутковато опустошенным, поскольку на очень долгое время был заброшен людьми. Это совсем не то место, в котором я когда-то жила.

– Ну, раз уж мы здесь, пойдем, – сделав над собой усилие, весело сказала я.

Мы начали подниматься по широкой деревянной лестнице. Сквозь заколоченное окно пробивался дневной свет, и стало хоть немного радостнее.

Мои ноги помнили эти ступени, как, будучи единственным ребенком в доме, я весело взбегала по ним, а мама просила меня быть осторожнее. Пока поднималась по лестнице, я словно снова вернулась в детство, а мои ноги опять стали маленькими детскими ножками. Я не испытывала ностальгической тоски. Было только мучительно больно.

Когда я распахнула дверь в свою комнату, вещей, которые паковала в тот день, там не оказалось, как и моих любимых мягких игрушек. Скорее всего, все унесла полиция. Кровать была аккуратно застелена покрывалом.

–  Похоже, здесь навели порядок, – сказала я.

–  На стене виднеется какое-то черное пятно, похожее на кровь, – заметил Сёити.

–  Перестань! Мне страшно, – сказала я. – Все должны были очистить!

–  Говоришь, что страшно, но это происшествие – всего лишь случай из реальной жизни, не так ли? Все нормально, – сказал Сёити. – Ведь дело не в том, что здесь умерли не очень хорошо знакомые тебе люди, предавшие тебя проклятию.

–  Ну да, ты прав. Можно и так сказать. Однако умерли только те, кого я очень хорошо знала, – я умудрилась улыбнуться, хотя мои руки дрожали, а ноги подкашивались, и я ничего не могла с этим поделать.

–  Я положу цветы, – предложил Сёити и пристроил на кровать букет гербер, который мы привезли.

Похоже на гроб, подумала я.

Красный цвет гербер отчетливо выделялся на фоне мертвого пространства, и казалось, словно только в нем и осталась жизнь.

Я открыла окно. Впервые почувствовала прилив ностальгии. Я очень любила виднеющиеся отсюда заросли алтея. Зимой они словно умирали, но весной всегда воскресали, и на них расцветало бессчетное множество белых цветов, которые постепенно облетали и расцветали вновь, раскрашивая собой летнее утро. Впервые за долгое время я вспомнила это.

В дом проник свежий воздух, и находиться внутри стало немного приятнее. Казалось, теперь здесь можно вполне нормально перемещаться. Буквально только что перед глазами будто висела туманная пелена, но теперь все прояснилось.

Мы зажгли свечи и довольно долгое время вдвоем молча смотрели на пламя и плавящийся воск. Пламя плавно и грациозно танцевало, бросая отсвет на металл оконной рамы. Мне показалось, что я услышала бой часов, которые давно остановились внутри меня. Это пламя существует в настоящем времени. Казалось, будто в нем одно за другим второпях еще что-то сжигают.

Нельзя было оставить горящую свечу, и потому мы задули ее ради тех, кто придет сюда осматривать или ремонтировать дом, после чего вышли из комнаты.

Вместе с Сёити мы навсегда покинули мои девчоночьи годы.

Пускай в них не было ничего стоящего, но они дороги мне, в них осталось одиночество и много разных чувств и событий.

–  Кто бы ни умер, что бы ни случилось, это произошло не сейчас. Не стоит принимать все близко к сердцу. Ничего уже не поделаешь, – сказала я на лестнице. – Попав сюда, я хорошо это поняла.

–  Замечательный настрой, – отметил Сёити.

С молчаливого согласия друг друга мы направились в столовую. Я взяла Сёити за руку. Он в ответ крепко сжал мою ладонь. В этом не было никакого сексуального подтекста. Почему же тогда человек чувствует облегчение, когда дотрагивается до другого человека? Может, потому, что в нас по-прежнему живы животные инстинкты? Вероятно, потому, что не столько во внешней оболочке, сколько где-то гораздо глубже внутри все мы живые существа разного пола? Я заметила, что за этими пространными размышлениями стараюсь не замечать того, что сейчас происходит.

Дверь в столовую оказалась закрытой. Сёити повернул ручку, и дверь со скрипом отворилась. В полумраке заметен был только большой стол.

–  Очень похоже на компьютерную игру “Биохазард”, – произнес Сёити.

–  Правда ведь страшно?

–  Да уж, отрицать не буду. Однако я сейчас вот о чем подумал: я и не предполагал, что тот факт, что один человек все-таки остался в живых и ныне здравствует, настолько морально облегчит наше пребывание здесь. Я имею в виду ту женщину по фамилии Кума.

