Текст книги "Русская жизнь. Вторая мировая (июнь 2007)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Михаил Михин
Железные земли

Участник поисковых экспедиций о своей работе, реалиях войны и вечной памяти

Лето 1941 года, Смоленская область, немец прет на восток. Чудовищные потери, Красная Армия отступает, иногда беспорядочно, иногда организованно, а иногда и отступать некому. Многие стоят насмерть. Все попытки прорыва окруженцев с оружием в руках, все атаки на здешний гарнизон заканчиваются плачевно: из пулеметов на бугре сметают всех. А тех, кто сдался в плен, разместили в чистом поле, затянув периметр колючей проволокой. Жителям сказали: идите к проволоке, если своих встретите – отмечайтесь и забирайте просто так, они уже все равно не бойцы, нам не страшны. Некоторые нашли своих, немногие забрали незнакомых. Остальные пленные к зиме умерли. Их не кормили, не поили, не обогревали: незачем.

Красноармейцев зачастую не хоронили. Многие мертвые совсем раздеты– даже кальсон нету, не говоря уж о сапогах. А вот оружия брошено много. Местные это оружие собирали и прятали, за что немцы расстреливали без разговоров. Дед мой спрятал два ППШ и винтовок штук пять в свитере каком-то просолидоленном. Теперь уж не спросишь. Немецкие части стояли здесь долго. За отказ работать местных секли плетьми, одной девушке кнутом всыпали так, что отхватили подол платья.

Я нашел здесь свою первую каску. Хорошо помню: мне восемь лет, шорты с бездонными карманами, жаркое, яростное лето в Смоленской области.

Я приехал с бабушкой в деревню Бородино, там много таких деревень – с яблоками, малиной, шустрыми котейками, русскими печами, пчелами, чердаками, пятнистыми коровами и прудами, полными карасей. За забором– стопка советских стальных шлемов. У сарая -латунная орудийная гильза, полная ржавых гвоздей, в другую стекает вода со старой крыши. Пара длинных немецких штыков: ими крошат картошку и морковку для свиней и самих свиней тоже. Хороший инструмент: длинное жало из добротной стали, удобная рукоять, клеймо с имперским орлом.

Рядом поле, распаханное тракторами, – тут и там оно проявляет из своих глубин разные железки. Я сразу же насобирал полные карманы гильз, наших и немецких. И по пыльной дороге с лопаткой в руках дошагал до бетонных артиллерийских дотов, недоуменно смотревших на нас пустыми глазницами из-за раскуроченных бронезаслонок.

Потом, научившись задавать вопросы, я узнал от очевидцев, какой примерно была война. И пришел к простому убеждению: я хочу узнать и увидеть больше. У меня есть источники информации, карты, справочники, крепкие руки и лопата. Осталось найти единомышленников.

Черные, белые, красные

Перед первой поездкой я несколько месяцев провел в интернете, изучая сайты поисковых отрядов. Смотрел, читал, анализировал. Очень не хотелось связываться с раскрученными в прессе «черными», равно как и с прозябающими в безденежье «красными». Первые -это мародерство и гробокопательство. Вторые смущали наличием пионерских линеек и торжественных построений.

Сразу скажу, что о «высоких целях» среди следопытов говорить не принято. Сидят себе в лесу у костра взрослые усталые мужики, ужинают после целого дня работы: вряд ли кто-то будет патетически рассказывать о патриотизме и обучать любви к родине. Людей, которые бы мечтали найти, например, немецкую ручку с золотым пером и нажиться, я тоже не встретил. (Но видел сам убитого с золотыми коронками. Вот так и наступает момент, когда можно определиться, кто ты и какого роду-племени.)

Разница между группами следопытов проста: те, у кого есть разрешение властей на проведение поиска или Вахт памяти, – не «черные». Но и среди не имеющих разрешения много порядочных людей, они роются в земле ради интереса, а не для коммерческой выгоды. Зачастую они разбираются в военной истории лучше кабинетных ученых.

