Текст книги "Крылатое племя"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

вылетает сам командир полка. Он доволен. После полета говорит:

– Вы знаете, лейтенант, у вас развито ценное качество – быстрая реакция. Будете хорошим летчиком.

Потом Костя Вишневецкий летал в одном звене со мной. Все учебные задания он выполнял только на

«отлично».

Незаметно мы с ним сблизились. Он часто заходил ко мне домой. Мы подолгу беседовали за чашкой чая.

Но особенно дорог он мне стал после одного случая. Мы сидели с ним в комнате и горячо обсуждали

только что прошедшие полеты. Увлеклись настолько, что забыли о моем сыне – малыше. А тот забрался

на окно к начал шалить. Он, конечно, выпал бы на улицу и разбился, если бы Костя не метнулся к нему и

не подхватил ребенка буквально на лету.

Теперь мы с Вишневецким еще больше подружились. Вместе участвовали в освободительном походе

советских войск в Западную Белоруссию. В одном строю прикрывали наши войска и вместе перелетели

на аэродром Белостока.

Но служба есть служба! И в мае 1940 года пришлось [74] нам расстаться. Я получил новое назначение и

уехал.

А потом началась Великая Отечественная война. Она принесла советскому народу неисчислимое горе, разлучила многих родных и близких людей. Мне же война помогла встретиться с другом.

Полк, в котором я служил заместителем командира по политической части, участвовал в горячих боях, а

потом был выведен на отдых. К нам поступили пополнение летчиков и новые самолеты. Потом была

напряженная учеба, слетывание. И вот мы опять можем идти в бой. Для окончательной проверки нашей

готовности из штаба Военно-воздушных сил прибыла группа инспекторов. Среди них мой друг старший

лейтенант Вишневецкий.

Кто пережил подобные встречи, тот знает им цену. Рассказам не было конца.

Костя поведал мне, что война застала его с семьей там, где мы вместе служили. Утром 22 июня он

проснулся от ноющего гула моторов. Светало. На розовеющем небе четко вырисовывались силуэты низко

летящих самолетов с фашистской свастикой на крыльях. Вначале показалось, что это страшный сон. Но

последовавшие затем взрывы бомб не оставляли сомнений. В последний раз обняв перепуганных детей и

жену, Костя бросился на аэродром. Больше своих детей он не видел. Их в тот же день похоронила

фашистская бомба.

Когда Вишневецкий выскочил на улицу, кругом горели дома. Фашистские самолеты шли колонна за

колонной.

Где ползком, а где перебежками добрался он до аэродрома. Его «Лавочкин» был невредим, и Костя

поспешил в кабину. Вместе с командиром эскадрильи вырулили на взлетную полосу. Впереди упала

бомба. Взрывная волна резко развернула самолет, но, к счастью, не повредила его.

И вот Вишневецкий в воздухе. Внизу рвутся бомбы. Не хочется верить, что самолет командира

эскадрильи загорелся и уже не взлетит.

Костя один в воздухе. Набирая высоту, он замечает, что на него стремительно идет пара Ме-109. Резко

развернувшись, уходит из-под атаки и сам заходит [75] в хвост бомбардировщику Ю-88. Дает длинную

очередь. Из правого мотора «юнкерса» выбивается пламя, оно растет, и вот уже бомбардировщик

превращается в факел и падает.

Слева у Вишневецкого появляется самолет с красными звездами. Костя узнает машину командира полка

и пристраивается к ней. Теперь они атакуют в паре, и еще один фашистский бомбардировщик врезается в

землю.

На какое-то время небо очистилось. В воздухе остались лишь несколько успевших взлететь И-16.

Посадка на основной аэродром невозможна, и группа идет на запасный.

Сердце Кости сжимается до боли. Нестерпимо жаль погибших товарищей. Хочется мстить за них, за

детей, за женщин и стариков, ставших жертвами вероломного нападения фашистов.

Несколько раз в этот и в следующие дни Вишневецкий поднимался в воздух, участвовал в отражении

атак вражеской авиации.

