Текст книги "Русская жизнь. Потребление (январь 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

* ЛИЦА *
Александр Храмчихин
Высота

К 70-летию Владимира Высоцкого

В конце шестидесятых в Москву приехал выдающийся польский фантаст Станислав Лем. Перед приездом он заявил, что хочет встретиться там всего с тремя людьми – братьями Стругацкими и Высоцким. Про последнего он сказал: «Я должен увидеть человека, который так тонко чувствует космос». Подобный вывод Лем сделал на основе двух совершенно несерьезных, юмористических песен – «Марш космических негодяев» и «В далеком созвездии Тау Кита». «По пространству-времени мы прем на звездолете, как с горы на собственном заду». «Сигнал посылаем: – „Вы что это там?“ А нас посылают обратно». Неужели это тонкое чувство космоса? Но, видимо, польский гений разглядел русского гения, которому было всего-то 30. Что, впрочем, составило уже три четверти отведенного ему жизненного срока.

Этот пример очень хорошо показывает, насколько глубоко Высоцкий входил в тему и вживался в образ. Возможно, если бы римские патриции, средневековые рыцари, пираты, а также волки, кабаны, корабли и самолеты могли бы послушать и оценить посвященную им часть репертуара Владимира Семеновича, они бы сразу приняли его за своего. Про современников же нечего говорить. В тот период, когда песни Высоцкого уже были популярны, а его биография еще никому не известна, многочисленные зеки ни секунды не сомневались, что он сидел (некоторые даже сидели с ним), а профессиональные водители – что он перегонял МАЗы за Урал. И, само собой, «уцелевшие фронтовики» (это из его песни, которая про кабанов, но и про войну тоже) не сомневались, что он воевал (и некоторые, опять же, с ним воевали в одном подразделении). Так что войну вполне можно изучать по его песням.

Песен этих много, они разные по уровню и жанру. Они лирические, трагические, героические, иногда и патетические. Есть про бойца, которого бросила девушка, после чего «он разрывов беречься не стал» («Письмо»). Про погибших друзей, о которых страдаешь не только сразу после их гибели («Он не вернулся из боя»), но и много лет спустя, уже после войны, чувствуя себя виноватым без вины («Песня о погибшем летчике»). «Извините, что цел» – прямо вот так. Хотя человек, говорящий это, прекрасно понимает, что ни в чем не виноват. Однако он участвовал в такой войне, в которой для выживших справедлива фраза «жжет нас память и мучает совесть». Правда, с важной оговоркой – «у кого она есть».

Есть сюжетные повороты, которые только Высоцкому могли прийти в голову – описание одного и того же воздушного боя с точки зрения летчика, причем погибшего («Их восемь – нас двое») и его самолета, тоже, естественно, разбившегося («Як-истребитель»). Или самый сильный сюжетный поворот – песня «Мы вращаем Землю». Никто, видимо, не показал так масштаб и значение войны. «Но мы помним, как солнце отправилось вспять и едва не зашло на Востоке». Действительно ведь событий планетарного масштаба, подобных Второй Мировой, в истории человечества не было. И солдаты основных воюющих армий, по сути, действительно вращали Землю.

Но, пожалуй, интереснее всего несколько песен, показывающих войну совсем «снизу», с точки зрения простого бойца-пехотинца. Это «Звезды», «Черные бушлаты», «Разведка боем», «Высота» и, в высшей степени крамольные по советским временам, песни про штрафников. В одной из них была единственный раз во всем военном цикле упомянута «руководящая и направляющая». В таком своеобразном контексте: «Ведь мы ж не просто так, мы штрафники. Нам не писать – считайте коммунистом».

Остальные герои Высоцкого про партию и ее вождя не вспоминают. Для них это лишняя сущность. И вообще начальство воспринимается по-нашему – как враждебная сила, зарабатывающая звания на солдатских жизнях. «Нам говорили: „Нужна высота“ и „Не жалеть патроны“. Вон покатилась вторая звезда вам на погоны». Только для офицеров нижнего звена (взводного, ротного, батальонного), умиравших вместе со своими бойцами, делается исключение, да еще какое. В вышеупомянутой песне «Мы вращаем Землю» именно «наш комбат» предотвратил Апокалипсис. Он не дал солнцу зайти на Востоке, закрутив Землю назад, в правильную сторону. «Оттолкнувшись ногой от Урала». Тут, кстати, сплошные переклички, с прошлым и будущим – и с Твардовским («Урал – опорный край державы», вот от этой опоры комбат и оттолкнулся) и даже с «Любэ» с их «Комбатом». И еще одна перекличка в этой песне – с Лермонтовым. «И ядрам пролетать мешала гора кровавых тел». – «Всем живым ощутимая польза от тел, как прикрытье используем павших». «Мы долго молча отступали, досадно было, боя ждали». – «Наконец-то нам дали приказ наступать».

