Текст книги "Сидр для бедняков"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Блекер осторожно отодрал от пирожного прилипшую бумагу, вынул эклер из коробки, положил на ладонь, снова засунул коробку в пакетик и аккуратно закатал края. Уголком глаза он видел телефон. Вот он, стоит. А я не стану на него смотреть, потому что не собираюсь ей звонить. Глупо звонить: еще подумает, что ее взяла. Лучше уж сдохну от болезни, от нищеты или тоски, чем позвоню ей, черт побери!

Блекер присел с пирожным на кровать и откусил кусочек глазированного теста. От сладкого сразу заныли зубы. Он перестал жевать и, держа кусок во рту, ждал, пока утихнет боль.

Трубку можно положить после первых же двух гудков, подумал он. К черту эту идиотскую мысль, решил он и снова взялся за пирожное, выковыривая крем и облизывая пальцы.

При первом звонке телефона Адри вскочит. «Это Виллем», – подумает она. И в тот миг, когда она, замирая от волнения, услышит второй звонок, переступит порог прихожей и протянет руку к трубке… Не поддаваться искушению, приказал он себе и перешел с пирожным из комнаты в магазин.

На последней странице школьной тетради, в которой Герри вел свою бухгалтерию и которая раздражала Блекера царившим в ней беспорядком, он записывал, кто звонил. Аренд – два раза, Кабеляув – один, Джойс – один. Положив трубку и сделав запись, он быстро возвращался в магазин и продолжал расписывать часы. На шум машины он всякий раз выглядывал в окно, но Герри все не было.

Покончив со стеклом, Блекер покрасил весь корпус, кроме задней стенки. Затем снял со стены образец и повесил вместо него еще не просохшие часы. Кисточкой закрасил отпечатки пальцев, отступил на несколько шагов и посмотрел. Блестяще, подумал он. Остается только вставить механизм, когда высохнет корпус. Насвистывая от удовольствия и радости, что первая работа удалась, он вытер руки тряпкой, смоченной скипидаром, попытался выковырять спичкой забившуюся под ногти зеленую краску, но безуспешно. Краска въелась в кожу. Пришлось смириться: ведь это трудовая грязь.

Телепередачи закончились. Старики наверху прошаркали в спальню и улеглись в постель. Блекер погасил в магазине свет. Временами он слышал, как открывались и закрывались двери, видел людей, торопившихся домой или в бар, пропустить рюмочку на сон грядущий. Летняя ночь, вот и ходят по забегаловкам, подумал он, закуривая сигару, и решил ждать Герри до двенадцати часов.

Он испуганно вскочил, ничего не соображая. Который час, черт возьми? Что за одежда на нем? Кто там так яростно барабанит в дверь? Господи, ничего не понять. Запах бензина привел его в чувство, и он бросился в магазин, на бегу сильно ударившись коленом о бар.

Пит Кабеляув, прижавшись лбом к стеклу, заглядывал внутрь. Увидев Блекера, он отступил в сторону, пританцовывая и потирая руки, словно от холода.

– Что, не пришел еще? – спросил он, не дожидаясь, когда откроется дверь.

Зевая, Блекер покачал головой.

– Где его носит? – сердито спросил Пит.

– Сегодня днем уехал в Зандворт, – не повышая голоса, ответил Блекер.

– В Зандворт?! За каким чертом его туда понесло?

Из большого белого «ягуара», стоявшего посреди улицы с включенным мотором, вышел какой-то долговязый тип весьма неприятной наружности.

– Аккю, назад! – прикрикнул он на собаку, выскочившую вслед за ним из машины.

Верзила молча шагнул к Питу.

– Его нет дома, Лук.

– Где же он? – спросил Лук и покосился на Блекера.

– Он не знает.

– Может быть, что-нибудь передать ему? – робко спросил Блекер.

– Передай, чтобы позвонил мне, – сказал Пит. – Если не застанет меня, пусть звонит Аренду или Барендье.

Они молча подошли к машине, сели с разных сторон и одновременно захлопнули дверцы. Раздался мягкий хлопок, такой странный в этом районе города.

Блекер записал поручение и положил открытую тетрадь возле телефона. Не позвонить ли все-таки, опять подумал он. От первого или второго звонка она проснется. После второго или третьего встанет с кровати. С третьим или четвертым выбежит из спальни, а после четвертого или пятого возьмет трубку.

