Текст книги "Соль под кожей. Том первый (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Глава седьмая: Лори
Глава седьмая: Лори
Настоящее
Я медленно поворачиваюсь, цепляясь буквально за каждый миг, чтобы дать себе время справиться с дрожью отвращения. Сколько лет прошло, но каждый раз, когда он только появится на горизонте, в моих воспоминаниях как будто случается экстренная поломка и все дерьмо прошлого прорывает наружу как ржавая канализация.
– Константин, – смотрю в его ухмыляющееся лицо, – добрый вечер.
Нет никакого желания поддерживать с ним разговор, поэтому лучший выход – просто игнорировать все, что будет молоть его грязный язык. Несмотря на то, что он не узнал меня, каждая наша встреча лицом к лицу грозит мне разоблачением. Хорошо, что теперь они с Андреем не так близки, как раньше, и в те редкие дни, когда Завольский-младший с ним встречается, мне даже не нужно придумывать отговорки, почему я не могу составить ему компанию. Кроме того, Угорич на дух не переносит отец Андрея, и пару раз намекал, что не станет расстраиваться, если из-за «каких-то жизненных обстоятельств» они вообще перестанут общаться. А раз эти мысли Завольский-старший озвучивал при мне, то это можно считать прямым намеком на то, что он ожидает от меня некоего участия в организации этих «обстоятельств».
– Как всегда – идеальна. – Угорич берет мою руку, наклоняется и целует пальцы, как всратый джентльмен из книг Джейн Остин.
Хорошо, что в эту минуту он отводит взгляд и я могу без опаски на секунду сжать челюсти, не боясь, что гримаса отвращения разоблачит мои мысли и мое отношение к нему. Это Валерия Гарина ненавидит этого мудака каждой убитой наповал нервной клеткой, а у Валерии Ван дер Виндт для этого нет никаких причин. По большому счету, в «новой жизни» мы с Угоричем в обшей сложности обменялись едва ли сотней слов. Хотя это все равно слишком много. И все еще очень опасно.
Угорич – та еще токсичная мерзость, но он не дурак.
Я до сих пор боюсь, что на самом деле мой «дорогой» братец понял, кто скрывается за личиной Валерии Ван дер Виндт, но по каким-то своим соображениям предпочел прикинуться шлангом, и только делает вид, что не узнал меня.
– Ну и где этот болван? – Угорич для дела проводит взглядом вокруг, хотя наверняка знает, что Андрей совершенно в другом месте.
– Встретил кого-то очень важного и забыл обо всем на свете. – Я, тоже для дела, закатываю глаза, изображая легкое недовольство, граничащее со смирением. – Ты же его знаешь – долг и дело превыше всего.
Константин чуть наклоняет голову набок, изучая мое лицо с придирчивостью полиграфа. Я выдерживаю и этот взгляд тоже. Могу похвастаться тем, что годы дрессировок не прошли зря, и теперь нужно что-то гораздо большее, чем безмолвная попытка взять меня на слабо.
Даже Угоричу.
– Иногда я завидую Андрею. Черной-черной завистью, – подчеркивает Константин. – Вера женщины в своего мужчину может творить чудеса. Каждый мужик мечтает о спутнице, которая будет подносить ему патроны.
Какая банальность.
– Уверена, госпожа Угорич всегда на страже и готова подавать не только патроны, но и ядерные «томогавки», и даже угнать эсминец, если мир будет слишком жесток, – напоминаю о его женатом статусе.
Оксана – третья жена Угорича, и одного взгляда на эту бедняжку достаточно, чтобы понять все об их браке. Я офигела, когда узнала, что она на четыре года старше его, хотя обычно мужчины его статуса и с его взглядами на жизнь, меняют жен по принципу – каждая следующая моложе предыдущей. Константин всего пару раз выводил ее в свет, и только на те мероприятия, где это было необходимо. Впервые я увидела Оксану на вручении награды благотворительного фонда «Новая жизнь», где Угорич – какая ирония! – фигурировал в качестве одного из номинантов на премию. Высокая, одетая как монашка, с гладко зачесанными волосами, Оксана больше походила на его секретаршу, чем на супругу – держалась позади, не открывала рот без его разрешения, и почти не смотрела по сторонам. Из всех женщин в зале только она была полностью без украшений, не считая простого золотого кольца на безымянном пальце без единого камня или гравировки. Точно такое же кольцо носили наши мамы в те тяжелые времена, когда бриллианты были доступны только женам дипломатов.
