355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима » Текст книги (страница 17)
Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 21:45

Текст книги "Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

7. Международная работа [103]103
  При составлении данной главы за основу взяты записи лекций по западному христианству, прочитанных в РМАТ и МИИТе. – Концевая сноска 30 на с. 385.


[Закрыть]

Воспоминаниями о своей «международной работе» Владыка нередко иллюстрировал лекции по истории конфессий. Он умел говорить о сложном – просто, о непонятном – понятно…

<231> Я вступил в международную работу, можно сказать, с самого начала, «в домашних условиях» – с 1945 г., поскольку был около Патриарха. Став в 1952 г. преподавателем, я одновременно сделался и членом Международных комиссий. Мой первый выезд за рубеж был в 1956 г., и на моих глазах произошла страшная деградация и советского–постсоветского, и западного общества. Почему? Потому что был потерян стержень. А стержень – нравственный источник. Все силы ада брошены сейчас на разрушение нравственности. С европейской культурой, конечно, очень интересно познакомиться, но, к сожалению, в Европу редко едут люди, которые действительно глубоко знают культуру. Чаще впечатление производят внешние достижения европейской цивилизации: дороги, отели, комфорт. Между тем, «закат Европы», который Шпенглер заметил еще в начале XX века, сейчас становится очевидным.

Западное христианство: pro et contra. Экскурс в историю

Разделение христиан в Европе уходит корнями глубоко в историю. Малые общины, которые были созданы апостолами и получили административную структуру, стали формироваться в большие, крупные Церкви. Были заложены основные, так называемые «апостольские» кафедры – т. е. те, которые были основаны самими апостолами. Им давалось преимущество. Иерусалимская община, естественно, имела моральный приоритет перед всеми, поскольку Иерусалим – это место, где проповедовал Христос.

Второй по значению считалась Римская кафедра: Рим – столица империи, а кроме того – место проповеди и мученической кончины первоверховных апостолов Петра и Павла. Наиболее сильной и экономически развитой была община в Александрии Египетской. Египет – житница всего Средиземноморья, и египетская пшеница на галерах, на судах шла во все страны побережья Средиземного моря. Очень крупная община образовалась также на месте апостольской проповеди – в Дамаске, в Антиохии.

<232> Город, только в 330 г. объявленный столицей империи – Византий, названный Константинополем, т. е. «градом Константина» или «Царьградом», был самым молодым. Когда уже в V в. стали распределять места, конечно, первенство должно было принадлежать Иерусалиму. [104]104
  Надо сказать, что в Церкви, как и в военной среде, очень четко соблюдается иерархический порядок, и когда два священника в одинаковом ранге начинают рассуждать, кому из них первое, а кому – второе место на службе, они начинают выяснять: «Тебя когда рукополагали?» – «15 февраля. А тебя?» – «25–го» – «Значит, я старше!». Подобным образом поделили и кафедры.


[Закрыть]
Но от него камня на камне не осталось: после иудейской войны он был с римской пунктуальностью разрушен до основания – так, что плугом пропахали. Это была пустыня, засыпанная щебенкой. Все помнят то место из Евангелия, где читается, что «есть в Иерусалиме на овчей купели место, называемое по–еврейски Вифезда», и там источник, где был исцелен расслабленный, 38 лет лежавший. Этот источник сейчас находится где–то глубоко внизу, метров на 20 ниже поверхности земли. Потом на этом месте был город Элия Капитолина – уже чисто эллинистический город. Иерусалимская община собиралась в подполье, в пустыне, в маленьких городах и деревушках. Поэтому, ввиду такого упадка иерусалимской Церкви, первое место отведено было Риму. Со временем он, правда, несколько утратил свое значение, и его стал теснить Константинополь. Поэтому решили, что церковь Царьграда, – поскольку это царствующий град, – занимает второе место. Третье – самая богатая церковь, Александрийская. Четвертое место – столица малоазийского Востока, Антиохия. И только пятое место занимал Иерусалим, хотя признавалось, что это мать всех церквей и град священный.

Пятый век был уже временем торжества канонической системы. Но именно в этом столетии происходят события трагические для дальнейшего развития церковной жизни. В середине V в. полчища гуннов, вторгшиеся с восточных <233> равнин, прошли с огнем и мечом по странам Европы, завоевали Рим, дошли до северных берегов Африки, сметая следы старой цивилизации.

Водораздел между западным и восточным христианством пролегал по структуре государственно–политических образований. Деление империи на две части, которое было проведено в IV в., конфликт вокруг территории нынешних Болгарии и Сербии: в чью юрисдикцию она входит, в западную, Римскую или Византийскую, константинопольскую, – это был основной мотив. [105]105
  Позднее, когда конфликтной ситуацией на Балканах воспользовалось окрепшее мусульманское государство – Османская империя, – Балканы окончательно превратились в «пороховой погреб Европы». Македония, например, официально освободилась от турецкого ига только в 1913 г., а столкновения с турками продолжались и позднее. «Служишь, бывало, – рассказывал мне один старый священник, – на престоле лежат: Евангелие, крест, браунинг. Только запоют «Иже херувимы тайно образующе…», стоишь с воздетыми руками и вдруг видишь: в окне физиономия в феске. Мало ли, что ему надо? На всякий случай хватаешь браунинг, выпалишь несколько раз в окно, а потом опять – «всякое ныне житейское отложим попечение…» Да и между собой не все у них гладко. Недаром говорят: «Где два серба, там три партии».


[Закрыть]
Таким образом, определились две судьбы: одна – единая, развивающаяся, процветающая Византийская империя (хотя византийцы называли себя ромеями, считая, что это по–прежнему Римская империя), и другая – раздробленная на множество мелких княжеств Западная.

 Византия процветала, вызывая лютую зависть Рима. Это был целый конгломерат народов: греки, сирийцы, славяне. У них развивались и наука, и богословие, и архитектура, и живопись, – а Рим тем временем нищал, его грабили то одни, то другие варвары.

<234> Постепенно Запад и Восток становились чужими. Вслед за отчужденностью двух частей империи и Церкви возникла разница обычаев, а затем начались споры о вере. И так мало–помалу из этой общей ситуации возникла рознь между западной и восточной иерархией, которая закончилась открытым конфликтом в 1054 г., когда очень бестактный кардинал Гумберт (кстати, уже утративший свои полномочия, потому что папа Лев IX, давший ему эти полномочия, уже умер, а новый еще не был избран) вошел во время божественной службы в Софию и положил на престол грамоты с проклятиями дьявола и всех его приспешников во главе с патриархом Константинопольским. Произошел великий раскол, великая схизма, разделение Восточной и Западной Церквей. Мы говорим – отделение Западной Церкви от Восточной, католики говорят – отделение Восточной от Западной, и начинается уже вербальное несогласие. Во всяком случае это разница исторических путей, культуры, имущества, обычаев, причем обычаи зачастую имели местные корни при общем понимании существа дела. Этот тяжелый конфликт до сих пор является непреодолимым.

Сейчас почему–то думают, что Западная Европа вносит нам какой–то новый стиль и качество жизни. Появился даже термин «евроремонт». Когда строители обещают мне его сделать, я говорю: делайте лучше хорошо по–русски, как положено на Руси. В Древней Руси «культура быта» была выше, чем на Западе. Мои студенты всегда весело откликались на то сообщение, что Западная Европа узнала нижнее белье только после крестовых походов, – а до этого люди в массе своей прямо на голое тело надевали одежду из кожи – мехом вверх или вниз, смотря по обстоятельствам.

 В Париже до сих пор есть местечко Святой Женевьевы, покровительницы города, – Сен Женевьев де Буа [106]106
  Там русское кладбище, русский старческий дом. Очень интересно, что во время немецкой оккупации именно там был центр Сопротивления.


[Закрыть]
, – где висит табличка, что это поместье Анны Ярославны, <235> королевы Франции. Киевская княжна, попав в Европу, очень тосковала оттого, что в королевском замке было сыро и холодно. Русской печки, которая не только согревала, но и сушила помещение, не было, – был только камин, который давал тепло лишь тогда, когда в нем пылало пламя. К стенам вообще было страшно подойти – они дышали холодом, поэтому их завешивали шкурами или, позднее, произведениями искусства, которыми теперь дорожат музеи: ткаными коврами, шпалерами. Окна маленькие, из «бутылочного» стекла, а то тоже шкурой завешены. Помыться в замке было негде, бани они не знали. Хорошо, летом речка есть, а зимой даже королеве подавали только тазик и кувшин холодной воды. [107]107
  В Англии до сих пор, если вы живете в старом доме, то никакого душа там нет, нужно умываться из тазика. Есть водопровод, но раковина такая маленькая, что в нее можно поместить только руки и потом обтереть лицо, – а чтобы по–русски попариться, а потом окатиться холодной водой, – такое можно найти только в современных саунах.


[Закрыть]

Движение крестовых походов началось в XI в. Первый из них оказался более–менее успешным: был взят Иерусалим. Но уже со второго похода крестоносцы стали терпеть поражение, и постепенно это явление, которое послужило пробуждению Европы, перешло в область разбойничью. Четвертый поход – в 1204–1207 гг. до Святой Земли не дошел. Его финансировали генуэзцы в интересах уничтожения торгового соперника – Константинополя. И крестоносцы, христианские рыцари с крестом на плече, ворвались в Константинополь, резали население, разворовали все, что только было можно, крали не только ценности, но и святыни. Известная Туринская плащаница, которая признается – с уверенностью 97% – как подлинная ткань, в которую было завернуто тело распятого Господа Иисуса Христа, – попала в Турин из Константинополя именно в результате крестовых походов. Даже такая деталь: в константинопольской Софии престол был сделан из чистого золота и <236> украшен камнями, представляя собой необыкновенно эффектное произведение искусства. Солнечные лучи падали на него таким образом, что в течение всего дня горели гранями драгоценные камни. И вот этот престол разбили на кусочки и растащили по карманам. Естественно, можно представить, каково после этого было отношение восточных христиан – вообще восточных народов (в это время уже полностью сформировалось мусульманство) – к Западу, когда они вспоминали о том, как рыцари «освобождали» Святую Землю.

Вскользь замечу, что фантом Римской империи владеет европейскими умами до сих пор. [108]108
  В XVI в. существовала Священная Римская империя с центром в Вене, и австрийский король считал себя римским императором. Павлу I предлагали титул «кесаря» Священной Римской империи. В XX в. Гитлер создавал Третью Священную Римскую империю – «Третий Рейх». Но за этим фантомом не всегда были реалии. В настоящее время ООН выдвинула программу: «Глобализация и устойчивое развитие». Я на одном международном форуме спросил: «О какой глобализации вы мечтаете? Была глобальная по своему времени Римская империя, были попытки Бонапарта, Бисмарка и некоторых других деятелей, была Российская империя – отличная от западных, но все же глобальная, был Третий Рейх, были тоталитарные режимы – в том числе, у нас. Какую из форм глобализации вы предлагаете?» Никто мне не ответил и не ответит никогда.


[Закрыть]
В IX в. в качестве императора Священной Римской империи был коронован Карл Великий. Он, конечно, подчинил себе и объединил Европу, но уже его дети поссорились между собой, Франция откололась, в Германии появились свои короли. Европа вновь стала тем «лоскутным одеялом», о котором часто говорят в истории. [109]109
  В советское время нашей политической дискуссии мы частенько говорили: «Ну, что вы так нервничаете по поводу разделения Германии? Никогда Германия объединенной не была. Кто ее объединил? Кайзер с Бисмарком, да Гитлер. А Германия всегда представляла собой союз свободных государств». Помню одну из забавных историй, происходивших лет 20 тому назад: Бундестаг вынес решение отменить пфенниг. Это была крохотная монетка, покрытая легкой бронзовой амальгамой, стиравшейся через несколько дней. Производство этой монеты было дороже, чем ее покупательная способность. И вот, в Швабии (город Штутгардт, один из культурных центров, кстати, с огромными подземными архивами, ни пулей, ни бомбой не пробиваемыми) швабы заявили: «Как это так – жить без копейки? Это же невозможно! Это же целый пфенниг!» И что если Бундестаг примет такое решение, они выйдут из федерации. Тем не менее, Германия объединилась.


[Закрыть]
Борьба королей, местных правителей за престол <237> Римской империи ослабляла их. Период с X по XV в. был временем, когда делались попытки воссоздать священную Римскую империю германской нации – чему, естественно, противостоял Рим в лице своего епископа.

В постоянной удельной вражде римский епископ как глава единственной апостольской кафедры приобретает особое значение. Сравните: сколько кафедр на Востоке – а на всю Западную Европу единственная апостольская кафедра – Рим. Естественно, это был непререкаемый авторитет. И надо сказать, что этот авторитет очень умело использовался. Когда впоследствии в XI в. поссорились папа и германский император, спор кончился тем, что император пришел просить прощения у папы, из Германии через Альпы, – где впоследствии проходил Суворов, – зимой, по снегу шел в сандалиях, босой, а его жену с ребенком тащили завернутыми в шкуры, потому что они не могли идти, – в Италию, где в Каноссе в замке сидел папа, и тот с ним через окошечко поговорил и возвратил ему императорскую корону. Этот эпизод показывает, до какого градуса поднялся авторитет римского епископа. Так началась борьба между немецкими князьями–епископами и той римской знатью, которая носит титулы еще со времен Римской империи – эта борьба продолжается до сих пор.

<238> Надо отметить, что в Европе, особенно в Центральной, очень часто епископ был одновременно и ленным владельцем, феодалом. Отчасти это было обусловлено правом землевладения: старший сын феодала получал все, младшим оставалось либо делать церковную карьеру, либо идти в разбойники.

Мы, православные епископы, носим на груди панагию – икону с изображением Божией матери или крест, на Западе епископ отличается тем, что на предпоследнем пальце правой руки носит перстень. Перстень – это не священный знак, это знак землевладения. При посвящении в епископы из Рима ему посылают так называемый паллиум (часть облачения, близкая к той, которую мы называем омофором – символически изображающую найденную заблудшую овцу, которую Добрый Пастырь несет на своих плечах), а курфюрст или король вручал ему перстень как право владения собственностью. Затем ему вручались также перчатки – как знак рыцарского достоинства, а остальное все было делом его политики. И как описывают современники, в те годы епископа гораздо чаще можно было видеть на полях сражения за свои земли или за травлей зайцев – такая богатырская потеха была – нежели в храме за богослужением.

Очень давно, когда я занимался историей Западной Церкви, в одной из хроник мне довелось вычитать такую забавную фразу: один епископ пишет другому: «Недавно прочитал Библию. Очень занятная вещь, но, к сожалению, там очень много против нас».

Создание Священной Римской империи германской нации означало онемечивание всех соседних областей и народов, которые так или иначе входили в эту империю. Первой жертвой были славяне: чехи, моравы, австрийцы, народы жившие по течению реки Дунай. Напомню, что когда в IX в. равноапостольные братья Кирилл и Мефодий принесли славянам первые переводные книги, – в Риме возникло мощное движение протеста, которое мы называем триязычной ересью. Там говорили, что Священное Писание может быть только на еврейском, греческом и латинском языках. И когда святитель Мефодий был назначен епископом в Моравию, <239> ему запрещено было употреблять для богослужения его славянские переводы. На юге Баварии есть город Констанс. В нем томился в заключении святитель Мефодий, претерпевая жесточайшую болезнь, находясь в сыром подвале; его водили по городу, всячески позорили – поэтому его нужно было бы считать не равноапостольным, как мы поминаем, а священномучеником и исповедником. Но что поделаешь? Моравия входила в систему юрисдикции римского престола. Восток, как бы ни хотел, ничего не мог сделать. Кирилл так и умер в Риме, Мефодий тоже, потом его святые останки были частично переданы восточной Церкви.

Чехов немецкая администрация подавила почти полностью. Постепенно начал созревать протест. В первые годы XV века Ян Гус в так называемой Вифлеемской часовне (это большое здание в Праге), где он был священником, начинает проповедь за возрождение славянского языка, культуры, исконных славянских ценностей. У нас есть великолепное исследование по истории гуситского движения, написанное на рубеже XIX – XX вв. профессором Петербургской Академии Пальмовым, которое заканчивается словами: «Если и искать нам святых на Западе, то первым из них должен быть назван Ян Гус». [110]110
  Самая первая моя лекция в Московской Духовной Академии была посвящена Яну Гусу. Позднее именно в Пражском университете я получил вторую свою докторскую степень.


[Закрыть]
Гус был сожжен в центре Праги на Старомястской площади. На том самом месте, где он был сожжен, выложены из белого камня кресты. Но его мученическая кровь пролилась не зря, потому что вскоре поднялось мощное повстанческое движение, которое возглавили его последователи – в частности, Ян Жижка, – и, как сказано в летописи: «По доброй старой чешской традиции немцев выбросили из окна ратуши на поднятые копья». Разные, конечно, бывают традиции…

Огромной кровью было подавлено это славянское движение. Интересно, что до сих пор в Чехии показывают маленькие пещеры, где скрывались славянские подвижники.

<240> Но и в самой Германии протест становится все более и более заметным. И в этом сыграло свою роль уже научное движение. Знаменитый Эразм Роттердамский, которого мы больше знаем по памфлету «Похвальное слово глупости», и его современник, тоже богослов, Рейхлин ставят вопрос о переводе Библии с латинского на немецкий. Постепенно немецкие священники и монахи начинают задумываться о пути, по которому их ведут, осознают, что Западная Церковь находится в глубоком кризисе, приближаясь к катастрофе. Постепенно начинается изучение Святых Отцов, в их творениях находят противоречия с действующей церковной каноникой и практикой.

В 1517 г. в Вюртенберге (в южной Саксонии) монах Мартин Лютер на дверях собора прибивает большой лист грубой серой бумаги, на которой написано: «Я, монах Мартин, выступаю с 95–ю пунктами протеста, в которых обвиняю епископов и самого папу в злоупотреблениях властью, в том, что они скрывают правду Божию, записанную в Библии, от народа, в том, что они ведут себя неподобающим образом, в том, что Церковь отошла от заветов Христа, и вызываю каждого, кто хочет со мной спорить, на открытый диспут». Надо сказать, что диспуты были тогда в большой моде, существует очень много анекдотов о том, как они проходили и о чем там спорили. Частенько, как это бывает и в некоторых парламентах цивилизованных стран, кончались дракой, – поэтому диспутантов сажали за решетку. Ставили две кафедры и между ними было некоторое пространство, чтобы можно было размахивать кулаками. Воду, чтобы плеснуть в лицо своему оппоненту, тогда не ставили, – во всяком случае, дальше словесной брани их не пускали – и это было разумно.

Против Лютера выступил епископ, конечно, князь, – фон Экк. Убедить друг друга им не удалось, но для народа было ясно, что высокомерный, заносчивый князь Церкви говорит то, что никому не нужно и не понятно, а Лютер – то, что близко каждому. Кроме того, про Лютера говорили, что он – «веселый малый, хорошо знает богословие и <241> превосходно играет на лютне». Лютера по докладу в Рим объявляют вне закона, – и тогда курфюрст Саксонский прячет его в своем замке, где Лютер пишет, пишет, пишет – дни и ночи на пролет; сам режет доски и сам на этих досках прокатывает листовки – так называемые «пастилы», в которых объясняет смысл Библии, призывает к нравственному возрождению, – потом рассылает эти пастилы по приходам. Словом, все как в революцию. В замке Вартбург есть комната, где на столе лежит древняя Библия, и дощечка по–немецки: «Здесь родился твой язык». Немецкий стал уже не языком простонародья и торговой площади, а языком культуры – через Мартина Лютера, так как он перевел Библию и дал ее в руки своим согражданам. Обстановка в комнате аскетическая, мебель только простая деревянная. Там также показывают чернильное пятно на стене, про которое говорят, что дьявол мешал Лютеру работать, а тот, человек темпераментный, запустил в него чернильницей. Некоторые злые языки также утверждают, что пятно время от времени подновляют, – не знаю, правда ли, но так говорят. Во всяком случае, Лютер сделал свое дело.

После этого началась религиозная война. Некоторые князья Церкви, епископы, приняли призыв Лютера, и, для того, чтобы сохранить свое феодальное имущество, земли, переходили к нему целиком, со всей епархией. Образовались два блока: католическая лига, в которую входил император, некоторые курфюрсты, князья, и римский папа, – и так называемые «протестанты» – т. е. князья, которые поддерживали Лютера, во главе с курфюрстом Саксонским Фридрихом Мудрым. Германия трижды переходила из рук в руки, фронт между этими воюющими сторонами трижды перемещался. Естественно, что в этой войне гибли люди, разрушались города, поселки, обе стороны яростно уничтожали друг друга. В конце концов в 1555 г., т. е. после сорока лет беспрерывных военных действий, религиозной гражданской войны, было заключено соглашение – Аугсбургский религиозный мир. Но этот мир был недолгим. Было такое правило: чья земля, того и вера. Поэтому, если князь католик, <242> а его подданные – протестанты, начинается внутреннее угнетение – и наоборот.

Почти одновременно с Лютером в Женеве выступил католический священник Ульрих Цвингли – тоже с требованием реформ Католической Церкви. Он сам возглавил повстанческую армию и в одном из сражений был убит. Цвингли является основоположником реформатской Церкви Швейцарии. Чуть позже реформатов возглавил Жан Кальвин, и его последователи пошли еще дальше, чем Лютер. Лютер был все–таки монах и ему близки были какие–то духовные ценности, Кальвин был юрист, холодный человек, который начал со смертной казни всех своих политических противников. Кальвинисты, которые во Франции получили название «гугеноты», первыми подверглись жестокому преследованию и бежали в Соединенные Штаты.

Параллельно с континентальной Европой в 1534 г. произошла реформа и в Англии – по весьма пикантному поводу. Король Генрих VIII задумал жениться, а епископ Кентерберийский ему не разрешил. Значит, надо было избавиться от епископа, а заодно и от всех тех правил, которые он соблюдает. Таким образом произошла сравнительно мягкая реформа Католической Церкви в Англии. Но у реформы был вдохновитель – государственный советник Кромвель, который для ее утверждения провел кровопролитную «чистку» как светского, так и духовного компонента на Британских островах. До сих пор вы можете встретить в Англии – на великолепной гладкой, чистой, зеленой площадке среди газонов зубцы стен какого–нибудь старинного здания. «А здесь – говорят, – было аббатство, но при Кромвеле его разрушили». И с тех пор они берегут стены.

Всего в течение 200 лет Европа находилась в состоянии беспрерывных местных войн. В ход шли уже и пороховые заряды, экономика была полностью разрушена, но в конце концов было достигнуто какое–то соглашение: пол–Европы стало протестантской, пол–Европы – католической. В Южной Европе преобладали католики, в северной – протестанты.

<243>

 Современное состояние

В настоящее время церковная жизнь на Западе является более общественной, чем религиозной. Среди духовенства и епископата, конечно, есть искренне верующие люди, бывает очень хорошая атмосфера на приходах, но вместе с тем общий уровень там занижен – и в сохранении принципиальных основ, и в сопротивлении тем конъюнктурам, которые теперь диктует современность.

В ходе нашей международной работы мы вели диалог и с лютеранами, и с реформатами, и с англиканской Церковью, и, – более ограниченно и более сурово – с католиками. С католиками было сложнее всего. В одном очень интересном памятнике древнерусской письменности – «Слове Феодосия Великого к великому князю Мстиславу» – есть такая пламенная строка: «Всех народов поганейшие и злейшие суть латиняне папежницы, зане поганых блющúся можно, а латинян – невозможно». Надо сказать, что она достаточно метко их характеризует. И в наше время многие интриги: политические, военные, коммерческие – имеют корень в Ватикане.

Ватикан – это маленькое государство, расположенное на 43–х гектарах, образованное в 1870 г. Италия тогда раздиралась междоусобной борьбой отдельных князей, феодалов, торговых домов. Она была неоднократно завоевана то французами, то австрийцами, то еще кем–то. И вот в первой половине XIX в. поднимается национально–освободительная война, которая закончилась провозглашением итальянского королевства. По договору между итальянским королем Виктором Эммануилом и римским епископом в центре Рима выделяется 43 гектара для суверенного государства. Глава этого государства – действующий римский епископ. Там есть все атрибуты государства, есть свой дипломатический корпус. Государственная граница не охраняется, туда можно пройти.

Центр этого государства представляет собор святого Петра. Это почитаемое место погребения апостола Петра. Недавно были найдены научные подтверждения, что это <244> действительно подлинное место. Центр католической церкви и есть этот собор. Он очень величественный, но чувствуешь себя в нем как–то одиноко и неуютно – огромное каменное здание со множеством алтарей, статуй, скульптур. [111]111
  В католическом храме, конечно, чувствуешь себя, как в храме, – особенно где–нибудь в маленькой тихой церквушке. Но что мне органически чуждо – это баварские церкви, с их невероятной пышностью и обилием тяжелой плоти. Не знаешь, то ли ты в храме, то ли на балу каких–то роскошных, упитанных людей: такие разрумяненные мученики, что любо–дорого посмотреть, многопудовые «бесплотные ангелы», царственные дородные подвижницы, не совсем плотно одетые в свои одежды. Впрочем это можно встретить не только в Баварии. Был я недавно в Малаге, в Испании, – там это свойство достигло апогея: не знаешь, то ли молиться, то ли уйти от греха подальше, чтобы не искушаться.


[Закрыть]
А еще там есть маленькое окошечко, – можно даже сказать, форточка, – откуда Папа благословляет народ. На туристов и паломников это производит колоссальное впечатление.

Советский Союз не имел дипломатических отношений с Ватиканом, а когда началась перестройка, Россия аккредитовала там своего посла, они же имеют у нас апостольского представителя – в ранге не посла, а администратора всех католических приходов, которые есть на нашей территории – и в Москве, и в Петербурге, и в других городах.

Как только заколебалась Советская власть, к нам хлынул поток католических миссионеров, и началось то, что было канонически недопустимо: учреждение епископских кафедр на территории России. Но иезуиты и раньше проникли в Новосибирск – там они работают уже лет тридцать, захватив Сибирское отделение Академии наук. Новосибирск – город молодой, там была всего одна православная церковь и православное сознание было не особенно крепким, – поэтому им легко удалось расшатать его, а следом за ними туда хлынули и другие миссионеры: иеговисты, кришнаиты и прочие. Политически им возразить трудно, <245> поскольку у нас очень много католиков: переселенцы с Западной Украины, поляки, немцы Поволжья – и мы не против тех, кто исторически исповедует католическую конфессию, – но мы против «душехватства», прозелитизма, и по этому поводу мы неоднократно делали заявления Ватикану.

Помню, кардинал Виллебрандс, – очень умный, тонкий человек, – пригласил меня, чтобы выразить протест: в Цюрихе наш епископ рукоположил какого–то дьякона для итальянского прихода. Я выслушал его, а потом сказал: «Ваше Высокопреосвященство! Подумайте, какое страшное нарушение канонов сделал епископ Серафим! В могучей Италии, где находится центр великой Католической Церкви, где сам Святой Отец благословляет всех, где Вы, Ваше Высокопреосвященство, возглавляете комитет по христианскому единству, объединяя все конфессии, – и вдруг – появляется дьякон, может быть, даже не итальянец, а марокканец!…» И рассказал ему эпизод из практики знаменитого адвоката Кони: однажды, сидя в трактире с друзьями, он просматривал газеты и прочитал, что состоится суд над старухой из богадельни, которая украла чайник. Кони взялся ее защищать, заключив пари с друзьями, что решит этот процесс за полторы минуты. Речь свою он начал так: «Господа присяжные заседатели! Велика Россия. Прошли над ней орды монголов, – и она устояла. Пришел Наполеон Бонапарт с армией двенадцати языков – выстояла Россия. Старуха украла чайник – пропала Россия!» Суд присяжных оправдал старуху. Точно так же и здесь: влиятельнейший член кардинальского конклава – и ставит вопрос о том, что в каком–то маленьком городишке на севере Италии появился дьякон – причем даже не итальянец по рождению. «И не стыдно вам – думал я про себя, – сами–то как у нас шуруете со своими епископами и миссионерами! Какие после этого могут быть разговоры!»

Мне не раз приходилось бывать в Риме. Вспоминаю одну недавнюю конференцию. Все было понятно, все было очень хорошо. Потом была аудиенция у Папы. Говорили по комплексу вопросов, по которым у нас уже ведется разговор в последние десятилетия – прежде всего, о прозелитизме. <246> Мы дружески расстались, а через неделю последовал указ Папы о том, что на территории России образуются четыре новые католические епархии.

Был у меня пикантный момент, когда в Москву приехал генерал ордена иезуитов. На службе смотрю – подходит к Евангелию. Что ж, думаю – иди, ладно. Потом подходит ко мне под благословение. Что же – он – священник, я – епископ, я его благословляю. Целует руку – на, пожалуйста, целуй. Конечно, здесь девять десятых политики, но, встречаясь, мы в глотку друг другу не вцепляемся – просто отстаиваем позиции.

Однако на уровне личных контактов со многими католиками у меня сложились самые добрые отношения – например, с мэром Флоренции, коммунистом Ла Пира, который имел келью в монастыре святого Марка. Когда он умер, мы с кардиналом Че служили по нему панихиду, я привез православную икону, поставил к нему на могилу. Потом побывал в монастыре, где находятся знаменитые фрески Фра Анжелико. [112]112
  Манерой он очень похож на нашего преподобного Андрея Рублева, без того, что раздражает в более поздней возрожденческой, ренесссансной живописи Запада.


[Закрыть]

Во Франции, помимо Католической, есть еще Галликанская Церковь, от нее относительно независимая. В 40–е годы в этой Церкви была большая тяга к нам: они хотели принять Православие, сохранив свои обряды, но наши их тогда оттолкнули. По душе они люди очень хорошие, славные, но сами не знают, что им нужно: Православия они не понимают, хотя и католиками быть не желают. Они говорят, что хотят восстановить древнюю Церковь, но для нас это неприемлемо: либо надо быть православным, либо – будь чем хочешь. Но на личном уровне мы довольно много общались. Есть там такой епископ Герман – мы с ним иногда обмениваемся поздравлениями.

Лютеране сохраняют некоторые ценности Древней Церкви, в частности, литургию. Она у них проходит по–своему, <247> мы не можем принимать в ней участие – как и в католической, хотя лютеране пошли еще дальше католиков, но все–таки это литургия. Бывает очень пикантное положение, когда вы сидите в большом собрании, – положим, на стадионе, – и там, на зеленом лугу совершается богослужение, а затем по рядам пускают и кувшин с благословленным вином и глиняную чашу с облатками, которые сразу растворяются на языке (я попробовал одну, но неосвященную – купил в магазине, так что в их литургии я не участвовал): пресное тесто, соль, вода и мука, на ней штамп–крестик. Вы берете эту глиняную чашу, должны взять оттуда облатку и передать чашу соседу, а потом взять кувшин, который держит какой–то ассистент, – он наливает вам стаканчик, и вы должны выпить. Мы обычно сидим, вежливо кланяемся, и просим передать дальше.

Кроме того, они считают необходимой преемственность рукоположения. Ганса рукоположил Фридрих, Фридриха – Адольф, Адольфа – Роберт, и так далее. Они – так же как и католики, так же, как и мы – берегут свою духовную родословную.

У них есть прекрасно оборудованные больницы, так называемые хосписы, где ухаживают за безнадежно больными людьми. Отношение к семье, к браку у них очень высокое, – поэтому те связи, которые у нас сложились в прошлые десятилетия с лютеранской средой, не только бесконфликтны, но даже дружественны. Лютеране, так же как и мы, страдают от фундаменталистов – крайних сектантов, которые врываются в храмы, что–то проповедуют, разлагая дисциплину. Европа подвержена этому, может быть, в меньшей степени, чем Россия, но там они тоже есть.

Мы сейчас все находимся под гипнозом американской экономики, американской материальной культуры [113]113
  Еще в советское время нашему знаменитому пианисту, Святославу Рихтеру, во время гастролей в Америке предложили остаться на Западе. При любом ответе это была очень опасная для него ситуация, но он легко вышел из положения. «Вы знаете, – сказал он, – я сегодня на завтрак попросил яйцо всмятку. Мне ответили, что не могут его сварить, потому что на кухне сломался компьютер. Извините меня, но я не могу жить в стране, где без компьютера не умеют сварить яйцо». И не обидел никого, и в то же время отказался.


[Закрыть]
, <248> американской агрессивной политики – будь она неладна! Но Америка – это излом мировоззрения эгоистического, разбойного – и библейского. Библия есть в каждом американском доме. На Библии клянется президент, без Библии ни один американец существовать не может. В каждой гостинице, в самом захудалом номере обязательно лежит Библия. [114]114
  В прежнее время советский человек страшно удивлялся, находя у себя в тумбочке Библию. Вывезти ее, к сожалению, было нельзя: за это можно было получить срок. Некоторые просили нас, священнослужителей – благо нас на этот предмет таможня не обыскивала, – что мы и делали. Наши советские работники, дипломаты, находясь там за границей, среди обилия изданий Библии, не имели возможности ее купить. Поэтому нам приходилось ее им дарить – и там, и здесь, когда они уже пересекали границу. Были случаи в моей практике, когда рассказывал какой–нибудь ответственный торговый работник, что там за границей держал дома Библию по секрету от всех, а возвращаясь обратно, думал: взять, не взять? А вдруг досмотрят багаж? Лучше не буду рисковать, оставлю.


[Закрыть]
Всевозможные христианские и околохристианские, религиозные, псевдорелигиозные и просто социальные образования обязательно в обиходе имеют Библию. Собрание журналистов, с которым мне не раз приходилось общаться, начинает работу с «библейского часа». Правда, продолжается этот «час» минут семь–пятнадцать, но тем не менее называется именно «библейский час». Он распространен у всех протестантов и основан на популяризации библейских сюжетов. Помню, как–то мне пришлось видеть, как голландский пастор вел занятия, имея перед собой несколько <249> кукол, изображавших библейские персонажи, показом которых он сопровождал свой рассказ. Мне впервые вести такой библейский час пришлось в Германии. Я подготовился, прочитал все, что мог, но надо было чем–то привлечь аудиторию. Тогда я сказал: «Если бы Христос жил в наши дни, он, несомненно, набрал бы себе учеников из журналистов». Вижу, слушатели заинтересовались: почему? «Потому, – сказал я, – что журналисты имеют опыт коммуникации, а кроме того, Христос ведь всегда старался общаться с людьми самыми негодными и порочными». [115]115
  Покойный Андрей Алексеевич Борисяк говорил о журналистах: «Да что им надо? Обедом их накормили, да еще и на извозчика дали». Средства массовой информации вечно ищут «жареного». Говорят: написать, что собака укусила священника – никому не интересно, а вот если священник укусил собаку!…


[Закрыть]
И сразу я стал своим.

Без Библии день не начинается и не заканчивается – вечером в семейном кругу отец семейства достает старую, еще дедовскую Библию, читает, после чего все говорят «Спокойной ночи!» и расходятся спать. Библия создала деловую Америку. Это – один тезис.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю