Текст книги "Установление – 1"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Хорошо, ну и что из того?

– Это означает, – ответил Хардин, что мы отрезаны от внутренних областей Империи. Мы ожидали этого, но все равно – неприятно. Анакреон лежит поперек нашего последнего торгового пути на Сантанни и к самим Трантору и Уэге. Откуда будет поступать наш металл? За последние шесть месяцев мы не смогли получить ни одного груза стали или алюминия, а теперь вообще не будем в состоянии получить что-либо иначе как по милости Короля Анакреонского.

Пиренн недовольно защелкал языком.

– Тогда получайте их через него.

– А сможем ли? Послушайте, Пиренн, в соответствии с хартией, учреждающей настоящее Установление, все административные полномочия предоставляются Коллегии Попечителей Энциклопедического Комитета. Я, как Мэр города Терминуса, имею власти ровно настолько, чтобы высморкаться и, может быть, чихнуть, если вы утвердите приказ, позволяющий мне сделать это. Так что это касается вас и вашей Коллегии. Я прошу вас от имени города, процветание которого зависит от бесперебойной торговли с Галактикой, созвать чрезвычайное заседание…

– Оставьте! Это не речь перед избирателями. Вот что, Хардин. Коллегия Попечителей не препятствовала образованию муниципального правительства Терминуса. Мы понимаем, что с увеличением населения со времен организации Установления пятьдесят лет назад и возрастанием числа людей, занятых делами, не относящимися к Энциклопедии, такое правительство стало необходимостью. Но это не означает, что первой и единственной задачей Установления более не является публикация итоговой Энциклопедии всего человеческого знания. Мы являемся государственным научным институтом, Хардин. Мы не можем – не должны – и не будем вмешиваться в местную политику.

– Местную политику! Клянусь левой ногой Императора, Пиренн, ведь это вопрос жизни и смерти. Эта планета, Терминус, сама по себе не сможет поддержать механизированную цивилизацию. Она не содержит металлов. Вы это знаете. В камнях на поверхности нет и следа железа, меди, алюминия да и по части всего остального мы не богаты. Как вы думаете, что произойдет с Энциклопедией, если этот самозваный Король Анакреона прижмет нас?

– Нас? Вы забыли, что мы находимся под прямым управлением самого Императора? Мы не есть часть префектуры Анакреона или любой другой префектуры. Хорошо запомните это! Мы – часть личных владений Императора, и нас ничто не касается. Империя в состоянии защитить свою собственность.

– Тогда почему она позволила губернатору Анакреона забыть обо всех приличиях? Да разве только Анакреона? По крайней мере двадцать внешних префектур Галактики, – в сущности, вся Периферия, – стали заправлять делами по-своему. Я говорю вам, что я совершенно не уверен в Империи и ее способности защитить нас.

– Чушь! Губернаторы, короли – какая разница? Империя всегда выбиралась из любых политических дрязг, когда разные люди тянули ее то туда, то сюда. И губернаторы восставали, и, кстати, Императоров свергали, а то и убивали. Какое это отношение имеет к самой Империи? Забудьте, Хардин. Это не наше дело. Мы, в первую очередь, ученые, и в последнюю – тоже. Наша задача – Энциклопедия. Да, я чуть не забыл. Хардин!

– Да?

– Сделайте что-нибудь с этой вашей газетой! – голос Пиренна звучал рассерженно.

– "Городские ведомости" Терминуса? Она не моя, она в частном владении. И что же она пишет?

– Уже неделю она советует, чтобы пятидесятая годовщина основания Установления стала поводом для народных гуляний и совершенно неподходящих празднеств.

– А почему бы и нет? Через три месяца компьютерные часы откроют Свод. Я бы назвал это первое открытие серьезным поводом, а вы?

– Но не для глупых зрелищ, Хардин. Свод и его открытие касаются только Коллегии Попечителей. Все важное будет сообщено народу. Это все; так и разъясните своим "Ведомостям".

– Сожалею, Пиренн, но Городская Хартия гарантирует некую незначительную вещь, известную как свобода печати.

– Может быть. А Коллегия Попечителей – нет. Я являюсь представителем Императора на Терминусе, Хардин, и в этом смысле обладаю полной властью.

Хардин выглядел как человек, мысленно считающий до десяти. Он мрачно сказал:

– В таком случае, в связи с вашим положением императорского представителя я имею сообщить вам заключительную новость.

– Об Анакреоне?

Пиренн поджал губы. Он почувствовал беспокойство.

– Да. Через две недели к нам с Анакреона прибудет специальный посланник.

– Посланник? Сюда? С Анакреона? – Пиренн не сразу переварил все это. – А зачем?

Хардин встал и задвинул свое кресло под стол.

– Попытайтесь угадать с одного раза.

И, не прощаясь, вышел.

2.

Ансельм-от-Родрик – "от" само по себе обозначало благородную кровь – субпрефект Плуемы и Чрезвычайный Посланник Его высочества Анакреонского – плюс полдюжины других титулов – был встречен Сальвором Хардином в космопорту согласно всему внушительному ритуалу для событий государственного значения.

С натянутой улыбкой и низким поклоном субпрефект вытащил свой бластер из кобуры и протянул его Хардину рукоятью вперед. Хардин вернул приветствие с помощью бластера, специально одолженного по такому случаю. Дружба и добрая воля были, таким образом, установлены, и если Хардин и заметил выпуклость на плече высокородного Родрика, то благоразумно ничего не сказал.

Принявший их вслед за тем мобиль, окруженный со всех сторон приличествующим случаю облаком младших чиновников, медленно и торжественно проследовал на Энциклопедическую Площадь, по пути приветствуемый толпой, чей энтузиазм соответствовал рангу события.

Субпрефект Ансельм принимал приветствия с вежливым безразличием воина и дворянина.

– Этот город и есть весь ваш мир? – спросил он у Хардина.

Хардин повысил голос, чтобы быть услышанным в общем гаме.

– Мы молодой мир, ваша эминенция. За нашу короткую историю лишь несколько особ из высшего общества посетили нашу бедную планету. Отсюда наш энтузиазм.

Без сомнения, особа из "высшего общества" не признала в услышанном скрытой иронии и задумчиво произнесла:

– Основан пятьдесят лет назад! Хм-м! Да у вас здесь полно неиспользуемой земли, мэр. Вы никогда не думали поделить ее на поместья?

– В этом пока нет необходимости. Мы предельно централизованы; такими мы и должны быть из-за Энциклопедии. Возможно, в будущем, когда наше население вырастет…

– Странный мир! У вас нет крестьянства?

Хардин подумал, что не нужно обладать особой проницательностью, чтобы заметить, как его эминенция решил заняться весьма неуклюжим вынюхиванием. Он непринужденно ответил:

– Нет – равно как и дворянства.

Брови высокородного Родрика поползли кверху.

– А ваш лидер – человек, с которым я должен встретиться?

– Вы имеете в виду доктора Пиренна? О да! Он Председатель Коллегии Попечителей и личный представитель Императора.

– Доктор? Без прочих титулов? Ученый? И он имеет ранг выше, чем гражданские власти?

– Ну а как же, – дружелюбно ответил Хардин. – Мы все здесь ученые. В конце концов, мы являемся не столько миром, сколько научным установлением – под прямым руководством Императора.

Неявный нажим на последние слова, казалось, смутил субпрефекта. Весь остаток неторопливого пути к Площади Энциклопедии он оставался погруженным в задумчивое молчание.

Все, происходившее днем и вечером, надоело Хардину; но он по крайней мере был удовлетворен, осознав, что Пиренн и высокородный Родрик, встретившие друг друга громкими взаимными заверениями в почете и уважении, тут же прониклись взаимной ненавистью.

Высокородный Родрик с тусклым взором внимал лекции Пиренна во время "ознакомительного визита" в Энциклопедический Дворец. С вежливой и отсутствующей улыбкой он слушал ученую скороговорку, пока они проходили по обширным складам справочных микрофильмов и многочисленным проекционным помещениям.