Задача легальной поисковой экспедиции – поиск и возможное опознание погибших бойцов Красной Армии. Разумеется, с последующим захоронением найденных. В гробах и с памятником. По возможности, торжественно. Но опознание павших красноармейцев и командиров – редкость. При убитых нет документов. Из примерно ста найденных смертные медальоны у троих; из трех медальонов один деревянный, значит, бумажная записка внутри давно рассыпалась. В одном из двух пластиковых пенальчиков пусто или хранятся иголка с ниткой, а во втором – записка с данными. Не факт, что ее удастся прочесть, но шанс есть. Итог: опознают одного из ста.

Категория настоящих «черных» изучена слабо: бизнес требует молчания. Найти на поле боя что-то имеющее коллекционную ценность довольно сложно, поэтому их интересуют прежде всего немецкие армейские кладбища – «гансовские лежаки». Воинские захоронения немцы обычно обустраивали очень тщательно, точно фиксируя место («100 метров южнее колодца в центре деревни и 200 метров западнее развилки дорог»), – сегодня эта аккуратность выходит боком: сквозь ровные ряды на точно отмеренном расстоянии мародеры беспощадно пробивают два шурфа. Один – на уровне голов (каски, золотые зубы), другой – на уровне пояса (сбор пряжек, военного «обвеса» и всяческого скарба, значков и наград). Все виденные мною немецкие кладбища перекопаны неоднократно, причем останки (кости и черепа) разбросаны по кустам из соображений дурного «патриотизма». Битые бутылки и кучи фекалий довершают картину бесчинств мародеров. Каждый год эти сволочи выкапывают немцев вдумчиво, знают: второго завоза не будет.

Болотный пантеон

В свою первую поездку я отправился в 2001 году. Командир отряда «Северо-Запад» Артем – юрист. Проводник -Сергей, научный сотрудник с колоссальными историко-картографическими познаниями. Третий боец отряда – Андрей, первоклассный слесарь, специалист по бронетехнике вообще и танкам в частности. И четвертый – я, в новеньком камуфляже, с блестящей лопаткой и огромным желанием «накопать хабора».

Самая памятная находка в первой вылазке была совершенно случайной: мы вышли из перелеска у Рославльского шоссе, присели на лавочку у старого кострища – небольшой придорожной помойки с мятыми пивными банками. Я просто так включил металлодетектор и тут же нашел: советский противогаз, рассыпающиеся в руках пулеметные патронные коробки, кучу стреляных гильз, трухлявую ручную гранату, еще один противогаз, оперение от мины, несколько целых мин. И пулеметчика тоже нашел. На придорожной помойке у Рославльского шоссе. До Москвы не больше 150 километров.

В этом году мы снова отправились в лес на майские праздники. Выезжать «в лес» имеет смысл хотя бы на неделю: меньше – объективно мало, а больше-на работе не оценят. Люди, отправляющиеся на Вахту памяти в Новгородскую область, делают это за свой счет и во время отпуска. Перед выездом закупаются: крупномасштабная карта, компас, аптечка, нож, фонарь, зажигалка, добротная лопата, котелок и фляжка, одежда в нескольких комплектах, спальник, коврик, сапоги, палатка, провиант, металлоискатель, батареи. Все это нужно тащить на себе. Как соберешься, так и время в лесу проведешь. Просчеты там исправлять некогда.

Лагерь поисковой экспедиции – это пара больших армейских палаток на поляне, пяток маленьких туристических, гусеничный тягач и грузовик. Весь отряд– человек 30-40, в основном местные жители и приехавшие на майские праздники студенты-археологи. Лагерь обычно разбивают там, где шли бои. Земля «звенит» повсеместно: гильзы, осколки, неопознанные куски металла. Вокруг на распаханных полях встречаются кости, железки, русские каски с зияющими пробоинами. Несложно выяснить, как были расположены траншеи, а дальше остается раскапывать их до дна, извлекая все новых и новых людей.

