Текст книги "Установление – 1"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Хардин откинулся в мягком кресле и зябко поежился. В хорошо обогреваемой машине холода не чувствовалось, но нечто неприятное в заснеженном мире раздражало его даже сквозь стекла. Он произнес задумчиво:

– Когда-нибудь, разобравшись с текущими делами, мы займемся погодой Терминуса. Это можно сделать.

– Я, – возразил Ли, – предпочел бы сперва увидеть завершение других дел. К примеру, как насчет погоды для Сермака? Хорошая, сухая камера, двадцать пять градусов выше нуля в течение всего года были бы кстати.

– Тогда мне в самом деле понадобились бы телохранители, – сказал Хардин, – и не только эти двое. – Он указал на двух сидящих впереди, рядом с водителем, здоровенных малых, пристально, не спуская рук с атомных бластеров, вглядывавшихся в пустые улицы. – Ты, видно, хочешь разжечь гражданскую войну.

– Я хочу? Поверь, в костре немало других поленьев, да и ворошить его особенно не потребуется, – Ли стал загибать пальцы. – Первое: Сермак вчера устроил бучу в Городском Совете и потребовал выразить тебе недоверие.

– Он имел полное право так поступить, – холодно ответил Хардин. – Кроме того, его требование провалилось: 206 против 184.

– Конечно. Большинством в двадцать два голоса, когда мы рассчитывали минимум на шестьдесят. И не отрицай того, что ты надеялся на шестьдесят.

– Да, пожалуй… – признал Хардин.

– Отлично. Второе: после голосования пятьдесят девять членов акционистской партии, закусив удила, помчались прочь из зала Совета.

Хардин молчал, и Ли продолжил:

– И третье: уходя, Сермак взвыл, что ты предатель, что ты отправляешься на Анакреон за вознаграждением, что большинство в Совете, провалив вотум недоверия, тем самым участвует в измене, и что их партия недаром именуется партией Действия. На что все это похоже?

– На обеспокоенность, я полагаю.

– А теперь ты удираешь на рассвете, точно преступник. Ты должен был противостоять им, Хардин – и, если придется, объявить военное положение, клянусь Космосом!

– Насилие есть последнее прибежище…

– Некомпетентных. Ба!

– Прекрасно. Увидим. Теперь, Ли, слушай меня внимательно. Тридцать лет назад открылся Свод Времени, и к пятидесятой годовщине основания Установления появилась запись Хари Селдона, чтобы впервые намекнуть нам, что же происходит на самом деле.

– Я припоминаю, – Ли задумчиво кивнул, слегка улыбнувшись. – Как раз в тот день, когда мы взяли власть.

– Именно. То было время нашего первого крупного кризиса. Ныне же происходит второй – и через три недели наступит восьмидесятая годовщина Установления. Не кажется ли тебе это в каком-то смысле знаменательным?

– Ты хочешь сказать, что Селдон появится снова?

– Я еще не кончил. Селдон, как ты понимаешь, никогда не говорил о том, что он еще вернется, но подобное в целом согласуется с его замыслом. Он всегда старался скрыть от нас все, что могло бы стать известно наперед. К тому же нужно разобрать Свод, чтобы выяснить, настроен ли компьютер на дальнейшие появления, – но, вероятно, при такой попытке он самоуничтожится. Я на всякий случай заходил туда в каждую годовщину после первого появления. Селдон ни разу не показался, но за все это время лишь сейчас начался настоящий кризис.

– Значит, он появится.

– Может быть. Я не знаю. Однако суть вот в чем. На сегодняшнем заседании Совета, объявив о моем отбытии на Анакреон, ты затем официально известишь членов Совета, что четырнадцатого марта появится новая запись Хари Селдона, содержащая сообщение исключительной важности по поводу только что успешно разрешенного кризиса. Это очень важно, Ли. Не добавляй к этому ничего, сколько бы вопросов тебе ни задавали.

– И они этому поверят? – Ли вытаращил глаза.