Открывая дверь, Сёити выпустил мою руку, но перед этим еще раз с силой сжал ее. Такое сострадание успокоило и воодушевило меня. На самом деле мое сердце учащенно билось, мне хотелось вдохнуть свежего уличного воздуха, а перед глазами все потемнело. Еще бы, ведь здесь моя мама убила моего папу.

В тот ужасный день я просто дрожала от страха, закрывшись на ключ в своей комнате. Я не выскочила в окно и не сбежала вниз по лестнице. Поэтому я не видела того, что происходило в столовой. Я могу повторить это сколь угодно раз, но я даже мысли такой не допускала, что моя мама сотворит нечто настолько ужасное.

– Если бы можно было вернуться в тот день... – глубоко вздохнув, сказала я. – Если бы это было возможно, я бы еще утром собрала свои вещи и уехала в аэропорт Нарита. А потом, по возвращении на родину, я бы сразу отправилась к вам. Нет-нет. Если бы я могла, я хотела бы обзвонить всех, кто должен был прийти на спиритический сеанс, и сообщить, что мама не очень хорошо себя чувствует и им лучше не появляться.

Если бы я только могла, как было бы хорошо... Если бы я могла все исправить тогда, как было бы замечательно...

Мне стало как-то не по себе: было тяжело дышать, и грудь сдавило невыносимой печалью. Почему это случилось с моим домом, с моей семьей?

Однако я со смирением отдала себе отчет в том, что та я, к которой пришли на помощь тетя и Сёити, отличается от меня прежней, которой приходилось все решать и делать самой. Теперь новая я умеет получать и принимать помощь. И причина, пожалуй, состоит в том, что действия Сёити продиктованы не только ощущением вины передо мной за то, что они когда-то оставили меня, а настоящими и искренними чувствами ко мне как к человеку.

Хотя все в доме было чисто убрано, это место определенно навевало мрачное и гнетущее ощущение того, что здесь умерли люди.

На столе оставался единственный предмет – подсвечник. Я вспомнила, что мама его часто зажигала. Я украдкой дотронулась до подсвечника. К нему прикасалась мама своей пухлой белой рукой. Я подумала о ней, и мне вдруг захотелось ее увидеть.

Захотелось встретиться с мамой, услышать ее голос, увидеть, как она идет. Захотелось, чтобы мама обняла меня. Чтобы провела своей рукой по моим волосам, погладила по голове.

Мне хотелось встретиться с ней даже такой, совершившей столь ужасный поступок. Но прежде ведь было не только плохое: были дни, когда мама нежно ласкала меня, когда улыбалась и смеялась, глядя на меня.

Я залилась слезами и крепко обхватила себя руками.

Сёити приобнял меня за плечи. Так, как это делала мама. Наверняка в свое время тетя точно так же утешала его, подумала я. Если предположить, что человек способен возвращать другим людям только то, что сам получил от своих родителей, то что же могу тогда я? Все ли нормально со мной?

По сравнению с теми сложными чувствами и переживаниями, что царили в моей душе, эта комната сейчас показалась мне слишком уж никакой: всего лишь полуразрушенная столовая и больше ничего. Невыносимо давящая темнота – вот и все, что осталось от того, что некогда было.

Успокоившись, я вытерла слезы, положила на стол цветы и зажгла свечу. Эту свечу изготовили для того, чтобы ее зажгли там, где случилось несчастье, и потому она, пожалуй, идеально подходит для этого места. И пусть моя грусть слишком личная, но, наверное, люди, создавшие эту свечу, меня простят. Свеча, точно так же как и в моей комнате, ярко светила, медленно расплавляясь. Выгоревшая свеча образовала шатер света, и я долго и пристально вглядывалась в цветовые оттенки, родившиеся в этом оплавившемся воске, таком соблазнительно сладком, что мне самой захотелось оказаться в нем.

Я соединила ладони на груди в молитве о погибшем здесь папе. Мой отец, робкий и добрый, легкий на подъем. “Папочка”, – пробормотала я и снова заплакала. Старался ли он защитить меня? Или же он, как и мама, потерял рассудок? Предпочел бы, чтобы я умерла? Когда в нем произошла эта странная перемена? Почему он не попытался поделиться этим и посоветоваться со мной?

– Моя матушка опасалась твоей мамы, – после долгого молчания сказал Сёити. – Она всерьез говорила о том, что когда-нибудь дело может дойти до убийства и что твоя мама, возможно, применяет по отношению к ней черную магию. Мы с отцом посмеивались над матушкой, мол, ну ты и выдумщица. Однако матушка постоянно очищала дом вот таким образом, цветами и свечами.

