Текст книги "Сидр для бедняков"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Конечно, для меня, решил он, так как поза осталась прежней. Раньше он ничего подобного не видел. Адри всегда спешила одернуть юбку, чтобы прикрыть трусики. И ноги всегда держала если не скрещенными, то плотно сжатыми. Девушки из конторы тоже носили короткие юбки, но их вместе с ногами и всем остальным скрывали письменные столы. Зимой они иногда присаживались на батареи, но тогда Блекер не решался смотреть в их сторону. Крёйер, тот глазел на запретные плоды, принимая леденцы за сливочный шоколад. Но их нисколько не волновало внимание такого урода.

– Эй, парень, я к тебе обращаюсь, – прервала негритянка размышления Блекера.

– Герри мой старый друг, – ответил он, откашлявшись.

– Я так и подумала. Раньше я тебя никогда не видела. Небось хочешь купить часы?

– Нет, – сказал он. – Я решил сделать ему сюрприз.

– Ну и шутник, – захохотала она, ковыряя кончиком пилки под ногтями пальцев ног.

Блекер огляделся вокруг. Пол в комнате был кривой. Среди антикварной и старомодной мебели валялись часы, газеты, пивные бутылки, окурки и коробки от сигар. Отсюда можно позвонить, подумал он, увидев телефон на камине. «Здравствуй, Адри. Звоню, чтобы ты не волновалась», – скажет он. И если она ехидно не рассмеется ему в ухо и не бросит в трубку: «Не беспокойся, все идет отлично», то он скажет, что у него лопнуло терпение, что он не собирается всю жизнь прозябать в конторе и умереть на Галилейстраат.

А вдруг она спросит, где же он в таком случае желает умереть? Поинтересуется, на что им жить в будущем? Ведь он, как отец, должен в конце концов и об этом подумать. Адри со своим гаагским гонором сочла бы унизительным просить пособие. Да, не мешало бы прицыкнуть на нее, чтобы пикнуть не смела. Но это было маловероятно. Когда он был дома, она постоянно ныла. Пусть продолжает так и после его ухода.

Негритянка угостила его сигаретой. Потом подползла на коленях по кровати с горящей спичкой в руке.

– Уж не жар ли у тебя, парень? – спросила она. – Вон даже уши красные.

Тебе бы такой жар, подумал он уязвленно. Мужчине в его возрасте краснеть не к лицу.

От первых же затяжек у него закружилась голова. Как во сне, он услышал звук открывающейся двери, а затем приближающиеся шаги. И вот Блекер увидел его, своего дружка, Герри Фонтейна. Голый до пояса, в джинсах, живот свесился над ремнем, в зубах толстая сигара. Он с неподдельным удивлением вытаращил глаза, вынул изо рта сигару и заорал:

– Вот это да!

– Ну и сюрприз! – съязвила негритянка.

Герри тряс Блекера, радостно дубася его по плечам. Они, смеясь, рассматривали друг друга. Оба заметили, что годы не прошли для них бесследно, но сочли за благо промолчать об этом. Единственно, что позволил себе Блекер, – это ткнуть пальцем в «пивное брюхо» Герри, когда тот наконец отпустил его. В ответ Герри только подтянул джинсы и похвастался, что это «от хорошей жизни».

– Я слыхал, ты играешь в автоматы, – сказал Блекер.

– Посмотрел бы ты на него там, – засмеялась негритянка. – Стоит у ящика, жмет на кнопки, чтобы не упустить шарик.

– Ерунда, – сказал Герри. – Еще не было случая, чтобы я проиграл. Сегодня четыре свободных игры и одна по лотерее.

Блекер воздержался от расспросов, так как ничего не понял в этой тарабарщине.

– Я хочу еще поиграть, – сказал Герри. – Пошли со мной. Там поставили новехонький ящик.

Блекер кивнул в знак согласия.

– Только у меня нет ни цента, – поспешил предупредить он.

Герри небрежно отмахнулся и хохотнул.

Все-то он понимает, подумал Блекер. По лицу видно, что Герри догадался, почему я здесь. И он благодарно засмеялся в ответ.

– Ишь, – заворчала негритянка, – развеселились.

– Джойс, заткни-ка рот, – одернул ее Герри. – Веди себя прилично.

