Текст книги "Русская жизнь. Телевизор (июль 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

***

На территории ВВЦ установлены 8 автоматов с газировкой. Сказать бы ура, да язык не повернется: ассортимент удручающе тривиален – минералка, «Байкал», да и стаканчики, говорят, одноразовые. Это подлый новодел, профанация, а не благородная ностальжи.

***

Приятельница взяла в роддом ноутбук, пишет письмо: «Принципиально ничего не изменилось, кроме обезболивания. Все боятся стрептококка, как и двадцать лет назад! Каменный век! Не понимаю, почему карманный интернет – это обыкновенно, а простая дезинфекция им не по силам?» Читая, вспомнила, что на днях закончился судебный процесс над главврачом одного из роддомов Новосибирской области (Тугачинский район), где скончались трое младенцев. Разбирательство показало, что инфекция возникла на фоне бытовой неустроенности: на всю больницу – один титан с горячей водой, а при нем – одна кружка на все акушерско-гинекологические нужды. И нет, это не проблема бедности, это кондовое убеждение властей в том, что «раньше рожали – и теперь не помрут». Вспомнилась демографическая жалоба крестьянина Лизара из одноименного рассказа Вересаева: «Сокращал Господь человека, жалел народ. А таперичка нету этого. Ни войны не слыхать, везде тихо, фершалих наставили».

***

Краем глаза смотрю фильм по РТР. Скромная, но благородная подмосковная девушка подбирает на улице большого строительного босса (мачо, холост) – поддат, избит, без гроша, бывает. Дальше, понятное дело, межклассовый коитус – и деловар оказывается тем самым поганым точечным застройщиком, кто выселил гуманитарную девушку из ее родового арбатского переулка. Деловару стыдно. «Мы меняем политику компании», – утром объявляет он партнеру. Дух добра одолевает силы подлости и злобы.

Все понятно, и, наверное, лучше такая «социальная ответственность» масскульта, чем никакая, – сентиментализация людоедов, мелодраматизация острейшей и трагичнейшей социальной проблемы. Но как же мутит, Боже мой, как тошнит, – словно авторы предложили зрителю разделить их омерзение к соцзаказу.

Евгения Долгинова

Анекдоты
Выпей, доча

Жительница Курского района Курской области осуждена к лишению свободы за жестокое обращение с трехлетней дочерью и вовлечение ее в систематическое употребление спиртных напитков.

Курский районный суд вынес обвинительный приговор в отношении 32-летней жительницы Курского района Ирины Сергеевой (фамилия и имя изменены) по ст. 156 Уголовного кодекса Российской Федерации «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем, соединенное с жестоким с ним обращением» и ч. 2 ст. 151 Уголовного кодекса Российской Федерации «Вовлечение несовершеннолетнего в систематическое употребление спиртных напитков».

Следствием и судом установлено, что Сергеева, являясь матерью шестерых несовершеннолетних детей, их воспитанием не занималась, бродяжничала, оставляя малышей без присмотра, в компании с сожителем пропивала детские пособия. В 2005 году детей изымали из семьи, поскольку их жизнь и здоровье были в опасности. Тогда Ирина не была лишена родительских прав, детей вернули, поверив ее обещаниям изменить свой образ жизни.

В 2007 году Ирина снова стала увлекаться спиртным, по отношению к детям проявляла жестокость. Особенно доставалось ее трехлетней дочке, которую она била за любую естественную в ее возрасте «провинность».

Помимо рукоприкладства Ирина использовала другой способ управлять поведением дочери. Чтобы малышка успокоилась и не шумела, женщина давала ей выпить пива, а если дочь, наоборот, вела себя замкнуто, заторможено, не играла с другими детьми – наливала ей водки или самогона.

9 января 2008 года в семье едва не случилась трагедия. Распивая спиртное по поводу дня рождения одного из своих сыновей, Ирина угостила трехлетнюю дочку самогоном. Через пять минут девочка сама подошла к столу и выпила еще стопку спиртного. В наказание за это мать несколько раз ударила дочь, в результате чего малышка потеряла равновесие и сильно ударилась головой о шкаф. Через некоторое время у девочки началась рвота и она потеряла сознание. Ее доставили в больницу и сразу поместили в реанимацию, поставив диагноз: «Синдром жестокого обращения с ребенком, сотрясение головного мозга, ушибленная рана правой теменной области, множественные ссадины и ушибы туловища и конечностей, алкогольное опьянение».

В отношении Сергеевой было возбуждено уголовное дело. Суд признал ее виновной в совершении инкриминируемых преступлений и назначил наказание в виде одного года шести месяцев лишения свободы с отбыванием наказания в колонии-поселении. Кроме того, по требованию прокурора района суд обязал осужденную выплатить в пользу дочери 5 000 рублей в качестве компенсации морального вреда. В защиту прав и интересов шестерых несовершеннолетних детей прокурором района предъявлены иски о лишении родительских прав как самой Сергеевой, так и ее сожителя, который является отцом четверых детей, и о взыскании с ответчиков алиментов на содержание детей. 18 июня 2008 года исковые требования прокурора удовлетворены в полном объеме.

В настоящее время приговор суда вступил в законную силу.

Трехлетняя девочка пьет самогон и водку. Когда надо взбодриться.

А когда надо, наоборот, успокоиться, пьет пиво.

Обычно выпить ей дает мама, но не всегда. Бывает, что трехлетняя девочка выпивает по собственной инициативе.

Трехлетняя девочка подошла к столу и хлопнула стопарик самогона. Нравится потому что. Приятно. Самогону все возрасты покорны.

В связи с этим случаем вспомнил одну публикацию журнала «Юность» перестроечной эпохи. Год примерно 1989-й или 90-й. Повесть с претензией на авангардизм, автора не помню. Действие происходит в отдаленном будущем. Государства упразднены, Земля поделена между стихийными вооруженными бандформированиями, своего рода пиратскими армиями. Имеет место абсолютно свободное хождение наркотиков и, как следствие всего вышеизложенного, тотальная деградация и вымирание населения. Пиратским армиям уже некого вербовать в свои ряды, и они начинают вербовать сначала подростков, а потом, когда и подростки заканчиваются, детей. На стенах появляются объявления о вербовке двухлетних детей, при этом двухлетним детям обещают любые наркотики в любых количествах совершенно бесплатно. Такой, если можно так выразиться, авангардный ход. Автор эпатировал публику, публика кривилась в усмешке. Дикая, нелепая выдумка, что с житейской, что с литературной точек зрения. «Автор перегнул палку, увлекся». Это тогда так казалось.

И вот – автор оказался в некотором роде провидцем. Пусть до разрушения государств и воцарения пиратских армий пока еще далеко (хотя, кто знает), но трехлетняя девочка уже подошла к столу и хлопнула стопарик самогона. И она явно не одна такая.

Везучие фальшивомонетчики

Суд Приволжска Ивановской области прекратил уголовное дело в отношении двоих 16-летних подростков. Они купили в двух киосках ряд товаров, заплатив за них книжными закладками в виде 100-рублевых банкнот.

12 марта подростки купили в киоске шесть книжных закладок в виде денежных купюр по 100 рублей. В этот день в другом киоске один подросток купил за одну закладку пачку сигарет и получил сдачу 89 руб. 50 коп. На другую закладку он там же приобрел жевательную резинку и получил еще 88 руб. 50 коп. В тот же вечер друзья в другом киоске купили фломастеры и клеящий карандаш и получили 184 рубля сдачи.

28 марта было возбуждено уголовное дело по хищению из первого киоска, а 12 мая – из второго. На предварительном слушании потерпевшие заявили ходатайство о прекращении уголовного дела в связи с примирением. С учетом раскаяния ребят в содеянном, их возраста, полного возмещения ущерба и положительных характеристик суд прекратил дело по не реабилитирующим основаниям.

