Текст книги "Тигр в лабиринте"

Автор книги: Б. Кайго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 3, в которой наш герой знакомится с мудрецом, у которого имелся один маленький недостаток, и возвращается с ним в родную деревню, где они пытаются открыть тайну «пьяного забытья»

Это была низенькая бамбуковая хижина, покосившаяся от времени, и когда я осторожно заглянул внутрь, то увидел поломанную мебель и старую глиняную посуду.

Пахло прокисшим вином, а на грязном матрасе спал хозяин дома.

Он выглядел очень старым и, очевидно, весил не больше ребенка. Пьяные мухи барахтались в лужицах разлитого вина и ползали по его лысой голове, путаясь в реденькой седой бородке. Лицо было настолько изъедено морщинами, что напоминало геологическую карту Китая, изо рта шел отвратительный запах, а в уголках рта то и дело появлялись маленькие пузырьки.

Я вздохнул и уже собрался уходить, как вдруг остановился и застыл как вкопанный.

Как-то раз наш монастырь посетил известный мыслитель. Он показывал золотой диплом, присуждаемый мудрецу, занявшему третье место на экзамене на ученую степень цзиньши, выявлявшем лучших из лучших в империи. В трактатах я видел рисунки из серебряного диплома, которым награждался занявший второе место. Но я даже и не предполагал, что когда-нибудь собственными глазами увижу цветок – диплом победителя. И вот теперь роза висела прямо передо мной! Я осторожно подошел к стене и, смахнув пыль, прочел, что «семьдесят восемь лет назад некий Ли Као стал первым из соискателей и получил звание ученого Императорской Академии».

Я повесил диплом обратно на стенку и с недоумением взглянул на старика.

Возможно ли, что этот человек – великий Ли Као, в свое время заставивший встать с колен всю империю? Как могло случиться, что ученый, некогда получивший высший ранг мандарина, теперь лежал на вонючем матрасе и по его голове ползали пьяные мухи? Пока я стоял в раздумьях, лицо спящего исказилось, морщины зашевелились словно волны; он открыл красные воспаленные глаза и облизнул сухие губы.

– Вина!

Я поискал неразбитый кувшин.

– Простите, почтенный господин, но боюсь, вина больше нет, – вежливо ответил я.

Его глаза метнулись в сторону потертой кошелки, лежавшей в луже.

– Деньги, – снова прохрипел старик. Я поднял кошелку и открыл.

– Боюсь, денег тоже не осталось.

Он закатил глаза, и я решил сменить тему.

– Могу ли я обратиться с просьбой к великому Ли Као, мудрейшему во всем Китае?

Нашу деревню постигла беда, но все, что я могу заплатить, – лишь пять тысяч медных монет, – печально сказал я.

Из рукава халата показалась костлявая рука.

– Давай! – просипел он.

Старик схватил нанизанные на нить монеты, но вдруг разжал пальцы.

– Возьми эти деньги, – простонал старик, – и принеси столько вина, сколько сможешь купить.

– Конечно, почтенный господин, – повиновался я.

Бесчисленное количество раз исполняя подобные поручения для дяди Нана, я уже имел опыт в подобных делах. Запрокинув голову старика, я лил ему в глотку вино, пока он сам не вцепился в кувшин. Вскоре на лице старика появились первые признаки жизни, и после второй порции вина он вполне пришел в себя.

– Кто ты? – продолжая пить, спросил мудрец.

– Меня зовут Лу Юй, но не путайте меня с автором «Трактата о чае». В деревне же меня зовут просто Десятый Бык, – ответил я.

– А меня зовут Ли Као, и у меня, как ты заметил, есть один маленький недостаток, – как бы между делом заметил он. – Что у вас случилось?

Я рассказал ему все. Ли Као слушал с интересом, и когда я закончил, он попросил пересказать все снова, потом поднял пустой кувшин и швырнул его в общую кучу. Через секунду он был на ногах, легкий и быстрый как лань.

– Десятый Бык, говоришь? Что ж, вообще-то значение мускулов часто переоценивают, но думаю, твои нам понадобятся. Нужно спешить, и тебе, возможно, придется свернуть кое-кому шею.

Я не верил собственным ушам.

– Мастер Ли, вы хотите сказать, что пойдете со мной в деревню и узнаете, как болезнь выбирает людей? – воскликнул я.