Поскольку начальство – это что-то чужое, то содержание его планов особого значения не имеет. Но выполнение приказа обязательно. Потому что у нас такая работа, которая должна быть выполнена наилучшим образом. Об этом говорят герои «Разведки боем» и «Черных бушлатов», очевидно, лучшие бойцы, добровольно (а в случае с героем «Разведки» – и многократно) идущие на выполнение наиболее опасных заданий, риск не вернуться с которых велик чрезвычайно. «Нужно провести разведку боем. Для чего? Да кто ж там разберет». «Сегодня на людях сказали: „Умрите геройски!“ Попробуем, ладно. Увидим, какой оборот».

Соответственно, работа делается хорошо. Причем работа очень специфическая. «Скоро будет „Надя с шоколадом“. В шесть они подавят нас огнем. Хорошо. Нам этого и надо. С богом, потихонечку начнем». «Надя с шоколадом» – жаргонное название немецкого шестиствольного реактивного миномета (отдаленного подобия «Катюши»). Нам этого и надо – чтобы нас подавили огнем. А для чего мы это делаем – да кто ж там разберет. То есть в узком смысле – понятно для чего. «Дзот накрыт и рассекречен дот». Выявлена структура обороны немцев на данном участке. А вот для чего надо вскрывать эту структуру – какая разница-то?

Вполне логичным является и отношение героев песен Высоцкого к наградам, которые приходят от начальства за выполнение заданий, смысл которых неочевиден и мало интересен. «Я бы звезду эту сыну отдал. Просто на память» (не отдал, поскольку погиб). Герой «Разведки боем» не погиб. Он получил награду «живьем», демонстрируя к ней откровенное презрение. «Кажется, чего-то удостоен, награжден и назван молодцом». Его волнует совершенно другое – «с кем в другой раз идти?» Он заранее знает, что пойдет обязательно. А такие же, как он – Борисов и Леонов – погибли. И незнакомый ему «парнишка из второго батальона… затих», хотя и вел себя «очень хорошо». Очевидно, с него хватило одного раза, несмотря на проявленный героизм. Не у всех получается так, как у того, от чьего лица эта песня написана. Он пойдет в разведку боем снова и, в конце концов, почти наверняка разделит судьбу Борисова и Леонова. Просто по статистике невозможно играть со смертью до бесконечности. «Этот глупый свинец всех ли сразу найдет, где настигнет – в упор или с тыла». Собственно, у бойцов нет иллюзий по поводу наград и по поводу своей судьбы на этой войне, про что предельно жестко написано в «Песне о конце войны»: «И скоро награда за ратны труды – подушка из свежей травы в головах».

Тогда зачем им это все надо? Человек, который постоянно идет на смерть (и ведь дойдет до нее, никуда не денется), не интересуясь целью и наградами – тупой «боевой робот» (или вообще – бессловесная жертва и, одновременно, орудие тоталитарного режима)? Нет, он слишком инициативен и сознателен. Он совершенно четко знает, как лучше всего сделать свою смертельную работу, он также знает, что делать ее должен именно он, потому что именно у него получится лучше, чем у других. А на вопрос о мотивах отвечает за него герой «Черных бушлатов». Песня эта посвящена совершенно конкретному и малоизвестному эпизоду войны – Евпаторийскому десанту, проведенному в начале января 1942 года с целью оттянуть силы немцев от Севастополя. Почти весь десант, насчитывавший 700 человек, погиб; до какой степени он выполнил свою задачу (и насколько необходим он был вообще) – сказать сложно даже сейчас. При этом десантники проявили исключительный героизм. А посвященная им песня Высоцкого оказалась слишком метафоричной, выйдя на гораздо более высокий уровень обобщения, чем рассказ о конкретном боевом эпизоде. По известности она переросла сам десант. Ее герой «попробует, ладно» «умереть геройски». Ему важно «увидеть восход». Потому что «за нашей спиною остались паденья, закаты» (опять лермонтовское «мы долго молча отступали»). Сколько же можно? «Ну, хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет». Десант, вернуться из которого, скорее всего, не удастся, дает возможность увидеть восход. Это очень важно для него лично. Он четко осознает и формулирует свою стратегическую цель: «Мне хочется верить, что грубая наша работа вам дарит возможность беспошлинно видеть восход». Потрясающая формулировка – «беспошлинно видеть восход», чисто высоцкая. И ведь совершенно верная. Их грубая работа до сих пор дарит нам эту возможность. Хотя сам герой песни «восхода не видел, но понял: вот-вот – и взойдет!»