Она только фыркнула и картинно повернулась на бок.

Герри взял свою сигару.

– Погасла, – сказал он и с брезгливой миной кинул ее в ведро за печкой. Из большой яркой коробки достал новую.

– Хочешь? – торжественно предложил он, протягивая коробку Блекеру.

– От такой не откажусь, Фонтейн, – благодарно произнес Блекер.

Он бодро зашагал вслед за Герри по улице. Баба пусть валяется в постели, а нам пора в путь. Блекер выпрямился и запыхтел сигарой. Над светловолосой головой Герри клубился такой же густой дым. Так и надо жить, с удовлетворением подумал Блекер, забыв о своих огорчениях.

Со вздохом они расстегнули верхнюю пуговицу на брюках. От восточного обеда осталось только полмисочки риса. Герри допил последнюю бутылку пива, рыгнул и подозвал стройненькую официантку.

– Два кофе и счет, девушка. – Он проводил ее взглядом. – Ах, какие грудки, что за тальица, какая попочка! – со знанием дела восторгался он. – И совсем недурно, что дома еще шоколадка в постели.

Девушка принесла кофе. Герри заглянул ей в лицо и сказал, что никогда не ел так вкусно.

Девушка смущенно отошла. Герри прищелкнул языком.

– Хороша! – воскликнул он. – Так на чем я остановился? Ах да, в ту пору я весь пошел красными пятнами. Зуд невыносимый. Вполне могла прилипнуть какая-нибудь зараза. За неделю у меня было восемь разных девок. Ей-богу правда, Вилли, – побожился он, заметив, что Блекер слушает его с интересом, но недоверчиво. – Липнут ко мне, как мухи. Иной раз трое уже сидят у меня дома, а четвертая звонит в дверь. Устаю с ними до смерти. Но должен сказать, держусь я прилично, вежливо. При знакомстве аристократически рекомендуюсь как господин Герард Фонтейн ван Хазелар. Они здорово клюют на это. – Он засмеялся, помешал кофе и постучал ложечкой по краю чашки. – Так вот, пришлось идти в больницу. Там меня заставили раздеться и ждать в чем мать родила, наконец приползли шестеро студентов и стали ходить вокруг. Ничего эти придурки не поняли, как и их профессор, который явился десятью минутами позже. Всучили какую-то мазь и велели прийти снова через неделю.

Блекер положил два куска сахару в ложечку и стал осторожно погружать ее в кофе, пока сахар не окрасился в коричневый цвет.

– Это был скипидар, которым я чищу рамки, – сострил Герри.

В большом сером «шевроле» они приехали на Плантаже-Мидденлан. Датье угостила их чаем. Полусложенная раскладушка все еще стояла в комнате. Видно, Датье догадывалась, что племянник может загоститься. На небрежно свернутых одеялах красовался его галстук. Блекер взглянул на него и оставил на прежнем месте.

Внимание Герри явно привлек буфет. Датье, видимо сообразив, что имеет дело с торговцем, который прощупывает ее, говорила не о стоимости буфета, не о продаже, а о своей матери, которая прятала на нижней полке шкатулку с деньгами. Она не давала Герри рта раскрыть, болтая без умолку о днях рождения и поминках, где настойку приходилось пить ложечкой, чтобы доставать изюм. Герри пробовал заикнуться о курительном приборе, стоявшем на камине, о зеркале, висевшем над ним, о фризских ходиках в коридоре. Все напрасно. Малейшая безделушка в доме Датье имела свою историю. Она сунула в руки Блекеру открытку.

– От квартиранта, – с гордостью сказала она.

Блекер перевернул открытку с видом морского побережья и прочел в левой половине слова, написанные школьным почерком: «Сердечный привет с солнечного юга. Б. Я. Т. Кок».

– Ужасно мило с его стороны, – сказала Датье. – В понедельник он возвращается.

Герри подал знак, что пора уходить. Блекер кивнул и встал.

– Очень приличный человек, – тараторила Датье. – Всегда в сером костюме, ходит тихо, не топает. Вежливый и воспитанный мужчина, ничего не скажешь.

– Мы пошли, – перебил Блекер. Он положил руки ей на плечи. – До свидания, Датье. Спасибо.