– Неважно. Это их смутит, чего я и добиваюсь. Гадая, правда ли это, и что же я имел в виду, если это утка, они решат отложить действия до четырнадцатого марта. Задолго до этого я успею вернуться.

Ли выглядел неуверенно.

– А это "успешное разрешение"? Это же нелепость!

– Да, и к тому же способная смутить кого угодно. А вот и космопорт!

Ожидавший его звездолет громоздко высился в полумраке. Хардин тяжело зашагал к нему по снегу. У открытого люка он повернулся и протянул руку.

– Пока, Ли. Мне страшно не хочется оставлять тебя на этой сковородке, но мне некому довериться, кроме тебя. Только, пожалуйста, не лезь в огонь.

– Не беспокойся. Думаю, будет достаточно горячо и на сковородке. Я буду следовать твоим указаниям, – Ли отступил назад, и люк закрылся.

6.

Сальвор Хардин не сразу отправился на планету Анакреон – планету, по которой получило название все королевство. Он прибыл туда за день до коронации, после кратковременного посещения восьми крупнейших планетных систем королевства, где он останавливался лишь для переговоров с местными представителями Установления.

Размеры королевства оставили на него угнетающее впечатление. Да, королевство было щепочкой, незначительным осколком по сравнению с невообразимыми просторами Галактической Империи, частью которой оно некогда являлось; но Хардина, чей образ мыслей сложился на одной, и к тому же редко заселенной планете, масштабы и население Анакреона потрясали.

Почти совпадая с границами старой Анакреонской префектуры, королевство охватывало двадцать пять планетных систем, шесть из которых состояли из нескольких обитаемых миров. Численность населения, равная девятнадцати миллиардам, хотя и уступала временам расцвета Империи, быстро росла благодаря поддерживаемому Установлением прогрессу науки.

Лишь теперь Хардин почувствовал всю грандиозность стоявшей перед Установлением задачи. За тридцать лет удалось перестроить энергетику лишь на столичной планете. Внешние провинции все еще включали обширные зоны, где атомная энергия пока не была восстановлена. Даже нынешний прогресс был бы невозможен, не используй Установление все еще работоспособные остатки схлынувшей Империи.

К тому моменту, когда Хардин прибыл на столичную планету, все обычные дела там были заброшены. Во внешних провинциях также прошли или все еще длились празднества; но здесь, на планете Анакреон, все поголовно были заняты лихорадочным участием в бурной религиозной мистерии, возвещавшей о совершеннолетии их божественного короля Лепольда.

Хардин смог урвать лишь полчаса у измученного и торопящегося Верисофа перед тем, как его посол принужден был мчаться на очередным храмовый праздник. Но эти полчаса оказались исключительно плодотворными, и Хардин, вполне удовлетворенный, начал ждать ночного фейерверка.

Повсюду он играл лишь роль наблюдателя, ибо не мог выносить религиозных церемоний, в каковых непременно вынужден был бы участвовать, если бы выяснилось, кто он такой. Так что когда бальный зал дворца заполнился блистающей и весьма восторженной ордой высшей знати, Хардин оказался оттесненным к стене. Его почти не замечали и вообще не проявляли к нему интереса.

Находясь в длинной шеренге, он был представлен Лепольду с безопасного расстояния, ибо король стоял поодаль, в одиноком и впечатляющем величии, окруженный смертельным сиянием своей радиационной ауры. Менее чем через час этот самый король займет свое место на массивном троне из иридиево-родиевого сплава с золотыми чеканками, инкрустированными драгоценными камнями, и тогда трон вместе с ним величественно поднимется в воздух и заскользит над землей, чтобы повиснуть у огромного окна, через которое гигантские толпы простонародья смогут увидеть своего короля и завопить в буйном восторге. Трон не был бы, конечно, столь массивным, не будь в него встроен заэкранированный атомный двигатель.

Миновало одиннадцать. Хардин забеспокоился и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть. Он боролся с искушением взобраться на стул. Вдруг он увидел Виениса, протискивающегося к нему сквозь толпу, и успокоился.