Я всего один раз видел фальшивую купюру. Хотя, может быть, и гораздо больше, просто не заметил. Это было в самом начале 90-х, во времена дикой инфляции. Еще имели хождение старые советские купюры, но они уже почти ничего не стоили. Это была большая пачка зеленых трехрублевок. То ли зарплату выдали, то ли еще что-то – не помню. Помню только, что эта большая пачка банкнот тянула максимум долларов на десять. Среди этих трехрублевок была одна, отличающаяся от других. Если приглядеться. Рисунок такой же, цвет такой же, только бумага другая, не шершавая, а, скорее, гладкая. И краски слегка расплывались. В общем, было видно – фальшивка. Хотя, конечно, при быстром пересчитывании большой пачки денег ее можно было и не заметить. Надо сказать, что от этой фальшивой банкноты исходило нечто неприятное. Не зловещее, а какое-то дурное, немного мерзковатое. Трудно объяснить, но факт – я очень отчетливо почувствовал что-то такое, лукавое, нехорошее. Помню до сих пор.

Как можно спутать книжную закладку с настоящей купюрой – не очень понятно. Бумага ведь совершенно другая. Да и на таких «сувенирных» деньгах обычно есть какие-то обозначения, что, мол, деньги не настоящие. Не иначе, какое-то коллективное помутнение рассудка, сразившее одновременно трех киоскеров.

И еще – везучие они, эти ребята. Сначала ухитрились на ровном месте обвести вокруг пальца трех, судя по всему, взрослых и вполне вменяемых людей. А потом счастливо избежали уголовной ответственности. К чему, интересно, приведет такое везенье…

Сильнее страсти, больше, чем любовь

Сразу трое жителей Чувашии, запертые женами в квартирах во избежание запоя, получили травмы, пытаясь выйти через балконы.

Как сообщает пресс-служба МВД республики, в частности, тяжелую травму позвоночника в минувшие выходные получил 42-летний житель города Шумерли, попытавшийся выйти из дома через балкон на третьем этаже.

Вернувшись с заработков, мужчина ушел в глубокий запой, и жена решила запереть его в квартире.

Мучимый жутким похмельем, глава семьи решил во что бы то ни стало раздобыть спиртное. Он связал между собой несколько простыней и стал спускаться по ним с третьего этажа. Но в какой-то момент самодельный канат развязался, и бедняга рухнул вниз. Уже в больнице мужчина узнал, что полез с балкона совершенно напрасно: перед уходом сердобольная жена оставила в холодильнике бутылку пива.

Также с переломами попали в больницу в минувшие выходные еще один шумерлинец и 57-летний житель Чебоксар. Их жены тоже пытались спасти мужей от запоя, заперев дома. Но жажда выпить оказалась сильнее.

Можно сказать, двойная ирония судьбы. Ирония судьбы первой степени – это наличие бутылки пива в холодильнике. Человек искал спасения от похмелья, а спасение мирно ожидало его в холодильнике. Ирония судьбы второй степени – понятное дело, что одна бутылка пива проблемы бы не решила. Мужик выпил бы эту бутылку в два глотка, а потом связал бы простыни и полез бы с балкона за добавкой. Что такое бутылка пива для серьезно пьющего человека, пребывающего в тяжелом похмелье.

Надо было не бутылку пива в холодильнике оставлять, а хотя бы литр водки, и на видном месте. Тогда бы, глядишь, и обошлось.

Дмитрий Данилов

* БЫЛОЕ *
Колхозная лира

Крестьянские литературные опыты в ранней советской прессе

После революции рабочих и крестьян, бывших ранее «никем», решено было сделать «всем». Дать порулить страной, наделить семью хлебами социалистической собственности. Ну а еще привить вкус к свободному художеству. В самом деле: если кухарка может управлять государством, почему она не может писать хорошие стихи и прозу? И вот наряду с политграмотой населению предложили литературный ликбез. В широко известном в 1920-е журнале «Комсомолия», например, наряду с фельетонами и агитками публикуются чуть ли не трактаты по поэтике. Пролетарской молодежи популярно объясняли, что есть слово и образ, что есть метафора и метонимия, разбирали, что такое хорошо и что такое плохо в литературном тексте и что общего имеет его создание с производством… ну, скажем, знаменитой златоустовской стали. А крестьянин чем хуже? Производственная эстетика, правда, не совсем его стихия, но колхозные будни – чем не предмет для крестьянской лиры?