– Я уже знаю, как болезнь выбирает людей, – спокойно ответил Ли Као. – Нагнись.

Я был настолько ошарашен, что прогнулся назад вместо того, чтобы исполнить приказ.

Но мастер Ли резко наклонил меня вперед, молниеносно залез мне на спину, обхватил руками за шею и просунул сандалии в карманы моего халата. Он был легкий как перышко.

– Десятый Бык, мои ноги уже слегка не те, и боюсь, времени у нас в обрез. Поэтому быстро припоминай, где твоя деревня, и беги со всех ног, – произнес великий мудрец.

У меня захватило дух, но сердце преисполнилось надежды. Я понесся, как олень. В дверях Ли Као ловко пригнулся, я же, напротив, обо что-то стукнулся лбом; и уже в переулке, обернувшись, увидел, что это был наддверный глаз, который теперь вертелся, будто пытаясь заглянуть во все тайны Вселенной.

Не знаю, было ли это каким-то особым знаком, но сей образ не оставлял меня всю дорогу до нашей деревни.

Тетушка Хуа посмотрела на гостя довольно подозрительно, но вскоре ее мнение изменилось. От старика жутко пахло вином, его халат и борода были грязными, но в нем чувствовалась такая сила, что даже настоятель признал его авторитет.

Ли Као прохаживался между койками, приподнимал веки детей и довольно хмыкал, видя расширенные и «плавающие»  зрачки.

– Так я и думал. Вопрос не в том, как болезнь выбирает людей, а что ее вызвало.

Боюсь, у них повреждение мозга. А теперь мне нужны образцы листьев со всех рощ, но отделяйте их друг от друга, чтобы мы знали, откуда какие взяты.

Мы бросились исполнять приказ. Корзина за корзиной листья шелковицы доставлялись в монастырь, где мастер Ли помещал их в стеклянные пузырьки, добавляя в них какое-то вещество, пока настоятель поддерживал огонь. Когда восемнадцатая кучка листьев окрасила зелье в бледно-оранжевый цвет, старик начал работать с удвоенной быстротой, вываривая листья, добавляя больше этого вещества, все больше раздувая огонь и уменьшая количество жидкости. Бледно-оранжевый цвет стал зеленым. Когда жидкости почти не осталось, Ли Као поместил половину образовавшихся черных кристалликов в отдельную склянку и добавил немного бесцветной жидкости. После этого он выпрямился и устало потянулся.

– Еще немного, и все станет ясно, – сказал он и подошел к окну. В саду монастыря гуляло несколько детишек, и Ли Као указал на одного из них. – Смотрите.

Мальчик подошел к дереву, чисто инстинктивно сорвал листок, положил его в рот и стал жевать.

– Это делают все дети. И ваши не исключение. Понимаете, маленькие не работали.

Детки же постарше обдирали шелковицу и ели. Только чем старше ребенок, тем более он осознает, что делает. Он перестает есть листья. Вот почему болезнь распространилась на детей от восьми до тринадцати лет. Видите, дело не в возрасте, а в том, что кто-то хотел умышленно убить шелкопрядов.

Он отошел от окна и указал на склянку. Жидкость теперь была наизлейшего вида: склизкая и зеленая – как язва.

– Это яд ку, и противоядия от него нет, – мрачно произнес старик. – Он был на листьях, принесенных из рощи вашего оценщика Фана.

Яростная толпа ринулась к амбару Ма.

Но тот был закрыт. Настоятель крикнул: «Ломайте!»  и я вышиб дверь. Она отлетела до середины комнаты, и нашим глазам предстало жалкое зрелище. Хапуга Ма лежал на спине, и следы яда ку виднелись на его губах. Оценщик Фан был еще жив. Он пытался взглянуть на нас и бормотал:

– Мы хотели убить… лишь гусениц… если бы они погибли… мы бы… владели всем… но теперь… моя дочь…

Ему оставалось совсем чуть-чуть. Настоятель наклонился и, вложив ему в руку маленького нефритового Будду, стал молиться. Глаза Фана в последний раз открылись, он посмотрел на статуэтку и пробормотал:

– Дешево, очень дешево. Не больше двухсот монет… – Через миг он был мертв.

Ли Као посмотрел на тела, на его лице появилось странное выражение, и он передернул плечами.

– Так тому и быть. А теперь предлагаю оставить их в покое и вернуться в монастырь.

У нас есть дела поважнее.

