Текст книги "Капуста без кочерыжки (сборник)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
ВЛАДИМИР ХЛУМОВ
САМОЛЕТНАЯ СУДЬБА
У меня при взлете всегда закладывает уши. Говорят, носоглотка плохая. Может быть, и так. Только летать все равно приходится, потому что страна большая. Да и нравится мне летать. Я всегда поближе к окошку сажусь, леденец за щеку и смотрю-поглядываю, как уходит вниз затвердевшая поверхность, взрыхленная человеческим гением. Не то и запоешь вдруг от радости шепотом, про себя, что-нибудь тревожное и чувствительное. «Эй, – кричишь потихоньку облакам, – облака!» Молчат странники вечные, и не знаешь, чего еще дальше добавить.
В то прохладное сентябрьское утро, снаряженный командировочным удостоверением, небольшим багажом и ворохом поручений, я отправлялся в южные края. Просвеченный и намагниченный, первым ступил на самоходный трап.
– Ваше место во втором салоне, – строго предупредила стюардесса и, встретив мой добрейший взгляд, с улыбкой добавила: – Слева у окна.
«Слева у окна», – повторял я, проходя по пустому салону «Туполева» сто пятьдесят четвертого, нагибаясь и заглядывая в иллюминаторы. Оттуда струился хмурый сентябрьский свет, растворялся в таком же неживом внутреннем освещении, и от этого салон, пока еще совсем пустой, казался больничной палатой, а не транспортным средством. Впечатление подкреплялось каким-то странным аптечным запахом, источник которого вскоре выяснился.
Упитанный крупный мужчина с черной бородой в черном костюме уже расположился в моем кресле и, пристегнувшись моим ремнем, неподвижно смотрел в мой иллюминатор. Перед ним на откидном столике лежала горка таблеточных упаковок, возглавляемая пивного цвета флаконом, источавшим, как было ясно, тот самый резкий запах. Я слегка кашлянул и многозначительно зашелестел билетом. Никакой реакции. Я еще раз повторил действие с тем же результатом. Сзади напирали пассажиры, и, не смея далее препятствовать движению, я уселся рядом с черным человеком.
Немного погодя попутчик оторвался от окна, скользнул по мне тревожным взглядом и произнес в пустоту:
– Здесь, как в больнице, всегда вспоминаешь о смерти.
«Веселенькое начало», – подумал я и промолчал.
– Простите, я, кажется, занял ваше место, – искренне сожалел черный гражданин. – Но я должен сидеть у иллюминатора… – Он приумолк на мгновение и, преодолев какие-то сомнения, добавил: – Иначе я могу пропустить.
Нет, меня так просто не проймешь. Я развернул вчерашнюю газету и уперся в однажды прочитанное место. Пропустить он не может. Ладно, Бог с ним, в крайнем случае, буду спать.
– Хорошо, что вы – это вы, – не унимался мой сосед. – Я люблю спокойных людей, с ними легче преодолевать трудности.
Я даже попытался улыбнуться, но получилось не очень искренне, оттого стало мне еще неуютнее, и я с завистью посмотрел на переднее место, где крутой, коротко стриженный затылок случайно знакомился с обладательницей точеного профиля. Он уже попросил у соседки ладошку и что-то там выискивал. Наверное, линию судьбы. Я неслышно вздохнул. Удивительно, сколь полезны несуществующие вещи. Судьба, провидение – какая чушь, какое высокомерие предполагать, будто природа или сам Господь Бог только и заняты тем, как бы поизвилистее предначертать несколько миллиардов маршрутов с известным концом.
Загудели турбореактивным горлом движки. Защелкали ремнями пассажиры. Прошла бортпроводница. Заставила убрать соседа склянки. Тот нехотя выполнил указание и прошептал в самое ухо:
– Маршрут у нас опасный, южный, угнать могут, а самолет того…
– Чего того? – Я не выдержал, каюсь.
– Старенький самолетишко. – Он с силой надавил на пластмассовую обшивку, и та сухо хрустнула. – Полный износ. Даже не взлетим, наверное.
– Взлетим, – с наигранным энтузиазмом решил я перехватить инициативу, но гражданин в черном не сдавался.
– А вы заметили, какие глаза у стюардессы?
