Текст книги "Пермские чекисты (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Кадыров увлек красноармейцев на дно балки и объявил, что выхода у них нет, надо сдаваться. Воевали сколько могли, говорил он, дальше лезть на рожон просто бессмысленно. Его спутники – молодые солдаты первого года службы (иные из них, кроме уставных команд, не знали ни слова по-русски) – безвольно поверили ему. Ночью, отойдя в сторону, Кадыров сжег партбилет, солдатскую книжку и другие документы. А наутро, выйдя к дороге, они все семеро без сопротивления сдались двум немецким автоматчикам.

И еще был день, поворотный в судьбе Кадырова...

В апреле 1942 года, когда он уже почти восемь месяцев пробыл в Винницком лагере для военнопленных, у него состоялся разговор с комендантом барака Мирзаахмедовым. Бывший учитель математики, Мирзаахмедов в лагере объявил себя шиитом. Мусульмане-шииты, в отличие от мусульман-суннитов, верят, что истинными продолжателями дела пророка Мухаммеда были только 12 имамов, причем последний, двенадцатый имам по имени Мухаммед аль-Махди в конце IX века скрылся, но обязательно вернется, и тогда наступит эпоха мира и благоденствия. Этот никому не известный «скрытый имам» считается духовным руководителем шиитов. Сам ли Мирзаахмедов додумался, или ему подсказали немцы, но в лагере он активно призывал пленных мусульман считать «скрытым имамом» живущего в Берлине Вали Каюмхана – председателя «Туркестанского национального комитета». За это немцы сделали Мирзаахмедова комендантом барака, что дало ему значительные привилегии и большую власть.

Мирзаахмедов назначил Кадырова помощником дневального, то есть, попросту говоря, уборщиком. Весь барак выводили на работу, а Кадыров оставался и наводил порядок – скоблил пол, выносил парашу. Это было гораздо лучше, чем весь день долбить мерзлую землю на пронизывающем ветру. Постепенно Кадыров стал при Мирзаахмедове кем-то вроде денщика. Но он чувствовал, что придет день – и ему удастся подняться в лагерной иерархии.

...В то утро Мирзаахмедов был особенно раздражен, орал на пленных, несколько раз принимался бить их плетью, а потом заставил полицейских поставить в строй тех, кто уже не мог двигаться и лежал на нарах. За всем этим наблюдали эсэсовцы, и Кадыров смекнул: комендант выслуживается, чего-то боится. Когда наконец пленных увели на работу и барак опустел, Мирзаахмедов успокоился, закурил и подозвал к себе Кадырова. Прищурившись, оглядел его крепкую, почти не отощавшую фигуру, сплюнул и сказал:

– Ты, конечно, «кофьягуй» – мастер хорошо говорить. Но коль хочешь жить – надо больше работать. Скоро начнется отправка пленных в Германию. Немцы любят точные цифры, и если нужного количества не наберут – а это может случиться, смертность в лагере высокая – то примутся за нас, не посмотрят, что мы им служим. Оставят здесь лучших, а остальных в общей колонне погонят на станцию... Мой тебе совет: пока не поздно – иди в полицейские. Могу помочь, скажу о тебе в комендатуре. Согласен?

– Да, – не задумываясь ответил Кадыров.

– Ладно. Отдашь мне за это часы, которые прячешь под матрасом.

Кадыров опешил: он и не ведал, что Мирзаахмедову известно о часах – самом ценном, что ему удалось сохранить в лагере.

Из справки по делу:

«ФОРЛАГЕРЬ В ЛЕГИОНОВО

Особый предварительный лагерь (форлагерь) в местечке Легионово близ Варшавы был создан германским командованием в марте-апреле 1942 года. Официально он именовался: «СС Зондерлагерь Легионово», для зашифровки – «Туркестанский СС».

Назначение лагеря – дальнейшая фильтрация и профашистская обработка военнопленных среднеазиатских национальностей, предназначенных для использования в качестве агентов и диверсантов на территории СССР. Здесь же из военнопленных – изменников Родины формировалось особое воинское подразделение – «Туркестанский легион». Активную антисоветскую деятельность в лагере проводили представители «Туркестанского национального комитета» и лично Вали Каюмхан.

Начальником лагеря до августа 1942 года являлся гауптштурмфюрер СС Картенс, после него – гауптштурмфюрер СС Цинке. Одновременно здесь находилось около 200 человек».