Виенис продвигался неспешно. Почти на каждом шагу он вынужден был обмениваться любезностями с каким-нибудь уважаемым дворянином, чей дед помог деду Лепольда разбойным путем захватить королевство и был за это удостоен герцогского титула.

Наконец он избавился от последнего разодетого пэра и добрался до Хардина. Его улыбка самодовольно сияла, а черные глаза удовлетворенно вспыхивали из-под насупленных бровей.

– Мой дорогой Хардин, – сказал он тихим голосом, – вы должны были быть готовы к скучному зрелищу, коль скоро отказались объявить о себе.

– Я не скучаю, ваше высочество. Все это исключительно интересно. У нас на Терминусе не бывает подобных зрелищ.

– Разумеется. Не соблаговолите ли вы пройти в мои личные апартаменты, где мы сможем побеседовать поподробнее и в куда большем уединении?

– Конечно.

Они вдвоем, под руку, поднялись по лестнице, и не одна вдовая герцогиня изумленно уставилась им вслед и призадумалась, кто же этот скромно одетый, внешне неприметный незнакомец, которому принц-регент оказывает такие подчеркнутые почести.

В покоях Виениса Хардин приятно расслабился и с благодарностью принял бокал вина, собственноручно налитый регентом.

– Вино с Локриса, Хардин, – сказал Виенис, – из королевских погребов. Настоящая вещь, двухсотлетней выдержки. Было заложено еще за десять лет до Зеонского Восстания.

– Поистине королевский напиток, – вежливо согласился Хардин. – За Лепольда Первого, короля Анакреона.

Они выпили, и Виенис, помедлив, льстиво добавил:

– А вскоре и императора Периферии, а там кто знает? Галактика когда-нибудь может объединиться вновь.

– Без сомнения. Под эгидой Анакреона?

– Почему бы и нет? С помощью Установления наше научное превосходство над остальной Периферией станет неоспоримым.

Хардин поставил пустой бокал на стол и произнес:

– Что ж, именно так, но с тем, разумеется, исключением, что Установление призвано содействовать любой нации, которая обратится к нему за научной помощью. Ввиду высокого идеализма нашего правительства и великих моральных заветов нашего основателя Хари Селдона мы не в состоянии играть в фаворитизм. Тут ничего не поделаешь, ваше высочество.

Улыбка Виениса стала шире.

– Как говорит народная мудрость, Галактический Дух помогает тем, кто сам о себе заботится. Я прекрасно понимаю, что Установление, будучи предоставлено само себе, никогда не станет сотрудничать.

– Я бы так не сказал. Мы отремонтировали для вас имперский крейсер, хотя моя Навигационная Коллегия желала забрать его себе в целях изучения.

Регент с иронией повторил последние слова.

– В целях изучения! Да! И все же вы бы не ремонтировали корабль, если бы я не угрожал вам войной.

Хардин сделал пренебрежительный жест.

– Я не знаю.

– А я знаю. И угроза эта останется всегда.

– И сейчас остается?

– Сейчас уже слишком поздно говорить об угрозах, – Виенис бросил взгляд на часы, стоявшие на его столе. – Видите ли, Хардин, как-то вы уже побывали на Анакреоне. Вы, подобно мне, были тогда молоды. Но даже тогда мы имели совершенно различные взгляды на то, как следует вести дела. Ведь вы из тех, кого именуют миротворцами, не так ли?

– Наверное, да. По крайней мере, я считаю насилие неэкономичным способом достижения целей. Всегда имеются лучшие варианты, хотя иногда они бывают не столь очевидны.

– Да. Я слышал о вашем знаменитом изречении: "Насилие – последнее прибежище некомпетентных". И все же, – регент почесал ухо в притворной рассеянности, – я бы не назвал себя таким уж некомпетентным.

Хардин вежливо кивнул, не сказав ни слова.

– И, несмотря на это, – продолжал Виенис, – я всегда верил в непосредственные действия. Я верил, что надо прокладывать прямой путь к цели и следовать по этому пути. Я многого добился таким образом и с полным правом надеюсь достичь еще большего.

