Текст книги "Под небом Италии"

Автор книги: Айрис Денбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Стефано не пришел. Франческа пробыла дома до вечера. Она не работала, а просто валялась на продавленном диване.

Прежде чем свет стал слишком тусклым для работы, Антония спросила Франческу:

– Что ты думаешь об этой картине?

Франческа внимательно изучала полотно, Антония терпеливо ждала.

– Кое-что получилось очень хорошо. Поля, стена, земля в тени, но небо… о нет. Оно не сияет.

– Ты хочешь сказать, плохо передан свет?

Франческа кивнула.

– Оказывается, это сложно, – призналась Антония.

– Тебе нужно ходить в музеи и галереи. Изучать картины Перуджино и Пинтуричино. Там отличный свет.

Антония вздохнула:

– Мне кажется, я никогда не научусь писать итальянское небо.

Франческа вскочила и бросилась одеваться и краситься для вечеринки. Антония улыбнулась внезапной энергии, которую проявляла итальянка, когда дело касалось развлечений.

Вымыв кисти и прибравшись в студии, Антония вернулась в albergo, чтобы переодеться к ужину.

В холле отеля она выбрала незаметный столик в углу, заказала кофе и попросила официанта передать синьору Роберту, что она здесь, но не хочет беспокоить его, если он занят с гостями.

Роберт появился примерно через полчаса и тяжело опустился на стул напротив Антонии.

– Устал? – сочувственно спросила она.

– Не так чтобы очень. Я привык быть на ногах по шестнадцать часов в день. – Он негромко рассмеялся. – Отец думает, что я сумасшедший, но я пока не собираюсь оседать за столом где-нибудь в офисе, полном горшков с цветами и обставленном по последнему слову техники.

Он заказал еще кофе и коньяк для них обоих.

– Клео еще не вернулась? – отважилась спросить Антония.

Роберт нахмурился:

– Нет. Она исчезла рано утром и даже не сказала матери, с кем уезжает. О, я знаю, она всегда была непредсказуемой, но сейчас мне от злости иногда хочется схватить ее и трясти до тех пор, пока у нее не застучат зубы.

– Она молода…

– Я знаю! Но она могла бы вести себя немного нормальнее, даже для своего возраста, и не заставлять нас так волноваться.

– Роберт, возможно, она испытывает те же чувства, что и ты. Ты только что говорил, что не хочешь пока работать в фирме отца. Может, Клео тоже не хочет связывать себя отношениями с определенным мужчиной. Ты должен постараться сделать так, чтобы она не думала, будто ты собираешься приковать ее к себе, иначе она сбежит. Прояви терпение.

– Я бы хотел… – Его глаза были полны грусти. – Я так люблю ее! Я хочу сделать ее счастливой, ведь только так я смогу быть счастлив сам.

В этот момент Антония отчетливо поняла, что время, когда Роберт будет счастлив с Клео, никогда не настанет, если только за десяток лет девочка, которая получала все и ни в чем не имела отказа, не пройдет через огонь страсти и воду печали. Клео слишком непостоянна, чтобы целиком и полностью посвятить себя богатому наследнику, хотя тот ее боготворит. Сколько времени пройдет, прежде чем Клео устанет от новизны, которую ей дарит внимание археолога?

– Жаль, что не могу помочь тебе, – пробормотала Антония.

Роберт распрямил плечи:

– Что ж, думаю, мне нужно подождать, пока она немного повзрослеет. Кстати, Толбот внизу в кладовой, если ты вдруг хочешь его видеть.

– Толбот? Он не… не с Клео?

– Господи, конечно нет! На рассвете он уехал на раскопки. Вчера был ужасный дождь, и он поехал посмотреть, не сильно ли там все развезло. Или, наоборот, не открылось ли что-нибудь новенькое. Так иногда бывает.

Антония поднялась.

– Ты не знал этого, когда я звонила тебе сегодня утром?

– Нет. Меня не было на дежурстве. Это выяснилось позже. – Он помрачнел. – Хотел бы я знать, Клео действительно ездила в Орвието или с Толботом на раскопки.

