Текст книги "Социология вещей (сборник статей)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Обществознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
Может быть, совсем отказаться от слова «конструктивизм» [256]256
И удалить слово «конструирование» из подзаголовка «Жизни лаборатории», после того как мы уже удалили слово «социальное». Правда, я уверен, что тогда и слово «факты» тоже исчезнет.
[Закрыть]? Но кому тогда достанется освободившееся пространство? С одной стороны «натуралистам», с другой – «деконструктивистам». Место под солнцем поделят между собой те, для кого реальность связана с отсутствием созидающих усилий, а также те, кто искренне считает: где начинается творческое действие, заканчиваются существование, прочность, необходимость и долговечность. Исследованиям науки не останется места. Нелепая система учета сделает практику недоступной для изучения.
По счастью, Ян Хакинг хорошо поработал над прояснением этого запутанного вопроса в своей книге «Социальное конструирование… Чего?» (Hacking 1999). Благодаря его усилиям, я преуспел в составлении перечня возможных значений предложений типа « Xследует рассматривать как конструкт», где на месте Xоказываются «законы природы», «проявления божественного», «технологии», «политические представительства», «институты рынка» и «субъекты». Необходимо, чтобы такие предложения обладали точным значением, поскольку в них упоминаются ингредиенты, посредством которых достигается «определение общего мира», как я называю этот политический процесс [257]257
О необходимой связи между конструктивизмом и дипломатией я писал в другой своей работе (2002b), которая дополняет этот текст.
[Закрыть]. Можно ли снять проклятие, лежащее на теории деятельности из-за конструктивистских метафор?
Хакинг понял, почему споры вокруг правильного соединения реальности и конструкции нагнетают столько страстей – по характеру своему они являются политическими. Прикрываясь эпистемологическими проблемами, они на самом деле посвящены вопросам совместного существования. Чтобы систематизировать различные направления «социального конструктивизма» (как я покажу далее, сюда попадает только часть этого семейства), Хакинг вводит измерительную шкалу, градуированную от 0 до 3. «Ноль» означает, что Xдан «по природе», «один» – что Xможет быть чем-то другим, «два» – что Xесть нечто плохое, и «три» – что Xнеобходимо изменить (Hacking 1999: 6). Согласно этой шкале, «социальных конструктивистов» можно проранжировать: от самых безобидных («вещи не всегда были такими, как сейчас, они имеют историю») до самых радикальных («вещи следует изменить»). Все эти виды противоположны степени –1, которую Хакинг подразумевает, хотя и не определяет: Xесть то, что Хесть, и точка.
Несмотря на важный шаг в раскрытии политической подоплеки спора о конструкции и реальности, Хакинг предлагает слишком асимметричный градиент. Он замечательно упорядочивает различные типы «социальных конструктивистов», но ничего не говорит о политических пристрастиях так называемых натуралистов, взгляды которых соответствуют степени –1: мол, Xесть неизменное свойство самой природы. Чтобы схема Хакинга работала лучше, в нее, по всей видимости, следует добавить действия тех, кто для определения «общего мира» прибегает к абсолютной необходимости природы – все уже создано и поэтому находится вне политического процесса. Теперь и конструктивисты, и реалисты заняты в «политической эпистемологии», как я называю арену, на которой представлены (во всех значениях этого слова) различные кандидаты (как люди, так и нечеловеки), соревнующиеся за право населять наш общий мир. Но не думайте, что это борьба между теми, кто выступает против политизации природы и радикалами, готовыми в собственных целях политизировать что угодно, включая факты природы. Происходящие на этой политической арене процессы состоят в обнародовании различными фракциями, партиями и коалициями своих программ по определению того, что спорно и бесспорно, случайно и необходимо, неизменно и должно быть исправлено. Если прибегнуть к традиционным метафорам, то политическая эпистемология – это не пародия на хорошую эпистемологию или хорошую политику, а необходимое поле деятельности для тех, кто готовит «Конституцию» и распределяет «действующие силы» по отраслям обширного «государства вещей», стремясь к наилучшему соотношению «сдержек и противовесов» (Latour 1999b).
