Текст книги "аа"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Поджав губы, он ждет.

Провожу урок топологии. Показываю, как разглядеть сплющенные тетраэдры. Объясняю, что на самом деле пространство вокруг одного – это внутренняя часть других, и именно там пролегает четвертое измерение.

Он говорит, что знает. Во сне так все и было. И добавляет, что не рассказал мне все до конца.

* * *

Четвертый, и последний, день обучения подходит к концу, и от моей девушки на туалетной бумаге осталась лишь голова. Еще сверху бант и улыбка. Она висит вверх тормашками, и я переворачиваю ее как надо. Сегодня у нее новая реплика: «Видите, дамы? Вот что бывает, когда не умеете ставить границы!» Вытерев руки, я снова отматываю бумажное полотенце. В этот раз сворачиваю его конец уголком, как делают с туалетной бумагой в гостиницах.

Мой путь к выходу лежит мимо одной из огромных переговорных. Дверь открыта. Из огромного окна во всю стену открывается вид на город. В комнате никого нет, и я захожу – хочу оглядеться. Мы на одиннадцатом этаже, и видно все по ту сторону реки. Видно, как шоссе ведет к съезду с трассы, к моему дому.

Я вздрагиваю, услышав позади себя:

– В этой сфере трудно найти по‑настоящему компетентных женщин.

Оборачиваюсь и вижу нашего инструктора. На расстоянии вытянутой руки. Должно быть, он принял меня за кого‑то другого. По местным стандартам я, вероятно, наименее компетентный новый сотрудник.

– Простите. Не хотел вас пугать. – Он жестом показывает на окно. – Неплохой вид, правда?

Киваю и обхожу его, замечая:

– Отсюда видно мой дом.

– Да, отсюда многое видно.

Должно быть, он подходит еще ближе: на шее ощущается жар его влажного дыхания.

Теперь я боюсь повернуться. Может, разыгралось воображение. Может, он просто пытается заглянуть мне через плечо, увидеть, куда же я показывала. Не обращать внимания – выдумала или не выдумала, – и все пройдет… пройдет же?

Я не могу пошевелиться.

При каждом его выдохе чувствую горячее дыхание.

Пялюсь на реку. Смотрю, как на светофоре проезжают машины.

Дыхание обжигает мне шею.

Пошевелиться не могу.

– Думаю, завтра мы с вами увидимся, – говорит он.

Я умудряюсь кивнуть в ответ и понимаю, что никто больше не дышит мне в шею. Отсчитываю минуту и только потом снова поворачиваюсь.

* * *

Почти полночь, мы не можем заснуть. Кайл, свернувшись в кровати калачиком, демонстрирует мне спину, пряча свою обиду и эрекцию. Мы уже две недели не занимались любовью. Не трахались. Не совокуплялись. Без разницы, как называть.

Я сбрасываю одеяло, сажусь на край кровати. Кайл включает свет и говорит, что не понимает.

– Что он с тобой сделал, Джейн? Что сделал с тобой этот козел?

Так странно, когда Кайл называет меня по имени. Не знаю почему. Козел, о котором идет речь, – мой бывший – всегда говорил «милая». Раньше я считала такое обращение изюминкой, а теперь склоняюсь, что не была самой собой. Я была «милая».

– Извини. Все дело в работе. Я устала.

– Не надо врать, – реагирует он.

Я вздрагиваю при этих словах – подсознательная реакция – и выдаю себя с головой.

– Ты думаешь, я способен сделать тебе больно? – С таким выражением лица, что я снова вздрагиваю.

– Я серьезно. – Слышу его слова. – Поговори со мной.

– Ненавижу свою работу, – реагирую я.

– Но дело не в ней.

– Честно. Ненавижу ее. Жалею, что диссертацию так и не написала.

– Я тебе не рассказал, чем закончился вчерашний сон, – вздыхает Кайл.

– Рассказал. Ты нашел четвертое измерение, – напоминаю я. – Знаешь, а я ведь собиралась разрабатывать теорию размерности. А теперь, черт возьми, чтобы заработать на жизнь, забиваю в базы данных всякую фигню.

– Это еще не все, – перебивает он.

Я смотрю Кайлу в глаза.

– Прости. Прости, у тебя была тяжелая неделя, новая работа.