Вот студенты откопали политрука. Верхняя челюсть с железными зубами, планшет, какие-то агитационные листовки, написанные евангельским слогом. Стеклышко увеличительное, карандашик. Ржавый ППШ с согнутым стволом. Медальона нет. Рядом одного за другим выкапывают бойцов. Медальонов опять нет. Бойцов все больше и больше – целое поле мертвых. Читаю воспоминания немецкого офицера, оборонявшегося в 1942 году на этих самых позициях. Пишет, что дожди и русские совсем их измотали. Про огнеметы пишет – немецкие саперы часто только ими и спасались. А мы копаем.

Два товарища

Командир поискового отряда «Демянск» – Анатолий Павлов. Его заместитель – Давид Киладзе. Это они нашли и похоронили более 10 000 бойцов и командиров Красной Армии, погибших в боях.

Здесь, в Демянском районе, когда-то была деревня. Ее стерли с лица земли обстрелы и налеты, искрошены даже фундаменты. Вокруг бесконечные болота. Все высотки были заняты солдатами дивизии СС «Мертвая голова», пехотными дивизиями вермахта и парашютистами люфтваффе. Они сражались стойко и беспощадно, были отлично экипированы и превосходно обучены.

Зимой поверхность болота застывает коркой. Человек, проламывая ее, влетает по пояс в ледяную жижу. Про тяжелую технику и говорить не приходится. Окопаться нельзя: вода. Спрятать хотя бы голову – захлебнешься; по болоту стреляют минометы и артиллерия, с горок – пулеметчики, пехота в траншеях встречает гранатами. Минные поля с противотанковыми и противопехотными минами, в том числе прыгающими. Задел за усики – вверх на метр взлетает стакан с взрывчаткой и металлическими шарами и, ложись не ложись, нашпиговывает все вокруг рваным железом.

Колючая проволока до сих пор змеится по земле. На редких лесных дорогах выкачены на прямую наводку замаскированные противотанковые орудия. Мороз, но развести костры невозможно: на дым и огонь немедленно отзовутся пушки и минометы или реактивный снаряд прилетит. Но атаковать надо. Тогда – из бревен построили срубы. Их поставили на самодельные же лыжи, в срубы поместили пулеметы с обслугой и вручную толкали по болоту. Сбили немецкие заслоны, но и сами остались неприбранными. Вот таких павших и собирают сегодняшние поисковики.

Ходим вдвоем неподалеку от лагеря по болотистому полю и топким перелескам. Ищем «верховых» – лежащих неглубоко, обычно сразу под дерном или в нем. Один орудует металлодетектором, другой лопатой. Устаем – меняемся, как в сказке про дудочку и кувшинчик. Работать с металлодетектором просто: он звенит непрерывно, земля полна металла.

Мы нашли в неглубоком болотце двух человек. Ямка – на штык лопаты, ниже идет непробиваемый грунт серого цвета. Один из найденных – командир: планшет с красными и синими карандашами, мыльница, расческа, несколько ремней, противогаз. Из ямки, перебирая грязь руками, достали все, включая кости пальцев. Смертных медальонов нет. Двух человек несем в лагерь в пластиковом пакетике с символикой Новгородоблпотребкооперации. А тогда один из них, видимо, нес на себе другого, раненого, -но был убит прямо на линии фронта.

Сейчас эта линия выглядит как гряда невысоких холмов и полей. Все, конечно, было взрыто снарядами и минами, и в этой каше тонули траншеи и блиндажи, переходившие из рук в руки. Несколько атак – и все поле в убитых. Потом снова и снова. Через некоторое время уже убитых рвет в клочья, и непонятно, где чьи останки. Все перемешивается, разлагается, смердит, дымит – и сводит с ума новые цепи наступающих.

Копаем экскаваторами траншеи по всей длине и глубине. Экскаватор вычерпывает, потом лопатами разбираем. Ищем останки и личные вещи. Два черепа и одиннадцать рук при трех ногах. Одна из ног – в немецком подкованном сапоге, одна в американском лендлизовском ботинке. Три немецкие каски, одна русская. Пол в стреляных немецких пулеметных гильзах. Сверху – чуть не в узел завязанный пулемет Дегтярева, сломанный штык и десяток саперных лопат. Наши и немецкие. Что это было?