Желание увидеть восход привело к тому, что «здесь никто б не нашел, даже если б хотел, руки кверху поднявших». Эта фраза явно противоречит исторической правде. Поднявших руки здесь нашлось очень много. И это странно. Высоцкий никогда не врал. И все прекрасно понимал. Намного раньше, чем поняли другие.

Кроме песен Владимир Семенович писал стихи. Они почти неизвестны, в памяти народной он остался бардом. То, что было им написано на бумаге, но не спето, прочтено только очень большими любителями. Вот одно из его неспетых стихотворений.

 
Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог -
Кто считал, кто считал!…
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.
 
 
Но не думай, что мы обошлись без потерь -
Просто так, просто так…
Видишь – в поле застыл как подстреленный зверь,
Весь в огне, искалеченный танк!
Где ты, Валя Петров? – что за глупый вопрос:
Ты закрыл своим танком брешь.
Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,
Ну а мы – на исходный рубеж.
 

Написано это было в 1965 году, когда самому Высоцкому было всего 27 лет! И он в таком возрасте, без перестройки и гласности, уже точно понял суть советского агитпропа, цену официозной историографии, их соотношение с истинной историей войны. Потому и подавляющее большинство его военных песен всячески блокировалось тогдашним официозом. Они были в высшей степени патриотичны, но недопустимо правдивы.

Тем более что и суть режима Высоцкий тоже оценил адекватно, вполне сопоставимо с Солженицыным, чего стоит одна «Банька по-белому». И про «вертикаль власти» он все знал. Ведь и часть военных песен этому посвящена – те же песни про штрафников с их вполне однозначной судьбой. «Всего лишь час до самых главных дел. Кому до ордена, а большинству до вышки». Или одна из песен с удивительным сюжетным поворотом: «Про того, который не стрелял». Ее героя, видимо, очень похожего по типу на героя «Разведки боем», отправляет под расстрел «особист Суэтин неутомимый наш». И выживает герой только потому, что один из солдат расстрельной команды не стреляет. А «расстреливать два раза уставы не велят».

Наконец, было у Высоцкого и прозаическое произведение о войне – киносценарий «Венские каникулы», тоже, разумеется, написанный до гласности и перестройки. Из него следует, что Владимир Семенович прекрасно представлял и трагедию пленных, которым предстояло после освобождения возвращаться уже в свой лагерь, и то, чтобыло в Европе в первые послевоенные дни, и то, как ненавидели нас поляки за предательство Варшавского восстания, и то…

Короче, иллюзий у Высоцкого не было совсем. Но фраза про отсутствие поднявших руки была, причем в одной из главных его песен, фактически – в его личном гимне Великой Отечественной (он сам говорил, что эту песню нельзя петь сидя). Она противоречит исторической правде?

Этот вопрос – отражение сегодняшней бесконечной дискуссии о войне, в которой сталкиваются советская официозная ложь, правда миллионов сдавшихся и миллионов погубленных в атаках на бесчисленные высоты («А может ее стороной обойти? И что мы к ней прицепились?»), заградотрядов и штрафбатов, а также правда Победы. Последняя очень сильно подкрепляет официозную ложь, но от этого не перестает быть правдой. Более того, Победа не могла быть достигнута одними штрафбатами и заградотрядами, и даже преимущественно ими. И очень часто противоречие кажется непреодолимым, а две правды – несовместимыми, хотя в реальности они очень даже совместились. Практически всегда получается так, что, следуя одной из правд, вполне логично и органично доходишь до лжи. Либо до лжи абсолютизации заградотрядов, либо до официозной лжи о «руководящей и направляющей».

Может быть, в рамках формальной логики две правды и нельзя совместить, а можно сделать это лишь на уровне ощущений, то есть художественными средствами? И Высоцкий именно этими средствами показал тех, кто достиг Победы, преодолев указанное противоречие. «Недостреленный», который вернулся в свой полк, довоевывать за тех, кто отправил его на расстрел. Герои «Разведки боем». Летчики, погибшие и живые, которых мучает совесть из-за того, что они живы. Сапер из «Черных бушлатов», который так и не увидел восход, но обеспечил его нам. И комбат, оттолкнувшийся ногой от Урала. Они воевали не за коммунистическую партию. Они воевали потому, что были людьми. Тогда у нас было еще довольно много людей. А люди руки кверху не поднимают.

И поэтому нынче по небу солнце нормально идет. Людей только поубавилось. Слишком многие тогда не вернулись из боя. Высоцкий пополнил их число уже после войны. Он ушел очень вовремя. Слишком плохо ему было бы сейчас.

* ГРАЖДАНСТВО *
Павел Пряников
Среднего класса у нас нет

Социолог Александр Жаворонков об изменениях в России

Ведущий научный сотрудник Института социологии РАН Александр Жаворонков с 1960-х годов исследует потребительский рынок страны, а также поведение социума. Еще в конце 1960-х Жаворонков был участником знаменитого «Таганрогского проекта», самого масштабного социологического исследования за время существования СССР. После обнародования его результатов фактически произошел погром социологии в СССР.

– Александр Васильевич, насколько, с вашей точки зрения, изменились сегодня потребительские предпочтения россиян по сравнению с советским периодом?

– В целом не очень значительно изменились. Как и 20 лет назад, около 50 % бюджета среднестатистического россиянина тратится на еду. Тогда как в западном мире за 40 лет расходы населения на питание сократились с 40-50 % до 15-20 %.

Примерно схожий по сравнению с брежневским временем сегодня и уровень трат на алкоголь. В общем, последние 20-25 лет мы топчемся на месте, если говорить о потребительских стандартах. В том же смысле можно проследить и динамику доходов государственного бюджета от продажи спиртного. Накануне Первой мировой войны оно обеспечивало 25 % бюджетных доходов, при Сталине – 19 %, при Хрущеве – 30 %, при Брежневе – 34 %. Сегодня госмонополии на спиртное нет, а потому сложно отслеживать расходы россиян на алкоголь, но в целом расходы на спиртное по сравнению с брежневским временем, вероятно, не возросли и не уменьшились. Кстати, и 25 лет назад социологам было трудно вычленить эти цифры – часть доходов от продажи спиртного (известно, что при Брежневе они приносили 54 млрд. рублей в год), например, маскировались в такой статье бюджета, как «Сушеные грибы, пряности, витамины».

Сегодня, правда, к водке прибавились наркотики. Например, в 1990-е годы от опоя фиксировалось в среднем 70 тыс. смертей, от наркотиков – 35 тыс. Сегодня обратная картина: 35 тыс. алкогольных смертей и 70 тыс. от наркотиков.

Ситуация с алкоголизмом в России ужасающая последние 100 лет. Возьмем только экономические категории. Так, введение сухого закона в Первую мировую увеличило производительность труда на 7 %. В брежневское время потери в производительности труда только от похмелья составляли 10 %. Мы предлагали в то время властям начать государственную программу по пропаганде потребления вина взамен водки. Однако качество вина было таково, что последствия его употребления не сильно отличались от водочных. Например, по ГОСТу 1968 года проходило только «Советское шампанское».

– Выходит, спиртное и питание – основные приоритеты как советских людей, так и современных россиян?

– Я бы даже еще более конкретизировал этот список. Так, вот уже примерно 40 лет в еде основная ценность, символ «нормальной жизни» – это колбаса. Другое дело, что сегодня кто побогаче берет копченую или телячью, а кто победнее – докторскую.

Другое базовое потребительское предпочтение – жилье. Оно остается таковым на протяжении сорока с лишним лет. Другие устремления могут сильно трансформироваться. Например, в 1960-70-е годы большинство советских людей считали, что главное, к чему надо стремиться, – это жилье и любимая работа. В 1980-е эта пара трансформировалась до «жилье и положение в обществе». Сегодня – «жилье и выживание».

Кстати, в СССР признавались, что любимой работа была для примерно 15 % людей – в основном для ученых, технической и творческой интеллигенции. Сегодня свою работу назвать «любимой» могут считанные единицы.

Еще надо отметить, что представления об идеальном жилье не меняются все это время. Еще в 1960-е годы считалось, что на человека должно приходиться по 13 кв. м, плюс по комнате на разнополого ребенка, плюс общая комната на всех (гостиная). Среднестастическая российская (и советская) семья из 4 человек мечтала примерно о 80-90 кв. м и была уверена, что нормальная жизнь возможна на такой площади. Но и сегодня в ужасно расслоенном российском обществе в среднем на человека приходится по 17 кв. м, т. е. на семью из 4-х человек – около 70 кв. м. То есть мы до сих пор не дотягиваем до мечтаний человека 40-летней давности.

При этом если посмотреть на статистику, то 40-50 % построенного жилья сегодня не заселяется – оно приобретается либо про запас, либо т. н. «частными инвесторами». В принципе это такой же омертвленный капитал, причем схожих объемов в денежном выражении, как и предприятия ВПК в советское время.

– Если мы заговорили о социальном расслоении – как оно выражается в цифрах?

– В отечественной социологии сейчас принято говорить о соотношении благосостояния верхних и нижних 10 процентов в России как 35-37: 1. Но тут есть некоторое недоразумение. Дело в том, что социолог физически не может опросить ни обитателей Рублевки, которые не пустят его на порог, ни бомжей. Так что в реальности это соотношение в России выше: как минимум 40-45: 1. Напомню, что в Швеции оно 4-6: 1, а в других странах Запада редко когда превышает 12: 1.

Но можно еще больше сузить численность по-настоящему богатых людей. В России примерно 70 % богатства принадлежит около 1700 семей. В этом отношении, как, кстати, и во многих других, если говорить о потреблении, мы похожи на латиноамериканские страны – такие как Бразилия или Мексика.

В нижних стратах общества тоже проходят похожие, как и в Латинской Америке, процессы. Помню, меня поразила поездка в 1994 году в Касимов на золотую обогатительную фабрику. Там руководство не могло впрямую сокращать рабочих – оно было еще движимо какими-то псевдосоциальными установками. И тогда было придумано не платить рабочим зарплату несколько месяцев (напомню, это была золотая обогатительная фабрика, и оборотный капитал у них был), вынуждая их воровать. Люди просто стреляли из рогатки золотыми слитками за забор фабрики, их тут же ловили и сажали затем в тюрьму. Таким нехитрым способом и было проведено необходимое сокращение персонала.

– Сейчас, похоже, почти каждый социолог и экономист занят поисками российского среднего класса. А как вы могли бы охарактеризовать этот класс, его численность, его привычки, вкусы?

– Никакого среднего класса в России пока нет, мы только на пути к его формированию.

В результате дефолта 1998 года разорились миллионы человек, занятых в челночной или рыночной торговле, тогда же рухнул почти весь малый бизнес, с которым связывали большие надежды – через несколько десятилетий из него могла бы сформироваться численно значимая среда носителей базовых капиталистических ценностей.

Если экономический кризис, не дай Бог, произойдет сегодня, например, после резкого падения цен на нефть, множество людей, относимых сейчас к среднему классу, вроде офисных служащих, выпадут из него.

На сегодняшний день мы, так же как и в советское время, можем говорить, что у нас есть один устойчивый класс – номенклатура.

Ведь нельзя говорить и о буржуазии в России, как классе, во всяком случае, самосознание у нее не капиталистическое. Например, до начала девяностых годов ХХ века считалось, что наивысшую прибыль давала паровая машина в Англии в первой половине XIX века – 3000 %. Но распродажа гуманитарной помощи в России показала, что прибыль можно довести до 10.000 %.

– Александр Васильевич, а как изменились потребительские предпочтения в среде медиа и культуры?

– Потребность в информации возросла, вопрос, какого качества эта информация. Например, и в начале 1970-х, и в конце 1990-х мы проводили один и тот же эксперимент, чтобы выяснить, сколько сообщений СМИ в день может усвоить человек. И в обоих случаях оказалось, что не более двадцати трех сообщений. То есть это предел, скажем так, «заполняемости» сознания среднестатистического человека. Другое дело, что сегодня россиянин в основном получает информацию из телевизора – а при его просмотре включается первосигнальная система, ориентированная на образное (эмоциональное) восприятие, образы глубже остаются в памяти. А в телевизоре, понятное дело, юмористы и сериалы. Я считаю, что, конечно, никакого специального оболванивания населения нет – просто медиа ищут пути получения сверхприбыли. Расскажу еще об одном эксперименте. В конце 1960-х, а потом в 1990-е мы проводили опрос: респондентам предлагался список из 96 имен великих людей, как российских, так и иностранных (Шекспир, Рубенс, Цветаева и т. д.) И в обоих случаях, например, Толстого и Горького знали 100 % человек, а Платонова и Фолкнера – 2 %. То есть уровень осведомленности и эрудированности никак не понижается и не повышается, просто сейчас у нашего среднестатистического соотечественника включена первосигнальная система, поверхностное восприятие информации, но глубинные знания никуда не делись.