Оценщик Фан и Хапуга Ма, можно сказать, погубили детей нашей деревни, но когда я уходил, в моем сердце не было гнева.

Настоятель шел впереди. Мы спускались подлинной винтовой лестнице в погреб, и наши тени скользили по стенам словно сказочные гиганты.

Монастырь был очень древним, здесь хранилось множество рукописей, постоянно пополняемых настоятелями. Медицинские трактаты исчислялись сотнями, и сейчас мы свиток за свитком перетаскивали их на длинный стол, где настоятель и монахи выискивали любые сведения о яде ку. Их оказалось очень много, поскольку этот яд применяли на протяжении почти двух тысяч лет. Но его действие всегда было неизменным: человек впадал в глубокий сон, его тело практически не подавало признаков жизни, и это могло длиться месяцами, пока не наступал конец. Противоядия не существовало.

Говорят, яд этот завезен из Тибета. Ли Као был единственный, кто понимал древние тибетские тексты, и все надежды возлагались только на него. Но не все было так просто.

Тибетские врачеватели удивительно точно описывали способы лечения, чего нельзя сказать о симптомах. Очевидно, в то время существовало табу на упоминание названия любого ядовитого вещества, возможно, потому, что их изобретали члены того же монашеского ордена. И поэтому определить, о какой болезни идет речь, было крайне трудно.

Другая проблема заключалась в том, что рукописи сохранились с незапамятных времен, и местами было совершенно невозможно разобрать написанное. Солнце уже успело зайти и снова появиться на небосводе, когда мастер Ли приступил к чтению Чжуд ши* [11]11
  Классический трактат тибетской медицины.


[Закрыть], восьми ветвей четырех принципов врачевания.

– Здесь изображен символ «звезды», а рядом известный иероглиф, имеющий много значений, в том числе и «сосуд с вином»,  – пробормотал старик. – Что же получится, если соединить звезду и сосуд с вином?

– Получится иероглиф «проснуться от пьяного забытья»,  – ответил настоятель.

– Именно. И «пьяное забытье», если понимать фигурально, имеет столь широкий смысл, что может означать практически что угодно. Однако в этом тексте указаны припадки и судороги. Можем ли мы сказать, что наши дети сейчас пребывают в забытьи?

Он нагнулся над свитком и прочитал вслух:

– Дабы проснуться от «пьяного забытья», действенно лишь одно средство, но его может добыть только тот, у кого есть доступ к самым редчайшим и могущественным снадобьям. – Мастер Ли остановился и почесал голову. – Далее древний символ, обозначающий «женьшень», корень жизни, сопровождается весьма сложной конструкцией, которую можно понимать как Великий Корень Силы. Кто-нибудь слышал о женьшене, называемом Великим Корнем Силы?

Никто не ответил.

– Великий Корень Силы нужно очистить и переработать до получения эссенции и капнуть три капли на язык больного. Процедуру повторить три раза, и если это действительно Великий Корень, наступит немедленное выздоровление. Это единственный способ. Если же «сон»  будет продолжаться долгое время, он уже не закончится, и смерть неизбежна.

– Правильно, это как раз симптомы яда! – воскликнул настоятель.

Теперь монахи проверяли все, что связано с женьшенем, а это означало – почти все свитки, потому что данное средство прописывалось почти от любых болезней. Однако

Великий Корень Силы не упоминался нигде. Мы зашли в тупик.

И вдруг Ли Као ударил по столу и вскочил.

– Скорее обратно, на склад оценщика! – скомандовал он и бросился вверх по ступенькам. Мы побежали следом. – Гильдия оценщиков представляет вторую древнейшую профессию в мире, и их рукописи древнее костей оракула Шанъ-яна. Они содержат списки самых редких и ценных вещей, не известных обычному человеку.

Возможно, Великий Корень Силы, если таковой вообще существует в природе, стоит баснословную сумму и выглядит как чудо из чудес, а значит, должен быть там! Такой человек, как Фан, уж наверняка владел списком, чтобы надуть какого-нибудь бедолагу, которому в наследство достался сей ценный предмет.

Старик быстро добежал до амбара, влетел внутрь и совершенно спокойно пробежал мимо того места, где должны были лежать тела. Должны. Но их там не было.

– А… эти ребята? Они давно встали и унесли ноги.

Я схватил ученого за грудки, но Большой Хун и другие тут же обступили старика.

