Текст книги "Фэнтези 2003"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

КОНСТАНТИН АСМОЛОВ

АЮДМИЛА И АЛЕКСАНДР БЕЛАШ

АНДРЕЙ БЕЛЯНИН

КИРИЛЛ БЕНЕДИКТОВ

ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВ

ПЕТР ВЕРЕЩАГИН

ДМИТРИЙ ВОЛОДИХИН

ВАСИАИЙ ГОЛОВАЧЕВ

МАРИНА И СЕРГЕЙ ДЯЧЕНКО

АЛЕКСАНДР ЗОРИЧ

ВЕРА КАМША

ЕЛЕНА КЛЕЩЕНКО

СВЯТОСЛАВ ЛОГИНОВ

СЕРГЕЙ ЛУКЬЯНЕНКО

КАРЕН НАЛБАНДЯН

ГЕНРИ ЛАЙОН ОЛДИ

ГРИГОРИЙ ПАНЧЕНКО

СЕРГЕЙ ПЕТРОВ

ВЛАДИМИР РОГАЧ

НИК РОМАНЕЦКИЙ

КИРИЛЛ САВЕЛЬЕВ

АЛЕКСЕЙ СЕРГЕЕВ

ИРИНА ШРЕЙНЕР

ФЭНТЕЗИ -2003

Серия основана в 2003 году

Это – фантастика меча и колдовства. Это великие битвы и магические артефакты, это прекрасные принцессы и могучие воины, это эльфы и драконы, порождения Тьмы и Светлые сущности, неизведанные земли и волшебные острова. Это ведущие отечественные фантасты, которые представляют свои новые рассказы и повести в жанре фэнтези.

СОДЕРЖАНИЕ:

БОГИ ВОЙНЫ

Кирилл Бенедиктов

ОРИХАЛК

Дмитрий Володихин.Сергей Петров

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ФОРНОСТ

Василий Головачев

ДВА МЕЧА

Алексей Сергеев

ТАЙРАНСКИЙ ПЕРЕВАЛ

Карен Налбандян

ОСЕНЬ ПАРИСА

АРТЕФАКТ

Генри Лайон Олди

РУКА И ЗЕРКАЛО

Александр Зорич

СЕРЫЙ ТЮЛЬПАН

Марина и Сергей Дяченко

МИЗЕРАКЛЬ

НАУКА ВОЛШЕБСТВА

Сергей Лукьяненко

ПЛЕТЕЛЬЩИЦА СНОВ

Петр Верещагин

КОГДА РУШИТСЯ МИР

Владимир Рогач

ПРАВО

Ник. Романецкий

ОПЛОШКА ВЫШЛА!

МАГИ И ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ

Святослав Логинов

БОЛЬШАЯ ДОРОГА

О ЧЕМ ПЛАЧУТ СЛИЗНИ

МАМОЧКА

Кирилл Савельев

ТРУП ТЕРЯЕТ ГОЛОВУ

Вера Камша

ДЕНЬ СТРАХА

Андрей Белянин

СКАЗ О СВЯТОМ ИВАНЕ-ВОИНЕ И РАЗБОЙНЫХ

КАЗАКАХ

КАЗАК И ВЕДЬМА

КАК ЧЕРТ С КАЗАКОМ В ШАХМАТЫ ИГРАЛ

Елена Клещенко

ЦЫГАНСКАЯ КРОВЬ

ТЕХНОМАГИЯ

Людмила и Александр Белаш

ЦАРЕВНА МЕТЕЛЬ

Владимир Васильев

ИСКУССТВЕННЫЙ ОТБОР (из цикла «Ведьмак

Большого Киева»)