Органом для поэтического ликбеза стал «Крестьянский журнал» – приложение к знаменитой «Крестьянской газете», о которой Лев Троцкий говорил: «„Крестьянская газета“ есть необходимейшее средство для правильного влияния крестьянства на всю жизнь государства». В том числе, надо понимать, и чисто литературного. В «Крестьянском журнале» печатают заметки «Против шаблона», «О факте и художественном вымысле» и т. п. Колхозники внимают наставлениям и – шлют в редакцию тысячи стихов, которые приходится мерить не страницами, но килограммами.

Крестьянское творчество весьма своеобразно. Авторы «от сохи» не грешат излишним натурализмом, зато умело стилизуют новый революционный быт под былинность: «Да благословит нас рука Всевышняго на борьбу со злыми ворогами честного народа». Их предельно неточные, намекающие рифмы и экстатичность персонажей отлично передают стихию деревенской витальности. «И подсолнечник немного свернул голову к лучу»…

Пастораль. Буколики. Вергилиева лира не заржавела.

Или наоборот – приговор революционного трибунала, обличительная речь Катона: «Ты напрасно бренчишь серебром, бабка, поздно с тобой рассуждать…»

Редакция газеты не раз и не два пеняла авторам на небрежность, на «технические срывы» и «отсутствие рифм». А напрасно.

Если в огнедышащих опусах пролетария угадываются домны и стальной скок, то в крестьянских видна разделенная любовь к природе и столь же истовая ненависть к старому миру. Искренность, наивность, революционный запал и косноязычие сообщают образам невиданную силу.

Один современный поэт утверждает: главное ведь – это чтобы было, что рифмовать. А если есть, что рифмовать, то можно и не рифмовать. Истинная правда.

«Крестьянский журнал», 7 апреля, 1929 г. (приложение к «Крестьянской газете») Учеба и критика (в помощь начинающему писателю)

В потоках стихов

Мы получаем сотни стихов в день.

Не шутка, а факт: одна организация в прошлом году запрашивала редакцию одного крестьянского издания о том, как ей переслать и можно ли переслать стихи одного из членов этой организации весом в… двадцать четыре килограмма.

Вот что принесла нам почта за день. Непосредственно в адрес «Крестьянского журнала» присланы стихи 18 авторами, всего 60 стихов. Прозы же получено от 10 авторов, всего 16 рассказов…

Принимая во внимание, что в месяце 30 дней, а в среднем в день получается 100 рукописей, в месяц мы будем иметь 3 000 рукописей, или примерно 400 рассказов и 2 600 стихотворений. Правда, разница весьма разительная.

Но обратимся к самому материалу. О рассказах говорить не будем. Посмотрим стихи.

 
Побледнела луна немного,
Уступила место дню.
И подсолнечник немного
Свернул голову к лучу и т. д.
 

Это стихи П. Шелякова. Присылает он не впервые. Мы давали ему много советов. Подчеркиваем ему неудачные места. Делаем пометки на полях, приписываем: «Обратите внимание на технику, есть срывы, нет рифмы, так как у вас рифмуется: себе – вышине, дню – землю, дню – к лучу».

 
Вблизи деревни на полях
В закрытую картину пашен
Старанье вложено крестьян
В художество навозных пятен.
 

И дальше идет такая же путаная фразеология вроде «художества навозных пятен». Подпись французскими буквами «Афлекол» и приписка «К оплате».

Возвращаем без оплаты. Нужна еще огромная работа.

Третье:

 
Необъятный простор темно-синего неба
В вечерней тиши тонет в тысячах звезд,
И стоит радиомачта,
Простирая на снег исполинскую тень.
 

Это стих Ф. Егорова.

Что другого посоветуешь, кроме того, что надо учиться технике стиха? Этот совет и даем.

Четвертое:

 
Ты напрасно бренчишь серебром,
Бабка, поздно с тобой рассуждать.
Твои деньги с двуглавым орлом
Власть советов не будет брать.
 

Это пишет Мартин Кислый. Остроумно, но неудачно. Серебро и царское принимается. Перечеканить можно.

Пятое:

 
Зажглося утро новое,
В полях туман седой и мгла,
Вскипело сердце молодое,
Что путь иная пролегла!
 

Или:

 
Сегодня траур носим.
В нас слезы пали сгоряча.
Скорей заветы сполним
Мы дорогого Ильича.
 

Это пишет С. Д. Ендовицкий. Пишет он не первый раз. Бранит редакцию, что она не помещает его стихов. Но что же сделаешь? У автора страдает грамматика: путь – не она, а он. Слезы упали у нас, а не в нас, заветы выполним, а не сполним. Поневоле отвечаешь: надо подзубрить грамматику. Без этого ничего не поделаешь.

Шестое. Тов. Ф. Д. Лой, обращаясь к сохе, говорит:

 
Былые годы дарованием
Ты жизнь паскудную вела.
Природа нашим знанием
В твоем пределе цвела.
 

Каким «дарованием», что значит «в твоем пределе цвела», спрашиваем мы автора, и стихи возвращаем с отметкой таких путаных мест.

Тов. А. Соболев в стих. «Дровосек» говорит так:

 
Размахнулся. Топор просвистел
И с силой врезался в дерево,
И удар за ударом направлял я в цель,
Ну, и нагрелся же здорово.
 

Ничего, как будто. Живо и грамотно. Но где же тут стихи?

Тов. А. Андреев, рассказывая о приехавшем из города докладчике, говорит так:

 
В избе-читальне газеты шумели.
Сгустилась крестьянская рать.
А под вечер в нардоме запели,
Коля сделал о боге доклад.
 

И вот Скороспешкин пишет:

 
Ночь, сугробы, хаты,
В хатах огоньки,
Вечер полосатый
Над снегом висит.
Новая читальня
Тоже под холстом.
Вечер обручальный
Синим полотном.
 

Техникой стиха, как видим, автор овладел, а в самом описании никак не разберешься. Что это за вечер обручальный. Ни полосатых вечеров, ни обручальных вечеров мы как будто не знаем.

Про крестьянина-труженика и про тяжелую крестьянскую работу пишет тов. Т. И. Грищенко:

 
Он заботится сделать и рано встает,
В работе до поздней зари.
Усталые руки, по пальцам нагруженным,
Как шпанские вишни сидят музали.
 

Всем этим авторам мы должны сказать вот что. Очень трудно, почти невозможно писать стихи, не следя за тем, как и о чем пишут другие. Как писали поэты старые, что такое стихи, как они строятся и чем отличаются от рассказа, заметки, статьи и очерка. И еще вот что. Это, пожалуй, основное. Без повышенной грамотности в деле писания стихов далеко не уйдешь. Это непреложная истина, о которой должны знать те десятки и сотни авторов, стихи которых потоками льются на столы редакций.

А. Малюшинский

«Крестьянский журнал», 4 февраля, 1929 г. В помощь начинающему

Против шаблона

В массе присылаемых нам рукописей очень редко попадаются рукописи, которые сразу можно было бы пустить в печать. Каждое стихотворение или рассказ, прежде чем окажется напечатанным, не раз возвращается автору с нашими советами. Эта переписка очень ценна, но иногда и очень курьезна.

Недавно был такой случай: один из начинающих прислал нам рассказ с описанием проделок бабки-знахарки в деревне. Бабка лечит ребенка «недопечка». Кладет его голого на 5 минут в печь, накаленную докрасна, и вынимает невредимым. Мы ему в письме указываем на этот случай как на образец художественной неправды. Автор возвращает рассказ и пишет в письме: «Я уменьшил страдания ребенка на четыре минуты. Вместо 5 минут он у меня лежит в печке 1 минуту». А в тексте рассказа другими чернилами была перечеркнута цифра 5, над ней сначала поставлено 3, потом только единица. Получился анекдот.

Многие товарищи все же добились того, что их стали печатать. Думается, что тут все дело в настойчивой и упорной работе авторов, в серьезном и внимательном отношении их к литературной учебе.

Особенно много сейчас рассказов о коллективах. Это понятно. Деревня ломается, деревня стоит перед большим вопросом. Но обычно по первым двум-трем строкам видно все содержание рассказов на эту тему. Их пишут так. Несколько крестьян-бедняков не живут, а мучаются со своими сошками. Всем сразу приходит на ум коллектив, трактор и пр. Они организовались. Сразу начинается не жизнь, а масленица.

