Текст книги "Знахарь. Путевка в «Кресты»"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Дьявол, как хорошо!

О спасительные теплые бревна! Впрочем, понять, теплые ли они на самом деле, я был не в состоянии. Зато сумел ощутить чуть слышный аромат смолы, который они издавали. Казалось, так издалека-издалека…

– А теперича ты. Ну-тыко, ну-тыко! Уж больно тяжелый ты, брат. Сам-то один и не сдюжу тебя, а кореш твой сейчас не помощник. Помогай-ко давай. Помогай-ко мне самы-тко…

Я сообразил, что после меня настала очередь Блондина. Теперь наш ангел-спаситель пытается затащить на плот его тушу. А ведь ангел-спаситель – это, конечно, тот мужичок-сплавщик, за которым я наблюдал сегодня в промзоне. Маленький, с кривыми кавалерийскими ножками. И с потухшей «беломориной» в зубах. Куда ему такому управиться с центнером костей и мяса? А я не могу даже пошелохнуться, чтобы помочь. Хана, похоже, Блондину!

– …Ну-тыко, ну-тыко! Вот молодцом! Вот дык сюда ногу давай. Молодцом, паря! А теперича я.

Я оторвал щеку от шершавого, липкого от смолы бревна, сумел чуть-чуть приподнять голову и, сведя глаза в кучу, увидел, как мужичок в телогрейке и резиновых сапогах с подвернутыми голенищами каким-то чудом все же ухитрился затащить Блондина на плот. И теперь стоит над его безжизненным телом этаким победителем, переводит дух, рукавом вытирает со лба испарину.

– Спасибо, братишка, – еле-еле прошептал я в никуда и снова уткнулся щекой в бревно. И, кажется, вырубился на пару минут. Во всяком случае, они напрочь вывалились у меня из башки.

…И следующее воспоминание – это то, как сплавщик вливает мне в рот прямо из горлышка обжигающую, пахнущую квашней жидкость. Я догадываюсь: самогон. И с трудом делаю несколько судорожных глотков, понимая, что это сейчас самое действенное лекарство…

– Вот молодцом. – Мужичок отнял бутылку от моих губ и заткнул горлышко пластмассовой пробкой. – И кореш твой тожа пооклемался малеха. Теперича на солнце еще пообогреетесь и станете будьте нате обое. Хоть на бабу ложи. Вот одёжу ба еще выжать.

Я тем временем сумел перейти в полусидячее положение, опершись локтем о жесткие бревна. И даже смог пробормотать:

– Спасибо, братан.

– Дык ничо, – скромно ответил мне сплавщик. – Энто эвон те тунеянцы, – он кивнул в направлении буксира, – мать их разэдак. Видали жеть, как я с вами корячился. И ить всем насрать. Хотя ба кто спрыганул на плот подмогнуть. Дык ничо. И хер с ними. Ты, главное, не боись. Ментам вас здеся никто не сдаст.

Блондин уже окончательно пришел в себя и на карачках перебрался поближе ко мне.

– Чё, Коста? Как жив? – Он хлопнул меня по плечу. – Доставай спиртик, хлебнем для сугреву.

Я без возражений вытащил из кармана плоскую двухсотграммовую фляжку и с улыбкой наблюдал за тем, как Блондин трясущимися пальцами отвернул блестящую пробку, жадно припал к узкому горлышку, и тут же его уже покрывшуюся здоровым румянцем рожу перекосило в неподражаемой гримасе. Потом от пары глотков не отказался и мужичок-сплавщик. А потом я убрал фляжку назад.

– Ты что, не будешь? – удивился Блондин.

– Нет, – покачал я головой. – Уже согрелся без этого. – И, переведя взгляд на сплавщика, спросил: – А скажи мне, братуха, на сколько мы уже поднялись?

– По течению-та? – без труда понял мой корявый вопрос мужичок, бросил мимолетный взгляд на ближайший берег, однообразно поросший густым сосняком, и, не колеблясь ни единой секунды, дал точный ответ:

– На пять с половиной километров. Это ежли от зоны. – То и имею в виду. Сойти бы нам скоро.