5

Пышминцев читал ответы, поступившие на его запросы из среднеазиатских республик. Сведения были интересные и в какой-то степени неожиданные. Так, сообщалось, что по показаниям арестованного в 1947 году за изменническую деятельность Салиханова проходит Кадыров Маматкул из Карагольского или Алхатского района. Кроме того, он упоминается в показаниях предателя Родины Файзиева.

Допрошенные 30 августа 1951 года, Файзиев и Салиханов опознали по фотографии Кадырова и дали показания о его пособнической карательной деятельности как полицейского. Далее шли выписки из протоколов допроса Файзиева и Салиханова. Пышминцев их несколько раз перечитал.

Вопрос Файзиеву: «Назовите известных вам изменников Родины, служивших в немецкой администрации Винницкого лагеря военнопленных».

Ответ: «...Кадыров Мамат из Алхатского района – был полицейским во втором бараке с мая или июня 1942 года до апреля 1943 года. Проявлял жестокость, неоднократно избивал военнопленных резиновой дубинкой, отбирал у них вещи и ценности... В апреле 1943 года одновременно со мной Кадыров выехал из Винницкого лагеря в Германию, в город Герлиц. Там в июне 1943 года я с ним расстался».

Отвечая на тот же вопрос, Салиханов показал: «В Винницком лагере военнопленных служили полицейскими... Кадыров Маматкул, около 25 лет, родом из Карагольского или Алхатского района. Я считался младшим полицейским, работал в бараке № 3, а Кадыров, так же, как и Файзиев, был старшим полицейским. Жили и питались они отдельно от остальных, пользовались у администрации лагеря различными привилегиями, например, правом выхода в город, немцы приглашали их на праздничные мероприятия... Кадыров жестоко издевался над советскими военнопленными, избивал их плетью, отбирал продукты, вещи и ценности, а сам вел разгульный образ жизни. На правой руке Кадырова имеется татуировка «Галя» – это имя девушки, которую он завел себе в городе».

Итак, преступная деятельность Кадырова как предателя Родины и активного пособника фашистов была установлена. Но у Пышминцева не укладывалось в голове, каким образом за такое короткое время Кадыров мог столь сильно измениться. В 1938 году – заведующий отделом комсомольской газеты, в 1939 году – заведующий отделом райкома ВЛКСМ, в 1940 году в армии принят в партию, а через семь месяцев он уже сдается немцам в плен и еще через восемь месяцев становится лагерным полицейским! Из показаний предателей Родины Файзиева и Салиханова, осужденных военным трибуналом, и из документально подтвержденной автобиографии Кадырова, которую Пышминцев имел перед собой, вставал облик совершенно разных людей. И вместе с тем сомнений не оставалось: это был один и тот же человек!

Пышминцев долго сидел задумавшись. Было ясно: противник перед ним необычный. Кадыров – личность явно непростая, неординарная. Судя по всему, наделен умом, хитростью, способностью легко менять тактику и умело маскироваться. Чтобы одолеть такого врага, надо ни в чем не уступать. И еще, думал Пышминцев, в поединке с подобным противником нельзя действовать по шаблону, надо искать нестандартные решения. По существу, уже сейчас Кадырова можно было изобличить как военного преступника и, оформив все надлежащим образом, передать его в руки правосудия. Но Пышминцев понимал: Кадыров слишком умен, чтобы раскрываться полностью. На допросе он, припертый к стенке, скорее признается в самых мелких, незначительных преступлениях, подкинет следствию меньшее из своих дел, чтобы не отвечать за большее. А кто знает, какие еще тайны могут скрываться в этой по-своему глубокой, но темной и злой душе?! Взять хотя бы эти регулярные вечеринки: почему столь активно группируются вокруг Кадырова бывшие каратели из «Туркестанского легиона»?

Думай, чекист, думай! И пусть не дремлет в тебе гражданская совесть, пусть не соблазняет тебя легкая возможность покарать врага, если в его деле еще могут открыться новые страницы. Ведь трудишься ты не ради простой мести, и даже не ради высокого и справедливого возмездия. Смысл твоего труда – в охране правого дела миллионов, в защите правды. Не кара, а истина – вот что главное!