Второй раз мы столкнулись совершенно случайно в торговом центре. Я как раз выходила из бутика с нижним бельем, и была так занята разговором по телефону, что едва не сшибла ее с ног. Оксана тут же отскочила в сторону и попыталась сделать вид, что просто проходила мимо, но я успела заметить, что все это время она разглядывала витрину. Мы поздоровались, я из вежливости поинтересовалась как у нее дела, она так же из вежливости сказала пару ничего не значащих фраз. Но ее голодный и, одновременно, затравленный взгляд, преследовал меня до конца дня. Оксана смотрела на обычные – только неоправданно дорогие – тряпки глазами голодной собаки.
– Ты обратила внимание, что ни один наш разговор не обходиться без упоминания моей жены? – Угорич проводит языком по губам, как будто пытается слизать невидимый налет, образовавшийся там от упоминания его супруги.
– Кстати, где она? – Я тоже как будто осматриваю зал, хотя абсолютно уверена, что Оксаны здесь нет. Если бы была – то стояла бы у него за спиной, понурив голову и ожидая разрешения заговорить или выпить.
– Болеет, – небрежно бросает Константин, даже не пытаясь скрыть ложь.
– Бедняжка, – сочувствующе качаю головой, – я знаю очень хорошего терапевта! Берет дорого, но откопает любую, даже самую коварно замаскировавшуюся болезнь. У меня тут есть его номер…
Угорич подлым скользящим движением подвигается ближе и смыкает пальцы на моем запястье, из-за чего я едва не роняю телефон.
Тело мгновенно цепенеет.
Я чувствую себя сусликом, который пытается прикинуться дохлым, когда понимает, что на него нацелился голодный удав. Внутренности покрываются коркой льда, воздух в легких стремительно заканчивается, а на спасительный вдох у меня просто нет сил.
– Может, – Угорич наклоняется к моему уху, его влажное дыхание мерзко щекочет кожу, – встретимся как-нибудь в неформальной обстановке?
Ненавижу себя за оцепенение и страх, которые этот человек до сих пор мне внушает. За годы подготовки к моему триумфальному «возвращению», я поборола столько внутренних комплексов и сломала такое количество барьеров, которого хватило бы на десятерых, но эта скользкая тварь продолжает вгонять меня в какой-то хтонический ужас как будто сошедший ос страниц книг Лавкрафа.
– Поговорить о терапевте? – делаю вид, что не понимаю недвусмысленный намек.
– В том числе.
Он сжимает пальцы еще сильнее, как будто хочет, чтобы его ДНК просочились мне под кожу, но Андрей впервые в жизни появляется вовремя.
– А вот и мой жених, – с облегчением выдыхаю я, и одергиваю руку.
Ошибка лишь в том, что делаю это слишком поспешно, и тем самым вручаю Угоричу козырь против меня – теперь он знает, что имеет какую-то власть над моими чувствами, и обязательно ею воспользуется, как только представится возможность.
– Мне было так одиноко без тебя, – говорю почти чистую правду одновременно хватая Андрея под руку, и становясь как будто немного за него.
Мой слабохарактерный женишок – совсем не тот случай, когда «как за каменной стеной», но Константин не рискнет так откровенно проявлять ко мне интерес. Это будет означать почти открытую пощечину Завольским. Кстати… нужно подумать, как я могу этим воспользоваться.
– Андрей. – Угорич жмет ему руку и пару минут распинается, нахваливая мой ум и блестящий юмор, и какое наслаждение получил от разговора со мной. Как будто мы битый час разгадывали шарады. – Тебе нельзя так надолго оставлять невесту без присмотра, Андрей. Могу по старой дружбе назвать имен парочки присутствующих, кто точно хотел бы украсть прямо сейчас.