Лишь миновав, один за другим, отделы редактирования, отделы издания и отделы микрофильмирования, он сделал первое обобщающее высказывание.

– Все это очень интересно, – сказал он, – но это кажется странным занятием для взрослых людей. Какая от него польза?

На эту реплику, как отметил Хардин, Пиренн ответа не нашел, хотя выражение его лица и было весьма красноречивым.

Ужин в тот вечер был почти зеркальным отражением дневных событий, ибо высокородный Родрик монополизировал беседу, описывая – со смаком и во всех технических деталях – собственные подвиги во главе своего батальона во время недавней войны между Анакреоном и соседним, только что провозглашенным королевством Смирно.

Подробности рассказа субпрефекта были исчерпаны не ранее, чем ужин закончился, и официальные лица меньшего ранга потихоньку удалились одно за другим. Завершающий раздел триумфального описания изрубленных в кусочки звездолетов последовал, когда они втроем с Пиренном и Хардином прошли на балкон и погрузились в теплый воздух летнего вечера.

– А теперь, – сказал он с тяжеловесной развязностью, – о серьезных вещах.

– Само собой, – прожурчал Хардин, зажигая длинную сигару из уэганского табака – уже мало осталось, подумал он – и откинулся в кресле так, что передние ножки того приподнялись.

Галактика высоко стояла на небе, и ее туманная линза дремотно раскинулась от горизонта до горизонта. В сравнении с ней несколько звездочек здесь, на краю вселенной, выглядели незначительными искорками.

– Конечно, – продолжал субпрефект, – все формальные обсуждения, то есть подписание документов и прочие скучные технические моменты, будут происходить при… Как это вы именуете ваш Совет?

– Коллегия Попечителей, – холодно ответил Пиренн.

– Странное название! Во всяком случае, это будет завтра. Мы вполне можем подготовить почву прямо сейчас, поговорив между собой, по-мужски. Не так ли?

– Вы имеете в виду… – подтолкнул его Хардин.

– Вот что. В ситуации здесь, на Периферии, кое-что изменилось, и положение вашей планеты стало несколько неопределенным. Хотелось бы, чтобы мы пришли к пониманию хода вещей. Кстати, мэр, нет ли у вас еще одной из этих сигар?

Поморщившись, Хардин неохотно достал новую сигару.

Ансельм-от-Родрик принюхался к ней и удовлетворенно кудахтнул.

– Уэганский табак! Откуда вы берете сигары?

– Получили немного с последним грузом. Их почти уже не осталось. Лишь космос знает, когда получим еще – если вообще получим.

Пиренн нахмурился. Он не курил и, кстати, терпеть не мог табачного запаха.

– Правильно ли я понял, ваша эминенция, что ваша миссия носит лишь ознакомительный характер?

Высокородный Родрик кивнул, окутанный дымом первых жадных затяжек.

– В таком случае она скоро закончится. В отношении Энциклопедического Установления ситуация остается такой же, какой она была всегда.

– Да? И какой же она была всегда?

– Это государственный научный институт и часть личных владений его августейшего величества Императора.

Казалось, на субпрефекта это не произвело впечатления. Он выдохнул колечко дыма.

– Это красивая теория, доктор Пиренн. Полагаю, у вас есть хартия с императорской печатью, – но каково же действительное положение? В отношении Смирно? Вы же знаете, что находитесь менее чем в пятидесяти парсеках от столицы Смирно. А как насчет Конома и Дарибоу?

– Мы не относимся ни к одной из префектур. Как часть императорских…

– Это не префектуры, – напомнил высокородный Родрик, – теперь это королевства.

– Пусть королевства. Нас они не касаются. Как научный институт…

– К дьяволу науку! – выругался тот. – Кому все это нужно, если мы стоим перед фактом, что Терминус может быть в любой момент захвачен Смирно!

– А Император? Он что, будет сидеть и смотреть?

Поостыв, высокородный Родрик заявил:

– Ну хорошо, доктор Пиренн, вы уважаете собственность Императора, равно как и Анакреон, а вот Смирно – может быть, и нет. Вспомните, что мы только что подписали договор с Императором – я завтра представлю копию этой вашей Коллегии, – который с соизволения Императора возлагает на нас ответственность за поддержание порядка в пределах старой префектуры Анакреона. Наш долг ясен, не так ли?