В районе Смоленска во время штурмовки механизированной колонны фашистов Костя увидел, как

огромная грузовая машина, перескочив кювет, пытается уйти в поле. «Не уйдешь, паразит», – думает

летчик и, пикируя на нее, нажимает гашетку. Когда машина загорелась, Костя вывел самолет из пике, стал набирать высоту. И тут огромной силы взрыв потряс воздух. Вишневецкий ощутил резкий толчок.

Что-то обожгло правую ногу, кровь стала наполнять сапог. Вскоре от потери крови закружилась голова, стало темнеть в глазах. Собрав последние силы, Вишневецкий пересек линию фронта и посадил самолет

в поле на фюзеляж.

Пять месяцев врачи восстанавливали его здоровье. А потом командование направило Костю в запасной

полк обучать молодых летчиков. Более ста человек подготовил он для фронта, но самого его на фронт не

пускали. Потом Вишневецкого, как отличного летчика-истребителя, перевели в инспекцию ВВС.

Рассказав мне все это, Костя вдруг заявил:

– А теперь что хотите со мной делайте, из вашего полка никуда не уйду. [76]

На этот раз командование удовлетворило просьбу Вишневецкого. Вновь мы, с ним оказались в одной

боевой семье...

* * *

Вылетели на фронт – и началась боевая страда. Работы было много. Приходилось прикрывать наземные

войска, патрулировать в воздухе, сопровождать бомбардировщиков.

Вот и в тот мартовский день полк во главе с командиром отправился с бомбардировщиками. На

аэродроме остался лишь Костя со своим ведомым младшим лейтенантом Михаилом Коменьковым.

А в это время на командном пункте получили сообщение: «С юго-востока идет разведчик противника в

сопровождении истребителей». Сразу передали Вишневецкому. Два истребителя взмыли ввысь. С земли

было видно, как краснозвездные машины стремительно набирали высоту. Потом в репродукторе на КП

полка послышался голос Вишневецкого:

– Миша, по курсу правее видишь фашистов?

– Вижу, – ответил Коменьков.

Теперь и мы с земли различили три точки, плывущие в сторону аэродрома. Разведчик шел впереди, сзади

и чуть выше него находились истребители.

Гитлеровцы явно не видели пары Вишневецкого, которая зашла со стороны солнца. А наши двинулись на

сближение.

– Иду в атаку! – услышали мы опять голос Кости.

Как вороны от сокола, шарахнулись в разные стороны самолеты противника, но было поздно. Один

истребитель, объятый пламенем, камнем пошел к земле. Пока мы наблюдали, как он грохнулся на краю

аэродрома, Вишневецкий зашел в хвост разведчику. После нескольких выстрелов Ю-88 стал

обволакиваться дымом, появились языки пламени. Из горящего самолета выбросились три человека, и

розовые купола парашютов повисли над нашими головами.

Как только истребители возвратились, механики нарисовали на фюзеляжах их самолетов первые

звездочки. Парторг полка тут же стал готовить листовку-молнию. [77]

На следующий день Вишневецкий и Коменьков участвовали в сопровождении бомбардировщиков. При

отражении атаки фашистских истребителей Костя сбил еще один Ме-109.

К концу апреля фюзеляж самолета Вишневецкого украшали уже шесть красных звездочек, а его грудь —

орден Красного Знамени. Косте присвоили звание капитана и назначили командиром лучшей в полку

первой эскадрильи.

Моего друга всегда отличало удивительное бесстрашие. Он никогда не отступал и нападал на врага, значительно превосходившего численно. Как-то в конце мая Вишневецкий во главе четверки вылетел

прикрывать войска. А через 15 минут в репродукторе мы услышали его голос:

– Вступил в бой с восьмеркой «мессеров». Подходят новые группы фашистов...

На этом связь с Костей прекратилась. В эфире слышались команды других летчиков, а из группы

Вишневецкого голоса никто не подавал.

Через некоторое время бреющим полетом к аэродрому подошел дымящийся самолет и прямо без захода

приземлился на фюзеляж. Летчик младший лейтенант Лиховид был ранен. Пока врач делал ему

перевязку, он рассказал о бое.