Он заставил себя переключиться на другое искушение: три оставшихся эклера. Вполне можно съесть еще один, Герри хватит и двух. Съев пирожное, он стряхнул с брюк крошки и увидел сбоку прожженную дырку. Ощупывая ее пальцем, он вспомнил о сигаре, с которой лег в кровать. Вот и она, раздавленная, не выкуренная и до половины. Общипав подпаленные ворсинки на одеяле, он приспустил брюки, чтобы посмотреть, нет ли на бедре ожога. Внимательно осмотрел ногу и обнаружил небольшое покраснение. Блекер успокоился и решил снова лечь. Приспущенные брюки мешали поднять ноги. Решив, что натягивать их нет смысла, он низко нагнулся и расшнуровал ботинки.

Как трудно, как ужасно трудно противиться своим желаниям. Блекер крутился с боку на бок, поджимал то правую, то левую ногу, переворачивал подушку, плотно, до боли в веках зажмуривал глаза.

Когда часы в магазине по очереди пробили час ночи, Блекер откинул одеяло и встал. Решительно подошел к телефону и набрал гаагский номер. Кровь стучала в висках, но скорее от недовольства собой и дурного настроения, чем от волнения в ожидании ответа. С первым же гудком он представил себе прихожую, ночник над вешалкой и двери томатно-красного цвета. Подожду до четвертого гудка, решил он.

– Госпожа Блекер слушает, – вдруг раздалось в трубке. – Виллем, это…

Мысленно добавив «ты», он положил трубку. Ноги как ватные. Он дошел до кровати и лег. «Виллем, это ты?» Складок на простыне он уже не ощущал. «Виллем, это ты? Виллем, это ты?» – беспрерывно повторялось в мозгу, как на заезженной пластинке. Он тряс головой, но отвязаться от этой фразы не мог. Накрыл голову подушкой, но «Виллем, это ты?» звучало еще громче, точно в мегафон. Он запел, пение тоже не помогло: он снова заворочался в постели.

– Маритье? – обратился Блекер к рыжеволосой девушке с сумкой через плечо, которая ходила от трапа к кассе и обратно. Взглянув на него, она сразу догадалась, кто перед ней.

– Вилли? Мама рассказала мне о тебе.

Она пригласила его на экскурсию по каналам и даже взяла ему билет.

Блекер сел сзади, у окна, рядом с толстым немцем, который прикрыл голову носовым платком с узелками на концах, отчего вид у него был до смешного наивный. Немец беспрерывно вертел своей круглой башкой у Блекера перед носом, чтобы ничего не пропустить.

Блекер изредка озирался по сторонам, но в основном разглядывал Маритье, сидевшую впереди на месте гида. Порой их взгляды встречались. Тогда он отворачивался, а она продолжала без устали повторять в микрофон пояснения на трех языках с амстердамским акцентом. По проходу с ревом пробежал мальчуган, за ним его мамаша. Малыш никак не хотел надевать курточку.

– Now isn’t that a high class building?[34]34
  Ты только посмотри, какое красивое здание! (англ.)


[Закрыть] – проворчала сидевшая перед Блекером старая американская перечница, обращаясь к своей перезрелой дочери.

– Yes, yes[35]35
  Да, да (англ.)


[Закрыть], – промямлила та, едва шевеля заячьей губой, прикрытой толстым слоем помады.

Обе не отрывали глаз от лодок с хиппи, кошками и курами.

– Na, was ist denn das?[36]36
  А это что такое? (нем.)


[Закрыть] – спросил немец, показывая на башню Монтелбансторен.

– Монтелбансторен, – ответил Блекер.

– Ja, aber was macht es?[37]37
  Но для чего это служит? (нем.)


[Закрыть]

– Wasser… eh… die Frau soll es besser wissen[38]38
  Для воды… вон та девушка лучше знает (нем.)


[Закрыть], – кивнул он на Маритье.

– Nein danke, ich verstehe[39]39
  Спасибо, я понимаю (нем.)


[Закрыть], – ответил немец, учтиво кивая. – Schon, schon![40]40
  Прекрасно, прекрасно! (нем.)


[Закрыть] – шумно восторгался он, когда катер, сигналя, проходил под мостом.

После экскурсии, когда туристы сходили на берег, Блекер заметил, как немец что-то совал Маритье, приговаривая:

– Bitte, bitte, Fraulein![41]41
  Пожалуйста, пожалуйста, барышня! (нем.)