«Скользкая тварь».
Угорич как будто слышит мои мысли – нарочно становится так, чтобы снова беспрепятственно лапать меня взглядом.
– Мы с Валерией полностью друг другу доверяем, она может разговаривать сколько угодно и с кем угодно, – говорит Андрей, и вся радость от его появления моментально улетучивается.
На лице Константина – как бы тщательно он не пытался это скрыть – мелькает выражение высокомерия. Я не з тех женщин, которые роняют матку от приступов неандертальской мужской ревности к каждому столбу, но с такими, как Угорич, необходимо сразу жестко очерчивать границы, за которые им лучше не переступать. Не потому что «мы с моей любимой про доверие», а потому что «ты портишь воздух, которым дышит моя женщина». Будь на месте Андрея кто-то более тестостероновый… кто-то с характером и железными яйцами, и…
Я явственно ощущаю в ноздрях терпкую горчинку запаха того мужика из зала, и порывисто прижимаюсь носом к плечу Андрея, чтобы перебить его сладким парфюмом так не вовремя накатившую слабость. Надо было взять у него номер, перезвонить и перенести встречу.
– Нам с Андреем пора, – я искусственно улыбаюсь Угоричу и тащу Андрея к лестнице, хотя до конца антракта еще десять минут.
Убедившись, что Константин не идет за нами и уже успел потеряться в толпе, позволяю себе ругнуться сквозь зубы. Андрей закатывает глаза – его излюбленная реакция на все, что не вписывается в его картину прекрасного. Неудивительно для человека с его «специфичными вкусами».
– Я не для того вытащила тебя на эту ярмарку тщеславия, чтобы ты весь вечер шатался неизвестно где!
– Я не обязан тебя развлекать, – он намеренно игнорирует мой повышенный тон, но все же отходит на шаг. И снова закатывает глаза, когда я ровно на такой же шаг придвигаюсь обратно. – Ради кого этот спектакль, Валерия? Здесь никого нет, на нас никто не смотрит.
– Никто, кроме те двух фотографов и их фотокамер, – шиплю, едва разжимая губы, и снова мастерски разыгрываю «случайно пойманный флирт».
Поправляю Андрею прическу, улыбаюсь и несу какую-то несвязную чушь. Со стороны это выглядит как будто парочка влюбленных уединилась, чтобы излить друг на друга накопившиеся за вечер телячьи нежности. Надеюсь, на фото все будет выглядеть так же. Завольский-старший должен быть доволен тем, как я из шкуру вон лезу, чтобы поправить специфическую репутацию его сына.
Глава восьмая: Лори
Глава восьмая: Лори
Настоящее
В «Стрелецкий» меня пускают сразу, хотя обычно в это место просто так с улицы не зайти. Нет, на дверях этого ресторана не висит табличка «только для владельцев клубных карт», и официально он не позиционируется исключительно закрытым местом, уже давно набравшим свою клиентскую базу. Просто так получилось само собой, что со временем его облюбовали люди определенного образа жизни и уровня достатка, которым стало не комфортно есть в присутствии тех, чьи банковские счета не трещат по швам. Теперь попасть сюда можно, только забронировав столик по номеру телефона, а бронь осуществляется только при предоставлении документов. Ну какой нормальный человек расчехлит паспорт, ради того, чтобы через пару месяцев (раньше никак), съесть две французских устрицы и отдать за это сомнительное удовольствие свою месячную зарплату?
Но меня в «Стрелецком» уже хорошо знают, потому что Завольский-старший проводит здесь почти все свое свободное время. Возможно, даже больше чем дома.
Он сидит за столом около красиво оформленной зеленой зоны, в центре которой стоит чучело косули. Пошлость и гадость, но охота занимает особенное место в жизни здешних посетителей. Как будто им мало того, что они ежедневно потрошат чьи-то жизни на финансовой арене – подавай вдобавок обязательно пустить кровь какому-то несчастному животному.