Подходя к району прикрытия, они увидели восьмерку Ме-109. Вишневецкий дал команду атаковать и

первым напал на фашистов. Один из вражеских истребителей загорелся. Но в это время на Лиховида и

Кривобокова, прикрывавших командира, напали гитлеровцы. Лиховид был ранен, а самолет его подбит.

Летчик вывел машину из крутой спирали у самой земли, с трудом дотянул до аэродрома.

Едва Лиховид успел закончить свой рассказ, как внимание всех привлек приближающийся к аэродрому

самолет с выпущенным шасси. Вот он уже на границе аэродрома. Ударившись колесами о землю, катится

по зеленой траве. Посадочные щитки убраны, винт медленно крутится. Из кабины не выходит, а

буквально вываливается летчик. Это – Вишневецкий. К нему подбегают врач, санитары.

Самолет далеко выкатился за посадочную полосу. У него разбито бронестекло, в кабине полно осколков.

[78]

Гидротрубки тормозов и посадочных щитков перебиты.

Когда Вишневецкого привели в чувство, он тихо произнес:

– Гады, убили Колю Лобанова.

По лицу Кости текли слезы. Все, кто здесь были, знали – иной человек за всю жизнь не переживет

столько, сколько летчик может пережить за несколько минут:

Раны Вишневецкого оказались неопасными. Но нервная система его была сильно потрясена. Его

направили на две недели в санаторий, организованный командованием воздушной армии. Там в это время

отдыхал А. И. Покрышкин.

Покрышкин и Вишневецкий познакомились. Потом их часто видели вместе. Они горячо спорили, обсуждая тактику воздушного боя. Впоследствии это их первое знакомство переросло в боевую дружбу.

Окрепшим и жизнерадостным вернулся к нам Костя. Его ждало приятное известие: он награжден еще

одним орденом Красного Знамени и назначен на должность штурмана полка.

Теперь Вишневецкий часто возглавлял боевые полеты полковых групп. В боях он по-прежнему был

храбр и искусен. Счет сбитых им самолетов продолжал расти.

В жаркий июльский день 1943 года к нам прибыл командующий воздушной армией генерал К. А.

Вершинин. Он зачитал Указ Президиума Верховного Совета о присвоении Константину Григорьевичу

Вишневецкому звания Героя Советского Союза и сам прикрепил к гимнастерке летчика орден Ленина и

«Золотую Звезду».

– Поздравляю вас, – сказал генерал, – желаю дальнейших боевых успехов.

* * *

В конце сентября разгорелись сильные воздушные бои над рекой Молочной. Гвардии капитан

Вишневецкий по нескольку раз в день водил группы на боевые задания, летал в глубокий тыл противника

штурмовать его живую силу и технику. [79]

Однажды в воздух поднялся командир полка во главе четверки. Вскоре по радио он передал:

– Ястреб-2, веду бой с большой группой. Вылетайте, – и сообщил координаты.

Восьмерка Вишневецкого легла на курс.

В воздухе много самолетов. Слышны команды Покрышкина, Крюкова, Глинки – над рекой Молочной

идет горячий воздушный бой. Среди общего шума офицеры штаба и все находящиеся на КП уловили

умоляющий голос Лиховида:

– Товарищ капитан, товарищ капитан, выводите машину, я прикрываю.

Позже мы узнали, что там произошло. Когда восьмерка Вишневецкого шла на помощь командиру полка, двенадцать Ме-109 со стороны солнца пытались нанести по ней внезапный удар. Костя вовремя заметил

их и резким разворотом вывел свою группу из-под удара. А лишь только фашисты проскочили и

оказались ниже, сам пошел в атаку. Два вражеских истребителя были уничтожены сразу, и одного из них

сбил Вишневецкий.

Затем началась воздушная «карусель». В район боя пришло еще восемь ФВ-190. Теперь восьмерка

Вишневецкого сражалась против 18 самолетов врага.

Загорелся еще один вражеский истребитель. Но гитлеровцы наседали, пытаясь оторвать пару

Вишневецкого от остальной группы. Только было Костя устремился за одним из врагов, как сразу две

пары фашистов обрушились на него. Лиховиду удалось длинной очередью зажечь один из четырех, но

остальные успели выпустить по Вишневецкому несколько очередей. Один из снарядов разрывается над

кабиной. Самолет командира бросает в сторону, и он начинает падать.

Как потом рассказывал Костя, он вдруг увидел, что земля темной, изрытой воронками громадой стала

надвигаться на него. Хотел взять ручку управления на себя, но правая рука не слушается, острая боль

пронизывает тело. Все же левой рукой удалось вывести самолет из пикирования.

Впереди Костя видит самолет Лиховида. «Надо следовать за ним, он доведет до аэродрома», —

мелькнула мысль. Зажав ручку управления коленями, левой [80] рукой он разрывает носовой платок и

перетягивает правую руку.

Самолет рыскает. Но Лиховид уже переходит на планирование. Впереди аэродром. Костя левой рукой

сбавляет газ. Как в тумане, мелькает земля. Посадка тянется бесконечно долго.

К приземлившемуся самолету подбежали однополчане и увидели безжизненное тело летчика. Его

доставили в санитарную часть. Но сознание не возвращалось.

Вскоре стало известно, что требуется сделать переливание крови. И тогда все летчики, техники и

младшие специалисты, находившиеся на аэродроме, бегом устремились к санчасти.

Увидев десятки людей с засученными рукавами, врач улыбнулся:

– Столько крови, сколько вы хотите дать, не потребуется...

Но и после переливания крови сознание к Вишневецкому еще долго не возвращалось. Ранение было

серьезным, летчика отправили сначала во фронтовой госпиталь, а затем в Москву.

Со временем ожоги лица и раны на голове зарубцевались. Но три операции так и не смогли восстановить

работоспособность правой руки.

Косте предложили работу на земле, хотели направить на учебу. Но он отверг все это и попросился в

родной полк, горячо веря, что будет летать, управляя самолетом одной рукой.

Тепло встретили друзья-однополчане теперь уже гвардии майора Вишневецкого. Но никто из них всерьез

не принимал горячие заявления его, что он будет летать. А Костя был упорен. Ему так хотелось

осуществить свое желание, что он не уставал тренироваться и достиг превосходных результатов в

управлении учебными самолетами. Инструкторы даже удивлялись. И все же командир полка не решился

выпускать Вишневецкого в самостоятельный полег на боевом самолете.

Как раз тогда в полк прибыл командир дивизии дважды Герой Советского Союза гвардии полковник

Покрышкин. Приказав подготовить спарку, он сказал Вишневецкому: [81]

– Давай, дружище, слетаем. Покажи, на что ты способен с одной рукой.

Когда все было готово, Покрышкин сел в заднюю кабину:

– Полет по кругу, Константин Григорьевич. Самолет, сделав круг над аэродромом, приземлился строго у

посадочного знака.

– Еще раз.

И второй полет выполнен великолепно.

– Хорошо, дружище, хорошо. Теперь полет в зону, два виража, четыре переворота, левый и правый

боевой разворот, петля, спираль, расчет с прямой, посадка.

Задание выполнено. Легко выпрыгнул из задней кабины Покрышкин.

– Ну как? – спросил у него командир полка.

– Летает хорошо. Но в бой пускать нельзя – убьют. – Обратись затем к Косте, командир дивизии

сказал:

– Пойдем пройдемся, поговорим.

Два друга медленно пошли в поле. О чем они говорили, осталось тайной, но, возвратись, Покрышкин

заявил:

– Гвардии майора Вишневецкого откомандировать в управление дивизии. Приказ будет завтра.

На следующий день мы узнали, что Вишневецкий назначен начальником воздушно-стрелковой службы

дивизии.

Часто потом летчики слышали с командного пункта дивизии знакомый голос:

– Будьте внимательны! В районе появились фашистские истребители! [82]

А. Полянцева. На истребителях – девушки

Боевая деятельность женского истребительного авиаполка началась осенью 1942 года, когда фашистские

орды рвались к Волге. С аэродрома, расположенного недалеко от Саратова, девушки летали прикрывать

город, железнодорожный мост через Волгу и железнодорожные пути. Приходилось также бороться с

разведчиками противника или сопровождать наши самолеты...

