Текст книги "Установление – 1"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Лефкин говорил неохотно, усталым голосом, который временами прерывался, словно ему что-то не очень вежливо подсказывали:

– Анакреонский флот… зная о своей миссии… и отказываясь участвовать… в отвратительном святотатстве… возвращается на Анакреон… объявив о следующем ультиматуме… тем богохульным грешникам… которые осмелились использовать нечестивые силы… против Установления… источника благодати… и против Галактического Духа. Немедленно прекратите войну против… истинной веры… и дайте должные гарантии флоту… представляемому нашим… жрецом-сопровождающим, Тео Апоратом… что такая война никогда в будущем… не будет возобновлена, и что… – последовала длительная пауза, затем продолжение, – и что бывший принц-регент Виенис… будет арестован… и судим церковным судом… за свои преступления. Иначе королевский флот… по возвращении на Анакреон… сметет дворец с лица земли… и примет другие меры… которые окажутся необходимыми… дабы уничтожить гнездо грешников… и логовище истребителей… душ человеческих, которые ныне там господствуют.

Голос со всхлипом оборвался, и экран погас.

Пальцы Хардина быстро коснулись атомной лампы, и ее свет померк. В полутьме недавний регент, король и солдаты превратились в туманно очерченные тени; и впервые стало видно, что Хардина окружает аура.

Это был не тот слепящий свет, который являлся прерогативой королей, но менее заметный, менее впечатляющий, и все же в своем роде более эффективный – и гораздо более полезный.

В голосе Хардина звучала мягкая ирония при обращении к тому Виенису, который часом раньше объявил его военнопленным, а Терминус – на грани уничтожения, – и который теперь был неразборчивой тенью, сломленной и безмолвной.

– Есть старая притча, – сказал Хардин, – возможно, не менее старая, чем само человечество, ибо древнейшие записи, включающие ее, являются лишь копиями других записей, еще более древних, – и она, быть может, заинтересует вас. Она начинается так:

"Конь имел могучего и опасного врага – волка, и жил в постоянном страхе за свою жизнь. В полном отчаянии он решил поискать себе сильного союзника. Поэтому он пришел к человеку и предложил ему союз, подчеркнув, что волк враждебен также и человеку. Человек сразу же принял содружество и предложил немедленно убить волка, если новый партнер поможет ему, предоставив в его распоряжение свою резвость. Конь охотно согласился и позволил человеку надеть на себя уздечку и седло. Человек оседлал коня, поскакал за волком и убил его.

Конь, радостный и воспрявший духом, поблагодарил человека и сказал: "Теперь, когда наш враг мертв, забери свои уздечку и седло, и верни мне свободу".

На что человек громко рассмеялся, ответил: "Никогда!", и как следует пришпорил коня".

Царило молчание. Тень, еще недавно бывшая Виенисом, не пошевельнулась.

Хардин спокойно продолжал:

– Как я надеюсь, вы улавливаете аналогию. В нетерпеливом желании навечно закрепить власть над своим народом короли Четырех Королевств приняли религию науки, которая сделала их божественными; но эта же религия науки стала для них уздечкой и седлом, ибо отдала жизнетворную кровь атомной энергии в руки жречества – того самого жречества, которое, заметьте, получало приказы от нас, а не от вас. Вы убили волка, но не смогли избавиться от…

Виенис вскочил на ноги; в полумраке его безумные глаза казались впадинами. Его голос был хрипл и неразборчив.

– И все же я доберусь до тебя. Ты не убежишь! Ты сгниешь здесь. Пусть они взорвут нас. Пусть они взорвут все. Ты подохнешь! Я доберусь до тебя! Солдаты! – загремел он в истерике. – Пристрелите этого дьявола. Стреляйте! Стреляйте в него!

Хардин повернулся в кресле лицом к солдатам и улыбнулся. Один из них поднял было свой атомный бластер – и опустил его. Прочие даже не шелохнулись. Сальвор Хардин, мэр Терминуса, окруженный мягкой аурой, улыбающийся столь доверительно; тот самый человек, перед которым рассыпалась в пыль вся мощь Анакреона… – это было для них слишком, что бы там ни приказывал вопящий за спиной маньяк.