Здравствуй, оружие

Найти неповрежденное оружие на поле боя почти нереально. За несколько лет поисковой практики я видел лишь один случайно найденный немецкий пистолет-пулемет МП-40, который почему-то называют «шмайссером». Он был в таком состоянии, что мы с большим трудом поняли, что нашли. После боев, а потом и после войны по лесам и полям прошли трофейные команды, собрали то, что сгодится для Красной Армии. Потом прошли саперы, сняли минные поля и затворы с того оружия, что не собрано трофейщиками. После них леса прочесали местные жители и растащили все мало-мальски ценное для хозяйства. Следопыты ведь – не знак современности: они прямо во время войны и появились.

Приказ о сборе и вывозе трофейного имущества на фронтах и обеспечении его хранения от 5 января 1943 года, подписаннный А. Хрулевым, Н. Шверником и С. Буденным, предписывал использовать армейские трофейные роты «для сбора, учета и охраны вооружения, имущества, продфуража и металлолома в войсковом тылу». В освобожденных населенных пунктах создавали специальные посты, привлекавшие граждан к этой трудповинности. За хищение и разбазаривание трофейного вооружения полагался трибунал. Среди граждан распространялась «Памятка по сбору трофейного вооружения и имущества», пояснявшая, что все брошенное имущество – госсобственность. В особенности ставили на детей: «со свойственной советским детям наблюдательностью они замечают, где, что оставил или спрятал враг, и часто могут сообщить исключительно ценные сведения». Жителям платили: за один «исправный стальной шлем» – 3 рубля, 10 исправных шлемов – 40 рублей, 50 шлемов – 250 рублей, 100 шлемов – 600 рублей. За немецкие шлемы вознаграждение было на 25% меньше.

Однако по лесам стрелкового оружия, боеприпасов к нему и взрывоопасных предметов в избытке. Найти их сегодня может каждый. В течение лет 15-20 после войны сбор и ремонт трудности не представляли, и потому оружие у сельского населения было и есть. Собиралось оно не для налетов на сберкассы, а из чисто деревенской запасливости: предмет крепкий, технически сложный, пригодится в хозяйстве. Из трех-пяти винтовок можно собрать одну толковую: у одной ствол хороший, с другой затвор снять, с третьей дерево. Затем пристрелять теми же, военными патронами, смазать как следует, закатать в ветошь, газеты и старое пальтишко с тавотом да и прикопать от греха под каким-нибудь бугром неприметным. Сколько таких пальтишек с тавотом по городам и весям прикопано – никто не узнает. А рассказывающий о «нычках» посторонним – либо дурак (вооружен и опасен!), либо записной враль. Последних множество.

Впрочем, категория дураков среди поисковиков стремительно сокращается. Дураки знают все лучше всех, уверенно разбирают любые боеприпасы, крутят пассатижами «штуки» и тащат к себе в жилища «лесные сувениры», не забывая хвастать, что у них «кое-что эдакое» имеется. Они не помнят о том, что снаряд или граната предназначены для убийства; не принимают во внимание, что патроны в карманах и прочая ржавая экзотика однажды обязательно вызовут интерес у соответствующих структур. А уж любители двинуть за малую сумму найденные военно-исторические артефакты скорее рано, чем поздно получат массу впечатлений от смены обстановки на более спартанскую. Нельзя брать вещи у мертвых – придется возвращать когда-нибудь. Я не беру. И никому не советую.

За Птенчика

Самое интересное для меня – рассказы немногих оставшихся в живых очевидцев. В январе этого года мы приехали в населенный пункт Глухое Демидово. Оно действительно глухое: дорога отсюда ведет в старый дремучий лес с болотами и озерами. Глухое Демидово было мощным опорным узлом: его обороняли несколько рот, артиллерия и минометы, в селе неподалеку стояла гаубичная батарея.

Увидев наши фотокамеры, жительница Глухого Демидова Василиса Александровна влет определила нас как «корреспондентов» и сообщила, что приезжали сюда одни такие «в прошлом годе». За выборы агитировали. Спрашивали про Горбачева и Ельцина, на что немедленно получили ответ: если бы она лично выбирала, как жить, то повесила бы Горбачева на одном конце деревни, а Ельцина на другом. И был бы у них праздник сельский. За что их вешать – я не уточнял, наверное, за шею.