– Я знаю, – вмешался Хардин. – Полагаю, вы прокладываете описанный вами прямой путь для вас и ваших детей, – путь, который ведет прямо к трону, – если учесть недавнюю трагическую гибель отца короля, вашего старшего брата, и хрупкое здоровье самого короля. Ведь у него хрупкое здоровье, не правда ли?

Виенис нахмурился при этом выпаде и заговорил жестче.

– Я бы посоветовал вам, Хардин, избегать определенных тем. Вы, может быть, считаете, что как мэр Терминуса имеете право делать… э… неразумные замечания, но, прошу вас, разуверьтесь в этом. Я не из тех, кого можно запугать словами. Моя жизненная философия всегда заключалась в том, что трудности исчезают, если их встречаешь открыто, и я никогда не отворачивался от них.

– Я в этом не сомневаюсь. И перед какой же именно трудностью вы отказываетесь отступить в данное время?

– Трудность, Хардин, состоит в том, чтобы убедить Установление сотрудничать. Ваша мирная политика, видите ли, привела вас к совершению ряда очень серьезных ошибок – просто потому, что вы недооценили смелость своего соперника. Не все, подобно вам, так боятся прямых действий.

– К примеру? – поинтересовался Хардин.

– К примеру вы явились на Анакреон в одиночестве и в одиночестве же проследовали за мной в мои покои.

Хардин осмотрелся по сторонам.

– А что в этом плохого?

– Ничего, – сказал регент, – за исключением того, что снаружи этого помещения находятся пять полицейских стражников, хорошо вооруженных и готовых открыть огонь. Я не думаю, чтобы вы смогли уйти, Хардин.

Брови мэра поднялись.

– А я и не намереваюсь тут же уходить. Значит, вы так меня боитесь?

– Я вас вовсе не боюсь. Но это, может быть, продемонстрирует вам мою решимость. Будем называть это жестом с моей стороны.

– Называйте как вам угодно, – безразлично произнес Хардин. – Я не буду переживать по поводу этого инцидента, как бы вы его не назвали.

– Я уверен, что со временем ваше отношение изменится. Но вы сделали и другую ошибку, Хардин, более серьезную. Планета Терминус, как кажется, почти совершенно не защищена.

– Естественно. Чего нам бояться? Мы не угрожаем ничьим интересам и служим всем одинаково.

– И, оставаясь беспомощными, – продолжал Виенис, – вы любезно помогли нам вооружиться, особенно способствуя развитию нашего собственного флота, великого флота. В сущности, такого флота, которому после вашего дара – имперского крейсера – сопротивляться невозможно.

– Ваше высочество, вы тратите время зря, – Хардин сделал движение, словно поднимаясь с кресла. – Если вы намереваетесь объявить войну и информируете меня об этом обстоятельстве, то позвольте мне немедленно связаться с моим правительством.

– Сидите, Хардин. Я не объявляю войны, и вы не свяжетесь со своим правительством. Когда война разразится – она не будет объявлена, Хардин, а разразится, – Установление в должное время будет проинформировано о ней атомными бластерами Анакреонского флота во главе с флагманом "Виенис", некогда крейсером имперского флота, под общим командованием моего собственного сына.

Хардин нахмурился.

– И когда же это произойдет?

– Если вам в самом деле интересно, то… Корабли флота покинули Анакреон ровно пятьдесят минут назад, в одиннадцать, а первый выстрел раздастся сразу же на подходе к Терминусу, завтра в полдень. Вы можете считать себя военнопленным.

– Я именно им себя и считаю, ваше высочество, – сказал Хардин, все еще хмурясь. – Но я разочарован.

Виенис презрительно фыркнул.

– И все?

– Да. Я думал, что момент коронации – полночь – будет более подходящим временем для отправки флота. Видимо, вы хотели начать войну, оставаясь регентом. В противном случае все было бы еще более драматично.

Регент уставился на него.

– О Космос! Что это вы несете?

– А вы не понимаете? – мягко сказал Хардин. – Я назначил мой контрудар на полночь.