Виенис невнятно закричал и бросился к ближайшему солдату. В ярости он вырвал у того из рук атомный бластер, нацелил на Хардина, который даже не пошевельнулся, и надавил на спуск.

Бледный луч натолкнулся на силовое поле, окружавшее мэра Терминуса, и был этим полем безвредно поглощен и нейтрализован. Виенис еще раз нажал на спуск и горько расхохотался.

Хардин по-прежнему улыбался. Аура силового поля стала чуть ярче, впитав в себя энергию атомного разряда. Лепольд в своем углу закрыл глаза и застонал.

С воплем отчаяния Виенис, повернув бластер, выстрелил снова – и грохнулся на пол с разнесенной в пыль головой.

Хардин, передернувшись при этом зрелище, пробормотал:

– Человек "решительных действий" – до самого конца. Последнее прибежище!

9.

Свод Времени был забит битком; забит настолько, что сидячих мест не хватило, и люди выстроились в три ряда у задней стенки.

Сальвор Хардин мысленно сравнивал это многолюдное общество с теми несколькими посвященными, которые тридцать лет назад присутствовали в момент первого появления Хари Селдона. Тогда их было лишь шестеро: пятеро старых энциклопедистов – все они уже скончались – и он сам, молодой марионеточный мэр. Именно в тот день определение "марионеточный", с помощью Йохана Ли, перестало соответствовать его должности.

Теперь все было совсем по-иному; во всех отношениях по-иному. Все члены Городского Совета ожидали появления Селдона. Сам он все еще оставался мэром, но теперь уже – всемогущим, а после полного разгрома Анакреона его популярность достигла поистине невероятных масштабов. Когда Хардин вернулся с Анакреона с вестью о смерти Виениса и подписании нового договора с трепещущим Лепольдом, он был встречен вотумом доверия, принятым с самым откровенным единодушием. Вскоре последовали подобные же договоры, подписанные с каждым из остальных трех королевств – договоры, давшие Установлению мощь, навсегда защитившую его от любых попыток нападения, аналогичного попытке Анакреона, – и тогда по каждой из улиц города Терминуса прошли в его честь факельные шествия. Даже имя Хари Селдона не приветствовалось столь шумно.

Хардин скептически улыбнулся – после первого кризиса он пользовался такой же популярностью.

В противоположном конце помещения оживленно обсуждали что-то Сеф Сермак и Льюис Борт. Недавние события отнюдь не выбили их из колеи. Они присоединились к вотуму доверия, произнесли речи, в которых публично признали свои ошибки, изящно извинились за использование некоторых выражений в прежних дебатах, тонко самооправдались, объявив, что просто следовали велению своего рассудка и своей совести – и немедленно запустили новую акционистскую кампанию.

Йохан Ли тронул Хардина за рукав и со значением указал на свои часы. Хардин поднял голову.

– Привет, Ли. Что ты такой кислый? И теперь что-то не так?

– Он должен быть через пять минут, не правда ли?

– Полагаю, что да. В тот раз он появился в полдень.

– А что если он не появится?

– Неужели ты вечно собираешься досаждать мне своими опасениями? Не появится – значит, не захотел.

Ли нахмурился и медленно покачал головой.

– Если это дело лопнет, мы опять увязнем. Без поддержки Селдоном наших действий Сермак запросто сможет начать все сначала. Он желает прямой аннексии Четырех Королевств и немедленной экспансии Установления – если понадобится, с помощью силы. Он уже начал свою кампанию.

– Знаю. Пожиратель огня обязан глотать огонь, даже если ему самому приходится его разжигать. А ты, Ли, обязан беспокоиться, даже если тебе придется убить самого себя, чтобы создать повод для беспокойства.

Ли собирался ответить, но вдруг поперхнулся: светильники неожиданно потускнели. Он ткнул рукой, указывая на стеклянный куб, занимавший половину комнаты, и, шумно вздохнув, плюхнулся в кресло.

