Текст книги "Измена. Цена прощения (СИ)"

Автор книги: Ая Кучер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Улыбнулась.

Подошла ближе, целуя в щеку. Сначала Руса, потом – Мирона.

Провела пальцами по небритой щеке.

Весь набор, чтобы он не злился.

– Да, Мирон, – забираю у него из рук ключ. – Я с радостью перееду к тебе.

Эпилог

– Мамочка!

Я прищуриваюсь, солнце бьет прямо в глаза. Руслан несется ко мне на всех парах, едва не падает. Вовремя успеваю подхватить, сын обустраивается на моих коленях.

Я сижу под ветками раскидистого дуба, листья прячут меня от летнего солнца. Близится к вечеру, но жара и не думает спадать. Платье липнет к телу, жутко хочется пить.

Автоматом я смотрю в ту сторону, откуда прибежал Руслан. Темноволосый мужчина приближается к нам, взмахивает рукой. Я улыбаюсь в ответ.

– Мам, на меня смотри! – просит, сжимая моё лицо крошечными ладошками. – Смотришь?

– Конечно смотрю, – произношу сдавленно, едва шевеля губами.

– Мы с папой ходили в кино! – захлёбывается словами от восторга. – На мультик про зеленого монстра. Только он добрый был. А потом я катался на машинках! Тех, на которых можно врезаться в другие. А ещё…

Опыт целого дня Рус старается вложить в несколько предложений. Размахивает руками, а глаза у него горят. Для пятилетки съесть два шарика мороженного и погонять голубей – целое приключение.

Поправляю его отросшие волосы, сын морщится, но не отстраняется. Руслан пока не до конца решил – нежности от мамы ещё можно принимать или уже в садике засмеют.

Не могу поверить, что он так вырос. Пять лет пролетели как одно мгновение, только успевай запоминать, как сын меняется. Недавно учился ходить, постоянно падая, а теперь бегает. Тоже падая, ладно.

– А губу где разбил? – спрашиваю, когда сын замолкает. Его нижняя губа чуточку припухла. На коленях замечаю запекшуюся кровь. – Ох, ты хорошенько упал, да?

– Ой!

Сын тупит взгляд, а после оглядывается назад. Кажется, эту деталь истории они не придумали. Но опыт показал, что мой сын не продажный и не обманщик. Честно вздыхает:

– Я бежал и упал.

– Быстро бежал?

– Смотря что такое быстро, всё относительно, ма.

Выдает, переводя взгляд в небо. Я понимаю что нужно поменьше оставлять Руслана с моим отцом. А то дедушка научит его философским мыслям, а мне потом разбирайся.

– Мне совсем не больно было! – убеждает. – Правда, пап?

– Правда.

Дима усмехается, усаживаясь на плед рядом с нами. Треплет сына по волосам, но тот уворачивается. Он старается казаться взрослее в такие моменты. По крайне мере до тех пор, пока не подхватывает пластиковый самолёт.

– Пап, можно? – Дима кивает, после сын разворачивается ко мне. – Мам?

– Беги.

– Ура!

Руслан пока маленький, закономерности не видит. Но у нас с Димой договоренность. Если что-то запретил или разрешил один родитель, то второй это решение поддерживает.

Можно после ругаться и договариваться, но перед ребенком мы должны быть единым фронтом. Нельзя, чтобы один кто-то был хорошим, а второй плохим. Приходится идти на уступки.

– Совсем не плакал? – уточняю, внимательно следя за тем, как сын носится по поляне.

– Ревел так, что меня полиция едва не обвинила в похищении. Хотя я так и не понял. Ему футболку было жалко или себя.

– Футболку.

Вздыхаю, вспоминая в чём сын был утром. Там был рисунок одного из его любимых супергероев. Так что понятно, почему Руслан был настолько расстроен. Но, кажется, уже и не вспоминает об испорченной футболке.

– Я заказал такую же, – отчитывается Дима. – Но доставят через пару дней. Рус милостиво позволил мне купить другую, чтоб он не ходил в грязном.

– Как благородно с его стороны.

Я не сдерживаюсь, смеюсь во всю. Дима вторит мне, понимая, насколько наш сын бывает экстраординарным. Руслан взял всё самое худшее от нас двоих. Дотошность Немцова, мою любовь к цифрам. Иногда такое выдает, что мне страшно за его воспитателей.

– А как твой день? – Дима спрашивает, переводя взгляд на пруд. – Ты вроде собиралась сводить отца в клинику?

– Да. Папа как маленький ребенок, честно слово. Пришлось прибегнуть к шантажу, угрозам и слезам. Но с ним всё в порядке.

– Это хорошо.

– Угу.

Иногда у нас с Димой возникают такие паузы, которые нечем заполнить. Раньше они казались уютными, теперь вызывают неловкость. Кручу обручальное кольцо, стараясь успокоиться.

Главное, что присутствие мужчины больше не вызывает во мне боли. Давно уже.

Хотя на это пришлось потратить уйму времени. Разобраться в себе, завалить психолога жалобами. Попытаться понять, что именно чувствую к каждому из мужчин и что с этим делать.

Но это того стоило.

Потому что теперь рядом с Димой я чувствую себя спокойно и уверенно. Раньше я думала, что не умею прощать. Конечно, раздумывала, убеждала себя, прикрывала всё «лучшим для сына»…

Но нет. Поняла, что для этого нужно время, а не только желание и правильные мотивы. Через злость и притаившуюся обиду двигалась к настоящему прощению.

И у меня получилось.

Просто цена этого прощения – полное отсутствие чувств к Диме.

Почти тотальное безразличие к мужчине, за которого десять лет назад вышла замуж.

Я доверяю ему сына, без вопросов. Знаю, что Немцов позаботится. Мы спокойно общаемся, не пытаемся друг друга уколоть. Делим между собой обязанности родителей, но ничего большего между нами нет.

Конечно, свекровь чуть поумерила свой пыл с любовью и «дочкой», когда в моем паспорте появился штамп о разводе. Но в помощи не отказывала, нам удалось сохранить тёплые отношения.

– Я хотел обсудить с тобой конец августа, – произносит Дима в итоге. – Я помню, что у тебя день рождения на следующих выходных. Но после я бы забрал Руса на неделю, ты не против? Хочу свозить его на море.

– Конечно. Я предупрежу в садике, только скажи мне точные даты.

– А ты скинь мне размер его одежды, он растет быстрее, чем я запоминаю. Сам соберу ему сумку. С тебя – игрушки. Только… Я буду не один.

Насколько я знала, Дима часто заводил себе отношения, но они быстро заканчивались. Никого из своих девушек мужчина не знакомил с сыном. Его приоритетом был Рус и фирма.

С бизнесом всё хорошо. Немцову пришлось постараться, но он вырулил ситуацию. Не зря ведь управлял всем столько времени. Справлялся, как умел, старался. Почти на год перебрался в город, где расположен завод. Наводил там порядок, прилетал на выходные к Руслану, иногда забирал с собой на пару дней.

Волошиным пришлось уехать окончательно из столицы. Они отделались только условным сроком, но репутацию им это подпортило. Я сдержала слово, заявление о нападении забрала. Но перед этим и Мирон, и Дима убедились, что и без этого всех привлекут к ответственности.

Месть – не значит вседозволенность. Тем более такая причина, когда всё можно было исправить по-другому. Единственный плюс в том, что я узнала всю правду, и могу строить жизнь видя цельную картину.

Вадим не сможет работать юристом, и это меня утешает. Даже если случилось нечто ужасное, ты берешь на себя обязательства. То, что он чудил с работой, ничем не оправдать. Как и то, что Ира преследовала меня.

Будто это я её сестру в ресторан тащила.

Но это всё в прошлом, медленно покрывается пылью.

Теперь в жизни всё спокойно, мы с Димой находим общий ритм. И я действительно желаю ему счастья, отпустив все обиды. У нас не получилось, но на этом жизнь не заканчивается.

– Конечно, – киваю, стараюсь улыбкой поддержать. Понимаю, что для Димы это серьезный шаг. – Ты хочешь, чтобы я сама поговорила с Русланом?

– Нет, я ему уже начал объяснять, сам познакомлю.

– Хорошо, договорились.

– О чём?

Искренняя улыбка лезет на лицо, стоит только услышать голос Мирона. Оборачиваюсь, замечая его возле ствола дуба. Подкрался незаметно. Теперь стоит, скрестив руки на груди.