Красный отсвет вечерней зари окрасил белые карнизы особняков на Плантаже в розовый, а деревья в темно-коричневый цвет; Герри развернул машину. Блекер махал Датье рукой, пока она не скрылась из виду. По радио передавали камерную музыку, и Герри ехал со скоростью, не превышающей тридцати километров: по его словам, под такую серьезную музыку быстрее ехать неловко. Блекер высунулся в окошко; ветер нес запахи порта и ласково шевелил волосы.

Герри показал ему Зеедейк во всей красе. Негры и проститутки, музыкальные автоматы, где все так же популярны Билл Хейли и Платтерс.

Блекер удивлялся, что смог выпить столько пива; сначала он думал, что жажда мучит его от жары, ведь вместе с потом тело теряет много влаги.

Но немного погодя он убедился, что дело не в этом. Слабость перекинулась из живота в пищевод, в голову, в корни волос. Бар закачался, девушка-барменша расплылась, в висках застучало, уши словно заложило ватой. Пошатываясь, Блекер выбрался на улицу и сел на ступеньку. Он глубоко дышал и старался не закрывать глаза. Надо двигаться, думал он, не хватало еще простудиться. Господи, не схватить бы воспаление легких. Надо двигаться. Держась одной рукой за стену, он спустился по лестнице. На углу узенькой улицы остановился у освещенной витрины с бельем, чулками и детской одеждой. Боже, как это попало на такую улицу? Блекер свернул за угол, оперся руками о широкую дверь и избавился от пива, ливерной колбасы и еще какой-то кислятины с рисом и арахисом. Мимо, перешептываясь, прошла парочка. Конечно, они шептались о нем – Блекер чувствовал, что они смотрят на него. На пьяного без пиджака, который пакостит у чужой двери, бесстыдно, как собака.

Подняв клочок газеты, Блекер стер следы блевотины с ботинок и со штанин. Чем же вытереть подбородок? он тупо огляделся. Нет, он никогда не рискнет вытереть лицо тем, что валялось на земле. Блекер нерешительно поднес пальцы к подбородку, грязному и липкому. Потом несколько раз провел по нему ладонью, которую вытер о брюки.

Представляю, как от меня разит, думал он, возвращаясь в кафе. Герри разговаривал с торговцем подержанными машинами Питом Кабеляувом и дельцом Барендье. Блекер заметил, что Пит пьян, правда, лишь в той степени, в какой некоторые мужчины пьяны каждый вечер, то есть мог еще держаться на ногах. Он выглядел опустившимся, лицо красное, одутловатое, с набрякшими воспаленными веками.

Смеясь, Пит хлопнул Герри по плечу и толстым грязным пальцем показал на Блекера. Блекер остановился. Они смеялись над ним, догадавшись по его виду, что произошло. Смеялись все – и Барендье, и Порно-Янтье. Парни, которые сегодня вечером так хорошо отнеслись к нему, перед которыми он хвастался своим подвигом и которые поддержали его, говоря, что он правильно сделал, наплевав на бабу. У него закололо под ложечкой, он не знал, куда девать руки и ноги. Подойти к ним или уйти? Мысли с трудом ворочались в голове. Он оперся было о сиденье высокого табурета у бара и сразу же отдернул руку, ощутив чужое тепло.

– Эй, дядя Вил, – услышал он голос Герри. – Ну как, полегчало?

Блекер поднял на него глаза.

– Погано, – признался он.

– Держись, еще и двенадцати нет, – сказал Герри, дымя сигарой.

– Мне совсем худо, – пожаловался Блекер. Неужели он не чувствует, как от меня пахнет, подумалось ему.

– Ничего, – утешил Герри, потрепав Блекера по щеке. – Сейчас все пройдет. Главное, чтобы основательно вывернуло.

Зевая, Блекер покачал головой.

– Тут у меня две чертовски аппетитные девицы, – сказал Герри. Он показал большим пальцем на свое сердце, затем достал из кармана кожаной куртки сигару. – Бери, для тебя оставил.

Блекер поспешно отказался.

– Пойду попрошу КС уступить тебе место. Хочешь? – И, не дожидаясь ответа, Герри направился к КС.