Пока я подхожу, обращаю внимание, что Завольский-старший перелистывает что-то на планшете с довольной рожей. А увидев меня, улыбка еще больше растекается по его раздутому лицу.
Он напоминает мне героя одной старой фантастической саги известного тем, что он был настолько жирным, что передвигаться мог исключительно в летающей кресле. Если убрать то, что в кино этого злодея всегда показывают гипертрофированно огромным, в реальности он, скорее всего, выглядел бы точно также, как папаша Андрея – похожим на наряженный в дорогие шмотки воздушный шар. Даже сейчас меня посещает мысль однажды пронести с собой шило, украдкой ткнуть его и посмотреть, что будет.
Обязательно сделаю это, когда свершу свою вендетту и полезность, и важность Завольских сойдет на нет. Но, пожалуй, позволю себе слабость ткнуть его открыто. Например, прямо в глаз.
А пока улыбаюсь в ответ, подхожу к столику и наклоняюсь, позволяя Завольскому-старшему по-отечески поцеловать меня в щеку. Напрягаюсь, ожидая еще одного его обязательного проявления «свекровьей любви» – шлепка по заднице. От поцелуя ощущение такое, будто к щеке прислонили свеже пойманную жабу, но это цветочки по сравнению с унизительным шлепком.
Мысль о шиле в его поросячьем глазу уже не кажется такой кровожадной.
– Ну Лерка, ну хороша! – еще одна обязательная фраза из его лексикона. – Где мои годы…
Я занимаю место напротив, незаметно задвигаю под тарелку приборы – всегда есть соблазн не сдержаться и немедленно пустить Завольскому жир.
Официант возникает как по щелчку пальцев, разливает по бокалам вино и приносит мне что-то крохотное на блюде, обложенное листьями экзотической зелени. Пробовать это у меня нет никакого желания. К счастью, и Завольский позвал меня не для того, чтобы накормить, и по большому счету ему плевать, что происходит с моим желудком – главное, чтобы это тело послушно исполняло возложенную на него миссию.
Как, наверное, он удивился бы, если бы узнал, что в этом мы с ним абсолютно похожи, и его роль в моей жизни состоит ровно в том же.
– Хорошая работа! – Завольский пододвигает ко мне планшет, на экране которого – статья со вчерашнего мероприятия.
– Работа? – невинно хлопаю глазами. – Вы же знаете, с каким удовольствием я провожу время с Андреем.
Завольский откидывается на спинку стула и высмеивает мою демонстративную попытку разыграть влюбленную дуру. В «Стрелецком» у него свое личное место и специальный крепкий широкий стул – обычный просто не выдержал бы вес его туши.
– И фотографии что надо. Надеюсь, я больше никогда не услышу ту… мерзость, которую…
Он внезапно перестает смеяться, хватает стакан и делает несколько жадных глотков, чтобы запить неприятное слово.
«Бедняжка, как же тебе неприятно даже допускать мысль о том, что твой единственный драгоценный сыночек, может оказаться «немного странным».
– Мы чудесно провели время, – продолжаю щебетать и чирикать вслух. – Вам абсолютно не о чем беспокоится.
Мне пришлось постараться, чтобы статья о вчерашнем светском мероприятии появилась в интернет изданиях еще до обеда, хотя по графику должна была выйти не раньше четырех. Решила не искушать судьбу и подстраховаться, обеспечить себе дополнительный бонус перед встречей с Завольским. Хорошо, что мое финансовое положение позволяет не только менять внедорожники раз в год, но и держать на прикорме парочку информационных ресурсов. Не больших и не регионального масштаба, но уровень их аудитории позволяет в достаточной степени манипулировать нужной мне информацией.
У меня наготове лежит прекрасный, разрывной материал, но всему свое время.
– Ты знаешь, что я с самого начала относился к тебе с подозрением, – говорит Завольский и, наконец, забывает о статье. – Когда ты только появилась в офисе, подумал, что пришла туда как и все до тебя – покрутить жопой в надежде выцепить кого-то из моих директоров.
Я улыбаюсь, делая вид, что услышала комплимент, а не прямое оскорбление. Хотя сейчас он действительно деликатнее чем в нашу первую встречу. Тогда Завольский без предупрежденья заявился в офис и застал меня в кабинете Андрея как раз в тот момент, когда я вернула подписанные им документы, потому что этот дуралей снова подписал их раньше половины своих нижестоящих подчиненных. Увидев меня, Завольский-старший сначала прищелкнул языком, потом облапал взглядом мою задницу, а потом сказал, обращаясь к Андрею: «Не знал, что теперь ты вызываешь проституток в офис». Я молча проглотила унижение, протянула ему бумаги и спокойно предложила заплатить мне по двойному тарифу, потому что его сын знатно выебал мне мозги.
– Ты же не дуешься на старика за те резкие слова, – он как будто тоже вспомнил обстоятельства нашего знакомства, и делано раскаялся.
– Кто старое помянет… – Я салютую бокалом, делаю глоток и напоминаю себе, что должна быть умницей, если хочу в один прекрасный день послать его на хер и припомнить каждое оскорбление в мою адрес, и каждую кучу дерьма, наложенную их долбаной семейкой, которую мне пришлось убирать.
– Теперь о деле. – Завольский ёрзает на стуле, выбирает более удобное положение и в како-то момент кажется, что несчастная четырехногая конструкция не выдержит напряжения и развалится. Увы, нет, не с моим везением. – У меня к тебе деликатная просьба.
– Все, что в моих силах. – Я мысленно скрещиваю пальцы на удачу. Может, он все-таки перепоручит мне сделку с «MoneyFlow»? Хотя бы в качестве присматривающей за Андреем, чтобы этот деятель не наворотил лишнего.
– Ты же в курсе всего, что делается в офисе.
– Я знаю только то, что мне положено знать с моим уровнем допуска, Юрий Степанович.
Он уничижительно хмыкает. Но я была бы полной дурой, если бы ответила по-другому. Одно дело, что Завольский думает о моей осведомленности, и совсем другое – мое личное признание. Я не дам этому старому козлу поймать меня на подозрении в производственном шпионаже.
– Ладно-ладно, – он снисходительно качает головой, – сделаем вид, что я тебе верю. Вот.
Он протягивает пачку документов, которые все это время лежали на приставном столике, на котором обычно подают фрукты и вино. Я быстро пересматриваю основные, вникаю в цифры насколько это вообще возможно с оглядкой на то, что вся эта встреча сегодня – одна большая проверка для меня. Не удивлюсь, если Завольский уже запустил свой внутренний секундомер и отведенный мне кредит доверия тает с каждым тиком.
– Новое приобретение? – Хотя, название «СмартКэш» уже мелькало в поле моего зрения.
Эта контора, как и многие в наше время, занимается тем, что берет кредиты у больших банков и раздает их маленькими денежными ссудами под кабальные проценты, спекулируя на том, что доведенные до грани отчаяния люди пойдут на что угодно, лишь бы получить наличку здесь и сейчас, без гарантий, а не после кучи придирчивых банковских проверок. Не люблю такие конторы, потому что их основной контингент – «гробовые» и «больничные».
– Хочу, чтобы ты этим занялась.
Сначала я чувствую неприятный привкус разочарования – значит, боров даже не собирается ставить меня в известность о сделке с «MoneyFlow». Но постепенно, когда злость отходит на второй план, в голове вызревает мысль – какого… хрена?!
– Чем именно я должна заняться? – совершенно искренне не понимаю я.
В их семейной финансовой пирамиде у меня роль финансового аналитика с «особенным допуском». Мне хватает ума понимать, что все эти плюшки свалились на меня по двум причинам. Первая – я умная, цепкая и целеустремленная. Вторая – молчаливое согласие Завольского-старшего. И пока дела обстоят именно так, я должна покорно плясать под его дудку, нравится мне это или нет. Но до сегодняшнего дня ни в какие из моих обязанностей не входило «заниматься» купленными на распродажах убыточными фирмами-прокладками, а «СмартКэш» – именно такая контора. Мне хватило минуты и увиденных цифр, чтобы составить об этом более-менее четкое представление.