– Значит, ты знал, что эти убийцы подстроили свою смерть, и ничего не предпринял? – взревел я.

– Конечно, знал, но, по-моему, преждевременно обвинять их в убийстве. Насколько мне известно, они пока никого не убили и вряд ли собирались, – спокойно ответил мастер Ли. – К тому же вы не подумали о детях вашего оценщика? Его дочь, вероятно, умрет, но даже если нет, каково ей будет, когда она узнает, что отца разорвали на кусочки жители ее родной деревни? А ее маленький брат? Ему грозит позор уже в возрасте пяти лет, что, по-моему, тоже несправедливо. Конечно, если не найдется семья, которая возьмет к себе ни в чем не повинного ребенка и объяснит ему, что отец просто хотел улучшить шелк, но допустил ошибку и убежал.

Я виновато наклонил голову. Большой Хун тяжело откашлялся.

– Мы с женой возьмем мальчика, – прохрипел он, – девочку тоже, если она выживет.

У них будет чудесный дом, и мы будем их любить.

– Добрый человек, оставим в покое оценщика Фана и Хапугу Ма, – сказал мастер Ли. – Они сами накажут себя.

Такая жадность разъедает душу словно стая крыс, и когда они окажутся в аду, все мучения, посылаемые Великим Яо-ваном, им уже будут и так хорошо известны. Нас же ждет работа.

Рукописей у Фана имелось столько, что они занимали два ящика и сундук, и настоятель наконец нашел упоминание о корне силы. Правда, мы понятия не имели, был ли это именно Великий Корень Силы.

– Тридцать лет назад корень силы был продан прародительнице по цене триста юаней, – прочитал настоятель, – больше здесь ничего не сказано, так что, я думаю, он до сих пор находится у нее.

Ли Као посмотрел на нас так, будто его внезапно укусила рассерженная оса.

– Если эта женщина меня увидит, мне тут же отрубят голову, – печально произнес он. – Хотя, если подумать, это чудо, если она меня узнает. Ей едва исполнилось шестнадцать, когда меня вызывали в императорский дворец, а это случилось пятьдесят лет назад.

– Мастер Ли, вас вызывали в императорский дворец? – остолбенев, спросил я.

– Да, и не один раз. По-моему, при старом Вэньди, да-да, именно при нем. Когда-то, в дни моей беззаботной юности, я продал ему «кота в мешке».

Мы в недоумении уставились на него.

– «Кота в мешке»?

– Да-да. Я хотел выиграть пари, – объяснил старик, – Мы поспорили, насколько глуп наш император, и я обманул его. Я что-то наплел насчет шелка, и он поверил, хотел даже купить у меня рецепт. Когда же меня вызвали в суд, я думал, меня четвертуют, но император выбрал другое наказание. Дело в том, что в то время варвары хотели узнать тайну изготовления шелка и оказались довольно близки к истине. Император приказал:

«Ли Као, расскажи этим шакалам «тайну шелка», как ты рассказал ее мне». О, это были одни из самых ужасных дней в моей жизни.

Мастер Ли повернулся и быстрым шагом направился к двери. Мы, как овцы, послушно следовали за ним, и я понял, что у старика имелось намного больше секретов, чем казалось на первый взгляд. Я слушал его с восхищением.

– Вначале мне пришлось размягчить их мозги. Да-да, сделать жидкими, как кисель. И лучшим средством оказалось, конечно, вино. Каждый день я неотрывно смотрел на эти пьяные рыжебородые морды, преспокойно храпящие в лужах собственной рвоты, но дурман сделал свое дело. Правда, они были крепкие, как горные козлы, и прошло полтора месяца, прежде чем я убедил их, что шелк добывается из семени белого дракона, что живет далеко в монгольских ледниках. Перед тем как отправиться в путь, их вождь пришел ко мне. Это был неуклюжий болван по имени Прокопий, и вино явно не пошло ему на пользу. «О великий и могучий учитель Ли, открой мне секрет мудрости! « – прорычал он. На его лице плавала детская улыбка, а глаза походили на пару розовых голубиных яиц, брошенных в бататовый суп. Однако, к моей чести, я не моргнул и глазом.

«Возьми большую чашу, – сказал я, – наполни ее смесью из фактов и домыслов, историй и легенд, науки и суеверий, логики и безумия. Добавь по вкусу горьких слез и залпов смеха; брось все это в три тысячи лет цивилизации, вылей в кун вань, что по-китайски – «порожняя чашка», и выпей до дна». Прокопий уставился на меня. «И тогда я стану мудрым? « – спросил он. «Более того, – ответил я, – ты станешь китайцем».

Мы вернулись в лазарет. Ли Као долго ходил между рядами коек, глядя на детей.

Усталость взяла свое: он сгорбился, а покрытая морщинами кожа казалась почти прозрачной в ярких утренних лучах.

Дети спали мертвым сном и походили на маленькие мумии. Дочурка Фана, всегда веселая и прекрасная, сейчас выглядела как нефритовая статуэтка. Из нее словно выпили жизнь, сделав похожей на живой скелет. Рядом с ней лежала дочка лесоруба, которую все звали Соломенная Шляпка. Худенькая милая девчушка, по просьбе отца она сшила ему роскошное погребальное платье, которое он с гордостью надевал на каждый праздник.

Сейчас отчаявшийся отец надел на нее этот траурный халат. Девочка казалась крохотной и беззащитной в огромном одеянии, и вышитый на нем по традиции знак «долголетие»  выглядел как злая шутка.

Возле безжизненных ручек каждого ребенка лежали их любимые игрушки, родители молча сидели рядом, а из деревни доносился жалобный вой собак, ищущих своих маленьких хозяев.

Ли Као тяжело вздохнул, затем расправил плечи и кивком подозвал меня.

– Десятый Бык, послушай, я не имею ни малейшего понятия, чем отличается корень силы от Великого Корня. Насколько мне известно, все, что можно сделать с просто корнем – так это добавить в него клею, чтобы чинить сандалии, – тихо сказал он. – Но две вещи я знаю точно. Каждого, кто рискнет украсть у прародительницы что-нибудь ценное, ждет не очень приятная смерть, и я слишком стар, чтобы пойти на это в одиночку. Я взял твои деньги, пять тысяч медных монет, так что решать тебе. Будет, как ты скажешь.

– Мастер Ли, я готов! – воскликнул я.

Мне хотелось тут же кинуться на поиски корня, но старик остановил меня.

– Лу Юй, если дети умрут внезапно, мы ничего не сможем поделать. Но, судя по трактатам, они пробудут в забытьи еще долго. Худшее же, что мы можем сделать, это отправиться в путь усталыми и неподготовленными. Поэтому я собираюсь немного отдохнуть, а ты, если не хочешь спать, пойди к настоятелю. Уверен, он расскажет тебе много интересного. Женьшень – самое необычное, равно как и самое дорогое, растение на Земле.

Он зевнул и потянулся.

– Вначале мы вернемся в Пекин, чтобы взять немного денег, а потом сразу отправимся в дорогу.

Ли Као лег спать. Я же еще никогда не чувствовал себя таким бодрым. Настоятель отвел меня к себе показать рукописи, и то, что я узнал о женьшене, было настолько захватывающим, что на час я почти совсем забыл о постигшей нас беде.

Глава 4, в которой Десятый Бык узнает от настоятеля о корне молнии, о последнем императоре династии Суй, о жестокой прародительнице и об ошибке великого Тан Тайцзуна

По словам настоятеля жень-шень – самое спорное из всех лекарственных растений в мире. И в то время как одни маститые доктора утверждают, что он не полезнее крепкого чая, другие готовы поклясться, что это наипервейшее средство в лечении малокровия, истощения, золотухи, катара желудка, равно как и нарушений работы легких, почек, печени, сердца и гениталий. В давние времена, когда корня было много, крестьяне смешивали его с мозгом совы и черепашьим жиром и, втирая мазь в голову больных, лечили безумие. Также женьшень смешивался с истолченными рогами оленя, и этим порошком лечили туберкулез. Для искателей же корня и по сей день это не просто растение, а целый культ.

Они называют его чандянь чэнь, что значит «корень молнии», и верят, что он появляется только в том месте, где маленький горный источник был высушен ударом молнии. После трехсот лет жизни зеленый сок женьшеня становится белым и у него появляется душа. Отныне он может принимать облик человека, но никогда не станет им по-настоящему, поскольку лишен тщеславия и эгоизма.