– За что извиняться? Твоей вины здесь нет.

– Знаю.

– Такое ощущение, что моя карьера уже закончилась. А мне ведь еще нет и тридцати. Не понимаю, что творится в моей жизни.

– Никто не понимает. Никто.

– Тогда в чем, в конце концов, смысл?

– А он так нужен?

– Ладно, расскажи, чем все закончилось в твоем сне.

Я устраиваюсь на кровати, поджав ноги, лицом к Кайлу. Он теперь сидит прямо, откинувшись на переднюю спинку кровати.

– Как я уже говорил, мне снилась ты. Но чтобы до тебя добраться, нужно было отыскать четвертое измерение.

Кайл смотрит на меня в упор.

Я стягиваю через голову футболку и швыряю ее в сторону.

– Дальше.

– Я нарисовал на песке эти линии, а потом проскользнул в какое‑то другое место. И там была ты. Но… ты была лысая. Совсем без волос. И без одежды.

– Почему ты не уходишь? – задаю я вопрос. – Почему ты меня терпишь?

– Мне хочется. И знаешь, не думаю, что в жизни хотел чего‑нибудь больше. А ты почему со мной, Джейн? Почему ты меня терпишь?

Я встаю на колени и стягиваю белье.

– Это что еще такое? – недоумевает Кайл.

Я и правда не понимаю, почему или как это происходит, но в груди снова появляется смятенное, тревожное чувство. Будто сейчас разрыдаюсь. Но я сдерживаюсь. Руки холодные, онемевшие. Губы трясутся, голос дрожит.

– Расскажи мне свой сон до конца.

Кайл хватает одеяла и накидывает их на мои плечи. Секунду поедает взглядом грудь, потом укутывает меня, скрывая ее от взора.

– У тебя в руке был нож. С огромным острым лезвием. Думаю, ты им отрезала волосы: их ты держала в другой руке. Ты вложила волосы мне в ладонь. Сказала: «Подержи пока» и сомкнула мои пальцы. Потом отошла, взобралась на скалу. Встала на плоскую вершину, развернулась и посмотрела на живот, потерла его пальцами. А нож держала в другой руке. Ты занесла лезвие, и я спросил, что ты делаешь. А ты ответила, что этому нужно положить конец и другого способа нет.

Я сбросила одеяло с плеч.

– Чему нужно положить конец?

Кайл уже не выглядит сонно и раздраженно. Он вытянулся в струну и больше не опирается на спинку кровати, а так пристально рассматривает мое лицо, что я могу бросить на него лишь мимолетный взгляд; на большее не хватает сил. Эти его зеленые глаза… это уже слишком.

– Я не смог вовремя до тебя добраться.

Протягивает руку и чертит линию от середины моего живота вниз.

– Ты вонзила нож в живот, разрезала себя пополам, и твои внутренности – твои кишки – взяли и вывалились на скалу.

– Я бы так никогда не поступила.

– Во сне так и было.

Мои глаза горят, и скоро веки настолько отяжелеют от слез, что не смогут их сдержать. Я втягиваю воздух, задерживаю дыхание и считаю до десяти. Медленно выдыхаю, но каждый выдох дрожит больше, чем предыдущий.

– Я отвернулся, – продолжал Кайл, – но ты приказала смотреть. Ты всегда хотела узнать, что же внутри.

Кайл рукой за подбородок разворачивает к себе мое лицо, избегать его взгляда уже не получается. И глаза. Их уголки тоже покраснели.

– Потом ты выронила нож и упала на землю. Словно скомканная бумажка.

Тони Либхард Брачный зов

Белки готовятся к зиме месяцами; собирают орехи и распихивают по тайникам в надежде, что припасов хватит до весны. К несчастью, порой они забывают, где запрятан ценный провиант. Изредка даже самые смышленые и трудолюбивые особи умирают от голода.

Все их усилия идут прахом.

Я сижу на экзамене по поведению животных и, раз за разом перечитывая последний вопрос, всей душой понимаю, что чувствуют несчастные грызуны перед смертью.

Две недели я штудировал конспекты, зубрил карточки и ходил на семинары. И все же один‑единственный вопрос поставил меня в тупик. Вопрос, который оценивается в десять пунктов из ста. Десять процентов от общего балла за этот клятый экзамен. Пресловутая разница между «А» и «В», которая вполне может испортить мне средний балл и закрыть дорогу в ветеринарную академию.

