Текст книги "Мэри Пикфорд"

Автор книги: Айлин Уитфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Неожиданно Пикфорд показалось, что она нашла ключ к решению всех жизненных проблем. Суть этого решения можно сформулировать фразой: «Почему бы не обратиться к Богу?»

Развод с Оуэном Муром сильно поколебал веру Пикфорд в церковь. Как-то она увлеклась модным в 1910–1920-х годах научно-христианским течением «Крисчен Сайенс». Постепенно она соединила идеи Мэри Бейкер Эдди со своим позитивным жизнеутверждающим кредо. «В оптимизме Пикфорд присутствовала некая агрессия, неотделимая от ее личности, – писал «Нью-Йоркер» в 1934 году. – Добро победит, заявляет она, и бескомпромиссное выражение ее лица говорит, что это случится наверняка». Ее лаконичные высказывания на религиозную тему преподносились друзьям как щедрые подарки. Они же вошли в буклет «Почему бы не обратиться к Богу?» (1934). «Когда наше сознание очищается, – говорилось там, – мы пропускаем в себя Бога или вселенский Разум, который светится в нас». Мэри любила повторять туманную фразу о том, что «ничто в мире не заставит вас осознать ваши неудачи или несчастья, если только вы хорошенько не подумаете об этом».

Некоторые люди были озадачены. Другие скрежетали зубами и вспоминали о проповедях Полли из «Поллианны». «Подумайте, насколько хуже вам бы пришлось, если бы вы потеряли ногу», – говорила Мэри актеру, незадолго до этого испытавшему тяжелейший жизненный крах. В 1935 году вышла еще одна книга Пикфорд «Мое рандеву с жизнью», повествовавшая о том, как Мэри помогала подруге, у которой умерла мать (этой подругой, скорее всего, была Элси Джанис, которая, по словам Летиции, «так же любила свою мать, как Мэри любила Шарлотту»). «Ни одна вибрация, ни одно движение атома во Вселенной не проходит для ребенка бесследно, – пишет Пикфорд в этой книге. – И почему мы думаем, что личность – самая ценная из вибраций – может быть потеряна?» Джанис, если верить брошюре, находит этот аргумент настолько сильным, что утирает глаза и даже пытается пошутить по поводу того, как их матерям живется на небесах (Шарлотта якобы толкует матери Элси о ценности трастовых фондов).

«Пикфорд, – писал «Нью-Йоркер», – любит изъясняться общими фразами, которые, благодаря обезоруживающе искренней манере подачи, преподносятся как истина в последней инстанции». Иногда ее нежная и доверительная интонация граничит с инфантильностью. В книге «Почему бы не обратиться к Богу?» Мэри, чтобы красочно иллюстрировать грех сомнения, изображает двух сатирических персонажей, профессора Пуфинфуса и мадам Флитмаджиггер. Одной из основных мыслей книги является утверждение, что радости можно достичь путем умственного усилия, с помощью которого побеждается депрессия, и человек начинает с оптимизмом смотреть на вещи. Если Фэрбенкс не столько боролся со своими страданиями, сколько изучал их, то Пикфорд старалась гнать от себя печальные мысли. Когда ей это не удавалось, она удалялась в спальную комнату и в голос ругала профессора Пуфинфуса. Она возвращалась оттуда побледневшая, но просветленная.

И все-таки временами она терялась. Так, в январе 1934 года Пикфорд заявила, что «попытка принести меня в жертву во имя какой-то зловещей цели с треском провалилась». Прибыв в Бостон («Алису в стране чудес» показывали в нескольких кинотеатрах по стране), Мэри получила письмо от человека, который очень хотел встретиться с ней, заявляя, что дело касается некоего завещания. В течение последующих двух недель он пытался вступить с ней в контакт, и, в конце концов, этого человека с его знакомой женщиной обнаружили у дверей номера Пикфорд (они подслушивали ее разговор с Лилиан Гиш). Их заставили уйти, но они вернулись в тот же вечер, когда актриса принимала гостей. Служанка Мэри провела их в примыкающую к номеру небольшую комнатку, где странный мужчина уставился на свою спутницу пронзительным взглядом. Вскоре вошла Пикфорд и потребовала, чтобы эти двое немедленно ушли. Мужчина рассыпался в извинениях и неожиданно легко подчинился. Однако женщина осталась и обратилась к Мэри со словами: «У меня есть сообщение для вас. Понимаете, у меня был духовный наставник».

К полуночи Мэри решила, что имеет дело с неудавшимся похищением. Кроме того, ей показалось, что странный мужчина пытался загипнотизировать ее служанку. Ей уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. В 1924 году преступники разработали детальный план похищения Пикфорд, Полы Негри, юного актера Джекки Кугана и наследников нефтяного магната и банкира. Полиция приняла меры по охране Мэри, в то время снимавшейся в фильме «Маленькая Анни Руней». Похожая на нее внешне, Крит Скайл разъезжала в «роллс-ройсе» актрисы, одетая в ее пальто и шляпу. Когда гангстеров арестовали и они предстали перед судом, Мэри окинула их презрительным взглядом, а затем заговорила с такой яростью, что судье пришлось заставить ее замолчать, стукнув молотком по столу.

Теперь же она поспешила в Фолмаут на мыс Код, где жил ее друг Чарльз Фултон Орслер, издававший журнал «Либерти». «Если кому-то в голову пришла мысль, что они смогут доконать меня, то они ошибаются, – говорила Пикфорд. – Я окружена доброжелателями и друзьями, никогда не бываю одна, и обо мне должным образом заботятся». Ее лимузин охраняли двое полицейских. В доме Орслера постоянно дежурили охранники.

Через несколько дней Мэри рискнула отправиться в Нью-Йорк, где встретилась с репортерами, но только после того, как полиция осмотрела все двери в ее гостиничном номере и проверила все замки. Администрация отеля заверила Пикфорд, что никто не проникнет к ней, не предъявив специального пропуска у лифта. «А если они поднимутся по лестнице?» – спросила Мэри. «Ваш номер находится на тридцать шестом этаже», – ответил портье. «Они могут делать передышки, поднимаясь наверх», – парировала она.

Что же происходило на самом деле? Да ничего особенного, если верить двум загадочным гостям Пикфорд, которые подали на нее в суд за клевету и заявили репортерам, что они никакие не гангстеры, а всего лишь члены «Крисчен Сайенс», и они хотели просто поговорить с сестрой по вере. К счастью, Мэри нигде не упоминала их имен, и спустя несколько лет она выиграла процесс.

«Я вовсе не боюсь вас и доверяю вам. Вы ведь знаете, мы, канадцы, такие сдержанные». В мае 1934 года Пикфорд приехала в Торонто с представлением «Церковная мышь». За месяц до этого лорд Эшли начал бракоразводный процесс со своей женой, обвинив ее в любовной связи с Дугласом Фэрбенксом. Наконец-то туманные слухи приобрели официальный статус, став достоянием общественности. Фэрбенкс связался с Мэри по телефону. Она сказала, что сочувствует ему, и это действительно было так.

Но в Торонто, кажется, еще ни о чем не знали. Время здесь словно бы пошло вспять, вернувшись к эре немого кино. На железнодорожном вокзале «Унион» ее встречал старый доктор Дж. Б. Смит. Он расплакался, когда вместе с ней ехал в автомобиле с открытым верхом по центральным улицам Торонто в сопровождении шотландских гвардейцев. Клерки махали им из окон офисов и забрасывали их кипами пустых бланков. Огромная толпа у здания мэрии – людей собралось больше, чем при встрече принца Уэльского, – скандировала имя Пикфорд, заглушая приветственную речь мэра. Эвелин Пасен, девятилетняя актриса, протянула Мэри букет цветов.