– Дык и сходите. Кто же вас тутока держит. Вот тока искупаться снова придется. Доплывете? На какую вам сторону?

Я молча кивнул на сосновый бор. – Ну дык километра через два мы совсем рядом к нему подойдем. По фарватеру, значит. Тамока и соскочите. Метров тридцать уж доплывете.

Я удовлетворенно кивнул. Еще раз пробормотал:

– Спасибо. Зачтется все это тебе. Как хоть тебя отыскать, если чего?

– Ижменский я. Савва Баранов. Кого не спроси, все тамока знают.

– Найду я тебя, – пообещал я и, растянувшись на бревнах, расслабился, покорно отдал себя в ласковые лучи июньского солнышка, заботливо выпаривавшего из моей мокрой робы влагу.

Как хорошо! Черт, ну как же все-таки хорошо на свободе! Одуряюще пахнущей хвоей и сосновой смолой, речной водой и солярочным выхлопом трудяги-буксирчика. Встречающей меня редкими облаками на бездонном лазурном небе и зарослями тростника вдоль берега Ижмы, мерным рокотом дизельного мотора и терпким вкусом деревенского самогона.

Bay, как мне все это по кайфу!..

Эх, если б я знал, что ломщики кайфа уже набились в три больших лодки с мощными моторами «Ямаха», прихватили с собой парочку злющих ротвейлеров и дюжину автоматов Калашникова и теперь стремительно настигают наш тихоходный караван из плотов… Эх, если б я знал, то не лежал бы так спокойно на бревнышках, не ждал бы безропотно очередных неприятностей.

Мы соскочили бы на берег чуть раньше невозможно, на какое-то время нам удалось бы сбить со следа погоню. И даже добраться до охотничьей избушки, где нас дожидался проводник-таежник с разнообразнейшим снаряжением и богатейшим опытом выживания в местных волчьих условиях. Мы углубились бы вместе с ним в глухую тайгу, и там можно было бы еще загадать, что будет дальше. Возможно, все прошло бы нормально…

Как много «бы»! Какие жалкие бессмысленные стенания: «И почему же я загодя не подложил там, где упал, побольше соломки?! И почему же я, проклятый дурак, позволил себе на какие-то несчастные полчаса преступно утратить бдительность?! Расслабиться?! И дать трем лодкам с цириками и охраной подойти к нашим плотам почти на километр, пока звук их мощных моторов не выделило из однообразного треска буксирного дизеля чуткое ухо Саввы Баранова?!

И почему?!!»

Возможно, заметь я погоню чуть раньше, все было бы совсем по-другому.

Глава 12. Охота на лис

– М-мусора, падлы! – прошипел Блондин, бросив лишь один-единственный взгляд на три стремительно настигающие нас лодки. – Ходу, Коста! В тайгу! – И не произнеся больше ни единого слова, даже не тратя ни секунды на то, чтобы сдернуть с ног тяжеленные кирзачи – и почему, идиоты, раньше об этом не позаботились? – он сиганул с плота и размашистыми саженками поплыл к берегу.

– До встречи, Савва, – на ходу бросил я и кинулся в воду следом за Блондином.

До берега было не более полусотни метров, но когда мы почти достигли его и ломанулись через густые заросли тростника, первая лодка была от нас уже настолько близко, что я, оглянувшись, сумел распознать в одном из сидевших в ней цириков прапорщика Чечева. «Впрочем, эту жирную задницу трудно с кем-нибудь спутать даже с дистанции в полкилометра, – проскользнула мысль у меня в голове. – И, конечно же, никак нельзя было обойтись без этого толстопятого в погоне за мной. Черт, нельзя мне попадать на прицел этому мстительному ублюдку! Ведь он не будет стрелять ни по ногам, ни на поражение. Постарается, сволочь, либо загнать пару пулек мне в брюхо, либо, что еще хуже, прострелить позвоночник».