Теперь, когда мы исправили асимметрию Хакинга и признали эту общую арену, мы можем на некоторое время отвлечься от имен соперничающих партий, будь то реалисты, натуралисты, конструктивисты, деконструктивисты и т. д. Давайте лучше посмотрим на список обязательств, которые они хотят получить от граждан общего мира (правда, разными способами). Мне представляется, что этот список позволит добиться более полной и ясной классификации семейства социальных конструктивистов, чем предложенный Хакингом. Мой перечень относится к его «точкам преткновения», но открывает иные дипломатические перспективы.
Обязательство первое. Обсуждение Xдолжно прекратиться раз и навсегда. Только так мы избавимся от бесконечных споров, дебатов, ненужных сомнений и непомерной деконструкции. Обсуждать реальность запрещено, ее можно использовать только в качестве абсолютной предпосылки всех прочих доводов. Вот единственный способ защитить прочные и неизменные факты, на которых мы основываемся. Если задействовать этот рычаг, любая дискуссия станет невозможной (Hacking 1999: 84). Партия «конструктивистов» пренебрегает таким важным обязательством? Тогда не удивительно, что другие фракции «объявляют ей войну» и стараются изгнать ее из любого «парламента» (Stengers 1998). Теперь понятно, в чем состояло недоразумение предыдущих споров по поводу «социальной конструкции» – это обязательство было проигнорировано или, скорее, перепутано с другим, столь же важным, о котором речь далее.
Обязательство второе. Несмотря на предыдущее требование поддерживать бесспорный авторитет реальности, нужно сохранить возможность обжалования и пересмотра разных пунктов, чтобы новые претенденты, не включенные в ранее установленный миропорядок, могли рассчитывать на то, что их голоса тоже будут услышаны («голоса», конечно, принадлежат не только людям). Именно этого требуют массы конструктивистов (описанные Хакингом), когда нападают на «природную», не обсуждаемую, само собой разумеющуюся необходимость, выраженную нулевой отметкой по шкале Хакинга. Лишь то, что было создано, может быть переделано и разобрано. Если же любой пересмотр исключен, и мы просто поставлены перед лицом непреложной неизменной реальности, то важнейшее обязательство находится в опасности, и значит, снова «война». Новых кандидатов не пустят и на порог общего мира. Партия, которую мы назвали «партией натуралистов», хочет запретить любые дискуссии и исправления, апеллируя к состоянию природы, чтобы во имя «закона и порядка» ликвидировать нормальный политический процесс.
Поэтому неудивительно, что другие фракции постараются выгнать ее из парламента.
Сдержки и противовесы политической эпистемологии требуют обоих обязательств, поскольку без них невозможен процесс обсуждения. Но споры не ограничиваются обсуждением этих двух пунктов.
Обязательство третье. Общий мир создается постепенно, а не задан раз и навсегда. Происходит совершенная путаница, когда это обязательство выдают за доводы в защиту контингентности против необходимости. В данном пункте Хакинг попадает в ловушку («точка преткновения» № 1). Он считает, что сконструированный характер фактов доказывается посредством демонстрации их контингентного характера, их возможности предстать другими, т. е. через отсутствие необходимости быть такими, какими они являются [258]258
В исследованиях науки и техники ту же роль играет старое доброе понятие «интерпретирующей гибкости», или «эластичности», как будто эластичность и податливость – это только два состояния вещества, заслуживающие упоминания.
[Закрыть]. Поэтому, согласно Хакингу, опровержение конструктивистской точки зрения состоит в том, чтобы показать: напротив, существует только одна возможность для X быть X. Здесь обнаруживается глубочайшее непонимание тех доводов, которые выдвигают исследования науки, в особенности, в связи с историей науки. Они отнюдь не стремятся показать, что могли бы существовать альтернативные физика, химия или генетика. Они говорят о невозможности монолитного мира [259]259
Хакинг в своей превосходной последней седьмой главе о доломите показывает, что даже в таком простейшем случае, как изучение камней (Стивен Вайнберг был единственным, кому захотелось ударить по камню ногой, чтобы доказать, что он «там»!) «единообразие мира» есть вещь недостижимая, по причине мультиреализма, к которому приводит любое исследование. Автор, кажется, не видит, что эта глава заставляет усомниться в его предшествующем анализе «точек преткновения». Мой список обязательств – это просто попытка раскрыть больше достоинств его эмпирической стратегии, чем он сам смог сделать.
[Закрыть]. Унифицированный мир – дело будущего, а не прошлого. Мы пока еще живем в том мире, который Джеймс назвал «плюриверсум», и все те ученые, философы и разномастные активисты, которые хотят сделать этот мир единым, рискуют потерпеть неудачу. Опасность, контингентность, неопределенность указывают не на результат (каковой сам может быть Необходимостью), но на процесс, в ходе которого «этот» мир постепенно становится одним и тем же разделяемым всеми миром. Оппозиция образована не контингентностью и необходимостью, а теми, кто хочет раз и навсегда упорядочить мир под предлогом того, что он – уже «един» (вычитая из этой суммы все, что не вписывается в их представления о единстве мира), и теми, кто готов работать над постепенным собиранием общего мира, потому что для них в мире нет ничего «лишнего».
Обязательство четвертое. Люди и нечеловеки связаны историей, что делает их разделение невозможным. Это требование конструктивистской программы остается совершенно непонятным, если выдать его за спор между реализмом и номинализмом (хакинговская «точка преткновения» № 2, см. (Hacking 1999: 80)). Слова и миры не представляют собой два изваяния, стоящие друг напротив друга и символизирующие территории двух государств, только одному из которых следует присягнуть на верность. Слова и миры обозначают, скорее, возможные и не очень интересные пределы, итоги сложнейших практических усилий, инструментальных посредничеств, форм жизни, интересов и участия, благодаря которым создаются новые сообщества-ассоциации. Заявить о необходимости выбора между утверждениями и реальностью, равносильно тому, чтобы противопоставить один берег реки другому, не замечая широкого быстрого потока, протекающего между ними. Философия, которая только регистрирует выбор между реализмом и номинализмом, ничего не говорит о нашей обычной практике отношений с вещами. Она занята политическим упорядочиванием, предполагающим разделение людей и не-человеков (de Libera 1996). Но как только политический порядок модифицирован (что и показали исследования науки), не остается никаких оснований для сегрегации слов и миров, природы и культуры, фактов и представлений. Наоборот, мы убеждаемся в отсутствии такой сегрегации.
Обязательство пятое. Институты, обеспечивающие нормальный переговорный процесс, должны точно определять качество «правильного общего мира», на страже которого они стоят. Как я уже говорил выше, самым существенным в конструктивизме является возможность различения между хорошей и плохой конструкцией (а не абсурдный выбор между сконструированным и несконструированным). Философская традиция провела разделительную черту между моральным вопросом «жизненного блага» и эпистемологическим вопросом «общего мира». Но стоит только практическому дискурсу выйти на первый план, и мы сразу же увидим, что два вопроса соединились в один: какой общий мир является наилучшим и наиболее подходящим для совместного проживания [260]260
Отметки «2» и «3» на измерительной шкале Хакинга подразумевают именно это, переводя «контингентный характер» X (отметка «1») на уровень «X есть нечто плохое» и, далее, на уровень «от X следует отказаться». Но здесь не признаются ни третье, ни четвертое обстоятельство, потому что мир, который настанет после «революции», будет точно таким же монолитным и закрытым для обсуждения, как тот, который революционеры хотят изменить.
[Закрыть]? Теперь слово композиция («собирание» общего мира) обретает смысл, который, начиная с греков, выражается словом «космос» (чему противоположно – «какосмос») [261]261
Это условия, которые позволяют вместо различения между фактом и ценностью, поставить следующие два вопроса: какие сущности нам следует принять во внимание? Как они могут быть связаны воедино? (Latour 1999b).