Женьшень – истинное добро и с радостью пожертвует собой, чтобы помочь людям, чьи помыслы чисты. В человеческом же обличье он может появляться в виде мужчины или прекрасной женщины, но более часто его видят как пухленького загорелого ребенка с розовыми щечками и озорными искорками в глазах. Злые люди обнаружили, что, перевязав растение красной лентой, женьшень можно поработить, и вот почему теперь так сложно найти этот корень. Он вынужден прятаться от зла, и потому поиск женьшеня стал одним из самых опасных занятий на Земле.

Искатель женьшеня должен с самого начала показать чистоту своих помыслов, и потому, отправляясь на поиски, он никогда не берет с собой оружия. При себе у него есть только конической формы шляпа из березовой коры, сандалии из дубленой свиной кожи, смазанный маслом передник для защиты от росы и лоскут барсучьей кожи, чтобы сидеть на мокрой земле. Также искатель берет с собой два маленьких заступа из кости и два гибких ножика, совершенно непригодных для самообороны. Не считая небольшого запаса еды и вина, это – все, и теперь его путь лежит в дикие горы, где еще не ступала нога человека. Отныне на него могут напасть дикие животные или еще более странные и опасные твари, вроде крошечных сов, которые завлекают людей в Лес Забвения, откуда еще никто не возвращался. На обратном пути бандиты могут убить его и забрать драгоценный корень. Опасность повсюду.

Однако истинный искатель женьшеня не боится и следует за своей звездой. Если же, обыскав всю местность, он не находит ничего, искатель помечает кору деревьев као чу куа крошечными тайными знаками, говорящими другим, чтобы те не тратили попусту время.

Искатели никогда не обманывают друг друга, потому что они – не конкуренты, а братья одной веры. Там же, где был найден корень, воздвигается своего рода алтарь, куда всеми, кто ищет растение, кладутся пожертвования в виде камней или лоскутков ткани. Если кто-то находит женьшень, который еще недостаточно созрел, он огораживает его колышками со своим знаком. Другие помолятся и положат на святое место приношения.

Они скорее перережут себе горло, чем украдут драгоценный дар.

Но еще более диковинно и странно ведет себя тот, кто нашел, что искал.

Усталый, изможденный, умирающий с голоду искатель, продравшись сквозь колючий кустарник, вдруг видит маленькое растение с пятью веточками и красными ягодами посредине. И тогда, плача от радости, счастливчик падает на колени и широко разводит руки, дабы показать, что не вооружен. Затем он низко кланяется, бьется три раза головой о землю и произносит молитву: «О Великий Дух, не покидай меня! Я пришел с чистым сердцем, и в моей душе нет места дурным помыслам и злу».

Затем он закрывает глаза и так лежит много минут. Женьшень может не поверить человеку и, обернувшись красивой женщиной или румяным ребенком, убежать. И искатель не должен видеть это. Если же, открыв глаза, он по-прежнему видит чандянь чэнь перед собой, радость его безгранична, и не столько от факта, что он нашел драгоценное растение, сколько от осознания того, что он действительно чист в душе.

Теперь нужно взять семена и осторожно пересадить их в другое место, чтобы женьшень мог снова расти. Потом ободрать листья и цветы и произвести церемониальное сожжение, сопровождаемое многочисленными молитвами. И, наконец, при помощи маленькой костяной лопатки выкапывается сам корень, довольно ветвистый и по своей форме напоминающий человека. (Скептики считают, что именно из-за этого растение стало предметом культа.) Затем гибкими ножичками очищаются крохотные усики, называемые бородками, в которых, по поверьям, и сосредоточена основная лечащая сила.

Корень заворачивается в березовую кору, посыпается перцем, чтобы уберечь от насекомых, и счастливый обладатель женьшеня начинает долгий и не менее опасный путь домой.

– Где ему, возможно, перережет глотку кто-нибудь вроде Хапуги Ма, – угрюмо закончил настоятель. – Которого в свою очередь обманет какой-нибудь оценщик Фан, который продаст драгоценный корень прародительнице, которая как гигантская ядовитая жаба воссядет на том легендарном божестве, чья единственная цель – просто помогать добрым людям.

– Почтенный господин, мне неловко, но я никогда не слышал о прародительнице, – смущенно сказал я.

Настоятель откинулся в кресле и устало потер глаза.