В тот момент, когда я, оставив за спиной тростник, начал карабкаться на довольно высокий песчаный берег, ощетинившийся на меня обнаженными корнями вековых сосен, сзади гавкнула длинная автоматная очередь. Я вздрогнул от неожиданности и тут же попытался стать ниже ростом, сгорбился, пригнул к груди голову.

– Хрен вам, стрелки!!! – проорал во всю глотку Блондин, обернувшись к реке, и его раскатистый бас, я уверен, долетел до ушей мусоров. – Коста, быстрее! В тайгу!

Я наконец преодолел песчаный уступ и, упершись тупым бессмысленным взором в широкую спину Блондина, устремился следом за ним. Вобравшие в себя литры воды сапоги казались пудовыми гирями. Ноги гудели, как линия высоковольтки. И были готовы отсохнуть в любой момент. «С таким балластом не оторвемся не то что от собак или жаждущих десятидневного отпуска солдат, но даже от Чечева, – решил я. – Впрочем, все равно не оторвемся. Слишком много мы до этого кросса уже затратили сил. И все же…»

– Стой, – крикнул я и с разбегу растянулся на спине перед застывшим Блондином. Вытянул ноги. – Сними сапоги.

Он не заставил просить себя дважды и дернул за мокрый кирзач с такой невероятной силищей, что я было решил: «Сейчас ведь вырвет мне из задницы ногу. Заставь дурака…»

– Аккуратнее, ты! Второй! – И чуть не взвыл от боли, когда Блондин от души рванул на себя и другой кирзач.

После чего я избавил от сапог и его.

А потом мы снова бежали через аккуратный и чистенький, как частный парк в окрестностях Лондона, сосновый бор. И даже примерно не представляли, насколько сумели опередить своих преследователей. И давно уже растратили последние силы, но все же тупо, как роботы, передвигали конечностями, подключив для этого какие-то тайные резервы энергии.

Глаза заливали потоки пота. Босые ступни были разбиты в хлам о пеньки и сучки. Но мы совершенно не ощущали боли. Нам было сейчас не до этого. И нашим ногам было совсем не до этого. Они превратились в какие-то свихнувшиеся протезы, бесчувственные и бесплотные.

Перед глазами плыли круги. В горле стоял огромный горький комок. Грудь сперло жестким корсетом. Я впал в состояние полнейшего отупения, и лишь одна мысль свербела у меня в голове: «Вот она, впереди, широкая спина моего спутника. И пока она у меня перед глазами, пока могу на нее ориентироваться, как на маяк, буду заставлять себя двигать копытами. Но как только потеряю спину из виду, так сразу же и свалюсь. И пропади все оно пропадом – и мусора, и побеги, и зоны. Мне уже на все наплевать. Мне уже просто не хочется жить».

– Т-твою мать! Да катись это все к растакому-то дьяволу! – просипел Блондин, остановился и схватился рукой за ствол высокой березы. Из его широко открытого рта свисала вниз длинная и тягучая паутинка слюны. Из его глотки с оглушительным свистом вырывался переработанный измученными легкими воздух.

Я тут же хлопнулся в высокую траву рядом с ним и попытался хотя бы немного перевести дыхание.

– Быля-а-адь! З-задница! М-мать т-твою через то самое! – продолжал материться Блондин. – Приплыли мы, Коста!

«Чего он там? Что такое случилось? Куда мы приплыли?» – Я с неимоверным трудом отжался на руках, поморгал, прочищая от пота глаза, и попробовал осмотреться.

Сосновый бор сменился сырым лиственным лесом, поросшим березами и ольшаником, а я, полностью сосредоточившись на своих ощущениях во время экстремального кросса, этого даже и не заметил. Оказывается, вместо мягкого серебристого мха мои истерзанные до мяса ступни давно уже топтали черную, пропитанную влагой землю и чахлые кустики вереска, растущие вперемешку с острой, как бритва, осокой.

– Что такое, Блондин? – еле-еле выдохнул я из себя. – Где мы? Где мусора?

– Не знаю! Быля-а-адь! Коста, мы уперлись в болото! Нам звездец! Ты в это въезжаешь?!