[Закрыть]

– У меня уже полная банка из-под кофе, – похвасталась Маритье. – Не знаю, сколько там. Пусть будет сюрпризом в конце сезона.

Блекер с умилением глядел на нее, представляя, как она будет столбиками раскладывать монеты.

Маритье была совершенно непохожа на мать. У той не было такой рыжей гривы, тонких черт лица и подведенных глаз, с интересом смотревших на него из-под длинной вьющейся челки. Что он мог ей сказать? О чем спросить? Тебе нравится эта работа, Маритье? Наверное, надоедает без конца повторять одно и то же? Он стоял со смущенной улыбкой, потирая руки и неуклюже вывернув ноги носками внутрь. Потом сглотнул, откашлялся и спросил:

– У матери часто бываешь?

Она посмотрела на катер, сцепила руки и призналась:

– Не очень. Ты же знаешь, она не в своем уме.

– Да, – согласился Блекер.

– У меня сегодня еще один рейс, – сказала Маритье. – Если хочешь, зайди за мной позже.

– Конечно, зайду, – с готовностью пообещал Блекер и сунул руки за пояс брюк, словно желая заправить рубашку.

– Пока! – сказала Маритье и, немного помедлив, взяла его за локоть. – Ты что, нездоров? – озабоченно спросила она. – У тебя круги под глазами, а там, на катере, ты иногда вздрагивал.

– Спал плохо, – честно признался Блекер.

Всю ночь не мог уснуть. В ушах неумолчно звучал голос Адри, повторявшей на разные лады: «Виллем, это ты? Это ты, Виллем? Алло, Виллем! Это ты?» Он так ворочался, что замотался в простыню, как мумия.

Блекер заметил, как Маритье посмотрела на него. Насквозь меня видит, подумал он, как толстуха Анни. Но Маритье ни о чем не расспрашивала, не показала виду, что все поняла.

– А-а, – только и сказала она.

Поднялся ветерок, время от времени на солнце набегало облако, и посетители открытых кафе начали беспокойно поглядывать на небо.

До чего изнурительная штука эта жара, подумал Блекер, снова выходя на солнце из Ниувендейк, где некоторое время шел в тени. Где уж тут прилично выглядеть? Солнце бьет прямо в глаза, щуришься, а от этого все лицо в морщинах. Он свернул в узкую улочку, прошел мимо какого-то человека, вытряхивавшего мусор из пылесоса.

На почте Блекер встал в очередь за группой туристов. Тут не меньше четверти часа простоишь ради единственной марки, которую надо наклеить на открытку с кошкой, купленную в универмаге «Хема». Ручкой, прикрепленной к стойке цепочкой, он написал: «Петеру Блекеру», затем адрес, а в верхнем левом углу крупными печатными буквами вывел: «Папа». На улице он бросил открытку в почтовый ящик. «Мужчина ушел из конторы в нервном возбуждении», «Водолазы ищут В. Б. в канале на Трулстракаде». Подобные сообщения лишатся всякого смысла, когда Адри, пусть даже не уверенная в том, что именно Блекер разбудил ее ночью телефонным звонком, найдет в понедельник утром его открытку на коврике перед дверью.

Шаря в кармане, Блекер вошел в телефонную будку. Во всю стену будки было написано: «13760 – это телефон Кобеля Хренового». Он расправил клочок газеты с телефоном Герри и набрал номер.

Трубку сняли сразу.

– Алло, Герри, это Вилли.

– А, давненько не виделись! Где тебя носит?

– За королевским дворцом, – ответил Блекер.

– Сейчас приеду.

– Не надо. Я просто хотел узнать, дома ли ты, – сказал Блекер. – Вчера эти Пит и Лук очень странно вели себя. Читал мою записку?

– Такие вот дела, приятель, – сказал Герри, и Блекер услышал, как он засмеялся. – Через пять минут буду у тебя.

– Нет-нет, – запротестовал Блекер, но Герри перебил:

– Твои эклеры прокисли, Вилли. Текут из коробки, как вода. Прихвачу что-нибудь получше. Пока!

Не зря Блекер пытался отговорить Герри от встречи. Смутное предчувствие, что свидание с Маритье сорвется, не обмануло его. В половине шестого они мчались со скоростью 90 км под рекой Эй. В самой низкой точке тоннеля тихо заиграло радио, а на выезде внезапно грянула оглушительная музыка. Блекер вздрогнул и выключил приемник.