Хардин и сам напрягся при виде фигуры, заполнившей куб – фигуры в кресле-каталке! Он, единственный среди всех присутствовавших, мог помнить тот день, когда эта фигура появилась впервые. Он был тогда молод, а этот человек – стар. С тех пор эта фигура не состарилась и на сутки, зато постарел сам Хардин.

Человек посмотрел прямо перед собой, перелистывая книгу, лежавшую на его коленях. Он сказал:

– Я – Хари Селдон!

Голос был старческим и мягким.

В комнате наступило напряженное молчание, а Хари Селдон продолжал в духе обычного разговора:

– Я здесь во второй раз. Разумеется, мне неизвестно, присутствовал ли кто-нибудь из вас при первом моем появлении здесь. На деле из своих ощущений я не в состоянии узнать, есть ли тут вообще люди, но это неважно. Если второй кризис успешно преодолен, вы обязаны оказаться здесь; иначе и быть не может. Если же вас здесь нет, то, значит, второй кризис оказался для вас чрезмерным.

Он обаятельно улыбнулся.

– Но в этом я сомневаюсь, ибо мои расчеты указывают с вероятностью в девяносто восемь и четыре десятых процента, что в течение первых восьмидесяти лет от Плана не будет заметных отклонений.

В соответствии с нашими вычислениями вы сейчас достигли господства над варварскими королевствами, непосредственно окружающими Установление. При первом кризисе вы отбили их, используя баланс сил, при втором же вы добились владычества, используя духовную мощь против светской.

Однако я должен предостеречь вас от самоуверенности. И хотя это и не в моем стиле – даровать вам наперед знание, содержащееся в этих записях, – я считаю нужным указать, что вы достигли лишь нового равновесия, хотя и такого, при котором ваше положение стало значительно лучше. Духовная мощь достаточна, чтобы отбивать атаки светской власти, но недостаточна, чтобы атаковать самой. Ввиду беспрестанного роста противодействующей силы, известной как регионализм или национализм, духовная мощь не сможет превалировать постоянно. Я уверен, что не сообщил вам ничего нового.

Вы, кстати, извините меня за то, что я изъясняюсь так расплывчато. Термины, используемые мною, являются в лучшем случае лишь приближениями, а из вас никто не имеет должной квалификации, чтобы понять подлинную психоисторическую символику, и поэтому я делаю все, что могу.

В данном случае Установление находится лишь на старте пути, ведущего ко Второй Галактической Империи. Соседние королевства все еще подавляюще превосходят вас как населением, так и ресурсами. За ними лежат обширные, запутанные джунгли варварства, простирающиеся на всю ширь Галактики. А внутри этой каймы все еще находится то, что осталось от Галактической Империи – и она, пусть слабеющая и распадающаяся, по-прежнему неизмеримо могущественнее вас.

Тут Хари Селдон приподнял книгу и раскрыл ее. Лицо его стало торжественным.

– И никогда не забывайте, что восемьдесят лет назад было основано еще одно Установление: Установление на другом конце Галактики, у Звездного Предела. Всегда надо принимать это во внимание. Господа, девятьсот двадцать лет Плана – впереди. Дело за вами!

Он опустил взгляд на книгу и пропал бесследно. Светильники вновь разгорелись в полную силу. В наступившем общем гаме Ли склонился к уху Хардина.

– Он не сказал, когда появится вновь.

Хардин ответил:

– Знаю, но я уверен, что он вернется, когда и ты, и я спокойно и уютно будем лежать в могиле!

Часть IV. К У П Ц Ы

1.