– Шварц, – Дима кивает, поднимаясь.

– Немцов.

Мне остается только закатить глаза. У мужчин до сих пор отношения напряженные. Но они уже не говорят так, будто проклинают друг друга, а это прогресс.

Дима прощается, по пути ловит сына, что-то ему рассказывает. Мирон усаживается за моей спиной, я располагаюсь между его ног, откидываясь на широкую грудь. Уставшая спина тут же приятно ноет от того, что можно расслабиться.

– Как вы тут?

Губы Мирона тут же прижимаются к местечку за ухом. Ползут ниже, оставляя пылающие следы на шее. Его руки гладят мои, ноги зажимают мои. Мы будто каждой клеточкой соприкасаемся.

И Шварц всё никак не может успокоиться. С каждым разом притягивает меня всё ближе. Целует настойчивее. Словно если не будет любить меня сильнее, то я просто исчезну, окажусь миражом.

– Нормально. Я целый день отдыхала, Рус разбил губу, – озвучиваю самое важное. – А как твой день?

– Как любой, когда в выходной нужно сидеть на работе. С какого-то перепугу мой главный бухгалтер решил, что это самое время уйти в декрет.

– Да? – запрокидываю голову, ловя его взгляд. Ладонь мужчины опускается на мой выпуклый живот. Ещё маленький, только начал расти, хотя срок уже пять месяцев. – Радуйся, что она ушла не зимой во время годовых отчетов.

Мирон содрогается, будто действительно представил это. Но сейчас тоже время жаркое – сдача нового комплекса, много документации и оплат, нужен тотальный контроль.

Я пытаюсь подхватить в некоторых моментах, но не всегда могу разобраться в узких сферах бухгалтерии. Да и уверена, что Шварц всё решит. В конце концов, среда у него все ещё выходной. Значит, не всё так плохо.

– Не хочешь вернуться? – спрашивает, а я охаю, когда моя малышка решает пнуть в живот, отзываясь на присутствие папы. – Ненадолго. Я готов обсудить зарплату. Премии, отпускные…

– Нет. У меня муж ревнивый, решил, что мне нужно держаться подальше от симпатичного начальника.

– Прям симпатичного?

– Чертовски красивого.

Мужчина, получив свой заслуженный комплимент, ухмыляется. Ловит мой подбородок, разворачивает к себе. Прижимается губами, а бабочки снова щекочут своими крыльями. Дочка там с ними развлекается, снова пинает.

– Твой начальник просил напомнить, что ты сама от него сбежала, – Мирон поглаживает мой подбородок. – Набралась опыта и перешла в другую фирму. Я все ещё обижен.

– Это было три года назад!

– Ничего не знаю. Сделаешь мне расчёты вечером?

– Сделаю, конечно.

У Мирона нет проблем с тем, чтобы попросить меня о помощи. А я с радостью помогаю. Работы действительно прибавилось с тех пор, как Лена, которая последние года возглавляла всю бухгалтерию, сбежала в декрет. Но это не такая уж катастрофа.

Шварц не оставляет надежды переманить меня обратно, но больше в шутку. Он уважает моё решение работать отдельно. Понимает, что я не хочу снова сужать мой мир.

– Рус!

Вскрикиваем одновременно, когда малыш подбегает слишком близко к воде. Мирон продолжает сидеть, но его тело напрягается, готово в любую секунду броситься вытаскивать этого пловца.

Сын послушно разворачивается, спешит к нам. На ходу проверяет не зажили ли чудесным образом его ободранные локти, страдальчески вздыхает. Господи, какой он у меня хорошенький.

– Пап-Мир! – Рус протягивает сжатый кулачок, Мирон стукается о него своим. – А ты знаешь где я сегодня был с папой?

Сын снова забирается на мои колени, заставляя Шварца разжать объятия. Мостится так, чтобы не задевать мой живот. Головой упирается в колено Мирона, и начинает рассказывать.

Я боялась, что ребёнку будет сложно объяснить, почему его папа живёт отдельно, а другой мужчина теперь мой муж. Я ведь никогда не хотела, чтобы Дима остался в стороне. Он отец и старается изо всех сил, чтобы не потерять этот статус.

Поэтому пыталась аккуратно и мягко объяснить Русу, что такое бывает. А мой смышлёный малыш определил всё сам. Знает, что у него есть родной папа, который забирает его на выходные, а есть папа-Мир, который мамин муж и живёт с нами.

Руслан это сам придумал и ввел в обиход, решив, что так ему удобнее.

– Вот такое мороженное! – сын широко расставляет руки в сторону. – Представляете?

– Прям такое? – улыбаюсь. – Значит, теперь тебе сладкого долго нельзя?

– Ну, тогда не такое. Чуть меньше. Я бы с Алиной поделился, но она всё не вылазит!

– Вылезает, – поправляю автоматом. – Солнышко, твоя сестричка только через несколько месяцев родится. Где-то перед твоим днём рождения.

– Но ведь она уже есть? Ты с ней разговариваешь! И она пинается постоянно. Это как так, пап-Мир?

Сын с надеждой смотрит на Шварца, надеясь, что тот объяснит понятнее. А Мирон с мольбой смотрит на меня. Потому что мужчина пытается подобрать правильные слова для ребёнка, но это всё равно для него сложно.

Не то, чтобы он не старался. Конечно, Мирон очень старается, помогает с Русом. Иначе я бы и замуж не вышла за Шварца, если бы сомневалась, что он моего ребёнка примет.

Просто мужчина настолько привык разговаривать со взрослыми и далек от детского мира, что каждый такой невинный вопрос вгоняет его в панику. Особенно с учетом того, что Рус немного картавит.

Я понимаю идеально, даже не замечаю, а вот Шварцу иногда нужно подсказывать. Мужчина может целую ночь лепить поделку в садик для Руслана, но с разговорами сложнее.

Хотя, Господи, помню я ту поделку осеннюю.

Я крестилась, а преподавательница хвалила, что ребёнок всё делал сам.

Мы вдвоем со Шварцем пытаемся объяснить малышу, как появляются детки и что нужно время, чтобы его сестричка была с нами. Тот, кажется, начинает понимать. Но к концу его нижняя губа начинает дрожать, а на глазах появляются слёзы.

– Рус, что такое? – мигом прижимаю к себе сына. – Что-то болит?

– Это просто несправедливо, – всхлипывает. – Алинка… Нечестно.

Сердце сжимается от мысли, что сын может ревновать. Чувствовать себя плохо из-за того, что мы с его папой больше не вместе, а с папой сестрички – вместе. Или вдруг подумал, что теперь он не нужен?

Господи, неужели я сказала что-то не так?

– Мама, – произносит тоном «ну как ты не понимаешь», сам вытирает слёзки. – У меня два папы, а у неё будет только один. Это получается, что её будет любить меньше людей. Ой, а ещё деда с бабой! Уже три…

– Милый…

– Мне надо подумать.

Решительно поднимается на ноги. Подумать – это ходить вокруг дуба, потирая подбородок. Точно у дедушки подглядел, ещё и вздыхает по старчески, подрожая во всём.

– Он – твоя копия, – Мирон усмехается, притягивая меня обратно к себе.

– Разве? – внешностью сын точь-в-точь Дима, только глаза мои.

– Уверен, он уже в голове перебирает всех знакомых людей и считает, как выровнять процент любви к нему и к сестре.

– Он не знает про проценты ещё.

– Ну, поштучно будет.

А в этом я даже не сомневаюсь. Но сердце теплотой наполняется, когда я вижу, каким милым и добрым растёт мой мальчик. Я очень боялась, как он отреагирует на пополнение в нашей семье, но, кажется, всё идёт хорошо.

Я, если честно, сама опасалась новой беременности. Помнила, насколько тяжело мне дался Рус, не готова была снова лежать в больнице почти всё время. Но особых проблем не возникло.

Только тошнит все эти пять месяцев и хочется плакать из-за мелочей.

– Знаешь, – произношу, часто моргая. Сейчас тоже накатывают слёзы. Просто так, от того, что мне очень хорошо. – Если Рус будет всё так просчитывать… Бедная его вторая половинка.

– Не знаю. Я своей – очень доволен.

Щипаю мужчину за бедро, меня оглушает громкий мужской смех. Ещё бы он не был доволен! Но я тоже очень, очень-очень счастлива. Так, что в груди жжет на протяжении всех этих лет.

– Я придумал, – Рус заявляет серьезно, кивает своим словам. – Я её буду любить больше, чем она меня. Так мы свар… Хм. Сравням…

– Сравняетесь?

– Ага. Здорово я придумал?

– Ты вообще умница у меня.

Сын довольно кивает. Терпит мои поцелуи в его пухлые щечки и, немыслимо, позволяет нанести солнцезащитный крем. В уплату выпрашивает Мирона пойти с ним ближе к пруду.

– Промочишь обувь, сразу вернемся домой, – предупреждает Шварц, поднимаясь.

– А если я сниму сандалики? Я быстро, у мамы есть салфетки.

– Ну если есть… То спросишь у мамы ещё раз, когда меня не будет рядом.

– Ну пап-Мир! – Руслан дергает мужчину за руку, пытаясь добиться положительного ответа. – Мам?

– Ты слышал, милый, – поддерживаю Шварца. – В воду лезть не стоит.

– А если…

– Может лучше полетаем, малой?

– Да!

Сын тут же забывает о своем требовании, призывно скидывая руки вверх. Рус визжит от радости, когда Мирон подхватывает его на руки, усаживает на свои плечи. Держит крепко, у меня нет причин для волнения.

Шварц оказался ужасным обманщиком! Его «не фанат» было полностью пропитано ложью. Потому что ни разу мужчина не показал, что мой сын его раздражает.

Пугает? Да.

Тревожит странными вопросами? Определённо.

Но я уверена, если Руслану что-то понадобится – Шварц сделает всё, чтобы это достать.

Господи, да в два года сын закатил истерику, что ему очень нужна палка. Обычная ветка, которая сломалась по приходу домой. И Мирон, сцепив зубы, лез на дерево. В своем костюме, с тяжелым взглядом и фырканьем про то, что такими глупостями он ещё не занимался.

Через две недели Шварц повторял этот подвиг – потому что истерика была уже у его племяшки, которая захотела такую же ветку, как у Руса.

Я замечаю, что чем старше становится мой сын, тем ближе они с Мироном.

– Аварийная посадка! – кричит сын, когда Шварц опускает его на плед. – Ты видела?

– Видела, милый.

Шварц тут же уходит, у него уже во всю трезвонит мобильный. Протягиваю сыну морковные палочки, но сама внимательно слежу за мужем. Обычно Мирон спокойно говорит при мне, не смущаясь.

Но уже пару раз отходил так, чтобы оказаться вне зоны слышимости. Я всё понимаю, стараюсь, но… Непонятные сомнения гложут с каждым днём сильнее. Что происходит?

Он любит меня, я знаю! Полностью доверяю в плане верности, просто не понимаю, что ещё могло произойти? Неужели на фирме какие-то проблемы? Или у его отчима что-то случилось? Тот приезжал недавно, на здоровье жаловался…

Я поэтому и своего папу отправила в клинику, чтобы убедиться.

– Папа-Мир опять сплетничает? – сын хмурится, привлекая моё внимание.

– У него важный разговор, – наверное.

– А я знаю! Знаю, что за разговор.

– Да?

– Да! Только папа-Мир просил не рассказывать. Это секрет.

– Секреты нужно хранить, правильно.

– Угу. Поэтому я тебе не расскажу, что мы на твой день рождения переедем в новый дом. Нет, нет, нет.

Заявляет с детской непосредственностью, смотрит на меня серьезно так. Будто за эту тайну готов драться до последнего. А я едва не срываюсь на громкий хохот.

Мой же ты хороший.

Значит, Мирон решил переехать? Мы живём в трехкомнатной квартире, планировали переделывать зал под комнату для малышки. Но, кажется, Шварц решил по-другому.

– Даже не проси, мам.

– Хорошо, милый! – серьезно киваю. – Ты не устал, может домой пойдём?

– Нет! – зевает. – Мы ещё уток. Кормить. Пойдём. Когда папа-Мир договорит.

– Как скажешь.

Когда «папа-Мир» возвращается, сын уже спит на моих коленях. Сладко посапывает. Шварц подхватывает его на руки так, чтобы не разбудить, я быстро собираю наши вещи.

Дома заваливаюсь в кровать без сил. Переизбыток свежего воздуха действует лучшим снотворным. Я почти засыпаю, когда в спальню возвращается муж.

– И что происходит? – спрашивает Мирон, прикрывая дверь в спальню. Приближается. – Мне стоит волноваться, Тай?

– Про что ты? Все отчеты завтра, – обещаю, прикрываю лицо ладонями. – Твоя дочь делает меня жутко сонливой. И уставшей. И…

– Счастливой?

– Угу. Так  что происходит? О чём ты?

– Я заглянул на кухню.

– Ой.

Я вспоминаю, что не успела разнести по соседям свою выпечку. Немного увлеклась из-за глупых переживаний. А Шварц отлично знает, что если в моей жизни появляется стресс, то дом наполняет катастрофическое количество еды.

– Не могла с работой разобраться, – отмахиваюсь, вытягиваясь на кровати. – Клиенты бесят. Я говорю им одно, они другое делают.

– Ты сама решила уйти в свободное плавание.

– Потому что на фирме меня бесили начальники. Не ты! – сразу же добавляю, когда Мирон укладывается рядом. – Прошлый. Там тоже объясняй или нет – всем плевать. Зато сейчас я сама своё время контролирую. И в декрет уходить не нужно. И… Хм.

– Давай, Таюш.

Мужчина тянет моё платье вверх, помогая раздеться. Накидывает на нас одеяло, обнимает со спины. Его ладонь тут же ложится на мой живот, поглаживает, выводит узоры.

Губами Мирон прижимается к плечу, зацеловывает красный след от шлейки лифчика. Добирается до шеи, а во мне гормоны дофамина как яркие лампочки загораются. Греют, разливают тепло под кожей.

– Тише, ревнивица, – муж смеётся, когда его дочь снова пинается. – Тебя я тоже люблю. Просто твою маму чуть больше.

– Шварц!

– Что, Шварц? – невинно интересуется, каждый раз перекатывая мою-свою фамилию на языке. Будто конфету смакует. – Это правда. Очень, – прикусывает кожу. – Сильно, – ведёт языком по отметинам. – Люблю. Запру в подвале, никуда не отпущу.

– Угу. Руслан рассказал, что ты дом купил.

– Эх, а у него такие задатки шпиона были. Хочешь поехать посмотреть?

– Нет. Да. То есть… Хочу, но отвези тогда, когда планировал. Сюрприз сделаешь.

Несмотря на неудачный опыт с Димой, сюрпризы я все ещё сильно обожаю. Как и моя дочь, которая рождается почти на два месяца раньше срока, заставляя всех вокруг обзавестись седыми волосками.

Такая крошечная, даже мне страшно держать её на руках. Прижимаю к себе, рассматриваю махонький носик. Боже, неужели Руслан был таким же? А сейчас такой большой, с интересом рассматривает свою сестричку.

– Она не сможет бегать, – изрекает серьезно, а в глазах – вселенская печаль. – А как тогда с ней играть?

– Она побежит, быстрее, чем ты думаешь, – обещаю. – Ты можешь прикоснуться к ней, если хочешь.

– Нет, нет, нет! Лучше папа-Мир.

Перевожу взгляд на мужа, а тот бледный, может цветом со стеной слиться. Смотрит внимательно, все ещё не в состоянии поверить, что эта футболистка из моего живота – теперь вместе с нами.

Шварц качает головой, делает шаг назад, будто я насильно впихну ему дочь. Алина сонно причмокивает губами, на лице Мирона тут же растягивается широка улыбка.

Он любит её, но даже на выписке берет со страхом. Кажется, ему проще меня было бы на руки взять, чем одну кроху.

– Именно, Тай, она же  кроха, – объяснял. – Рус побольше был, и то пугал. А она… Да у меня ладонь больше, чем её головка.

Боже, мужчины все такие нежные, когда дело касается детей?

Как с недобросовестным арендатором судиться, так он первый. Как идти в садик разбираться и защищать Руслана, потому что Немцов был в командировке, так бежал быстрее меня. А маленькая дочка – это самый грозный человек в его жизни.

– Спят, – оповещает Мирон, спустившись ко мне на кухню. – Опять пришлось Руса оттягивать от кроватки. Он всё ждёт, что Линка вырастет за ночь. Ты же обещала «быстро».

– Боже, – смеюсь, облокачиваясь на подоконник. – Я же объясняла, что не так скоро.

– Ну… У вас разные понятия «быстро». Поэтому завтра мы с Русом пойдём календарь выбирать.

– Зачем?

– Будем отсчитывать дни до её дня рождения. До года вроде должна побежать, да?

Мирон подходит ближе, упирается ладонями в подоконник. Ловит меня в кольцо рук, губы – в плен. Целует долго, будто все ещё не может насытиться. Каждый раз словно впервые.

И мне всё меньше хватает, хочется большего.

Разговоров, близости. Времени только для нас двоих, которого будто и не хватает. Хоть и говорили полночи, а не наговорились. И так во всём.

Обнимаю мужа за шею, трусь щекой о его щетину. Кожа мурашками покрывается, а в груди ярко горит пламя моей любви. Моим топливом служит, чтобы двигаться дальше.

Я была счастлива с Димой. Действительно была, пока лавиной не полилась правда. Жесткая, но необходимая, чтобы не прожить всю жизнь в обмане.

Сейчас я счастлива с Мироном. Возможно, это тоже не навсегда. Но я поняла, что не хочу терзать себя сомнениями или бегать от возможных проблем. В моменте мне необычайно хорошо, а дальше разберусь, даже если когда-то у нас всё закончится.

Только Шварц не отпускает.

Ни через пять лет, ни через десять.

Рус выпускается из школы – взрослый и серьезный, а Мирон только крепче сжимает мою талию. Внимательно выслушивает рассказы сына по то, что тот хочет инженером стать.

После выпускается Алина. Темноволосая красавица, которая очень много взяла от Инны. Тоже хочет покорять восток, изучать их архитектуру. Шварц смеётся, а мне потом жалуется, что если дочь возьмёт от Инны традицию беременеть от мужика и сбегать домой – то он свихнется.

Да, с Инной целая драма получилась. Ни она, ни её муж так и не объяснили, почему изначально расстались. Но именно поэтому Инна долго у моря жила, не желая возвращаться в столицу. Не хотела, чтобы её нашли раньше времени.

– Иначе я бы его кокнула, знаешь, – делилась, когда у нас был девичник на двоих. – А так, успокоилась и дальше любить можно. Как вы с Мироном. Подкалываете друг друга, а всё равно любите. Так и у нас. Только моего придушить хочется, а так – ничего.

Ничего, естественно. Если у их семейства целых четыре ребенка. Мы иногда встречаемся, дети хорошо между собой ладят, старшие – часто выбираются куда-то, заставляя родителей переживать. Но мне так приятно смотреть на то, как мои малыши счастливы.

Руслан и Алина невероятно похожи, словно близнецы с разницей в шесть лет. Взяли всё от своих отцов, а я как будто и не участвовала в этом. Даже немного обидно. Я с болями в пояснице страдала, а они…

Но благодаря тому, что у Мирона и Димы тоже внешность схожая, никаких вопросов или неуместных намеков никогда не возникало. Никому не пришлось объяснять, что так бывает.

Живёт семья, дети появляются, а после – они расстаются. И можно жить счастливо, и так же ярко любить уже другого. И переживать не из-за сомнений в верности, а из-за подступающего юбилея.

– Боже, – я едва не всхлипываю. – Мне скоро пятьдесят! Шварц, я старуха. Господи…

– Я тоже старик и ничего.

– Ты всегда стариком был для меня! А я… Хватит смеяться! Дай женщине пережить её кризис.

– Ну, раз ты уже сама себя женщиной называешь, то точно старушка.

– Мирон! Стоило таки отравить тебя, когда была возможность.

– Снова мышьяком угрожаешь?

– Нет! Зачем? Цианистый калий надежнее.

Шварц смеётся, для вида с опаской поглядывает на кофе. А после залпом выпивает. Знает, что ещё должен разобраться с поливом газона перед тем, как я решу стать вдовой.

Мы сидим на лавочке на веранде, я прижимаюсь к мужу. Могу сколько угодно кусаться и шутить, но любви от этого меньше не становится. Завтра приезжают дети, сегодня мы только вдвоем.

Полностью наслаждаемся этим моментом.

И всё у нас хорошо.

Конец