– Нормальные глаза, – втягивался я понемножку. – Даже очень ничего глазки.
Какие там глазки, я, честно говоря, не запомнил.
– Ну да, меня не проведешь. Тревожные глаза. Я ей прямо в зрачок заглядываю, а она даже не моргнет. Не иначе как что-то случилось. Вот уже сколько стоим, а ни с места. Куда она исчезла? Наверное, переговоры ведут.
В дверях появилась бортпроводница, и я криво ухмыльнулся. Но радость моя была недолгой. Стюардесса нагнулась и откуда-то снизу вынула спасательный жилет.
– Уважаемые пассажиры! Часть нашего маршрута пролегает над водной поверхностью…
Справа что-то заскрипело и навалилось тяжелым прессом. Бородач, упершись рукой в мой локоть, приподнялся, насколько позволял ремень, и голодным зверем следил за неуклюжими пассами бортпроводницы. Я видел только улыбавшееся девичье лицо с холодными, равнодушными глазами. Когда она перешла к подаче звукового сигнала, что-то там в ее жилете под мышкой заело. «Да Бог с ним, с сигналом, – подумал я, – если что, то и свисток не поможет».
Я вздохнул и попытался выдернуть руку из-под соседа. Но где там – тот держал меня мертвой хваткой каменного гостя.
– Вот оно, ружье, – трагически произнес гражданин в черном.
Последние слова, произнесенные чуть громче, привлекли внимание соседки с переднего ряда. Она повернулась, впрочем, не вынимая ладошки из лап ухажера, и спросила, глядя на меня в упор:
– Какое ружье?
– Ружье из первого акта, – пояснил сосед.
Она унизительно хмыкнула и отвернулась.
– Теперь обязательно выстрелит, – продолжал разжевывать сосед. – Только, я думаю, до моря-то мы не дотянем. Если даже и взлетим, в чем я глубоко сомневаюсь…
Наконец стюардесса вытащила свисток и пронзительным судейским сигналом продемонстрировала спасательное средство в действии. Кто-то громко и весело засмеялся, кто-то зааплодировал, я, честно говоря, тоже хохотнул, а мой сосед замолк и насупился.
Немного погодя самолет тронулся и, мягко подпрыгивая на бетонных стыках, попятился. Черный человек намертво врос в иллюминатор, так что смятая курчавая бородища расплющилась и теперь поблескивала серебристыми нитями из-за огромных ушей. «Эх, охота же вот так человеку маяться», – подумал я, достал леденец и, откинув голову на спинку, уставился в потолок. На пожелтевшем от времени пластмассовом потолке ярко светилось: «Пристегнуть ремни. Не курить». Захотелось курить.
Я закрыл глаза и увидел огромное сигарообразное тело, эдакую алюминиевую трубу, плотно населенную живыми существами. От каждого из них в хвостовую часть тянулся провод, а может быть, трос, и там, позади, все это сплеталось в один стожильный кабель, выходивший через специальное отверстие в окружающее пространство. Я почему-то был уверен, что весь этот кабеляж намертво закреплен в неведомой начальной точке.
Труба взвыла, задрожала и со свистом рванулась вперед. Казавшийся абсолютно нерастяжимым гигантский кабель не препятствовал движению. Одна из его жил заканчивалась на мне. Я покрепче схватился за свой отросток и открыл глаза.
Черный человек буквально пожирал глазами салон. Я вдруг обнаружил, что с силой сжимаю запястье соседа.
– Простите, кажется, уснул, – соврал я и громко сглотнул накопившуюся во рту слюну.
– Уснул, – не без зависти, как мне показалось, повторил сосед. – Уснуть, когда жизнь, можно сказать, на волоске. Да у вас железные нервы!
– Отчего же на волоске? – как можно спокойнее возразил я.
Мой сосед с победным видом, не говоря ни слова, ткнул в обшивку чуть повыше иллюминатора. Я присмотрелся. По бугристой поверхности, вверх и наискосок, тянулась извилистая линия длиной сантиметров тридцать. Впрочем, вверху она исчезала под стыком багажника. Я напряг зрительную память, пытаясь установить, была ли трещина до взлета, но ничего не вспомнил. Наверняка была. Если ко всему приглядываться да прислушиваться…
Я прислушался и тут же обнаружил странное подвывание на фоне монотонного турбореактивного гула. Стоп, назад.