Нет, пока что я еще ни во что не въезжал. Сперва надо хотя бы немного прийти в себя. И оглядеться получше, посмотреть, куда занесла нас нелегкая. Я зажмурился, от невероятного усилия скрипнул зубами и заставил себя подняться на ноги. Меня повело в сторону, будто пьяного, и, чтобы не свалиться обратно в траву, пришлось вцепиться в ближайшую то ли ольху, то ли осину. Так-то получше. Так-то полегче… Я обвел взглядом окрестности.

Позади – просторная и светлая березовая роща. Справа – густые заросли ивняка. Слева – ольшаник вперемежку с островками высокой осоки и камыша. А впереди, буквально в нескольких шагах от меня – о, проклятье! – чуть ли не до самого горизонта раскинулось большое

болото. Вода, мох да редкие кочки, усыпанные синеватыми листьями брусничника. Кое-где понатыканы корявые низкорослые березки. Вот и весь пейзаж. Впереди, километрах в пяти – а может, и в десяти – темнела полоска леса. Над ней грозовыми тучами нависали далекие сопки. Или действительно, не сопки, а тучи?

– И правда приплыли, – заметил я. – Потому мусора и не спешат. Знают, что никуда мы отсюда не денемся. Попробуем уйти вправо? Или влево?

– Бесполезняк, – покачал Блондин головой. – Чего же ты думаешь? Нас не взяли уже в кольцо? Взя-а-али… Нет, Коста, вперед. Только вперед!

– Сгинем, – коротко заметил я.

– Лучше в трясине подохнуть, чем опять на кичу. Ты как хочешь, а я пойду. – Блондин достал из ножен охотничий нож и принялся срезать на слегу молодую осинку. Я протер от пота лицо и выбрал себе тоненькую высокую ольху.

«Слега так слега. Болото так – черт с ним! – болото. Все равно живым сдаваться мусорам я не намерен. А что лучше – подлезть под ментовскую пулю или провалиться в трясину, – пока не решил. Да и чего здесь решать?! Составлю Блондину компанию. Вместе бежали, вместе и сдохнем!» – Вот так я решил. Но только судьба распорядилась иначе.

И срезать слегу я не успел.

Они появились из глубины леса, как тени. Словно фантомы. Как воплощение неотвратимости мусорского возмездия. Они были везде. И справа. И слева. И позади нас. И их было много. Как же их было много! С «Калашниковыми» наперевес. С двумя откормленными ротвейлерами на длинных, напоминающих парашютные стропы, поводках.

И ни единого слова… И ни единого выкрика… Даже отлично обученные собаки совершенно молча – без лая, без рыка – рвались со своих поводков и от избытка охотничьего азарта пускали из пастей обильную пену. Впечатление, будто нас просто хотели оттеснить в ту непроходимую многокилометровую трясину (куда мы, впрочем, собирались и сами). Чтобы мы потонули. Чтобы мы сгинули. И не доставляли бы больше мусорам геморроев.

– Проклятье! Кранты! – Блондин затравленно огляделся и отбросил в сторону только что срезанную осинку. В его глазах блеснули безумные огоньки. Из прокушенной губы сбежала по подбородку струйка крови. – Хоть одного, но на нож посажу, – сообщил он мне дрожащим от избытка адреналина голосом. – Один черт, подыхать. А так хоть не даром. – И он медленно, с трудом ступая разбитыми ногами, пошел навстречу нашим преследователям. Я успел заметить, как мощный охотничий нож, блеснув в луче солнца, стремительно крутанулся вокруг ладони и нырнул в широкий рукав арестантского клифта.

Они шли навстречу друг другу – цирики и Блондин. Цирики шли побеждать. Блондин шел убивать. И умирать. Я застыл на месте и с замиранием сердца наблюдал за этой картиной. Пока лишь наблюдал, но точно знал, что за Блондином настанет и моя очередь. Я следующий. И я тоже неплохо умею обращаться с ножом. Ведь тренировался больше трех лет. И у меня был отличный учитель.

– На месте стоять! – гаркнул из глубины леса неприятный пронзительный голос.

