Текст книги "Знахарь. Путевка в «Кресты»"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Я отогнал от умывальника невзрачного доходягу, стиравшего драные до невозможности, наверное, единственные трусы, скинул с себя футболку и, сжавшись от холодной воды, помылся до пояса. Ниже я не решился. Надо будет спросить у Бахвы, как здесь попадают в баню? И выяснить, кому сдавать в стирку вещи? М-да, похоже, что в первые же часы пребывания здесь я успел обнаглеть до предела. Но, как бы это мне не претило, без наглости здесь не прожить. Наглым дорога, наглым почет. Это закон. И никуда от него не деться.

Я вернулся в свой угол, обратил внимание, что за нами со стола убирает толстый седой мужичок – наверняка тот, которого Бахва назвал Корваланом, когда распоряжался накрывать нам обед. Потом я перевел взор на устраивающегося спать смотрящего:

– Как себя чувствуешь?

– Полный ништяк, – радостно ухмыльнулся он. – Ты бы, Коста, печень мне еще подлечил.

– Что, болит?

– Дает себя знать иногда, – пожаловался Бахва. – Вот поспишь, я тебе расскажу.

Я кивнул:

– Катит. Расскажешь. Подумаем, что можно сделать в здешних условиях.

– Там наверху Папаша тебе подушку оставил. И одеяло. Пользуйся на здоровье. А простыней здесь, братишка, не держат, – ухмыльнулся смотрящий. – Не на курорте.

– Ничего, не принцесса, – сказал я и полез по удобной лесенке на свой верхний этаж. И впервые за последние четыре дня понял, что смогу поспать в почти человеческих условиях. Если, конечно, не брать в расчет постоянный свет, влажную вонючую духоту, гул голосов, отсутствие постельного белья, узость постели и отсутствие бабы под боком. Да если бы еще неделю назад кто-нибудь предложил мне поспать в условиях даже в десять раз лучше этих, я бы плюнул этому фантазеру в рожу!

Эх, и как же мы порой не умеем ценить того, что имеем!

Глава 6. Подстава

К следаку меня вызвали на следующий день.

Опять был длинный путь по переходам и лестницам с руками, заложенными за спину, и постоянным тыканьем физиономией в стены. Но на этот раз я шел под конвоем с настроением не в пример лучшим, чем накануне, когда меня вели в неизвестность. Правда, и сейчас злодейка-судьба волокла меня незнамо куда, и я даже близко не представлял, что меня ждет в комнате для допросов. Мрачные пророчества Бахвы о том, что меня будут крутить по полной программе, засели огромной занозой у меня в голове, и как я не пытался, не мог заставить себя не верить смотрящему хотя бы наполовину.

– Заходи!

Я очутился в комнате, как две капли воды, напоминающей ту, какая была в ИВС. И даже Муха с Живицким встретили меня на тех же местах и в тех же позах. Прокурор сидел за столом, адвокат пристроился на неудобном стульчике у самой стены. «Они что, – подумалось мне, – всегда и везде ходят парой? Этакие друзья-любовнички? Ну и подсунули же мне доктора». [11]

[Закрыть]

– Добрый день, гражданин Разин, – с улыбочкой произнес следак и указал глазами на стул. – Присаживайтесь.

– Добрый день, – в свою очередь скрипнул Живицкий.

Я им совершенно по-хамски ответил:

– Угу. Действительно, добрый. Вы, как всегда, правы.

Муха не обратил на мою иронию никакого внимания. Вместо этого безразлично спросил:

– Жалобы? Пожелания?

– Я хотел бы получить свиданку с супругой. Если нельзя – то хотя бы узнать о ней. И, может быть, получить, передачу.

– Ну почему же нельзя, – криво ухмыльнулся следак. – И свиданку можно, и дачку. Так? – Он вопросительно посмотрел на Живицкого, и тот поспешил согласно кивнуть головой. – Та-а-ак, Константин Александрович. Но скажу вам банальность: многое, очень многое, – он многозначительно поднял вверх указательный палец, – зависит oт того, как мы с вами поладим. А это мы сейчас и увидим.

И он вцепился в меня, как бультерьер.

А не желаю ли я изменить свои показания? A уверен ли я в том, что совершенно не знал Смирницкую? Как так может случиться, что, живя по соседству, не повстречал ее хоть один раз на улице? А зачем я стер все свои отпечатки у нее в доме, когда обнаружил хозяйку мертвой? Ах, я стер лишь отпечатки на дверной ручке, а внутри вообще ничего не ляпал руками? А почему не ляпал, чего я боялся? А чего боялся, когда избавлялся oт отпечатков на ручке? А почему у меня была такая крамольная мысль – не сообщать ничего о найденном трупе? А знал ли я в тот момент, что подобное может преследоваться законом? А не решил ли я изменить свои первоначальные намерения и все-таки позвонить в милицию только тогда, когда понял, что меня зaметили выходящим из дома? А почему я мялся, не сразу отвечал на вопросы супружеской четы Ковальджи и явно был растерян при неожиданной и явно незапланированной встрече с ними? А знал ли я о наличии проема в ограде между моим участком и участком Смирницкой? Ах, не знал (с эдакой легкой ехидцей)… но как такое может быть, что человек, постоянно проживающий в некоем доме, не знает о том, что творится всего в двадцати метрах от окна его спальни? А как я могу объяснить то, что от моего дома к дому Смирницкой через проем в ограде протоптана в траве тропинка, заметная даже невооруженным взглядом? Ника-а-а-ак?!! Но тогда как я могу объяснить то, что на досках забора, обрамляющих проем, обнаружены две текстильных нити – одна из моего свитера ручной вязки, в котором, по свидетельству супруги, я очень любил ходить дома в холодное время: другая из моей красной фланелевой рубашки, которая была обнаружена на спинке стула у нас в гостиной? Кстати, на это есть уже заключение экспертизы.

– Я хочу посмотреть заключение, – с трудом выдавил я из себя, переведя дыхание. Даже дебил понял бы, что нитки в проеме забора – это серьезно. Из этих «текстильных нитей», как сказочный солдат из топора, менты легко могут сварить отличную кашу и накрутить на меня такого!.. В этот момент я подумал, что тропинка, проем и две нитки от моих шмоток – это и есть козырный туз в рукаве прокурора, который он сейчас и выложил на ломберный столик. Как же я в тот момент заблуждался! – Так я хочу посмотреть заключение экспертизы!

Муха не сводил с меня своих холодных глазенок и улыбался, паскуда! Как же победно он улыбался! Потом запустил лапу в свой пухлый портфель и извлек наружу несколько листов бумаги.

– Пожалуйста, гражданин Разин. Вот протокол осмотра прилегающей к месту совершения преступления территории. Там есть все – и про тропинку, и про проем, и про две ниточки. Все по закону, все с понятыми… – Он ликовал. Он наслаждался. Он жадно хлебал свою маленькую победу сразу двумя столовыми ложками… – Все снималось на видеокамеру.

Я бегло проглядел протокол, потом повернулся к Живицкому.

– Вы с этим знакомы?

– Да, я все прочитал. Все по закону, никаких замечаний. Правда, во время осмотра я не присутствовал, – как бы извинился он передо мной, – но я и не обязан.

Я лишь пожал плечами и опять повернулся к Мухе:

– Дальше.

– А дальше, Константин Александрович, протокол изъятия свитера и рубашки. Все также снималось на видеокамеру. Здесь, – он протянул мне еще несколько листов бумаги, – показания вашей супруги и брата о том, что вещи действительно принадлежат вам. Здесь же их расписки в том, что они оба поставлены в известность о своем праве не давать показания против ближнего родственника.

– И они все-таки дали?! – поразился я.

– А какой смысл упираться? – развел руками следак. – Эти вещи опознали бы другие жители поселка. Мне просто пришлось бы потратить на это время. К тому же и рубашка, и свитер были обнаружены у вас дома.

С ним было трудно не согласиться. Он был, как всегда, непробиваем. Хорошо подготовился, сволочь. Прав оказался Бахва, когда говорил, что менты вцепились в меня мертвой хваткой и уже не отпустят. Прав оказался он – прав!!! – что подставляют меня по полной программе и очень профессионально!

– Вы с этим знакомы? – я снова обратился к Живицкому, хотя заранее знал, что он ответит.

– Да, здесь все по закону. Никаких замечаний.

«Черт! – выругался я про себя. – Что за урод-адвокатишка? Просить, чтобы мне предоставили другого? Предоставят. Такого же. Продажного насквозь. Так что нет никакого смысла пытаться что-нибудь изменить».

– Дальше, – процедил я сквозь зубы. Муха протянул мне еще две бумаги.

– Одна – заявка на экспертизу, другая – собственно заключение, – пояснил он.