– Конечно. Но Терминус не есть часть префектуры Анакреона.

– А Смирно…

– Он не есть и часть префектуры Смирно. Он не входит ни в одну из префектур.

– А Смирно об этом знает?

– Меня не волнует, что они там знают.

– А нас волнует. Мы только что кончили с ними воевать, и они все еще удерживают две из числа наших систем. Терминус занимает исключительно важное стратегическое положение между двумя народами.

Чувствуя усталость, Хардин вмешался:

– Каковы ваши предложения, ваша эминенция?

Субпрефект, видимо, был вполне готов перейти от пикировки к прямым высказываниям. Оживившись, он заявил:

– Совершенно очевидно, что поскольку Терминус не может защитить себя сам, эту задачу должен принять Анакреон – ради собственных интересов. Вы понимаете, что мы не хотим вмешиваться в дела внутреннего управления…

– Ага, – сухо пробурчал Хардин.

– Но мы полагаем, что для всех заинтересованных сторон будет лучше, если Анакреон организует на планете военную базу.

– И что же, военная база где-нибудь в обширных незаселенных районах – это все, чего вы желаете?

– Конечно, возникнет вопрос о поддержке сил обороны.

Кресло Хардина снова опустилось на все четыре ножки, а руки легли на колени.

– Итак, мы подошли к сути. Облечем ее в слова. Терминус станет протекторатом и будет платить дань.

– Не дань. Налоги. Мы вас защищаем. Вы за это платите.

Пиренн с неожиданным гневом хлопнул ладонью по ручке кресла.

– Дайте мне сказать, Хардин. Ваша эминенция, я не пожертвую даже ржавую полукредитную монетку для Анакреона, Смирно, для всей вашей местной политики с глупыми войнами. Я напоминаю вам, что это – институт, свободный от налогов и пользующийся государственной поддержкой.

– Государственной? Но государство – это мы, доктор Пиренн, и мы никого не поддерживаем.

Пиренн сердито поднялся.

– Ваша эминенция, я прямой представитель…

– …его августейшего величества Императора, – подхватил раздраженно Ансельм-от-Родрик. – А я прямой представитель короля Анакреона. Анакреон намного ближе, доктор Пиренн.

– Давайте вернемся к делу, – попросил Хардин. – В каком бы виде вы желали взимать эти так называемые налоги, ваша эминенция? Хотите ли вы получать их в виде пшеницы, картофеля, овощей, скота?

Субпрефект уставился на него.

– Какого черта! Для чего нам все это? У нас у самих всего хватает! Конечно, в виде золота. Хром или ванадий были бы еще лучше, если они у вас имеются в избытке.

Хардин расхохотался.

– В избытке! У нас даже железа нет в избытке. Золото! Вот поглядите на наши деньги, – он бросил монетку посланнику.

Высокородный Родрик перехватил ее и вытаращил глаза.

– Что это? Сталь?

– Вот именно.

– Я не понимаю.

– Терминус – это планета практически без металлов. Мы все импортируем. Следовательно, мы не имеем золота и нам нечем платить вам, если только вы не пожелаете несколько тысяч бушелей картошки.

– Ну тогда – промышленными товарами.

– Без металла? Из чего мы должны делать наши машины?

В наступившей паузе Пиренн начал заново:

– Вся эта дискуссия не ведет к цели. Терминус – не планета, а научное установление, готовящее великую энциклопедию. Ради космоса, послушайте, неужели вы не имеете уважения к науке?

– Энциклопедии войны не выигрывают, – брови высокородного Родрика насупились. – Итак, совершенно непроизводительный мир – и практически незаселенный к тому же. Что ж, вы можете заплатить землей.

– Что вы имеете в виду? – спросил Пиренн.

– Этот мир почти пуст, а незаселенные земли, вероятно, плодородны. Многие из анакреонского дворянства пожелают округлить свои поместья.