– Царапина древняя, – равнодушным голосом пояснил я, – наверняка кто-нибудь до нас зонтиком случайно задел…
– Зонтиком, – возмутился черный человек. – Да я тут все обнюхал – целехонька была.
– Значит, не заметили, – отрезал я, а сам подумал: «Это же надо было заранее прийти специально обследовать самолет».
Тем временем самолет, трепыхаясь и болтаясь, пробивал толстый облачный слой. Леденец мой истаял, и уже начало пронзительно давить на уши. Я судорожно достал следующий и заодно предложил соседу.
– Спасибо, не люблю сладкое, – отказался он.
– Я тоже не очень, но для ушей полезно, – оправдывался я.
– У меня прекрасная носоглотка.
Он достал носовой платок и громко, со свистом высморкался. Кое-кто оглянулся, даже соседка спереди посмотрела на меня с отвращением. Я улыбнулся и пожал плечами. Она отвернулась, шепнула что-то на ухо соседу и весело рассмеялась.
Тут тряхнуло по-настоящему. Казалось, могучий гигант снаружи схватился ручищами за крылья и принялся вытряхивать душу из самолета. Ударил колокол, с малиновым звоном посыпались осколки, справа по диагонали хлопнула крышка багажника и вниз полетели незакрепленные предметы.
– Щас как хряснет пополам, – нудел над ухом сосед.
– Значит, судьба, – процедил я сквозь зубы и, не закрывая глаз, опять увидел летящую трубу и провода в ней.
– Судьба, говорите? Да, похоже. Наши судьбы протянуты из прошлого и сведены воедино здесь, в салоне. И когда самолет треснет пополам, в одно мгновение оборвется связь.
Появилась бортпроводница, подняла выпавшие вещи и попыталась закинуть их на верхнюю полку.
– А не кажется ли вам, что фатум и авиакатастрофа несовместимы? – Я решил отвлечь соседа умным разговором.
– Как это несовместимы? – Он взглянул на меня с нескрываемым любопытством, но тут же перевел взгляд на бортпроводницу.
Останавливаться было нельзя, и я удвоил напор:
– Посудите сами. Допустим, наш авиалайнер, – я специально перешел на высокий стиль, – потерпит крушение. – Черный человек хмыкнул со знанием дела. – Нет, обратите внимание, я лишь теоретически допускаю такую возможность. Итак, огромный серебристый лайнер разламывается как хлебный батон пополам, и гибнут все пассажиры. Итак, что же означает гибель ста пятидесяти пассажиров с точки зрения фатума?
– Что? – не выдержал сосед.
– С точки зрения полной предопределенности судьбы это означает, что каждому из сидящих в салоне на роду было написано погибнуть в авиакатастрофе.
– Правильно, – обрадовался черный человек.
– То есть у вас, у меня, и у той хорошенькой девушки с точеным профилем, и у ее соседа, крутого затылка, и у стюардессы, и у всех наших попутчиков на руке нарисовано одно и то же: неудачный полет хмурым осенним утром. А теперь представьте, какова вероятность случайной встречи ста пятидесяти человек с одинаковой судьбой.
– Какова?
– Вероятность равна нулю.
– Значит, судьба.
Негодяй оказался сообразительным. Я наградил его ненавидящим взглядом и торжественно уточнил:
– Судьба судеб!
Мы летели. Сияло утреннее солнце, тихо сопели движки, мы улетали подальше от слякоти и страха. Черный человек удивленно крутил головой, как будто не верил своим глазам. Я наивно полагал, что теперь он успокоится, а быть может, уснет. Но где там. Едва я попытался зажечь сигарету, как началось сызнова:
– Все-таки четыре двигателя надежнее, чем три. Если один откажет, не дотянем.
В ответ я звонко щелкнул замком ремня безопасности и невозмутимо откинул спинку кресла. Сигарету, скрепя сердце, спрятал. Сосед же мой ремня не отстегнул, а, наоборот, когда по микрофону объявили, что наш полет проходит на соответствующей высоте с соответствующей скоростью, а за бортом минус шестьдесят пять градусов по Цельсию, затянул ремень потуже.