КУПЦЫ – …и все время политической гегемонии Установления предшествовали Купцы, чья хватка так или иначе давала о себе знать на грандиозных расстояниях Периферии. Между их возвращениями на Терминус могли проходить месяцы, а то и годы. Корабли их часто являли собой не более, чем наскоро сколоченные, импровизированные самоделки; честь Купцов стояла далеко не на высоте; их дерзания…

И благодаря всему этому они выковали империю более долговечную, чем псевдо-религиозный деспотизм Четырех Королевств…

Бесконечные истории повествуют об этих внушительных, одиноких фигурах, принявших полусерьезный-полунасмешливый девиз, заимство-ванный из одной эпиграммы Сальвора Хардина: "Никогда не позволяй своему чувству морали мешать тебе делать то, что правильно!" В настоящее время истории, происходившие в действительности, трудно отличить от апокрифов. Вероятно, нет таких рассказов, которые не страдали бы определенными преувеличениями…

ENCYCLOPEDIA GALACTICA

Лиммар Пониетс был весь в мыле, когда вызов достиг его приемника – доказав, что старая банальность насчет телефона и душа в силе даже в мрачном, суровом космосе Галактической Периферии.

К счастью, та часть вольного торгового корабля, которая не отдана под разнообразные товары, устроена исключительно уютно – настолько, что душ с горячей водой заключен в кабинку размером полметра на метр, в пяти шагах от пульта управления. Пониетс отчетливо расслышал отрывистую дробь приемника.

Роняя пену и ворча, он вышел из душа, подстроил речевую связь, и в результате тремя часами позднее рядом оказался еще один торговый корабль. Из воздушного шлюза, соединившего корабли, появился улыбающийся юноша.

Пониетс с шумом подвинул ему свой лучший стул, а сам взгромоздился на поворотное пилотское кресло.

– Чем это ты занимаешься, Горм? – спросил он хмуро. – Похоже, что гоняешься за мной на всем пути от самого Установления.

Лес Горм зажег сигарету и отрицательно покачал головой.

– Гоняюсь? Нисколько. Я лишь простофиля, умудрившийся сесть на Глиптал IV на следующий день после прибытия почты. Вот они и отправили меня за тобой – с этим.

Из рук в руки перешла крошечная сверкающая сфера, и Горм добавил:

– Это конфиденциально. Сверхсекретно. Не может быть доверено субэфиру – и все такое. Или мне так кажется. Во всяком случае, это персональная капсула, которая откроется лишь для тебя.

Пониетс рассматривал капсулу с неприязнью.

– Это-то я вижу. И, насколько я помню, ни одна из подобных капсул до сих пор не содержала хороших вестей.

Капсула открылась; в его руке развернулась тугая лента, тонкая и прозрачная. Его глаза быстро пробежали сообщение: к тому времени, как показался конец ленты, начало ее уже сморщилось и потемнело. Минуты через полторы вся лента почернела и распалась на молекулы.

– О Галактика! – басом проворчал Пониетс.

– Могу ли я чем-то помочь? – спокойно осведомился Лес Горм. – Или это слишком секретно?

– Сказать-то можно, раз ты принадлежишь к Гильдии. Я должен отправиться на Аскону.

– На Аскону? Почему бы это?

– Они арестовали одного из торговцев. Но об этом помалкивай.

Физиономия Горма передернулась от гнева.

– Арестовали! Это же нарушение Конвенции.

– Равно как и вмешательство во внутреннюю политику.

– Ого! Так вот что он выкинул? – Горм призадумался. – Кто этот торговец? Я его знаю?

– Нет! – резко сказал Пониетс, и Горм, поняв намек, больше не задавал вопросов.

Пониетс встал, уныло разглядывая экран. Он пробормотал несколько крепких выражений относительно той части туманной Линзы, что составляла тело Галактики, а затем громко произнес:

– Проклятущая история! Я здорово отстал от квоты.

На Горма вдруг снизошло озарение:

– Послушай, дружище, а ведь Аскона-то – закрытая зона.

– Вот именно. Там не продашь и перочинного ножа. Они не покупают атомных изделий никакого рода. С моей дохлой квотой отправляться туда убийственно.

– Не можешь отвертеться?

Пониетс с отсутствующим видом покачал головой.

– Я знаю этого парня. Не могу бросить друга. Что ж! Я в руках Галактического Духа и радостно иду по указанному им пути.

Горм спросил смущенно:

– Чего?

Пониетс взглянул на него и коротко рассмеялся.

– Я забыл. Ты же никогда ни читал "Благость Духа"?