[Закрыть]. Поиск всеобщего мира даже не начнется, если нам навяжут оппозицию между «не-созданным», всегда уже существующим, одним единственным лишенным ценностей миром, с одной стороны, и «создаваемой» мешаниной противоречивых социальных или субъективных ценностей и требований, с другой. Простого «существования», очевидно, недостаточно для реальности (matters of fact), которую усваивают, присоединяют, связывают и совмещают с разного рода претензиями и интересами. Она должна стать композицией, обстоятельствами (states of affairs) [262]262
Чтобы выявить разницу между двумя традициями эмпиризма и двумя соответствующими уровнями политической эпистемологии, я постарался уловить техническое значение английского различения между «matters of facts» и «states of affairs».
[Закрыть]. Идея моего (весьма приблизительного) перечня состоит в том, что теперь мы можем сравнить программы на политической арене и посмотреть, к чему они приведут – к усилению или, напротив, ослаблению пяти перечисленных гарантийных обязательств. Я считаю, что этот список дает нам гораздо более эффективный инструмент классификации, чем система баллов, изобретенная Хакингом (Hacking 1999: 199) [263]263
Самого себя я бы не смог «подсчитать», руководствуясь шкалой Хакинга, несмотря на то, что являюсь одним из «подопытных кроликов» его книги. На мой взгляд, даже его собственная глава о доломитах не поддается учету в данной системе.
[Закрыть]. Поскольку у нас нет лучшего термина (я бы предложил «композиционизм», но он без родословной), давайте оставим слово «конструктивизм» для партий, которые выполняют обязательства и назовем «натуралистами» или «деконструктивистами» тех, кто не в состоянии платить по счетам. «Натуралисты» настаивают только на первой гарантии и не заботятся об остальных. «Партия деконструкции» старается сохранить второй и пятый пункт, но пренебрегает прочими. Я готов полностью отказаться от слова «конструктивизм», при условии, что найдется другое, способное определить тот конституционный порядок, о котором я говорил с помощью конструктивистской метафоры. Любой термин хорош, если он позволяет охарактеризовать то, что a) не всегда нас окружало; b) скромного происхождения; c) составлено из разнородных частей; d) не является полностью подконтрольным изготовителю; e) могло не возникнуть; f) преподносит сюрпризы, а также налагает обязательства; g) нуждается в защите и поддержке, чтобы существовать. Я признаю, слишком много определений для одного маленького слова, да еще такого, которое оканчивается убийственным суффиксом «изм».
Почему мое решение, скорее всего, окажется неудачным? Отнюдь не потому, что слово «конструктивизм» – это красная тряпка для участников «научных войн» (я все еще надеюсь, что их можно успокоить) [264]264
Я, во всяком случае, попытался сделать это в работе (Latour 1999b).
[Закрыть]. Это слово связано с деконструкцией, вот что представляет гораздо большую опасность [265]265
Интересно отметить, что среди архитекторов есть только один явный деконструктивист – и даже дерридианец – Даниэль Либескинд. Но даже беглого визита в построенный им клаустрогенный, волнующий и величественный еврейский музей в Берлине достаточно, чтобы понять, что он тоже конструктивист и притом мастер своего дела.
[Закрыть]. Приставка «де» как будто должна указать на противоположное направление, но этого явно недостаточно для критического духа, который тут же поднимает ироничную голову и, ликуя, говорит: «Если X —это конструкция, то мы легко можем „деконструировать“ ее в пыль». Отношение «конструкции» к «деконструкции» выглядит столь же необходимым, как экологическое отношение добычи к хищнику. Произнесите слово «конструкция», и вместо того, чтобы подумать, какие имеются средства и ресурсы для сохранения или реставрации постройки, Злой Волчище сразу зачавкает деконструктивистской пастью в страстном предвкушении. Дело в том, что сторонники критицизма разделяют со своими жестокими врагами, фундаменталистами, как минимум одну общую предпосылку: они тоже полагают, что если нечто создано, это само по себе является доказательством такой его неполноценности, что его следует деконструировать до тех пор, пока не будет достигнут угодный им идеал, – а именно то, к чему вообще не приложены человеческие руки [266]266
Об этой мечте см. работы Галисона, Кернера и Мондзайна в (Latour and Weibel 2002).
[Закрыть].
Деконструктивизм выбирает извилистый путь, чтобы обогнуть те вершины, которые конструктивизм или композиционизм, стремятся покорить – пусть и ценой «петляния» по склонам. Не странно ли, что такие разные по своим целям способы движения путают друг с другом? Правда, с большого расстояния они выглядят одинаково, поскольку сильно отклоняются от прямого пути, о котором грезят фундаменталисты. Они оба настаивают на неизбежных посреднических искажениях, т. е. на тех властных арбитрах, которые закрывают прямой доступ к объективности, истине, морали, священному или прекрасному. Но этим сходство исчерпывается. Деконструкция зигзагами сползает вниз, чтобы избежать опасности Присутствия. Композиционизм, петляя, идет в гору, стараясь ухватить столько Присутствия, сколько возможно. Деконструкция ведет себя так, как будто для слов не существует страшнее опасности, чем нести слишком много значений. Композиционизм, напротив, пытается выжать как можно больше реальности из хранящих ее ломких и хрупких посредников. Путь деконструкции извилист, потому что она все время отсрочивает произнесение слов, композиционизм хочет быть честным и петляет, чтобы обойти только самые неприступные кручи на пути вверх. Один убегает от Божественного лика, и желал бы его стереть, другой знает, что лика «самого по себе» не существует, а потому стирать нечего: лик должен быть написан и переписан во многих неподражательных воспроизведениях и представлениях (см. работу Кернера (Koerner 2002)).
Деконструктивисты ведут себя наподобие прославленных французских генералов, которые всегда отставали на одну войну: они еще бьются с наивностью, непосредственностью, «естественностью», как будто задача интеллигенции по-прежнему состоит в освобождении народа от избытка веры. Они так и не поняли, что критический дух давно умер от передозировки неверия. Так же как миниатюризация компьютеров сделала их общедоступными, массовое производство уменьшенных «моделей» критического духа удешевило сомнение настолько, что теперь любой может с легкостью сомневаться в самой сильной и крепкой достоверности, без усилий «деконструировать» самые прочные и высокие здания. Почему деконструктивисты никак не поймут, что «наивная вера в авторитеты» уже сменилась столь же массовой «теорией заговора», и этот общедоступный и дешевый ревизионизм вызывает мутации критического духа, который обращается в свою противоположность – «наивное неверие в авторитеты», или «критическое варварство» [267]267
Я думаю, не случайно на Всемирный торговый центр обрушились два критических варварства, – одно вслед за другим. Первое развалило его до основания, а второе добавило к ущербу еще и оскорбление, – утверждая, что это было дело рук самих жертв, которым помогали ЦРУ и Моссад… Честь вбить последний гвоздь в гроб критицизма принадлежит Бодрийяру: не хотел ли он сказать, что Башни, эти «образы саморазрушающегося капитализма» (выражение г-на Бен-Ладена), сами себя разрушили, привлекая летящие самолеты, чтобы совершить суицид? (Baudrillard 2002). Можно только надеяться, что такой широкий жест, такое предельное саморазрушение нигилистической мысли о нигилистическом акте саморазрушения, станет последним вздохом критического варварства… Но, увы, история показывает, что нигилизм не имеет дна.
[Закрыть]. Композиционисты, напротив, работают не над разоблачением веры, а над кропотливым производством доверия. Они считают, что наивность не представляет ужасного греха, но является утраченной живительной добродетелью, которая должна быть обретена вновь, в муках. Они не хватаются за пистолет, заслышав слово «достоверность», потому что знают, каких трудов стоит произвести даже малую толику этого драгоценного продукта.
Можно ли убедить критическое сознание в том, что конструктивизм означает лишь медленное и постепенное достижение объективности, моральных норм, гражданского мира, благочестия, и потому все едва различимые посредники практик должны быть заботливо собраны и сохранены (а не развенчаны и уничтожены)? Боюсь, потребовались бы такие глубокие сдвиги в нашей интеллектуальной экологии, что их трудно себе вообразить [268]268
Выставка «Iconoclash» была, на мой взгляд, такой попыткой локальной экологической перепланировки в садах, где произрастают наши предрассудки.
[Закрыть]. Тем не менее, эта перемена необходима, если мы решимся на следующий, еще более трудный шаг – убедить фундаменталистов, что конструктивистская идиома может предоставить им прочную и долговременную гарантию спасения ценностей, за которые они столь поспешно готовы умереть. Сколько еще времени должно пройти, чтобы слово «конструкция» перестало звучать как медицинский приговор или признание слабости – приманки для деконструктивистов? Сколько еще будет звучать в этом слове воинственный клич, призыв к оружию, а не мольба о приумножении заботы и внимания, не вопрос: «Как лучше построить?»
В заключение – шутка в духе рейтингов Яна Хакинга. Я предлагаю следующий тест.
Когда вы слышите, что нечто дорогое для вас назвали «конструкцией», вашей первой реакцией будет (отметьте подходящий вариант ответа):
а) схватиться за пистолет;
б) замахнуться кувалдой;
в) возвести строительные леса.
Ответ. Если вы отметили «а», то вы – фундаменталист и готовы уничтожить любого, призывающего к разрушению, устоять перед которым может лишь то, что не создано руками человека. Если вы отметили «б», тогда вы деконструктивист, полагающий, что «конструкция» доказывает слабость постройки и, следовательно, ее нужно превратить в руины, дабы расчистить путь для лучшей и более прочной структуры, не тронутой человеческими руками. Если вы отметили «в», тогда вы конструктивист, или, скорее, композиционист, посвятивший себя именно сохранению и поддержанию хрупких жилищ.
Если же вы отметили все три пункта, тогда вы безнадежно сбиты с толку…
Перевод с английского Ольги Столяровой
ЛитератураBaudrillard, J.(2002). L’esprit du terrorisme.Paris: Galelée. Bensaude-Vincent, B. (1998). Eloge du mixte. Matériaux nouveaux et philosophie ancienne.Paris: Hachette Littératures.
Bijker, W. (1995). Of Bycicles, and Bulbs: Toward a Theory of Sociotechnical Change.Cambridge, Mass.: mit Press.
Bloor, D. (1999). «Anti-Latour» in Studies in History and Philosophy of Science30, no. 1: 81–112.
Bourdieu, P. (1986). «La Force du droit». Actes de la recherché en sciences socials64: 3–19.
De Libera, A. (1996). La querelle des universaux. De Platon а la fi n du Moyen Age.Paris: Le Seuil.
Favereau, O. (2001). «L’économie du sociologue ou penser (l’orthodoxie) а partir de Pierre Bourdieu». In Le travail sociologique de Pierre Bourdieu. Dettes et critiques. Edition revue et augmentée,edited by Bernard Lahire. Paris: La Découverte.
Galison, P. (2002). «Images Scatter into Data, Data Gathers into Images». In B. Latour, and P. Weibel (Eds). Iconoclash. Beyond the Image Wars in Science, Religion and Art.Cambridge, Mass, mit Press pp. 524–537
Geslin, P. (1994). «Les salins du Bénin et de Guinée, ou comment l’ergonomie et l’ethnologie peuvent saisir le transfert de techniques et de sociétés». In De la préhistoire aux missiles balistiques – l’intellegence sociale des techniques,edited by Bruno Latour and Pierre Lemonnier. Paris: La Découverte.
Hacking, I. (1999). The Social Construction of What?Cambridge, Mass.: Harward University Press.
Haraway D. (1999). Gender, Race, and Nature in the World of Modern Science.London: Routledge and Kegan Paul.
Heinich, N. (1993). «Les objets-personnes. Fétiches, reliques et oevres d’art». Sociologie de l’art6: 25–56.
Jullien, F. (1995). The Propensity of Things: Toward a History of Effi cacy in China.Cambridge: Zone Books.
Jullien, F. (1997). Traité de l’effi cacité.Paris: Grasset. Koch, R. (2002). «The Critical Gesture in Philosophy» In Iconoclash: Beyond the Image Wars in Science, Religion and Art,edited by Bruno Latour and Peter Weibel. Cambridge, Mass.: mit Press.
Koerner, J. (2002). «The Icon as Iconoclash». In B. Latour, and P. Weibel (Eds). Iconoclash. Beyond the Image Wars in Science, Religion and Art.Cambridge, Mass, mit Press. pp. 164–214.
Knorr-Cetina, K. (1999). Epistemic Cultures: How the Sciences Make Knowledge.Cambridge, Mass.: Harward University Press.
Koolhas, R., and Mau, B. (1995). Small, Medium, Large, Extra-Large.Rotterdam: Offi ce for Metropolitan Architecture.
Latour, B., and Lemonnier, P. (Eds.) (1994). De la préhistoire aux missiles balistiques – l’intelligence sociale des techniques.Paris: La Découverte.
Latour, B. (1996). Petite réfl exion sur le culte moderne des dieux Faitiches.Paris: Les Empêcheurs de penser en rond.
Latour, B. (1999a). Pandora’s Hope: Essays on the Reality of Science Studies.Cambridge, Mass.: Harward University Press.
Latour, B. (1999b). Politiques de la nature. Comment faire entrer les sciences en démocratie.Paris: La Découverte.
Latour, B. (2002a). «Gabriel Tarde and the End of the Social». In The Social in Question: New Bearings in History and the Social Sciences,edited by Patrick Joyce. London: Routledge.
Latour, B. (2002b). War of the Worlds: What about Peace?Chicago: Prickly Press Pamphlet.
Lemonnier, P. (Ed.). (1993). Technological Choices: Transformation in Material Cultures since the Neolithic.London: Routledge.
MacKenzie, D. (1990). Inventing Accuracy: A Historical Sociology of Nuclear Missile Guidance.Cambridge, Mass.: mit Press.
McGrew, W. (1992). Chimpanzee Material Culture: Implications for Human Evolution.Cambridge: Cambridge University Press.
Mondzain, M-J. (2002). «The Holy Shroud: How Invisible Hands Weave the Undecidable» In In B. Latour, and P. Weibel (Eds). Iconoclash. Beyond the Image Wars in Science, Religion and Art.Cambridge, Mass, mit Press.
Petroski, H. (1996). Inventing by Design: How Engineers Get from Thought to Thing.Cambridge, Mass.: Harward University Press.
Pickering, A. (1995). The Mangle of Practice: Time, Agency and Science.Chicago: University of Chicago Press.
Rheinberger, H-J. (1997). Toward a History of Epistemic Things: Synthetizing Proteins in the Test Tube.Stanford, Calif.: Stanford University Press.
Souriau, É. (1935). «L’oeuvre а faire». Paris: Félix Alcan.
Souriau, É.. (1939). L’instauration philosophique.Paris: Félix Alcan.
Stengers, I. (1993). L’invention des sciences modernes.Paris: La Découverte.
Stengers, I. (1997). Power and Invention.Minneapolis: University of Minnesota Press.
Stengers, I. (1998). «La guerre des sciences: et la paix?» In Impostures scientifi ques. Les malentendus de l’affaire Sokal,edited by Baudouin Jurdant. Paris: La Découverte.
Suchman, L. (1987). Plans and Situated Actions: The Problem of the Human Mashine.Cambridge: Cambridge University Press.
Tarde, G. (1999). Monadologie et sociologie.Paris: Les empêcheurs de penser en rond.
Yaneva, A. (2002). «Scaling Up and Down: Models and Publics in Architecture – Case Study of Extensions of Whitney Museum for American Art». Paper presented at the seminar of Max-Planck Institute for the History of Science in Berlin, Department II.