– Они еще не отстали? – спросил Герри, то и дело бросавший взгляд на зеркальце над рулем, но ничего не замечавший.

Блекер обернулся назад и ответил:

– Выезжают из тоннеля по правой полосе.

– Ладно, – сказал Герри и дал полный газ.

– Здесь не превышай семидесяти, – предупредил Блекер.

Герри обгонял машину за машиной. Не обращая внимания на мигание предупреждающего знака при приближении к светофору, пронесся мимо щита «Скорость – 50 км/час» и в самый последний момент проскочил на желтый свет. Блекер судорожно вцепился в сиденье и приготовился в случае чего убрать ноги, так как столкновение казалось неминуемым. Когда Герри немного сбавил скорость на левом повороте, Блекер, вытирая со лба пот, взмолился:

– Тише, ради бога!

– Все еще не отстали? – опять спросил Герри и рванул так, что Блекера прямо вдавило в сиденье.

– Умоляю, тише! – крикнул он срывающимся голосом.

– Еще чуть-чуть, – ответил Герри.

Да, это действительно было чуть-чуть, но как! Машина молнией неслась по этой дороге смерти. Перегоняя, бросаясь наперерез встречным автомобилям и снова резко вырываясь на правую полосу, почти касаясь обочины. Вдруг Герри резко затормозил, и машина со скрипом свернула на Илпендам. Только один раз на брусчатке Герри переключил на третью скорость и спокойно проехал по опрятным улочкам, где не было никого, кроме старика, набивавшего трубку, да собаки, которая, поджав хвост, убежала от непривычного шума.

– Не нашелся еще такой «фольксваген», который достанет меня, – похвалился Герри.

Блекер бросил взгляд на часы и промолчал.

– Вчера тоже гнались за мной. Пришлось ехать чуть не до Зандама. Подкарауливали на углу, я же видел. Ха-ха-ха! Подумаешь, «фольксваген»! – потешался Герри.

– А я ничего не заметил, – проговорил Блекер. – Кто сказал, что та машина гналась за тобой? Их тут пруд пруди. Начнешь оглядываться, обязательно кого-нибудь увидишь.

По горбатому мостику Герри выехал на плотину: по обе стороны раскинулся польдер с коровами, овцами и богатыми фермами. Он поставил машину между двумя ивами.

Глухим прикидывается, подумал Блекер. Расселся, будто у него уйма времени, чтобы дышать свежим воздухом и жевать травинки. Кто его просил заезжать за мной? И я, осёл, пошел у него на поводу. Блекер оперся на локти и тоскливо уставился на луг. Вдали над деревьями уже ложился туман.

– Сейчас все объясню, – сказал Герри. – Буду краток. – Он огляделся по сторонам. – Слышишь, Вилли?

Блекер молчал.

– Ладно тебе, – продолжал Герри, выплюнув травинку. – Я тут ни при чем, – сказал он, прижимая руку к сердцу. – Одному богу известно, что наболтал этот идиот Аренд. Но клянусь, Вилли, я невинен, как младенец. У меня нет ничего общего с этими выродками. Им все сходит с рук. Барендье мотался вчера в Схевенинген и спокойненько вернулся сегодня утром в Амстердам. К Питу с его «джеком» тоже никто не придирается. Ни хрена не поймешь в этих делах. Похоже, эта крыса Аренд работает против меня. Хоть бы холера забрала эту заразу!

Он замолчал, сорвал свежую травинку и тоскливо уставился перед собой. Блекер тоже смотрел на луг, но не замечал ни коров, ни туч, ни приближения дождя, не слышал ни кваканья лягушек, ни крика цапли. Тщетно он старался думать о Маритье, она исчезла, словно ее никогда и не было.

– Эй, Вилли, – толкнул его Герри. – У тебя что, температура, дружище?

Блекер покачал головой, и они снова стали смотреть на луг, по которому широко шагал крестьянин, направляясь к корове, неподвижно лежавшей в траве.

– Ты не подтвердишь, что вчера в одиннадцать я уже был в постели? – попросил Герри. – Сделай это для меня, Вилли, если придут и будут спрашивать.

– Ладно, скажу, – пообещал Блекер.

Герри взглянул на небо и вытянул руку.