– О’кей, – сказал Блекер и поплелся за «жизнелюбцем», который на каждом шагу кому-то махал рукой и даже успел погладить по голове невысокого суринамца.

КС любезничал с немолодой женщиной в атласном платье цвета морской волны. Завитки волос падали ей на лоб и щеки, подчеркивая ярко накрашенные губы, которые она время от времени складывала бантиком.

КС изучал медицину. Вот уже двенадцать лет он никак не мог овладеть этой наукой и главным образом потому, что якшался с «синдикатом кутил», с которыми он сейчас и бражничал. Он тоже курил сигары и разъезжал в больших американских автомобилях. Но тот факт, что он был сыном преуспевающего дантиста, который по нескольку часов в день занимался исключительно частной практикой, и пять лет членства в студенческой корпорации наложили отпечаток на его манеры и внешность. Вот и сейчас он подбирался к толстухе исподволь, не лез обниматься, не щипал за грудь, не запускал руки под юбку. Нет, он обхаживал ее комплиментами.

– Ну-ка, убери свой толстый зад, – скомандовал Герри. – Освободи стул. Тут сядет Вилли.

– А, старый друг! – КС пристально посмотрел на Блекера. – Хорош, – подытожил он и обернулся к толстухе: – Сударыня, извините меня, но этому славному парню выпал тяжкий жребий.

– В чем дело? – с любопытством спросила она у Блекера.

– Устал от долгой поездки, – соврал он.

– Из отпуска вернулся?

Она предложила ему ментоловую сигарету. Блекер отказался. Курить действительно не хотелось. Сейчас ему был нужен «норит» от болей в желудке, но лекарство, увы, в кафе не ищут.

– Ну, котик, – сказала она, положив пухлую руку ему на колено. – Кисло тебе, а?

Блекер посмотрел на ее колени, усеянные фиолетовыми точечками.

– Анни не проведешь. Нелады с женой? – Она наклонилась совсем близко, и он увидел, что на ней нейлоновый парик. Анни повела носом: – Вырвало?

Блекер пристыженно кивнул. Она сильно потянула его за руку.

– Пойдем! Анни вымоет тебя хорошенько.

Он вздрогнул и посмотрел в ее размалеванное лицо. Из-под пудры проступали морщины, и он подумал, что ей явно не меньше сорока. Но какая разница, где спать? К тому же она так приветливо улыбалась.

Анни жила над слесарной мастерской на Гелдерсекаде. Первую комнату почти целиком занимали белый пухлый диван и низкий стол с креслами. В углу висел небольшой шкафчик, где стояли несколько развлекательных книжонок, чайный сервиз и приемник. Стены, камин и подоконники были украшены кричащими дешевыми безделушками.

Она сбросила туфли и растерла ноги.

– Выпьешь чего-нибудь, котик?

– Лучше не надо, – отказался Блекер, пошел в другую комнату и сразу же повалился на кровать. Ему не стоило никакого труда закрыть глаза. Открыть было бы куда труднее, но он и не собирался этого делать. Он уже засыпал, когда Анни расшнуровывала ему ботинки и стаскивала одежду.

– Помоги же мне, – сказала она, пыхтя от натуги.

Ему никак не удавалось сесть. Чуть приоткрыв глаза, он увидел Анни во всей ее пышной наготе. Она набрасывала одеяло на его собственное обнаженное тело. Потом легла в постель и сразу придвинулась к нему.

– Ну повернись же, – шепнула она. – Не спишь ведь. – Она немного подождала. – Погоди, сейчас я тебя разбужу!

Блекеру хотелось только спать. Он старался дышать как можно ровнее и не шевелился, хоть это и стоило усилий.

Анни не ограничилась словами и приступила к делу, ткнув его пальцем между ягодиц.

– Ой! – застонал он и быстро повернулся на спину.

В тот же миг Анни навалилась на него всей тяжестью.

Она кусала его, целовала, перебирала пальцами редкие волосы на груди. Блекер сопротивлялся, но она оперлась ему на бедро, перебросила ногу и игриво уселась на нем верхом. Блекер со стоном пихал ее в дряблую спину. Однако она и не думала слезать. Он чувствовал, что его грудь прогибается. Стало трудно дышать. Еще чуть-чуть – и ребра треснут, подумал он, а у меня нет сил помешать этому. Контора превратила мускулы в кисель. Из последних сил он отчаянно вцепился ей в бок. Анни только захихикала, как от щекотки. Тогда он резко поджал колени, она потеряла равновесие и с хохотом свалилась на бок.