В ту памятную звездную ночь город был разбужен воем сирен, подававших сигналы воздушной тревоги.

Дежурные истребители поднялись в воздух.

Грохотали зенитки, по небу метались лучи прожекторов. Но вот в скрещенных лучах появился силуэт

«юнкерса». И сразу же светлая полоса трассирующей очереди прочертила небосвод.

Для Леры Хомяковой это был первый воздушный бой. Экзамен на боевую зрелость она выдержала

блестяще, победив в единоборстве немецкого воздушного аса, на груди которого было несколько

железных крестов.

Лера стала первой летчицей, сбившей самолет противника в ночном воздушном бою.

Вскоре нашу женскую эскадрилью перевели на Сталинградский фронт. Возглавляла подразделение Рая

Беляева, бывшая работница одной из фабрик Ленинграда. Она пришла в полк из Осоавиахима. Научилась

летать в аэроклубе, а потом неоднократно участвовала в авиационных парадах.

Перед вылетом, у самолетов, провели партийно-комсомольское собрание. В этот день вооруженец Соня

Тишурова получила письмо, в котором сообщалось о гибели ее родителей, зверски замученных

фашистами. [83]

Когда узнали об этом, девушки поклялись беспощадно мстить гитлеровцам за кровь советских людей.

На новом месте работали с полевых аэродромов, лежавших в заволжской степи.

На западе все время стояло черное зловещее облако, иногда ветер доносил оттуда тучи пепла. Горел

Сталинград. Фашисты с тупой методичностью почти непрерывно бомбили город. В воздухе то и дело

разгорались жаркие схватки.

2 октября старший лейтенант Беляева в паре с младшим лейтенантом Будановой патрулировали в районе

село Житкур – озеро Эльтон. Встретили двенадцать Ю-88 и смело атаковали их. Спасаясь, фашисты

сбросили смертоносный груз в поле. Рая Беляева в этом бою сбила истребитель Ме-109 из группы, прикрывавшей бомбардировщиков.

В другой раз с такой же группой немецких самолетов встретилась Катя Буданова. Девушка вступила в

неравный бой и сбила вражеский самолет. Настойчивость ее неоднократных атак достигла цели: бомбардировщики повернули обратно, не дойдя до линии фронта.

Наступили первые морозы, бушевали шквальные ветры, а напряженность воздушных боев не только не

снизилась, а даже возросла. В эти дни большая выдержка и стойкость потребовались от девушек-

техников. Зое Мальковой, Нине Шебалиной, Соне Осиповой, Фаине Плешивцевой, Вале Краснощековой, как и всем их подругам, приходилось работать на морозе и пронизывающем ветру, а иногда и спать тут

же на аэродроме, под открытым небом. Больно было смотреть на их красные обмороженные лица, на

содранные в кровь руки. Но работали они самоотверженно, и наши самолеты всегда были готовы

совершить по 7—10 боевых вылетов в сутки.

В начале марта 1943 года полк перебазировался к Воронежу. Здесь мы прикрывали с воздуха сам город, железнодорожные узлы Отрожки, Лиски, Касторное, а также мосты через реки Дон и Воронеж.

Вокруг виднелись свежие следы недавних боев: развороченный фашистский танк, вздыбленная бомбами

и снарядами земля. За рекой виден Воронеж, когда-то красивый русский город. Теперь там остовы домов

с [84] пустыми глазницами окон да короткие красноречивые надписи на стенах: «Разминировано —

сержант Иванов».

Аэродром, куда мы перелетели, был заминирован. Приходилось аккуратно садиться на узкую, свободную

от мин полосу.

Мы поселились в полуразрушенном доме – без окон, без дверей. Но ни холод, ни дождь, свободно

проникавший к нам через худую крышу, ни частые бомбежки и снаряды, рвавшиеся прямо на аэродроме, не могли испортить нам настроения. У всех было состояние душевного подъема от сознания, что

советские войска успешно продвигаются на запад.

Работа была напряженной. Вылеты не прекращались ни днем, ни ночью. Часто девушкам приходилось

вступать в бой со значительно превосходящими силами противника.

