Текст книги "Бездонная пустота (ЛП)"

Автор книги: Аврора Роуз Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Серия: Падающие звезды #2 (про разных героев)

Переводчик: Алла Х.

Редакторы: Марина М., Анна Б.

Вычитка и оформление: Анна Л.

Обложка: Алёна К.

Специально для группы: K.N ★ Переводы книг

Посвящение

Двум людям, которые приняли одно из самых трудных решений в своей жизни.

Наши сердца полны благодаря вам.

Наши дни прекрасны благодаря вам.

Усыновление/удочерение не носит односторонний характер, оно касается не только пары, которой отдают ребенка.

Требуется очень много сил, чтобы довести процесс усыновления до конца.

Как прекрасно, когда человек выбирает дар жизни, даже если при этом проходит через нечто душераздирающее и часто вызывающее неодобрение.

Сколько мужества нужно иметь, чтобы сказать: «Я так сильно люблю своего ребенка, что хочу дать ему/ей лучшую жизнь, чем могу обеспечить в данный момент»?

Это и есть любовь.

Это и есть определение любви.

Любить кого-то больше, чем ты любишь себя.

ПРОЛОГ

– А сейчас ты должна отпустить его. – Кэтлин мягко кладет руку мне на плечо. Мотая головой из стороны в сторону, чувствую, как горло сжимается, и боль – мучительная боль – пронзает меня. – Понимаю, это тяжело, – ласково говорит она.

– Нет, ты не понимаешь, – выдыхаю я, слезы текут по щекам, и я прижимаюсь губами к гладкому лобику своего малыша.

– Шелби, детка, – говорит Зак, ловя мой пристальный взгляд, обходит кровать и приближается ко мне. – Мы ведь договорились. Это лучшее, что мы можем ему дать.

С трудом сглатывая, преодолеваю нарастающую изнутри боль, делаю глубокий прерывистый вдох и закрываю глаза.

– Я ненавижу тебя, – шепчу, сильно зажмурившись.

Открываю глаза, снова встречаясь взглядом с Заком. Понятия не имею, как можно одновременно сильно любить и ненавидеть, но обе эти эмоции переполняют меня, пока я держу на руках своего сына.

– Ты это не серьезно. – Боль в голосе Зака разрывает меня на части еще немного, и я откидываю голову назад, закрывая глаза, желая забыться.

– Шелби, – настойчиво зовет Кэтлин, и мои веки открываются.

– Могу я побыть с ним минутку наедине, прежде чем ты его заберешь? – умоляю я, глядя на нее снизу вверх.

– Конечно, – мягко соглашается она, касаясь моего плеча и нежно сжимая, а потом выходит из палаты.

– Я хочу побыть с ним наедине, Зак, – шепчу я, даже не глядя в сторону, где Зак все еще стоит возле койки.

Мужчина на мгновение замирает. Интересно, слышал ли он меня вообще?

– Он и мой сын тоже, – возражает Зак, от его слов внутри меня подниматься горечь.

– Да, хорошо, сможешь попрощаться с ним после меня, – отвечаю безразличным тоном.

– Я люблю тебя, Шел.

Ощущение губ на моей макушке вызывает новую волну слез, а потом я слышу звук удаляющихся шагов, уносящих Зака все дальше от меня. Наконец, дверь открывается и быстро закрывается, оставляя нас одних.

Прерывисто вдыхая и медленно выдыхая, прижимаю палец к подбородку моего мальчика, где виднеется ямочка, идентичная ямочке его отца.

– Если бы все было иначе, если бы я знала, что смогу дать жизнь, которую ты заслуживаешь, я бы никогда тебя не оставила, – плачу я, целуя его в лобик.

Прижимаю крошечное тельце к груди и откидываюсь назад, желая прочувствовать его всего, пока не наступит время отпустить.

Проснувшись, ощущаю тепло, моя рука и нога перекинуты через Зака, ровное биение его сердца любимой мелодией звучит у меня в ушах. Убрав руку с его пресса, опускаю ее на свой теперь уже плоский живот и проглатываю обжигающие горло слезы.

– Все будет хорошо. Клянусь, все будет хорошо, – шепчет Зак мне в макушку, а я утыкаюсь лицом ему в грудь.

Знаю, что он ошибается. Частички меня не хватает. Часть моей души исчезла. Я уже никогда не буду в порядке.

ГЛАВА 1

Шелби

Заглушив мотор, смотрю на двухэтажное строение, которое раньше называла домом. Оно выглядит таким же, как и когда я уезжала. Темно-синий цвет по-прежнему яркий, сейчас еще ярче на фоне серого неба. Белое крыльцо все так же приветливо, с перил свисают цветы.

Летом мы с бабушкой часами сажали цветы в эти ящики. Она умерла, когда я оканчивала среднюю школу, поэтому стала заботиться о сохранении этой традиции в ее честь. Похоже, в мое отсутствие последние пятнадцать лет эту обязанность взял на себя кто-то другой.

Глядя на яркие дикорастущие цветы, свисающие с боков ящиков, задаюсь вопросом: нанял ли дедушка кого-то, чтобы следить за ними, когда сам переехал во Флориду. Он ни разу не говорил, что ему важны цветы, которые мы сажали. Честно говоря, не помню, чтобы он их даже упоминал. Я и не думала, что он вообще замечал их, но теперь, глядя на распустившиеся бутоны, понимаю, что они все-таки что-то для него значили.

– Мама?

Повернув голову, смотрю на своего сына Хантера и заставляю себя улыбнуться, хотя ноющая боль и сожаление пронзают грудь.

– Прости, милый. Я отвлеклась. Хочешь распаковать вещи сегодня или подождать до завтра, малыш?

Оглядываясь через плечо, он смотрит на коробки и чемоданы, сложенные на заднем сиденье, затем переводит взгляд на меня. Мне ненавистна печаль в его глазах. Ненавистно, что причина его боли – я. Он уже скучает по отцу, не понимая в свои десять лет, почему мы больше не вместе, хотя с момента нашего расставания и развода минуло более двух лет.

– Завтра, – ворчит он, и я чувствую, как боль в груди усиливается.

Он ненавидит меня за то, что перевезла его через всю страну. Подальше от друзей, подальше от всего, что он знал. И я тоже немного ненавижу себя за то, что потерпела неудачу в сохранении своей семьи. Я лишь надеюсь, что этот шаг станет для нас новым началом.

– Завтра, – тихо соглашаюсь я, отстегивая ремень безопасности и открывая дверцу.

Хантер быстро обходит капот фургона, добирается до крыльца и застывает наверху лестницы, устремив взгляд поверх моего плеча. Под дождем, который пропитывает мою одежду, я останавливаюсь и оглядываюсь назад. Не могу поверить, как сильно изменился и разросся город. Когда я покидала эти места, с крыльца бабушкиного и дедушкиного дома открывался вид на широкие просторы. Теперь его загораживают дома, построенные бок о бок через дорогу.

– Здесь всегда идет дождь? – врывается в мои мысли голос Хантера, я поворачиваюсь к нему и медленно поднимаюсь по ступенькам, отмечая, что они прогнили в нескольких местах. Это мне скоро придется исправить.

– Не всегда, но это тропический лес, так что, в какой-то мере, да, – отвечаю я, поднимаясь на крытое крыльцо.

Брови Хантера сходятся над голубыми глазами, делая похожим на отца.

– Это тропический лес? – Он оглядывается вокруг.

– Конечно.

Мне так сильно хочется потянуться и провести пальцем по щеке сына, но держу руку прижатой к боку. Не знаю точно, когда это произошло, но некоторое время назад он перестал нуждаться в моей привязанности. Перестал быть моим маленьким мальчиком.

– Серьезно? – с любопытством спрашивает Хантер, широко раскрыв глаза. – На тропический лес не похоже.

И он прав; это место не похоже на то, каким всем представляется тропический лес.

– Не очень похоже, но все равно это он. – Я улыбаюсь, и его взгляд скользит по моему лицу, и его выражение теряет любопытство.

Хантер отворачивается и бормочет:

– Неважно.

Прикусив губу, достаю из переднего кармана джинс ключ, который адвокат прислал мне по почте, вставляю его в замочную скважину и поворачиваю. Дверь открывается с громким скрипом, и с пола вздымается пыль. Раздается громкий сигнал тревоги, от которого мы оба подпрыгиваем. Вбежав в дом, лихорадочно ищу панель сигнализации и, наконец, нахожу маленькую белую коробочку у двери на кухне. Открыв панель, смотрю на цифры.