– Так я и думал, – сказал он. – Пора двигать. Поедем куда-нибудь подкрепиться.

– Но он ведь не умер? – осмелился спросить Блекер, когда они выезжали на шоссе.

Герри расхохотался.

– Брось ты убиваться! Подумаешь – корова, – сказал он. Но больше уже не паясничал и благополучно довез в Амстердам своего расстроенного приятеля, мрачно смотревшего на месиво дождя и мошкары.

КС жил на Рейнвардтстраат. В ветхом доме с обшарпанными дверьми, перекошенными рамами и грязно-серыми гнилыми наличниками. Справа на втором этаже висел за окном высохший букет роз, сохранившийся еще с тех времен, когда КС сопровождал на студенческий бал даму в длинном платье. Внизу находился гараж, где хозяйничал Пит Кабеляув. Ремонтом и перепродажей машин он зарабатывал вполне достаточно, чтобы снять квартиру, но ему больше нравилось ночевать в пристройке за гаражом. Отсюда было удобнее бегать к КС или к Джонни и Вильсону – неграм, жившим над КС. К тому же «ягуар» всегда под боком. Питу ничего не стоило спьяну вывести ночью из гаража машину клиента, так как он не мог допустить, чтобы «джек», его обожаемый автомобиль, мок под дождем или портился от царапин бесцеремонных детских рук. Кроме того, у Пита были клиенты, принимавшие его за богача. Подобно Герри, который чинил часы с помощью веника, Пит ремонтировал машины только двумя способами: доливал немного масла или слегка подкручивал болты. Если после такого ремонта клиент возвращался обратно, то Пит напускал на себя умный вид и, вытирая ветошью руки, глубокомысленно изрекал: «Старая калоша. Я сделал все, что мог. В ней только свечи и хороши, как говорится». И если клиент хмурился, добавлял: «У меня здесь стоит одна. Я, правда, хотел сам… Но это так, к слову. Сколько же вы отдали за свою, если не секрет? Здорово переплатили за такую развалину». И после некоторых колебаний и отговорок он называл цену своего шедевра, и, как правило, на нее клевали. Через день или через неделю, но во всяком случае в течение месяца, покупатель обязательно возвращался. «Ездить надо уметь!» – грубо обрывал Пит свою жертву, а если та наседала, утверждая, что сломанная ось или дыра в полу с ездой никак не связаны, Пит, радуясь близости укрытия, спасался от мести.

Герри расщедрился. Он сводил Блекера в испанский ресторан, где иностранные рабочие и их земляки из соседнего Дома моряка пели, прихлопывая в ладоши, под нескончаемую испанскую музыку. Обстановка была непринужденная, но Блекер почти ничего не ел, с трудом проглотив кусочек сарсуэлы.

Прошло несколько часов, а его по-прежнему мучила изжога. Он отказался от пива и джина, которыми угощал КС. После долгих уговоров взял стаканчик тоника, сел в красное плюшевое кресло и теперь потягивал в одиночестве этот освежающий напиток.

Блекер уперся взглядом себе в колени, изредка поглядывая на студента со стаканом пива в руке, который беседовал с коллегой КС. Его жена небось ждет ребенка или уже нянчит одного, подумал Блекер, заметив на руке юноши обручальное кольцо. А может быть, он только помолвлен? В приличных кругах это принято. Мы с Адри после помолвки все воскресенье просидели на скамейке, на мне была новая тройка, а на ней синий костюм. Вечером пришлось подставить еще один стол. Двенадцать человек! Каждому полкурицы – полные кастрюли костей – и пудинг со сливками на десерт. Мать Адри все норовила положить мне лишний кусок. Вечно эта ужасная теща меня перекармливала. «Виллем, поешь еще. Тебе надо поправляться. Это я купила специально для тебя». Отказаться он не смел. По пути домой иногда начинал ворчать, но Адри твердила, что мать делает это по доброте душевной, а может быть, и потому, что ей всегда хотелось иметь сына. Хорошенькое оправдание! Дети родятся не по заказу.

Джонни и Вильсон привели с собой тощую девицу. Она сняла плащ, повесила его в шкаф и осталась в узенькой юбчонке. КС подошел к неграм и спросил, не захватили ли они с собой барабаны, которыми отвлекают его по вечерам от работы и вынуждают заводить пластинки великого Бетховена. Студент перешел в другую комнату. Теперь там собралась вся братия: Герри, КС, Пит, Барендье, студент со стаканом пива и негры со своей замухрышкой. Сейчас они посмотрят на меня, подумал Блекер. На чудака, сидящего в одиночестве. Блекер допил тоник, взглянул на письменный стол, где, как бы приглашая, стояла пишущая машинка с вложенным листом бумаги. Ему представилось, как он идет по отделу. Сзади раздается дробный стук машинок и стрекот телекса. Вот он входит в лабораторию. Крёйер двумя пальцами тюкает на машинке. Тегелар пригладил прядку волос на лысой макушке и, не оборачиваясь, просит данные о прочности упаковки по заказу Веркаде.

Вздрогнув, Блекер вернулся к действительности. Он еще помнил, что бумага треснула при противовесе в 485 граммов. Машинально он поднес к губам пустой стакан. Горькая капелька упала на копчик языка.

– Вилли, – раздался голос Герри, – я ухожу, у меня свидание.

Блекер поднялся с кресла.

– Отдыхай, отдыхай, – добродушно кивнул Герри.

– Куда ты идешь? – спросил Блекер.

– На Герард-Дау, посмотрю, там ли Бедолага. Мы договорились на одиннадцать, – Герри посмотрел на часы собственного производства, висевшие над письменным столом КС – а ведь уже около часа.

– Тебе же нельзя появляться дома, – напомнил Блекер.

– Да, конечно, – согласился Герри, нетерпеливо периминаясь с ноги на ногу. – Но может, это был совсем другой «фольксваген». Моя совесть чиста, чего мне бояться?

Они переглянулись.

– Мы так здорово посидели на травке, – продолжал Герри. – Свежий воздух возбуждает аппетит. А у тебя что, опять кишки болят?

– Ничего, теперь полегчало, – промямлил Блекер.

– Ну и прекрасно. Тогда я пошел. Бедолага чертовски обидчива, сам понимаешь. Если не приду, неделями не глядит на меня. Ужасно переживает. – Он захохотал и почесал нос. – Сегодня ночью прямо разыгралась. Очень уж ей понравилась моя египетская сигарета.

Блекер через силу выдавил смешок.

– Это было здорово, – осклабился Герри. – Принеси что-нибудь выпить, Билли. Я скоро вернусь, – сказал он и торопливо вышел из комнаты.

Блекер слышал, как он сбежал по лестнице, спрыгнув с последних ступенек.

Худосочная шлюха, отзывавшаяся на имя Коба, сидела у Пита на коленях, пьяно воркуя и хихикая, польщенная вниманием мужчин. Посмотреть на них, так все завзятые холостяки, подумал Блекер, выходя в узкий коридор. Стараются перещеголять друг друга, выдумывая для этой потаскушки комплименты посногсшибательнее. Развлекаются, видите ли, и без конца подливают друг другу.

Блекер едва увернулся от распахнувшейся двери туалета.

– A-а, это ты, – сказал КС, выходя из туалета. – Хлебни чего-нибудь покрепче, тебе не повредит, дружище.

Он обнял Блекера за плечи и потащил в кухню.

– Пинту пива, рюмочку «Драмбуйе» или стаканчик божественного «Бакарди»?

Он поднял с пола четвертную бутыль и со стуком водрузил ее на стол.

– Мне лучше чего-нибудь прохладительного, – сказал Блекер.

– Это и есть чистейшее прохладительное, – заверил КС, ласково поглаживая бутыль.

– Без алкоголя.

– Кроме шуток, – уверял КС. – Напиток высшего класса, уж я-то знаю в этом толк, приятель. Посторонись-ка.

Блекер прислонился к раковине, глядя в спину КС. Рубашка, выглядывавшая из круглого выреза безрукавки прилипла к телу, под мышками проступили большие темные пятна. Блекер ягодицами ощущал холод мраморного умывальника. Но это было даже приятно, лишь бы брюки не намокли.

– Вот так мысль! – закричал Барендье, высунувшись в коридор и размахивая сжатой в кулак рукой. – КС, твоя очередь тянуть жребий.

– Дева Коба? – спросил КС, помешивая приготовленный для Блекера напиток.

Барендье опять взмахнул кулаком и красноречивым жестом показал, о чем речь.

– Порядок, – сказал КС. Он с улыбкой отпил глоток, одобрительно хмыкнул и вручил стакан Блекеру. – Мы тянем жребий на Кобу. Если хочешь – пожалуйста, – предложил КС и лукаво посмотрел на Блекера, глаза его за стеклами очков сильно блестели от света лампочки.

Выиграл Барендье. Вторым стал Пит, КС – третьим, а четвертым – Джонни, куривший сигару почти под цвет собственной кожи. Вильсон ушел спать, студент скрылся за журналом «Нью сайентист». Блекер вернулся в свое кресло. Но когда он увидел на столе пьяную Кобу в задранной до пояса юбке, у него возникло подозрение, что замышляется нечто мерзкое и преступное. И Коба об этом прекрасно знала, судя по сладострастному выражению ее лица и бесстыдной позе. Он решительно покачал головой, когда Джонни протянул ему спички, предлагая тянуть жребий. Не зная, куда деваться, он подошел к студенту, который из-за журнала украдкой наблюдал за происходящим. «Есть ли вода на Марсе?» – прочел Блекер. Краем глаза он увидел, как Коба медленно откинулась назад, и отхлебнул большой глоток напитка, отдающего ржаной коврижкой. По окнам колотил дождь. Блекера зазнобило. «В такой дождь хорошо сидеть дома, – любила повторять его мать, а заметив, что сын в дурном настроении, советовала: – Не обращай внимания на неприятности, смейся, и тебе будет весело». Один из советов, которые она умела сверхбодро давать, окутанная облаками пара от кипящего обеда или раскаленного утюга, шипящего на мокрой тряпке.

– Внимание, – затаив дыхание, сказал студент.

Коба сняла трусы. Блекеру стало дурно. Увидев ее тощие бледные ноги, разведенные в стороны точно у козы, он вскочил и бросился вон. В коридоре он едва не упал. Голова кружилась, и он плюхнулся на единственный кухонный стул. Отдышавшись, налил стакан «Божоле», мизинцем выудил кусочки пробки и жадно, захлебываясь, стал пить тепловатый напиток. Вино оказалось крепче, чем можно было предположить, судя по цене, но, чувствуя страшную сухость во рту, он снова отхлебнул большой глоток и налил еще. Когда и этот стакан опустел, у Блекера опять закружилась голова и появилось странное чувство, будто все происходит в кошмарном сне. Знать не хочу, что там, в соседней комнате, подумал он. Не хочу представлять, как они один за другим влезают на стол. Студент, наверное, тоже не утерпел. Не хочу думать об этом парне в спущенных брюках… с прыщавым задом… с обручальным кольцом на пальце. Неужели и я… мог так?.. Ведь уже четвертая ночь без Адри, да еще неделю до этого она меня не подпускала, стерва. Только придвинусь к ней, как она прикидывается спящей, а сама незаметно отодвигается. Правда, я не настаивал, ждал, когда сама захочет. Захочет или нет? Адри на столе… Она может только под одеялом, в темноте, а потом сразу же одергивает ночную рубашку.

В доме было тихо. Блекер прижал ухо к стене, но услышал только приглушенные голоса. Не может быть, чтобы там творилось такое безобразие. Неужели они способны так гадко поступать по отношению друг к другу. Барендье женат. Питу ничего не надо, кроме машин. Разве только негр… А КС? Даже предположить немыслимо. Он же настоящий студент, носит нижнюю рубашку. Блекера клонило в сон. И зачем он позвонил Герри? Спал бы сейчас в чистой постели рядом с пахнущей духами Маритье. Впрочем, в эту минуту он мог бы уснуть даже на линолеумовом полу в кухне КС, где угодно, только не на этом жестком стуле с деревянной спинкой, врезающейся в тело. Герри так и не вернулся, хотя после его ухода прошло уже около часа. Блекер отодвинулся к стене и, скрестив ноги, положил их на кухонный стол. Герри не придет, это ясно. Он забывает обо мне, как только подвернется кто-то другой. Да и на что я ему нужен? Я не кутила, не сутенер и не студент, просто семейный человек, владелец недорогой машины, которой неделями не пользуюсь. Едок из меня тоже никудышный, вполне довольствуюсь кусочком мяса с соусом.

Он мрачно уставился на пакетики кофе, насчитав штук двадцать. Затем резко выпрямился, обхватил голову руками и уставился в пол. Мало-помалу руки слабели, и голова опустилась на колени. В таком положении его и нашел Барендье, разбудил и сказал:

– Поехали ко мне. У меня большой дом в Схевенингене. Да проснись же наконец!