«Уснуть бы и проснуться на земле», – подумал я и вспомнил, как однажды проспал начало снижения и был навсегда раздавлен страхом перед болью в ушах. Неужели я и сейчас испугался? Ведь как трясло. Я посмотрел на трещину в обшивке, и мне показалось – она стала пошире. Нет, ерунда, нужно отвлечься, нужно занять себя чем-нибудь несущественным, как это делает парочка впереди. Солнце прогрело внутренности самолета, стало тепло и даже жарко. Девушка сняла плащ и голым локотком касалась своего соседа. Может быть, не зря судьба их свела вместе? Может быть, она подарила их друг другу в воздухе в награду за что-нибудь хорошее там, в прошлом? А кого подарила мне судьба и за что?
Я поглядел краем глаза на соседа. Теперь наступила новая фаза. По тому, как ходили ходуном крылья его огромного мясистого носа, стало ясно – он что-то унюхал.
– Кажется, горим, – почти уверенно прошептало чудовище.
Я отчетливо ощутил запах паленого.
– Ничего не слышу. – Я приготовился к новому испытанию судьбы.
Со стороны пилотской кабины открылась штора и появилась с побелевшим от страха лицом стюардесса. Она озабоченно, не удосужившись даже улыбнуться пассажирам, быстро прошла в хвостовую часть самолета. Запах усилился до таких пределов, что не признавать его существования было бы просто смешно. Потом сзади, по центру салона, потянулась голубая прожилка дыма. Чуть позже еще и еще.
– Да, на сигаретный дымок-то не похоже, – с каким-то радостным самоистязанием пропел сосед, упреждая мои возражения.
Что и говорить, не табаком пахло.
– Вот она, ваша судьба судеб, как вы изволили выразиться. Нет уж, пардон, я скажу по-другому: одна паршивая овца все стадо портит.
– При чем тут овца? – сохранял я человеческое достоинство. – Какая овца?
– Та, у которой на руке написано погибнуть в самолете, – изрек черный человек и нагло сказал: – Дайте руку.
Я от неожиданности протянул ладонь. Потом вдруг опомнился, но тот уже вцепился в нее:
– Так и есть, смотрите: вот линия жизни, вот излом, обрыв, крушение…
Я присмотрелся и увидел лишь однобокое дерево с ветвями по правую сторону, а мой сосед докончил, как отрезал:
– Ваше дело – труба!
Сзади послышалось тележное поскрипывание, пронесся радостный вздох. Я оглянулся. Наша самолетная хозяйка, уже в белом переднике и чепчике, катила, подталкивая перед собой, аппетитно дымящийся обед. Неожиданное и, в общем, приятное событие подействовало на меня самым удручающим образом. Я оцепенел и сидел недвижимо, мрачно глядя на нераспечатанный бифштекс. Рядом на подлокотниках лежали мои обессилевшие руки. Чуть подальше, слева, с отчаянным урчанием доедал отмеренное Аэрофлотом мясо хиромант. Я глядел перед собой, а видел не серебристый пакет, не белой пластмассы одноразовый прибор, не красивый, цвета знамен французской республики пакетик горчицы, а черную лохматую бороду, обильно политую жиром. Подлец ел с аппетитом. Ловко пододвигал ножиком картофель, посыпал перцем, солил, нарезал небольшие ломтики бифштекса рубленого, отламывал белый хлеб, виртуозно намазывал сливочным маслом и запивал минеральной водой. «Да что же это такое? – жаловался я про себя. – Нужно что-то сделать, совершить хоть малое, но реальное действие». Собрав в кулак остатки воли, чуть не кряхтя, я потянулся к столику. Тревожно, как самолетная обшивка, захрустела под пальцами еще теплая фольга. Снизу она оказалась горячее, но я, обжигая пальцы, сдернул крышку и ужаснулся. Мой бифштекс безнадежно сгорел.
Тем временем сосед покончил с обедом, тщательно вытер бороду, приспустил ремень безопасности и выдохнул:
– Кормят как на убой.