Я даже не стал их просматривать. Я и так знал, что в них «все по закону», все аккуратненько. Но все же для очистки совести бросил взгляд на Живицкого. Он молча кивнул. Да и только… Сволочь!!!

– Теперь у вас есть, что добавить к своим показаниям, Константин Александрович? – вцепился в меня взглядом Муха.

– Да, – продекламировал я. Я считаю, что меня подставляют. Более того, я в этом уверен. Так и запротоколируйте. И попробуйте поискать какую-нибудь другую версию. А сейчас оставьте меня наедине с адвокатом.

– Не-е-ет, Константин Александрович, – радостно пропел прокурор. – Я с вами еще не закончил. Итак, продолжаем допрос.

И он опять принялся убеждать меня в том, что Смирницкую шлепнул именно я. И занимался этим сволочуга-следак еще больше часа. Рассказывал мне о том, что одним точным ударом ножа, да еще и кухонного, сразу убить почти невозможно. Это может сделать только убийца о-о-очень высокой квалификации. Или врач. А я врач-то и есть. И вообще…

Тут он изложил мне свою версию преступления. Мол, познакомился я со Смирницкой еще в самом начале лета. И почти сразу мы стали любовниками. Я по ночам шастал к ней в гости через проем в заборе, предварительно, чтобы случайно не обнаружила моего отсутствия, подсыпав жене снотворного, в дозировках которого хорошо разбираюсь. К тому же тогда я, как врач, имел к нему доступ. (Я поразился: «Ну и фантазия у этого прыщавого лопуха!») Вскоре Смирницкая мне надоела, или начала шантажировать, что грозило мне разводом с женой, чего я очень хотел избежать. И я решил избавиться от назойливой любовницы.

– Почему же я выбрал для этого такую ночь, когда Ангелина не легла, как обычно спать, накачанная мною снотворным, а возилась с грибами внизу? – ехидно поинтересовался я. – Кстати, пройти мимо нее незамеченным, чтобы выйти на улицу, я бы не смог.

– Вот! – поднял вверх указательный палец следак. – Вам, Разин, было нужно хоть какое-то алиби. Вы же не курсе, что алиби, подтвержденное близкими родственниками или друзьями, следствием в расчет практически не принимается, и очень рассчитывали на показания своей супруги. Также вы посчитали, что если она скажет, будто вы легли спать вместе вечером и проснулись утром, а за всю ночь она ни разу не просыпалась, то это может насторожить следствие. Другое дело, если супруга даст показания, что она всю ночь проработала внизу возле входной двери, и вы пройти мимо нее никак не могли.

– Так как я все же прошел незамеченным?

– Спустились вниз по наружной лестнице.

У этого Мухи на все были ответы!

– Да эта лестница развалилась бы подо мной при первом же шаге! – воскликнул я. – Вы хоть ее видели?

– Видел, видел, – улыбнулся мне прокурор. – И даже поднялся по ней наверх. И спустился вниз. А мы с вами, чаю, в одной весовой категории.

«Да ты отчаянный тип! – подумал я. – Если, конечно, не врешь, что действительно ползал по этой лесенке. Жаль, что она тебя выдержала».

– Ладно, предположим, что вы, и правда не грохнулись вниз, – произнес я. – И предположим, что я мог ночью уйти из дома этим путем. Но почему я не боялся, что жена поднимется наверх и обнаружит мое отсутствие?

– Оправданный риск, развел руками следак. – К тому же вам потребовалось бы не более часа на все про все.

«На все про все… – передразнил его я. Добежать до Смирницкой, воткнуть в нее нож, собрать золотишко, вернуться назад, достать из сарая лопату, выкопать две ямы в саду? И на это не более часа? Я, наверное, тренировался, как минимум, месяц!

Скотина следак оставался невозмутим.

– Именно так, не более часа, – спокойно заметил он.

По-моему, этот дурак просто играл в комиссара Мегрэ. И единственной пешкой, которой он манипулировал в этой жестокой игре, был я.

– Кстати, насчет снотворного, – продолжал следак. – Вот что меня натолкнуло на подобную мысль. Во время обыска у вас в доме мы проверяли аптечку. Тогда, по незнанию, я не обратил внимания на один небольшой нюанс, но потом что-то, – наверное, интуиция – заставило меня вернуться к нему, прихватив с собой консультанта. Специалиста, так сказать, в этих вопросах. Два дня назад мы перебрали лекарства и… – Он таинственно замолчал. Состроил на роже выразительную гримасу.

– Что «и»? – не выдержал я.