– Какой код? – заткнув уши, Хантер пытается перекричать вой сирены.

– Не знаю, – кричу в ответ, нажимая всевозможные комбинации цифр, которые только приходят в голову, но ни одна из них не срабатывает.

– Код в документах в машине?

– Возможно, – кричу я.

Бегу к двери и вниз по лестнице к фургону. Распахнув заднюю дверцу, отпихиваю три коробки, прежде чем найти нужную. Разорвав пленку, просматриваю содержимое бумаг, присланных адвокатом, в поисках кода, но останавливаюсь и смотрю поверх капота фургона, когда сигнализация замолкает. – Какой был код? – спрашиваю я Хантера, когда он выходит на крыльцо.

– Не знаю. – Он пожимает плечами, оглядываясь через плечо на дом, будто ждет, что сейчас оттуда кто-то выйдет.

Я настораживаюсь.

– Сирена замолчала сама собой? – спрашиваю я, захлопывая дверцу фургона.

Хантер смотрит на меня, качает головой, затем начинает открывать рот, чтобы сказать, но его прерывает глубокий голос.

– Ее выключил я.

Мне требуется сделать вдох, прежде чем понять, кто только что вышел из дома моих бабушки и дедушки. За один вдох каждое мгновение, проведенное с мужчиной, стоящим передо мной, мелькает в моей голове. Две секунды, чтобы почувствовать, как мой мир остановился.

Парень, которого я когда-то знала, исчез. В Заке Уоттерсе больше не осталось ничего от подростка. Его челюсть заострилась, щетина придает суровый вид, подчеркивая полные губы. Темные волосы посеребрила седина, привлекая внимание к выразительным зеленным глазам, которые выглядят так, словно в них заключена тысяча историй. Рубашка в красно-черную клетку туго обтягивает широкие плечи, давая представление о мышцах. Зак все так же красив, как и когда-то, только теперь, когда время превратило его из красивого парня в великолепного мужчину, он стал еще красивее.

Сглотнув, смотрю на сына, затем снова на Зака.

– Спасибо, – шепчу я.

Зак окидывает меня пристальным взглядом и сводит брови.

Не сомневаюсь, я тоже изменилась, но, в отличие от него, время не пошло мне на пользу. За последний год я набрала несколько лишних килограммов, пытаясь заесть свои чувства. Кожа потеряла сияние юности, а волосы, без визитов в салон каждые два месяца, отросли у корней.

– Шелби? – спрашивает он, но все, что я могу сделать, это кивнуть, так как из-за сухости во рту потеряла голос. – Господи. – Его глаза округляются, когда он смотрит вниз на Хантера, а затем снова на меня. – Что ты здесь делаешь?

– Мы... с сыном Хантером, переезжаем, – заикаюсь я, застигнутая врасплох его присутствием. Я не была настолько глупа, чтобы поверить, что не увижу его, когда приеду домой, но убедила себя, что эти встречи будут на моих условиях или, в лучшем случае, эпизодическими.

– Что? – шепчет он, отступая назад и скрещивая руки на груди.

Я игнорирую вопрос и направляюсь обратно к лестнице, спрашивая:

– Ты не мог бы сказать мне код от сигнализации? Уверена, он где-то в бумагах адвоката, но...

Кто-то зовет Зака по имени, и я останавливаюсь и смотрю налево. На крыльце соседнего дома стоит женщина, с которой Зак начал встречаться через несколько месяцев после моего отъезда. Женщина, на которой он женился вскоре после того, как она родила ему близнецов. Женщина, которую я раньше называла подругой.

Женщина, которую я теперь ненавижу.

Рассеянно слышу, как Зак что-то ей говорит, но тошнота, скрутившая желудок, и покалывающая кожу печаль, заставляют меня быстро подняться по ступенькам, сосредоточившись на том, чтобы не упасть, когда пройду мимо него.

– Забудь про код. Уверена, найду его сама. Спасибо, что отключил сигнализацию, – бормочу я, проходя через дверь.

– Мама.

– Пойдем, милый. Давай осмотримся, а потом нам нужно успеть в магазин.

– Мама, – повторяет Хантер в замешательстве.

Я нацепляю на лицо фальшивую улыбку.

– В пиццерии, мимо которой мы проезжали, подают лучшую пиццу, которую я когда-либо пробовала. Мы могли бы взять ее на ужин.