– Ты здорово стукнула меня по носу, – разозлился он.

– Настоящий мужчина не жалуется, – сказала она. – Ничего страшного, кровь не течет.

Она опять положила руку ему на живот и попыталась пощекотать.

– Отвяжись! – заорал Блекер, но она не послушалась, и тогда вне себя от ярости он наотмашь ударил ее по лицу.

– Ах так! – вскрикнула она, потирая ушибленное место и удивленно глядя на мужчину, лежавшего в ее постели. Полуотрыв рот, он испуганно смотрел на нее и дрожал.

Тихонько всхлипывая, Анни встала и выключила свет. В темноте она снова подошла к кровати, споткнулась о ботинок Блекера, который сама же там поставила, зло отшвырнула его ногой и, чертыхаясь, залезла под одеяло.

Анни уснула, а в ушах у Блекера еще долго звучали ее оскорбительные слова.

Спал он плохо, несколько раз вскакивал от кошмаров, но, как только закрывал глаза, кошмары возвращались.

Весь в поту, вконец измученный, он проснулся рано утром и не сразу понял, где находится. Огромное тело Анни занимало больше половины кровати. Из-под сбившегося парика вылезли ее собственные седоватые космы. Лицо было похоже на кусок старого пластыря. Блекер понял, что ошибся: ей никак не меньше пятидесяти.

На Монникенстраат Блекер остановился возле китайского ресторана. На другой стороне был «секс-шоп», в витрине которого мерцал красный свет. Выставленный товар его не заинтересовал. На него не произвел впечатления даже старый город в первых лучах восходящего солнца. Все еще спят, подумал он. Служащие конторы, Крёйер со своей загорелой женой, толстуха Анни. Даже его собственные дети еще не проснулись в этот ранний час. А я плетусь по улице, как старик, еле передвигая ноги. Голова разламывается. О боже! Он чувствовал, что грязен.

Пот и блевотина на теле и одежде. Грязь, к которой он прикасался, на которой сидел и в которой спал. В животе словно камни. Ведь ни разу не слабило, вспомнил он. Не надо было обедать у того китайца. Особенно, если страдаешь язвой желудка. Две слезы скатились по щекам и упали на лацканы пиджака, взятого у Герри.

Герри радостно пропустил Блекера в комнату.

– Я сразу догадался, что это ты, – сказал он.

Герри облачался в приличный полосатый костюм, время от времени улыбаясь неизвестно чему. В постели лежала девушка. Он осторожно потряс ее за плечо.

– Вставай, Бедолага! Она уже неделю как снова работает. – Он повернулся к Блекеру, но, увидев, что тот бессильно развалился в кресле, разразился смехом.

– Ну, Анни… Ну, толстуха!.. – заржал он.

Блекеру было не до смеха. Анни – чудовище. Плевать ему на ее прелести… Противно вспомнить…

Девушка стыдливо подняла с пола свои вещи и оделась под одеялом.

– Уж больно застенчивая, – сказал Герри. – И слабенькая. То ножки застудит, то грипп схватит, то с мочевым пузырем мается. Вечно что-нибудь не так. Потому и прозвали ее Бедолага. Правда, Йел?

Она кивнула с грустной улыбкой.

Какой у нее странный взгляд, подумал Блекер. Смотрит и словно ничего не видит.

– Отдыхай, не стесняйся, – сказал Герри Блекеру. – Мне тут надо кое с кем встретиться. Дела. К вечеру вернусь. – Он сунул в карман пачку сигар. – Как ты смотришь на то, чтобы поработать у меня, Вилли? Видишь вон те часы на стене? Их надо разрисовывать вручную. Я, конечно, сделаю набросок, а уж ты будешь раскрашивать. Можешь и сам фантазировать. Коровки, лодочки, цветочки… Потолкуем, когда вернусь, ладно?

– Прекрасная мысль, – сказал Блекер. – Отличная.