– Вы не можете предлагать такой…

– Не нужно выглядеть столь встревоженным, доктор Пиренн. Здесь хватит на всех нас. Если дело пойдет и вы станете сотрудничать с нами, мы, вероятно, сможем устроить так, что вы ничего не потеряете. Вам будут дарованы титулы и пожалованы поместья. Вы понимаете меня, я думаю.

– Благодарю покорно! – усмехнулся Пиренн.

И тут Хардин вполне невинно спросил:

– Не может ли Анакреон обеспечить нас необходимым количеством плутония для нашей атомной электростанции? У нас остался запас лишь на несколько лет.

Пиренн ахнул, и наступила мертвая тишина, длившаяся несколько минут. Когда же высокородный Родрик заговорил, голос его заметно изменился по сравнению с тоном предыдущей беседы.

– Вы располагаете атомной энергией?

– Естественно. А что в этом необычного? По-моему, атомной энергии уже пятьдесят тысяч лет. Почему бы нам ее не иметь? Только вот плутоний достается все труднее.

– Да… да… – посланник встал и не к месту добавил: – Хорошо, господа, мы проясним этот вопрос завтра. Простите меня.

Пиренн поглядел ему вслед и бросил сквозь зубы:

– Этот невыносимый, тупоголовый осел! Этот…

– Отнюдь, – вмешался Хардин. – Он лишь порождение своей среды. Он не понимает почти ничего, кроме: "У меня есть пушка, а у тебя ее нет".

Пиренн раздраженно напустился на него:

– Ради чего вы начали говорить о военных базах и дани? Вы что, сошли с ума?

– Нет. Я просто подкинул ему наживку и дал выговориться. Вы же заметили, что он умудрился выдать истинные намерения Анакреона – поделить Терминус на земельные владения. Конечно, я не собираюсь способствовать чему-либо подобному.

– Вы не собираетесь! Вы! А кто вы? А могу ли я узнать, чего это вы вдруг начали трепаться о нашей атомной станции? Именно это и сделает нас военной целью.

– Да, – ухмыльнулся Хардин. – Военной целью, от которой лучше держаться подальше. Разве не ясно, зачем я завел этот разговор? Он подтвердил имевшиеся у меня очень серьезные подозрения.

– И в чем же они заключались?

– В том, что Анакреон больше не обладает атомной энергетикой. Если б это было не так, наш друг, без сомнения, сообразил бы, что использование плутония в энергетике стало достоянием древних летописей. Отсюда следует, что и вся остальная Периферия больше не имеет атомной энергетики. И уж точно ее не имеет Смирно, иначе Анакреон не выиграл бы у них большинства сражений в последней войне. Интересно, не правда ли?

– Ба! – Пиренн ушел, охваченный демонической веселостью, а Хардин тихо рассмеялся.

Он отбросил свою сигару и взглянул на простирающуюся Галактику.

– Так что же, они вновь вернулись к нефти и углю? – пробормотал он, оставив прочие мысли при себе.

3.

Отрицая свою власть над "Ведомостями", Хардин был прав разве что технически. Он являлся главным вдохновителем движения за превращение Терминуса в автономный муниципалитет, был избран первым мэром города, так что неудивительно, что он косвенным образом контролировал шестьдесят процентов капитала "Ведомостей" – при том, что ему лично из этого капитала не принадлежало ни гроша.

Пути для такого контроля имелись.

Таким образом, когда Хардин начал предлагать Пиренну, чтобы его допустили на собрания Коллегии Попечителей, "Ведомости" не случайно начали сходную кампанию. Произошел первый в истории Установления массовый митинг с требованием представить город в "национальном" правительстве.

И, в конце концов, Пиренн вынужден был капитулировать – очень неохотно.

Хардин, усевшись за торец стола, лениво размышлял о причинах, делавших ученых-физиков столь плохими администраторами. Возможно, привычка к непреложным фактам и полное неумение приспосабливаться к желаниям народа.

Во всяком случае по левую сторону от него находились Томаз Сатт и Джорд Фара; по правую – Лундин Крэст и Йэйт Фулхэм; сам же Пиренн выполнял функцию председателя. Всех их Хардин, конечно, знал, но по данному случаю они, казалось, напустили на себя дополнительную помпезность.