Антония ощутила внезапный прилив жалости. Она заронила в душу Роберта сомнение. Ну зачем она упомянула Клео?

– Пойду найду Толбота, – пробормотала она. – Спасибо за кофе и бренди, Роберт. Увидимся позже.

Антония поспешно спустилась в кладовую, постучала и вошла. Толбот, по-видимому, только что закончил ужинать. Его одежда, волосы и лицо были запачканы грязью, но сам он так и светился торжеством.

– Привет, Антония! Похоже, мы наконец нашли кое-что. Как только я узнал, что вчера был ливень, я тут же отправился на участок.

– Я думала, вы хотели заняться какими-то бумагами, – холодно отозвалась она.

– Об этом не могло быть и речи. Я… – Он осекся. – О да, наверно, я должен извиниться за то, что не позвонил. Только не говорите, будто я испортил вам день.

– Конечно нет. Я наполовину закончила один шедевр из тех, что существует только в воображении художника.

– Простите, но я не мог ждать. Я вытащил Стефано из постели и взял его с собой. Две траншеи обрушились и заполнены водой, но дождь смыл часть холма и снес большие пласты земли и валуны. Я оставил некоторые из них сохнуть в печи и надеюсь, мы обнаружим кое-что интересное, когда глина затвердеет. Теперь я более, чем когда-либо, уверен, что где-то рядом с домом Лучано находится вход в гробницу.

– Я понимаю, что это необходимо, но есть что-то зловещее в разговорах об исследовании гробниц.

– Но, Антония, вам же отлично известно, что этрусские гробницы – это фактически единственные памятники, которые могут пролить свет на то, какими были эти люди и как они жили. Гробницы – миниатюрные копии дворцов или, по крайней мере, их внутреннего убранства. Они создавали свои изображения и устанавливали их поверх саркофагов. Запечатлевали в рисунках и скульптурах сцены из жизни, например состязания по борьбе или охоту. Мы бы никогда не узнали об их музыкальной культуре, если бы не нашли свирели и флейты, которые впоследствии скопировали римляне. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Простите, что меня так занесло, но иногда я забываю, что моя работа совсем не обязательно интересна кому-то еще.

– Я не возражаю, – улыбнулась Антония. – Мне нравится, когда вы так заразительно говорите о прошлом.

– Посидите со мной и помогите рассортировать эти черепки.

Он осторожно открыл деревянный ящик, в котором на первый взгляд находилась каменная кладка, и показал, как раскладывать даже, казалось бы, не похожие фрагменты по схеме, так, чтобы получились круглая чаша и ваза.

– Понятно, – сказала она с энтузиазмом. – Это как, например, бумажная модель шапки. Когда вы соедините вместе концы, получится корона.

Он искоса взглянул на нее, и его глаза засияли.

– Вам, Антония, гениально удается сводить все мои высокохудожественные и археологические идеи к самым обычным вещам.

– Но ведь вы именно этого и хотите. Обычная жизнь этрусков во всей ее повседневности.

– Мне бы хотелось узнать об этом как можно больше, – вздохнул Толбот.

Пока они сортировали и пытались сложить кусочки мозаики, Толбот рассказывал Антонии о своих экспедициях.

– В Сирии мы нашли одну надпись на каменной стене и, конечно, сделали ее пластиковую копию и отослали в Британский музей для расшифровки. Потом мы узнали, что они были ужасно рады получить ее, поскольку когда-то, много лет назад, с этой надписи уже была сделана копия… из папье-маше. К тому моменту, как эксперты приступили к расшифровке, обнаружилось, что мыши питают к папье-маше нежную любовь и съели почти весь образец. Хорошее изобретение пластик. По крайней мере, мыши его не едят.

– Какие эрудированные мыши! – воскликнула Антония, смеясь. – Но им нужно было подождать, пока надпись будет расшифрована, и уж только потом есть ее.

Она опять рассмеялась, но внезапно замолчала – дверь распахнулась, и на пороге возникла Клео, гневная и удивленная.

– Как мило! – воскликнула она. – Вот, значит, почему ты не смог поехать сегодня с нами в Орвието. Мы столько ждали тебя, но ты не появился! Несомненно, у тебя был лучший способ провести день.