19 апреля по сигналу боевой тревоги в воздух поднялась дежурная пара истребителей – заместитель

командира эскадрильи младший лейтенант Тамара Памятных и младший лейтенант Рая Сурначевская. С

командного пункта полка их направили на перехват бомбардировщиков противника. Вскоре летчицы

заметили свыше сорока ГО-88 и ДО-215. Самолеты шли к станции Касторное, где скопилось несколько

наших воинских эшелонов.

Нельзя было допустить туда врага. Летчицы решили атаковать.

Два «юнкерса» сразу загорелись и пошли к земле. Остальные только сомкнулись плотнее и открыли

ответный огонь.

Снова и снова два ястребка бросались в атаку сверху, сзади, с флангов. Запылал еще один фашистский

самолет, затем другой. И тут враг дрогнул. Строй нарушился. Бомбардировщики стали сбрасывать свой

груз и поворачивать обратно.

Девушки продолжали преследовать противника, который отчаянно отстреливался. Самолет Тамары

Памятных загорелся, начал падать. Летчице все же удалось выброситься и спастись на парашюте.

А Рая одна продолжала нападать на самолеты врага. Но вот в кабину ворвался густой пар, брызнула

горячая вода. Рая сразу поняла: перебита водосистема. [85]

Пришлось прекратить преследование и приземляться в поле.

К месту ее посадки из ближайших деревень уже спешили колхозники, наблюдавшие этот беспримерный

бой двух советских истребителей против сорока самолетов противника. Каково же было их удивление, когда у самолета они увидели худенькую белокурую девушку в летной форме. Женщины плакали, качали

головами и все твердили:

– Родненькая наша, какая же ты молоденькая...

Весеннее небо над аэродромом часто хмурилось, затягивалось густыми облаками. Однажды в голубом

просвете появился немецкий разведчик. Летчицы Ира Олькова и Оля Яковлева вылетели наперехват.

Встреча состоялась над аэродромом. Фашист изворачивался. Мы с земли затаив дыхание следили, как в

разрывах облаков показывались то фашист, то преследовавшие его ястребки. Но вот самолет противника, объятый пламенем, круто пошел вниз.

* * *

Весна принесла с собой распутицу. Тяжело стало вытаскивать самолеты со стоянок на взлетную полосу.

Девушки выбивались из сил. А на отдых времени почти не было. Днем – боевая работа, ночью —

латание пробоин и ремонт.

Хорошо еще механик С. Осипова не давала унывать. Она всегда была готова помочь подругам, ободрить

их, шуткой разогнать печаль.

А когда становилось совсем невмоготу, мы пели. Рита Кокина, худенькая белокурая девушка, бывшая

студентка педагогического института, сочиняла хорошие песни. Были у нее и шуточные, были и

задушевные, в которых слышалась мечта о победе над врагом, о мирной жизни и дума о нерушимой

фронтовой дружбе...

Не все всегда обходилось благополучно. В иные дни из полета не возвращался кто-либо из девушек. В

одном из боев погибла Валерия Хомякова, были сбиты Клава Нечаева и Инна Лебедева. Не вернулась с

боевого задания Тая Смирнова, и только позже узнали, что она тяжело ранена и находится в госпитале.

Однажды во время боевого вылета погибла командир [86] эскадрильи Рая Беляева. Но все это не пугало

девушек, наоборот, они еще решительнее громили врага.

Под натиском Советской Армии гитлеровские войска продолжали откатываться на запад. Наши наземные

соединения преодолели Днепр и вырвались на Правобережную Украину.

Туманным утром 13 декабря армада фашистских бомбардировщиков под прикрытием истребителей

рвалась к Киеву. Они надеялись, что в тумане смогут подойти безнаказанно.

Но, лишь только об этом стало известно, в воздух поднялась командир эскадрильи Ольга Ямщикова с

ведомым Сашей Акимовой. За ними пошли все самолеты эскадрильи. И вот уже первая пара наших

истребителей атакует фашистские самолеты. На подступах к переправе идет ожесточенный воздушный

бой. Подняты в воздух истребители четырех полков. Боевой порядок врага расстроен. Бомбы

беспорядочно сброшены в Днепр. В этом воздушном бою было сбито 17 самолетов противника. Сорван

замысел врага – переправа осталась цела.