Мы рассказали, зачем приехали. Василиса Александровна при слове «немцы» мгновенно переменилась в лице. Ни одного матерного слова я от нее не услышал, но тем злее был ее монолог. Немцы повредили ей глаз, и еще много разного пережить пришлось. Помнит все. Но с расспросами порекомендовала обратиться к «Петьке», «Митюше» и «Яше». Одного из них мы нашли в постели – старый уже дедушка, узнав, что мы спрашиваем «про войну», быстро вскочил и нарядился в валенки. Дождались и деда Петра. Они и рассказали про камень, которым мы интересовались, -огромный, размером с дом, валун возле села, раздробленный на куски.

По краям деревни, занятой немцами, были вырыты траншеи и целая сеть бункеров. Стреляли отовсюду; жители и немцы перебрались в блиндажи и норы. Красноармейцы в километре-двух окопались на старом кладбище, а под валуном выкопали какую-то полость и устроились там с ручным пулеметом и снайперской винтовкой. Незадолго до этого пришло в Глухое Демидово немецкое пополнение, человек 10-15. И был среди них совсем молодой солдатик, немцы его называли Птенчиком. Снайпер этого Птенчика застрелил, немцы обозлились: закатав пушку в дом, прямой наводкой долбили в камень, добавляли из минометов, а издалека этот обстрел поддержала гаубичная батарея. Затем предприняли контратаку, заложили под камень взрывчатку и раскололи его; воронка и осколки до сих пор на месте.

А снайпера взяли в плен. Деды запомнили азиатские черты загорелого лица – рассмотрели, когда немцы его вели. Загар отдельно отметили: дескать, лицом темен был. Наших убитых тоже собрали жители деревни– похоронили так, что до сих пор толком понять нельзя, где именно. Вроде бы в огороде одного из домов, но на этот счет имеется много мнений и все разные. Пока не нашли.

Или вот история: один из наших собеседников на костылях (до войны у него что-то нехорошее с ногами приключилось) стоял перед двумя немцами, трескавшими суп из котелка. Стоял и смотрел, а немцы смотрели на него. Потом слили в один котелок все недоеденное и парню протянули – поешь, малец, – не забыв, конечно, в котелок нахаркать. Мальчик костылем котелок поддел да на немца и перевернул. Тот за пистолет. Но кто-то из офицеров это заметил, что-то рявкнул, солдат поставил по стойке «смирно», – так и остался хромоножка жив, убежав от немцев на костылях. А потом этого мальчика, загибавшегося от фурункулеза, немецкий врач из гарнизона, как умел, прооперировал и вылечил.

Были в деревне и свои полицаи. Отступая, немцы их с собой не приглашали. Двум дали после войны лет по десять, а один все же сбежал: доехал аж до Америки, откуда и прислал зачем-то односельчанам письмецо.

Вернувшись домой, я нашел в архиве сводок советского Информбюро:

«Гитлеровцы ограбили поголовно всех жителей деревни Глухое Демидово. В первые же дни немцы забрали у крестьян скот, хлеб, овощи и другие продукты и обрекли население на голодную смерть. Всех мужчин и женщин, а также детей заставляли работать на строительстве укреплений по 14-16 часов в сутки. Фашистские изверги издевались над крестьянами и ввели наказания розгами. За непродолжительный срок в деревне умерло от голода свыше 40 человек». Утреннее сообщение от 25 января 1943 года. Все так и было.

Ничего не закончилось

Много на дорогах вокруг Демянска «вечной памяти». Братские могилы, а сверху – самодельные обелиски с именами и фамилиями. Украинскими, белорусскими, казахскими, грузинскими, татарскими, узбекскими, латышскими, армянскими… Больше всего русских. Многие памятники сделаны на свои средства, руками тех же поисковиков.

А в новгородской земле под обелисками лежат бойцы и командиры, ими же найденные.

Для погибших при разминировании Демянска саперов следопыты сварили из остатков мин и снарядов символический «взрыв». Экипажу погибшего бомбардировщика соорудили памятник из найденных на месте крушения авиапушек и бомб, а на месте гибели танкового экипажа водрузили восстановленную танковую башню на кирпичном основании.

Но поставить памятник – далеко не все. За ним нужен глаз да глаз. Иначе звезду красную с обелиска отломают, плиту с именами погибших по пьянке бутылками расколют или ограду, сваренную из щитов от «максимов», растащат на печные заслонки.

А что поделать – и сегодня идет война, только другая, так ее и растак.

* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
КВ-1. Фермопилы

Безвестный сержант оказался эффективнее генералов

 
Путник, весть отнеси
всем гражданам Лакедемона:
честно исполнив свой долг,
здесь мы в могиле лежим.
 

Несчастная девушка-комсомолка Зоя Космодемьянская поджигала деревенские дома, чтобы немецким оккупантам стало негде жить в лютые морозы зимы 41-го. Только русским крестьянам из-за этого тоже становилось негде жить. Они и сдали Зою немцам.

История Александра Матросова всегда выглядела удивительно. Если ты сумел доползти до вражеской огневой точки– брось гранату в амбразуру. Сам выживешь, а внутри будет гарантированная мясорубка. Зачем своим телом дуло закрывать? Тем более, кинетическая энергия пули крупнокалиберного пулемета у самого дульного среза такова, что просто отбросит человека в сторону.

История про подвиг 28 героев-панфиловцев не имеет вообще никакого отношения к реальности, она выдумана от начала до конца, что легко понять, внимательно ее прочитав.

При этом множество реальных подвигов почему-то выпали из канонической истории Великой Отечественной.

6– я танковая дивизия вермахта входила в состав 41-го танкового корпуса. Вместе с 56-м танковым корпусом он составлял 4-ю танковую группу -главную ударную силу группы армий «Север», в задачу которой входили захват Прибалтики, взятие Ленинграда и соединение с финнами. 6-й дивизией командовал генерал-майор Франц Ландграф. Она была вооружена в основном танками чехословацкого производства PzKw-35t – легкими, с тонкой броней, но обладавшими высокой маневренностью и проходимостью. Было некоторое количество более мощных PzKw-III и PzKw-IV. Перед началом наступления дивизия была разделена на две тактические группы. Более мощной командовал полковник Эрхард Раус, более слабой– подполковник Эрих фон Зекендорф.

В первые два дня войны наступление дивизии шло успешно. К вечеру 23 июня дивизия захватила литовский город Расейняй и форсировала реку Дубисса. Поставленные перед дивизией задачи были выполнены, но немцев, уже имевших опыт кампаний на западе, неприятно поразило упорное сопротивление советских войск. Одно из подразделений группы Рауса попало под огонь снайперов, занимавших позиции на фруктовых деревьях, росших на лугу. Снайперы убили нескольких немецких офицеров, задержали наступление немецких подразделений почти на час, не дав им возможности быстро окружить советские части. Снайперы были заведомо обречены, поскольку оказались внутри расположения немецких войск. Но они выполняли задачу до конца. На западе ничего подобного немцы не встречали.

Утром 24 июня 2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса РККА начала атаку на позиции, которые занимала группа подполковника Зекендорфа. Целью советской контратаки был возврат Расейняя. Тут немцы впервые познакомились с танками КВ-1, броню которых не пробивали практически никакие немецкие снаряды. Их не брали даже 150-миллиметровые гаубицы. Более того, КВ, весившие почти 50 тонн, давили гусеницами не только пушки и автомобили немцев, но и чехословацкие танки (они весили меньше 10 тонн). Лишь к вечеру группа Зекендорфа получила от командования дивизии несколько батарей 88-миллиметровых зенитных орудий Flak18. Практически до конца войны именно эти пушки остались для немцев единственным эффективным средством борьбы с советскими танками. С их помощью немцы, понеся значительные потери и сдав часть захваченных накануне позиций, отбились, удержав Расейняй. Советская атака была очень плохо подготовлена, об авиационной поддержке не было и речи, однако она создала немцам огромные проблемы.

Группа Рауса не могла прийти на помощь группе Зекендорфа. Она воевала с одним танком. Этот боевой эпизод – один из самых поразительных не только для первых дней Великой Отечественной, но, возможно, для всей войны в целом. Правда, сколько таких эпизодов остались вообще неизвестными?

Каким образом единственный КВ-1 оказался утром 24 июня в тылу группы Рауса – непонятно. Не исключено, что он просто заблудился. Тем не менее, в итоге танк перекрыл единственную дорогу, ведущую из тыла к позициям группы. Прибалтийская лесисто-болотистая местность отличалась тем, что без дорог по ней могла двигаться только гусеничная техника, да и то с трудом. А тыловое снабжение обеспечивалось обычными автомобилями, гусениц не имевшими.

КВ расстрелял и раздавил колонну из 12 грузовиков со снабжением, которая шла к немцам из Расейняя. Теперь группа Рауса не могла получать ГСМ, продукты и боеприпасы. Она не могла эвакуировать раненых, которые начали умирать. Попытки объехать танк по пересеченной местности оказались безрезультатными, грузовики вязли в болоте. Полковник Раус отдал приказ уничтожить танк командиру батареи 50-миллиметровых противотанковых пушек Pak38.

Артиллеристы несколько часов на руках подтаскивали пушки через лес, подбираясь к КВ как можно ближе. Танк неподвижно стоял посреди дороги, некоторым немцам даже показалось, что экипаж его бросил. Они ошиблись.

Батарея наконец-то была развернута всего в 600 метрах от танка и дала первый залп. Дистанция была «пистолетная», промах невозможен. Все четыре снаряда попали в танк, не дав, однако, никакого видимого эффекта. Батарея дала второй залп. Еще четыре попадания, опять никакого результата.

После этого башня КВ развернулась в сторону батареи. Четыре выстрела 76-миллиметровой пушки КВ уничтожили немецкие пушки и большую часть их расчетов.

Пришлось вспомнить о 88-миллиметровой зенитке. Вечером 24 июня Раус отнял одну такую пушку у изнемогавшего от советских атак Зекендорфа. Немцы стали осторожно подтаскивать зенитку к танку, маскируясь за ранее сожженными им своими грузовиками. Этот увлекательный процесс занял еще несколько часов. Наконец расчет выбрался на опушку леса всего в 500 метрах от танка, башня которого была развернута в противоположную сторону. Немцы, уверенные, что танкисты их не видят, начали готовить зенитку к стрельбе.

Танкисты, оказывается, видели все. И с поразительным хладнокровием подпускали противника как можно ближе. Когда артиллеристы начали наводить орудие на танк, башня КВ развернулась и танк выстрелил. Обломки зенитки свалились в канаву, большая часть расчета погибла. Немцы впали в транс. Проблема оказалась гораздо более серьезной, чем можно было ожидать вначале.

Ночью на битву с танком отправились 12 немецких саперов с задачей незаметно подобраться к КВ и заложить под него заряды. Им удалось это сделать, поскольку экипаж танка, видимо, уснул. Заряды были установлены на гусенице и на борту танка и успешно подорваны. Гусеницу частично перебить удалось, но танк и так никуда уезжать не собирался. Броню танка немцы в очередной раз пробить не сумели. После подрыва зарядов КВ открыл пулеметный огонь. Потеряв одного человека, группа саперов вернулась назад. Впрочем, потерявшийся сапер вскоре нашелся. Проявив несомненный героизм, он пересидел взрывы рядом с танком, убедился, что танк практически не пострадал, подвесил еще один заряд к пушке КВ и сумел его подорвать и уйти. Тем не менее, это тоже не помогло.

Эпопея продолжалась уже сутки. Подавив свою танкистскую гордость, полковник Раус обратился к люфтваффе с просьбой прислать эскадрилью пикировщиков Ju-87. Узнав, что надо уничтожить один-единственный неподвижный танк в немецком тылу, в то время как авиация остро требовалась на передовой, летчики ответили Раусу не вполне цензурно.