Блондин замер, молча поднял вверх руки. В одной из них огромный «охотник». Но мусорам не видно его. И они совершенно уверены в том, что уже одержали победу. А зря! Звездец кому-то из них!

– Лечь! Руки за голову, ноги раздвинуть! Блондин лег. И тут же с разных сторон к нему устремились два солдата и прапорщик. При этом каждому из солдат бежать предстояло метров тридцать. А прапору – в два раза меньше. Он будет возле Блондина первым.

«Тесленко, – отметил я машинально. – Отменная сволочь. Что ж, падла, беги, поспешай. Развлекись. Аз воздастся тебе по заслугам…»

Блондин сумел выдержать паузу и бросил нож, только после того, как Тесленко с разбега заехал ногой ему в ребра. От чудовищного удара Блондина скрутило, его мощное тело отбросило в сторону. Но уже через пару секунд, когда прапор изготовился для второго удара, в лопатоподобной ладони, тыльная стороны которой была усыпана веснушками и наколками, словно из ниоткуда нарисовался блестящи «охотник». Правая рука совершила почти неуловимое стремительное движение…

Тесленко замер на полушаге, растерянно дотронулся до горла, где вместо кадыка теперь красовалась рукоятка ножа, и, подломившись в коленях, опустился на землю. И тут же первозданную тишину тайги разрушила длинная автоматная очередь. Били на поражение. Очень точно. Очень профессионально. С расстояния метров в тридцать, если не больше, но ни одна из пуль, как мне показалось, не ушла в молоко. Они прошили навылет грудь, и я отчетливо видел, как у Блондина из спины вылетают ошметки кровавой плоти. Его мощное здоровое тело трясло, как в лихорадке. Его белобрысая, начинающая лысеть голова запрокинулась назад, и из открытого рта вывалился наружу неестественно ярко-красный язык.

Но вот смолкла автоматная очередь. И тайга опять погрузилась в привычную тишину, нарушаемую лишь испуганным треньканьем потревоженной птахи.

Затих навсегда мой неугомонный братан-корешок. Пришла и ему пора успокоиться. Уткнулся веснушчатым круглым лицом в жесткий вереск, скребанул ногтями черную влажную землю. И все. Он ничего больше не видел, ничего больше не слышал. Ни о чем больше не беспокоился.

Ему уже снились совершенно иные сны, нежели нам, пока еще смертным…

– Прощай, Блондиша. Вернее, до скорого, – прошептал я. – Ликуйте, легавые. Вот только… Сейчас… – Я сжал в руке нож и двинулся им навстречу. – Се-йчас…

– Не стрелять! – донеслась до меня команда. – Брать живым!

Знакомый голос. Я поискал глазами его обладателя.

«Кум! Анатолий Андреевич! Ах ты ж Иуда! Тоже приперся попить моей кровушки! Не устоял против соблазна! Не удержался, паскуда! Ладно, ладнешенько… Фуй ты сейчас отсосешь вместо кровушки! – Я крепче сжал в руке нож. – Где ты? Где же ты, заботливый дядюшка? Ну, покажись!»

Он нарисовался из-за толстого ствола старой березы. С ПМом в руке. Спокойный, словно готовился сейчас пострелять по мишеням на стрельбище, а не по живому человеку, которому к тому же еще и сильно обязан.

– Не стрелять! – еще раз гаркнул он и, облокотившись спиной о березу, одарил меня змеиной улыбочкой. И принялся с интересом наблюдать за тем, как я, даже не пытаясь скрыть прижатый большим пальцем к внутренней стороне ладони, изготовленный для броска охотничий нож, медленно приближаюсь к нему.

«Не стрелять, говоришь? – с каждой секундой все больше и больше закипал я. – Живым брать? Вот уж дудки! Ничего вам здесь, мусора, не обломится! Как ни крути, Анатолий Андреевич, а пострелять тебе сегодня придется. Ничего не попишешь, придется. Тут уж такие разборки, что или ты сейчас меня, или я тебя, падлу. Или-или, и никаких других вариантов. Вот только подойду еще на десяток шагов».