Она неоднократно повторяла, что, когда ты отыскала в саду ту маленькую фигурку, она решила, что с нами все хорошо и мы в полном порядке. В глазах моей матушки это было единственным добрым предзнаменованием в их отношениях с твоей мамой. Возможно, потому, что матушка была дочерью колдуньи, она по непонятной для меня причине всегда и везде размышляла о подобных вещах. Всю жизнь она находилась в своем мире, не посвящая и не вовлекая в него других людей.

Она говорила мне такое, смысл чего, если честно, был мне мало понятен: “Параллельно с реальностью существует еще один невидимый мир, и все, что в нем происходит, отражается в реальности. В нашем мире он проявляется еле заметно в виде каких-либо знаков или образов. Очень важно не лениться и научиться читать и распознавать их”.

Тот самый день, когда мы играли вместе, определенно был днем, когда дороги близнецов окончательно разошлись. Твоя мама совершенно сознательно выбрала путь достижения реальной власти и денег. А матушка с уверенностью решила, что ее это не интересует. Хотя для непосвященных окружающих они разорвали отношения, якобы не поладив из-за каких-то проблем с магазинами.

И потом матушка тоже все время боялась. Когда твоя мама умерла, совершив то ужасное деяние, матушка впала в паническое состояние. Прямо в магазине она неожиданно потеряла сознание. Ее увезли в больницу, где она очнулась спустя несколько часов. Так как они были близнецами, думаю, ей что-то передалось на расстоянии. Отец принялся расспрашивать ее о том, что случилось. Матушка сказала: “Я догадывалась, что это произойдет”. Потом она добавила, что все очень печально и прискорбно, но теперь она наконец освободилась. И горько заплакала. Я хорошо помню ту страшную атмосферу. Я был еще слишком молод, и мне не объяснили толком, что же случилось с вашей семьей, но из новостей я понял, что произошло нечто ужасное, и догадался об этом еще и по общему настроению.

–  Довольно об этом, Сё-тян, – попросила я. – Почему мы родились от таких разных мам?

–  Это никому неизвестно. Остается сказать только, что такова судьба. В этом отношении я абсолютно бессилен что-либо сделать. Знаю точно, что мне повезло, – ответил Сёити. – Но для тебя я сделаю все.

–  Потому что такова предсмертная воля любимой тети, да?

–  Мне сейчас не выразить словами, насколько все это важно для меня во всех смыслах.

–  То, что я теперь смогла снова встретиться с вами, для меня дороже всех сокровищ, – призналась я.

В этот момент мне показалось, словно тетин образ легонько и нежно окутал меня, и на глаза вновь навернулись слезы.

А ведь у меня тоже было что-то похожее на семью. Пусть и не самую удачную. И было время, когда все улыбались. И вот за этим самым столом мы совещались, куда бы отправиться на каникулах. И вместе с папой играли в саду, брызгаясь водой... Подумав об этом, я впервые живо вспомнила сад.

– Что-то мы тут задержались. Пойдем в сад, – предложила я. – Здесь обломки, руины! Хочу увидеть живую зелень.

Сёити кивнул.

Оставив все цветы, что у нас были с собой, мы задули свечи и покинули столовую. Мне показалось, что там все еще пахнет кровью. Наверное, сколько ни мой, этот запах не убрать. Я не особо верю в то, что место хранит помыслы людей, но я смогла реально почувствовать, что мое мрачное настроение в сочетании с местом, где произошло ужасное событие, вызвало во мне ощущение чего-то грязного и заброшенного. И хотя в нескольких шагах отсюда располагался обыкновенный жилой квартал, казалось, что именно здесь находится край света. Место, куда никто не приходит, всеми забытое и покинутое, подобное старой площади для проведения казни. Когда-то страх и безнадежность доверху наполнили это пространство, и в нем все еще жило ощущение того, что никакого спасения от этого нет.

Как заметил Сёити, до того как мы оказались здесь, я не обращала внимания, насколько легче мне становится при мысли о том, что во всей этой страшной истории есть человек, оставшийся в живых. Каждый раз, когда у меня начинала кружиться голова и казалось, что я вот-вот упаду в обморок, в памяти возникало улыбающееся лицо, которое я видела на фотографии Кума-сан. Слава богу, есть человек, который выжил, пройдя через все это.

Даже с открытым окном в той мрачной комнате не стало светлее.