– Богатая, скажу вам, аптечка. Все есть, на все случаи жизни. Натаскали, наверное, с работы?

– Владимир Владимирович! – неожиданно крякнул со своего места Живицкий. Я даже вздрогнул. Вот уж не ожидал. – Если вы желаете предъявить Разину обвинение в краже в официальной, так сказать, форме, милости просим. А сейчас я порекомендовал бы вам извиниться.

– Приношу извинения. – поспешит пробурчать Муха. – Так вот, среди прочего, мы обнаружили там пузырек с… – Прокурор забыл название и начал суетливо хлопать себя по карманам. Должно быть, в поисках шпаргалки, на которой записал мудреное слово.

– Наверное, диморфозол? – пришел ему на выручку я.

– Да, точно. – обрадовался следак. – Скажите, зачем вы держали дома это очень сильное, как мне сказали, снотворное?

– Ваш консультант дилетант, – усмехнулся я. – Диморфозол применяют для снятия болевого шока, но совсем не как сонник. Хотя эта штука из группы морфинов и побочное снотворное действие, конечно, имеет. Но я не такой дурак, чтобы давать жене эту отраву. Во-первых, дороговато. Во-вторых, наутро Лина чувствовала бы себя, как после хорошей попойки. Так что я подобрал бы ей что-нибудь побезобиднее. Уж в этом, поверьте, я разбираюсь.

– Тогда, Константин Александрович, объясните, пожалуйста, для чего вы применяли это лекарство? – прошипел Муха. – У кого-то был болевой шок?

– Ни для чего не применяли, – огрызнулся я, – Вы, наверное, не заметили, Владимир Владимирович, что пузырек закрыт и полон. Я держал его дома на экстренный случай. Мало ли, что может случиться на даче.

– Да уж, всякое может случиться, – притворно вздохнул прокурор. – Скажем, кого-нибудь могут зарезать… Константин Александрович, пузырек открыт и в нем только половина лекарства.

…Оказывается, подспудно к этому известию я оказался готов. Просто еще не сознавал того, а на самом деле последнюю минуту, пока шел разговор о диморфозоле, у меня в голове уже выстраивалась, как из мозаики, картинка того, что же произошло со мной на самом деле. Этакая страшненькая картинка. Этакая страшилка…

Лина!!! Неужто ты?!!

Во-первых, когда-то я заставил жену выслушать подробную лекцию о том, что за лекарства у нас в аптечке, от чего они и как применяются. Даже составил подробную памятку, где о диморфозоле было написано, что в крайнем случае его можно использовать в качестве сонника.

Дальше – больше!

Во-вторых, странный металлический привкус у чая в тот вечер накануне убийства.

И почти моментальный отруб. Я чудом успел добраться до спальни – морфины всасываются в кровь почти моментально!

А как мне было хреново наутро!

О Боже! И почему же я не додумался сразу?! Как же я не сумел сам себе поставить диагноз?! И что же я за кретин!!!

Лина! Анже-э-эла!!! Зачем?..

«Да затем, чтобы снять с тебя, бесчувственного дурака, отпечатки пальцев, – пискнул мой внутренний голос. – На ножик, которым убили Смирницкую. На золотишко. Так что готовься к сюрпризам, Константин Александрович».

Мне сразу все стало ясно и с тряпками, в которые были завернуты побрякушки и нож. И с тропинкой к Смирницкой. И с проемом в ограде. И с ниточками от моих вещей, которые Муха отправил на экспертизу. Я понял, почему так гладко вышла подстава.

Как здорово иметь своею агента рядом с лохом, которого хотят поиметь!

Вот только в одно я никак не мог поверить. Как моя дура-жена ни разу не проговорилась о том, что замышляется против меня? Ведь язык у нее за зубами не держится совершенно. К тому же, она вообще никакая актриса. А ведь ни единым словом, ни единым движением не выдала ни передо мной – дилетантом, ни перед профессионалами – мусорами того, что ей все известно. Какие железные нервы для этого надо иметь?! Какой трезвый ум иуды-прагматика?! Что же случилось? Неужто я был настолько слеп, что за три года не сумел разобраться в жене? Неужто…

– Константин Александрович? Гражданин Разин? – откуда-то издалека звучал голос прокурорского следака. – Ау, очнитесь, подозреваемый. —

Я тряхнул головой и заставил себя вернуться в реальный мир. – Может, водички? – с интересом глазел на меня Муха. – О чем задумались. Константин Александрович? Если, конечно, не секрет.