Пышминцев составил новые запросы. Он решил сосредоточить поиск на тех, кто знал Кадырова по службе в «Туркестанском легионе». Из показаний, данных Кадыровым в 1945 году на допросе в отделе контрразведки «Смерш», следовало, будто он после убытия из Винницкого лагеря весной 1943 года вплоть до июня 1944 года содержался в различных лагерях на территории Германии и Греции, где был простым рабочим. Из полицейских – и вдруг в рабочие? Маловероятно, думал Пышминцев. Направил он запросы и на тех, кто сейчас работал с Кадыровым в шахте и составлял его ближайшее окружение – на Саидова, Мирзоева, Хасанова, Бабаева, Умарбекова... Теперь оставалось ждать. Пышминцев беспрестанно проигрывал в уме варианты допроса Кадырова. Много бы он дал за то, чтобы встретиться сейчас с ним глаза в глаза – как тогда, летом 42-го, с сержантом Василенко...

Генерал критически оглядел с ног до головы Пышминцева и двух его спутников. Вид у них весьма неприглядный: стоптанные сапоги, мятые брюки, рваные телогрейки... Генерал покачал головой:

– Где это вас так одели?

Тот солдат, что стоял справа от Пышминцева, ответил:

– Отчислены из 1-го Читинского добровольческого лыжного батальона, товарищ генерал.

Пышминцев уловил, как генерал едва заметно поморщился. Потом он вышел из-за стола, приблизился к ним.

– Значит, так. Сейчас немедленно – в баню. Все это, – он брезгливо обвел пальцем их обмундирование, – вплоть до носовых платков, снять и бросить. Получите новую форму. И запомните: вы не «отчислены», а отозваны для обучения на курсах подготовки оперативного состава при Особом отделе НКВД Уральского военного округа. Для этого и прибыли в город Свердловск. Ясно?

– Так точно, товарищ генерал! – бодро ответил за всех Пышминцев.

Курсы при Особом отделе УралВО, как и все подобные курсы в тот критический период войны, были недолгими. Пышминцев окончил их уже в апреле 1942 года. Молодой чекист Иван Пышминцев набирал опыт новой работы, проходя службу в качестве оперуполномоченного Особого отдела 44-й запасной стрелковой бригады УралВО. Здесь ему приходилось главным образом сопровождать на фронт маршевые роты. Состав их был разношерстным. Формировались они за счет молодых солдат, призванных из резерва и еще не нюхавших пороху. Вливались в них и те, кто уже успел повоевать и вновь вставал в строй после госпиталя. Были и такие, кто еще до войны вступил в конфликт с законом и прибыл в запасную бригаду из мест заключения. Всех этих людей предстояло сплотить, сделать единым боевым коллективом. А для этого необходимо было знать личный состав, хорошо изучить характеры и биографии солдат и офицеров. Пышминцев лично беседовал с каждым, кто прибывал в бригаду. Вот где пригодились и верный глаз, и цепкая память, и профессиональное чутье рудничного маркшейдера!

Сержант Василенко, направленный в бригаду после излечения в госпитале, сразу чем-то не понравился Пышминцеву. Во время беседы ерзал на стуле, не выдерживал пристального взгляда – отводил глаза. Казалось бы, ну и что? В послужном списке Василенко значилось, что воевал он на Волховском фронте, командовал отделением, был ранен в плечо, после излечения признан годным к строевой. По всему выходило – нормальный солдат. Но Пышминцева не оставляло ощущение неуверенности, беспокойства. Своими сомнениями он поделился со старшим оперуполномоченным отдела Долголеевым. Понаблюдав за Василенко, тот заявил, что сержант действительно заслуживает внимания. «Глаз у тебя верный, – сказал Долголеев молодому чекисту. – Тут что-то есть. Действуй!».

Пришлось осторожно поинтересоваться, как ведет себя Василенко среди красноармейцев. И скоро выяснилось: в узком кругу солдат он нередко высказывает пораженческие настроения, восхваляет мощь гитлеровской армии, намекает бойцам, что ради сохранения жизни лучше всего по прибытии на передовую сдаться в плен. Когда Василенко арестовали, за подкладкой его бушлата нашли немецкие листовки, которые могли одновременно служить пропуском для перехода на сторону врага.

На допросе Василенко признался, что действительно был ранен и пленен немцами. Под угрозой расправы над близкими родственниками, оставшимися на оккупированной территории Украины, он смалодушничал и согласился на сотрудничество с гитлеровской разведкой. При вербовке получил задание вести пораженческую агитацию, склонять советских солдат к измене. Гитлеровцы перебросили Василенко в расположение наших войск, оттуда он как раненый был направлен в госпиталь, а затем – в запасную бригаду. Но здесь встреча с Пышминцевым оборвала деятельность вражеского агента...

Вспоминая об этом сейчас, через десять лет, Пышминцев очень жалел, что в нынешней чекистской работе встреча с противником лицом к лицу отодвигается, как правило, на самый конец. Вместо того, чтобы сразу глянуть на человека, почувствовать его характер, настрой, может быть, даже образ мыслей, приходится по крохам собирать улики, ворошить архивы, читать бесчисленные документы... Но и на этом пути бывают неожиданные удачи.

На запрос, отправленный из Перми, УМГБ Бухарской области сообщило, что в 1946 году этим управлением были арестованы Максудов Салим и Шарипов Рамазан – бывшие каратели «Туркестанского легиона», воевавшие в составе дивизии СС «Бранденбург» на советско-германском фронте, а позднее принимавшие участие в карательных акциях против белорусских партизан. Опознав на предъявленных фотографиях Кадырова, Хасанова и Саидова, осужденные Максудов и Шарипов заявили, что знают этих людей по совместной службе в «Туркестанском легионе» с сентября 1943 года, когда названные лица прибыли в форлагерь близ местечка Легионово. Прибыли они из какой-то особой воинской части и службу в легионе проходили под другими фамилиями: Кадыров – под фамилией «Умаров», Хасанов стал «Исмаиловым», Саидов – «Кумашом».

Итак, становилось ясно, что Кадыров поступил на службу в «Туркестанский легион» не в июне 1944 года, как он утверждал на всех допросах, а гораздо раньше – в сентябре 43-го. Где же он был до этого? Куда прибыл после Винницкого лагеря для военнопленных? И где, с какой целью ему и его приятелям были присвоены вымышленные фамилии?

Ждать ответа пришлось недолго. Через некоторое время пришел ответ из МГБ Таджикской ССР. В нем сообщалось, что по показаниям арестованных органами госбезопасности республики агентов германской разведки Ерова Мумина, Алиева Шарифа и Курбанова Юсупа проходит Саидов Баймат, 1921 года рождения, из Хаштского района Ленинабадской области. Все три агента опознали Саидова по фотографии и подтвердили, что он вместе с ними обучался в разведывательно-диверсионной школе «Зондеркоманда Баядера», которая размещалась в местечке Регенвурм близ города Мезеретц в Германии. Так, Алиев, в частности, показал: «На фотографии № 2 я опознаю агента германской разведки Саидова Баймата, находившегося вместе со мной в разведшколе «Зондеркоманда Баядера». Саидов во время моего пребывания в разведшколе с сентября 1942 года по март 1943 года носил фамилию-кличку «Кумаш» и числился в таджикском взводе. В марте 1943 года я в составе дивизии СС «Бранденбург» выбыл из школы, а Саидов-Кумаш остался там».

Теперь, чтобы полностью раскрыть картину, Пышминцеву недоставало только одного звена. Следовало направить запрос в Москву по поводу разведшколы «Зондеркоманда Баядера»...

Из справки по делу:

«ЗОНДЕРКОМАНДА БАЯДЕРА

С сентября 1942 года в местечке Регенвурм (12 км от города Мезеретц) размещалась подчиненная 2-му отделу управления «Абвер» так называемая «Зондеркоманда Баядера», где готовилась агентура для шпионско-диверсионной деятельности на территории среднеазиатских республик СССР.

Главным политическим руководителем разведшколы «Зондеркоманда Баядера» был доктор Ленц, его заместителем и преподавателем немецкого языка – кадровый разведчик, выходец из России, уроженец Петербурга Брандт Фред Вильгельмович.

Курсанты, зачисленные в школу, готовились к засылке в советский тыл, в том числе в республики Средней Азии, где должны были создавать вооруженные банды, совершать диверсии на железнодорожных и промышленных объектах, проводить среди населения антисоветскую агитацию, совершать террористические акты, собирать секретные сведения. После обучения агенты из «Зондеркоманды Баядера» передавались для конкретного использования в дивизию СС «Бранденбург», а также включались в так называемые «абвергруппы», действовавшие на советско-германском фронте. Одновременно в школе обучалось до 200 человек среднеазиатских национальностей, завербованных в лагерях для военнопленных».

6

Бежали дни, месяцы... Кадыров готовился к дню фатиха. Он уже написал текст обязательства, которое должны будут подписать бывшие легионеры, сплотившиеся вокруг него. Теперь он ждал удобного повода, чтобы, не вызывая подозрений, в очередной раз собрать всех. Таким поводом в ближайшее время могла стать встреча нового, 1952 года. В этом году, весной, для многих бывших легионеров, в том числе и для Кадырова, срок спецпоселения кончался. Если повезет, думал Кадыров, он вернется на родину как раз в дни весеннего народного праздника – лолазора. Последний раз участвовать в лолазоре Кадырову довелось перед призывом в армию, в 39-м году. Все последующие годы ему приходилось отмечать либо политические праздники, вроде дня рождения Гитлера, либо чисто религиозные, приуроченные к датам мусульманского календаря. Не веря ни в аллаха, ни в Мухаммеда, пророка его, Кадыров справлял религиозные обряды только для проформы. Зато политическим мероприятиям он, считая себя прирожденным пропагандистом, придавал большое значение.

Летом 1943 года, когда в Берлине проходил организованный ведомством Геббельса Туркестанский национальный конгресс, Кадыров приложил все силы для того, чтобы попасть на него. От каждой воинской части «Туркестанского легиона» на конгресс были приглашены офицеры, старшие муллы и по семь человек из рядового состава. Курсант Кадыров, носивший тогда фамилию Умаров, представлял на нем «Регенвурмлагерь» – так для зашифровки именовался военный городок близ местечка Регенвурм, где размещалась «Зондеркоманда Баядера». Участие в конгрессе, на котором с речью выступил сам Вали Каюмхан, сразу выделило Кадырова среди остальных курсантов разведшколы. Даже известный своей грубостью унтер-офицер Радке, преподаватель огневой подготовки, стал обращаться к Кадырову на «вы».

Но окончательно выделиться и занять желанное особое место среди туркестанцев Кадырову удалось после второй поездки в Берлин. Шел месяц рамазан по мусульманскому лунному календарю. В течение рамазана всеми мусульманами соблюдается 30-дневный пост – ураза. В первый день нового месяца пост кончается, и начинается один из главных мусульманских праздников – ураза-байрам. По христианскому календарю было 1 октября 1943 года, когда Кадыров в составе делегации туркестанских националистов прибыл в Берлин на торжества, посвященные празднику ураза-байрам. И здесь Кадырову вновь крупно повезло. В мечети во время утреннего намаза он встретил Сафарова – того самого Сафарова Шарки, который до войны работал прокурором Карагольского района, а теперь был редактором выходящей в Берлине националистической газеты «Милли Туркестан». Сафаров тоже обрадовался встрече с земляком, пригласил Кадырова в редакцию, долго с ним беседовал, ввел его в круг туркестанских журналистов, активно пишущих на антисоветские темы, – таких, как Хушнуд, Равшан, Курбаналиев и другие. Расстались они довольные друг другом.

Кадыров начал регулярно получать от Сафарова по нескольку экземпляров газеты «Милли Туркестан». Он распространял их среди курсантов, читал некоторые материалы вслух, сам писал статьи в газету – словом, был активным пропагандистом националистических идей Вали Каюмхана. Делал он это не потому, что так уж свято верил лидеру туркестанских националистов, а с одной, чисто практической целью – ему очень не хотелось попасть на советско-германский фронт. Приближался срок окончания разведшколы, и Кадыров всячески старался внушить немцам мысль о том, что стрельба, прыжки с парашютом, возня со взрывчаткой, короче, вся грубая шпионско-диверсионная работа – не для такого умного человека, как он. Что гораздо больше пользы от него будет в Берлине или, на худой конец, здесь, в преподавательском составе «Зондеркоманды Баядера»...

Вышло же все не так, как хотел Кадыров. По окончании разведшколы он, Хасанов и Саидов попали в 11-й батальон «Туркестанского легиона», который спешно перебрасывался в Грецию для охраны побережья Эгейского моря от высадки английского десанта. По существу, эти трое были готовой обученной абвергруппой, которую можно было в случае необходимости использовать для борьбы с мелкими разведгруппами англичан. Впрочем, в течение всего 1944 года англичане были от Греции далеко, зато все сильнее беспокоили оккупантов партизаны. Туркестанских легионеров то и дело посылали для участия в карательных операциях против греческих патриотов.

Советские войска с каждым днем приближались к границам соседней Болгарии, греческие партизаны в районе Салоников, где стоял «Туркестанский легион», вели себя все более дерзко. Кадыров и другие легионеры часто задумывались о будущем. Ни английские, ни американские войска под Салониками так и не появились. Выход был один... В начале сентября 1944 года, за несколько дней до вступления советских войск на территорию Болгарии, Кадыров, Бабаев и еще несколько легионеров сдались греческим партизанам. Те вскоре передали их советскому командованию. Так бывшие легионеры оказались в проверочно-фильтрационном лагере под Софией. Здесь Кадыров придумал себе легенду и выложил ее на допросе в отделе контрразведки «Смерш». Подобным же образом поступили Саидов и Хасанов, прибывшие в лагерь позднее. А потом – дальняя дорога, Урал, спецпоселение...

Конечно, жить можно было и здесь, в поселке шахты «Нагорная». К Кадырову скоро приехала жена, в 1949 году у них родился сын... Но смириться, забыть об идеях Каюмхана и работать наравне со всеми в шахте – этого Кадыров не мог себе позволить. Он хорошо помнил некоторые советы Сафарова. Так, перед самым отъездом Кадырова в форлагерь Легионово тот напутствовал его: «Наш мудрый предводитель Вали Каюмхан призывает каждого мусульманина стать воином ислама и всюду, где бы ни пришлось находиться, вести священную войну за веру – джихад. Только, я думаю, священная война имеет много форм, в том числе и относительно мирные, когда главную роль играют не пушки, а слова, идеи. Пушки рано или поздно замолкают, а битва идей не прекращается никогда. Поэтому умный человек редко становится шахидом – мучеником, погибающим в священной войне. Он должен стать гази – воином, который остается жив и ни при каких обстоятельствах не складывает своего главного оружия – мысли. Запомни: как бы ни закончилась эта война, джихад будет продолжаться».

Сафаров оказался прав. В конце 40-х годов антигитлеровская коалиция распалась. Газеты заговорили о «холодной войне». Кадыров увидел, что джихад продолжается. Возможно, прикидывал иногда Кадыров, после возвращения в Туркестан его однажды найдут там тайные эмиссары Сафарова или самого Каюмхана. А может случиться и так, что на него выйдет когда-нибудь резидентура американских или английских спецслужб.

Пользуясь навыками, приобретенными в «Зондеркоманде Баядера», Кадыров быстро сплотил вокруг себя группу бывших туркестанских легионеров. Они должны были составить ядро создаваемой им организации. И пусть потом многие разъедутся по всему Туркестану, думал Кадыров. Это даже лучше: его люди рассеются, растворятся в общей массе, уйдут из поля зрения чекистов, как вода уходит сквозь песок. А когда будет надо – он их найдет. Главное сделано: связи установлены, у него есть адреса, в случае необходимости он знает, как отыскать каждого. Последним этапом в формировании организации должно было стать подписание обязательства, которое Кадыров наметил на день фатиха...

Однажды утром он пришел домой после ночной смены. Сначала умылся, потом позавтракал и лег спать. Уснул крепко, без сновидений, и не услышал, как в комнату постучали, как жена отворила дверь, как вошли несколько человек... Очнулся, когда чья-то рука потрясла его за плечо. Кадыров открыл глаза и увидел перед собой человека в военной форме. Позади него стояли еще два солдата.

– Гражданин Кадыров? – сказал военный. – Собирайтесь. Вы арестованы.

До дня фатиха оставалось менее десяти дней.

7

И вот они, наконец, сидят друг перед другом – старший лейтенант Пышминцев из контрразведывательного отдела УМГБ по Пермской области, и бывший легионер, лагерный полицейский, каратель, агент германской разведки Кадыров, он же Умаров. Борьба вступила в новую фазу. Наряду с Пышминцевым ее ведут начальник отдела Крылатых, следователь Лыков, старший оперуполномоченный Губахинского горотдела УМГБ Красковский.

Чекистам предстоит большая работа. Легионеры на допросах будут запираться, валить вину один на другого, юлить, симулировать болезни... Понадобится организовать очные ставки, направить новые запросы, собрать множество документов, чтобы, исключив всякую ошибку, раскрыть полную правду. Военный трибунал, рассмотрев в марте 1952 года уголовное дело бывших туркестанских легионеров (всего перед судом предстало 18 человек), приговорил предателей Родины, фашистских пособников, агентов гитлеровской разведки к длительным срокам лишения свободы. Так, благодаря профессиональному чутью, зоркости чекиста Пышминцева и его коллег была ликвидирована еще до момента своего полного оформления подпольная организация туркестанских националистов. «День фатиха» так и не состоялся...