Ирина Шрейнер

САМЫЙ ЛУЧШИЙ ЗВЕЗДОХОД

Константин Асмолов,Григорий Панченко

КААТО ТЕМНОЕ СОЛНЦЕ

БОГИ ВОЙНЫ

КИРИЛЛ БЕНЕДИКТОВ

Орихалк

1.Команда

Море кипело в двух полетах стрелы от корабля. Триера подошла к острову в предрассветных сумерках. Последние два часа она скользила сквозь ночь вслепую, с погашенными огнями; медленно поднимавшиеся весла бесшумно взрезали студенистое тело воды. На гребных палубах царила необычная тишина – гребцам раздали вырезанные из мягкого дерева загубники и пообещали скормить рыбам каждого, кто позволит себе чихнуть или закашляться. Бичеватели обмотали хвосты своих плеток вокруг толстенных запястий, чтобы не поддаваться искушению пустить их в ход. Свист рассекающих воздух плетей из прочнейшей воловьей кожи с маленькими свинцовыми вставками слышен на море далеко кругом. Старшина бичевателей Руим, двадцать лет проплававший на пиратских кораблях Счастливого моря и заплативший за умение подбираться к врагу незамеченным дюжиной шрамов и правым глазом, пообещал сожрать с потрохами любого, кто ослушается его приказов. Так и сказал, страхолюдно вращая уцелевшим зрачком: мол, каждого, кто щелкнет плетью, сожру живьем и с потрохами. Как же теперь, неосмотрительно засомневался кто-то из надсмотрщиков, без битья-то рыбье мясо грести и не заставишь... Руим с ловкостью обезьяны подскочил к умнику и ударил его бронзовым набалдашником плети в лоб. Поняли, песьи дети? У бича, кроме хвоста, еще и рукоять есть...

Предосторожности, однако, оказались излишни. К берегу они подойти не сумели.

Тени и ночные мороки понемногу отступали, размываемые слабым свечением не рожденной еще зари. По обе стороны от триеры сквозь белесую дымку уже проглядывали тугие, медленно перекатывающиеся мускулы океана. Но впереди, там, где вчера матрос, сидевший в «вороньем гнезде», заметил черную полоску земли, упрямо клубился плотный серый туман.

Оттуда, из-за завесы тумана, слышался неясный монотонный шум, усиливавшийся с каждым медленным взмахом весел. Странный шум – не грохот волн, разбивающихся о рифы, и не мерный рокот прибоя, а тяжелый гул проваливающейся в бездну воды, словно не остров лежал за серой клубящейся пеленой, а легендарный Крайний Предел, уступ высотой в тысячу лиг, с которого воды великого океана низвергаются в вечно пылающие преисподние нижнего мира. Глупости, конечно, страшные сказки невежественных гребцов-галерников: людям образованным хорошо известно, что мир круглый, как яблоко, никаких Пределов в океане нет, а с рудниками Серебряного хребта не сравниться никаким преисподним, пусть и вечно пылающим. Да только образованных на триере было немного, а в души остальных доносящийся из туманного облака гул вселил тревогу и предчувствие встречи с чем-то ужасным.

Никто, правда, и так не ждал от плавания ничего хорошего: дождешься тут, когда команду вербуют из висельников и пиратов, доставленных на корабль прямо из подземных казематов Дома Справедливой Кары, а рабам на веслах обещают свободу – тем, кому посчастливится вернуться, разумеется. Такое случается только во время войн, после крупных морских сражений, а какие войны сейчас? Все народы, осмеливавшиеся бросить вызов могуществу Аталанты, получили суровый урок и простерлись в пыли у ног царей Дома Трезубца. Если бы от триеры ждали военных подвигов, разве назвали бы ее в честь Хэмазу, бога – покровителя торговцев и путешественников? «Сияющее копье Хэмазу, господина Двух Лун» – вот как звучало полное имя корабля. Смех да и только! Какое там копье у Хэмазу, зачем оно ему? Неудачное имя, странная команда, загадочная цель... Что понадобилось Их Величествам в этих забытых богами южных водах, пустынных и бесплодных, где уже много дней не видно ни одной рыбы? Такие вопросы много раз задавали себе и прикованные к веслам гребцы, и надсмотрщики-бичеватели, и воины-абордажники, проводившие бесконечно долгие дни в учебных боях и полировке страшных шипастых шлемов. Перешептывались по ночам в темноте и духоте трюма, с тоской глядели на убегающие за корму, дробящиеся на волнах чужие крупные звезды, молились своим богам и духам-покровителям, в глубине души понимая, что здесь, на краю света, всерьез рассчитывать на их помощь не приходится.