Продремав начальные формальности, Хардин очнулся, когда Пиренн, предварительно отхлебнув воды из стоявшего перед ним стакана, сказал:

– Я с большим удовольствием информирую Коллегию о следующем. Со времени нашего последнего заседания я получил известие о прибытии через две недели на Терминус лорда Дорвина, Канцлера Империи. Можно считать, что как только Император узнает о сложившейся ситуации, наши отношения с Анакреоном будут улажены к полному нашему удовлетворению.

Он улыбнулся и через весь стол обратился к Хардину:

– Информация об этом передана "Ведомостям"!

Хардин усмехнулся про себя. Было ясно, что желание Пиренна с важным видом выложить ему эти известия и было одной из причин его допуска в святилище. Он невозмутимо произнес:

– Не считая расплывчатых утверждений, чего вы ожидаете от лорда Дорвина?

Ответил Томаз Сатт. Когда он принимал особо величественный вид, то имел плохую привычку говорить о собеседнике в третьем лице.

– Вполне очевидно, – заметил он, – что мэр Хардин – профессиональный циник. Вряд ли он не осознает, что Император никак не допустит попрания своих личных прав.

– Ну и что же он предпримет в таком случае?

Последовала беспокойная возня. Пиренн сказал:

– Вы нарушаете порядок заседания, – и, подумав, добавил, – и, кроме того, позволяете себе утверждения, граничащие с изменой.

– Это и есть ваш ответ?

– Да! Если вам нечего еще сказать…

– Не делайте немедленных выводов. Я хотел задать вопрос. Помимо этого дипломатического жеста – который то ли имеет какой-то иной смысл, то ли нет – делается ли что-либо конкретное для отпора анакреонской угрозе?

Йэйт Фулхэм провел ладонью вдоль своих огненно-рыжих усов.

– Вы видите здесь опасность, так, что ли?

– А вы?

– Едва ли, – в извинительном тоне. – Император…

– Великий космос! – Хардин начал беспокоиться. – Да что же это? Все только и твердят: "Император", "Империя", точно это волшебные слова. Император в тысячах парсеков отсюда, и я сомневаюсь, что он нас вспоминает. А если и так, что он может сделать? То, что осталось в этих краях от имперского флота, находится в руках четырех королевств, и Анакреон отхватил свою долю. Послушайте, мы должны драться пушками, а не словами. Теперь глядите. Мы выгадали два месяца, в основном благодаря тому, что навели Анакреон на мысль о нашем обладании атомным оружием. Но все мы знаем, что это – маленькая невинная ложь. Мы располагаем атомной энергией, но лишь для коммерческих целей, и к тому же ее все равно недостает. Они скоро выяснят это, и если вы думаете, что им понравится, как мы их провели, то ошибаетесь.

– Мой дорогой господин Хар…

– Подождите; я еще не кончил, – Хардин начал закипать, но ему это состояние нравилось. – Очень здорово втягивать в это дело канцлеров, но было бы куда лучше втянуть несколько больших осадных орудий, подходящих для атомных зарядов. Мы потеряли два месяца, господа, и новых двух у нас может и не быть. Что вы предполагаете делать?

Лундин Крэст, сердито морща длинный нос, заявил:

– Если вы предлагаете милитаризацию Установления, я об этом не желаю слышать. Это нас сразу столкнет в политику. Мы, господин мэр, научное установление – и ничего больше.

Сатт добавил:

– Он к тому же не сознает, что вооружение отвлечет людей – ценных людей! – от Энциклопедии. Это недопустимо при любых обстоятельствах.

– Очень справедливо, – согласился Пиренн. – В первую очередь и всегда – Энциклопедия.

Хардин мысленно застонал. Коллегия, видимо, страдала острой энциклопедической горячкой. Он сказал ледяным тоном:

– Доходило ли когда-либо до сознания Коллегии, что Терминус может иметь другие интересы, помимо Энциклопедии?

Пиренн ответил:

– Я не представляю, Хардин, как Установление может иметь какие бы то ни было интересы помимо Энциклопедии.