Газета «Торонто Стар» лояльно относилась к Пикфорд. Когда она побывала у них в редакции, ей вручили цветы, и «королева мая приняла их в свои руки, словно скипетр, а потом с необычайной грацией склонила к ним свое милое лицо». Впоследствии репортер, написавший эти строки, удостоился аудиенции Королевы. «Поклонников Мэри, – заверял он, – будут интересовать все мельчайшие детали ее жизни». Репортер собирался снова разразиться высокопарной речью, но Пикфорд оборвала его: «Не говорите глупостей».

«Вы помните магазинчик, где продавались велосипеды?» – спросил у нее кто-то. «Конечно помню, – ответила Мэри. – Я купила там самый лучший велосипед в моей жизни». Она поехала на свою родную Юниверсити-стрит на велосипеде. Фонтанов и каштанов там уже не было, а их невзрачный маленький домик стоял заколоченный досками. Мэри притормозила, оставила велосипед у крыльца и попробовала открыть дверь, но она оказалась заперта. Это заставило ее вздохнуть. «Не думаю, что могла бы променять новую жизнь на старую», – наконец произнесла она, обращаясь к репортерам.

Но пребывание в Торонто доставляло ей не только приятные моменты. Некий Эдвард Хеммер еще с сентября прошлого года пытался доказать через суд и через прессу, что когда-то он «был ее опекуном и приемным отцом». В качестве доказательств Хеммер приводил эпизоды из прошлого, когда он помогал Мэри убедить Беласко в том, что она слишком устала и не сможет гастролировать с «Добрым маленьким чертенком», или когда по поручению Шарлотты уводил актрису из квартиры, возможно, принадлежащей Кёрквуду. Хеммер также вспоминал, как по просьбе Шарлотты защищал Пикфорд во время ее брака с Муром от любовных домогательств Фэрбенкса. Кроме того, он утверждал, что после того, как Джек женился на Мэрилин Миллер, Шарлотта пыталась следить за своей невесткой, дав задание Хеммеру собирать информацию о ее интимной жизни.

По мнению Хеммера, такие личные услуги стоили больших денег. Провозгласив себя полноправным членом семейства Смитов, Хеммер считал, что имеет право на часть наследства Шарлотты. В судебном иске говорилось о том, что, по предложению Мэри, в 1925 году он отказался от своих финансовых претензий, ожидая, что его упомянут в завещании Шарлотты. Когда выяснилось, что Шарлотта ничего ему не оставила, он обратился к Пикфорд, но она отказалась платить ему. Через пять лет Хеммер подал на нее в суд, требуя двести пятьдесят тысяч долларов.

Мэри отмахивалась от журналистов, называя притязания Хеммера «чистым вымыслом», и пыталась заставить его замолчать. Неизвестно, заплатила ли ему Пикфорд, но, каким-то образом вынудив его забрать иск, она избежала крупного скандала.

Осенью 1934 года радиостанция «Мэри Пикфорд» выпустила в эфир серию инсценированных сценических и экранных постановок, вещая на всю страну из Лос-Анджелеса. Актеры кино не брезговали подобной работой. Например, Кларк Гейбл и Клодетт Колбер участвовали в радиопостановке «Это случилось однажды ночью». Хотя театральные актеры самого высокого ранга, такие, как Этель Барримор и Хеллен Хейс, имели свои «радиотеатры», эта отрасль оставалась еще достаточно неразвитой. Пикфорд, которую когда-то носил на своих плечах Дуглас Фэрбенкс, решила оседлать компанию «Стэндарт Брэндэ».

После долгих раздумий Мэри выбрала для своего дебюта «Церковную мышь». На репетициях ее всю трясло от страха перед микрофоном. В конце концов, звукоинженер надел на микрофон абажур, чтобы успокоить Пикфорд. После первой передачи она подверглась критике. Мэри упрекали в том, что ее текст не всегда можно разобрать, что в ее смехе чувствуется истерия, а ее «простота граничит с идиотизмом».

В течение нескольких месяцев Мэри пыталась отражать нападки, но потом отказалась от замыслов сделать карьеру на радио.

Между тем находящийся по другую сторону океана Дуглас Фэрбенкс старался отвлечься от своих неприятностей. Он скрывался от назойливых британских газетчиков в роскошной старинной усадьбе, достаточно удаленной от Лондона, но не настолько, чтобы там нельзя было принимать гостей. Теперь у него появилась масса новых друзей; со старыми он не общался. Фэрбенкс-младший тоже жил в Англии, снимая фильмы и ставя пьесы. Его ранний брак расстроился (Кроуфорд подала на развод в 1933 году), и теперь он слыл любимцем общества, поддерживая близкие отношения с людьми, которые в свое время души не чаяли в его отце, – супругами Астерами, Ноэлом Коуардом и принцем Уэльским. В отличие от отца, он не предавался буйному веселью. Фэрбенкс-старший сутками пропадал в казино и ночных клубах. Теперь он вел образ жизни, который когда-то осуждал.

В 1934 году Фэрбенкс спел свою лебединую песню, выпустив на экраны фильм «Частная жизнь Дон-Жуана», съемки которого на короткое время увлекли его. Продюсером картины стал Александр Корда, новый партнер «Юнайтед Артисте». Фильм снимался на лондонской студии. Слишком надуманный и авантюрный сценарий предлагал комический любовный сюжет, размышления о славе и о старении мужчины. Фэрбенкс в роли Дон-Жуана с трудом прощается со своей молодостью. Женщины, которые прежде не давали ему прохода, отвергают его. Теперь они становятся жертвой более молодого смуглого мошенника. Дон-Жуан, как и Фэрбенкс, пытается похоронить свое прошлое и жить ради будущего. В финале великий любовник, устав от бесконечной погони за наслаждениями, передает факел своему сопернику и исчезает. Он просит прощения у своей жены. Пикфорд, вероятно, смотрела эту сцену с интересом.

10 января 1935 года в ходе бракоразводного процесса суд сохранил за Фэрбенксом его ранчо в Санта-Монике, а Мэри оставил Пикфэр. Но она не собиралась сидеть там безвылазно: у нее появилось много новых проектов, и ей приходилось читать большое количество сценариев. Мэри знала, как бороться с горем.

19 мая в театре «Метрополитен» в Сиэтле состоялась премьера спектакля «Кокетка». Журналисты атаковали игравшую крошечную роль юную актрису, скрывавшуюся под сценическим псевдонимом Энн Кёрби. «Откуда вы знаете, что я – это Гвин? – спрашивала она. – Нет, я не хочу говорить об этом. Не думаю, что моя тетя одобрит это».

Мэри, которая играла в пьесе главную роль, сама вступила в разговор с репортерами: «Она ведь еще школьница, и мы не хотели портить ей детство». Она взяла Гвин в Сиэтл как счастливый талисман. И кажется, это сработало. Пикфорд так бурно аплодировали, что она не выдержала и расплакалась. «На всем протяжении спектакля Мэри играла превосходно», – писал один критик, а другой уверял, что она унесла его в «сказочную страну». Все считали, что такой теплый прием дает ей все шансы на триумфальное возвращение на Бродвей. Но Пикфорд не придала статьям критиков особого значения, посмеялась над «Кокеткой» и заявила, что ни она, ни Гвин не знают, чем будут заниматься в будущем. «Это не ее дебют, – улыбалась она, – и не мое возвращение».

Ничто не мешало Пикфорд организовать с «Кокеткой» небольшие гастроли по северо-восточному побережью с остановкой в Ванкувере (такое турне планировалось, но Мэри потеряла самообладание и отказалась от него). Пикфорд могла бы поставить пьесу под названием «Вдова наполовину»; она написала небольшой роман под этим названием, и ее соавтор, Белл Бюрнс Громер, встретилась с ней в Сиэтле, чтобы обсудить этот проект. Но «Вдова наполовину», изданная в августе, казалось, была ориентирована скорее на немое кино, чем на сцену. Это кошмарная стряпня из всевозможных эротических клише и обращений к Дугласу Фэрбенксу. Днем героиня романа по имени Коралли, очень напоминающая Пикфорд, являет собой образец скромности, нежности и материнской любви. Но вечером она – Коко, стройная и дерзкая девушка из шоу, принимающая мужчин в неглиже. Она обвораживает Камилио, итальянца с темными глазами и ироничным взглядом; он напоминает не Фэрбенкса, а Рудольфа Валентино, которого муж Мэри когда-то отваживал от Пикфэра. «Я был дураком, – говорит Камилио, обнажая перед Коко свою душу. – Полагаю, тебе нравится, когда мужчины признаются тебе в том». Но когда в ответ Коко открывает Камилио свою подлинную суть, он приходит в восторг. Роман заканчивается тем, что Камилио заключает Коралли в объятия. Словно по наитию, Фэрбенкс прибыл в Пикфэр.

По словам Мэри, это был наиболее странный и чрезвычайно волнующий момент в их отношениях. Он приехал в Калифорнию, чтобы воспрепятствовать разводу. «Я помню, как меня шокировал его приезд. Он был по-прежнему жизнерадостен и находился в хорошей физической форме, но что-то в нем сломалось. Казалось, Дугласа покинул его дух. Прежде я всегда чувствовала, о чем думает Фэрбенкс и что он чувствует. Я умела читать его мысли по выражению лица». Теперь ее «сердце плакало», но она отторгала его.

Фэрбенкс не сдавался и прибегнул еще к одному способу. Он вернулся в Англию и послал Бет телеграмму, которую та должна была вслух зачитать Мэри. Телеграмма состояла из двухсот слов: он умолял жену принять его, клялся ей в любви, писал, что готов встать на колени. Бет зачитала телеграмму Пикфорд, но она осталась неумолима: «То, что я знала о Дугласе, это одно, но когда об этом узнает весь мир».

По мере того, как близился день вынесения окончательного приговора суда, близких друзей Мэри охватили сомнения. Они не могли себе представить, что такой идеальный брак мог когда-либо разрушиться. Но хотя Пикфорд и Фэрбенкс все еще любили друг друга, они становились жертвами обстоятельств.

10 января 1936 года Мэри, наконец, получила разрешение на развод. В тот вечер Фэрбенкс обедал в нью-йоркском ночном заведении под названием «Конни Инн». Рядом сидела Адель Астер, сестра танцовщика Фреда Астера. Дирижер оркестра, разглядев Фэрбенкса в свете свечей рядом с высокой красивой женщиной, объявил, что следующая вещь прозвучит в честь Сильвии. На глазах у изумленных посетителей Фэрбенкс внезапно встал из-за стола и стремительно покинул зал еще до того, как заиграла мелодия.

Он признавался брату, что словно бы по-новому открыл для себя Мэри. Он называл ее своей «единственной любовью». Впервые за последние годы он увидел все в ясном свете. Он поедет в Лос-Анджелес и вернет себе жену. Фэрбенкс устал и чувствовал себя совершенно разбитым, но он обрел цель, и она вернула ему трезвость сознания.

Теперь он каждый день наведывался в Пикфэр и возил свою бывшую жену кататься на автомобиле, как в первые месяцы их любви. Мэри была добра, рассудительна и просила дать ей время. Она отказалась принять от него в подарок бриллиантовый браслет. А однажды отказалась принять его самого. Тогда Фэрбенкс навестил сына и свою племянницу Мэри Маргарет Фэрбенкс, дочь Джона, проводивших ту зиму в доме на берегу в Санта-Монике. «Он говорил о том, что хочет поселиться на вилле в Риме и читать там книги», – вспоминала она. Вечерами Фэрбенкс любил пофилософствовать: «Если вы объехали весь мир и все повидали, вам больше некуда и не к чему стремиться». Такие разговоры тревожили его племянницу. Еще больше они беспокоили Мэри Пикфорд. «Почему бы нам не уехать вместе, – предлагал он ей, – и не поселиться где-нибудь в Швейцарии? Или, если хочешь, построим ранчо; мы ведь всегда мечтали об этом». Пикфорд снова ответила ему отказом.