Еще одна из любимых тем начинающих – это всевозможные проделки кулака в деревне. Но и тут не обходится без однообразия.

Перед нами восемь рассказов. Это из почты за день. Из них четыре о кулаках, три бытовых и один исторический.

Рассказы о проделках кулаков удивительно похожи друг на друга. Как и о коллективах, пишут с первого же слова: «Кулак Обдирало со своим другом Разуваевым выпивали самогонку…» и т. д.

Через полстраницы: «Митька, комсомолец-селькор, шел из нардома» и т. д.

Отгадайте, читатель, что будет написано дальше? Ну, конечно, селькора убьют! И думать нечего. Нетрудно догадаться, чем закончится рассказ: Митька умрет. Кулака с его ватагой строго-настрого накажут. У всех таких рассказов нет особенных, неожиданных переплетений и замысловатостей.

Вот вам рассказ т. Ялымова «В глухом переулке шум». Дана ночь. В церковной сторожке заседает церковный совет. Прямо говорится, что это было «тайное» заседание. Поп закрывает заседание лозунгом: «Да благословит нас рука Всевышняго на борьбу со злыми ворогами честного народа». Дальше дается то, что «по штату положено»: четверть самогона. Разливает, безусловно, поп.

Вслед за этим дается общее собрание бедноты в нардоме. Им горячо докладывает товарищ Петров о деятельности совета. Учитель Рогов помогает. «Собрание кончается дружными рукоплесканиями и криками „правильно“ да еще почему-то „бис“. Но не все были довольны ораторами». Здесь читатель может задать вопрос:

«А кто же их речами не был доволен?»

Этим автор подготавливает «шум в глухом переулке».

Раз читатель заранее знает о «тайном» в сторожке, то он и все остальное знает. Неожиданного уж ничего нет для нас. У автора так и рисуется дальше – «по маслу»: «В глухом переулке» встречаются активисты двух данных собраний, вот вам и «шум».

Тов. Расчехняев не кровожадный. Его рассказ «Друзья-приятели» написан о том, как торгаш с помощью кулаков пытается пролезть в кооперацию. Но не без шаблона тоже. Начинается рассказ так: «А ну, по маленькой! – поднимал хозяин стакан с хитрым прищуром глаз». Через две строчки: «Больше всех я плачу налог, больше всех!» Потом ругают кооперативных работников, пьют «до белых риз» и подписывают заявление, заготовленное хозяином. Где просят уволить приказчика кооперации, а на его место назначить организатора попойки. Все это дано «с плеча». У торгаша, вероятно, сложнее происходила такая операция. Весь рассказ представляет собою «зачин», «завязку». Тема широко-общественная, но автор сделал так, что все похоже на бред кулацкой компании. В жизни что-нибудь происходило после эдаких «заявлений», а читатель может думать, что это только пьяный бред.

Тов. Французов прислал рассказ «Пожар». Читатель ждет беды от одного заглавия. Нужно бы подходить к беде похитрее, чтобы не всполошить насторожившегося читателя. Автор сразу отталкивает. Рисует так: «Кулак Чапурин накачивает водкой Мишку Гвоздева». Ни с того ни с сего хлопает по столу кулак кулаком и говорит: «Ну, Мишка, умей водку жрать – умей и дело делать!» Через пару строчек: «Мишка на цыпочках подходит к сараю» (какие уж тут «цыпочки», когда он пьян «в доску»!) Зажигает склад колхоза. По пьянке налетел на что-то. Сломал себе ногу. Народ застает Мишку. Хотят бросить в огонь. Председатель колхоза отвоевывает его у народа и везет к себе в дом, потом в больницу. И все это так ласково, так любовно! «Во, дескать, гляди, читатель, какие лютые наши враги! А мы с христианским обхожденьицем!» Почему кулак обязательно груб, почему обязательно водка, отчего непременно Мишка – поджигатель, когда он нигде не показан плохим парнем? Нужно все обосновать, мотивировать, как говорят литераторы.

Бытовые рассказы тоже шаблонны. До сих пор очень многие пишут о неравном браке. Посмотрите, как это преподносится. Осень. Вечер. Избушка «на курьих ножках». Лучина. Прялка.

«Так ты отца не хочешь слушать, девчонка? Сама хозяйкой будешь, да еще тебе не так!»

Ну, мать, конечно, помягче:

«Кать, Кать, – говорит, – он хоть и вдовец, да еще не стар» и пр.

Без побоев в таких случаях неловко. Старик добренько выпарывает веревкой свою дочку. Та вырывается и… думаете, в совет, в ячейку? Нет, махнула с обрыва «в ледяную смесь реки Выми». Это рассказ тов. Дьяконова.

Может быть, и есть такое в быту, но это уж избито, изжевано. Даже в самых глухих уголках Союза и то есть с кем посоветоваться и «найти управу» на таких родителей. В этой старой теме трудно сказать новое слово без нового дела. Новое дело автором не тронуто.

С языком у всех наших авторов дело обстоит крайне плохо. Дадим слово самим авторам.

«От неподвижной боли Мишка очнулся» или: «Слышишь! – утвердительно и твердо сказал Иван». А то еще и так: «Уже я являюсь селькором как шестой год».

Беда в том, что авторы хотят перепрыгнуть через одну необходимость: необходимость уменья грамотно излагать свои мысли на бумаге.

О языке действующих в рассказе лиц приходится писать каждому автору. Самое больное место даже у тех, кто уже печатался. Все люди в присылаемых сочинениях говорят почти одинаковым языком. Даже если пишут о людях из разных социальных групп – все равно, одна цена. Врач говорит, как и бабка-повитуха, пономарь – как поп, а то еще похлеще. Это же неверно! В жизни люди родятся в одной семье, учатся в одной школе, но у каждого «свой почерк». Авторам следует в это вдуматься. Кулак не обязательно пьет, не обязательно он глупышка. Их хитросплетения иногда следственные власти распутывают годами. Селькор – большой человек, герой. Но это вовсе не значит, что его необходимо рисовать невинненьким, беленьким, бескровным. Он живет полнокровной жизнью, вместе с другими, а не взаперти в нардоме. Всех, о ком хочется писать, нужно изучать, ко всем нужно присматриваться. Шаблон – скучная вещь.

А. Дьяченко

«Крестьянский журнал», 8 апреля, 1929 г. В помощь начинающему писателю

О факте и художественном вымысле

«В моем рассказе описан действительный факт из жизни, а потому прошу его напечатать».

«Случай, который я описываю в моем рассказе, был у нас в деревне в прошлом году»

«В моем стишке все факты. Думаю, что напечатаете без задержки».

Это – выдержки из многочисленных препроводительных бумажек к рассказам и стихам, которые посылают начинающие писатели в редакции журналов. И еще. Зачастую мы, начинающие, готовы метать гром и молнию на головы редакторов.

Как! Вы говорите, что рассказ не правдив и не жизненен? А знаете ли вы, что я взял его из действительной жизни?

В самом деле, нет ли и впрямь придирки со стороны редакции в этом вопросе? Ведь кому, как не начинающему писателю, особенно живущему в деревне, наблюдающему крестьянскую жизнь, а то и просто живущему этой жизнью, доподлинно эту жизнь знать и правдиво о ней писать? И вдруг нам говорят, что наши рассказы нежизненны. Явная ошибка, явное непонимание наших произведений, а то и просто придирка. Такое решение готовы вынести вы. Но не лучше ли раньше просто разобраться в этом вопросе серьезнее и подробнее его рассмотреть. Всякий ли факт является жизненным, всякое ли описание факта будет литературным произведением, рассказом, стихотворением и т. д.?

Возьмем такую вещь, попробуем описать трудовой день крестьянина. Начинаем.

«Крестьянин Иван встал рано. Умылся. Помолился богу. Спросил у жены, готов ли завтрак. Она ответила, что готов. Иван сел завтракать. После завтрака пошел во двор и стал запрягать коня. Потом выехал в поле и стал пахать. В полдень пообедал. Потом пахал до самого вечера, а вечером приехал домой. Отпряг лошадь. Зашел в избу. Сказал жене, чтобы собирала ужин. Поужинал. Вылез из-за стола. Помолился и лег спать».

Вот и кончился трудовой день.

Скажите, факт это или нет?

Конечно, факт.

Правдивый факт?

Конечно, правдивый. Ведь, в самом деле, так и проходит день крестьянина-пахаря.

Конечно, здесь сказано без всяких подробностей; здесь не сказано, стегал или не стегал Иван своего коня кнутом, не сказано, хорошо или плохо ходила лошадь в упряжке и какая на ней была упряжка, но факт все-таки остается фактом. Выдумки нет.

Но вправе ли мы винить того редактора, который бы вдруг нам сказал по поводу такого факта: «Неинтересно. Не надо. Нежизненно».

Но прежде чем говорить об этом праве, обратимся опять к тому же самому факту.

– Неинтересно, – говорит редактор. А нам-то читателям, интересно? Или мы не знаем, что каждый крестьянин утром встает, что он завтракает, что ему нужно сначала запрягать лошадь, а потом выезжать в поле.

Ново ли это для нас?

Конечно, не ново. Мы все прекрасно об этом знаем.

Жизненно ли?

Нет, нежизненно. Редактор, пожалуй, вполне прав. Написано-то про жизнь, а жизненного мало. Не сказано, как вставал крестьянин, как он себя чувствовал, как умывался и где, что ел за завтраком, какая у него лошадь, как он разговаривал с женой, как запрягал лошадь.

– А, только это! – удивимся мы. – Да пожалуйста. Мы это сейчас можем с точностью, с подробностью, каждый шаг и каждое словцо. Да мы ведь старались только, чтобы покороче.

И мы готовы сейчас же на десятках страниц не только показать, а прямо распоказать трудовой день крестьянина.

Теперь уж не придерешься!

Но потеем, мучаемся, нанизываем строки и уж не только крестьянина опишем, а прибавим и песни жаворонков, крумканье журавлей и т. д. и т. п.

Говорю, товарищ редактор, получай!

И вдруг этот редактор, этот злостный враг наш, встает и…

Ни к чему, – говорит. – Описано все подробно. А этого самого нет. Загвоздки нет. Вывода. Ведь все это каждому известно. Надо вот что-нибудь…

А! – догадываемся мы. – Понятно. Теперь понятно. Да вы бы так раньше сказали. Нужен факт интересный, редкий, необыкновенный.

И вот мы начинаем метаться. Проглядываем историю своего села за десятки лет, бросаемся в соседние села, деревни, поселки, хутора.

У вас как? Не убили? Нет. Жаль. Не подожгли? Нет. Ах, как жаль! Не повесился никто? Нет. Ах, как досадно! Селькора не угробили? Нет. Ах, как убийственно скверно!

И вот мы, наконец, находим то, что нам надо. На наше счастье где-то кто-то повесился или застрелился. Мы рады, довольны. Садимся за описание. Подробно выписываем биографию «пострадавшего». Касаемся немножко характерных качеств его бабушки и дедушки, об отце и матери говорим несколько подробнее, о самом нашем герое, дошедшем до смерти такой, ведем рассказ с мельчайшими подробностями, вплоть до того, какой армяк он носил, когда ему шел первый год.

Теперь уж придраться нельзя. Теперь уж все есть.

И вдруг…

Провал. Самый отчаянный провал.

Нам говорят:

А польза-то какая? Вывод какой? Ведь о факте-то мы могли прочесть заметку из двух строк, что в таком-то селе по такой-то причине повесился такой-то и такой-то.

Ведь не в факте дело. Не в его сногсшибательности. Ведь если мы о чем-нибудь кому-нибудь рассказываем, то мы имеем какую-нибудь цель. Ну, например, нам хочется повеселить человека – мы ему расскажем что-нибудь попотешнее. Хотим на пьяницу повлиять, чтобы он не пил. Мы доказываем ему преимущества трезвой жизни. Хотим разуверить темного человека в его предрассудках, доказываем ему невозможность существования домовых и всякой прочей ерунды в этом роде. Хотим мы, наконец, ударить по какой-либо язве общественной жизни или бытовой язве – мы вскрываем эту язву перед слушателем и вызываем в нем отвращение к ней и возмущение против тех, кто эти язвы разводит.