Мне вдруг пришло на ум, что душа человека, совершившего столь ужасное деяние, наверное, угодила прямиком в ад, и я решила, что мне стоит найти в себе силы простить маму. Пожалуй, она постоянно находилась в аду, сделала папу своим попутчиком и, списав все на счет якобы какого-то завладевшего ее разумом духа, в конце концов смогла покончить с этим. То, что она совершила, ужасно и возмутительно, но это была мама, и это была ее жизнь. Мама дегустировала все, что продавалось в семейных магазинах, из-за чего со временем растолстела, загубила свои почки и печень... Я думаю, что подобной самоотдачи было вполне достаточно для достижения обыкновенного успеха, однако маме хотелось власти еще и еще.

Когда мы вышли в сад, дождь перестал, но небо по-прежнему было плотно затянуто тяжелыми тучами. Дождь мог полить в любой момент. Запустение, царившее в неухоженном саду, вновь навеяло на меня печаль, и тем не менее я почувствовала, как свежий воздух наполнил мои легкие и вся тревога неожиданно исчезла.

–  Мне кажется, что женщины не очень-то подходят для бизнеса. Ну, если не брать во внимание чисто женскую работу, – сказала. – Вот связанное с общественной или благотворительной деятельностью – это другое дело. В противном случае, как мне представляется, женщина по большей части становится в чем-то несчастной.

–  Довольно консервативная точка зрения, – заметил Сёити. – Ведь даже моя матушка занималась бизнесом.

–  Ей пришлось, потому что у нее были муж и ты. Вероятно, по мере того как сеть магазинов расширялась, моей маме становилось все сложнее и сложнее. Хотя она и изначально не обладала стойким характером, но взвалить на свои плечи такое громадное дело было ошибкой.

–  Она стала настолько странной, что смогла убить человека. Так почему же никто не заметил происходящих с ней изменений? – спросил Сёити.

–  Сколько бы я ни повторяла это, я прекрасно понимаю, что уже поздно. Легко сказать. Однако в это просто невозможно было поверить. Невозможно было предположить, что такое может случиться. Разумеется, чувствовалось, что она несколько напряжена, потом практически исчезла мимика лица, и она стала очень властной.

Возражение ей даже по пустякам однозначно означало проигрыш и попадание в немилость. То, что мама переходит все границы, понимали все.

Она считала, что если не получит какую-либо подсказку на спиритическом сеансе, то и проблем в бизнесе им не решить, поэтому атмосфера в семье в скором времени стала накаленной. Мама была постоянно раздражена, папа в полной растерянности всячески заискивал перед ней, стараясь снискать ее расположение. И так было каждый день. В общем, мама стала практически неприкосновенна, как хрупкая ваза из Дорогого хрусталя. Однако в то, что она способна совершить настолько чудовищный поступок... я до сих пор не могу поверить. Я допускала мысль о том, что с ней, к примеру, случится припадок истерии и что она попадет в ту самую клинику или вдруг сляжет в результате постоянных переработок. Я думала, что в подобном случае все еще поправимо, что она просто отдохнет, наведет порядок в своей голове и снова станет моей прежней мамой, и все будет хорошо. Я была слишком наивна, да?

– С этим ничего не поделаешь! Мы не хотим думать о подобных вещах, если речь идет о наших близких, – заверил Сёити. – Вновь и вновь нам хочется думать, что все это неправда!

Глянцевое сияние листьев камелий и гардений, все еще зеленых, несмотря на скорый приход зимы, успокоило меня. Посаженные когда-то давно ломоносы тоже бодро вытянули свою лозу, а розы густо заросли, но при этом тянули вверх свои стебли, и, судя по всему, цвести им еще несколько лет. Мои любимые алтеи почти увяли, но в них все еще чувствовалась жизнь. Наверняка весной, точь-в-точь как в пейзаже из моих воспоминаний, на них распустится множество цветов. Мне не хватало этого сада.

– Я действительно ни дня не лежала в той клинике, – заключила я. – То, что я почувствовала и вообразила себе в том саду вчера, наслоилось на ощущения, которые я испытывала в этом саду. Но сейчас я отчетливо вспомнила, как выглядел этот сад тогда, много лет назад.

–  Вот как?

–  Да, точно. Но стороны света в саду клиники ощущаются совершенно иначе, чем здесь. Солнце вечером садится не там, где я помню. Сейчас небо затянуто тучами, но запад ведь там? – предположила я. – Если смотреть со стороны Сибуя, то клиника стоит обращенной туда, и мне кажется, что в том саду я бы не увидела захода солнца под привычным для меня углом. Конечно, мои воспоминания о посещении того места и пережитое здесь перемешались в моей голове.

–  Это ведь давние воспоминания, поэтому вполне возможно, что именно в них образовалась путаница и неопределенность, – согласился Сёити.