А он все так же стоял, небрежно облокотившись спиной о ствол березы. На губах играла ехидная ухмылочка. В руке стволом вниз был зажат «Макаров».

«Сейчас… Сейчас, падла. Еще чуть поближе, и поглядим, кто же из нас двоих ловчее…»

И в этот момент один из солдат спустил на меня собаку.

Она, словно выпущенная из катапульты, с места набрала максимальную скорость и устремилась ко мне, роняя на вереск белые хлопья пены. Сведя в кучу красные от жажды крови глаза. Выставив наружу желтые клыки. И до меня было не более десяти ее гигантских прыжков. Три секунды. Проклятье! Впрочем, я знал, как поступить с этой тварью.

Я даже и не подумал укрыться за деревом от этого цербера [51]

[Закрыть]или попытаться в последний момент, когда он уже совершит прыжок, отступить в сторону и достать его в бочину ножом. Нет, я действовал так, как меня учили. Правда, пока только в теории. Но ведь надо когда-нибудь проходить и практику. Я дождался, когда ротвейлер бросится на меня, и легко подался назад, без каких-либо помех позволил опрокинуть себя на спину. Возле лица клацнули мощные челюсти. А я уже поддел собаку под ребра ножом и вот тогда-то и напряг все свои мышцы, даже застонал от неимоверного усилия, но сумел довести до конца кувырок назад, перебросил через себя уже плотно насаженного, как на шампур, на длинное лезвие охотничьего ножа, ротвейлера. И уже через секунду снова стоял на ногах с окровавленным тесаком в правой руке. А в полуметре от меня корчилась в предсмертных судорогах мусорская собачка.

И тут же над головой вжикнули пули и одновременно с этим леденящим душу звуком моих ушей достигла короткая автоматная очередь.

– Не стрелять!!! – отчаянно заголосил кум. – Разин, ложись!

– Жди, – прошептал я. И уже громко добавил: – Иди на хер, Анатолий Андреич.

«Я лягу – меня сразу же скрутят. Хрен вам! Так просто вы не отделаетесь! Где ты там, кум? Я еще не свел с тобой счеты». – И я устремился на звук его голоса…

…И сразу попал под еще одну автоматную очередь. Пули выбили фонтанчики грязи из-под самых моих ступней. Я аж подпрыгнул. И был вынужден застыть на месте. И начал затравленно озираться по сторонам – как волк, попавший в облаву и не видящий ни единого выхода из оцепления красных флажков.

Метрах в десяти от меня из-за дерева вылез солдат и наставил мне в грудь автомат. Маленький зачмошенный солдат в грязном хэбэ, стоптанных сапогах и с настолько косыми глазами, что было странно, как он сквозь эти щелочки может хоть что-нибудь разглядеть. «Из местных, зараза косая, – промелькнуло у меня в голове. – На, здешние зоны любят брать самоедов. [52]

[Закрыть]Во-первых, неплохо знают тайгу. Во-вторых, тупы и послушны. В-третьих, отлично стреляют, с ружьем в руках чуть ли не с семилетнего возраста. А в-четвертых – и это, пожалуй, самое главное, – они особо не церемонятся, прежде чем открыть огонь по кому-то из зеков. Что пристрелить человека, что насадить на рогатину амикана [53]

[Закрыть]– для них, дикарей, все равно».

– Ложись, – спокойно попросил меня косоглазый. – Я тебя задержал, мне отпуск за это. Мне хорошо. И тебе хорошо. Не буду в ногу стрелять. Иначе…

– Слышь, ты, самоедина… – проскрипел я.

– Не стрелять!!! – надрывался метрах в двадцати от нас кум, но ближе подойти не решался. – Не стрелять, я сказал!!! Разин, ложись!

– Слышь, ты, пидарас, – передразнил меня солдат и опустил ствол автомата так, что он теперь смотрел мне в колено. – Не понял, что ли, что я тебя задержал? Ляж, или выстрелю.

Я захлебнулся от гнева. Все казавшиеся еще минуту назад самыми злободневными проблемы и долги мгновенно отошли на второй план. А на первом остался косоглазый ублюдок, которому надо было немедленно выставить счет.