– Пока пусть это будет секретом, – пробормотал я. – До следующей нашей встречи. Лады?

– Как скажете, Разин.

– И еще одна просьба. Я бы хотел закруглиться на сегодня с допросом. Мне надо пораскинуть мозгами. А в следующий раз я вам очень о многом скажу.

– Идет, – обрадовался следак. – Так давайте до завтра.

– Только за час до нашей встречи я хотел бы наедине побеседовать с адвокатом, – попросил я. – Тоже идет, – согласился Муха. – Я все организую.

– И еще организуйте, пожалуйста, мне свиданку. Желательно, тоже завтра.

– Ну-у-у, – замялся следак. – Все будет зависеть от того, что вы мне завтра…

– Расскажу очень о многом, – перебил его я. – Впрочем, я даже хочу не свиданку. Я хочу очную ставку с Линой. В вашем присутствии.

Муха удивленно пожал плечами и неопределенно промямлил:

– Ничего не могу обещать. – Он нажал кнопку вызова конвоя, и в дверях тут же нарисовался вертухай. – Значит, до завтра, гражданин Разин. – До завтра, – кивнул я.

До завтра, Муха Владимир Владимирович.

До завтра, сучка-Линка. Я очень надеялся на очную ставку, на которой сумею ее расколоть. Или хотя бы зародить сомнения в душе следака.

– Ну, давай, проходи! – рявкнул мне в самое ухо конвойный.

И, быть может, завтра появятся перспективы на то, чтобы выбраться из этого – будь он неладен! – казенного дома.

Главное, теперь у меня снова появилась надежда.

* * *

– Никакой не будет свиданки, – заметил Бахва, когда я изложил ему всю схему подставы. – И не будет тебе очняка. Без иллюзий, братан. Мусорам нужен ты, а не твоя дура-жена. И сажать они будут тебя. А баба твоя… она же чего-то знает, раз поучаствовала в этой туфте. А значит, через нее можно выйти на людей покрупнее. А они ж не хотят, чтобы на них выходили. И купили для этого, может быть, и следака твоего, и доктора. И вот нарисуй себе тему такую: следак уже позвонил туда, куда надо, и говорит, мол, клиент наш чего-то пронюхал. Чего-то он там у себя в голове замутил. Вдруг ушки поставил торчком и требует бабу свою не на что-нибудь, а на очняк. А вдруг она петь там начнет?! Как бы кипеж не вышел из этого. – Бахва насадил на свой нож-выкидуху бутерброд и протянул мне. – Ты, хавай, Коста, хавай. Обессилишь с голодухи совсем. Кто тогда нас будет лечить?.. Так вот о чем я, короче. Базарит следак так по телефончику хозяину своему, а хозяин, тот сразу: «Баба паленая». И быкам: «Так, пацаны. А езжайте-ка вы в Лисий Носок по такому-то адресу, возьмите там шкуру такую-то, проприте ее во все дыры, да выкиньте в море подальше. Да так, чтоб не всплыла». А потом и о тебе позаботится. Опасен ему ты, братан, потому как не дурачок, потому как, навроде, разобрался во всей этой туфте. И могут выйти ему через тебя бо-о-ольшие головняки. А значит, мочить тебя надо. И ведь замочат, проще простого.

– Прямо здесь? – поинтересовался я, проглотив кусок бутерброда.

– В этой камере не достанут. Так ведь есть и другие, а перевести тебя – это раз плюнуть. Про пресс-хаты, слышал, наверное?

– Что-то…

– Так вот из этих пресс-хат выносят таких, навроде тебя, либо жмурами, либо инвалидами опущенными. Понимаешь? И не люди они уже после этого. Не проживают и года.

– Ты считаешь, меня могут туда? – пронзительно посмотрел я в глаза Бахве.

– Бухгалтер считает. А я тебе говорю, и ты меня слушай, потому как я жизни этой до икоты похавал. Почти тридцать годочков на круг… Так вот, слушай сюда. Костоправ. Дам тебе завтра я лезвия половинку. Пойдешь на допрос, зажми его между пальцами. Вот так. – Бахва продемонстрировал на сигарете, как я должен держать половину бритвенного лезвия, чтобы его не обнаружили при шмоне. – А с допроса если вдруг поведут не сюда, приготовься. Как зайдешь в пресс-хату…

– Как я пойму, что это пресс-хата?