Я был окончательно раздавлен. Не очередной идиотской шуточкой, а бифштексом, и даже не самим до основания выгоревшим куском мяса, а тем совпадением, той зверской игрой случая, по которой именно мне он и достался. И тут меня осенило. Ведь это же не мой бифштекс и это не мое место, а негодяя в черном, и бифштекс его, и, следовательно, не я, а он, он – та самая паршивая овца, из-за которой мы, может быть, все погибнем! Ну погоди же! Я вежливо поблагодарил стюардессу и решил действовать.
Первым делом я демонстративно пристегнул ремень безопасности. Потом с интересом оглянулся вокруг. Трещина, так умело обнаруженная соседом, расползлась на полпальца. Не громко, но достаточно ясно я обратил внимание соседа на этот бесспорный факт. Потом я поделился с соседом некоторыми соображениями по части разгерметизации на высоте в десять тысяч метров. Ясно было, что внешняя оболочка самолета уже наполовину потеряла свои защитные свойства. Иначе откуда свежий воздушный свист и горка снега между стекол иллюминатора? Затем я закурил сигарету и как бы случайно начал стряхивать пепел на мягкий ковер. Сосед мой притих и даже оцепенел. Вдохновленный удачным началом, я пошел в наступление. Я ему припомнил все: и угонщиков, и ружье, и движки. Я рассказал соседу, как действует группа захвата, и насчет случайных пусков боевых ракет класса земля – воздух упомянул, а в довершение всего вызвал стюардессу, попросил спасательный жилет и тут же под смех пассажиров его надел. «Смейтесь, смейтесь!» – кричал я соседке. Черный человек был ни жив ни мертв. Тем временем самолет как-то странно дернулся и начал потихоньку снижаться. «Рановато, – пронеслось в голове, – еще добрых сорок минут до посадки». Я прислушался. Резко изменился режим работы двигателя. Собственно, и работы никакой не было. Осталось одно – долгий протяжный вой.
– Снижаемся? – то ли спрашивая, то ли сообщая, вскрикнул я и, подтолкнув соседа локтем, прибавил загробным голосом: – Падаем.
Тот не реагировал. Я приподнялся и заглянул ему в лицо. Черный упругий ус периодически поднимался и опускался в такт его дыханию – он спал! Мерзавец! Он спал, он все проспал. Я прислушался. Нет, не появляется привычное моторное урчание. Не возвращается на исходную высоту серебристая машина. Я сделал невероятное – осторожно полез к соседу за пазуху. Мне нужно, смертельно необходимо узнать, кто он, у него должно быть имя. Дьявол, леший, Люцифер? В моих руках оказался толстый, из натуральной свиной кожи бумажник черного цвета. Э, какой толстосум! Ну-ка посмотрим, что это? Ах ты, баловень судьбы! Я вытащил на свет аккуратно сложенную, обернутую черной резинкой, какими затягивают полиэтиленовые пакеты в универсамах, толстую пачку купюр. Нет, не купюры это, глянь поближе. Я с ожесточением сорвал резинку… «Фью», – свистнули мы с самолетом. Из моих рук веером полетели разноцветные листочки. Я лихорадочно хватал по одному и читал. Билет первого класса Москва – Минводы, билет экономического класса Токио – Нью-Йорк и обратно. Так, дальше, местная авиалиния Киев – Житомир, роскошный глянцевый билет «Транс-Уорлд эйрлайнс» Сингапур – Монреаль с посадкой во Франкфурте-на-Майне. Еще, еще десятки, сотни фантастических маршрутов. «Ах, каналья, попался!» – не скрывая возмущения, кричал я во все горло. Мой хриплый, надсадный крик бешено метался по алюминиевой трубе. Ее фаршированное тело, уставшее от полета, наклонилось навстречу земле. «Ах, прохвост, ах, самолетный паразит! – Возмущению моему не было предела. – Нашел-таки где испытывать судьбу, подлец». Сейчас, сейчас, погоди – я шарил вокруг себя, подыскивая подходящий предмет. Наконец под ногами я нащупал то, что искал. Целлофановый пакет хрустнул, и в руках моих оказался одноразовый, абсолютно стерильный пластмассовый нож. Я его согнул для проверки несколько раз и понял – выдержит.