Ситуация становилась запредельной. Из-за одного русского танка вся дивизия не могла выполнять поставленную задачу. Уничтожить КВ требовалось теперь любой ценой. Кроме 88-миллиметровых зениток средств для решения проблемы не было, но надо было обеспечить им возможность выстрелить. Пришлось подставить под огонь КВ целый батальон PzKw-35t.

Построенные братьями славянами танки не имели никаких шансов пробить выстрелами своих 37-миллиметровых пушек броню КВ, но маневренность и скорость у них были отличные. Они атаковали советский танк с трех сторон, маневрируя среди деревьев. Наших танкистов охватил азарт. Подбили ли они немецкие танки и если да, то сколько, – история умалчивает. Но немцы добились главного: сумели незаметно подтащить к месту боя Flak18. Расчет зенитки поджег КВ первыми двумя выстрелами, а затем сделал еще пять выстрелов – так хотелось уничтожить монстра, создавшего такие огромные проблемы.

Немецкие солдаты окружили танк, желая убедиться, что противник наконец побежден. Они обнаружили, что лишь два 88-миллиметровых снаряда пробили броню, остальные оставили только вмятины. Неожиданно башня КВ снова начала двигаться (как выяснилось, танкисты были ранены, но еще живы). Немцы в ужасе стали разбегаться, но один, вскочив на броню, бросил гранату в пробоину. Эта граната и поставила точку в двухдневном бою. Потрясенные немцы похоронили экипаж с положенными воинскими почестями.

Этот эпизод описан не штатными коммунистическими пропагандистами, а самим Эрхардом Раусом. Раус затем всю войну отвоевал на Восточном фронте, пройдя Москву, Сталинград и Курск, и закончил ее в должности командующего 3-й танковой армией и в звании генерал-полковника. Из 427 страниц его мемуаров, непосредственно описывающих боевые действия, 12 посвящены двухдневному бою с единственным русским танком у Расейняя. Рауса явно потряс этот танк. Поэтому причин для недоверия нет. Советская историография обошла данный эпизод вниманием. Более того, поскольку впервые в отечественной печати он был упомянут Суворовым-Резуном, некоторые «патриоты» стали «разоблачать» подвиг. В смысле – не подвиг это, а так себе.

КВ, экипаж которого составляет 4 человека, «обменял» себя на 12 грузовиков, 4 противотанковые пушки, 1 зенитное орудие, возможно, на несколько танков, а также на несколько десятков убитых и умерших от ран немцев. Это само по себе выдающийся результат, учитывая тот факт, что до 1945 года в подавляющем большинстве даже победных боев наши потери оказывались выше немецких. Но это только прямые потери немцев. Косвенные – потери группы Зекендорфа, которая, отражая советский удар, не могла получить помощь от группы Рауса. Соответственно, по той же причине потери нашей 2-й танковой дивизии были меньше, чем в случае, если бы Раус поддержал Зекендорфа.

Однако, пожалуй, важнее прямых и косвенных потерь людей и техники стала потеря немцами времени. Вермахт 22 июня 1941 года на всем Восточном фронте имел всего 17 танковых дивизий, в том числе в 4-й танковой группе – 4 танковые дивизии. Одну из них и держал в одиночку КВ. Причем 25 июня 6-я дивизия не могла наступать исключительно по причине наличия в ее тылу единственного танка. Один день промедления одной дивизии – очень много в условиях, когда немецкие танковые группы наступали в высоком темпе, разрывая оборону РККА и устраивая ей множество «котлов». Вермахт ведь фактически выполнил задачу, поставленную «Барбароссой», почти полностью уничтожив ту Красную армию, которая противостояла ему летом 41-го. Но из-за таких «казусов», как непредвиденный танк на дороге, сделал это гораздо медленнее и с гораздо большими потерями, чем планировалось. И нарвался в конце концов на непроходимую грязь русской осени, смертельные морозы русской зимы и сибирские дивизии под Москвой. После чего война перешла в безнадежную для немцев затяжную стадию.