– Мама.

– Я здесь, милый. – Смеюсь, хотя этот смех как стекло, пробивающее мое горло.

Посмотрев на меня, Хантер, наконец, бормочет:

– Пицца звучит заманчиво. Перед уходом я позвоню папе, скажу, что мы на месте.

– Конечно, – соглашаюсь я, наблюдая, как он достает мобильный и идет на кухню.

Я не хотела, чтобы в его возрасте у него был телефон, но, как и по всем остальным вопросам с его отцом, мы никогда не вели никаких разговоров. Он не спрашивал, что я об этом думаю, просто делал то, что хотел.

– Ты вернулась? – спрашивает Зак у меня за спиной, заставляя мои плечи опуститься вперед, а глаза на мгновение закрыться.

– Да.

Поворачиваюсь к Заку и обхватываю себя руками за талию, чувствуя, как желудок скручивается в узлы. Когда я уезжала из города, мы не ссорились, не кричали друг на друга, не говорили того, о чем однажды пожалеем. Между нами было слишком много боли, чтобы заставить работать то, что от нас осталось, и Зак, понимая то же самое, не противился, когда я рассказала ему о своих планах.

– Ты останешься здесь? – спрашивает он, и я киваю.

Проводя рукой по голове, он переводит взгляд вправо, туда, где несколько мгновений назад стояла Тина, затем поднимает на меня взгляд.

– Код от сигнализации – один, два, три, четыре. Я сказал Пэту сменить его, но ты же знаешь Пэта, – бормочет он, и я киваю, точно зная, каким упрямым был дедушка. Засунув руки в передние карманы джинсов, Зак понижает голос: – Прими мои соболезнования.

– Спасибо. – Я немного крепче сжимаю себя.

Его взгляд опускается на мои руки, находящиеся на талии, и смягчается.

– Если тебе что-нибудь понадобится, я рядом. – Зак кивает в сторону, и мой мир снова останавливается.

– Что? – выдыхаю я.

– Я живу в соседнем доме.

Ладно, может и должна была догадаться об этом, так как там стояла Тина, но я этого нет, а это плохо… очень плохо. Однако я, черт возьми, ничего не могу с этим поделать, если только не захочу погрузить Хантера обратно в фургон и жить за его счет следующий год или около того, что, думаю, не принесет мне одобрения в глазах окружающих.

– Класс, – жалобно шепчу я, не зная, что еще сказать.

Что-то знакомое и нежное проскальзывает в чертах Зака, заставляя живот снова сжаться, но на этот раз так, как я не чувствовала уже долгое время.

– Ну... – делаю паузу, желая, чтобы эта встреча поскорее закончилась. – Еще раз спасибо, что отключил сигнализацию. Хотела бы я, чтобы у нас было время наверстать упущенное, – лгу я, – но мне нужно до закрытия успеть в магазин, а потом еще накормить Хантера. Растущие мальчики плохо обходятся без еды, – бормочу я, протягивая руку к двери и испытывая сильное желание ее закрыть.

– Конечно. – Зак кивает, затем смотрит через мое плечо в дом. – Приятно было познакомиться, Хантер.

– Мне тоже... – Хантер переводит взгляд с Зака на меня.

– Мистер Уоттерс, дорогой, – бормочу я, отвечая на невысказанный вопрос сына.

Зак подходит и встает рядом со мной с мобильным в руке.

– Мне тоже, мистер Уоттерс.

Зак переводит взгляд на меня, и его лицо снова смягчается.

– Увидимся, Шелби.

– Да, увидимся, – снова вру я, так как с этого момента планирую притворяться, что Зака не существует. Жду, пока он уйдет – хотя и не хочу этого – чтобы закрыть дверь, а затем задерживаюсь на мгновение, пытаясь осмыслить, что только что произошло.

– Мама, откуда ты его знаешь? – спрашивает Хантер.

– Когда я была моложе, – говорю я, поворачиваясь к нему, – мы дружили. – Затем указываю в сторону лестницы. – Раньше моя комната была на чердаке – это лучшая комната в доме – и, если ты доберешься туда быстрее меня, она твоя.

Шевелю бровями и бросаюсь вверх по лестнице, слыша, как сын, смех которого я не слышала неделями, хихикает, догоняя меня.

– Ух ты, здесь потрясно.

Оглянувшись на Хантера, который входит в комнату с широко распахнутыми глазами, улыбаюсь.

– Я же говорила, это самая крутая комната в доме.

Подростком мне нравилось тусоваться здесь. Огромное пространство со скошенными потолками и четырьмя большими окнами в крыше было классным местом для времяпрепровождения. Глядя сейчас на сына, который бродит по комнате, вижу в его глазах волнение.

– Как думаешь, я мог бы поставить здесь телескоп? – спрашивает он, глядя через световое окно на затянутое облаками небо.

– Определенно. – Я пихаю сына в плечо, проходя мимо него к стоящему в углу дивану, накрытому простыней, и сдергиваю ее. – Возможно, тебе также захочется сменить обивку на этой штуке, – говорю я, переводя взгляд с дивана в цветочек на его сморщенную мордашку.

– Да. – Он кивает, затем направляется к кровати и сдергивает простыню, покрывающую матрас. – Не могу дождаться, чтобы рассказать об этом папе. Он подумает, что это очень круто, – бормочет он, и я прикусываю язык, чтобы не сказать: «Нет, твой папа, определенно, не подумает, что это круто».

Макс, отец Хантера, вырос в богатой семье. У него никогда не подержанных вещей. Даже когда мы поженились, он настоял, чтобы я продала дом в викторианском стиле, который купила по окончанию колледжа, желая вместо него приобрести недавно построенный дом-клише в районе, где жили все его друзья. Вскоре после этого настоял, чтобы я продала всю свою старую мебель, подержанные вещи, которые покупала и ремонтировала на протяжении многих лет. Тогда я была ослеплена надеждой и любовью, поэтому не задумывалась об этом, но со временем постепенно осознала, что стала уже не тем человеком, которым была раньше. Я превратилась в трофейную жену, живущую в показушном доме, и ни один из нас не обладал настоящим характером.

– Мам, – зовет Хантер, выводя меня из размышлений. Я поворачиваюсь к нему и замечаю в его руке стопку фотографий. – Кто это?

– Это моя мама, – тихо говорю я, подходя к сидящему на кровати сыну, а он протягивает фотографию моей мамы и меня. На ней мы сидим на крыльце, обняв друг друга и улыбаясь в камеру.

– Ты похожа на нее, – задумчиво говорит он. – У тебя ее глаза и волосы.

– Думаешь? – Я гляжу на маму, которая, была примерно моего возраста, когда сделали эту фотографию. Она была красивой, с длинными темно-русыми волосами, большими голубыми глазами и улыбкой, освещавшей целый мир.

– Да. – Хантер кивает, затем смотрит на меня и тихо спрашивает: – Ты скучаешь по ней?

– Каждый день. – Я киваю, забирая у него фотографию. – Ее обнимашки были лучше всех.

Я сдержала подступившие к горлу слезы. Мама с папой погибли в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать. Отец был владельцем и пилотом местной маленькой авиакомпании. Он собирался отвезти припасы мужчинам, которые охотились на медведя на одном из островов, и взял маму с собой. На обратном пути погода испортилась, и их самолет потерпел крушение в горах. Никто не выжил. Вот тогда я и переехала к родителям папы.

– А есть фотографии твоего папы?

Я задумываюсь на секунду, пытаясь вспомнить, говорила ли когда-нибудь с Хантером о своих родителях, спрашивал ли Макс о них, но на ум не приходит ни одного случая.

– Внизу на стене есть несколько. Я тебе покажу. – Слегка наклоняюсь к нему, затем в удивлении замираю, когда он обнимает меня за плечи. – Я люблю тебя, малыш, – шепчу я, не расстраиваясь, когда он не отвечает, но радуясь, что его рука слегка сжимается.

– Я умираю с голоду, – говорит Хантер и хихикает, когда громкое урчание в его животе нарушает момент, и отпускает меня.

– Мы не можем этого допустить, – смеюсь в ответ, вставая с кровати. – Пойдем к Джо. Надеюсь, пицца все такая же потрясающая. Если нет, тебе придется помучиться, но ее съесть, потому что магазин, наверное, уже закрыт.

– Существует ли на свете плохая пицца?

– Полагаю, мы это выясним, – бормочу я, а затем выхожу из комнаты и спускаюсь по лестнице, беру сумочку и направляюсь к двери.