Постепенно он начал сознавать, что ничего уже не вернешь. В феврале 1936 года Фэрбенкс сел на поезд и отправился в Нью-Йорк. На каждой станции он посылал жене телеграммы. Джей Ар, который сопровождал его, не помнил содержания этих посланий, но помнил их тон. Фэрбенкс умолял жену о прощении, брал на себя вину не только за свои, но и за ее ошибки. Он часами сидел один в своем купе. Прибыв в Чикаго, он наведался в офис «Юнайтед Артисте» и спросил, не было ли для него телеграммы из Калифорнии. Выслушав отрицательный ответ, он заказал телефонный разговор с Пикфэром, но мажордом сказал, что хозяйки нет. Когда Фэрбенкс сел в экспресс и продолжил путь в Нью-Йорк, им овладела депрессия.

В Нью-Йорке сын старался развлечь отца, насильно заставляя его ходить на бродвейские шоу. Когда люди узнавали актера, он отводил глаза и старался улизнуть. Джей Ар с тревогой наблюдал за тем, как отец на глазах превращается в неврастеника. Он немного успокоился, когда Фэрбенкс вдруг пригласил его вместе позавтракать и обсудить совместную работу в кино. Для молодого актера, который вырос на фильмах Фэрбенкса и, просматривая их, с восторгом думал: «Это мой отец!», такая перспектива казалась захватывающей.

Появившись в отеле Фэрбенкса на утро, Джей Ар попросил администратора позвонить в номер отца. «Ваш отец выехал», – ответил администратор.

Фэрбенкс-младший с изумлением выслушал рассказ о том, как его отец среди ночи отправился в Европу. «О, сэр, – сказал портье, когда Джей Ар уже собирался уходить. – Полчаса назад мы получили телеграмму на его имя. Вы возьмете ее?»

Телеграмма была подписана «Хиппер».

Фэрбенкс-младший собрался с духом, взял ключ от номера отца и обыскал его, надеясь найти что-либо, что указывало бы на название корабля или на страну, в которую он отправился. Вскоре к нему присоединился Том Герати, получивший известие о неожиданном отъезде Фэрбенкса. Ничего не обнаружив, они связались с Фрэнком Кейсом, и тот сообщил, что актер звонил ему после полуночи, потому что не мог заснуть и был чем-то разгневан. Кейс заказал Фэрбенксу билет на пароход во Францию, где его ждала Сильвия. Все больше нервничая, Джей Ар попытался связаться с кораблем по телефону. Наконец Фэрбенкс поднял трубку и выслушал сына, который в восторге зачитал ему телеграмму Пикфорд. В ней говорилось, что она прощает его и зовет домой.

Фэрбенкс ответил, что это наверняка заговор, организованный недоброжелателями, чтобы поиздеваться над ним. Когда с ним заговорили Герати и Кейс, он закричал, что даже старые друзья восстали против него. Тогда Джей Ар связался с Мэри. Она позвонила на корабль и передала на словах текст телеграммы. Последовало долгое молчание.

«Слишком поздно, – обронил Фэрбенкс и снова замолк. – Теперь слишком поздно».

Сильвия согласилась стать его женой. 7 марта 1936 года они поженились в Париже.

Через несколько лет супруги поселились в уединенном доме на побережье. Там не было большой студии, площадок для игр, трамплинов и гимнастических матов. Фэрбенкса больше не окружал ореол славы, он не снимал фильмов, его не обслуживала армия слуг. Фэрбенкс готовил коктейли для гостей, играл в карты и рассказывал старые истории. Он по-прежнему обожал гольф. Но случались дни, когда Фэрбенкс удирал оттуда, чтобы провести несколько тихих часов в Пикфэре. Он сидел у кромки бассейна рядом с Пикфорд, и иногда она позволяла ему держать ее за руку. «Какая ошибка, Мэри», – признался он ей однажды. Пикфорд посмотрела в сторону горизонта и ответила: «Мне очень жаль».