Текст книги "Бездонная пустота (ЛП)"

Автор книги: Аврора Роуз Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Как думаешь, они захотят прийти на ужин?

– Не сегодня, но ты можешь спросить их в другой раз, как только все уляжется.

– Хорошо, папа, – соглашается Обри.

Я выхожу на крыльцо и направляюсь к пикапу. Начинаю его разгружать, не сводя при этом глаз с соседнего дома.

Когда много лет назад Шел уехала, я был полон решимости дождаться ее. Нутром чуял, что она вернется. Ей просто нужно было время собраться с мыслями. Но спустя три месяца отсутствия от нее вестей, реальность ситуации начала оказывать на меня нездоровое влияние, и именно тогда я пристрастился к алкоголю и наркотикам, чтобы справиться с болью не только от потери ее, но и нашего сына. И однажды ночью я облажался во многих отношениях и переспал с Тиной.

Хотел бы я сказать, что в ней было нечто такое, что побудило меня так поступить, но правда в том, что Тина просто оказалась под рукой. Честно говоря, на ее месте могла быть любая другая. На следующее утро, проснувшись с ней в своей постели, я покончил с соблазнами и полностью вычеркнул Тину из своей жизни. Я понял, что нужно взять себя в руки, поэтому в тот же день пошел и поговорил с тогдашним шерифом и попросил взять меня на работу, так как работа на лодках не принесла бы мне стабильности, в которой я нуждался. Шериф знал меня и мою историю и сказал, что если я настроен серьезно, то он меня примет, но сначала я должен закончить школу.

Два дня спустя я вылетел в Анкоридж. Четыре месяца спустя – через месяц после моего возвращения в город – Тина заявилась в полицейский участок и заявила, что беременна. Да еще и двойней, и она оставляет их и ожидает, что я поступлю правильно: стану отцом и попытаюсь наладить отношения.

Я не хотел быть с ней, но, зная, как сильно облажался в прошлом, был полон решимости попытаться. За месяц до рождения детей Тина переехала ко мне, а через два месяца после родов мы поженились. Могу честно признаться, я пытался наладить с ней отношения, но после семи лет выслушивания нытья по любому поводу и беспрестанных ссор, понял, что для моих детей лучше расти в неполной семье, чем ломать им психику. Поэтому я сказал Тине, что хочу развестись.

Потребовалось два очень долгих года, чтобы все уладить, но, в конце концов, я получил полную опеку над детьми, а Тина – выходные сними. До недавнего времени это соглашение ее устраивало, но потом ей понадобилось больше денег, и с чего-то она убедила себя, что лучший способ для этого – получить полную опеку над детьми.

– Папа.

– Да?

Я выныриваю из своих мыслей и смотрю на Стивена, тот стоит на краю подъездной дорожки, засунув руки в передние карманы джинсов, и выглядит обеспокоенным.

– Эм… мама сказала, что приедет поговорить, – тихо сообщает он, уверен, что ему не хочется быть тем, кто объявит мне эту новость, но Обри, скорее всего, игнорирует звонки матери после случившегося. Стивен, которому Тина вечно все спускает с рук, всегда ответит на звонок своей мамочки.

– Черт.

Запихиваю последний ящик со снастями на высокую полку, затем отступаю назад, запираю дверь сарая и засовываю ключ в карман.

– Я просил ее не приезжать.

– Я разберусь с этим, Стивен, – бормочу я, проходя мимо него к передней части дома.

– Пап?

– Да, приятель? – Услышав его тон, я останавливаюсь и смотрю на него.

– Мне жаль, что мама так поступила. Я не знал, что она так взбесится. Если бы знал, то не сказал бы ей, где мы.

Что ж, вот и ответ на вопрос, как Тина узнала, где я был и с кем. Не то чтобы она не смогла узнать об этом по своим каналам. Городок маленький, и за эти годы Тина собрала отряд сучек, которые, как и она, ненавидят мир и которым нечем больше заняться, кроме как портить людям жизнь. Они – главная причина, по которой я держал очень малое количество отношений, которые у меня были, в секрете от всех, включая моих детей.

– Все в порядке, приятель. Но с этого момента, наши совместные планы держи при себе, пока я не скажу, что можно рассказать твоей маме.

– Конечно, папа. А... – Он делает паузу, затем оглядывается на соседний дом. – С ними все в порядке?