– Ах, что за женщина, – произнес он с деланным восхищением. – Она начала свой путь одиннадцатилетней наложницей императора Вэньди и к шестнадцати годам настолько окрутила старика, что он сделал ее своей третьей женой. Затем прародительница отравила императора, задушила всех его жен, обезглавила всех сыновей, кроме безвольного младшего Яна, которого тут же посадила на трон, в результате чего стала практически полноправной правительницей Китая.

– Но, почтенный господин, я всегда думал, что император Ян – злобный и безнравственный правитель, который почти развалил империю, – воскликнул я.

– Так принято считать, приплюсовав сюда и отцеубийство, – сухо ответил настоятель. – На самом же деле Ян был тихим и славным малым. Реальным правителем являлась прародительница, присвоившая этот титул, дабы придать своему облику определенную конфуцианскую завершенность. А ее правление… Оно было кратким, но ярким, поверь мне. Она почти разорила империю, повелев, чтобы каждый лист из ее сада, упавший наземь, заменялся искусственным, сотканным из самого дорогого шелка. Ее прогулочная ладья была двести семьдесят чи длиной, имела четыре палубы, огромный тронный зал и сто двадцать кают, украшенных золотом и нефритом. Проблема состояла в том, чтобы найти подходящий по размеру водоем. Тогда она согнала три миллиона шестьсот тысяч крестьян и приказала им соединить Янцзы и Желтую реку, вырыв канал в сорок чи глубиной, пятьдесят чжанов шириной и тысячу ли длиной. С практической точки зрения Великий канал абсолютно бесполезен, но для прародительницы было важно другое. При строительстве погибло три миллиона человек, и такая цифра, по ее мнению, подтверждала ее божественную власть.

– Когда же канал был закончен, – продолжал настоятель, – прародительница пригласила своих друзей сопровождать се в очень важной поездке в провинцию Янчжоу.

Флотилия прогулочных лодок протянулась на шестьдесят ли, движимая девятью тысячами гребцов и восьмьюдесятью тысячами бурлаков, некоторые из которых остались в живых.

Важнейшей же миссией было посмотреть на цветение лунных цветов. Правда, сам император Ян их так и не увидел. Каприз прародительницы был исполнен от его имени, а он все время провел в каюте. Ян глядел в зеркало и сокрушался: «Ах, какая красивая голова. Интересно, кто ее когда-нибудь отрубит?»… Это сделали друзья великого воина Ли Шимина, который в конце концов взял себе имя Тан Тайцзуна и по сей день управляет империей. Судя по всему, он станет одним из величайших императоров в истории Китая, но я все же считаю, что он допустил огромную ошибку, обвинив юного Яна во всех грехах династии Суй и тем самым позволив прародительнице доживать свои дни в роскоши и богатстве.

Я был настолько ошарашен, что не мог вымолвить и слова. Настоятель наклонился и похлопал меня по колену.

– Сынок, ты отправляешься в путь с человеком, который рисковал своей жизнью по меньшей мере девяносто лет. И Мастер Ли знает все слабости прародительницы куда лучше, чем я. Так что, надеюсь, вам повезет.

Настоятель умолк и задумался. В теплом воздухе жужжали пчелы и мухи, и я думал, слышит ли он и стук моего сердца. Несколько минут назад я был готов помчаться в путь, как олень; сейчас же мне хотелось попросту зарыться в землю.

– Ты хороший парень, Десятый Бык, и я бы не позавидовал тому, кому придется помериться с тобою силами. Но ты почти ничего не знаешь о мире. По правде говоря, я не так волнуюсь за твое тело, как за твою душу, мой мальчик. Понимаешь, ты ничего не знаешь о таких людях, как мастер Ли. Он сказал, ему надо остановиться в Пекине, чтобы взять немного денег, тогда как на самом деле…

Он запнулся, словно подбирая нужное слово. Но, наверное, потребовалось бы несколько лет, чтобы мне все объяснить.

– Десятый Бык, мастер Ли – наша единственная надежда, – угрюмо сказал настоятель. – И ты должен во всем его слушаться. Ступай, я буду молиться за тебя.

С этим довольно тревожным благословением он отпустил меня, и я пошел попрощаться с друзьями и семьей. Чуть позже меня сморил сон. Я спал, и мне снились румяные детки женьшеня, которые резвились и прыгали вокруг, пока я пытался перевязать красной ленточкой волшебные растения, росшие в саду, где три миллиона шелковых листьев трепыхались на ветру, разносящем смрад трех миллионов мертвых тел.