Днем ему стало полегче. Он вымылся в кухне над ржавой раковиной, с наслаждением побрился бритвой Герри – она лежала на туалетной полочке, и вилка еще была в розетке. В пивном стакане соблазнительно торчала зубная щетка Герри, но, заметив застрявшую в ней крошку, он просто прополоскал рот под краном. В черных брюках, лоснящихся от утюга матушки Фонтейн, и майке, поношенной, но чистой, Блекер растянулся на кровати, подложив руки под голову. Как непривычно валяться днем в пятницу, прохлаждаться без дела, подумал он. Позволить себе такое в будни, не будучи больным, можно было только во время отпуска. В летнем домике, в саду пансиона в Валкенбурге, или, как в прошлом году, на пляже на юге Франции – ведь в прошлом году выгоднее было поехать на машине в отпуск именно туда. Ни разу дома. В этом году они опять собирались в Валкенбург. Это обошлось бы всего по двенадцати гульденов в день, а детей приглашали за полстоимости. К тому же хозяин пансиона господин Шрейнер очень приятный человек; каждый год присылает им на рождество поздравительную открытку. А когда Блекер прихворнул, выпив чашку козьего молока, госпожа Шрейнер с дочерью попеременно заходили справиться, не нужно ли ему чего. И если замечали, что ночной горшок полон, то сообщали Адри. А она ужасно брезглива.

– Выздоравливай, пожалуйста, побыстрее, – говорила она, зажимая нос.

Блекер только злился от этого. Всего один раз, перед свадьбой, Блекер мечтал провести вместе с Адри отпуск в походе, ночевать в палатке. Даже выяснил, сколько стоит прокат. Но и купив палатку, они все равно выгадали бы. Адри же заартачилась. Пришлось ему уступить и приобрести две дорогие туристические путевки, Адри, видите ли, боялась заболеть. «Болеть лучше в гостинице, – утверждала она. – И мыть голову тоже лучше в гостинице. Два раза в неделю, а то волосы засалятся».

Зачем я женился, подумал Блекер. Надо было остаться здесь. Если у Герри не будет для меня постоянной работы, можно временно устроиться где-нибудь в конторе или на почте.

Его попросту провели. Адри была из тех девушек, которые мечтают вырваться из дома. Господи, чего она только ни выдумывала, чтобы подольше задержаться с ним. Здорово его надули. Не прошло и двух месяцев после свадьбы, как ей уже понадобилось каждое воскресенье бегать к родителям, а когда поставили телефон, она через день стала названивать матери. Правда, Адри была красива. Красива? Теперь он в этом не уверен. Он не успел разглядеть ее красоту. Она умела так молниеносно раздеваться. Иногда надевала купальник, но он или спал в этот момент, или просто не обращал внимания.

В магазине на полу стояли часовые корпуса из прессованной древесной стружки, вырезанные для них стекла и рисовальные принадлежности: тонкий и толстый фломастеры, кисточки в банке из-под джема и коробка акварели, плиточки красок были небрежно перемазаны другими цветами.

Герри опять объяснил, что надо делать с часами. Блекеру все было ясно с первого раза, но он терпеливо слушал. В качестве наглядного пособия Герри показал ему образец того, как не надо рисовать.

– Понятно, – сказал Блекер, взглянув на убогую мазню, где вместо луга с коровами было намалевано что-то больше смахивающее на заросшую ряской канаву.

– Бедолаге очень хочется помочь мне, – сказал Герри. – Но за что ни возьмется, ничего у нее не выходит. Вот эти сделал я сам, – показал он на стену. – Такие ходики с коровками всегда себя оправдывают. Покупателей надо обязательно предупредить, что теперь им придется вставать ни свет ни заря. – Герри с серьезным видом подтянул гирю. – Как думаешь, почему? – спросил он и сам же ответил: – Да потому, что коровок-то надо доить. Ха-ха-ха! Смотри, не забудь. Они все на это клюют, – ухмыльнулся он. – Особенно девицы.

Блекер засмеялся и взял сигару.

– Ну и как идет торговля? – поинтересовался он.

– Неважно. Район неудачный. Правда, рядом рынок. Мимо ходит много народу, особенно по субботам. Иногда появляются и дамочки из тех, что ставят свои лимузины с собакой на заднем сиденье где вздумается. Но я ведь дома не сижу. Вот с этими часами, которые ты здесь видишь, и кручусь. Директор, представитель фирмы, рабочий, художник – все в одном лице. Сам себе голова, как говорится, – с напускной важностью произнес Герри.