Никто никогда не смел называть меня пидарасом! Потому что знали, что за этим последует. И вдруг какая-то грязная косая паскудина, еще вчера арканившая оленей, ни за что ни про что…

Да и пес с ним, с этим кумом! Пусть живет дальше! Все равно своей смертью не сдохнет! Я отменяю разборку с ним. У меня теперь есть должок поважнее.

И в следующую секунду я метнул нож в косоглазого. Одним из способов, которым меня обучили на зоне – «из-под юбки», то бишь снизу, почти без замаха. Промахнуться при этом – раз плюнуть, но зато противник обычно не видит момента броска. И если нож кинут точно, у жертвы нет ни единого шанса успеть от него уклониться. У самоеда и не могло быть никаких шансов! Я не промахнулся. А косоглазый, каким бы он ни был хорошим оленеводом и звероловом, все ж таки проморгал тот момент, когда я швырнул в него нож. И тяжелый «охотник» впился в живот чрезмерно самоуверенного солдатика. «Bay, прямо в печень», – взглядом специалиста оценил я ранение и поспешил сразу же бросить свое тело в сторону, совершил кувырок через голову и укатился за дерево. И вовремя. Вслед мне прогремела длинная автоматная очередь. Отличный стрелок, легко попадающий дробинкой белке в глаз, на этот раз опустошил магазин в молоко, после чего решил, что пора подыхать, и хлопнулся в заросли вереска. А я тут же прикинул, а не успею ли добежать до него и опять завладеть ножом. Нет. Поздно. На меня уже неслась целая армия. И с поводка спустили второго ротвейлера.

«Хотите сказать, что я вам все же достался живым, – подумал я. – Хрен! – И сломя голову припустил к болоту. – Или я потону в трясине, или вы меня расстреляете, пока буду ее искать. Одно из двух. Предоставляю на выбор. Правда, есть еще третье: может быть, кто-нибудь хочет полезть в болото за мной? Ха-ха!»

Я выскочил на берег, опередив гнавшуюся за мной по пятам собаку буквально на пару секунд. И сразу с разбегу влетел в ледяную, совершенно черную воду аж по колено. Ротвейлер же благоразумно остался да берегу. Лишь пару раз гулко гавкнул мне вслед. А я тем временем очень спешил отойти подальше-поглубже. И удивлялся, обнаружив, что ступаю своими босыми ногами по совершенно твердому скользкому дну. «Наверное, донный лед, – предположил я. – Не успел растаять с зимы». И, поднимая фонтаны брызг, двигал подальше от берега.

– Разин, стоять! – раздался у меня за спиной вопль кума. Но в воду он за мной не полез. И попридержал своих рвущихся в бой солдат. – Стоять, я сказал! Стреляю!!!

– Стреляй! – огрызнулся я и выбрался на относительно сухое место – этакий островок с несколькими кривыми березками и кочками, усыпанными брусничником. Здесь можно было прибавить шагу. А до берега, на котором столпились мои преследователи, было уже более полусотни метров.

– Потонешь, дурак!!!

Я обернулся, согнул правую руку в локте, продемонстрировал мусорам неприличный жест. И пошел дальше. Постаравшись расслабиться. И не забивать себе голову тем, что сейчас, вот уже скоро, по мне откроют огонь. И в лучшем случае убьют сразу. В худшем – прострелят хребет или брюхо. И оставят издыхать посреди этого безграничного болота. Нет, лучше об этом не думать.

Я забрел в неглубокую бочажину, провалился по пояс в черную липкую грязь, выбрался из нее с превеликим трудом и опять оказался на сравнительно твердой поверхности. Опять провалился – на этот раз по колено. И опять начал прыгать с кочки на кочку. Как архар со скалы на скалу. Ожидая в любой момент получить в спину пулю. Скорей бы. Неопределенность достала. Ну, чего они тянут? Эх, скорей бы. И, пожалуйста, сразу.

Я хочу умереть! Я очень хочу умереть!!!