Виенис вскочил с кресла.

– Вы мне тут не блефуйте. Никакого контрудара нет. Если вы рассчитываете на поддержку остальных королевств, то забудьте о ней. Их флоты, даже вместе взятые, не сравнятся с нашим.

– Я это знаю. Я не собираюсь стрелять ни разу. Просто неделю назад было разослано сообщение о том, что сегодня, начиная с полуночи, планета Анакреон попадает под интердикт.

– Интердикт?

– Да. Если вы не понимаете, я поясню. Все жрецы на Анакреоне забастуют – если я не отменю приказа. Но я не могу его отменить, пока меня удерживают без средств связи; да и в противном случае я бы этого не сделал! – он подался вперед и добавил с неожиданным оживлением: – Соображаете ли вы, ваше высочество, что нападение на Установление есть не что иное как омерзительнейшее святотатство?

Виенис явно старался овладеть собой.

– Избавьте меня от этого, Хардин. Оставьте эти разговоры для толпы.

– Мой дорогой Виенис, а для кого же, как вы думаете, я их оставил? Полагаю, что в течение последнего получаса каждый храм на Анакреоне окружен толпой, внимающей жрецу, который посвящает их в это самое обстоятельство. На Анакреоне не останется ни одного мужчины, ни одной женщины, не поставленных в известность о том, что их правительство развязало коварное, неспровоцированное нападение на центр их религии. Но до полуночи осталось лишь четыре минуты. Вы лучше пойдите вниз, в бальный зал, чтобы понаблюдать за событиями. Я же буду здесь, в безопасности, с пятью стражниками за дверью.

Он откинулся в кресле, налил себе еще бокал локрисского вина и уставился в потолок с видом полного безразличия. Охваченный яростью Виенис выбежал из комнаты.

Шум в зале среди знати к этому времени утих, и широкий проход к трону расчистился. Лепольд теперь восседал на нем: руки на подлокотниках, голова поднята, лицо каменное. Огромные канделябры потускнели, и в рассеянном многоцветном свечении крошечных атомных ламп, вделанных в сводчатый потолок, гордо сияла царственная аура, высоко вздымаясь над головой Лепольда в виде сверкающего венца.

Виенис остановился на лестнице. Никто не замечал его: все взгляды были обращены к трону. Сжав кулаки, он остался стоять: Хардин своим блефом не побудит его к действиям.

И тут трон вздрогнул. Он бесшумно поднялся вверх и медленно поплыл с возвышения вниз по ступеням, а затем горизонтально, в пяти сантиметрах над полом, двинулся к широкому, огромному окну.

При звуке гулкого колокола, отмечающего полночь, он остановился перед окном – и аура короля погасла.

На какую-то долю секунды король застыл; лицо его, искаженное изумлением, без ауры, было чисто человеческим; и тут трон покачнулся и упал на пол с раскатистым грохотом. Одновременно с этим погасли огни во всем дворце.

Посреди визга, шума и смятения раздавался рев Виениса:

– Огня! Огня!

Расшвыривая толпу направо и налево, он пробился к двери. Во мраке отовсюду сбегалась дворцовая стража.

Откуда-то в бальный зал принесли факелы, которые предполагалось использовать после коронации в гигантском шествии по улицам города. В зале сгрудились стражники со светильниками – голубыми, зелеными и красными; необычное освещение озаряло напуганные, смятенные лица.

– Опасности нет, – кричал Виенис. – Займите свои места. Энергию сейчас же подключат.

Он повернулся к капитану стражи, который угрюмо дожидался, пока на него обратят внимание.

– В чем дело, капитан?

– Ваше высочество, – последовал незамедлительный ответ, – дворец окружен горожанами.

– Чего они хотят? – зарычал Виенис.

– Их возглавляет жрец. Он опознан – это Верховный Жрец Поли Верисоф. Он требует немедленного освобождения мэра Сальвора Хардина и прекращения военных действий против Установления, – рапорт был сделан невыразительным офицерским тоном, но глаза капитана бегали.