По кораблю, словно невидимые змеи, ползли слухи – один другого неприятнее. Говорили, что капитан Цаддак уже ходил в южные моря с большой командой и что из плавания этого вернулись назад только двое – он сам и полубезумный кормчий, известный в портах под кличкой Морской Лис. Раньше Лис считался едва ли не лучшим в своем ремесле, и матросы дрались в кабаках за право плавать с ним под одним парусом. Верили, что Лис приносит команде счастье, и корабли, которым он прокладывает курс, всегда возвращаются в Аталанту невредимыми. Но в последний раз капризная богиня удачи изменила кормчему, погубила его людей и отняла у него разум. А может, и не отняла – ведь умение читать карты и ориентироваться по звездам у него осталось, – а просто прибавила изрядную толику безумия. Днем кормчий вел себя, как положено второму человеку на корабле – важно ходил по палубе, рассматривал горизонт через магический кристалл, делал замеры, опуская в воду фалинь с привязанными к нему разноцветными бутылочками. Но ближе к вечеру с ним начинали происходить нехорошие перемены: взгляд у него становился рыскающим, диковатым, он шарахался от любого громкого звука и избегал выходить на палубу. С наступлением сумерек Цаддак запирал Лиса в каюте на носу корабля – кухарь Титус, носивший кормчему ужин, рассказывал, что там нет ни ложа, ни стульев – одни роскошные, восточной работы ковры. Коврами этими завешены стены и даже дубовая, оснащенная снаружи тяжелым засовом дверь, а окон в каюте нет. Но даже ковры не могли заглушить страшного воя Лиса, от которого, казалось, содрогаются по ночам все переборки триеры. Кормчий, надо отдать ему должное, выл не всегда, а только в ясные звездные ночи, когда обе луны – Ианна и Лилит – сияли по обе стороны глубокого, прозрачного, словно темный хрусталь, небосклона. А ночи такие выдавались нередко, по крайней мере, в начале плавания...

Как-то раз Титус подслушал разговор Лиса с Цаддаком – не разговор даже, а несколько фраз, произнесенных к тому же на высоком наречии, – никто из матросни их бы не понял, но кухарь служил некогда у благородных господ поваром. Вернувшись на дрожащих ногах в кубрик, Титус, запинаясь, рассказал друзьям, что Лис втолковывал капитану о море, кипящем, как масло в горшке, о чудовищах, стерегущих проходы между скал, и каком-то острове, населенном людоедами и демонами. Тряпка ты кухонная, рявкнул, услышав это, старшина биче– вальщиков Руим, кормчий-то наш, известное дело, не в себе, он еще и не того наговорит... Да в том-то и беда, трясся Титус, что капитан с ним как с нормальным разговаривал, и про море кипящее соглашался, и про демонов... А под конец сказал так: нам с тобой, мол, бояться не пристало, мы в этом пекле уже побывали и живыми выбрались, выберемся и сейчас... Тут Лис ему про нити какие-то кричать стал, вроде как между небом и землей натянутые, но совсем уж безумным голосом и •словами такими мудреными, что ни единого Титус не разобрал...

Дубина ты, крякнул Руим, – не пугал бы людей, раз сам ничего уразуметь не можешь. Разумный совет, к несчастью, опоздал – рассказ Титуса, быстро обрастая живописными подробностями, пошел гулять по кораблю, сея панику в темных и невежественных душах. Море кипит, вполголоса стращали друг друга матросы, сваримся все, как креветки в супе, а тех, кто не сварится, стоглавые гидры пожрут... И чем дальше «Сверкающее копье» углублялось в южные воды, тем напряженнее становилось ожидание – в том, что проложенный Морским Лисом курс ведет триеру прямиком в кипящее море, не сомневался, похоже, уже никто. Вот и дождались. Сначала деревяшки в зубы, команда грести в полной тишине, без привычного ритма барабанов, онемевшие бичеватели, раздающие бесшумные зуботычины рукоятями своих плетей, а потом этот странный гул, доносящийся из тумана... А вдруг там и вправду стоголовая гидра с ревом втягивает в свои жуткие глотки соленую морскую воду? Судя по звуку, в пасть к такой зверюге и триера проскользнет, как мелкая щепочка...

Туманная завеса распахнулась внезапно, будто вспоротая огненным мечом небесного вестника, и команда «Сияющего копья» увидела картину, поразившую даже тех, кто безоговорочно верил самым страшным слухам.

В двух полетах стрелы от корабля море кипело, словно колдовское варево в котле старой ведьмы.

Где-то на востоке солнце стремительно всплывало из зеленых глубин океана, готовясь к прыжку на опаловый купол небес. Было уже почти светло, но прятаться больше не имело смысла – недалекий берег едва просматривался за стеклянистой, изгибавшейся темно-зеленым горбом массой воды, встававшей из бурлящего моря. У основания горба зиял глубокий провал – нечто вроде защитного рва у подножия крепостной стены. Туда-то и обрушивались с леденящим душу ревом набегающие из открытого моря валы – обрушивались и поглощались студенисто дрожащей, стремящейся к небу водяной горой, увенчанной белоснежной короной из пены. Высотой гора в три раза превосходила самую высокую мачту триеры; пенные клочья, срываясь с ее гребня, белыми птицами скользили над морем и мягко оседали на просоленных, не единожды чиненных парусах «Сияющего копья».

К счастью, старшины гребцов вовремя получили приказ табанить. Три ряда весел торжественно и бесшумно поднялись в воздух, одновременно повернулись и опустились в воду под другим углом, тормозя бег корабля. На расстоянии одного полета стрелы от кипящей бездны триера окончательно потеряла скорость и развернулась левым бортом к таинственной водяной стене. Южный ветер, проклинаемый гребцами на протяжении всего плавания, неожиданно превратился в союзника и, наполнив паруса «Сияющего копья», погнал его прочь от гибельного провала.

Гребцы, изо всех сил упиравшиеся грудью в отшлифованные ясеневые рукояти весел, ничего этого не видели. Мало что успели разглядеть и бичеватели, подгоняемые звероподобным Руимом: когда бегаешь между скамьями, едва успевая награждать тычками зазевавшихся и сбившихся с ритма рабов, глазеть по сторонам времени не остается. Чуть больше увидели матросы, по команде Морского Лиса спешно натягивавшие паруса, и воины, сгрудившиеся у левого борта. Когда триера успешно завершила свой рискованный маневр, из грубых солдатских глоток вырвался вздох облегчения. Всякая храбрость относительна: можно привыкнуть к постоянному соседству смерти в бою и потерять мужество при виде вырастающей из кипящего моря водяной горы. Да и кто сохранит самообладание перед лицом столь зловещего чуда?..

Впрочем, сыскались на триере и такие. Если бы абордажники и матросы не были так поглощены зрелищем надвигающейся погибели, они наверняка обратили бы внимание на то, что капитан Цаддак, кряжистый и лысый, стоит, вцепившись руками в резную ограду палубной надстройки, и не отрывает глаз от высоко возносящейся над мачтами корабля зеленоватой стены. На суровом лице капитана не отражалось ни страха, ни изумления – одна только спокойная, холодная враждебность, словно вставшее на дыбы море нанесло ему оскорбление, которое можно смыть только кровью.

Рядом с капитаном стоял сухощавый, нездорового вида человек с крупной кудлатой головой – Морской Лис, кормчий. Он тоже смотрел на грохочущую, сверкающую в первых лучах новорожденного солнца, рвущуюся к небесам титаническую волну, и лицо его застыло подобием мраморной погребальной маски.

Когда триера отошла на безопасное расстояние от клокочущего провала, капитан и кормчий обменялись репликами на высоком наречии – оба происходили из знатных, хотя и обедневших семей. Из всей команды понять их мог разве что Титус, но кухарь, сдуру выглянувший на палубу несколько минут назад, прятался теперь под массивным разделочным столом у себя в камбузе, тщетно пытаясь изгнать из своих мыслей видение огромной, нависшей над кораблем водяной горы.

– Проклятая стена все еще здесь, – произнес капитан Цаддак.

– А ты надеялся на то, что она исчезнет сама собой? – усмехнулся Лис. – Конечно, она здесь, глупец! И орихалк тоже здесь, никуда не делся. Так же близок и так же недоступен, как и два года назад. Бери, сколько хочешь, набивай карманы, мешки, повозки! Хватит тебе одной повозки, Цадда -малыш?

– Полный трюм, – рыкнул капитан, поворачиваясь к кормчему. – Полный трюм орихалка, на меньшее я не согласен! На этот раз мы справимся. Мы пришли сюда не с голыми руками...

– Ах да, – воскликнул Лис. – Прости, я запамятовал. Мы привезли сюда нашего драгоценного пассажира. Удивительно, как я мог упустить это из виду...

Цаддак заставил себя усмехнуться.

– Наш пассажир не так уж прост, мой дорогой Лисенок. Надеюсь, скоро ты в этом убедишься...

Кормчий с презрением сплюнул за борт.

– Он насмехался надо мной, этот никчемный столичный хлыщ! Он назвал меня собакой, воющей на луну, ты представляешь? Пустоголовый, напыщенный болван! Если бы он не носил эмблему Дома Аш-Тот, я выбил бы его мерзкие подпиленные зубы...