«Опишите брачное поведение синежаберников».

На остальные вопросы я уже ответил. А теперь сижу и пялюсь на часы, пытаясь вспомнить хоть что‑нибудь из ихтиологии. За полсеместра мы прошли тонны материала, но доктору Пенну приспичило выбрать тему, которой даже нет в презентациях. Смутно помню, как на одном занятии его занесло в постороннюю болтовню о синежаберниках.

По‑моему, зря я не стал конспектировать эти разглагольствования. Когда экзаменатор называет себя «аквамен», странно не понимать, что как минимум один вопрос будет о подводном мире.

Правда, конспект меня бы тоже не спас. Вряд ли я прочел бы его накануне: времени едва хватало на основной материал, не говоря уж о бредовых измышлениях несостоявшегося ветеринара.

И зачем только я нашел этот чертов телефон?

* * *

Вчерашний день полностью расписан в моем ежедневнике. С восьми до десяти утра матанализ; с десяти до двенадцати курсовая; с двенадцати до тринадцати обед; с тринадцати до пятнадцати экология позвоночных животных; с пятнадцати до полуночи подготовка к роковому испытанию. Вечером перерыв на час – как президент Клуба будущих ветеринаров я выгуливаю собак из приюта «Общества защиты животных».

Почему‑то занятие по экологии позвоночных закончилось раньше, и в моем графике появилось «окошко». Я побрел домой вздремнуть, засыпая на ходу. У факультета общественных наук откуда‑то из живой изгороди послышалась музыка – искаженная, но узнаваемая запись песни «Кареглазка» Вана Моррисона.

Пытаясь понять, откуда идет звук, я заглянул под сосны. Вскоре музыка смолкла, но тут среди шишек блеснул розовый металлический корпус мобильника. Я взял его в руки, и сенсорный экран включился.

На заставке, в окружении анимированных сердечек, красовалась надпись «телефон Лекси».

У Лекси было восемь пропущенных звонков и двадцать новых сообщений.

Пока я пытался сообразить, как разблокировать экран, телефон завибрировал. От неожиданности я чуть не выпустил его из рук.

Снова «Кареглазка». И сообщение «Входящий звонок… Ванесса».

Я хотел отклонить вызов, но ошибся кнопкой и случайно ответил.

– О боже, – сказала незнакомая девушка. – Ну наконец‑то! Что, так сильно вчера перебрала? Лекси?

– Это не Лекси, – сказал я.

– Прошу прощения. Я, наверное, ошиблась номером.

– Нет. Это телефон Лекси.

– Тогда дай ей трубку.

– К сожалению, не могу.

– Почему?

Я стал подробно объяснять, как шел домой после занятий, и вдруг услышал музыку, и так далее.

– Надо же, – сказала девушка.

– Если увидишь Лекси, попроси ее позвонить на свой номер, ладно? Тогда мы договоримся о встрече, и я отдам ей телефон.

– Конечно. – В трубке послышался щелчок зажигалки, потом долгий выдох. – А ты молоток. Возишься с чужим мобильником.

Прижав аппарат к уху, я зашагал домой.

– Любой на моем месте поступил бы так же.

– Да брось. – Ванесса снова шумно выдохнула. – Люди – такие сволочи.

– Не все.

– А знаешь, и голос у тебя секси.

В природе животные часто привлекают партнеров звуками. Птицы и насекомые сочиняют неповторимые мелодии, чтобы привлечь противоположный пол. Дельфины соблазняют друг друга голосами за много миль. Даже уродливая птица может найти себе пару, если красиво споет.

– Ты когда‑нибудь летом слушала, как стрекочут сверчки?

Ванесса сделала длинную затяжку и рассмеялась.

– Да, а что?

– Тебе понравилось?

– Ну… в общем, да. Ничего так.

– А сверчка когда‑нибудь видела?

В конце разговора я снова попросил ее связаться с Лекси.

* * *

Сегодня, после экзамена по поведению животных, я захожу в биологическую лабораторию и открываю конспект. Просматриваю по диагонали – ни слова о синежаберниках. Доктор Пенн выбрал самую пустяковую тему из всех возможных и оценил ее выше остальных.

Пролистав конспект еще пару раз, я бросаю эту бесполезную затею и переключаюсь на курсовую о роли запаха в спаривании. Теоретически любое животное способно привлечь партнера, даже не показываясь ему на глаза – при помощи специального запаха. Его создают натуральные ароматические вещества – феромоны.

Ученые давно задаются вопросом, существует ли аналогичное явление у людей. Хотя данная теория пока не имеет надежного фактического подтверждения, исследования показали, что стриптизерши в период овуляции зарабатывают больше других. Те, кто принимает таблетки, блокирующие овуляцию, получают значительно меньше. И неважно, какие они – толстые или тощие, страшненькие или красотки; от внешности ничего не зависит. Выходит, тут задействована невидимая химия? А если так, быть может, в мире, где красота ценится превыше всего, обоняние дает внешне заурядным людям шанс на личную жизнь?

Вчера вечером я сидел у себя в гостиной над учебником по поведению животных. На столе лежали конспекты; на феромоны и намека не было. Только из окна доносился запах дыма от барбекю.

Солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи, как волны, несущие на берег песчаную гальку. Вчера была чудесная погода, а я корпел над учебниками взаперти, пока вокруг все гуляли, пили и развлекались. Наслаждались свежим воздухом. Друг другом. Жизнью.

Я бросил взгляд на конспекты и посмотрел в окно. После каждого зачета или экзамена я обещаю себе, что начну выходить в люди. Увы, стоит закончиться одному экзамену, начинается подготовка к следующему.

Я делаю перерыв в работе и открываю ежедневник. С двенадцати до часа: сдать на отлично экзамен; с часа до двух курсовая; с двух до трех обед; с трех до четырех чтение электронной почты в Клубе будущих ветеринаров; с четырех до десяти подготовка к матанализу на понедельник.

Впрочем, вся эта зубрежка – пустая трата времени. Заниматься можно до бесконечности, и все равно тебе прилетит «крученый мяч», вроде тех синежаберников. Иногда я и сам не могу понять, ради чего так убиваюсь. И зачем меня вообще несет в эту ветеринарную академию? Это же дохлый номер. Ну почти дохлый.

* * *

Летом после второго курса я проходил практику в одном из лучших зоопарков страны. На моем попечении были все животные подряд, от летучих мышей до жирафов. Мне не заплатили ни цента, но это дело десятое; главное, я упивался каждой проведенной там секундой.

Больше всего мне нравилось ухаживать за трехлапой тигрицей по кличке Пегги. Она тогда как раз впервые родила двух детенышей – Фаззи и Бастера.

Тигрята беспрерывно носились друг за другом по всему загону. Иногда за ними ковыляла Пегги, опираясь на единственную переднюю лапу, как на костыль. Обычно детишки не упускали случая налететь с двух сторон и повалить маму на землю.

Спустя две недели они уже исполняли этот прием как по нотам: один делал подсечку у передней лапы, а второй прыгал маме на спину.

Хулиганы повторяли свой трюк до бесконечности, пока не падали от усталости. Спать они заваливались прямо на маму, прикрывая ее культю упитанными тушками. С такого ракурса Пегги ничем не отличалась от обычной тигрицы.

Пока тигрята спали, Пегги вылизывала их оранжево‑черные шубки и настороженно озиралась. Ее взгляд недвусмысленно говорил: в случае чего она будет защищать потомство любой ценой. Даже если придется отдать остальные лапы. Или жизнь. Я всегда с замиранием сердца наблюдал это чудо безусловной любви.

Чтобы снова и снова становиться его свидетелем, я и захотел стать ветеринаром.

И еще я втайне надеялся урвать себе частичку этой любви.

* * *

Большая черная стрелка часов в лекционном зале сегодня трудилась без устали. Тик‑так. Тик‑так. Сердце колотилось как ненормальное. Я полсотни раз набирал заголовок «Брачное поведение синежаберников» и снова стирал.

Вот до чего доводит хорошее воспитание. Весь вчерашний вечер вместо подготовки к экзамену я проработал личным секретарем.

Пока я пытался читать конспекты по поведению животных, мобильник Лекси не умолкал. Каждые пару минут новая мелодия. Не телефон, а портативный музыкальный автомат.

– «Одинокая»…

Входящий… Адриана.

«Девочки хотят повеселиться»…

Входящий… Мадлен.

«Я поцеловала девушку»…

Входящий… Эскаледа.

И каждая допытывалась:

«Лекси можно? Откуда у тебя ее телефон?»

А одна даже спросила: «Так как мне ее найти?»

Самое ужасное, что я был вынужден отвечать, ведь могла позвонить сама Лекси. И как заниматься в таких условиях? Невозможно учить материалы к экзамену, когда каждые две секунды разрывается телефон. Если бы я знал, сколько хлопот принесет мне этот мобильник, оставил бы его ржаветь в кустах.

Я уже хотел отключить телефон, пока не закончу готовиться, но потом передумал. Если бы я потерял мобильник, то не хотел бы, чтобы нашедший так поступал. Иногда приходится идти на жертвы ради всеобщего блага.

Летучая мышь – вампир – отрыгнет добытую кровь в рот больному собрату, который не в силах охотиться.

Беременная тигрица, попавшая в капкан, отгрызет себе лапу, чтобы спасти будущее потомство.

Унылый ботаник будет нажимать кнопку «ответить», разбазаривая драгоценные минуты, чтобы избалованная девица могла и дальше строчить свои эсэмэски. Все вопреки теории Дарвина.

Телефон Лекси снова завибрировал и заиграл «Невероятно». На экране высветилось: «Входящий… Мэдисон».

Я со вздохом снял трубку.

– Лекси? – спросила Мэдисон.

– Простите, – сказал я, – но Лекси не может подойти к телефону.

– Почему?

– Потому что она лежит связанная у меня в подвале.

Щелчок – и тишина.

* * *

После курсовой я иду по студгородку, уткнувшись в конспект по поведению животных. Нигде ни слова о синежаберниках. Группа ребят раздает какие‑то рекламные бумажки. Я погружаюсь в раздел о половом диморфизме, но тут, словно колибри, почуявшая нектар, ко мне устремляется девушка с колечком в носу.

– Привет! Мы случайно не виделись в «Обществе защиты животных»?

– Ну… может быть.

– Да точно! – Она окидывает меня взглядом. – Ты все время собак выгуливаешь.

– И что?

– А то, что это круто.

Я не отрываюсь от конспекта.

– Это нормально.

Она отбрасывает непослушные светлые пряди со лба. Глаза у нее голубые, как яйца малиновки. Цвет глаз и волос – мечта любой девушки, и неважно, что оба признака рецессивные. Она протягивает мне рекламный проспект.

– У тебя уже наверняка есть планы на выходные, но если ты свободен…

– В выходные я просто нечеловечески занят, – вежливо отказываюсь я.

– Ну, если вдруг найдется время… – Она засовывает листик в мой конспект.

Я со вздохом читаю заголовок.

– «Друзья животных»? – Конечно, я о них слышал. Общество, которое борется за благополучие всех живых существ. – Я президент Клуба будущих ветеринаров. Почему я тебя не знаю?

Она продолжает совать приглашения в руки прохожим.

– Ну, мы как бы новенькие.

В проспекте рекламируется благотворительная дегустация в «Обществе защиты животных». Все собранные средства пойдут приюту, на закупку колпачков для когтей.

Я захлопываю конспект.

– Колпачки для когтей?

– Да, для кошек, чтобы мебель не царапали. Гуманная альтернатива удалению когтей.

– Я не знал, что удалять когти негуманно.

– Ты же президент Клуба будущих ветеринаров! Ты как никто должен знать. Это все равно что отрезать тебе кончики пальцев.

– Наверное, я просто никогда не задумывался.

– Я сама не задумывалась, пока не пошла ассистенткой в ветклинику.

Она берет новую пачку проспектов со столика поблизости.

– Если будешь вечером гулять с собаками, загляни к нам.

– Я бы с радостью, да мне нужно готовиться к матанализу.

Девушка касается пальцами губ.

– Сегодня же пятница.

– У матанализа нет выходных.

– Собственно, как и у защиты животных. – Она продолжает раздавать проспекты.

* * *

Когда с неба доносится райское щебетание, чаще всего это самцы птиц предупреждают конкурентов, чтобы держались подальше. Это моя девушка, чирик‑чирик! Для меня всегда было загадкой, как могут такие дивные трели содержать угрозу. Но, кажется, проведя весь вчерашний вечер под аккомпанемент разнообразных мелодий, я начал постигать тайны природы.

Иногда зов лучше пропускать мимо ушей.

Иногда зов не предполагает ответа.

Представьте себе свежее весеннее утро. На траве поблескивают капли росы. Журчат ручьи. По лесу идет довольный жизнью дикий индюк, болтая кожаной складкой на шее. Неожиданно раздается призывный крик самки. Индюк бросается к ней, ответным курлыканьем сообщая, что готов к спариванию. Самка продолжает ворковать, самец движется навстречу, не в силах устоять перед соблазном. Повинуясь зову, он выходит на поляну и…

Ба‑бах!

Его подстреливает охотник в камуфляже с манком в руке.

Природа – прекрасный учитель.

Телефон Лекси чирикнул. Очередное сообщение.

Я распахнул окно гостиной. Солнечный свет ворвался в комнату; на розовом металлическом корпусе мобильника заиграли лучи.

Ни одна душа не знает, что я нашел ее телефон. Если я выброшу его обратно, никто не заметит. Пусть с ним возится следующий наивный идиот.

К чертям альтруизм.

Я подскочил к столу и схватил телефон.

Не моя вина, что растяпа Лекси его посеяла. Кого волнует, найдет она свой дурацкий гаджет или нет? Пусть ее выручает другой кавалер.

Это естественный отбор, детка.

Я занес руку над головой и примерился швырнуть проклятую находку в окно, как вдруг… она завибрировала.

«Вечеринка в США» Майли Сайрус.

Входящий… Дестини.

Я сжимал в руке вибрирующий телефон, пялясь на экран. В глаза било солнце. Я сделал глубокий вдох, нажал «ответить» и пробормотал:

– Да?

– Кто это? – спросил стервозный девичий голос.

– Не знаю. А ты кто?

– Ты говоришь по моему телефону.

– Лекси?

– О господи, он знает мое имя!

На заднем плане раздался второй голос.

– Может, он тебя преследует.

– Ка‑ашмар, – хором сказали девушки.

Я скрипнул зубами и стиснул телефон, пытаясь его раздавить. Дважды сделал вид, что швыряю его в окно.

– Откуда у тебя мой мобильник? – спросила Лекси. – Ты что, его спер?

– Если коротко… – Я потер лоб и снова глубоко вдохнул. – Я нашел его по дороге домой после занятий. Я хочу вернуть тебе телефон. Можем где‑нибудь встретиться? У меня и без этого полно дел.

– Где ты его нашел?

– В кустах у здания факультета общественных наук.

– Боже! – воскликнула Лекси. – Наверное, я его уронила, когда возвращалась с пивной вечеринки и отскочила в кустики пописать.

– Понятно.

– Ладно, давай определимся, – сказала вторая девушка. – Ты нашел ее мобильник и хочешь его вернуть.

– Точно.

– О‑о, это так мило, – хором проворковали подруги.

– Куча парней и не почесалась бы ради незнакомой девушки, – сказала Лекси.

– Ага, – добавила ее подружка. – Парни почти все придурки.

– Неважно. – Я мерил шагами комнату. – Можем встретиться? Я хочу отдать телефон.

– Я сейчас иду в солярий, – сказала Лекси. – Давай потом.

Я заглянул в ежедневник.

– Не позднее, чем через час. Мне еще приютских собак выгуливать.

– О‑о, – разом умилились девушки. – Собачки.

Правда, у них получилось почти «кабачки».

Я отодвинул телефон от уха.

– Они такие лапочки, – пролепетала вторая девушка.

– Да, они лапочки, ути‑пути и все такое, – сказал я. – Когда встречаемся?

– Я в солярий где‑то на полчаса, – сказала Лекси. – А потом у меня тренировка. Давай через полчаса в спортзале.

– У меня жесткий график.

– Ну если я вдруг задержусь, на проходной работает мой приятель. Оставь телефон ему.

– Хорошо, подойдет.

– Тогда до скорого. И спасибо, что подобрал мобильник.

– Да ладно. – Я бросил взгляд на гору конспектов. – Ерунда.

Прежде чем попрощаться, Лекси сказала:

– А, еще одно.

– Да? – вздохнул я.

– Что ты там про меня насочинял? Типа я связанная у тебя в подвале?

* * *

В моем ежедневнике нет строчки «перечитать конспект по поведению животных и выяснить, проходили мы вообще синежаберников или нет». И тем не менее именно этим я занимаюсь весь вечер, вместо того чтобы учить матанализ.

Не сомневаюсь, что на экзамене доктор Пенн смаковал каждую минуту нашего замешательства – одна злорадная ухмылка чего стоит. «Аквамен» в выцветшем голубом свитере с эмблемой зоопарка Сан‑Диего. Буквы на эмблеме потрескались от многочисленных стирок. На голове как будто гнездо стервятника, сплетенное из седых прядей. Доктор Пенн каждый день смотрит на учеников и видит свои несбывшиеся планы. Если он провалил экзамены в ветакадемию, это не повод вымещать злость на нас. Половина материалов на экзамене – бесполезная труха. Когда люди приводят собаку на кастрацию, неважно, отличает ли ветеринар зимнюю спячку от летаргии. На черта нам сдалось брачное поведение синежаберников?

Нет, ну правда!

Я не хочу стать таким же, как он, – пожилым занудой с белой полоской от кольца на загорелом безымянном пальце. Сегодня в моей гостиной не слышно трелей мобильника. За окном на покрывалах дремлют студентки, окутанные ласковыми лучами солнца. Вокруг сплошная благодать.

Я закрываю конспект, и оттуда выпадает красный листок бумаги. Крупный заголовок: «Пять аргументов против удаления когтей». Ниже рентгеновский снимок человеческой кисти с отделенными верхними фалангами. В самом низу – анонс благотворительной дегустации, организованной обществом «Друзья животных».

* * *

Вчера, дочитав последнюю порцию конспектов, я сделал парочку бутербродов с арахисовым маслом и джемом, чтобы сжевать по пути в студгородок. Неделю назад я записал лекцию по поведению животных на диктофон и сейчас слушал запись на полной громкости, кружа по стоянке в поисках свободного места.

Почти везде было занято. Наконец я обнаружил открытый паркомат, выскочил из машины и торопливо запихал в него монетки. У меня было пятнадцать минут на поиски Лекси.

Прежде чем закрыть машину, я пару раз пшикнул на себя одеколоном.

Ветер усиливался.

Я крепко сжал мобильник в руке и стал просматривать фотогалерею. С того момента, как мы поговорили с Лекси, мне до смерти хотелось определить ее внешность по голосу. Такова наша любопытная натура – идти навстречу манящему зову. Любой ценой. Если мы не выясним, кому принадлежит соблазнительный голос, то сойдем с ума. Будем мучиться до конца жизни.

Все мы дикие индюки в лесу.

Я листал фотографии на телефоне. В каждом кадре позировала одна и та же компания девушек. В центре всегда находилась брюнетка. На Хеллоуин она была в атласной сорочке с тигриным принтом, отороченной черным мехом. Сорочка липла к телу, как наэлектризованная. На ногах у брюнетки были черные кожаные сапоги до колен. Копну темных волос украшали пушистые тигриные уши с белыми пятнышками. И даже глаза жутковато светились желто‑коричневым, как у дикой кошки.

* * *

Не успел я дойти до спортзала, как начал моросить дождь. В лицо полетели холодные капли. Когда я встречу Лекси, то непременно расскажу, сколько неудобств причинил мне ее дурацкий телефон.

Мысленно я приготовил целую речь: «Я прошагал через весь студгородок под ледяным дождем, чтобы отдать тебе мобильник. Мне нужно выгуливать собак ровно через тридцать минут, а поскольку я потратил драгоценное время на встречу с тобой, то останусь без ужина. Голова уже побаливает от гипогликемии. У меня жуткий недосып – часов сто. И я зря потратил пятьдесят центов, потому что место нашлось только на платной парковке».

Когда она предложит вознаграждение, я почувствую себя героем, рыцарем в сверкающих доспехах, и скажу: «Не надо, оставь себе. Ты ничего мне не должна, я просто сделал то, что положено».

Полное противоречие Дарвину.

Ее сердце растает, и она рассыплется в благодарностях.

Шагая по бетонной дорожке, я продолжал фантазировать. Может, она меня обнимет. А может, даст свой номер телефона. И когда‑нибудь пригласит на вечеринку.

Я начну общаться с людьми и вести активный образ жизни.

Сделав глубокий вдох, я открыл дверь в спортзал. У входа не было ни одной девушки. Никого и близко похожего на персонажей фото на мобильнике Лекси, только парень за стойкой.

Зажав в руке телефон, я подошел к нему.

– Привет!

Парень оторвался от ноутбука.

– Привет! Чем я… могу помочь?

– Ты удивишься, но я принес телефон твоей подружки Лекси.

– Ух ты! – вытаращился он. – Точно, она о тебе предупреждала.

– Ну вот. – Я протянул ему мобильник. – Держи.

– Хорошо, я передам, – ухмыльнулся парень.

Отчасти я почувствовал облегчение, что избавился от проклятой находки. Но отчасти меня подмывало остаться тут и подождать Лекси. Увидеть ее вживую. Услышать хоть какую‑то благодарность. Увы, меня ждали собаки, потом конспекты по поведению животных. И подготовка к матанализу на понедельник.

Как только заканчивается один экзамен, сразу начинается следующий.

Я вышел из спортзала и зашагал по тротуару. В голове звучал голос Лекси. Перед глазами мелькали фото из ее мобильника, яркие, как экзотические рыбки в аквариуме.

Капли дождя сверкали в свете фонарей. Обернувшись, я в последний раз бросил взгляд на окно зала.

Она была там.

Лекси, в черной тенниске с короткими рукавами и «тигровых» штанах. Каштановые волосы с белым мелированием, собранные в узел. Глаза с золотистым блеском.

Panthera tigris во плоти.

Парень за стойкой улыбнулся и вручил ей мобильник.

Лекси принялась скакать, визжа от радости, затем бросилась парню на шею, а тот обнял ее в ответ.

Они стали покачиваться, имитируя медленный танец, и, клянусь, на миг парень перехватил мой взгляд и ухмыльнулся.

* * *

Сидя в одиночестве у себя дома, я перечитываю проспект от «Друзей животных» и размышляю о вчерашнем вечере. Прямо там, под ледяным дождем, свет из спортзала проник в мой мозг и принес озарение.

И я вспомнил.

Последний вопрос на экзамене.

Тот самый, о брачном поведении синежаберников.

* * *

Чтобы отложить икру, рыбы, подобно птицам и рептилиям, строят гнезда.

Однако в подводном мире этим занимаются не самки, а самцы.

Например, в период нереста доминантный самец синежаберника готовит для будущей самки десятки гнезд.

Иногда даже сильнейшим приходится проплыть лишнюю милю, чтобы получить шанс размножиться.

Когда крупный доминантный синежаберник заканчивает копать лунки в песке, он занимает позицию по центру и охраняет территорию, прогоняя остальных самцов. Более мелкие и слабые особи вынуждены прятаться в водорослях и наблюдать за ритуалом, как неудачники, сидящие в сторонке на выпускном балу.

Доминантный самец защищает свои гнезда круглые сутки, и с появлением самки, готовой отложить икру, его усилия наконец вознаграждаются. Как только дело сделано, он гонит партнершу прочь и вновь принимается охранять территорию, беспрерывно махая хвостом, чтобы снабжать кислородом свежеоплодотворенные икринки.

Отвлечь его может только одно.

Новая самка, готовая к нересту.

Стоит синежабернику покинуть свое гнездо, как все его усилия идут прахом: более слабый самец выскакивает из укрытия и заново оплодотворяет икру.

Тот же выстрел из проезжающей машины, только в живой природе.

Таких самцов называют халявщиками.

* * *

В эту минуту, когда в гостиной стоит зловещая тишина – ни птичьего щебета, ни трезвона мобильника, – я могу дословно воспроизвести лекцию о брачном поведении синежаберников.

Вот только на экзамене я не написал в соответствующей графе ни слова.

Проспект «Друзей животных» краснеет поверх груды тетрадей, как пятно на брюшке черной вдовы. Я опускаю взгляд на часы. Дегустация вот‑вот начнется. Я захлопываю книги, а следом и ежедневник. Впервые со дня экзамена смотрю на секундную стрелку, ощущая быстротечность времени, хватаю ключи и уверенно иду к двери.