Виенис закричал:

– Если кто-нибудь из черни попытается миновать дворцовые ворота, продырявьте его бластерами. Пока больше ничего. Пусть воют! Завтра мы передадим сообщение.

Факелы к этому времени были розданы, и бальный зал снова осветился. Виенис поспешил к трону, все еще стоявшему у окна, и подтащил к себе потрясенного, белого как воск Лепольда.

– Пошли со мной.

Он бросил взгляд за окно. Город был совершенно темен. Снизу доносились хриплые, смятенные вопли толпы. Только в правой стороне, где стоял Арголидский храм, сохранялось освещение. Виенис выругался и повлек короля за собой.

Он ворвался в свои покои, за ним – пятеро стражников. Сзади, вытаращив глаза, следовал Лепольд, напуганный до потери дара речи.

– Хардин, – сказал Виенис охрипшим голосом, – вы играете с силами, слишком серьезными для вас.

Мэр проигнорировал его. Озаренный жемчужным светом карманной атомной лампы на боку, он продолжал спокойно сидеть со слегка ироничной улыбкой на лице.

– Доброе утро, ваше величество, – сказал он Лепольду. – Поздравляю вас с коронацией.

– Хардин, – вновь завопил Виенис, – прикажите вашим жрецам вернуться к своим обязанностям.

Хардин поднял холодный взгляд.

– Прикажите им сами, Виенис, и увидите, кто играет со слишком большими силами, и для кого они слишком серьезные. В данное время на Анакреоне не вращается ни одно колесо. Свет не горит нигде, за исключением храмов. Нигде не течет ни капли воды, кроме как в храмах. На зимней стороне планеты нет ни единой калории тепла, кроме как в храмах. Больницы не принимают пациентов. Энергостанции остановлены. Все корабли пришвартованы. Если вам это не нравится, Виенис, вы сами можете приказать жрецам вернуться к своему делу. Я не желаю делать этого.

– Клянусь Космосом, Хардин, я это сделаю. Если пришла пора выкладывать карты на стол, пусть так и будет. Мы увидим, смогут ли ваши жрецы противостоять армии. Этой же ночью все храмы на планете будут заняты войсками.

– Отлично, но как вы собираетесь отдавать им приказы? Все линии связи на планете отключены. Вы увидите, что не работает ни радио, ни гиперсвязь. В сущности, единственное работающее устройство связи на всей планете – кроме храмов, конечно – это телевизор в данной комнате, да и тот я настроил только на прием.

Виенис отчаянно ловил воздух, а Хардин продолжал:

– Если желаете, можете приказать вашей армии захватить Арголидский храм прямо рядом с дворцом, и затем использовать его ультраволновые установки, чтобы связаться с прочими частями планеты. Но в таком случае, боюсь, военный контингент будет разорван на куски толпой: и кто же тогда будет защищать ваш дворец, Виенис? И ваши жизни, Виенис?

Виенис прохрипел:

– А пошли вы к черту, Хардин. Мы сможем продержаться. Мы дождемся дня. Пусть толпа воет, и пусть отключится энергия, но мы продержимся. А когда придет известие, что Установление захвачено, ваша бесценная толпа поймет, на каком вакууме основана ее религия, и она покинет ваших жрецов и обратится против них. Я уступаю вам лишь до завтрашнего полудня, Хардин, ибо вы можете отключить энергию на Анакреоне, но вы не остановите моего флота, – его голос ликующе каркнул. – Они на пути, Хардин, во главе с огромным крейсером, который вы сами приказали починить.

Хардин беззаботно ответил:

– Да, с крейсером, который я сам приказал починить – но ремонт которого велся согласно моему собственному замыслу. Скажите, Виенис, вы когда-нибудь слышали о гиперволновом реле? Вижу, что нет. Ну что ж, через две минуты вы узнаете, что это за штука и на что она способна.

Телевизор при этих словах включился, и Хардин поправился:

– Нет, через две секунды. Садитесь, Виенис, и смотрите.

7.