– Я сказал не "Установление", а "Терминус". Я боюсь, что вы не понимаете ситуации. Нас на Терминусе добрый миллион, и не более ста пятидесяти тысяч человек из них занимаются Энциклопедией непосредственно. Для всех остальных это просто дом. Мы здесь родились. Мы здесь живем. По сравнению с нашими фермами, нашими домами, нашими фабриками Энциклопедия для нас мало что значит. Мы хотим их защитить.

Его заглушили.

– Сперва Энциклопедия, – стоял на своем Крэст. – Мы должны завершить нашу миссию.

– К чертям миссию, – воскликнул Хардин. – Пятьдесят лет назад она, возможно, чего-то стоила. Но теперь пришло новое поколение.

– Это несущественно, – возразил Пиренн. – Мы – ученые.

И Хардин бросился в открывшуюся брешь.

– Да ну! Это лишь красивая галлюцинация. Ваша кучка людей – превосходный пример того, что происходило за тысячи лет с целой Галактикой. Что это за наука – завязнуть здесь на века, классифицируя труды ученых последнего тысячелетия? Вы хоть когда-либо думали о том, чтобы работать дальше, расширить познания и дополнить их? Нет! Вы счастливы в этом болоте. И вся Галактика счастлива и пребывает в таком же виде Космос знает как долго. Вот почему восстает Периферия; вот почему рвутся связи; вот почему дурацкие войны становятся вечными; вот почему целые системы теряют атомную технологию и возвращаются к варварским методам химической энергетики. Если вас интересует мое мнение, – воскликнул он, – Галактическая Империя умирает!

Он остановился и упал в свое кресло, переводя дух и не обращая внимания на то, как сразу двое-трое попытались возразить ему. Первым заговорил Крэст:

– Не знаю, чего вы пытаетесь добиться своими истерическими утверждениями, господин мэр. Во всяком случае, вы не вносите в дискуссию ничего конструктивного. Я предлагаю, господин председатель, чтобы высказывания оратора были признаны нарушающими повестку дня, и дискуссия возобновилась с того места, где была прервана.

Тут, наконец, зашевелился и Джорд Фара. Вплоть до этого момента он не вмешивался в обсуждение, но теперь его зычный голос, такой же весомый, как и его трехсотфунтовое тело, басом ворвался в разговор.

– Не забыли ли мы кое о чем, господа?

– О чем именно? – сварливо поинтересовался Пиренн.

– Через месяц мы отмечаем наше пятидесятилетие.

Фара обладал умением даже самые очевидные тривиальности облекать в величественную форму.

– Ну и что?

– Во время этой годовщины, – спокойно продолжал Фара, – откроется Свод Хари Селдона. Думали ли вы когда-нибудь о том, что там находится?

– Я не знаю. Обычные штучки. Быть может, пачка поздравительных речей. Я не думаю, что Своду следует придавать какое-либо значение, хотя "Ведомости", – и он бросил пристальный взгляд на Хардина, осклабившегося в ответ, – пытаются по этому поводу поднять шумиху. Я положил этому конец.

– Ясно, – сказал Фара, – но может быть, вы ошибаетесь? Разве не поражает вас, – он остановился и приложил палец к своему круглому маленькому носу, – что Свод открывается в очень подходящее время?

– Очень неподходящее время, вы хотите сказать, – пробормотал Фулхэм. – У нас и так много поводов для беспокойства.

– Важнее, чем послание от Хари Селдона? Я так не думаю.

Фара принимал все более и более величественный, по-жречески монументальный вид, и Хардин задумчиво следил за ним. К чему он клонит?

– В действительности, – заявил Фара радостно, – вы все, видимо, забыли, что Селдон был величайшим психологом своего времени, и что он был основателем нашего Установления. Ясно, что он использовал свою науку для прогнозирования развития истории в непосредственном будущем. Если он поступил именно так, – что представляется вероятным, – то, я повторяю, он наверняка нашел бы способ предупредить нас об опасности и, возможно, указать решение. Вы знаете, что Энциклопедия была очень дорога ему.

Среди присутствующих воцарилась атмосфера растерянного сомнения. Пиренн откашлялся.

– Ну… я не знаю. Психология – великая наука, но среди нас, я полагаю, нет психологов. По-моему, мы вступаем на зыбкую почву.

Фара обратился к Хардину:

– Разве вы не изучали психологию у Алурина?

Хардин, как бы извиняясь, ответил:

– Да, но я не смог закончить курса. Я устал от теории. Я хотел быть инженером-психологом, но из-за отсутствия возможностей избрал нечто похожее – занялся политикой. Практически это одно и то же.

– Хорошо, но что же вы думаете о Своде?

И Хардин осторожно ответил:

– Я не знаю.

До конца заседания он больше не вымолвил ни слова, хотя присутствующие вновь вернулись к теме визита имперского канцлера.

В сущности он их даже не слушал. Его мысли вступили на новый путь, и ситуация начала проясняться – впрочем, пока медленно. Первая пара осколков, казалось, соединилась углами.

И ключом была психология. Он не сомневался в этом.

Он отчаянно старался припомнить теорию психологии, которую изучал когда-то.

Великий психолог, такой как Селдон, мог распутывать человеческие эмоции и реакции достаточно уверенно, чтобы во всей полноте предсказывать историческую поступь будущего.

И что это должно было означать?

4.

Лорд Дорвин нюхал табак. Кроме того, он обладал длинными волосами, завивавшимися сложным и, несомненно, отнюдь не природным образом; к волосам добавлялась пара пышных светлых бакенбард, которые он временами любовно поглаживал. И, наконец, он изъяснялся сверхутвердительно и не выговаривал звука "р".

В тот момент у Хардина не было времени раздумывать о дальнейших причинах, по которым он немедленно воспылал отвращением к благородному канцлеру. Может, здесь сыграли свою роль чрезмерно элегантные жесты, которыми он сопровождал свои высказывания и заученная снисходительность, сопутствовавшая даже явным банальностям. Как бы то ни было, отыскать канцлера не удавалось. Он исчез вместе с Пиренном полчаса назад – просто пропал из виду, чтоб его разорвало.

Хардин был совершенно уверен, что его отсутствие во время предварительного разговора очень обрадует Пиренна. Но Пиренна видели в этом крыле и на этом этаже. Надо было лишь сунуться по очереди во все двери. На полпути Хардин ступил в затененную комнату и воскликнул "Ах!". Силуэт сложной прически лорда Дорвина безошибочно выделялся на освещенном экране.

Лорд Дорвин посмотрел вверх и сказал:

– А, Хахдин. Вы нас лазыскивали, не так ли?

Он протянул ему свою табакерку – чрезмерно разукрашенную и при этом грубой работы, как отметил Хардин – и, получив вежливый отказ, сам взял щепотку и милостиво улыбнулся.

Пиренн нахмурился, что было встречено Хардином с абсолютно безразличной миной.

Наступившее краткое молчание было прервано стуком крышки табакерки лорда Дорвина. Затем лорд отложил табакерку и сказал:

– Огвомное достижение, эта ваша Энциклопедия, Хахдин. Подвиг, котолый славнится с самыми великими делами всех влемен.

– Большинство из нас думает так же, ваша милость. Однако это достижение еще не доведено до конца.

– То немногое из деятельности вашего Установления, что мне довелось увидеть, не внушает никаких стлахов на этот счет, – и он кивнул Пиренну, который ответил восторженным поклоном.

Ну прямо праздник любви, подумал Хардин.

– Я жаловался не на недостаток нашего энтузиазма, ваша милость, а скорее на избыток энтузиазма у кое-кого из анакреонцев – правда, в ином, более разрушительном направлении.

– Ах да, Анаквеон, – пренебрежительный взмах руки. – Я только что плибыл оттуда. Ужасно валвалская планета. Совевшенно непонятно, как люди могут жить здесь, на Певифелии. Отсутствие самых элементалных тлебований для культувного человека; отсутствие фундаментально важных атлибутов комфохта и удобства – полное неупотлебление их.