– Не перебива-а-ай, не имей привычки такой! Короче, сразу поймешь, что ты именно там. Не видел я еще зека, что сразу не докумекал, куда его привели. Воздух там какой-то другой. Смертью воняет. И вот ты заходишь туда, стоишь на пороге, дверь за тобой закрывается. А эти идут к тебе уже, брат. Дальше не медли. Промедлишь – погибнешь. Бери бритву и поперек живота. Да сильно. Не так, чтоб царапина, а так, чтоб все кишки наружу. Да не мне же тебя учить, как брюхо вскрывать… И вот, короче, кишки наружу. Не тронут тогда, сами в дверь постучат. И поедешь в больничку, а там за неделю тебя откачают.

– И снова в пресс-хату? – спросил я.

– Не-э-эт… – Бахва щелкнул дорогой зажигалкой, прикурил и выпустил вверх мощную струю дыма. – Не бывает такого, чтоб туда второй раз. Тут даже легавые на тебя начнут смотреть по другому. Все понял?

– Нет.

– Спрашивай.

– Что мне завтра говорить следаку и адвокату?

Бахва задумался. Я терпеливо ждал. Наконец, он махнул рукой и вздохнул:

– Ладно. Раз уж начал… Так им и говори, как собирался. Все – так. Да последи, как себя держать будут, когда от тебя это услышат. О-о-очень много сможешь увидеть, если захочешь. А если вдруг бабу твою приведут, так не стесняйся, еби ее по самые гланды, чтобы трешала. Чтобы кололась, пизда. А как начнет ее на слезняк пробивать – мол, Костенька, да как ты мог такое подумать? – не поведись, не дай слабины. Только. – Бахва снова махнул рукой, – не приведут тебе бабу. Не верю я в это. Хотя… всяко бывает. Всего не учтешь.

Действительно, всего не учтешь. А поэтому учитывать надо худшее. И я твердо решил, что пойду завтра на допрос с бритвой, как мне и советовал Бахва. И если потребуется, сделаю себе харакири. Вот только достанет ли у меня на это духу? Ведь я даже боюсь сам себе делать уколы. А тут такое?! Нет, я должен вскрыть себе брюхо, если припрет обстановка. Обязан! Иначе хана. Иначе я перестану быть человеком. Умру – если и не телесно, то душой обязательно. А я очень хочу дожить до того счастливого мига, когда смогу посмотреть в глаза Ангелине. Один на один. Без свидетелей. И задать ей кое-какие вопросы.

Чисто автоматически, думая совсем о другом я осмотрел, как сумел, Бахву. Обнаружил, что у него действительно увеличена печень, и, не мудрствуя, назначил ему курс безобидных, но действенных карсила и эссенциале.

– Если позволят легавые держать здесь системы, – сказал я ему, – я бы тебя немного покапал.

– Какие системы? – не понял смотрящий.

– Ну, капельницы.

– А-а-а… Решу. Мне все позволят.

Не успел я закончить с одним пациентом, как ко мне тут же подкатился другой.

– Слушай, Коста, – пожаловался Картина, – чего-то у меня со спиной нелады. Как вдруг шибанет, и звездец. Не продохнуть.

– На воле лечился?

– А! – махнул рукой Леха. – Все не собраться. Да и не часто прихватывало. А здесь каждый месяц колбасит.

– Подолгу?

– Дня по три – по четыре. Чего скажешь-то? Може, радикулит?

– В такой-то жаре? – усмехнулся я. – Скорее, почки. Или невралгия. Короче, как начнет в следующий раз колбасить, там и посмотрим.

– Ага, – кивнул Леха. – И вот еще что. Давай, научу тебя в карты.

– Хочешь меня обыграть? – ухмыльнулся я. – Так с меня ж нечего брать. Я даже дачек не получаю.

– Да не-е-е… Ты не понял. Ты меня лечишь, я тебе уроки даю. Все с нуля и под ключ. Как карты клеить, как колоду точить, как кропить, как обыгрывать В зоне не пропадешь. Да и на воле тоже. Как?

– Ништяк, – согласился я. – Вот завтра, если вернусь живой, так и начнем.

Картина расхохотался:

– Ну, ты в натуре! «Живой»… – он наклонился мне к уху и прошептал: – Ты старого слушай побольше. Он наплетет. Куда тебя денут? Конечно, вернешься. – И, пощелкав колодой, отправился к кому-то на нары играть в рамс.

Возможно, он сглазил. А возможно, просто ошибся. Ведь судьбу невозможно переиграть, какой бы крапленой у тебя ни была колода.

Короче, назавтра я не вернулся.