Оглянулся. В суматохе я потерялся, вернее, потерялся мой сосед. Ладно, такого пластмассовым ножиком все одно не возьмешь – кожа толстая. Судьбоносные нити, по которым течет ток наших жизней, – где, где они? Бежевые, золотистые, шоколадные – нет, не то; а вот моя серенькая – я ласково погладил ее. Так, вот и розовенькая, соседкина – если спасемся, обязательно познакомлюсь. Нить моего соседа должна быть черной, очень черной… Вот она, бесовская – ишь, сволочь. Я прижал ее, скользкую, холодную, к груди и принялся за дело. Я пилил. Так узник пилит решетку проклятой тюрьмы. В самолете потемнело, похоже, мы уже врезались в облако, и до поверхности осталось километра три, не больше. Теперь я пилил на ощупь. Вокруг стоны, крики. Господи, заведется же такая дрянь в самолете, несчастье интернациональное. Скольких людей напугал, подлец, сколько душ загубил, а на мне остановишься! Ага, черная нить – поддаешься? Неверное движение – и хрустнул, сломался ножичек. Я встал, выпрямился, поднял черную надпиленную нить и с размаху перешиб проклятое устройство об колено. Пассажиры ахнули, а самолет взревел тремя газотурбинными двигателями и выправил курс на юг.
Позже, когда мы шли по взлетной полосе у берега еще теплого моря и бархатный ветерок трепал ее короткую челку, я подошел к ней и познакомился. А черного человека мы никогда не вспоминаем – ведь она его даже и не видела.
СТАНИСЛАВ ГИМАДЕЕВ
ПОСЛЕДНЯЯ ОХОТА НА СТУФФИ
Никогда бы не подумал, что спустя несколько лет мне предстоит вернуться к этому занятию. Я уже начал забывать, что некогда был знаменитым охотником из Великого Клана!
Вокруг стуффи тогда было много шума, а мы, немногочисленные охотники, пользовались известной славой. Да, было что вспомнить. Потом наш альянс рассосался, страсти поутихли, все стало покрываться пеленой забвения… И вот сейчас мне предложили тряхнуть стариной.
Я пристально посмотрел на посетителя, сидевшего в кресле напротив и назвавшегося Кассини.
– Значит, как я понял, господин Кассини, вас уполномочили предложить мне добыть для вашей организации стуффи. Неужели в ученом мире к нему опять пробудился интерес?
– Ну, в какой-то степени… – ответил он. – Значит, договорились? Мы понимаем, конечно: дело давнее, ваша сноровка, опыт и так далее… Мы хорошо заплатим.
– Это разумеется. – Я улыбнулся. – Ну, хорошо. Только мое условие: деньги сразу по прибытии на Землю. Я вам – клетку со зверем, вы мне – деньги.
Кассини кивнул.
– Но вас будет двое? – спросил он затем.
– Охотник я один, но нас будет двое, – сказал я очень компетентным тоном бывалого охотника. – Это такой специфический промысел, господин Кассини.
– А почему? – осторожно поинтересовался он. – Второй человек – загонщик? Или приманка?
Я многозначительно ухмыльнулся и развел руками. Мол, простите, господин хороший, но профессиональные секреты есть профессиональные секреты. Он понятливо улыбнулся.
Потом я сообщил ему свой код, попросил связаться со мной через пару дней, и он ушел.
Откинувшись в кресле, я призадумался.
Кто же из нашей великой пятерки, кроме меня, согласится еще разок поохотиться на стуффи? У кого возникнет желание еще раз вернуть к жизни забытое ремесло, приносившее некогда нам солидный доход? Я принялся копаться в памяти. Лайктон? Нет, пожалуй, он откажется. Он теперь разбогател, потолстел, сменил мировоззрение и в такую авантюру больше не сунется. Да и годы идут, что ни говори… А ведь мы с Сэмом когда-то неплохо нагрели руки на этом деле! М-да-а… Поль? Кажется, он улетел с Земли еще в прошлом году. Остаются Крафт и Рэтуорд. Как сейчас отыскать Эрни Крафта, я даже не имел понятия. Пораскидало нас, однако, по Вселенной… После того как охота на стуффи прекратилась, наши коммерческие и приятельские связи оборвались. Если раньше каждый из великих охотников точно знал, где находятся другие и чем они занимаются, то теперь… Гиблое дело, если признаться. Вот разве только поискать код Майкла Рэтуорда, с некоторой надеждой подумал я.