– Ты же видела цифры – как сама думаешь?
– Думаю… – бросаю многозначительный взгляд на папку с документами, – вы приобрели убыточную контору, чтобы отмывать через нее деньги. Предыдущий владелец, скорее всего, использовал ее для тех же целей, но ему не хватило ума правильно вести бухгалтерию, чтобы отвести себя от подозрений финансового контроля. Но вы, Юрий Степанович, хотите чтобы я взяла эту кучу дерьма – и сделала из нее конфетку, через которую планируете перегонять внушительные суммы денег. А чтобы делать это спокойно, необходимо отвести все подозрения и оформлять каждую финансовую операцию таким образом, чтобы она не попадала в поле зрения налоговой.
– Всегда знал, что ты смышленая девочка.
Он снова подзывает официанта и просит принести «Вдову Клико». Терпеть не могу сухие вина, хоть бы сколько не стоила бутылка, и каким бы громким не был бренд. Но сейчас я с удовольствием выпью даже горячую смолу, потому что Завольский только что вложил мне в руки ключ от возмездия.
Я ждала этого целых шесть лет.
Я выгребала авгиевы конюшни их семейства ради этого дня.
Сдержать ликующую улыбку еще сложнее, чем до этого не выдать свое отвращение. Но когда официант наполняет наши бокалы и Завольский пафосно произносит тост «За семью!», я выпиваю мерзкую сухую дрянь с горькими пузырьками с таким наслаждением, словно в моем бокале чистейшая концентрированная амброзия. Черт, да я готова приговорить целую бутылку прямо с горлышка, но внешне держусь сдержанно, позволяя себе ровно столько «сдержанной радости», сколько должна – нормального человека вряд ли сильно обрадует перспектива в одно лицо нести финансовую ответственность за чужое незаконное обогащение. А именно это Завольский и предлагает мне сделать.
Хорошо, что я не «нормальный человек».
И еще лучше, что я умная и очень злая сука, которой есть за что поквитаться со всей их семьей.
– Честно говоря, – жирный козел лично доливает шампанского в свой опустевший бокал, – довольной ты не выглядишь.
Очень хорошо, значит, мой спектакль безупречен.
– Просто, если я все правильно понимаю… все риски этого мероприятия… – Прищуриваюсь, как будто что-то подсчитываю в уме. – Я бы хотела заручиться гарантиями собственной безопасности в случае, если что-то пойдет не так.
– Твоя безопасность зависит только от твоего усердия, – быстро отвечает завольский, как будто он был готов к этому вопросу и приготовил ответ заранее. – Будешь умницей – и у нас не возникнет никаких проблем. Работы у тебя, конечно, прибавится, но учитываю деликатность вопроса… В общем, никаких дополнительных людей, девочка. Сама понимаешь.
– То, что знает один – это секрет, то, что знают двое – знают все, – цитирую, хоть и не дословно, известное крылатое выражение. Но отсутствие дополнительных участников как нельзя кстати и мне на руку. – И какова цена вопроса?
Он снова отваливается на спинку стула и начинает противно хрюкать, хотя по логике вещей это должен быть смех. Проходит добрых пара минут прежде чем Завольский перестает делать… что бы это ни было, и еще столько же требуется, чтобы перестали трястись все его жировые отложения. Смотреть на это – еще одно испытание. Не слишком ли много для одной получасовой встречи?
– Вот за что я тебя уважаю, Лерка, так это за способность не терять головы и всегда держать нос по ветру. Хотя другие бы на твоем месте радовались просто самомуфакту оказанного им доверия. Ты же знаешь – недостатка в желающих у меня нет.
Мои имя он нарочно произносит таким тоном, будто подзывает нашкодившую дворняжку.
