Текст книги "Дилемма Джексона"

Автор книги: Айрис Мердок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Позднее Туан узнал, что Аннабел умерла за два года до того.

После этих событий, произошедших до встречи с дядюшкой Тимом, Туан сократил свою университетскую нагрузку и вел занятия всего раз в неделю. Он стал регулярно ездить в Эдинбург, взяв непосредственно на себя управление отцовскими делами. Много времени он проводил, бродя по беднейшим кварталам Лондона, напряженно думая об отце, о его пылкой доброте, а также о матери, о ее ошеломляющем поступке и о ее последних словах. Поступок был благородным, слова – загадочными. Религия и ее формы. Во время тогдашних своих скитаний Туан забредал в самые разные места религиозного поклонения, иногда очень странные. Неужели он и впрямь был, как говорили иные его коллеги, «легкомысленным»? Он искал, но и бесчисленное множество других людей занимались тем же. Его поиск порой казался бесцельным, ему не с кем было поговорить об этом. Заглядывал Туан и в самые разные магазины, торгующие религиозной литературой, – на Черинг-Кросс-роуд и в другие, более укромные и экзотичные уголки, – покупал и читал уйму книг и продолжал посещать всевозможные места отправления религиозных культов, что естественным образом привело его к заключению, будто истинная религия должна быть той или иной формой мистицизма.

Его интерес к иудаизму углублялся, и он решил: чтобы понять что бы то ни было, нужно самому написать книгу. Туан принялся за работу, но вскоре остановился. Предметом своего исследования он избрал великого испано-еврейского мистика Маймона [29]29
  Моше Бен Маймон (1135–1204) – один из наиболее выдающихся средневековых ибраистских ученых. Оказал глубокое влияние на многих христианских мыслителей.


[Закрыть], однако вскоре перепрыгнул в следующий век, открывая для себя Экхарта и целую плеяду светочей английского мистицизма, а оттуда уже и до Спинозы рукой подать… Религиозные ценности?.. Ценности мистицизма?.. Он прекратил писать, решив, что должен – причем надолго – окунуться в чтение и размышления, не ограничивая себя определенными именами.

Туан заметил, что постоянно сравнивает, пытаясь определить различие между религией и мистицизмом. Может ли существовать религия без мистицизма и мистицизм без религии? И где между этими двумя понятиями находится добро? Где любовь? Где место истины и в чем она состоит? Что есть знание? Туан был влюблен в мистицизм. Не было ли в этом чего-то предосудительного? Где пребывают грех и зло – да где же их нет?

Именно в тот период Туан встретил дядюшку Тима. На фоне этих увлекательных исканий и бесконечно открывающихся перспектив в жизни Туана оставалась мрачная тайна, известная ему, но скрытая от всех остальных.

Туан, как обычно, работал в маленькой комнате, которую никогда не называл кабинетом, в своей квартире, находившейся на нижнем этаже одного из домов в Челси. Был вечер. Квартира состояла из трех спален, маленькой комнаты, небольшой столовой, просторной гостиной, холла, кухни и ванной. К ней примыкал скромный садик. Почти все стены были застроены книжными стеллажами. Гости у Туана бывали редко. Большинство студенческих приятелей разъехались.

До встречи с дядюшкой Тимом в Лондоне у него, в сущности, настоящих друзей и не было. С дядюшкой Тимом они познакомились случайно. Сама судьба свела их в том поезде. Для Туана это оказалось откровением. Не то чтобы Тим серьезно помогал ему в его исканиях, разве что они могли говорить об индийских мистиках. Тим стал для него – нет, не наставником, а мудрым другом или братом, родственной душой. Привязанность была взаимной, но если Тим часто выражал ее открыто и шумно, то Туан прятал глубоко в себе, и со стороны его привязанность была почти незаметна. Конечно, Туан любил и Бенета, а после смерти Тима сблизился с ним еще больше. Утрата эта была ужасной, но Туан не демонстрировал на людях своего глубокого горя. Ему, разумеется, нравились и некоторые друзья Тима и Бенета – Оуэн, Эдвард, Милдред и, конечно же, девочки. Тим и Оуэн, бывало, поддразнивали его насчет девочек, имея в виду не только Мэриан и Розалинду, а девочек вообще. Оуэн находил особое удовольствие в том, чтобы сказать: пора бы уж Туану знать, что девочки – вовсе «не то, что надо». В ответ на это Туан лишь молча улыбался. По правде сказать, у него пока не было интимных отношений ни с тем, ни с другим полом, да и желания особого не наблюдалось.