– Даже не слышал об этакой книге, – отрезал Горм.

– Слышал бы, если бы получил религиозное образование.

– Религиозное образование? Жреческое? – Горм был глубоко шокирован.

– Ну да. Это мой черный позор и тайна. Но преподобные отцы меня не стерпели. Они выгнали меня по причинам, достаточным, чтобы способствовать получению светского образования на Установлении. Но слушай, мне пора отсюда сматываться. Как твоя квота в этом году?

Горм раздавил сигарету и поправил свою шапочку.

– Сейчас отправляюсь с последним грузом. Я ее выполнил.

– Везунчик, – признал Пониетс.

Еще долгое время после того, как Лес Горм отбыл, Пониетс неподвижно сидел в раздумье.

Значит, Эскель Горов был на Асконе – и к тому же в тюрьме!

Это было худо! В сущности, еще хуже, чем могло показаться на первый взгляд. Одно дело – излагать разбавленную версию всей истории любопытному мальчишке, чтобы спровадить его поскорее. Совсем другое – столкнуться с правдой самому.

Ибо Лиммар Пониетс являлся одним из тех немногих, которым было известно, что Старший Купец Эскель Горов вообще не торговец, а совсем наоборот, агент Установления!

2.

Две недели миновали! Две недели – впустую.

Неделя, чтобы достичь Асконы, у самых дальних границ которой ему наперехват отовсюду ринулись бдительные боевые корабли. Какой бы системой обнаружения они ни обладали, работала она неплохо.

Они неспешно двигались бок о бок с ним, не подавая сигналов, поддерживая дистанцию и явно указывая ему направление к центральному светилу Асконы.

При необходимости Пониетс мог бы справиться с ними. Корабли эти были оставлены ушедшей в небытие Галактической Империей и представляли собой спортивные яхты, а не военные звездолеты; без атомного оружия они были всего лишь игрушечными и бессильными эллипсоидами. Но Эскель Горов находился в их руках, а Горов не из тех заложников, которых можно терять. Асконийцы, должно быть, тоже знали это.

А затем другая неделя – неделя, чтобы прорваться с неимоверными сложностями сквозь тучи младших чиновников, образующие буфер между Великим Мастером и внешним миром. Каждого подсекретаришку нужно было умаслить, удовлетворив его неуемное тщеславие. Каждый нуждался в тщательных и тошнотворных уговорах, чтобы поставить свою роскошную подпись, служившую тропой к чиновнику на один ранг выше.

Впервые Пониетс обнаружил, что его удостоверение купца бесполезно.

И вот, наконец, по истечении двух недель наступил момент, когда Пониетс оказался у резной двери, по сторонам которой стояла стража, а за ней находился Великий Мастер.

Горов все еще был в плену, а груз Пониетса бесполезно пылился в отсеках его корабля.

Великий Мастер оказался маленьким человечком с лысеющей головой и сильно морщинистым лицом; его тело казалось наглухо придавленным огромным, блестящим меховым воротником.

Пальцы его шевельнулись, и шеренга вооруженных людей подалась в стороны, освободив проход, по которому Пониетс прошествовал к подножию Государственного Кресла.

– Помолчите, – отрезал Великий Мастер, и раскрывшиеся было губы Пониетса плотно сжались.

– Так-то лучше, – правитель Асконы явно расслабился. – Я не выношу бесполезной болтовни. Вы не в состоянии угрожать, а я не терплю лести. Нет места и для жалоб на оскорбление. Я потерял счет тому, сколько раз вас, бродяг, предупреждали, что ваши дьявольские машины не нужны Асконе.

– Сударь, – спокойно сказал Пониетс, – я не пытаюсь оправдать купца, о котором идет речь. Не в обычае купцов вмешиваться там, где их не желают видеть. Но Галактика велика: бывало, что и раньше границы нарушались ненамеренно. Это плачевная ошибка.