Блекер сонно посмотрел на него. Из уголка рта у него текла слюна.

– Они пока остаются здесь, – объяснил Барендье. – Ну и пусть. Я завтра опять приеду.

Мягкое, пахнущее новой кожей сиденье в «мерседесе» Бареидье было настоящим бальзамом для невидимых ран, нанесенных Блекеру жестким кухонным стулом. Он расслабленно откинулся на спинку и вытянул ноги на покатом полу с мягким ковриком почти под самую приборную коробку.

– Поехали, – сказал Барендье, срывая бумажное колечко с толстой сигары.

Он закурил, спрятал серебристую зажигалку в карман замшевой куртки и нажал на стартер.

Машина почти бесшумно шла по Рейнвардтстраат, мимо Остерпарка, по мокрому асфальту Сарфатистраат и Ветерингсханс.

– Проскочим, как миленькие, – сказал Барендье на Овертоме. – Они не дураки, знают, кого останавливать. Впрочем, мне плевать. Меня полицейские никогда не поймают. Все в ажуре, даже днем. Главное – ездить в новой дорогой машине. Правда, иногда беру «пежо» жены или колымагу КС. Вот тогда, случается, и остановят. Если рано утром, то я им говорю: «Привет, господа! В такую рань и уже проверка? Я не пил, можете нюхать». – Широко разинув рот, Барендье показал Блекеру, как он дышит в лицо полицейскому. – Проверяйте, сколько влезет. Может, на клаксон нажать? Давайте включу тормоз или дворники.

Блекер выглянул из машины и прочел: «Не сомневайся. Бог есть».

– Пит тоже горя не знает со своим «джеком», – продолжал Барендье. – Всего один раз и остановили. Спросили, уплачен ли дорожный налог. «Господа, – возмутился Пит. – Посмотрите на мою машину. Неужели вы могли подумать, что у меня не нашлось нескольких бумажек». – Барендье рассмеялся. – Кретины они все.

Молча они выехали из Амстердама. Где-то около Схипхола Барендье снова заговорил:

– Сестра жены замужем за одним таким блюстителем порядка. Как-то этот остолоп решил вымыть аквариум и насыпал в воду хлорки. Все рыбки подохли.

– Ужасно, – отозвался Блекер, сонно глядя на снижающийся самолет.

– Не могу уснуть на голодный желудок, – пожаловался Барендье.

Он соскоблил ножом жир с мясного рулета, отхватил несколько толстых кусков, разрезал пополам четыре мягких булочки и сделал бутерброды.

– Хочешь? – предложил он Блекеру, поливая бутерброд кетчупом.

– Нет, – отказался было Блекер, но тут же передумал. – Ладно, дай один.

– Ляжешь в этой комнате, – сказал Барендье с набитым ртом. – Вот чем я сейчас занимаюсь. – Он показал на стену, у которой стоял Блекер.

Тот обернулся и увидел карту Нидерландов, поперек которой крупными красными буквами написано «SOS».

– Спасите Голландию, – пояснил Барендье. – Эти карты я продаю по сотне за штуку богатым идиотам, которые хотят показать, что их очень тревожит загрязнение окружающей среды. Кроме фразы «Содержи Голландию в чистоте», я красивым шрифтом вырисовываю фамилию врача или название фирмы. Никогда не видел? Они висят почти в каждой приемной.

– Хороший бизнес, – похвалил Блекер.

– Надо уметь пользоваться моментом, – сказал Барендье и испытующе посмотрел на Блекера. – Ты напоминаешь мне одного чудика. – Он слегка усмехнулся. – Хозяина бара на Корте-Лейдсе. Звали его Пьер. В ту пору я торговал кафелем с изображением фасадов определенных заведений. Как известно, дурной пример заразителен. Никто не хотел отставать от соседа. Моя дешевка расходилась так бойко, что я не успевал снимать трубку. Вот и чудику тоже приспичило. Но когда я доставил ему две сотни штук, он сказал, что заплатит через месяц. А уговор на что? Деньги на бочку, и немедленно, иначе все перебью, предупредил я. Чудик уперся, ну я и швырнул кафель на пол. Побилось не меньше половины. Чудик прямо взвыл, но пришлось раскошеливаться. Сам виноват.