– Потому ты и вырядился в этот костюм? – спросил Блекер.

– Иначе я не могу появляться в магазинах, – объяснил Герри, одергивая пиджак. – Меня должны принимать за солидного клиента. И я веду дело так, что никому потом не обидно, если правда выплывает наружу. Обычно я в таких случаях говорю, что крайне высоко ценю их фирму и что как директор считаю необходимым лично установить с ними контакт. Если меня встречает женщина, я низко кланяюсь ей и целую ручку, а заметив, что она клюет, расхваливаю ходики с коровками. И все же эти мерзавцы выкобениваются. Возьмут одни на пробу, а через пару недель звонят и просят забрать их обратно. Покривились, видите ли. Может, дела пойдут лучше, если ты останешься, – сказал он с надеждой. – Создадим небольшой запас, тогда магазин можно открывать хотя бы на полдня. Придумаем что-нибудь новенькое. Круглые ходики, например, или одноцветные – красные, оранжевые – для сувенирных лавок.

– Я согласен, – горячо откликнулся Блекер и решительно провел фломастером горизонтальную линию на стекле.

– Сначала наклеивается циферблат, – сказал Герри. – Вокруг этой дырочки для стрелок. – Он взял стекло из рук Блекера и положил на пол. – Пусть полежит немного, пойдем перекусим.

По дороге Герри беспрерывно говорил о Бедолаге. Ее отовсюду гонят за бестолковость. В его собственном магазине она продала однажды старинный пистолет за семнадцать пятьдесят вместо ста семидесяти пяти гульденов. Ему оставалось только посмеяться. Вообще-то она добрая девушка. Но у нее странная семья: все стараются внушить ей, что она недотепа, ни к чему не способна. Особенно отец, цветочник с протезом вместо руки. Захочет ударить, так сперва отвинчивает протез и бьет култышкой.

Они сошли на мостовую, так как на тротуаре стояла двуспальная железная кровать, на которой, как на батуте, прыгали орущие мальчишки.

– Она немножко с приветом, вот я и присматриваю за ней, – отеческим тоном сообщил Герри и с самоуверенностью опытного психиатра начал распространяться о ее больной душе.

Вскоре они смешались с рыночной толпой на Алберт-Кёйп.

– Хочу селедки, – сказал Герри и потащил Блекера назад, к рыбному ларьку.

– Мне не бери, – предупредил Блекер.

– Возьми тогда маринованный огурец для аппетита, – посоветовал Герри.

– Не хочу, – отказался Блекер и, подойдя к Герри поближе, признался: – У меня запор.

– Но есть-то ты можешь, – удивился Герри.

– Я уже сыт по горло, – сказал Блекер, красноречиво проведя ребром ладони по шее.

– Селедка жирная, тебе только на пользу, – уговаривал Герри. – Все выскочит как пробка. – Держа селедку двумя пальцами за хвост, он поднес ее к самому носу Блекера. – Ты понюхай, как пахнет.

– Серьезно, не хочу, – отказывался Блекер. – Сейчас я смогу проглотить разве что-нибудь жидкое.

– Тарелочку детской кашки, – пошутил Герри. Он сдобрил селедку нарезанным луком и до половины засунул в рот.

– Немного супа, пожалуй, – сказал Блекер.

В закусочной Герри взял для него томатный суп. Блекер помешал мутную красноватую жижу со сладковатым запахом.

– Может, съешь парочку фрикаделек, – предложил он Герри, нащупав ложкой в супе не меньше десятка шариков.

Но тут Герри принялся громко высмеивать его, изображая, как фрикадельки толкаются в животе в поисках выхода. От возмущения Блекер залился краской, начал было объяснять, что предложил фрикадельки из вежливости и никакого отношения к работе его кишечника это не имеет. Но, заметив, что своими оправданиями только подливает масла в огонь, замолчал. Герри так хохотал, что на них с любопытством уставились и посетители закусочной, и официантка, расставлявшая на большом подносе чашки с кофе и чаем для рыночных торгашей.