Туан был высоким и худым молодым человеком с тонким, слегка крючковатым носом и длинной, тоже тонкой шеей. Его гладкая, равномерно смуглая кожа имела золотистый оттенок, темные густые волосы были абсолютно прямыми, а большие темно-карие глаза смотрели ищуще и одновременно робко, словно глаза животного. Длинные тонкие, тоже смуглые руки постоянно находились в движении, он часто поглаживал шею или опускал их вниз, по бокам, и тогда они напоминали двух бьющихся в клетке птиц. Кое-кто считал, что дядюшка Тим позаимствовал для него прозвище из романа, поскольку оно символизировало не просто настороженность и робость, но и страх перед судьбой, которая рано или поздно должна его настигнуть. Однако пока никаких подтверждений эта догадка не получила. Ужасное исчезновение Мэриан, расстроившаяся свадьба, отсутствие новостей – все это мучило Туана так же, как и других.

Задумавшись о последних событиях, он отложил ручку, потом снова взял ее, но, поняв, что устал и не может сосредоточиться, отправился в гостиную и принялся расхаживать из угла в угол. Теперь он различал доносившиеся с улицы звуки. Туан подумал было, не прогуляться ли к реке – река находилась неподалеку от дома, – но отбросил эту мысль.

Вдруг раздался долгий, настойчивый звонок в дверь. «Кто бы это мог быть?» – раздраженно поморщился Туан, почти не сомневаясь, что визит сулит неприятность. Несколько секунд он сомневался, стоит ли открывать. Звонок зазвенел снова, на этот раз еще более требовательно. Нахмурившись, Туан подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла женщина. Это была Мэриан.

Распахнув дверь пошире, Туан шагнул ей навстречу – и очень кстати: Мэриан готова была упасть в обморок. Он подхватил ее, втащил в дом и быстро закрыл дверь. Мэриан рухнула на пол. Туан опустился рядом с ней на колени, потом сел, прерывисто дыша, приподнял ей голову. Ее глаза смотрели невидяще, рот приоткрылся. В первый момент Туан подумал, что она потеряла сознание или у нее какой-то припадок. Но взгляд Мэриан стал постепенно сосредоточиваться на нем. Туан попытался поднять ее, но ему это не удалось: слишком она была тяжелой и вялой. Потом Мэриан, похоже, стала помогать ему: опершись на локти, сделала усилие, чтобы привстать, но упала вновь, и Туан почувствовал, что она ищет его руку.

– Мэриан, о, Мэриан, дорогая Мэриан! – задыхаясь, произнес Туан, почти лежа на полу рядом с ней.

Несколько мгновений они неподвижно смотрели друг на друга. Он опять попытался поднять ее, на сей раз она помогала ему успешнее, и он смог посадить ее.

– Мэриан, – повторил Туан.

Мэриан кивнула, словно только теперь узнала его. Он неловко встал, затем, потянув за руки, поднял ее и, обняв, ощутил жар. Поддерживая, словно в танце, он повел ее из холла в гостиную и усадил в кресло, сам встал перед ней.

– Мэриан, дорогая, милая Мэриан, не волнуйся, не бойся, я позабочусь о тебе… Принести что-нибудь? – Он не знал, что предложить – поесть, попить, молока, чего-нибудь спиртного, – поэтому продолжал тихо бормотать: – О дорогая, о милая…

Откинувшись в кресле, Мэриан глубоко дышала, прижимая одну руку к горлу, а другой удерживая ручку большой сумки. На ней было пальто свободного покроя. Туан с трудом узнавал ее – сначала он подумал, что она больна, но потом понял: лицо распухло от слез. Волосы Мэриан спутались, выглядели неряшливо и казались темнее обычного. Они облепляли ее голову, как водоросли.

– Милая, милая Мэриан, не нужно так… – Он не мог подобрать слово. – Не нужно так убиваться, все худшее позади…

Его голос, похоже, действовал на нее успокаивающе. Сев прямо, она стала неловко приводить себя в порядок, опустила наконец сумку на пол, пригладила волосы, вытерла ладонями лицо, поправила воротничок платья, видневшийся из-под пальто. Потом начала снимать пальто. Туан помог ей.

– Хочешь чаю или кофе, чего-нибудь горячего?.. Или, может быть, вина?.. Или поесть? – спросил он.

Это бессвязное предложение, казалось, еще больше ее успокоило, она начала соображать, чего бы ей хотелось, потом низким, хриплым голосом сказала:

– Да, не принесешь ли ты мне немного виски и побольше воды?

Туан, сорвавшись с места, бросился на кухню, но даже в этот момент чудовищное множество вопросов роилось у него в голове. Он постарался сосредоточиться на виски. Нужен стакан. Какой? Воду отдельно или смешать с виски? Холодную или горячую? Он слишком торопился, чтобы возвращаться и задавать ей все эти вопросы, боялся, она вдруг вскочит и убежит, поэтому сам быстро принял решение: два стакана, бутылка виски и кувшин с водой – все на поднос. Но нужно же накормить ее, она, наверное, умирает с голоду.

Пока его не было, Мэриан успела открыть свою большую сумку, достать зеркальце и косметичку, найти расческу и теперь драла ею спутанные волосы. Она попросила Туана добавить в стакан с виски воды, вот так, достаточно. Туан, хоть почти не пил, почувствовал, что и ему неплохо бы глотнуть немного виски, но продолжал стоять перед ней, не в силах сдвинуться с места.

– Я так виновата, Туан… – сказала Мэриан.

Он был рад, что она назвала его по имени.

– Милая, дорогая Мэриан, не тревожься. Я тебе помогу.

– Я не хочу быть тебе обузой.

– Ты вовсе не обуза. Мне очень хотелось бы, чтобы…

– Я долго не задержусь.

– Пожалуйста, прошу тебя, оставайся. Тебе не нужно… ты никому не хочешь позвонить?

– Нет, нет, и ты никому не звони, пожалуйста, ты никому не должен ничего говорить.

Туан колебался:

– Даже Розалинде?

– Да, да, ей – особенно! Никому…

– Ты должна поесть, должна остаться здесь, у меня есть отдельная спальня. Я хочу, чтобы ты осталась, ты, должно быть, смертельно устала, тебе нужно сейчас же что-нибудь съесть, пожалуйста…

– Хорошо, дай мне… что-нибудь, все равно что, я…

Туан кинулся на кухню и вернулся с хлебом, наскоро намазанным маслом, сыром и куском торта. Виски Мэриан выпила, но хлеб лишь раз откусила, да и то проглотила с трудом.

– Мэриан, послушай, я кое-что придумал. Все ужасно волнуются, думают, что ты, быть может, даже умерла…

– Я могла умереть, была близка к этому, мне бы и следовало умереть, я умру…

– Но разве не нужно хотя бы дать им знать, что ты жива? Просто скажи им… Я хочу, чтобы ты поговорила с кем-нибудь по телефону, тебе не обязательно сообщать, где ты находишься…

– Я погубила жизни двух мужчин. Я уеду. Далеко.

– Послушай, я позвоню Розалинде, я обязан, но не могу сделать этого без твоего согласия. Она любит тебя и никому ничего не скажет. Розалинда сделает для тебя что угодно… И еще я должен позвонить Джексону.

Он подошел к телефону. Остановился. Подождал. Мэриан молчала. Он снял трубку и набрал номер Розалинды, та сразу же ответила:

– Алло?

– Розалинда? Это я, Туан.

– О, Туан. Никаких новостей, полагаю?

– Слушай, я хочу, чтобы ты кое-что сделала. Ты одна?

– Да…

– Можешь сейчас же приехать ко мне, немедленно и никому ничего не говорить?

– Конечно, могу. Сейчас приеду, я возьму такси.

Туан быстро набрал номер Джексона, но ответа не было. Он побежал обратно к Мэриан, опасаясь, что она станет кричать на него, однако она сидела, закрыв глаза, голова ее упала на грудь, влажные губы слегка приоткрылись. Туан придвинул стул ближе и взял ее безжизненно повисшую руку. Продолжая смотреть вниз, Мэриан медленно отняла ее и откинулась на спинку кресла. Две слезинки скатились по ее щекам, она закрыла глаза и, казалось, задремала. Туан решил, что разумнее не затевать сейчас разговоров. Мэриан почти неслышно что-то жалобно пробормотала.

Через двадцать минут раздался звонок в дверь. Туан поспешно встал и пошел открывать. Впустив Розалинду, он закрыл дверь. Розалинда прислонилась к ней спиной. Туан приложил палец к губам и тихо сказал:

– Мэриан.

Розалинда кивнула и прошептала:

– Я так и думала.

Он указал рукой на гостиную, Розалинда вошла туда и бесшумно закрыла за собой дверь. Туан выскользнул на улицу, тоже тихо прикрыв за собой парадную дверь, и зашагал к реке. Увидев телефонную будку, он не удержался и еще раз позвонил Джексону. На этот раз ему повезло.

– Я не сомневался, что увижу вас здесь.

Говорил Джексон. Слушал Туан.

Туан счел, что лучше ему с полчаса побыть вне дома, продолжая тем не менее наблюдать за входом. Только он повернул от реки обратно, как увидел Джексона.

Необычная, почти молчаливая дружба между ними возникла с самого начала, с первой их встречи у Тима и Бенета. При посторонних их взгляды – взгляд молодого гостя и взгляд слуги – мимолетно скрещивались. Иногда они разговаривали, но лишь при случайных встречах, специально никогда о них не договаривались. Туан был застенчив и инстинктивно воспринимал Джексона как мудрого друга, но, разумеется, держал это соображение при себе. Ему не нравилось, когда Джексона в его присутствии подначивали или когда Бенет ворчал на него.

Сейчас они стояли на улице и смотрели друг на друга. Был поздний вечер, солнце зашло за дома на противоположном берегу Темзы. Джексон протянул руку, и Туан пожал ее обеими ладонями. Они двинулись по улице рядом.

– Я подошел к двери, – сказал Джексон, – и услышал, как девочки разговаривают.

– Слава богу, что вы пришли! Кроме нас, никто ничего не знает, надеюсь.

Они дошли до дома, и Туан отпер дверь ключом.

Как только мужчины вошли, голоса, доносившиеся из глубины квартиры, смолкли. Они толкнули дверь в гостиную: Мэриан сидела на диване, а Розалинда стояла перед ней на коленях. Обе плакали. При виде мужчин обе вскочили. Розалинда подошла поздороваться с Джексоном. Она протянула руку, потом обняла его. Мэриан же тихо исчезла, уединившись в одной из спален.

Джексон, потративший много времени, чтобы поймать такси, и в конце концов решивший обойтись без него, шел в жутковатой темноте, быстро накрывшей город, встречая идущих навстречу таких же странных одиноких путников. Подобные существа были ему хорошо знакомы, он сам был одним из них. Проходя мимо, они всматривались друг в друга. Джексон поймал себя на том, что вспоминает собственное прошлое и думает о будущем – неужели его будущее, некое абсолютно новое, другое будущее, совершенно ему неизвестное, вот-вот наступит? Имел ли он вообще какое-либо будущее?

Джексон перебирал в памяти самые существенные события минувшего вечера. Мэриан заперлась в спальне и отказалась впустить кого бы то ни было, кроме него. Они вместе сидели на кровати, и Мэриан целовала ему руки. Джексон, когда-то исполнявший обязанности священника, испытывал знакомую боль. Мэриан пообещала, что не наложит на себя руки, и снова заплакала. Потом сказала, что очень устала, а ей нужно поспать, и, разумеется, взяла с Джексона слово «никому ничего»… Она и впрямь так вымоталась, что заснула, как только коснулась головой подушки. Джексон тихо удалился. Туан с Розалиндой тем временем пытались сочинить анонимное послание, из которого Бенет должен был понять, что Мэриан жива и невредима. Однако Джексон отсоветовал им посылать его, сказав, что это слишком рискованно, и они согласились, положились на его мудрость. Вскоре Джексон ушел. Теперь он брел, размышляя.