– «Другие» могут радоваться чему угодно – хорошей погоде, премии в три копейки. Буквально. Или тому факту, что мы можете плюнуть им в лицо. В мире вообще много людей и у всех свое представление о счастье. Я стараюсь справедливо и трезво оценивать соотношение всех рисков к полученному профиту. Это ведь я, а не «другие» будет двадцать четыре на семь испытывать стресс от появление в офисе незнакомых людей в штатском и с кожаными папочками. Но, – я тоже усаживаюсь поудобнее, кладу руки на подлокотники и занимаю расслабленную позу, – вы всегда можете нанять кого-то другого, Юрий Степанович. Я не готова рисковать своей свободой и работать бесплатно только потому, что вы сегодня решили сделать из меня потенциальную уголовницу по статье «финансовые махинации».
Да, я говорю с ним гораздо более дерзко, чем он привык, и то, как в ответ на моя прямоту начинает дергаться его второй подборок – лучшее тому доказательство. Но эти люди (такие как Завольский-старший и ему подобные), прекрасно знают, сколько на самом деле стоят подобные услуги, и какую голову нужно иметь на плечах, чтобы организовать легальную и чистую схему «отмыва». Дураки, готовые взяться за это просто из щенячьего восторга, на самом деле ни черта не понимают ни в том, как организовываются такие схемы, ни, тем более, в размерах потенциальных рисков. А старому козлу нужен не просто тупой исполнитель, который завалит первый же транш, иначе он не пришел бы ко мне. Ему нужна голова с мозгами, хитрый ум, способный одновременно обрабатывать десятки операций, просчитать наперед всю шахматную партию и выбрать наиболее рентабельный и безопасный вариант из множества возможных.
– Будешь получать двойную премию, – «расщедривается» Завольский.
– Это шутка такая?
– Хочешь двойной оклад? – Он проводить пальцем по «лесенке» своих множественных подбородков. – Ты бы не забывалась, девочка.
– Я бы «забылась», если бы позволила поиметь себя тем дерьмом, которое вы мне предлагаете, Юрий Степанович. Я хочу десять процентов от суммы каждого транша. Но если это для вас слишком дорого – вы всегда можете найти кого-то другого.
Фирмы прокладки делают не для того, чтобы гонять между ними «карманные деньги». Умные люди, само собой, не заводят туда баснословные бабки, предпочитая не наглеть и не класть все яйца в одну корзину, но даже в таком случае сумма ввода-вывода, за вычетом всех «чистых» налогов, будет огромной. Я год работаю у Завольских и имею представление о денежном обороте «ТехноФинансов», и примерно представляю, какие суммы старый козел собирается отмывать. Десять процентов от каждого перевода – это намного, намного больше тех копеек, которыми он собирался от меня откупиться. Раз в пятьдесят больше, по моим самым скромным подсчетам.
– Ну ты и сука, – скабрезно лыбится Завольский. – Первоклассная.
– Одиннадцать процентов, Юрий Степанович. – Смотрю на него в упор с выражением лица, которое лучше любых слов скажет ему, что с тех пор, как мы стали деловыми партнерами, каждая гадость в мой адрес будет влетать ему в кругленькую сумму.
– Вообще охренела?!
– Двенадцать, – не поднимаю голос ни на полтона.
Я ему нужна.
Тем более теперь, когда из «девочки на побегушках» превратилась в умную суку, которая в курсе его грязных делишек.
Он снова открывает рот, одновременно багровея и покрываясь серыми пятнами… но не роняет ни звука. Допивает шампанское, кривится, что это дерьмо могут пить только бабы и пидарасы, ругается с официантом, который провинился только в том, что не провинился ни в чем. Я молча наблюдаю за тем, как будущий свекр изливает желчь в мир, потому что не рискует сделать это мне на голову.
– Ты хоть представляешь, какие это суммы? – понизив голос, говорит он, кое-как справившись с приступом жадности.
– Конечно, представляю, именно поэтому прошу процент от сделки. Двенадцать процентов – именно столько стоят мои услуги.