Блекер убрал с пола мусор, сложил его возле стены и сел со стеклом и рисовальными принадлежностями за шаткий столик, стоявший около секретера в углу магазина.

Пришел Герри, в том же затрапезном виде, в каком Блекер застал его первый раз.

– Держи аванс, – сказал он, выложил на стол десятку и прихлопнул ладонью. – Я еду в Зандворт. Не хочешь прошвырнуться?

– Нет, – отказался Блекер. – Не люблю ходить нагишом и не выношу песка между пальцами.

Герри помолчал, глядя, как Блекер разрисовывает уголок циферблата.

– Если зайдут покупатели, пусть платят чеками, Вилли, – распорядился он. – О’кей?

– О’кей, – пробурчал Блекер.

– Тогда всего хорошего, – сказал Герри, дружески хлопнув его по плечу.

– И тебе того же, – отозвался Блекер.

Хорошо бы, конечно, прогуляться, подумал Блекер, услышав шум отъезжающего «шевроле». Побродить но морскому берегу, ступая одной ногой по воде, а другой по влажному песку. Подставить лицо свежему ветерку, глубоко подышать на воле. Посидеть у подножия дюн, глядя, как мамаши с детишками собираются домой. Малыши уже устали, да и обед еще надо приготовить.

Можно было бы, покуривая сигару, дождаться вместе с Герри вечера, полюбоваться закатом и с наступлением темноты не спеша вернуться назад, шлепая ногами по воде, чтобы брызги серебрились в лунном свете.

Блекер со злостью пнул ножку стола. Так мне и надо, подумал он. Сам себя наказал. Он с силой хлопнул ладонями по вискам. Голова закружилась, в ушах зашумело, перед глазами поплыл туман, словно хлопья ваты, то поднимаясь вверх, то опускаясь.

Он подошел к крану, сполоснул руки и поднес их к лицу, мокрые и холодные. Встряхнувшись, как утка после купанья, он вернулся в магазин, схватил со стола десятку и побежал за слабительным.

Выйдя из аптеки, Блекер машинально зашел в булочную наискосок через улицу. Продавщица, на которую он вчера во время прогулки обратил внимание, вблизи ему не понравилась. У нее был вялый, как у старого пьяницы, рот и высоко вздернутый курносый нос с широкими ноздрями.

Витрина ломилась от обилия вкуснейших пышек с шоколадом и без шоколада, фруктовых пирожных, сливочных трубочек, марципановых и глазированных булочек, датских и голландских яблочных пирогов, ореховых и кофейных тортов. Но Блекер очень хорошо помнил вкус любимого в детстве лакомства и, не задумываясь, попросил два эклера.

– Клади четыре, – сказал он, когда девушка положила в коробку первое пирожное.

На кухне он проглотил слабительное, запив водой.

Не прошло и получаса, как в животе заурчало. Действует, с радостью подумал он, продолжая разрисовывать циферблат цветами и листьями. Если покрасить корпус под цвет мха, то получатся красивые часы. Герри с гордостью может предложить их своим покупателям. «Вот какую продукцию выпускает наша фирма». Надо доделать их до возвращения Герри. И Блекер углубился в работу, закусив губу и не обращая внимания на громкое урчание в животе.

Но критическая фаза застала его врасплох. Схватило так, что он, согнувшись в три погибели, мелкими шажками побежал в туалет, торопливо расстегнул старомодную застежку на брюках, затаив дыхание, сел и наконец разрядился…

Заметив, что двор освещен светом, падающим из кухонного окна верхних соседей, он понял, что уже поздний вечер. Послышался шум кофейной мельницы. Потом его заглушил голос диктора, читающего последние известия.

Петер уже лег спать, подумал он. А может быть, Адри разрешила мальчику посидеть подольше, чтобы не смотреть телевизор в одиночестве. Кто из них двоих будет громче оплакивать его? Может, позвонить и спросить? Не стоит. После его «Здравствуй, крошка! Говорит Виллем» скорее всего сначала наступит тишина, а потом Адри заплачет или скажет, что Петер ужасно скучает по нему. Не исключено, что она скажет, им-де безразлично, куда он ушел. В этом случае она солжет, и он сможет сказать: «Говори что хочешь, но позволь мне иметь свое мнение. Ну как, девочка… если по-честному?»