Когда он добрался до Тары, уже наступило утро, время приближалось к девяти. Осмотрев гараж, Джексон вошел в дом. Бенета здесь, совершенно очевидно, не было. Какое облегчение, что Мэриан наконец объявилась и находится в прекрасных руках, по крайней мере в настоящий момент! Джексон очень устал и хотел было пойти к себе в сторожку, но вдруг вспомнил – как он мог забыть! – о миссис Белл, которая любезно предоставила ему адрес и номер телефона, ведь, в конце концов, Джексон был «братом» того человека! Он обязан разобраться и с этим, хотя бы из чистого любопытства.

Джексон назвал водителю адрес по памяти. Он добросовестно записал его под диктовку миссис Белл, но забыл бумажку дома. Именно потому, что он записывал адрес очень внимательно, ему нетрудно было теперь его вспомнить. Дом находился в северной части Лондона, «неподалеку от Божьего», как заметил таксист, в Сент-Джонс-Вуд, на Лиссон-Гроув. Машина и в самом деле остановилась у какой-то церкви. Расплатившись с шофером, Джексон перешел на другую сторону и двинулся вдоль улицы.

Дом представлял собой большое викторианское здание, подступавшее прямо к тротуару. Теперь в нем сдавались квартиры. Джексону, как он помнил, нужна была квартира номер три, которая, скорее всего, находилась на втором этаже. Он посмотрел на окна и подумал: «Зачем теперь все это, раз Мэриан нашлась? Она не убежит. Скоро ее уговорят забыть обо всем и вернуться к обычной жизни. К чему мне копаться в том, о чем она сама, судя по всему, вспоминает с ужасом и страхом?» Джексон снова перешел через дорогу, поднялся на невысокое крыльцо, увидел панель с кнопками и позвонил в третью квартиру. Тишина. Почувствовав невольное облегчение и уже приготовившись уходить, Джексон все-таки позвонил еще раз. Послышался мужской голос:

– Да?

Захваченный врасплох, Джексон пробормотал:

– Э-э-э… здравствуйте…

Тишина. Потом тот же голос:

– Кто там? Кто вы?

– Ваш брат, – ответил Джексон, сознавая, как по-идиотски это звучит.

Теперь этот человек наверняка отключит связь!

Однако незнакомец не отключил ее. После короткой паузы он сказал:

– Входите.

И лишь теперь повесил трубку домофона.

Джексон вошел, закрыл за собой дверь, постоял в вестибюле, потом услышал, как этажом выше щелкнул замок. Он поднялся по ступенькам, увидел распахнутую дверь, вошел и, закрыв за собой дверь, прошел в комнату.

Молодой человек с длинными светлыми волосами, сидевший за столом, заваленным бумагами, уставился на него широко открытыми карими глазами с нескрываемым раздражением. Впрочем, взгляд его не был лишен и некоторого любопытства. Из-под стола виднелись вытянутые вперед длинные ноги. «Наверное, испанец, моряк, – мелькнула мысль у Джексона. – На грека тоже похож. И вероятно, очень упрямый».

– Ну, и что означает эта шутка? – холодным, ровным голосом спросил молодой человек.

«Австралиец!» – догадался Джексон.

– Ради бога, простите меня, просто я хотел с вами поговорить, – начал Джексон и тут же мысленно спросил себя: «А что, собственно, я могу ему сказать?»

Он чувствовал себя таким усталым.

– Почему вы назвались моим братом? Откуда вам известно, что у меня есть брат?

– Один человек сказал, что я на вас похож.

– Какой человек? Вы знакомы с кем-то, кто меня знает?

«Если хорошенько подумать, – размышлял Джексон, – то никто и не говорил, что я на него похож. Ах нет, тот парень, посыльный из конюшни, сказал, но только после того, как я назвался кузеном».

– Один человек, который видел вас, сказал, что я на вас похож.

– Но кто был этот человек?

– Не знаю, он просто позвонил в дверь и, когда я сказал, что я ваш брат…

«Я сейчас упаду в обморок от усталости, – подумал Джексон. – Мне следовало подождать, но, с другой стороны…»

– Значит, вы всем незнакомым людям говорите, что вы мой брат? Но откуда, черт бы вас побрал, вы вообще обо мне узнали?

– Вы человек знаменитый, – ответил Джексон.

– Я вовсе не знаменитый, и вы вовсе на меня не похожи. Вы лжец. Что у вас на уме? Вы гомосексуалист?

– Нет.

– Наверное, вы пьяны или сбежали из сумасшедшего дома. Как вас зовут?

– Джексон.

– Джексон. А имя?

– Просто Джексон.

– Ну что ж, Джексон, предлагаю вам убраться отсюда. Вы плетете небылицы. Похоже, у вас такая игра: наугад звонить в двери. Вы сказали, что я знаменит. Ну и как же меня зовут?

– Видите ли… – замялся Джексон. – Вы правы, я не знаю вашего имени…

– Значит, вы мерзкий лжец. Убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову, мистер Джексон, не то я спущу вас с лестницы. Видал я таких, как вы! Вы охотитесь за деньгами, запугивая людей тем, что якобы что-то о них знаете. Но меня вам не запугать, вы просто настырный, отвратительный наглец. А теперь – выметайтесь…

Мужчина резко встал, очень быстро обогнул стол и, прежде чем Джексон успел что-либо предпринять, заломил ему руку за спину и поволок к двери. Джексон этого не ожидал. А впрочем, чему тут удивляться? Каким же он оказался дураком, все сделал не так. Нужно было подождать, подумать, сначала выстроить все в голове, сочинить что-нибудь вразумительное и с этого начать. Но теперь другого выхода не оставалось – он лягнул противника в голень и, почувствовав, что хватка ослабела, развернувшись, сграбастал свободной рукой рубашку на его груди, после чего освободившейся рукой чувствительно толкнул мужчину в плечо, заставляя отступить. Через несколько секунд все было кончено. Они стояли, уставившись друг на друга, незнакомец угрожающе сопел, поправляя рубашку. Джексон тоже приводил одежду в порядок. «Мне просто повезло, – думал он при этом, – ведь я совсем обессилел от усталости. И я понятия не имею, что делать и говорить дальше».

– Простите, – сказал он. – Я не хотел. Давайте не будем горячиться. Я хочу с вами поговорить.

– Убирайтесь, Джексон, – ответил мужчина, – Я могу убить вас, вы же понимаете.

«Нужно не позволять ему молчать, – сообразил Джексон, – и постараться дать какой-нибудь знак, ах, мне бы сделать это с самого начала!»

– Мне так неловко, простите меня, – повторил он. – Странно, что я даже не знаю вашего имени. Единственное, что мне известно, это что вы катались верхом с ней…

Что-то болело у него внутри, он оглянулся в поисках стула.

Хозяин квартиры вернулся за стол, сел и поднес руку к шее.

– Вы ее муж?

Увидев стул у стены, Джексон сел. «Теперь начинается другая игра, – подумал он. – Как я должен вести свою партию?»

– Нет, не муж, – ответил он, – всего лишь слуга, посыльный. Она не вышла замуж…

– Что за человек ее жених? Она к нему вернулась?

– Нет, не вернулась. Послушайте, мне очень неловко, я только вношу дополнительную неразбериху…

– Вы знаете, я помог ей написать записку, в которой она сообщала, что не хочет выходить за него, и вечером, пока она спала, съездил и отвез записку к тому дому.

«Значит, вот как оно было, – мысленно отметил Джексон, – Так или иначе, теперь я могу идти». Он встал.

– Не уходите, – попросил мужчина. – Посидите со мной немного.

Джексон сел, поглядывая на дверь.

– Послушайте, – сказал мужчина, – я не знаю, что вы за человек, просто я чувствую себя как в аду. Говорите, вы посыльный…

– Ну, в некотором роде…

– Вы бы не могли кое-что передать ей от меня? Меня зовут Кантор.

Джексон уже знал, что произойдет в ближайшие несколько минут. Он испытывал жалость к этому человеку и удивлялся, что оказался в подобной ситуации.

– Что я должен ей передать? – спросил он.

– Что я ее люблю, прошу простить и выйти за меня замуж.

Джексон, успевший все обдумать, сказал:

– Пишите записку. Сделаю что смогу.

Кантор достал из ящика стола листок бумаги и начал быстро писать. Потом положил записку в конверт и, не запечатывая, протянул Джексону. Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Джексон встал, положил конверт в карман и направился к выходу. В этот момент Кантор внезапно вскочил и выбежал из-за стола. Джексон остановился. Кантор подошел к нему и, протянув руку, вложил в ладонь Джексона что-то еще. Джексон увидел, что это банкнота в сто фунтов. Он довольно долго смотрел на нее, потом, улыбнувшись, разжал пальцы и боком вышел в дверь, прикрыв ее за собой. Банкнота осталась лежать на полу. Спускаясь по лестнице, Джексон не услышал ни звука у себя за спиной.

Туан и представить не мог, что, проговорив с Джексоном большую часть ночи, так и не сможет уснуть. После того как Джексон ушел, он тихо бродил по квартире в домашних туфлях, взволнованный, расстроенный, иногда останавливался, задыхаясь, чуть не плача. Он тщательно проверил шпингалеты на окнах, и без того надежно запертых от грабителей, задвинул щеколду и замкнул все замки на входной двери, а потом спрятал ключи в карман домашней куртки. Как необычно, невероятно, неожиданно было то, что под его крышей и под его защитой оказались сразу обе сестры Берран!

При этой мысли ему пришлось остановиться и сделать глубокий вдох. Разумеется, он знал их через дядюшку Тима, поддерживал с ними знакомство через Бенета, но никогда не надеялся по-настоящему сблизиться с ними. Он чувствовал себя увереннее с их матерью, появлявшейся всегда неожиданно и любившей поддразнивать его, – для нее это была своего рода игра, а он не имел ничего против, поскольку рядом с ней ощущал себя вроде бы старше.

Но что ему делать теперь? Как было бы хорошо, если бы Джексон остался. Одно Туан знал точно: он правильно поступил, вызвав Розалинду. Эта девушка обладала поразительным здравым смыслом и была способна разделить с ним бремя ответственности. Он мог без опаски передать Мэриан на ее попечение. Розалинда уже начала приводить Мэриан в чувство, даже привезла для нее снотворное. «Но почему Мэриан пришла именно ко мне? – не мог взять в толк Туан. – Пусть она не хотела идти к Бенету, однако не лучше ли ей было отправиться к Милдред или Элизабет, или к какой-нибудь подруге или другу, к кому-нибудь, кто мог надежно спрятать ее в Лондоне? Почему ко мне? – недоумевал Туан. Он пребывал в смятении, но немного и гордился. – А чем, собственно, тут гордиться? Она пришла ко мне, – продолжал размышлять он, – потому что я в некотором роде никто, ни то ни се, странное существо без определенных эмоций и страстей, некто вроде фавна, наткнувшегося в лесу на спящую принцессу. Наверняка она приняла это решение впопыхах, не думая…» Интересно, останется ли она у него? Может быть, надолго? Но как они с Розалиндой смогут обманывать остальных, ведь все будут по-прежнему страшно волноваться?

Стараясь двигаться неслышно, Туан начал один за другим выключать светильники в гостиной. Снял куртку. Мягкий свет струился из коридора. Двери комнат, в которых спали сестры, были чуть приоткрыты. Он осторожно заглянул в первую, где спала Мэриан, и сначала не увидел ее: она с головой была накрыта скомканными простынями и спала. Туан подошел к следующей двери, приоткрытой пошире. Розалинда, полуодетая, лежала поверх неразобранной постели: вероятно, усталость быстро сморила ее. На подушке покоилась ее рука, голова была запрокинута, мягкие золотистые волосы разметались. Туан уловил тихое дыхание. Он быстро ретировался, решив ненадолго прилечь у себя в спальне. «Я буду начеку», – сказал себе он.

Утром его разбудил душераздирающий крик Розалинды.

Они беспомощно бегали по квартире, звали, заглядывали повсюду, словно надеялись найти Мэриан где-нибудь под одеялом или пледом. Господи, как же ей удалось улизнуть? Они бросились к двери с намерением – столь же безнадежным – обыскать всю округу. Дверь была заперта. Туан схватил домашнюю куртку, обшарил карманы в поисках ключей, которые, как обычно, положил туда накануне. Ключей не было! Должно быть, Мэриан ночью нашла их и убежала, прихватив свои вещи, заперев дверь снаружи и унеся с собой ключи. Туан с Розалиндой оказались заперты! Разумеется, у Туана были запасные ключи, но он никак не мог их отыскать. Через некоторое время ему все же удалось найти их, и они выбежали на улицу, где сияло солнце и люди спешили по своим делам, но что это им давало? Они вернулись в дом. Туан набрал номер Джексона. Никто не ответил. Он звонил вновь и вновь. Безрезультатно. Если Мэриан отправилась к кому-то из знакомых, они вскоре об этом узнают. Туану ничего не оставалось, как ждать, проклиная себя.

Получив от Клана подтверждение, что Эдвард Лэннион в Хэттинг-Холле, Бенет решил отправиться туда и встретиться с ним. Он слабо представлял, каким может оказаться исход подобной встречи, но чувствовал, что должен увидеться с Эдвардом и обсудить ситуацию. Эдвард способен был подумать, будто Бенет винит его, а это, разумеется, не соответствовало действительности. Ему просто нужно было от Эдварда нечто, быть может, чтобы тот его каким-то образом успокоил, хотя, конечно, разумнее было бы ожидать, что это он начнет успокаивать Эдварда. Душа его рвалась к Эдварду, который наверняка ужасно страдал.

Ощущение несчастья, которое испытывал Бенет, было связано еще и с Джексоном. Кое-кто из друзей, особенно Анна, стал «одалживать» у него Джексона, и впрямь обладавшего всевозможными выдающимися талантами. Бенет не возражал, но в последнее время это случалось слишком часто, и Джексон, похоже, немного распустился, он далеко не всегда давал себе труд уведомить Бенета о своем отсутствии. Это не только крайне раздражало Бенета, но и довольно больно ранило.

Ему чрезвычайно, почти отчаянно требовалось снова повидаться сейчас с Эдвардом. Что, если тот обезумел или замышляет самоубийство? Бенет хотел ехать на машине, но передумал и решил идти пешком. Воспоминания нахлынули на него с новой силой. Неужели Розалинда безумно влюблена в Эдварда, возможно ли это? Конечно, возможно. А Эдвард? Другое, еще более дикое, однако отнюдь не лишенное смысла предположение состояло в том, что Мэриан прячется у Эдварда в Хэттинг-Холле, где, вероятно, ее навещает Розалинда. Может, она и сейчас там, не преодолевшая еще чувства стыда, неготовая предстать перед ними и объявить, что она согласна выйти за Эдварда. Простил ли ее Эдвард? Да, вполне возможно, что Мэриан вернулась к Эдварду и тайно живет у него.

Пройдя по аллее и по продолжающей ее тропинке, Бенет вышел на дорогу. Утро было солнечным, солнце сверкало ярко, пушистые белые облачка лишь изредка наползали на него. Перейдя дорогу и преодолев забор, Бенет заспешил к мосту. Здесь он остановился и снял пиджак. Мост качался и скрипел. Надо все же поговорить с Эдвардом об этом мосте, подумал Бенет. Хорошо, хоть деревенские ребятишки на нем больше не скачут. Он посмотрел вниз, на струящуюся воду, по которой стелились длинные водоросли. Вода бежала вперед, вперед, вперед, и так вечно. Блеск реки ослепил Бенета, но, сфокусировав зрение, он увидел у кромки воды ольховые деревья с трепещущей на ветру листвой. А дальше, вверх по крутому берегу, буйство разнотравья: кое-где цветы уже отцветали, в других местах только распускались иван-чай, наперстянка, майоран, таволга, кукушкин цвет… И так каждый год, век за веком, тысячелетие за тысячелетием. Еще выше – мать-и-мачеха, лютики, лихнис, незабудки… Год из года, год из года, такая красота, такая красота! Бенет стоял, завороженный, и едва не плакал от восторга. И в то же время сколько зла вокруг, сколько зла!

Он сошел с прогибающихся, качающихся и скрипящих досок моста и продолжил путь вдоль почти невидимой тропы, протоптанной среди густой жесткой травы луга. Перевалившись через замкнутые на цепь ворота, очутился на другом диком, но по первому разу уже скошенном поле, наверху склона.