– Плачевная, несомненно, – проскрипел Великий Мастер. – Но ошибка ли? Ваши люди на Глиптале IV принялись бомбардировать меня просьбами о переговорах спустя каких-нибудь два часа после того, как святотатец и негодяй был схвачен. Они неоднократно предупреждали меня и о вашем прибытии. Это выглядит как хорошо организованная кампания по освобождению. Видно, вы ожидали многого – пожалуй, слишком многого, чтобы то была ошибка, плачевная или нет.

Темные глаза асконийца горели презрением. Он разговорился:

– Неужто вы, торговцы, перелетающие от мира к миру, подобно обезумевшей мошкаре, до такой степени уверены в своих правах, что можете приземлиться на главной планете Асконы, в центре системы, и считать это непреднамеренным пограничным инцидентом? Уж конечно нет.

Пониетс внутренне напрягся. Он произнес настойчивым тоном:

– Если имела место намеренная попытка торговли, ваша Почитаемость, то она неразумна и противоречит строжайшим правилам нашей Гильдии.

– Неразумна, о да, – отрезал аскониец. – Настолько, что ваш товарищ, вероятно, заплатит за нее жизнью.

У Пониетса перехватило дыхание. Для нерешительности места не оставалось. Он сказал:

– Смерть, ваша Почитаемость, есть явление настолько абсолютное и не подлежащее пересмотру, что, без сомнения, должна существовать какая-то альтернатива.

После паузы последовал осторожный ответ:

– Я слышал, что Установление богато.

– Богато? Разумеется. Но наши богатства из тех, от которых вы отказываетесь. Наши атомные товары стоят…

– Ваши товары ничего не стоят, ибо на них не почиет благословение предков. Ваши товары вредоносны и прокляты, ибо находятся под отлучением предков, – фразы эти были бесцветны как простое цитирование формулы.

Веки Великого Мастера опустились, и он добавил, уже со смыслом:

– Больше у вас нет ничего ценного?

Торговец не мог сообразить, что именно тот имеет в виду.

– Я не понимаю. Чего же вы хотите?

Аскониец развел руками.

– Вы, видно, хотите поменяться со мной местами, прося сообщить мои желания. Но я так не поступлю. Ваш коллега, вероятно, понесет установленное асконийским кодексом наказание за святотатство. Смерть в газовой камере. Мы – справедливый народ. Беднейший крестьянин в подобном случае пострадал бы не больше. Я, со своей стороны – не меньше.

Пониетс безнадежно пробормотал:

– Ваша Почитаемость, нельзя ли позволить мне поговорить с арестованным?

– Асконийский закон, – холодно сказал Великий Мастер, – не допускает вступать в сношения с осужденным.

Пониетс затаил дыхание – впрочем, только мысленно.

– Ваша Почитаемость, я прошу вас сжалиться над душой человека в тот час, когда она покидает его тело. Все время, пока жизнь его подвергалась опасности, он был лишен духовного утешения. Даже сейчас ему угрожает перспектива отправиться в объятия всевластного Духа, не успев подготовиться.

Великий Мастер произнес медленно и с подозрением:

– Вы из тех, кто Заботится о Душе?

Пониетс поник головой.

– Я был этому обучен. В пустых просторах космоса бродячие торговцы нуждаются в людях, подобных мне, дабы позаботиться о духовной стороне жизни, всецело отданной коммерции и мирским благам.

Правитель Асконы задумчиво покусывал нижнюю губу.

– Каждый человек должен подготовить свою душу для пути к духам предков. Но я никогда не думал, что вы, торговцы – верующие люди.

3.

Когда Лиммар Пониетс ступил за прочно укрепленную дверь, Эскель Горов пошевелился на своей койке и приоткрыл один глаз. Дверь гулко захлопнулась. Горов сплюнул и поднялся на ноги.

– Пониетс? Они послали тебя?

– Чистая случайность, – горько произнес Пониетс, – или же работа моего личного злонамеренного демона. Во-первых, ты вляпался на Асконе. Во-вторых, мой торговый путь, как известно Совету Купечества, привел меня на расстояние пятидесяти парсек от данной системы как раз во время события номер один. В-третьих, мы раньше работали вместе, и Совет это знает. Разве расстановка фигур не выглядит приятной неизбежностью? Ответ так и напрашивается.

– Будь осторожен, – напряженно проговорил Горов. – Нас явно подслушивают. У тебя есть исказитель поля?

Пониетс указал на резной браслет, охватывавший его запястье, и Горов успокоился. Пониетс огляделся. Камера была пуста, но обширна и хорошо освещена. Ничем неприятным не пахло. Он сказал:

– Неплохо. Они обращаются с тобой, надев лайковые перчатки.

Горов пропустил эти слова мимо ушей.

– Послушай, как ты добрался сюда? Я сижу в строгой изоляции почти две недели.

– Стало быть, с момента моего прибытия. Старый филин, который тут начальствует, имеет, видно, свои слабости. Он любит благочестивые речи, так что я рискнул – и это сработало. Он радостно перережет тебе глотку, если это ему будет нужно, но остережется повредить благополучию твоей нематериальной и проблематичной души. Это просто эпизод из эмпирической психологии. Купец должен знать понемногу обо всем.

Горов сардонически усмехнулся.

– Оказывается, ты посещал также и школу психологов. Впрочем, ты прав, Пониетс. Я рад, что послали именно тебя. Но Великий Мастер исключительно невзлюбил мою душу. Упоминал ли он о выкупе?

Глаза торговца сузились.

– Намекал – и довольно откровенно. А также угрожал смертью в газовой камере. Я вел игру осторожно и уклонился: это могло оказаться ловушкой. Так значит, это вымогательство? Чего же именно он желает?

– Золота.

– Золота! – Пониетс помрачнел. – Собственно металла? И зачем же?

– Это их средство обмена.

– Ну да! Откуда же я возьму золото?

– Откуда угодно. Послушай, это важно. Со мной ничего не произойдет, пока Великий Мастер ощущает близость золота. Обещай ему, обещай так много, как только он запросит. Потом отправляйся, если необходимо, на Установление, чтобы раздобыть золото. Когда я буду свободен, нас выпроводят из системы, и тогда мы расстанемся.

Пониетс произнес неодобрительно:

– А потом ты вернешься и попробуешь все сызнова.

– Мне предписано продать атомную технику Асконе.

– Ты не пролетишь и парсека, как они схватят тебя. Думаю, ты это знаешь сам.

– Не знаю, – сказал Горов. – А если б и знал, это не изменило бы положения дел.

– Во второй раз они тебя убьют.

Горов пожал плечами. Пониетс спокойно сказал:

– Собираясь вести переговоры с Великим Мастером, я желаю знать все. Пока же я действовал почти вслепую. И при этом несколько моих мягких замечаний чуть было не довели его Почитаемость до припадка.

– Все довольно просто, – заметил Горов. – Единственный путь, которым мы можем повысить безопасность Установления здесь, на Периферии – это сформировать коммерческую империю, управляемую религией. Мы все еще слишком слабы, чтобы навязывать политический контроль. Удерживать Четыре Королевства – это все, на что мы способны.

Пониетс согласно кивал.

– Это я понимаю. А любая система, не принимающая атомных изделий, никогда не подпадет под наш религиозный контроль…

– …И поэтому может сделаться средоточием независимости и враждебности. Да, именно.

– Что ж, отлично, – сказал Пониетс, – это в теории. Но что же на самом деле мешает продаже? Религия? Великий Мастер подразумевал именно ее.

– Речь идет о форме поклонения предкам. Их легенды рассказывают об ужасном прошлом, от которого они были спасены простыми и добродетельными героями прежних поколений. В действительности все это сводится к смутам периода анархии лет сто назад, когда были изгнаны имперские войска и введено независимое правление. Развитая наука и, особенно, атомная энергия стали отождествляться со старым имперским режимом, о котором они вспоминают с ужасом.

– Ах, вот как? Но у них есть отличные маленькие кораблики, которые легко засекли меня с расстояния в два парсека. Тут попахивает атомной технологией.

Горов пожал плечами.

– Эти корабли, без сомнения, остались от Империи. Может быть, они и снабжены атомными двигателями. Они хранят то, что им досталось. Но они не хотят усовершенствований, а их внутренняя экономика всецело неатомная. Вот что мы должны изменить.

– И как же ты собирался это сделать?

– Сломив сопротивление в одном месте. Говоря проще, если бы я смог продать перочинный ножик с силовым лезвием какому-нибудь дворянину, в его же интересах было бы повлиять на власти, чтобы те приняли законы, позволяющие ему пустить этот ножик в ход. Честно говоря, это звучит глупо, но психологический смысл здесь есть. Чтобы продавать стратегически важные товары в стратегически важные моменты, надо создать проатомную фракцию при дворе.

– И с этой целью отправили тебя, а я тут лишь для того, чтобы выкупить тебя и убраться; ты же останешься для новой попытки? Разве это не то же, что чесать ухо ногой?

– В каком это смысле? – с опаской поинтересовался Горов.

– Послушай, – Пониетс заговорил со внезапным вдохновением, – ты дипломат, а не купец; назвать тебя торговцем еще не значит сделать тебя им. Это дело для того, кто занимается торговлей – а я здесь с полным грузом, который скоро протухнет от бесполезности, и с квотой, которая, похоже, никогда не будет выполнена.

– Ты хочешь сказать, что собираешься рискнуть жизнью ради чего-то, не имеющего к тебе отношения? – Горов слабо усмехнулся.

Пониетс сказал:

– А ты хочешь сказать, что это вопрос патриотизма, а купцы не патриотичны?

– Последнее общеизвестно. Первопроходцы никогда не бывают патриотами.

– Отлично. Я принимаю это. Я не ношусь по космосу для спасения Установления или для чего-либо иного в таком же роде. Но я отправился делать деньги – и вот мой шанс. Если это одновременно поможет и Установлению, тем лучше. А жизнью я рисковал и при более дохлых шансах.

Пониетс поднялся, и Горов тоже встал вместе с ним.

– Что же ты собираешься делать?

Торговец усмехнулся.

– Горов, я не знаю – пока не знаю. Но если суть дела в том, чтобы что-то продать, то я – именно тот, кто тебе нужен. Вообще-то я не хвастун, но на одном я всегда настаиваю. Я до сих пор никогда не возвращался, не выполнив квоты.

Стоило ему постучать, как дверь камеры открылась почти мгновенно, и с обеих сторон ввалилось по стражнику.

4.

– Демонстрация! – мрачно сказал Великий Мастер.

Он как следует закутался в свои меха и сжал худой рукой железную булаву, которую использовал как трость.

– И золото, ваша Почитаемость.

– И золото, – неосторожно согласился Великий Мастер.

Пониетс поставил ящик на пол и открыл его, постаравшись при этом принять по возможности торжественный и одновременно самоуверенный вид. Перед лицом всеобщей враждебности он чувствовал себя одиноким; сходное чувство он испытывал и в свой первый год в космосе. Полукруг бородатых советников неодобрительно взирал на него. Среди них был и Ферл, узколицый фаворит, восседавший в застылой враждебности рядом с Великим Мастером. Пониетс уже однажды встретился с ним и немедленно выделил его как главного врага и, следовательно, как главную жертву.

Снаружи небольшая армия ждала исхода событий. Пониетс был надежно изолирован от своего корабля; единственным его оружием была попытка подкупа, а Горов все еще оставался заложником.

Он в последний раз отрегулировал неуклюжее чудище, которое стоило ему недели изобретательских усилий, и еще раз взмолился, чтобы облицованный свинцом кварц выдержал нагрузку.

– Что это? – спросил Великий Мастер.

– Это, – сказал Пониетс, отступив в сторону, – небольшое устройство, которое я сам сконструировал.

– Я понял, но это не та информация, которой я ожидаю. Не есть ли это одна из чернокнижных гадостей вашего мира?

– Устройство имеет атомную природу, – серьезно признал Пониетс, – но никому из вас нет необходимости прикасаться к нему или что-либо с ним делать. Оно предназначено лишь для меня, и если оно и содержит что-либо отвратительное, все зло его я беру на себя.