Капитан снова ухмыльнулся – на этот раз почти искренне.

– Советую тебе не кричать о своем намерении на каждом углу, Лисенок, – у Яшмовых Тигров чуткие уши. К тому же наш достопочтенный пассажир, Господин Мечей Кешер от Дома Аш-Тот, только что вышел на палубу и направляется к нам, чтобы развлечь себя учтивой беседой...

– Он один? – нервно спросил кормчий, быстро облизав тонкие губы.

– Один, – кивнул Цаддак. – Погляди-ка на него, дружище, – едва рассвело, а он уже одет так, будто собирается во дворец...

– Это он умеет, – согласился Лис. Предложение поглядеть на пассажира он проигнорировал. – Да только в тех местах, куда он собирается, от щегольских нарядов проку немного.

Тем временем тот, о ком они говорили, молодой человек лет двадцати пяти, приблизился и остановился у форштевня, опершись на вырезанную из толстого дубового ствола шею лунного коня Риннэ, чья голова украшала нос триеры. Он приветливо помахал рукой капитану (кормчий демонстративно повернулся к нему спиной), но на мостик подниматься не стал. Проклятье, подумал Цаддак, неужели ему лень одолеть десяток ступенек?

– Спускайтесь, капитан, – позвал молодой человек, нежно поглаживая полированную шею Риннэ. – Вам ведь наверняка наскучило общество сумасшедшего кормчего?

Цаддак услышал, как Лис скрипнул зубами.

– Не стоит обижать моего друга, мастер Кешер, – с достоинством ответил капитан. – Мы слишком многим ему обязаны.

Молодой человек запрокинул голову и весело рассмеялся, обнажив тщательно вычерненные, остро заточенные треугольные зубы.

– Прошу прощения, капитан, я и забыл, кто показал нам Дорогу в эту лоханку с супом. – Он небрежно кивнул в направлении бурунов, кипящих у подножия гигантской водяной стены. – Кстати, а что бы вы сделали, если бы я не внял ва-

шим словам и продолжал бы обижать вашего друга кормчего? Вызвали бы меня на поединок?

И он снова расхохотался. Цаддак предпочел сделать вид, что пропустил его шутку мимо ушей.

– Как видите, мы на месте, – сказал он, показывая туда, куда только что с таким пренебрежением смотрел молодой человек. – Кормчий и я свою часть работы выполнили. Теперь дело за вами, мастер Кешер.

– Ну да, – рассеянно отозвался молодой человек, ухитрившийся отколупнуть от гладкой шеи лунного коня Риннэ длинную щепку и увлеченно ковырявший ею в зубах. – Теперь, разумеется, дело за мной...

2. Кешер

– ...До Ночи Двух Лун, – повторил Кешер Аш-Тот, наполняя свою кружку пивом. Он делал это с таким изяществом, словно вместо кисловатого, мутного пива в кувшине плескалась драгоценная халисская амброзия. К сожалению, запасы вина истощились гораздо раньше, чем «Сверкающее копье» достигло своей цели. – Вы будете ждать до тех пор, пока Ианна и Лилит не округлят свои лики одновременно. Если за это время ничего не произойдет, можете разворачиваться и плыть обратно...

Капитан Цаддак с некоторым усилием вытащил наполовину ушедший в столешницу тяжелый метательный нож (минуту назад в пылу спора он сгоряча воткнул его в стол, продырявив лежавшую сверху пергаментную карту) и отрезал себе большой кусок сухой конской колбасы.

– К этому времени у нас закончатся припасы, – мрачно произнес он. – Ближайшая земля, где можно достать зерно и пресную воду, – острова Поющих Змей в пятистах лигах к северо-востоку. Мы не сможем вернуться, потому что умрем с голоду.

– Возвращайтесь прямо сейчас, – пожал плечами молодой человек. Он поднес кружку к тонким губам и сделал большой глоток. – До Ночи Двух Лун вы как раз успеете пройти пятьсот лиг. Что касается меня, то я с удовольствием останусь на этом острове еще на месяц. Люблю новые места – они помогают мне забыть об отвращении, которое я питаю к жизни.

Капитан кашлянул.

– Не уверен, что это место придется вам по вкусу, мастер Кешер. Я не удалялся от берега дальше, чем на пять лиг, а кормчий попробовал проникнуть в глубь острова и едва вернулся оттуда живым...