– А если ты не справишься? – начинает запугивать он. – Эти риски тоже стоят денег.
– Это – не моя проблема, – позволяю себе беззаботную «хи» в конце. – Если я не справлюсь – я сяду с конфискацией лет на десять – это моя проблема, а риск финансовых потерь – ваша. В конце концов, всегда можно пойти совершенно честным путем и отдать государству все что нажито непосильным трудом. Заплатить налоги, я имею ввиду.
Завольский тут же меняется в лице. Людям, типо него, всегда сложно представить, как кто-то в здравом уме и крепкой памяти может просто жить честно, даже если для этого приходится ограничится двумя машинами на семью, вместо целого автопарка.
– Десять процентов, – он еще раз катает на языке, как это звучит, и ему точно не по вкусу идея добровольно отдавать такую сумму ежемесячно.
– Двенадцать, – поправляю я. – Моральная компенсация.
Он уже никуда не денется, потому что у меня на крючке. Кроме очевидной причины, почему Завольский пришел именно ко мне (мои мозги и таланты), через две недели я стану членом их семьи и это всегда лучше, чем привлекать человека со стороны. Потому что если с Олимпа упадут они – следом автоматически полечу и я.
– Ну ты и… – Завольский явно собирается снова обозвать меня сукой, но вовремя вспоминает, что эта вольность будет стоить ему еще минус одного процента и ограничивается более сдержанным: – … зараза. Ладно, двенадцать так двенадцать!
Я тут же в полете перобуваюсь, примеряя маску восторженной радости, как будто без этих денег прямо завтра сдохла бы с голоду и салютую ему шампанским, которое на этот раз выпиваю почти не морщась.
– Зайдешь завтра ко мне после обеда – я передам тебе весь пакет документов. Вникнуть нужно как можно скорее. У нас зависла крупная сумма и каждый день простоя влетает в копейку.
– Я все сделаю за… десять дней, – торжественно обещаю я.
– Очень на это рассчитываю. Скоро Новый год – Регинка мне плешь проела, что хочет увидеть елку в Нью-Йорке и шопинг.
– В ее возрасте это нормально, – говорю то, что он хочет услышать, потому что Завольский относится к тому типу мужчин, который охотно поливает дерьмом всех своих бывших, но любой кривой взгляд на нынешнюю бабу посчитает за личное оскорбление.
На самом деле Регина – очередная погремушка, красивая кукольная голова с глазами на ниточке в абсолютно пустом черепе, но Завольскому большего и не нужно. Как, впрочем, многим мужчинам его возраста и достатка, когда они переступают черту возраста «бес в ребро». Но мне это даже на руку – еще не хватало, чтобы кроме хитрой мамаши Андрея под руку лезла подозрительная моська. Будь у Регины хотя бы капля мозга, она бы интересовалась делами мужа и обеспечила бы себя хоть какой-то страховкой на случай, если что-то пойдет не так. Но они все они, как бабочки-капустницы, живут только сегодняшним днем и ради ежедневных богатых фоточек в инстаграм.
– Извините, что не задержусь на ужин, – встаю и придаю голосу нотки искреннего сожаления. – У меня встреча с декораторами и нужно убедиться, что на этот раз ничего не напутают с цветами – не переживу, если Андрей будет надевать кольцо мне на палец в арке из жутких розочек.
Завольский, уже запихнувший в рот огромный кусок мяса, машет вилкой, мол, катись на все четыре стороны.
Я бросаю взгляд на часы – семнадцать двадцать, на дорогу мне понадобиться еще примерно полчаса, может, чуть меньше, если получится срезать. Значит, при самом плохом раскладе «секвойе» придется ждать около часа – не так уж много ради озвученной перспективы. В моей жизни были мужчины, которые ждали меня по полдня.
И все-таки, я срезаю и приезжаю по адресу своей съемной квартиры всего лишь с сорокаминутным опозданием. Как бы цинично и самовлюбленно это не звучало, но я стою того, чтобы подождать намного дольше.