–  Все может быть. Однако где же я все-таки была после того ужасного случая? – задалась вопросом я.

–  Точно знаю только то, что не у нас, – ответил Сёити. – Да, для меня и по сей день остается загадкой, почему тогда моя матушка с ее-то натурой не забрала тебя к нам. Человек, который вплоть до самой смерти не переставал твердить о тебе...

–  А что, если я помешалась рассудком и внезапно стала как мама, и тетя почувствовала, что я могу причинить вам вред?.. – предположила я.

–  Думаю, она так не считала. Кроме того, ты совершенно не такая. Даже странно, что ты дочь такой мамы, – сказал Сёити.

–  Не говори мне таких добрых слов.

На глаза у меня вновь навернулись слезы. Надо же, постоянно реву, словно пытаюсь что-то спешно смыть слезами.

Да, именно этот сад постоянно утешал и успокаивал меня. В этом огромном доме местом моего обитания лет с десяти были только моя комната и этот сад. Именно его я знала как свои пять пальцев, вплоть до того, где находятся муравейники. Летом я делала этажерки для ипомей и, встав рано утром, принималась ухаживать за ними. А еще старательно мастерила цветочные горшки из кусочков кораллов, собранных в море. Наши садовники ухаживали за садом вместе со мной, не ломая моих детских шедевров.

Как только я осознала, что реальным местом, где я обитала в этом доме, был сад, я тут же ощутила внутри себя мощный прилив сил. Пожалуй, можно даже было назвать это отвагой. Она как будто внушала мне: “Теперь я в полном порядке и могу двигаться вперед”. Я почувствовала, как эта земля надежно поддерживает меня. Да, этот сад всегда любил меня. Каждый раз, гуляя здесь, я ощущала его радушный прием. Тут я провела чудесное время. Я отчетливо вспомнила все вплоть до лиц супругов-садовников, с которыми мы были друзьями.

Сейчас этот сад пребывал в запустении и совершенно изменился, но мне его тропинки казались такими же красивыми, как и тогда.

– До недавнего момента я то и дело была в мрачном и унылом настроении и просто начисто позабыла о том, как сильно любила это место. Когда я ступила на эту землю, я почувствовала себя так, словно кто-то крепко обнял меня. Хорошо, что мы приехали сюда. Сё-тян, спасибо, – с благодарностью сказала я. – Родители были постоянно заняты, и я всегда пропадала в саду, была вся черная от загара. А еще супруги-садовники, которые приходили раз в месяц, очень любили и баловали меня. Угощали меня сладостями, и я завтракала вместе с ними. Жена даже стала готовить порцию бутербродов специально Для меня. Интересно, что теперь с этими милыми людьми. Если бы могла, я хотела бы повидать их, поблагодарить и попросить прощения.

Вместе с ними я выдергивала сорняки, выращивала ипомеи, ловила насекомых, запоминала секреты по уходу за растениями. Они научили меня разным премудростям: и как разводить розы, и как строить арки. Тогда в детстве я даже мечтала стать садовником, и потому-то, кстати, мне и хотелось поехать к бойфренду в Тоскану: там ведь у него огромная оливковая плантация. Я совершенно об этом забыла. Почему так произошло? Ведь это было так важно, так дорого для меня. Я очень дорожила своей мечтой и, никому не рассказывая, хранила ее внутри себя. Может, как раз поэтому я и начисто позабыла о ней. Ведь узнай моя мама, что я выбрала профессию садовника, она бы не сильно обрадовалась.

Сёити крепко обнял меня.

Я подумала о том, что меня сейчас вдвойне крепко обнимают. И сад, и Сёити.

–  Не то чтобы мне жаль тебя. Просто это невыносимо. – Голос Сёити дрожал.

–  Разве это не жалость?

Потом, когда в объятиях Сёити я смотрела на небо поверх его плеча, в памяти возникли новые воспоминания. Я возвратилась мыслями к папе.

Я припомнила, что когда-то меня вот так же обнимал мой отец и с таким же настроением я смотрела на небо, когда мы вместе гуляли в саду.

Как-то утром на исходе лета мы с папой собирали семена ипомей. Папа был очень подавлен, и я поинтересовалась, в чем дело. И тогда он сказал:

–   Знаешь, похоже, маме я больше не нужен. Так что...

–   Ты имеешь в виду развод? – будучи весьма разумной для ученицы начальной школы, вполне конкретно спросила я.

–   Не-ет, думаю, что официально я не выпишусь из семьи. Просто я, скорее всего, буду жить отдельно, – ответил он.

Назад к карточке книги "Она"