– Да-да, – рассеянно кивнул Кешер. – Я помню его рассказы. Демоны, охотящиеся по ночам, прекрасные девы, заманивающие путников в норы подземных страшилищ, и, конечно, орихалк. Целые россыпи орихалка.

– Сами увидите, – хмыкнул Цаддак. – На этом острове его больше, чем во всей Аталанте, считая запасы, хранящиеся в сокровищницах Великого Дома. Смотрите, как бы у вас голова не пошла кругом.

– За мою голову, капитан, не волнуйтесь. Лучше расскажите еще раз, как вы сумели выбраться из этой ловушки.

Кешер аккуратно вытер маленькие усики изящной ладонью. Цаддак снова подумал о том, что для Господина Мечей у пассажира слишком холеные и тонкие руки.

– Мы обошли весь остров кругом, – терпеливо повторил капитан. – Мы нашли проход в скалах, большую сквозную пещеру. Вода в ней то прибывает, то убывает, но никогда не поднимается до самого свода. Пещера широкая, хотя в нескольких местах проход сужается до ширины небольшой лодки, поэтому нам пришлось отказаться от мысли построить устойчивый плот и уходить на долбленке, сделанной из большого поваленного дерева. В подземелье обитает чудовище, которое мне не удалось рассмотреть. Оно схватило Лиса, но я дрался с ним и отрубил три толстые и длинные руки без пальцев. Потом нас подхватило течением, понесло в полной темноте куда– то на север и выбросило за пределами кольца высоких волн. Несколько дней мы странствовали по пустынным водам, то приближаясь к пределам страны мертвых, то вновь возвращаясь к жизни. В конце концов, когда надежда оставила нас, мы увидели вдалеке парус...

– Благодарю, капитан, – прервал его молодой человек. – Собственно, это все, что меня интересовало. Сквозная пещера в скалах, как удобно! Неплохо было бы отыскать ее...

– Она заканчивается под водой, – покачал головой Цаддак. – Не очень глубоко, локтей двадцать, однако с моря это место обнаружить невозможно. Когда поток вынес нашу долбленку из пещеры, я подумал, что Эа забрал нас в свое царство

на дне морском... Соленая вода попала мне в рот и нос, я не мог дышать и приготовился к смерти. Но в тех местах очень сильные восходящие течения. Море вышвырнуло нас на поверхность, как безденежных пропойц выбрасывают из кабака.

Кешер Аш-Тот усмехнулся.

– Цветистое сравнение, друг мой... А не припомните ли, в каком положении находились в день вашего бегства Лилит и Ианна?

Капитан бросил на него недоверчивый взгляд.

– Вы смеетесь надо мной, мастер Кешер? До того ли нам с кормчим было, чтобы глазеть на луны? Хотя погодите... Когда нас носило по волнам и я лежал без сна на дне нашего корыта, молясь богам и готовясь к смерти, Лилит стояла в зените, а Ианна шла на ущерб... Да только зачем вам это знать?

Молодой человек допил пиво и с сожалением поставил пустую кружку на стол. Поднялся с грубой деревянной скамьи, отряхнул щегольский, по последней придворной моде сшитый камзол, украшенный изображениями Яшмовых Тигров – покровителей Дома Аш-Тот, поправил перевязь с двумя короткими мечами и шагнул к двери.

– Любое знание когда-нибудь да пригодится, – ответил он. – Благодарю за угощение – один Хэмазу знает, когда еще удастся попробовать доброго аталантского пива. Лодка, значит, готова?

Цаддак угрюмо кивнул.

– И все же, мастер Кешер... Что нам делать, если вы не вернетесь?

Лицо его собеседника приобрело скучающее выражение.

– Плыть обратно, капитан, – произнес он тоном, которым хорошие родители иногда разговаривают с надоедливыми детьми. – Возвращаться в Аталанту, падать к ногам Их Величеств и умолять о прощении. Сколько мин серебра истрачено на нашу экспедицию? На чье имя выданы векселя Дома Весов? На ваше? Я так и думал... Пожалуй, в этом случае кредиторы могут всерьез на вас рассердиться...

Цаддак порывисто схватился за нож – только затем, чтобы с размаху разрубить оставшуюся колбасу на две части.

– Не говорите мне о кредиторах, мастер Кешер! Если мы вернемся без орихалка, мой дом продадут за долги, моих сыновей закуют в цепи и отправят гребцами на галеры, а дочерей отдадут Белым Сестрам... Лучше мне будет сдохнуть от го-

лода или пойти на корм рыбам, чем стать свидетелем такого позора. Если вы погибнете, я прокляну тот день, когда подал Их Величествам записку об Острове Орихалка...

Он обхватил руками свою лысую голову и начал раскачиваться из стороны в сторону, как это делают профессиональные плакальщицы. Кешер наблюдал за ним с нескрываемым удивлением.

– Стоит ли так убиваться из-за пустяков? У вас пока есть и корабль, и команда, и прекрасный домик на набережной Второго Кольца, а если боги будут благосклонны к вам, то все это умножится десятикратно... Взгляните лучше на меня – вот кто воистину должен рвать на себе волосы! Я потерял все, что имел, – богатство, положение при дворе, виллу на Изумрудном острове, невесту, происходившую из благороднейшего дома Аталанты, дюжину любовниц, превосходящих своим искусством саму Небесную Деву... Вместо того чтобы стоять по правую руку от Их Величеств, носить копье с лазоревыми перьями за спиной Господина Моря, командовать отрядом Возлюбленных Братьев Владыки Запада и Востока, я вынужден прозябать здесь, на вашей пропахшей луком триере! И что же, по-вашему, я похож на человека, погруженного в пучину горя?

Некоторое время Цаддак тяжело смотрел на него.

– Нет, мастер Кешер, – проговорил он наконец. – Не знаю уж почему, но мне сдается, что вы не слишком-то убиваетесь из-за своей опалы.

Молодой человек снова расхохотался, запрокинув голову.

– Потому что мне на нее наплевать, – сообщил он, отсмеявшись. – Я уже говорил вам, капитан, – мне ничего не нужно от жизни. Все, что я хотел получить от нее, я успел получить прежде, чем мне исполнилось восемнадцать. Теперь, какой бы подарок она мне ни преподнесла, я приму его равнодушно. Суждено мне погибнуть на этом острове – что ж, стало быть, я погибну. Никто и не заметит, что младшего сына Великого Мастера Меча Тантала Аш-Тот, любимца прекраснейших дев Аталанты, уже нет на этом свете... Ладно, ладно, не расстраивайтесь так, старина, – великодушно добавил он, увидев, как вытягивается лицо капитана. – Скорее всего, я все же вернусь. Меня слишком хорошо выучили искусству любой ценой оставаться в живых.

Он толкнул дверь и шагнул за порог. Мечи, которые неизбежно должны были задеть за косяк двери, не только за него

не задели, но даже не брякнули – будто приросли к узким бедрам молодого человека. Цаддак хмуро смотрел ему вслед.

Покинув каюту капитана, Кешер Аш-Тот полупьяной походкой прошествовал на корму триеры, где несколько матросов под одобрительные выкрики абордажников и болтавшихся без дела бичевателей упражнялись в подъеме груза с помощью простейшей лебедки. Лебедкой служила рея кормовой мачты, грузом – небольшая лодка, в которую для тяжести бросили двух стреноженных овец. Лодка покачивалась над палубой на двух канатах, то взмывая вверх, то с размаху стукаясь о просмоленные доски. Овцы жалобно и безнадежно блеяли при каждом ударе, приводя в восторг жестокосердых зрителей.

– Бараны вы, – сказал Кешер, подходя. – Хэмазу свидетель, попробуете уронить таким вот манером меня – пожалеете, что на свет родились.

Шутки и смех немедленно стихли. Воины и матросы, скроив похоронные физиономии, угрюмо рассматривали щегольски одетого молодого человека.

– Надеюсь, мне никого не придется предупреждать дважды, – высокомерно произнес Кешер и обернулся к бичевате– лям. – Эй вы, обезьяны, быстро спуститесь в мою каюту и помогите слуге принести вещи. Я отплываю немедленно. Лодку освободить, – это уже относилось к матросам. – И не забудьте хорошенько ее промыть – она вся провоняла овечьей мочой...

Отдав необходимые распоряжения, он отвернулся к борту и принялся рассматривать дрожащую водяную преграду, поднимавшуюся к небу на расстоянии пяти полетов стрелы от триеры. Какая мощь, думал молодой человек, какая невероятная, воистину божественная мощь... Такая волна может легко слизнуть с лица земли великолепную столицу Аталанты, Город Трезубца, вместе с ее дворцами, храмами и богатыми виллами. Он представил, как вся эта масса воды возносится над Домом Владыки Востока и Запада, и губы его непроизвольно скривились в неприятной усмешке. Нет, сами по себе гигантские волны еще не чудо: мало ли что разгневает властелина глубин Эа, насылающего на мир опустошительные наводнения... Но волна, поднимавшаяся между триерой и островом, чьи очертания едва проглядывали за колышущейся зеленоватой стеной, словно замерла в высшей точке. Она не обрушивалась и не росла; издалека она вообще казалась неподвижной, хотя, разумеется, это было невозможно. Что-то не так,

думал Кешер Аш-Тот, рассматривая вскипающие у ее подножия буруны, да что там, с ней все не так... Когда дурачок кормчий пытался рассказать мне о Великой Волне, преграждающей путь к сокровищам Острова Орихалка, я воображал, что речь идет о необычайно высоком приливе, не позволяющем кораблям подходить к берегу... О приливе, по гребню которого можно проскользнуть на легкой лодке. Но попробуй преодолей на овечьем корыте эдакую громадину!

Размышления его прервал ломкий мальчишечий голос:

– Эй, Макум, одноухая скотина, куда мешок попер? Сюда ложи, под рогожку... Да ремешком затяни потуже, а то смоет волной, точно смоет! Лилу, кто ж так канаты крепит, пенек дубовый? Сдается мне, матушка тебя от лесного демона нагуляла, вот у тебя вместо рук коряги-то и выросли... Ох, утопите вы нас с господином, шлюхины дети, как пить дать, утопите! Ну, ничего, бездельники, я к самой Цефер-Хали жаловаться приду, к владычице подземного мира, уж она вас там встретит и за все наши беды спросит...

Кешер неторопливо обернулся. Толпа праздно глазеющих на овечье корыто воинов и надсмотрщиков рассосалась, и теперь рядом с лодкой суетились только трое матросов, подгоняемых тощим чернявым мальчишкой, все облачение которого составляла белая тряпка, обернутая вокруг смуглых бедер. На загорелой до черноты спине с выступающими острыми лопатками виднелись светлые рубцы от давнишних ударов плетью – такие рубцы остаются у гребцов на кораблях, чьи капитаны экономят на заживляющем раны жире морского зверя селапа. Хотя парень костерил грузивших в лодку вещи матросов отборными портовыми словечками, те только посмеивались да порой шутливо замахивались на него, грозя отвесить наглецу оплеуху.

– Ори! – позвал Кешер, и мальчишка, увернувшись от карающей длани одноухого Макума, приблизился к нему. – Ты не забыл вложить в мешок два надутых воздухом бычьих пузыря?

Тот, кого он назвал Ори, широко улыбнулся. Несмотря на нехватку нескольких передних зубов, зрелище вышло совершенно очаровательное.

– Конечно, нет, господин. Я сложил в мешок все, что вы велели, и шкурами для верности укутал, а то эти сиволапые что-нибудь обязательно раздавят...

– А маленький желтый бурдючок взял? – продолжал допытываться Кешер.

Мальчик кивнул.

– Господин, а как мы попадем на остров? Матросы болтают, что остров этот священный, а стену водяную здесь сам Владыка Глубин Эа поставил, чтобы никто в его владения не мог проникнуть...

Кешер хмыкнул. Мальчишка, не сводивший с него восхищенного взгляда, тоже улыбнулся, но как-то неуверенно.

– Владыка Эа нас пропустит, – успокоил его Мастер Меча. – Если, конечно, ты взял с собой маленький желтый бурдючок.

– А что там, господин?

Улыбка исчезла с лица Кешера.

– Ты слишком любопытен, дружок. Разве этому учили тебя наставники твоего Дома?

Мальчик вздрогнул и машинально потрогал лоб. Там, полускрытый длинной, похожей на крыло ворона, челкой, синел выколотый бронзовой иглой иероглиф – знак принадлежности к Дому Орихалка. Такие татуировки делают детям, которых родители продают в храмовое рабство; в отличие от выжженного клейма домашнего или государственного раба, они не считаются позором, но всегда напоминают о том, что жизнь их владельца навсегда посвящена тому или иному божеству. Божество – покровитель Дома Орихалка звалось Водан и изображалось в виде двухголового подземного дракона, поэтому иероглиф, выколотый на лбу Ори, читался как «огненный змей». Тайное значение этого древнего символа было известно на корабле только самому Ори и его хозяину Кешеру Аш– Тот; кое о чем догадывался сумасшедший кормчий, но предпочитал помалкивать.