* * *

Фронтовые дороги занесли полк в Венгрию. Шел 1945 год. Советские войска добивали фашистского

зверя в его же берлоге.

Помню, стояли мы на аэродроме под Дебреценом. Вместе с нами базировались самолеты дружественной

румынской армии.

Румынский летчик подошел как-то к нам и, улыбаясь, на ломаном русском языке говорит:

– А знаете, как я из-за вас, девушки, пострадал, точнее – вот из-за нее, – и показал на Галю Бурдину.

Летчик рассказал, что во время воздушного боя над Корсунь-Шевченковским мимо него промчался

краснозвездный истребитель, а летчик в нем, как он смог заметить, имел девичий профиль и

выбивавшиеся из-под шлемофона каштановые локоны.

После боя он рассказал об этом своим товарищам, и те подняли его на смех:

– Женщина-истребитель? Никогда такого не было и не будет!

– Тебе и в воздухе начинают красотки грезиться? [87]

Совсем засмеяли парни.

– А видите, я, оказывается, прав, – сказал он Гале. – И я уверен, что именно вы мне тогда встретились.

Румынский летчик действительно мог видеть Галю, ведь наш полк тоже участвовал в тех боях.

* * *

Летчицы 586-го истребительного авиационного полка прошли славный боевой путь от Волги до Дуная.

После войны они вернулись к мирному труду. Многие из них окончили институты, в которых учились до

войны. Саша Макулина, бывший начальник штаба, теперь доцент университета, кандидат

географических наук. Бывшие механики Антонина Горбунова, Нина Словохотова, Зоя Малькова тоже

защитили диссертации. Александра Эскина, Валентина Скачкова, Фаина Плешивцева, Нина Шебалина —

инженеры, Марина Мужикова – прокурор, Галина Бурдина, Олькова продолжают летать на самолетах

Гражданского воздушного флота. Бывший командир эскадрильи Ольга Ямщикова еще недавно летала на

реактивных самолетах, испытывала современные истребители. Сейчас она военный инженер. Бывший

штурман полка Сеид Мамедова – министр социального обеспечения Азербайджана.

Мы часто собираемся, чтобы вспомнить трудный путь, который прошли вместе. Вспоминаем и тех, кого

нет больше с нами, кто героически погиб за счастье нашего народа. [88]

А. Ворожейкин. Красноносые «яки»

Боевой день фронтового аэродрома подходил к концу. В воздухе стоял безмятежный покой, и только

тянувшийся с правобережья Днепра запах гари напоминал о продолжавшейся битве за Киев.

Под кронами сосен на опушке векового бора притаились наши истребители, готовые по первому сигналу

взмыть в воздух. А пока, в ожидании сигнала, летчики расположились тут же на свежей соломе, наслаждаясь неожиданным отдыхом и коротая время за веселыми байками.

В самый разгар беседы подошел начальник штаба полка майор Матвеев. Он сообщил, что наши войска?

наступавшие с плацдармов севернее Киева, уже вышли на окраину города, а гитлеровцы спешно отходят

в юго-западном направлении.

– Так, значит, к празднику Киев будет освобожден? – восторженно воскликнул командир эскадрильи

Саня Вахлаев.

– Должны освободить, – уверенно подтвердил Матвеев и пошел с радостной вестью на другой край

стоянки самолетов.

После его ухода на некоторое время воцарилась тишина. Каждый был занят своим, осмысливая

услышанное. Потом Игорь Кустов, молодой летчик, привстал на локте:

– Что я думаю, братцы. Вот наземные части, бывает, идут в бой со знаменами. А мы свое знамя никогда

не видим, в чехле оно хранится, в штабе.

– Может, ты полковое знамя на свой «як» прицепишь? – прищурился в улыбке лежавший рядом с

Игорем пожилой летчик. [89]

– Нет, знамя нам с собой брать нельзя, это я прекрасно понимаю. А создать своеобразное знамя можем, если выкрасим носы истребителей в красный цвет. И понесем мы его в бой в честь двадцать шестой

годовщины Октября.