Антония сидела ни слова не говоря, а Толбот поднялся и уставился на Клео.

– Вчера вечером я сказал тебе, Клео, что собираюсь провести весь день на участке, копаясь в грязи.

– Вместе с Антонией!

– Нет, – огрызнулась Антония. Теперь и она поднялась. – Я ухожу, Клео, и оставляю вас с Толботом разбираться наедине. Спокойной ночи.

В холле отеля она встретила Роберта, который встревоженно посмотрел на нее.

– Полагаю, ты знаешь, что Клео вернулась, – произнесла Антония, еле сдерживаясь от ярости. – Что, черт возьми, так ее разозлило?

К удивлению Антонии, Роберт улыбнулся и громко хлопнул в ладоши.

– Отлично! Сработало!

– О чем ты? Что сработало?

– Я сказал, что Толбот ждет ее в кладовой.

– А о том, что я тоже там, ты промолчал?

Он кивнул.

– Антония, я должен был что-то сделать, чтобы прекратить эту… э-э… воображаемую страсть, которую она якобы питает к Толботу. Ты отлично знаешь, он не из тех, кто женится, по крайней мере, до тех пор, пока ему не стукнет пятьдесят и понадобится жена, чтобы принимать его друзей-профессоров. Клео не понимает этого.

– И никогда не поймет, если будешь проделывать с ней такие шутки, – гневно заметила Антония. – Почему бы тебе не оставить ее ненадолго в покое? Если вы собирались быть счастливы вместе, она скоро вернется к тебе. Но, ради всего святого, дай ей возможность перебеситься. И в следующий раз, когда тебе захочется заставить ее ревновать, не вмешивай в это меня.

– Я думал, ты понимаешь, – вздохнул Роберт.

– Возможно, я понимаю Клео лучше, чем ты. Раздражая ее идиотскими сценами, ты вызываешь в ней еще большее желание доказать, что она с легкостью может увлечь хоть полдюжины мужчин сразу. – Помолчав, она добавила: – Тебе лучше спуститься в кладовую и посмотреть, не рыдает ли Клео в объятиях Толбота. И если да, то виноват в этом ты сам.

Антония быстро вышла из отеля и поспешила к себе в albergo. Ей не давали покоя слова Роберта: «…он не из тех, кто женится… пока ему не исполнится пятьдесят… жена, чтобы занимать гостей…»

«О да, мне это известно, – думала Антония. – Толбот Друри никогда не скрывал, что его не интересуют женщины, и того как он собирается прожить жизнь. И что мне до этого? Несмотря на привлекательную наружность и атлетическую фигуру, он не тот мужчина, в которого я могла бы влюбиться».

Глава 6

На следующей неделе Антония получила от Филиппа письмо. Крестный сообщил, что приедет в Перуджу дней через десять.

Антония вздохнула с облегчением – перспектива провести немного времени в компании крестного и возможная поездка во Флоренцию и Пизу сулила приятную возможность отдохнуть немного от перипетий любовного треугольника Роберта, Толбота и Клео. «Пусть они сами разбираются со своими проблемами, – решила она, – пока я с Филиппом буду гулять по набережным Арно и Понте Веккьо».

В конце недели Антония позвонила Толботу, с которым не виделась с прошлого воскресенья, когда произошла неприятная сцена в кладовой.

– Если вы хотите, чтобы я приехала в эти выходные на раскопки, я, скорее всего, смогу это сделать. Но потом, наверное, уеду с Филиппом во Флоренцию или еще куда-нибудь.

– Понятно. Приезжайте в субботу. Обещаю, что в этот раз точно заеду за вами.

Ей пришло в голову, что после ужина можно пойти в кладовую и заняться сортировкой глиняных фрагментов. Толбот ведь не обрадуется, если его эксперт по собиранию разбитых черепков будет бездельничать.

В «Маргарите» Антония попросила у Роберта ключ от кладовой.

– Там кто-нибудь есть? – весело поинтересовалась она.

– Только не сейчас, – ответил тот, смеясь.

Она не проработала и получаса, как в комнату неслышно вошла Клео.

Антония вежливо поздоровалась и освободила за столом побольше места, так чтобы Клео тоже могла присесть.

– Я ненадолго… всего на пару минут, – пробормотала Клео. – Я пришла извиниться перед тобой.

– О, все в порядке, – махнула она рукой. – Наверное, ты просто очень устала тогда.

Клео продолжала стоять, по-видимому, боясь запачкать белое кружевное платье о грязные стулья и ящики.

– Было очень нехорошо с Моей стороны устраивать подобную сцену, – продолжала она, явно настроенная вытерпеть унижение до конца, – но я считаю, что ты должна уяснить себе отношения, которые сложились между нами.

– Между нами? – эхом повторила Антония, которая до этой минуты была поглощена работой и слушала вполуха. – Между нами не может быть никаких отношений. Я просто начинающая художница, которой выпал счастливый шанс провести год за границей. А ты – дочка богатых родителей и собираешься выйти за Роберта… в свое время.

– Вот! Здесь ты ошибаешься, – заявила Клео с улыбкой. – Я не собираюсь выходить за Роберта.

– Нет? Ты передумала?

– Я никогда не имела намерения это делать. О да, он мне нравится. Такой обаятельный… К тому же он честный, в отличие от меня.

– Тогда зачем ты позволила ему думать, будто выйдешь за него?

Клео пожала плечами:

– Он был так настойчив, так предан! И потом, полезно, когда на пути других мужчин можно поставить этакий хрупкий барьер, сказав: «Оставьте меня. Я обещана другому». – Она заметила, что Антония смотрит на нее с недоверием. – Вот видишь, я же говорила, что я нечестная.

Антония отвернулась и промолчала.

– Ты не хочешь знать, какие у меня планы? – спросила Клео.

– Не особенно. Что бы ни было у тебя в голове, это всего лишь очередной каприз.

– О, Толботу бы не понравилось такое сравнение. Очередной каприз! Я собираюсь за него замуж.

Антония не решилась взглянуть на Клео.

– Ты готова жить такой жизнью? – спросила она.

– О, ты имеешь в виду все эти раскопки, возню с урнами, гробницами и прочим хламом? Конечно нет! Включи воображение, Антония, дорогая. Ты можешь представить меня копающейся в земле до конца жизни?

– Признаюсь, нет.

– Толбот, конечно, закончит работу в Италии, как и собирался. Нехорошо бросать дело на полдороге. Потом мы немного попутешествуем, и он сможет найти постоянную работу.

– Видимо, с девяти до пяти в музее! – резко обернулась Антония к собеседнице. – Неужели в твою глупую маленькую головку не приходит, что для Толбота раскопки – это смысл жизни? Или ты думаешь, что он когда-нибудь согласится просто ездить каждый день в город на работу, читать о замечательных находках, которые достались другим, а потом возвращаться домой к элегантно одетой жене, коктейлю и обязательному бриджу после ужина?

– А он тебе не безразличен, правда? – тихо протянула Клео. – Я и не знала. Только ничего не выйдет. Однажды, когда я впервые приехала на раскопки, ты посмеялась, что я веду себя как Клеопатра с Антонием. Мне тогда пришло в голову: может, ты сама не против заполучить моего Антония? Теперь я уверена, что была права. – Она поправила сползшую с плеча серебристую шаль. – Мне пора идти. Меня ждет Толбот. До свидания, Антония.

После ухода Клео Антония еще долго сидела, уставившись в пустоту, не замечая почти собранной вазы, лежащей перед ней на столе, зато как наяву представляя Клео и Толбота вместе – не здесь, в Перудже, а дома, в Англии. Как мог Толбот позволить такой девушке разрушить свою жизнь, свои амбиции и окружить себя пустотой, скрывающейся за фешенебельным фасадом, глупостью, о которой мечтала сама Клео?

Наконец Антония решила, что на сегодня с нее хватит. Она заперла кладовую и отнесла ключ портье, после чего поспешно покинула отель, не желая случайно наткнуться на Роберта.

Если бы не Филипп, который должен был приехать через несколько дней, она бы прямиком направилась в albergo, собрала свои пожитки, расплатилась и первым же поездом уехала в Рим или Неаполь. Куда угодно, лишь бы подальше от Толбота и его безрассудства. Антония пожалела, что забронировала для Филиппа номер в «Маргарите», а не в «Бруфани-Палаццо». Значит, придется ужинать в обществе Толбота, матери и дочери Норвуд и Роберта. Хотя ведь можно постараться убедить Филиппа как можно скорее уехать во Флоренцию.

В субботу утром, когда она ехала с Толботом на раскопки, Антония изо всех сил старалась вести себя так, будто ничего не случилось. Она болтала о Филиппе, об их планах поехать во Флоренцию, о том, что скоро она закончит собирать вазу. Наконец Толбот не выдержал:

– Что с вами? Вы трещите как сорока.

– Если бы я молчала, вы бы обвинили меня в том, что я дуюсь.

– Вы впали в другую крайность. Так что теперь я уверен, что вы чем-то расстроены. Рассказывайте.

Антония улыбнулась: «Как я могу признаться, что переживаю из-за того, что он дурака свалял с Клео? Или что разочаровал меня, уведя Клео у Роберта?»

– О, пустяки, – наконец ответила Антония. – Я недовольна тем, как продвигается дело с картиной. Ведь скоро приезжает Филипп, а я хотела показать ему, что он не зря потратил свои деньги.

– А вместо этого вы зря тратите время на раскопки, не говоря уже про ваши занятия в университете.

– Вряд ли можно назвать тратой времени изучение итальянского, – заметила она.

– Ну, уж раскопки точно глупая забава, – не сдавался Толбот. – Что ж, вы поставили меня на место. Ничего удивительного после того, как вы назвали мою работу «сиюминутной прихотью».

– Это не так. Просто в тот момент я считала, что это «сиюминутная прихоть» для меня, но не для вас.

Они подъехали к дому Лучано, и им пришлось прервать спор.

Антония вспомнила, что захватила с собой одежду для сестер Понтелли. Лучано, к счастью, не было дома, иначе он ни за что не позволил бы девушкам принять подарок.

Мартина и Эмилия обрадовались и бросились в соседнюю комнату примерять обновки. Когда они вернулись, Антония заметила, что Мартина, старшая из сестер, сняла платок. Волосы девушки были коротко острижены.

– Я постриглась, – жалобно произнесла она. Взгляд ее стал умоляющим. – Не говорите Лучано. Он очень рассердится.

Антония улыбнулась и ответила по-итальянски:

– Зачем ему сердиться? Волосы снова отрастут.

– Это ради денег, понимаете, – вмешалась мать. – Парикмахеры скупают волосы.

Антония кивнула. Ну конечно! Она столько раз читала, что лучшим материалом для париков и шиньонов служат волосы итальянок из центральных районов Италии. Бедная Мартина! Как же она нуждается в деньгах, если решилась продать свои роскошные локоны!

Девушки демонстрировали обновки, а Антония, радуясь вместе с ними, подумала, что сестрам нужны новые туфли. Надо как-то узнать, какой размер они носят. В основном девушки ходят босиком, но все же обувь им пригодится.

Толбот пообещал, что вечером снова заедет к Лучано, и они с Антонией отправились туда, где Стефано и его небольшая бригада, вооруженная лопатами и ножами с тонкими лезвиями, уже ждали их, бранясь и переругиваясь.

Сегодня Толбота поджидал еще один человек, итальянец. Он представился синьором Ломбарди, директором археологического музея Перуджи. Они с Толботом долго о чем-то разговаривали, пока Антония, сидя на складном стуле, ждала указаний.

Наконец Толбот позвал ее:

– Пойдемте, Антония. Мы готовы.

Они втроем пошли к холму над домом Лучано. Следом шагали двое рабочих со, штативами и маленькими складными стульями в руках. Толбот нес странный прибор, который, как узнала Антония, назывался магнитометр. Но для чего он служит, она имела смутное представление.

Антонию попросили разлиновать листы в альбоме на квадраты в соответствии с большой схемой, которую показал директор музея.

– Когда я буду называть показания, заносите их под соответствующими номерами, – велел Толбот. – Они будут идти в разнобой, но это не важно.

Рабочие установили магнитометр на треногу в нескольких ярдах от ветхой лачуги Лучано. Они называли показания прибора на двух языках, после чего Толбот выкрикивал их по-английски.

Толбот с итальянцем передвигали прибор с одного места на другое, то укорачивая, то удлиняя треногу, в зависимости от крутизны склона.

Рабочие воодушевились, а Толбот выглядел ликующим, как никогда. Антония услышала, как он говорит своему спутнику, который расплылся в довольной улыбке:

– Возможно, она окажется даже больше и богаче, чем гробница Волумни.

Итальянец сделал все необходимые пометки, после чего Толбот подошел к Антонии и просмотрел цифры, которые она занесла в таблицу в альбоме. Взяв карандаш, он обвел несколько граф и показал их итальянцу. Тот кивнул.

– Вот и все, Антония, – тихо произнес Толбот. – Только никому ни слова. Мы думаем, что нашли очень ценную гробницу. Если сможем уговорить Лучано разрешить нам прорыть проход из-под его дома, сэкономим массу усилий. Если нет, нам придется копать вертикальный тоннель вниз от вершины. Надеюсь, это не понадобится. Синьор Ломбарди поможет получить разрешение. Особенно теперь, когда он знает, что под холмом что-то есть. Это, конечно, может оказаться просто фрагментом стены или гончарной печью, но прибор определенно что-то показывает.

– Каков следующий шаг? – спросила Антония.

– Лучано. Сначала попробуем его убедить.

– А если не получится? Тогда что?

Толбот посмотрел в туманную даль, на мягкий контур холмов, долины в прожилках речушек, спешащих к Тибру. Не дождавшись ответа, она вновь спросила:

– Примените силу?

– Боюсь, его жалкая лачуга в любом случае будет разрушена. Если мы начнем копать из-под дома, то, возможно, провалится фундамент. Если же пойдем сверху, над домом, произойдет то же самое. В любом случае, если под холмом действительно находится гробница, придется сооружать вход, чтобы люди могли прийти и посмотреть на нее.

– Какой вы безжалостный, Толбот!..

– О господи, Антония, мы же не собираемся разрушить великолепный памятник архитектуры, античный храм. За что мы действительно должны быть благодарны семье Лучано, так это за то, что их маленькая хижина до времени хранила от посторонних глаз наше открытие! Хотя даже сейчас мы не уверены, что прежние исследователи не обчистили наш дворец и не утащили все сокровища. Очень может быть, что банды грабителей время от времени наведывались сюда, выискивая, чем поживиться.

– Что бы там ни было, – вздохнула девушка, – надеюсь, вам улыбнется удача. Но будьте справедливы с Лучано. Он это заслужил.

Отобедав в тени их «походного лагеря» и хорошенько отдохнув, синьор Ломбарди вернулся в Перуджу, пообещав добыть все необходимые разрешения и бумаги как можно скорее.

– Как вы собираетесь сохранить находку в тайне от рабочих? – спросила Антония Толбота, когда они остались одни.

– В их интересах не болтать. Им платят фиксированную зарплату плюс бонусы за каждую интересную находку. Поэтому вся бригада бросает работу, когда кому-то из них кажется, что он нашел стоящее, чтобы Стефано или я могли оценить находку и вознаградить счастливчика.

– Понятно.

– Часов в семь мы снова навестим Лучано. Может, он к тому времени будет дома.

– Чем он зарабатывает на жизнь? Ему ведь надо содержать столько народу.

– Днем трудится в поле на одного виноградаря, а по вечерам вкалывает на собственном огороде. Выращивает лук и брокколи – это если на дворе лето. Зимой же моет полы в гостинице в Понто-Сан-Джованни, после чего отправляется домой, чтобы на следующее утро подняться в пять часов и начать все по новой.

– Если бы он разрешил сестрам зарабатывать! Я уверена, они трудолюбивые девушки.

– Старшая, Мартина, нашла работу горничной в соседней деревне, но, когда Лучано узнал об этом, заставил ее вернуться домой.

– Притащил бедняжку за волосы? Как и положено такому дикарю? Пожалуй, это еще одна причина, по которой она постриглась.

Когда они подъехали к дому Лучано, то застали там страшный переполох. Обе девушки, Мартина и Эмилия, были в слезах. Антония заметила, что одеты сестры в свои старые, самые потрепанные платья. Их мать сидела за столом, склонив голову, пока двое младших ребятишек колотили ложками по крышкам от кастрюль и громко кричали друг на друга. Лучано – единственный, кто сохранял спокойствие среди всего этого шума и гвалта. Высокий и стройный юноша поднялся и, с высоко поднятой головой, вручил Антонии пакет – тот самый, в котором она привезла платья его сестрам. Он вежливо поклонился Антонии, потом Толботу.

– Мне очень жаль, синьорина, но я не могу позволить сестрам принимать подарки. Мы не нуждаемся в благотворительности.

– Это не благотворительность… – начала было Антония, но ее перебила Мартина, которая вдруг вскочила и жестом отчаяния сорвала с головы платок.

– Я заплачу за платье из тех денег, что мне дали за волосы! – воскликнула она.

Побледнев, Лучано воззрился на сестру. Глаза его сверкали.

– Ты продала волосы?

Мартина закрыла лицо руками и отвернулась, затрясшись от рыданий.

– Мне нужно было немного денег… купить красивую одежду… чтобы быть красивой для… для…

Антония внезапно поняла, во имя чего Мартина принесла такую жертву. Существовал некий молодой человек, ради которого девушка хотела выглядеть как можно лучше.

– Лучано! – поспешно обратилась Антония к юноше. – Извини за то, что я отдала платья твоим сестрам. Пожалуйста, не обижайся, я приму за них немного денег. Так что это больше не благотворительность.

Мартина и Эмилия испуганно уставились на Антонию, которая незаметно кивнула им, надеясь, что девушки поймут ее попытку немного успокоить гордость Лучано и что потом она тайно вернет деньги Мартине.

Она назвала две небольшие суммы. Лучано кивнул и приказал Мартине заплатить Антонии. Та убрала смятые банкноты в сумочку.

Толбот, который все это время стоял в дверях спиной к итальянскому семейству, теперь повернулся:

– Если ваша сделка завершилась к всеобщему удовлетворению, Антония, может, мы перейдем к делу?

Антонию задел его сарказм. Разве она виновата, что мальчик устроил сцену из-за пары поношенных платьев?

– Пошли на улицу, – велел Лучано.

Антония сделала попытку задержаться, чтобы вернуть деньги Мартине, но Толбот неслышно возник за спиной и не оставил ей никаких шансов.

– Надеюсь, это не привело Лучано в еще более обидчивое настроение, и он не станет еще несговорчивей, – тихо сказал он Антонии, когда они вслед за мальчиком выходили из дому.

– С моей стороны было очень неразумно забыть о его ужасающей гордости?

Толбот вздохнул:

– Можно было выбрать более подходящее время для подарков. Он везде подозревает подкуп. Было бы лучше отдать девушкам подарки после того, как наше дело будет решено. Этот юный перуджиец слишком горячий.

– Неудивительно. Четыреста лет назад он бы вышел с мечом и пронзил бы им каждого, кто встанет у него на пути.

Лучано остановился и жестом указал на грубые деревянные скамьи.

– Здесь женщины нам не помешают, – заметил он, старательно избегая смотреть в глаза Антонии, которая отлично понимала, что ее воспринимают как незваного гостя.

Толбот пустился в описания недавних экспериментов и добавил, что директор музея тоже был здесь сегодня и обещал достать все необходимые разрешения.

– Это место, где я живу, – заявил Лучано со всей непокорностью, на какую был способен. – И моя семья тоже.

Толбот опять взялся приводить аргументы в пользу того, что семье Лучано будет гораздо лучше в новом доме.

– Твоей матери будет удобней, у твоих сестер будет приданое, а тебе не придется работать круглые сутки. Кроме того, если под твоим домом действительно есть что-то интересное, оно будет открыто для публики, и, возможно, музей установит небольшую доску, гласящую, что здесь ранее стоял дом Лучано Понтелли.

Мальчик молча раздумывал.

– Может, мне стоит еще кому-нибудь рассказать, что под землей много золота, и мне предложат больше денег, чем вы? – спросил он наконец.

– О, ты не сделаешь этого, Лучано! – воскликнула Антония. – Мы первые это обнаружили!

Толбот бросил на нее изумленный взгляд, который она истолковала как сардоническое удивление, вызванное тем фактом, что она объединила себя с ним в этом «мы».

– Так, значит, ты принял более выгодное предложение? – спросил Толбот.

Лучано пожал плечами:

– Возможно. А возможно, нет.

– Если бы ты согласился взять деньги у нас или у кого-нибудь еще, – обратилась к юноше Антония, – что бы ты стал с ними делать? Что бы ты купил?

– Много чего.

– Ну например?

– Не знаю.

Но она помнила, что однажды видела мальчишку со Стефано, который объяснял, как работает фотоаппарат. Что, если ахиллесова пята Лучано и есть фотоаппарат? Хотя не стоит и пытаться подкупить его таким образом. Пара платьев для его сестер уже доказали, что это не принесет ничего, кроме неприятностей.

Тем временем Толбот опять заговорил с юношей:

– Лучано, понимаешь, даже если ты не согласишься, все равно должен будешь покинуть дом, когда мы получим разрешение на раскопки – потому что нам придется его снести. Тебе, конечно, предоставят другое жилье, но, приняв наше предложение, ты мог бы получить еще и вознаграждение.

Он поднялся, показывая, что сказал последнее слово. Антония взглянула в мальчишеское лицо, такое беззащитное, такое юное, полное удивления оттого, что его никак не хотят оставить в покое, дать возможность просто зарабатывать себе на жизнь. Его действиями руководила упрямая гордость, пускай и в ущерб родным.

Антония вслед за Толботом направилась к дому, где теперь царила более мирная обстановка. Мать готовила ужин, в то время как Эмилия играла с младшими братом и сестрой. Мартины не было видно, поэтому Антония открыла сумку и поспешно сунула лиры в карман синьоре Понтелли.

Лица матери и дочери сияли благодарными улыбками, когда они прощались с Антонией и Толботом.

По пути к машине Антония поняла, куда подевалась Мартина. Укрывшись в тени оливкового дерева, так что ее нельзя было заметить из дома, девушка смеялась и болтала с молодым человеком, который схватил ее за руку и притянул к себе.

– Надеюсь, у него добрые намерения, – пробормотал Толбот. – Это один из моих рабочих.

– Вот уж не думала, что вы заметили парочку, – озорно улыбнулась Антония.

– Светлое платье Мартины выделяется на общем фоне. И если парень не искренен и думает, будто с сестрами Лучано можно запросто позабавиться, он за это дорого заплатит.

Антония, в свою очередь, тоже надеялась, что Мартина не пытается воспользоваться любой возможностью, чтобы сбежать от жизни, которую Лучано навязал сестрам.

Толбот предложил поужинать в придорожной гостинице, прежде чем вернуться в Перуджу. Антония с сомнением посмотрела на свои пыльные джинсы и не слишком чистую рубаху, а потом перевела взгляд на запачканную землей одежду археолога.

– А мы прилично выглядим? – поинтересовалась она.

– Что касается меня, мне только нужно вымыть руки и расчесать волосы, – самодовольно ответил Толбот. – Там, куда мы едем, найдутся и мыло, и вода.

– Что хорошо для вас, отлично подойдет и для меня, – ответила Антония.

– Сомневаюсь! Неужели вы ставите себя на мой примитивный уровень? Мне казалось, социальный статус заботит вас гораздо больше.

– С чего вы взяли? Художники обычно не могут позволить себе излишней роскоши. По крайней мере, пока не добьются успеха.

– После чего они становятся эксцентричными. – Толбот быстро взглянул на нее. – Интересно, будете вы такой терпимой, когда добьетесь успеха?

Антония рассмеялась:

– Вам нет нужды переживать из-за столь далекой перспективы. Даже Франческа, моя соседка по студии, замечает в моих работах вопиющие недостатки.