Майкл отозвался сразу же.
На экране возникло его небритое, сонное лицо, которое тут же растянулось в ухмылке. Достаточно было бросить один взгляд на интерьер его комнаты и на него самого, чтобы понять, что деньжат у Майкла не водилось уже давненько. Узнав, в чем дело, Майкл заметно повеселел и, не мешкая, согласился. Как в былые времена. Я даже почувствовал, будто помолодел на эти несколько лет.
На следующий же день мы встретились и обговорили все детали организационного характера. Что касается самой охоты, то тут никаких вопросов не было. И я, и он имели опыт и досконально знали всю процедуру от начала до конца. Еще через два дня, наняв корабль, мы покинули Землю.
Наш путь лежал к Миланде – спутнику одной малоизвестной заброшенной звездочки. Настолько заброшенной, что наши ученые даже не удосужились дать ей имя, ограничившись типовым многоэтажным номером. Крохотная вечнозеленая насквозь сырая Миланда так и осталась бы никому не известной, если бы не внезапный промысел стуффи. В считанные месяцы после того, как я и Крафт привезли на Землю первый экземпляр стуффи, планетка оказалась наводнена туристами, исследователями, охотниками-одиночками и целыми охотничьими отрядами. Буквально нашпигована! Все жаждали увидеть, снять, поймать стуффи. Этого никому не удавалось, но страсти распалялись все больше и больше… Дело в том, что все особи стуффи, которые когда-нибудь попадали в руки людей, были пойманы только нами – Великим Кланом Охотников. Так мы называли тогда нашу славную пятерку. Мы первыми открыли стуффи, только мы одни знали способ его поимки! Только мы. Это была наша идея, наша профессиональная тайна, наша слава… Впрочем, мы тщательно скрывали от мира то, что знали друг друга. Специфика промысла опять же. Это могло вызвать только ненужные подозрения. Для всех окружающих мы были одиночками.
Перелет до Миланды прошел вполне нормально. Мы с Майклом его даже не заметили. Всю дорогу мы веселились, пили напитки различной крепости, болтали, вспоминая старое. Немного скрашивал скуку Пейтон – молодой и очень любопытный навигатор.
Признав во мне одного из великих охотников, Пейтон проникся уважением к нам и интересом к нашей деятельности. Еще бы! Кто в свое время не хотел узнать наших секретов?!
– А правда, – спросил Пейтон как-то, – что еше никому, кроме нескольких человек, не удавалось поймать стуффи?
– Сущая правда, Пейтон! – ответил я.
– А правду говорили, что ни один пойманный стуффи не сохранился? Будто все они исчезали через несколько дней после того, как их привозили на Землю?
– Возможно, – безразлично ответил я. – Когда я получаю деньги, мне все равно, испаряются эти твари или нет! Нам платят за поимку и доставку, дружище! И буду откровенен, дальнейшая судьба стуффи меня никогда не занимала.
– Но все-таки интересно, – не унимался он. – Ученые называли эту их особенность телепортационным эффектом! Подумать только – никаких следов… Неужели не интересно?!
– Это все, конечно, любопытно, – вмешался в разговор Майкл. – Но уж если ученые ничего не могли тогда объяснить, то нам-то куда…
– А вот во время охоты, господин Мартинер… Вы никогда… не сталкивались ни с чем подобным? Ведь наверняка же…
– Нет, нет, Пейтон. Ни с чем подобным, – ответил я.
– А как тогда…
– Ты хочешь спросить что-нибудь про охоту? – перебил я его. – Мы не отвечаем на такие вопросы, дружище. Ты же понимаешь…
– Ну ладно… – смутился Пейтон. – А скажите, кто назвал стуффи этим именем?
– Не помню, – сказал я скромно, ибо это мне в свое время взбрело в голову назвать так объект нашего бизнеса.
Пейтон слегка разочарованно вздохнул и умолк.
Как и раньше, мы были полны решимости и задора, когда наша посудина садилась на Миланду. Ну, наша она была постольку поскольку, потому как принадлежала капитану дальних перелетов Риджуэю, или просто папаше Риджуэю – человеку, который не отказывается от возможности заработать и при этом не задает лишних вопросов. Кораблишко у него, надо признать, был древний – дышал на ладан. По идее, его давно бы пора на свалку, но Риджуэй, видать, экономил, а может, еще какие соображения имел… В этой развалине не было места ни для флаеров, ни для катеров, ни для чего подобного, поэтому мы связались с земной базой на Миланде и попросили ребятишек чего-нибудь нам подбросить. Они пообещали. Ясное дело: коммерческая посудина всякая встречается, спасибо, что вообще долетела. Да и деньжата никогда лишними не бывают, так ведь? Хотя мы находились на южном, а база – на северном полушарии, к моменту выгрузки эти лихие парни в бирюзовой форме уже пригнали к нашему кораблю грузовой катер и дозорный флаер. Они браво козырнули и тут же умчались восвояси.
Основным нашим грузом, не считая специального охотничьего снаряжения, была металлическая разборная клетка.
– Значит, кэп, – сказал я Риджуэю, – как условились. Твои молодцы с клеткой вылетают не раньше, чем я сообщу по рации. Держите катер наготове, и, если все сойдет удачно, часа через два я выйду на связь.
– До свидания, кэп! – сказал Майкл. – Было приятно прокатиться на вашем кораблике!
– Вернетесь служебным рейсом? – поинтересовался папаша Риджуэй.
– Да, останусь на базе дня на два. У меня здесь еще одно дельце, – заметил Майкл.
– Вот, Пейтон, – сказал я назидательно навигатору, стоявшему рядом. – Советую учиться деловитости Майкла Рэтуорда! Чем больше зайцев убиваешь одним выстрелом, тем лучше! Ладно, нам пора.
Мы забросили за спины рюкзаки со снаряжением и прыгнули в флаер.
Около часа мы кружили над бесконечными лесами, засекая место. Наконец Майкл высадил меня, как и было условлено. Я проводил взглядом улетавший флаер и прилег отдохнуть под скользким кряжистым деревом. Мне предстояло ждать своего часа, и я позволил себе немного вздремнуть.
Минут через сорок я решил, что пора. Майкл уже, наверное, сделал свое дело.
Я шел по компасу минут пятнадцать, по щиколотку утопая в мокрой зелени, пока не обнаружил, что достиг нужного места.
Я огляделся. Все было превосходно. Наступал мой черед…
Я сидел на рюкзаке возле неподвижно лежавшего зверя, покуривал сигаретку и смотрел, как опускается катер с клеткой.
Я словно перенесся на несколько лет назад, в те годы. Аж в груди защемило!.. Все было точно так же, разве что кружили мы над другими местами…
Первым на землю спрыгнул Пейтон, за ним еще двое парней из команды Риджуэя.
– Уже готов! – Пейтон восхищенно глядел на стуффи. – А что с ним?
– Я его усыпил. – Я повертел в руке наркозный пистолет. – Превосходный экземпляр! Жаль, Майкл не увидел. Уже улетел.
– Так быстро?
– Да он и сам не знал, что так получится! Во время охоты нас разделяло больше километра, ему меня искать не было времени. Его знакомый с базы связался с ним по рации и сказал, что лететь надо срочно, чтобы дело было в шляпе… Майкл – не дурак, шанс не упустит. А с другой стороны, он в деле не новичок – что, он этой твари не видел? Видел, и не одну…
Я докурил сигарету, потом мы осторожно погрузили стуффи в клетку, клетку – в катер и полетели.
Впереди предстоял обратный путь – желанный куда более, чем какой-либо другой. В мыслях я уже предвкушал солидный куш, который отвалит нам Кассини. Клетку со стуффи я велел разместить в моей каюте, чтобы можно было постоянно за ним наблюдать.
Да, я не сказал вам до сих пор, что представляет из себя стуффи! Представьте себе мохнатый буро-зеленый мешок довольно внушительных размеров, не имеющий конечностей. Тело стуффи практически бесформенно, хотя сквозь толстую и упругую шкуру можно заметить кое-какие угловатости. У него имеется только один более-менее определенный выступ, обозначающий голову. Этот выступ снабжен парой овальных, близко посаженных глаз, часто застилающихся молочной пеленой, и еле заметным, потайным хоботком, очевидно, являющимся ртом. Больше никаких видимых отверстий у стуффи нет. Ну, как вам такая тварь, а?