– С ними все будет в порядке. С такой новостью очень трудно справиться, и твоя мама не помогла делу.

– Мама так взбесилась, – шепчет он, закусывая губу.

В большинстве случаев легко забыть, что Стивен все еще ребенок и у него есть слабости. Он всегда скрывает это, пытаясь вести себя как взрослый мужчина, находясь рядом со своими друзьями, или как типичный подросток, когда находится дома.

– Да, но вам с сестрой не нужно об этом волноваться. Это между мамой и мной.

Когда я рассказывал детям о Сэмюэле, я умолчал о глубине своих чувств к Шелби, потому что не хотел причинять им боль. Сын с дочерью видели, что мы с их матерью не любили друг друга, и по мере того, как взрослели, это становилось для них все более и более очевидным, но я бы никогда не хотел, чтобы они считали себя нашей ошибкой.

– Я не хочу с ней жить. То есть, иногда мне хочется, но мне нравится быть здесь с тобой и Обри, – признается сын, внимательно смотря на меня.

Я сокращаю расстояние между нами и подхожу ближе, обхватывая ладонью его шею сбоку.

– Я понимаю, что мама более снисходительна к тебе, чем я. Понимаю, что она твой друг и тебе нравится тусоваться с ней. Понимаю, почему ты думаешь, что это круто – жить с ней, а не со мной. Я никогда не буду твоим другом, Стивен. И речь не о том, что мы не можем повеселиться вместе, что мне не нравится проводить с тобой время, что я тебя не люблю.

– Я все понимаю, – бурчит он, глядя на свои ботинки.

– Ты не можешь манипулировать ситуацией, чтобы добиться своего. Это несправедливо по отношению ко мне, твоей сестре или маме, – спокойно продолжаю я, подождав, пока он не поднимет на меня взгляд.

– Я этого не делал.

– Делал. Возможно, несознательно, но ты делаешь именно это каждый раз, когда используешь маму, чтобы добиться желаемого.

В его глазах вспыхивает раздражение, а брови сходятся вместе.

– Ты никогда не позволяешь мне веселиться с друзьями.

– Приятель, ты же знаешь, что это неправда. – При моих словах он снова опускает взгляд. – Стивен, ты становишься старше. Если хочешь, чтобы я дал тебе больше свободы, ты должен ее заслужить.

– Я могу ее заслужить, – отвечает он, пиная камни у своих ног.

Сжав его шею в последний раз, наклоняю голову и касаюсь лбом его макушки.

– Знаю, что можешь, – соглашаюсь я, затем отпускаю его и делаю шаг назад, не желая заострять этот разговор. – Иди в дом и помоги Обри с ужином.

– Конечно. – Он кивает, но замирает, глядя на пикап Тины, который выруливает из-за поворота и заезжает на подъездную дорожку.

– Иди в дом, приятель.

– Но... – Он переводит взгляд с пикапа матери на меня, и в его глазах вспыхивает смятение.

– Иди, – повторяю я более твердо.

На этот раз он слушается и поднимается по ступенькам крыльца. Я жду, пока он скроется в доме, а потом подхожу к Тине.

Она не вылезает из пикапа, лишь опускает стекло и, прищурившись, смотрит на меня, что выводит меня из себя. Я должен бы уже научиться общаться с ней, имея за плечами годы, терпя ее дерьмо, но всякий раз, когда мы разговариваем, перехожу тонкую грань.

– Я бы хотела поговорить со своим сыном, – говорит она вместо приветствия, пристально глядя на меня.

– Ты бы могла ему позвонить, или я передам ему, чтобы он вышел, когда войду в дом.

– Какой же ты засранец, – шипит она, качая головой.

– Так ты для этого приехала?

Я приподнимаю бровь, скрещиваю руки на груди, желая, поскорей покончить с этим дерьмом. Чем скорее бывшая выпустит пар, тем скорее я смогу отправиться ужинать с детьми, вытянуть ноги и выпить пива, до того, как лягу спать, чтобы встать спозаранку.

– Нет, я хотела извиниться, – огрызается она, и я на мгновение закатываю глаза к небу.

– Черт, прости. Не знал, что заявиться сюда с таким настроем – твой способ извиниться.

– Мне вообще не следовало приезжать.