Тео Апорат был на Анакреоне одним из жрецов самого высшего ранга. Уже с точки зрения старшинства он заслуживал своего назначения в качестве главного жреца-сопровождающего на флагмане "Виенис".

Но дело было не только в старшинстве. Он знал корабль. Он работал над ремонтом корабля под непосредственным началом святых людей с самого Установления. Он перебирал моторы согласно их указаниям. Он перепаивал визоры; чинил систему связи; облицовывал пробитый корпус; укреплял бимсы. Ему даже дозволено было помогать мудрецам Установления в сборке устройства настолько священного, что его никогда прежде не размещали на кораблях, сохраняя лишь для этого восхитительного колосса. Устройство это именовалось гиперволновым реле.

Неудивительно, что у Апората защемило сердце при мысли о коварных целях, для достижения которых предназначался этот славный корабль. Он не хотел верить тому, что говорил ему Верисоф – якобы корабль будет использован для ужасного злодеяния и орудия его будут обращены против великого Установления. Против того Установления, где он обучался в юности, от которого проистекала вся благодать окружающего мира.

И все же после услышанного от адмирала сомнений не оставалось.

Как мог король, благословенный свыше, дозволить этот отвратительный поступок? Но действительно ли во всем был виновен король? Не был ли то умысел проклятого регента Виениса – умысел, о котором король вообще не подозревал? И сын этого самого Виениса как раз и был тем адмиралом, который пять минут назад сказал ему:

– Займитесь вашими душами и вашими благословениями, жрец. Моим кораблем займусь я сам.

Апорат криво усмехнулся. Да, он займется своими душами и своими благословениями – и своими проклятиями тоже; и принц Лефкин скоро заскулит.

Он вступил в рубку общей связи. Впереди него шел послушник, и двое дежурных офицеров не сделали ни одного протестующего движения. Главный жрец-сопровождающий имел право на свободный вход во все помещения корабля.

– Закройте дверь, – приказал Апорат и посмотрел на хронометр.

Было без пяти минут двенадцать. Он рассчитал верно.

Быстрыми, умелыми движениями он переставил рычажки, подключив все линии связи так, что его голос и изображение могли достичь любой части этого корабля длиной в две мили.

– Солдаты королевского флагмана "Виенис", внимайте! С вами говорит ваш жрец-сопровождающий!

Он знал, что звук его голоса разнесся от кормовых атомных бластеров до навигационных столов на носу.

– Ваш корабль, – громко объявил он, – втянут в святотатство! Без вашего ведома он участвует в таком деянии, которое обречет душу каждого из вас на вечный космический холод! Слушайте! Ваш командир намеревается повести этот корабль к Установлению и подвергнуть бомбардировке этот источник всего святого, потворствуя своим греховным желаниям. И поскольку таковы его намерения, я, именем Галактического Духа, отстраняю его от командования, ибо никто не может командовать в месте, на котором более не почиет благословение Галактического Духа. Сам божественный король не смог бы сохранить свою монаршью власть без соизволения Духа.

Его голос стал ниже по тону. Послушник внимал с почтением, а двое солдат – с нарастающим страхом.

– И, поскольку этот корабль находится на дьявольском пути, благословение Духа с него снимается.

Он торжественно поднял руки; перед тысячей телевизоров на борту корабля солдаты в ужасе съежились, когда величественный жрец-сопровождающий возвестил:

– Именем Галактического Духа, его пророка Хари Селдона, и его толкователей, святых людей Установления, проклинаю этот корабль. Пусть телевизоры на этом корабле, которые суть глаза его, ослепнут. Пусть его манипуляторы, которые суть его руки, замрут. Пусть атомные бластеры, которые суть его кулаки, перестанут действовать. Пусть моторы, которые суть его сердце, перестанут пульсировать. Пусть системы связи, которые суть его голос, онемеют. Пусть его вентиляторы, которые суть его легкие, смолкнут. Пусть его огни, которые суть его душа, померкнут в небытии. Именем Галактического Духа я налагаю такое проклятие на этот корабль.

И с последним словом, когда пробило полночь, удаленная на световые годы рука в Арголидском храме замкнула гиперволновое реле, а оно, с мгновенной скоростью гиперволны, замкнуло другое – на флагмане "Виенис".

И корабль умер!

Ибо главная особенность религии науки заключается в том, что она действует, и такие проклятия, как произнесенное Апоратом – поистине смертельны.

Апорат увидел, как тьма сомкнулась над кораблем, и услышал, как внезапно прекратилось мягкое, отдаленное мурлыканье гиператомных двигателей. Возликовав, он достал из кармана своего длинного одеяния атомную лампочку с автономным питанием, залившую рубку жемчужным светом.

Он взглянул на двух солдат, которые, будучи несомненно храбрыми парнями, тряслись, упав на колени, у последней черты смертельного ужаса.

– Спасите наши души, ваше преподобие! Мы несчастные люди, не ведающие о преступлениях наших предводителей, – захныкал один из них.

– Следуйте за мной, – сурово произнес Апорат. – Ваши души еще не потеряны.

Корабль сделался средоточием смятения во мраке; страх был столь огромен и осязаем, что ощущался подобно зловонию. Солдаты толпились там, где проходил в своем круге света Апорат, и старались прикоснуться к краю его одеяния, упрашивая о ничтожнейшей частице милости. И ответ жреца всегда был один и тот же:

– Следуйте за мной!

Он отыскал принца Лефкина, который пробирался из офицерских кают, громко ругаясь и требуя света. Адмирал ненавидящим взором уставился на жреца-сопровождающего.

– А, вот ты где!

Лефкин унаследовал голубые глаза от матери, но крючковатый нос и косящий глаз выдавали в нем сына Виениса.

– Что означают твои изменнические действия? Включи энергию на корабле. Я здесь командую.

– Уже нет, – мрачно сказал Апорат.

Лефкин разъяренно огляделся.

– Хватайте этого человека! Арестуйте его или, клянусь Космосом, я выкину всех, кто меня слышит, из шлюза без скафандров, – он остановился и вдруг взвизгнул: – Это приказ вашего адмирала. Арестуйте его!

Окончательно потеряв голову, он завопил:

– Вы что, позволяете дурачить себя этому скомороху, этому жулику? Вы служите религии, построенной из облаков и лунного света? Этот человек – мошенник, а Галактический Дух, о котором он вещает, есть просто лживая выдумка, предназначенная для…

Апорат с яростью прервал его:

– Схватите святотатца. Слушать его речи – значит подвергать опасности свою душу.

И немедленно в высокородного адмирала вцепились руки дюжины солдат.

– Возьмите его и следуйте за мной.

Апорат свернул и вместе с Лефкином, которого волокли сзади, возвратился по коридорам, забитым солдатней, в рубку связи. Там он велел бывшему командующему сесть перед единственным работающим телевизором.

– Прикажите остальному флоту изменить курс и подготовиться к возвращению на Анакреон.

Лефкин, взъерошенный, избитый, в ссадинах, в полуобморочном состоянии, повиновался.

– А теперь, – безжалостно продолжал Апорат, – мы установим контакт с Анакреоном по гиперволновому лучу. Говорите то, что я приказываю.

Лефкин сделал протестующий жест, и толпа в рубке грозно взревела, равно как и прочие, сгрудившиеся в коридорах.

– Говорите! – сказал Апорат. – Начинайте: "Анакреонский флот…"

Лефкин начал.

8.

Когда на телевизоре появилось изображение принца Лефкина, в покоях Виениса наступило абсолютное молчание. Регент, увидев измученный облик и мятую форму своего сына, сдавленно ахнул и упал в кресло с лицом, искаженным страхом и изумлением.

Хардин флегматично слушал, сложив руки на коленях, а коронованный только что король Лепольд сидел в самом темном углу, съежившись и судорожно закусив свой расшитый золотом рукав. Даже солдаты потеряли бесстрастный вид, столь свойственный военному люду, и, выстроившись у двери с бластерами наготове, украдкой косились на экран.