Когда мы добираемся до пиццерии, я обнаруживаю, что за годы отсутствия ничего не изменилось. Владелец, Джо, пожилой кореец, все еще готовит пиццу в подсобке, а его жена Ким все также стоит за кассой, сплетничая обо всем и всех. Пока мы ждем пиццу, Ким болтает без умолку, рассказывая о местных, включая Зака, который, как она мне сообщает, не просто полицейский, а шериф. Женщина также рассказывает, что Зак одинок. Они с Тиной развелись около девяти лет назад, и Зак получил полную опеку над обоими детьми. Я говорю себе, что мне все равно, что Зак больше не с Тиной, но все же чувствую некоторое облегчение, зная, что не придется видеть их вместе.

– Могу я сегодня спать в своей комнате? – спрашивает Хантер, когда я доедаю третий кусок пиццы и вытираю рот салфеткой.

– Не возражаю, но в доме нужно убраться. Так что, если хочешь спать наверху, мы должны забрать твои вещи из фургона.

– Я их принесу, а потом и все остальное.

– Хочешь разгрузить фургон? – спрашиваю я, совсем не обрадовавшись, что придется таскать вещи наверх по трем лестничным пролетам.

– Да. – Сын снова кивает, забирая половину крышки от коробки из-под пиццы, которую использовал в качестве тарелки и выбрасывая в мусорное ведро.

– Раз хочешь, – соглашаюсь я, сожалея об этих словах спустя час, когда направляюсь за последней коробкой. Руки и ноги устали от непрестанного хождения с багажом вверх по лестнице. В прошлом году я не тренировалась, и сейчас это чувствуется: каждая мышца в теле протестует.

Я останавливаюсь, услышав звук захлопнувшейся двери, и, прижав коробку к груди, смотрю в сторону соседнего дома. По ступенькам спускается красивый светловолосый парень, очень похожий на Зака, а за ним по пятам следует Тина. Пригнувшись, прячусь и наблюдаю, как они садятся в старый пикап, и выхожу из укрытия только тогда, когда отъезжают.

Прожив более пятнадцати лет в раздумьях над усыновлением Сэмюэля, мне должно быть легче видеть детей Зака, но это не так. Я все еще чувствую горечь. Все потому, что дети Зака родились чуть больше, чем через год после Сэмюэля, а это значит, что Тина забеременела вскоре после моего отъезда из города. Так что, Зак не просто начал встречаться с Тиной, но построил с ней семью и завел детей.

Возвращаясь в дом с последней коробкой, думаю, как держаться линии, что определила себе пятнадцать лет назад. Было легко блокировать мысли о Заке, не видя его, но теперь, вернувшись и живя с ним по соседству, будет ли так же легко игнорировать чувства, вызванные мыслями о нем.

***

Схватив с края кровати одеяло и осторожно балансируя Киндл и бокалом вина в другой руке, открываю раздвижную стеклянную дверь в своей комнате и выхожу на балкон. Сегодня ночью, впервые с тех пор, как мы переехали, не было дождя, и я весь день с нетерпением ждала возможности посидеть под звездами с хорошей книгой. Взяв бокал, делаю глоток, затем перевожу взгляд влево. С задней веранды по соседству доносится рок-музыка, и брезжит свет. Интересно, а есть ли балкон в комнате Зака.

Отогнав эту мысль, включаю Киндл и продолжаю теряться в чьем-то «долго и счастливо».

– Шелби.

Я дергаюсь, отчего часть содержимого бокала выплескивается через край и стекает по пальцам. Поворачиваю голову влево, – облокотившись на перила балкона на меня смотрит Зак. В руках стакан, полный темной жидкости, а позади на него льется свет.

– Ты напугал меня до чертиков, – бурчу я, прижимая свободную руку к быстро колотящемуся сердцу.

– Я уже давно здесь стою, – бормочет он, затем делает глоток. – Думал, ты заметишь.

Зак перекатывает стакан между ладоней, пристально глядя на меня, заставляя бороться с желанием поерзать на стуле.

– Когда я погружаюсь в хорошую книгу, мир вокруг меня может рухнуть, и я этого не замечу.

Пожимаю плечами, делая глоток вина, используя момент передышки как предлог, чтобы отвести взгляд, но впервые осознаю, что не знаю мужчину, стоящего напротив. Да, он немного похож на парня, с которым я встречалась много лет назад, но также кажется более напряженным, будто на его плечах лежит вся тяжесть мира. Зак определенно не тот покладистый парень, с которым я встречалась в школе.

– Как вы устраиваетесь?

Вытащив из-под себя ноги, кладу электронную книгу на колени и поворачиваюсь к Заку, поправляя вокруг себя одеяло.

– Потребуется немного времени, чтобы все привести в порядок. Я и не знала, что дедушка был таким барахольщиком. Я выбросила, наверное, около десяти тысяч выпусков «Нэшнл Географик» и сотню пустых коробок и кучей вещей, купленных в рекламе «Магазин на диване».

Я улыбаюсь, когда Зак смеется глубоким рокочущим смехом и наклоняется через перила, отчего очередная клетчатая рубашка – на этот раз желто-голубая – натягивается на его широкой груди.

– Ты ничего не оставила? Сложно угадать, когда может понадобиться автоматическая картофелечистка.

– Я думала об этом, но оставь это, и мне некуда было бы поставить обувь, так как все было сложено на полу гардеробной. Все нераспечатанное.

С улыбкой наблюдаю, как Зак коротко ухмыляется, а потом улыбка исчезает, и его глаза перемещаются мимо меня к лесу за домом.

– Я буду скучать по нему. Он уехал из города, и мне будет не хватать наших разговоров, – тихо говорит Зак, затем на мгновение поднимает глаза к небу, и снова встречается со мной взглядом. – Почему ты вернулась? В последний раз, когда я разговаривал с Пэтом, он сказал, что ты планируешь переехать к нему во Флориду.

Эти слова застают меня врасплох – дедушка никогда не говорил, что поддерживал связь с Заком. Но опять же, я никогда не спрашивала. И не должна удивляться их общению, они были близки, когда я жила здесь, и, очевидно, живя по соседству, до переезда дедушки во Флориду. Плюс, Зак – городской шериф. И все же мне по-прежнему кажется странным, что он знает обо мне, в то время как я ничего не знаю о нем.

– Планировала. – Я выдохнула, снова поправляя одеяло на плечах. – Но мне пришлось ждать, пока... – Я замолкаю, не желая говорить о разводе, особенно с Заком. – Потом дедушка скончался, мне нечего было делать во Флориде, поэтому решила вернуться сюда.

– Ты не хотела оставаться в Сиэтле?

– Нет, мне требовалось что-то другое, и узнав, что дедушка оставил мне свой дом, поняла, что мне нужно вернуться сюда, – шепчу я правду.

С тех пор как прочитала завещание и узнала, что этот дом принадлежит мне, и я могу делать с ним все, что заблагорассудится, у меня появилось предчувствие, от которого не могла избавиться. Что-то подталкивало меня вернуться сюда.

– Это хороший город, – бормочет Зак, но выражение его глаз говорит о чем-то, чего я не могу понять.

– Это последнее место, в котором я помню себя по-настоящему счастливой. Надеюсь, смогу сделать его таким для Хантера, – тихо говорю я, и лицо Зака смягчается.

– Он похож на тебя.

Его слова и тон застают меня врасплох, и я немного выпрямляюсь. Никогда бы за миллион лет не подумала, что посреди ночи буду сидеть на дедушкином балконе и разговаривать с Заком о чем-то. Определенно, не о моем сыне.

– Ты бы так не сказал, если бы видел его отца, – честно отвечаю я. – Маленьким он походил на меня, но сейчас уже нет.

– У него твои глаза и улыбка. – Зак делает паузу, отпивая из стакана. – Он кажется хорошим пареньком.

– Он лучший ребенок. – Отпиваю вино, пытаясь сдержать то, что сейчас чувствую. – Я… кажется, я видела твоего сына. Э-м, на днях. Он похож на тебя. – Как только произношу эти слова, сразу желаю забрать их обратно, потому что не хочу, чтобы Зак думал, что я шпионила за ним.

– Он похож на мать, но у него мой характер, и я не могу решить, хорошо это или плохо. Моя дочь, Обри, с другой стороны, похожа на меня, но милая до глубины души. Откуда у нее эта милота, я, блядь, понятия не имею.

– О.

Прикусываю губу, пытаясь придумать, что на это сказать. Зак, которого я знала, был хорошим парнем, даже милым. Тина, напротив, вела себя в основном как стерва, и, честно говоря, даже не помню, почему мы дружили. С другой стороны, в детстве у меня не было большого выбора среди подруг. В моем выпускном классе училось пять девочек, и никому из них не нравилась Тина, а значит, никому из них не нравилась я.

– Пойду-ка я в дом, – резко говорит Зак, вставая во весь рост и прерывая мои мысли. – Рано утром мне нужно быть в участке.

– Конечно... э-э-э… спокойной ночи. – По мне ударяет сильное желание сказать что-то, чтобы заставить его остаться, и мне требуются все силы, чтобы держать рот на замке.

– Тебе тоже, Шелби. И будь осторожна, когда будешь здесь читать. В это время ночи где-то поблизости Луи бродит в поисках еды.

– Луи? – спрашиваю я, наморщив нос. В Кордове никогда раньше не бродили бездомные, и я не могу представить, что это происходит сейчас.

– Луи – черный медведь. Обычно он остается в лесу, но время от времени забредает на веранды.

– О, боже. – Я вскакиваю, оглядываясь в поисках признаков Луи, не понимая, как могла забыть, что здесь водятся медведи, ведь мы на Аляске. – Что смешного? – хмурюсь я, поворачиваясь к Заку, услышав его глубокий смех.

– Это Аляска, детка. Ты жила здесь много лет. И знаешь, что в этих лесах водятся медведи. – Он кивает в сторону деревьев.

«Детка». Почему, ох, почему от этого слова у меня в животе запорхали бабочки?

– Я знаю, но забыла. – Качаю головой и вижу, как выражение его лица снова смягчается.

– Все еще сладкая, как пирог, – кажется, я не слышу эти слова, не уверена, так как голос Зака понизился до низкого рокота, а скорее почувствовала кожей.

– Тогда, я тоже пойду, – выпаливаю я, забирая Киндл и бокал вина. – Спокойной ночи. – И с этими словами, кивнув, возвращаюсь в комнату. Закрыв дверь, запираю ее за собой, затем в спешке ложусь в постель, где еще раз пытаюсь забыть о Заке Уоттерсе.

***

– Алло? – отвечаю на звонок, все еще в полусне, затем смотрю на часы и отмечаю, что, уже светло, хотя только шесть утра.

– Шелби, я звонил три раза, – говорит мне на ухо Макс, мой бывший муж, и я накрываю голову подушкой с мыслями о том, чтобы задушить себя ею.

– Сейчас только шесть, Макс. Я еще не проснулась, – ворчу я, откидывая одеяло и садясь. – Что случилось?

– Я хочу прилететь к вам на выходные, – заявляет он, и я борюсь с желанием швырнуть телефон через всю комнату или заорать во всю глотку.

– В эти выходные? – уточняю я, потирая лицо. – Мы здесь даже недели не пробыли.

– У меня выдалось несколько выходных, и я хотел бы повидать Хантера.

Я вздыхаю, обдумывая его просьбу.

– Наши вещи доставят через два дня. На следующей неделе я выхожу на новую работу, а у Хантера...

– Ты не будешь прятать от меня моего мальчика, – обрывает он, и по тону я могу сказать, что он злится и, скорее всего, в раздражении дергает свой вездесущий галстук. Обычная реакция на меня.

– Я не говорю, что ты не можешь его видеть, Макс, – уточняю я, жалея, что не выпила чашки кофе перед этим разговором. – Я просто объясняю, что мы пытаемся здесь устроиться. Можешь подождать несколько недель, прежде чем приехать?

– Не неси гребаной чуши. Поверить не могу, что из всех проклятых мест ты переехала на Аляску. В жизни мальчика должен быть отец.

Мое сердце колотится, и я чувствую, как ускоряется пульс. Мы избежали битвы за опеку, но я бы не стала исключать, что, если переступлю черту в глазах Макса, он подаст в суд, чтобы получить опеку над Хантером.

– Макс, – смягчаю голос, направляясь на кухню, – мы же говорили об этом. Ты можешь навещать Хантера в любое время, и через пару лет он сможет прилетать к тебе на каникулы. – Затем понижаю голос еще. – Мы договорились, что он будет жить со мной до шестнадцати лет. После этого сын сможет выбрать, с кем хочет остаться.