– По всей видимости, – соглашаюсь я, и она вскидывает руки в воздух, раздраженно рыча.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала, Зак? Мне невыносимо видеть тебя с ней.

– С кем я провожу время – не твое дело, Тина. Я не звал тебя приезжать в город выслеживать нас.

– Ты отец моих детей.

– И?

– И? – Ее глаза расширяются. – Ты любил ее! И не переставал любить на протяжении всего нашего брака.

– Ты прекрасно знала о моих чувствах к ней, когда раздвигала для меня ноги, Тина. Я никогда не скрывал этого от тебя.

– Я тебя ненавижу, – шипит она, я качаю головой и наклоняюсь к окну.

– Когда я был с тобой, я был с тобой. Я тебя не бросил, не сбился с пути, не чудил, лишь заботился о тебе и детях и пытался сделать тебя счастливой. Ты сама не захотела быть счастливой. Даже не пыталась отпустить это дерьмо и наладить наши отношения. Можешь просидеть здесь весь день на своем пьедестале и делать вид, что я был плохим парнем, но в глубине души ты знаешь, что это не я испортил отношения между нами.

– Как скажешь. – Она отводит взгляд, зная, что я прав, но слишком упрямая, чтобы признать это.

– Сегодня ты облажалась. Причинила боль двум людям, которые не сделали тебе ничего плохого. Источала яд по поводу ситуации, о которой ни хрена не знаешь, и творила это дерьмо не только на глазах незнакомых людей, но и перед нашими детьми и маленьким мальчиком, который понятия не имел о Сэмюэле. Такое меня не устраивает.

– Я понимаю, – говорит она, и ее лицо искажается.

– Рад за тебя, – бормочу я, делая шаг назад. – С этого момента мы не общаемся, если это не имеет никакого отношения к детям, и в следующий раз, когда ты набросишься на меня, как сегодня, тебе это с рук не сойдет.

– Ты мне угрожаешь? – недоверчиво спрашивает Тина, приоткрыв рот и вытаращив глаза.

– Нет, просто сообщаю, как все будет. Ты мать моих детей, но это не означает, что я не прикажу арестовать тебя за то, что ты подняла на меня руку.

– Только думаю, что не смогу ненавидеть тебя больше, чем уже есть, ты доказываешь, что я ошибаюсь, – бормочет себе под нос Тина и тупо смотрит на дом

– Так ты хочешь, чтобы я позвал Стивена, или позвонишь ему? – спрашиваю я, покончив с нашим разговором. Покончив с ней.

– Я ему позвоню, – шипит она, затем поднимает стекло.

Быстро сдав назад, Тина выруливает с подъездной дорожки на улицу. Как только пикап исчезает, я направляюсь в дом и захожу на кухню, где спорят Обри и Стивен.

– Я не хочу спагетти. Они были два вечера назад, – ворчит Стивен.

– А я хочу спагетти, – отвечает Обри, пробормотав сначала что-то в ответ, чего я не услыхал.

– Ты не единственная, кто будет их есть, Бри.

– Папа! – кричит Обри, свирепо глядя на брата, когда я вхожу в дверной проем кухни. – Ты хочешь спагетти?

– Чего я хочу, так это чтобы вы двое не спорили обо всем на свете. – Я подхожу к холодильнику, беру пиво и откручиваю крышку.

– Хорошо, но ты хочешь спагетти? – спрашивает дочь, и я, сдерживая улыбку, поворачиваюсь к ней.

– Не хочу тебя огорчать, но ты в меньшинстве. Выбери что-нибудь другое.

– Здесь нужна еще одна девушка, – ворчит она, переводя взгляд с брата на меня. – Как насчет запеченной зити?

– Брось, Бри. Мы не будем есть пасту.

– Прекрасно. – Дочь запрыгивает на стойку и скрещивает руки на груди. – Тогда сам и готовь.

– Ладно. – Стивен закатывает глаза и идет к холодильнику, но вытаскивая фунт говяжьего фарша, останавливается, услышав голос сестры.

– Что сказала мама? – спрашивает Обри.

Сделав глоток пива, прислоняюсь спиной к стойке и перевожу взгляд между ними.

– Вам не о чем беспокоиться.

– Мне обязательно идти к ней домой в пятницу? – задает Обри тот же самый вопрос, который задавала в течение последнего месяца, перед обязательной поездкой на выходные к матери.

– Да.

Ее плечи сникают.

– А что, если я не хочу?

– Бри. – Стивен качает головой, бросая говяжий фарш на столешницу и свирепо глядя на сестру.

– Что? Ее никогда не бывает дома, когда мы там, так какой смысл идти?

– Прошу прощения? – Я отвожу горлышко бутылки от губ и изучаю каждого из них.

– Бри, это неправда.

Ее руки сжимаются в кулаки, а лицо краснеет.

– Правда, Стивен, но ты бы этого и не знал, потому что, когда мы у мамы, ты гуляешь с друзьями, а я торчу дома одна.

– Может, тебе стоит завести друзей, – рычит сын, но я сыт по горло. Так чертовски сыт, что чувствую, как по венам растекается огонь.

– Стивен, мама оставляет вас одних по ночам, когда вы бываете у нее дома? – Его взгляд обращается ко мне, и он сглатывает. – Вспомни наш разговор снаружи, приятель, прежде чем ответишь на этот вопрос, – предупреждаю я.

– Иногда, – шепчет он, понимая мой тон.

– Все время, – тихо вставляет Обри.

– Как долго это продолжается?

– С конца учебного года, – бормочет Стивен, отводя от меня взгляд.

– Да с тех пор, как Томас Кинк вернулся в город. – Обри закатывает глаза, и я замираю.

– Томас Кинк? – Я не очень хорошо знаком с этим парнем, но слышал о нем. Летом он всегда здесь, а зимой приезжает в город раз в месяц. – Мама встречается с ним, Стивен? – спрашиваю я, и он прикусывает губу.

– Не знаю. Наверное. – Сын пожимает плечами. – Почему это имеет значение?

– Потому что вам по четырнадцать, а не по восемнадцать. Ваша мама знает, что вас нельзя оставлять одних, чтобы тем временем встречаться со своим парнем.

– Ты оставляешь нас, когда уходишь на работу.

– В этом случае я прошу Мэй или Аарона присматривать за вами. Я в двух кварталах отсюда и могу заскочить, если что-то случится.

– Мама всегда говорит нам, как с ней связаться, – защищается он.

Бри настороженно смотрит на него.

– Ага, а помнишь, когда я позвонила ей в прошлые выходные? Она даже не взяла трубку и не перезвонила после того, как я оставила сообщение.

Иисусе. Какого хрена?

– Это было один раз, Бри. Перестань драматизировать.

– Я перестану драматизировать, когда ты перестанешь ее защищать! – кричит она, спрыгивая со стойки. – Я ее ненавижу. – Руки дочери сжимаются в кулаки, а щеки розовеют.

– Обри, – рявкаю я, и ее глаза поворачиваются ко мне и загораются огнем.

– Это правда, папа. Я ее ненавижу.

– Успокойся, – требую я, замечая на горизонте признаки подростковой истерики.

– Я просто не понимаю, почему должна ездить туда. Почему не имею права выбрать, с кем мне оставаться. Я не хочу к ней, ненавижу приходить к ней домой.

– Это пиздец, Бри! – кричит Стивен, и я поворачиваю голову в его сторону.

– Следи за языком.

– Мама позволяет ему ругаться. Мама всегда позволяет ему делать все, что он хочет, – тараторит Обри, глядя на брата.

– Прекратите оба. Сейчас же! – рявкаю я, и их взгляды устремляются на меня. – Пока я не удостоверюсь, что вы под присмотром в доме вашей матерей, вы больше не останетесь у нее на ночь.

Хлопнув ладонью по столу, Стивен рычит:

– Это пиз… пипец, папа.

– Нет, пипец – это когда ваша мать оставляет вас одних на ночь.

– Такое было всего пару раз.

– Достаточно одного раза, чтобы случилось что-нибудь плохое, Стивен.

– Папа, в городе безопасно, – продолжает защищаться он, и я качаю головой.

– В городе безопасно зимой. Летом к нам со всего мира стекаются желающие подработать на консервных заводах, лодки бросают якорь на ночь, и мужики сходят на несколько часов на берег и расслабляются. Обычно они слишком много пьют и, в конечном итоге, делают глупости, из-за которых отправляются трезветь в камеру.

– Но...

– Никаких «но», приятель. Подумай об этом хоть секунду, и ты увидишь, что я прав. Со стороны матери нехорошо давать тебе волю, и определенно нехорошо оставлять вас с сестрой одних на ночь.

– Я все равно хочу видеться с мамой.

– И ты будешь. Я не запрещаю, мне просто нужно убедиться, что мы с ней на одной волне, а уж потом ты останешься у нее.

– Хорошо, – бормочет Стивен и я смотрю на свою девочку. – Я знаю, что вы с мамой не всегда сходитесь во взглядах, но она твоя мать. Единственная, другой у тебя нет, – говорю я Обри, и она плотно поджимает губы. Я вижу, что она борется со слезами, когда кивает. – Итак, что у нас на ужин?

– Тако, – ворчит Стивен, и я опираюсь на стойку, делая еще один глоток пива, чертовски желая, чтобы мне не приходилось снова вести гребаный разговор с Тиной.

***

Подъезжая к Арни, ожидающего у своего грузовика, смотрю направо, и мой взгляд застилает красная пелена при виде пса, о котором шла речь: он привязан к столбу, сквозь редкую шерсть – спутанную и грязную, просвечивают кости. Мы приехали в трейлерный парк на вызов одного из соседей, который жаловался на непрестанный лай. Засранец ни хрена не сказал о явно брошенном животном. Заглушив мотор, выскакиваю навстречу Арни.

– Я опросил соседей. До сегодняшнего дня никто из них не видел пса, но лай продолжается уже несколько дней.

– Этот пес был привязан к столбу больше, чем несколько дней, – бормочу я, оглядывая окрестности.

Большинство трейлеров и домов здесь сдаются задешево, и в них живут только летом, когда мужчины и женщины приезжают работать в порт или на консервные заводы.

– Мы с тобой это знаем, – отвечает Арни, направляясь к кабине своего грузовика. Открыв дверцу, он достает пакетик вяленой говядины. – Давай попробуем подобраться поближе и посмотрим, с чем имеем дело.

Я киваю, и мы пересекаем грязный двор, направляясь к псу. Даже издалека вижу, что веревка на его шее уже так давно, что и начала въедаться в мех и кожу.

– Эй, – зову я, подходя ближе, и понимаю, что собака не кобель, а сука, у которой явно было несколько пометов. Она начинает отчаянно вилять хвостом, опуская голову к земле, будто готовясь играть.

– Не думаю, что нам нужно звать Пола, – заявляет Арни, имея в виду нашего местного сотрудника службы по контролю за животными, и по совместительству одного из лучших механиков в городе. Достав из пакетика кусочек вяленого мяса, он протягивает его собаке, и та тут же проглатывает его, не жуя.

– Дружелюбная, – говорю я в знак согласия, поглаживая ее по макушке, а свободной рукой одновременно осматриваю веревку. – У тебя есть с собой нож?

– Ага.

Арни вытаскивает нож и протягивает его мне. Я перерезаю веревку у основания столба, зная, что ветеринару придется осмотреть шею животного, прежде чем снять полностью.

– Ты знаешь, кто здесь живет? – Я жестом указываю на дом, протягивая ему веревку, к которой привязана собака, и поднимаюсь на две ступеньки, готовясь постучать в дверь.

– Я уже стучал, но никто не ответил, а соседи напротив сказали, что здесь никого не видели больше недели.

Я жду минуту, вдруг кто подойдет к двери. Когда никто не появляется, спускаюсь с маленького крыльца и забираю у Арни веревку.

– Я отвезу ее к Ли, встретимся в участке.

– Посмотрим, смогу ли я выяснить, кто здесь останавливался. – Он указывает в сторону дома.

Кивнув, я веду собаку к задней части своего грузовика и усаживаю в кузов. Забираюсь в кабину и сообщаю диспетчеру, что направляюсь с собакой к ветеринару и буду не на связи.

***

– Ей понадобится операция, – говорит Ли, отходя от собаки, лежащей на столе. – Веревка въелась глубоко, и ее просто не срежешь.

– Так я и думал. – Провожу рукой по голове собаки, почесывая за ушами.

– Мне неприятно говорить это, сынок, – тихо начинает Ли, двигаясь ко мне. – В настоящее время я не могу взять на себя затраты на лечение собаки и определение ее в хороший дом. – Животное переводит карие глаза с Ли на меня. Она опускает голову на стол, словно понимает, о чем речь. – Я бы хотел, но сейчас просто не могу себе этого позволить. В прошлом году мы потеряли большую часть финансирования, и я уже некоторое время оплачиваю часть расходов из собственного кармана.

– Я оплачу счета. Просто назови потом итоговую сумму.

– Зак, – он качает головой, снимает очки и трет переносицу, – все не так просто, сынок. Мне все равно нужно будет найти ей дом, а это непростая задача.

– Я заберу ее домой, когда придет время, и сам займусь поиском для нее дома.

– Ты же знаешь, как только она окажется у тебя, Стивен и Обри не позволят ее отдать.

В этом он прав. Дети просили собаку с того самого момента, как научились говорить связно, но Тина ненавидела собак, и я знал, заведи мы пса, о нем пришлось бы заботиться мне. Именно по этой причине я всегда отказывал детям.

– Тогда, полагаю, это их счастливый день.

Ветеринар вопросительно смотрит на меня.

– Уверен, что хочешь взять ее на себя? Она нуждается в серьезном уходе. Я могу сделать тебе скидку, но даже при этом стоимость лечения все равно будет существенной.

– Я не могу позволить, чтобы ее усыпили, – бормочу я. Счет от ветеринара может ударить по моим сбережениям, но я что-нибудь придумаю.

– Как ты ее назовешь? – интересуется Ли, улыбаясь, и я смотрю на собаку, большое коричневое тело распласталось на столе, голова прижата к лапам. Ее взгляд останавливается на мне, брови приподнимаются.

– Пенни, – заявляю я, и голова собаки отрывается от лап и наклоняется в сторону.

– Пусть будет Пенни. – Ли ухмыляется, хлопая меня по плечу. – Я свяжусь с тобой после операции и дам знать, как у нее дела.

– Спасибо. – Сжимаю его плечо, поглаживаю Пенни, а затем выхожу к своему грузовику.

– Тина, позвони мне, как только получишь сообщение. Нам нужно поговорить, – говорю я, оставляя голосовое сообщение, после того как въезжаю на парковку полицейского участка.

Утром я отправил Тине сообщение с просьбой связаться со мной, когда у нее будет свободная минутка, но она мне не перезвонила. Я также позвонил ей в обед, она и тогда не ответила. А после двух звонков перекинула вызов на голосовую почту.

Вздохнув, бросаю телефон в подстаканник и заглушаю двигатель, планируя забежать ненадолго в участок, прежде чем отправиться в город на патрулирование.

– Зак, ты там? – доносится по радио, прикрепленному к приборной панели, голос Дарлы, и я хватаю его, удерживая кнопку нажатой.

– Только что заехал на стоянку. В чем дело? – Я отпускаю дверную ручку и жду ответа.

– Звонила Обри. Ты нужен дома.

Я хмурюсь.

– Она сказала в чем дело?

Дети знают, когда я на работе, если им что-то нужно, они идут либо через улицу к Мэй, либо к Аарону, если только это не срочно.

– Это про твою соседку и Луи, – говорит она в замешательстве.

– Черт. Отправь ко мне Пола, – рявкаю я, заводя грузовик и резко сдавая назад. Быстро разворачиваюсь и покидаю парковку.

Как только оказываюсь на проезжей части, ускоряюсь, пока не добираюсь до дома, а затем жму на тормоза. Когда я выскакиваю из кабины, входная дверь моего дома открывается, и на крыльцо выходят Шелби, Хантер, Обри и Стивен. Замечаю, что Шелби одета почти так же, как и прошлым утром: в короткие пижамные шорты, майку и без обуви. Хантер одет в толстовку с капюшоном, спортивные штаны и кроссовки. Обри и Стивен все еще в пижамах, как и следовало ожидать, так как часы только что перевалили девять, а летом они в большинстве случаев встают с постели лишь после одиннадцати.

– Что стряслось?

– Эм, – мямлит Шелби, выглядя так, будто не знает, что сказать.

– Луи в их доме, – встревает Обри, и я смотрю на нее.

– Что?

– Хантер не знал о Луи, – тихо говорит Шелби, обнимая себя руками. – Он был на веранде, а когда пошел завтракать, не закрыл раздвижную дверь.

– Я ее закрыл, – защищается Хантер, глядя на свою маму. – Честно.

– Луи в твоем доме? – недоверчиво повторяю я.

– Ну, не знаю точно, он ли это, но в доме медведь. Он вошел в кухню, когда я ставила на стол оладьи. Как-то не догадалась спросить его имя. Я просто схватила Хантера и побежала к двери.

– Господи. – Я смотрю на дверь соседнего дома, понимая, насколько плохо все могло обернуться, чертовски плохо. Покачав головой, перевожу взгляд на Обри. – Красавица, отведи Шел внутрь и одолжи ей что-нибудь из одежды.

– Конечно, папа, – улыбается она

– Все в порядке. Мне ничего не надо, – бормочет Шел.

– Детка, воздух едва ли прогрелся до пятнадцати. А на тебе даже нет обуви.

В ее взгляде что-то неуловимо меняется, и она опускает его на свои босые ноги.

– Как мы выманим его из дома? – спрашивает меня Шел.

– Мы – никак. Вы с детьми идете в дом, а я подожду Пола, – распоряжаюсь я, и в ее взгляде читается нежность, заставая меня врасплох.

– Кто такой Пол? – спрашивает Хантер, и мое внимание переключается на него.

– Механик и...

– Я мало что знаю о медведях, но не думаю, что механик сможет как-то избавить мой дом от медведя, – говорит Шел, прерывая меня, но ее губы подергиваются, а в глазах пляшет веселье. Она чертовски хорошо знает, кто такой Пол.

– Умничаешь, – ухмыляюсь я, и уголки ее губ приподнимаются еще выше.

– Поверить не могу, что забыла о Поле и что он все еще здесь.

– Все еще здесь, и все еще единственный в городе, кто способен вытащить Луи из твоего дома, никому не причинив вреда. А теперь иди и надень что-нибудь. Обри тебе покажет.

– Я оденусь, а потом подожду здесь.

– Шел, – предупреждаю я.

– Ладно, – вздыхая ворчит она.

– Папа, я переоденусь и помогу, – вмешивается Стивен.

– Хорошо, приятель. – Я киваю, наблюдая, как он направляется в дом.

– Я останусь с Заком и Стивеном, – заявляет Хантер, и голова Шел поворачивается к нему. Она хочет что-то сказать, но я прерываю ее еще до того, как она успевает открыть рот.

– Со мной он будет в безопасности.

– Но...

– Он в безопасности, Шел. Иди.

Она прищуривает глаза, и я слышу хихиканье Обри. Затем дочь берет Шел за руку и тянет ее в дом, Шел смотрит на меня, а я сдерживаю улыбку.

– Даже и близко не подходи к медведю, – требует Шел, указывая на Хантера.

– Я не сумасшедший, мам. – Он закатывает глаза.

– Ну ладно, – фыркает она, напоследок бросает взгляд в мою сторону, разворачивается и босая следует за Обри в дом.

ГЛАВА 4

Шелби

Глядя в окно, задаюсь вопросом: не слишком ли рано отправляться в магазин за бутылкой водки или текилы.

– Поверить не могу, что в моем доме был медведь, – шепчу я, и Обри, которая стоит рядом со мной и тоже глядит в окно, снова хихикает, заставляя меня посмотреть на нее и улыбнуться.

Кажется, я повторила эту фразу раз двадцать с тех пор, как парни – включая не только Пола и юношу возраста Стивена, но и Зака, Хантера и Стивена – помогли вынести бесчувственного медведя на больших носилках из дома.

Сначала я хотела выбежать к ним, крича, чтобы они отошли подальше от медведя, но, когда Хантер улыбнулся Заку, а Стивен сказал что-то, отчего они дружно рассмеялись, осталась на месте. Макс любит Хантера, я знаю. Хантер, вероятно, единственный человек на планете, которого Макс любит беззаветно, но Макс остается Максом. Напряженным и требовательным, даже со своим десятилетним сыном. И Хантер воспринимает это на свой счет, и большую часть времени, находясь рядом с отцом, ведет себя не как ребенок, а как взрослый.

Отступив от окна, я оглядываю гостиную Зака – она меньше моей. В углу стоит большой диван, перед ним два кресла, между ними журнальный столик, а сбоку заваленная всякой всячиной этажерка. Прибежав сюда утром, чтобы узнать, куда мне позвонить, я изо всех сил старалась не глазеть по сторонам, теперь же вижу несколько фотографий детей на стенах, и кроме них, у комнаты отсутствует настоящая индивидуальность. Рассеянно задаюсь вопросом, жила ли Тина здесь с ними, или они все изначально жили где-то в другом месте. Заметив стопку коробок в углу, подхожу к ней и, не задумываясь, беру ту, что сверху, и поворачиваюсь к Обри.

– Мой дедушка любил пазлы. – С улыбкой поднимаю коробку и встряхиваю, слушая, как кусочки стучат друг о друга.

– Я собирала их вместе с ним, – застенчиво говорит Обри, и я чувствую, как от ее признания мое лицо озаряет нежность.

– Правда?

Обри кивает, заправляя прядь длинных темных волос за ухо.

– Да, эм... до его переезда, мы со Стивеном обычно ходили к нему домой после школы, если папа работал, и собирали пазлы.

Присев на диван, смотрю на коробку в своих руках, затем на Обри. Мне нравится, что ей посчастливилось узнать моего дедушку. Нравится, что она была с ним здесь после того, как я уехала.

– Мне нравится, что ты проводила с ним время, – произношу свои мысли вслух.

– Я скучаю по нему, – признается Обри, и ее прекрасные глаза, так похожие на глаза отца, наполняются слезами.

Недолго думая, ставлю коробку на кофейный столик и, подойдя к ней, крепко обнимаю.

– Что случилось? – раздается вопрос Зака, и мы отпрыгиваем друг от друга, с улыбкой вытирая щеки.

– Ничего. Мы говорили о том, чтобы собрать пазл, – отвечаю я, при этом, не сводя глаз с Обри. Выражение ее лица смягчается, заставляя что-то в моей груди сместиться и наполнить ее теплом.

– И это довело вас до слез? – недоверчиво спрашивает он.

Бросаю на него взгляд, удивляясь, как мужчина может выглядеть все красивее с каждым разом, когда я его вижу. Судя по щетине, покрывающей подбородок, сегодня утром он не брился, а еще ему уже давно следует подстричься. Вьющиеся вокруг ушей локоны, падают на воротник темно-синей рубашки хенли, подходящей под цвет джинсов. Ремень на талии с большой серебряной пряжкой и значком – единственный явный контраст между ними.

– Мы женщины. Для слез нам причина не нужна, – заявляю я.

– Да, папа. Мы женщины. Для слез нам причина не нужна, – повторяет Обри, а я поворачиваюсь к ней и улыбаюсь.

– Раз вы так говорите. – Он качает головой, затем переводит взгляд с дочери на меня, в его глазах такое выражение, отчего все внутри начинает трепетать. – Мальчики едут со мной и Полом выпускать медведя.

– Что, прости? Куда вы собрались? – Я откидываюсь на спинку дивана, сжимая руки в кулаки на коленях.

– Нам нужно выпустить медведя подальше от города. Мальчики поедут с нами.

– Я не...

– Это безопасно, Шел, – тихо прерывает он меня.

В ответ я прикусываю щеку изнутри. Я хотела, чтобы жизнь Хантера отличалась от той, что он вел в городе, но, когда в ваш дом вваливается медведь, а затем этого медведя выпускают в дикую природу – это кажется несколько экстремальным. Особенно, когда я больше склонялась к тому, что сын будет рыбачить и расти в окружении природы вместо того, чтобы весь день торчать перед телевизором или компьютером.

– Этот медведь – не Луи, и однажды проник в твой дом, я не хочу, чтобы он думал, что у него есть свободный доступ сделать это снова.

– Кто же это тогда был? – хмурюсь я.

– Его имени я не знаю. – Зак улыбается, и я пытаюсь убедить себя, что в его словах нет ничего смешного, но все равно ухмыляюсь.

– Насколько пострадал дом? – глубоко вздохнув, задаю вопрос, на который не хочу знать ответ.

– Там не так плохо, учитывая, что в нем побывал медведь. Кое-что сломано, и большая часть еды пропала, но ничего серьезного.

– Я помогу прибраться, – вставляет Обри, и то чувство в моей груди усиливается.

– Было бы очень мило, – говорю я, переводя на нее взгляд.

– Пойду оденусь. – Она вскакивает, затем останавливается, чтобы обнять отца, а затем исчезает.

– Уверен, что мальчикам безопасно ехать с вами?

– Детка, я бы не взял их, если бы это было небезопасно, – ласково уверяет Зак, и я киваю.