Я лежал и смотрел на Игоря. По осунувшемуся, усталому лицу ему можно было дать значительно больше

недавно исполнившихся двадцати двух лет. Полтора года войны, восемнадцать сбитых самолетов и

тяжелое ранение оставили глубокие следы. Только умные глаза под густыми бровями смотрели по-

прежнему с юношеским задором.

– Не ерепенься, – возразил Кустову тот же летчик, – Твоя глупая затея ничего, кроме вреда, не даст.

Яркая окраска только демаскирует наши самолеты.

Открытая, смелая, благородная натура Игоря сразу восстала. Покрасневший, он вскочил на ноги, но от

возбуждения не мог вымолвить ни слова.

– Ты, смотрю, с полоборота заводишься, тебе нельзя и слова сказать, – примирительно усмехнулся

бывалый летчик.

Кустов бросил на него уничтожающий взгляд:

– По правде говоря, нехорошее о тебе подумал. Не боишься ли?

– Отгадал. Немного опасаюсь. Да и ты не очень-то храбрись, а лучше послушай. – И летчик рассказал

историю из своей жизни.

Это случилось на Калининском фронте в 1942 году. Из-за недостатка зеленой краски капот его мотора

техники покрасили красной. И вот когда по тревоге летчик прибежал к самолету, то прямо остолбенел: его И-16 напоминал гриб-мухомор. Что-либо делать уже поздно, нужно было вылетать на сопровождение

штурмовиков.

– Полетели, – вспоминал пилот, – и сразу обнаружились странности. Обычно звено истребителей

всегда держалось метров на двести – триста в стороне и сзади «илов». А в этот раз я все время

оказываюсь рядом с штурмовиками. В чем дело? Сначала не понимал, а потом дошло. Летчики-

штурмовики заинтересовались моим разряженным самолетом и подходили посмотреть [90] «диковину».

Невольно подумал: «А что, если и «мессеры» тоже отдадут мне особое предпочтение?»

Так и получилось. Только штурмовики сбросили бомбы на немецкие танки и обстреляли скопление

пехоты, как на нашу шестерку истребителей набросились десятки «мессеров»!

Словно заново переживая давний бой, рассказчик оживился:

– Произошла короткая схватка. Меня с моим ведомым сразу отрезали от группы. Остальных

преследовать не стали, а нас двух зажали. Ведомого скоро сбили. Затем взялись за меня. Вот уж

погоняли, чудом ноги унес...

– Может, потому и унес, что был красный нос! – срифмовал Игорь.

– Вот ты шутишь, а мне тогда не до смеху было. Очень они старались вогнать меня в землю. Наверняка

думали, что прихватили какого-нибудь большого начальника или аса!..

– Ну, теперь не сорок второй год, – заметил я.

– И мы не на «И-шестнадцатых», – подхватил Кустов.

Разгорелся спор: перекрашивать самолеты или нет? В конце концов сторонниками Игоря оказались все, кроме летчика, который в 1942 году пострадал.

На другой день – 6 ноября – Киев был освобожден. Необычайный подъем охватил войска фронта. В

нашем полку тоже царило оживление – летчики пожелали летать только на «яках», выкрашенных в

красный цвет.

Мне в тот день пришлось патрулировать в воздухе во главе восьмерки красноносых истребителей. В

нашу задачу входило не позволять вражеской авиации бомбить советские наступающие войска.

Поднялись в воздух. И вот уже под нами Киев. Сквозь пелену густой дымки еле просматриваются

отблески пожаров. На западе и юго-западе, куда отступают немецко-фашистские армии, виднеются

огромные факелы огня. Враг опустошает Украину.

Трудно дышать, и солнце потускнело, будто его заслонили грязным стеклом. Видимость отвратительная.

Лишь яркие носы наших самолетов выделяются на фоне грязно-желтого дыма. Мне вспоминаются слова

[91] Игоря Кустова и кажется, что несем мы гигантское знамя, символ свободы и счастья. Видит ли это

Киев? Кустов летит парой правее меня. Как автор идеи полета на красноносых машинах, он тревожится

за успех, опасается, что в дыму мы можем проглядеть противника. Я слышу в наушниках его

приглушенный недовольный голос: