Текст книги "Покупатели мечты"

Автор книги: Августо Кури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Некоторые преступники расплакались прямо в зале, говоря о ранах, от которых они пострадали и которые нанесли сами. Это были неисправимые ошибки. Жизни были потеряны, детям был нанесен ущерб. Проведя короткую инвентаризацию собственной жизни, они разодрали сердце своей психики. Казалось, они возвращались в лоно материв поисках защиты. Двадцать минут спустя мы потихоньку вышли, не попрощавшись, Мы оставили их в разговорах о своих чудовищах, и эти разговоры велись теперь без остановки и страха.

Фернанду Латару, а также некоторые надзиратели, общественные помощники и двое присутствовавших в зале психологов сияли. Они не знали, как нас благодарить. Директор чувствовал, что все, что он увидел и услышал, не только пошло на благо преступников, но и на пользу ему как человеческому существу. Увидев его энтузиазм, Учитель устроил ему холодный душ.

– Все, что произошло в этот день, было едва ли каплей в океане их потребностей. Никто никого не меняет. Нет волшебства для преодоления конфликтов. Память не угасает. Никто не выходит из ада своих ошибок, если не встречает врата рая: сочувствие и воспитание.

И как будто бы в бреду договорил:

– Кто знает, возможно, здесь могли бы быть школы театра? Кто знает, возможно, здесь, на Острове Демонов, можно было бы давать фундаментальное образование, профессиональное обучение и устроить факультет технологии через спутник? Кто знает, возможно, здесь можно было бы создать залы для музыки и искусства пластики? Кто знает, возможно, здесь можно было бы открыть компьютерные залы с доступом к запрещенным зонам Интернета, чтобы они отвлекались и развивали свою культуру, вместо того чтобы думать о глупостях и подпитывать свои призраки и неудержимое желание бежать?

Фернанду Латару засмеялся с иронией и был лаконичен:

– Учитель! У нас нет денег. В теории с заключенными обращаются как с человеческими существами, а на практике – как с отбросами общества. Один надзиратель сказал:

– Даже федеральное правительство забросило этот остров.

Администратор вставил:

– Ресурсы нашего учреждения недостаточны для содержания самих себя.

Психолог заметил:

– Никакое предприятие не вложило бы и сентаво в этот человеческий отстойник.

Реальность была жесткой и болезненной. Все возвращалось к тому, что было на этой фабрике преступлений. У нас были идеи, но не было денег. Единственным человеком, обладающим средствами, была профессор Журема. На самом деле у нее были активы, но не было доходов. Ее имущество и добро, оставленные мужем, едва покрывали ее собственные расходы и содержание дома.

После того как Учитель услышал жалобы Фернанду Латару и еще двоих работников Острова Демонов, он отозвал Димаса в сторону, пристально посмотрел ему в глаза, дотронулся до его плеч своими руками и почти неслышно отдал ему приказание, от которого мы снова чуть не умерли со смеху. Человек, продающий грезы, попытался говорить тихо, но получилось так, что мы услышали.

– Димас, достаньте средства!

Слова Учителя вызвали у Бартоломеу импульсивную реакцию. Он сказал:

– Димас, иди и ограбь Центральный банк.

– Вот следующий постоялец Острова Демонов, – прокомментировал Мэр, а потом попросил прощения у Учителя.

Но, поскольку тот тоже засмеялся, мы подумали, что он критически отзывался о финансовом кризисе.

Если даже эти двое безмозглых сочли, что приказ Учителя был самым большим анекдотом года, то можно представить, что подумали остальные.

– Вам не нужно защищать свой кошелек, люди, – уверенно произнес Эдсон. – Мы все нищие. – И он рассмеялся вместе с остальными, включая Фернанду Латару.

В довершение я тоже захотел вставить свои пять копеек.

– Учитель, Димасу потребуется Эдсон, чтобы совершить чудо преумножения.

Краснобай и Мэр впервые одобрили мое высказывание. Они похвалили меня:

– Люди, интеллектуал теряет здравый смысл. Поздравляем !

На самом деле я всего лишь учился не воспринимать жизнь чересчур серьезно.

Я собственными ушами слышал, как о Димасе вскользь говорил один адвокат, который совсем недавно спас его от тюрьмы за небольшую кражу. На нем уже не было места, чтобы поставить клеймо. Ладно, мы были бандой сумасшедших. И Димас, и Учитель были в одной лодке. Но, к нашему удивлению, бесхитростный Димас счел, что Учитель говорил серьезно. Он пребывал в благостном расположении духа. Как министр короля, он говорил восторженно, но, как всегда, запинаясь:

– Вы го… го… говорите серьезно, Учитель?

– Да, Димас, совершите чудо преумножения без Эдсона. Можно обойтись без его молитвы, – ответил Учитель с улыбкой.

Тем временем Димас напевал и танцевал, как ребенок. Он обнял Учителя, поцеловал его в щеку и, взяв его правую руку в свою, стал танцевать с ним.

Толпа почти взорвалась от хохота. День начался с цирка и заканчивался на манеже. Философия приобретала хорошее настроение, ранее невиданное. Директор и его служащие не воспринимали всерьез предложения Учителя. В конце концов, грезы и бредни являются близкими родственниками.

Два дня спустя мы шли по большому проспекту Новый Китай, и внезапно листок из одной газеты, не имевшей особого спроса, полетел и попал мне в лицо. Я схватил эту страницу и уже собрался отправить ее в урну. Однако тут один из заголовков бросился мне в глаза: «Меллон Линкольн-сын, возможно, жив».

«Что это? Не может быть!» – подумал я. Меллон Линкольн-сын был одним из кандидатов в президенты страны от важной политической партии. Но, поскольку смерть не выбирает своих посетителей, она постучала к нему в дверь. Когда он умер, я, разведясь с супругой, жил в России, вдали от Жоау Маркоса.

Целый год меня не было в стране, когда я писал свою работу после докторской диссертации. Будучи вдали от новостей, я не знал подробностей бед, свалившихся на этого могущественного лидера. Он был человеком, о котором так часто сообщалось в новостях, что я подумал, что комментарий одной газеты о Меллоне Линкольне был еще одним сенсационным репортажем, необходимым для увеличения ее тиража.

Учитель также был серьезным критиком этого человека. Я помнил, что, когда мы впервые были в гостях у профессора Журемы, он не давал хвалебных комментариев о нем.

Я поспешно отправился к Учителю и дал ему газету. Выражение его лица изменилось. Качая головой, он подтвердил:

– Они хотят воскресить мертвого. Это – нелепость. Глупое общество отправляется на поиски старых героев. Не вкладывает в революцию безымянных!

Глава 37

Изгнать и ранить оборванца

Была среда, три часа дня. Учитель дал нам несколько груш и яблок, которые он получил от одного почитателя. Мы еще не обедали, и нам хотелось есть. Пока мы ели свежие фрукты, я смотрел по сторонам и заметил, что человек, который продавал грезы, ел гнилую грушу. Так было всегда: он отдавал лучшее нам, оставляя себе худшее.

Поскольку голод не проходил, мы остановились напротив одного изысканного французского ресторана и попросили остатки пищи. Я сказал группе:

– Это место не для нас.

– Человек малой веры. Пойдем, попытаемся, брат мой! – возразил Эдсон.

Богато одетые люди выходили из ресторана и смотрели на нас с негодованием. Мэр показал жестом, что ему плохо из-за недостатка еды. Впрочем, все так и было. Мы знали, что если еще пару часов он чего-нибудь не пожует, то у него начнется головокружение. Фрукты не решили проблему его диеты.

Владелец увидел толпу перед его великолепным заведением и быстренько попросил нас пройти на задний двор, чтобы он сам нас угостил. Мы были счастливы попробовать блюда этого знаменитого ресторана. Профессору университета не рекомендовалось посещать его. Мне пришлось бы работать неделю, чтобы провести там час.

Угрюмый человек появился с двумя охранниками и поставил порции пищи в одноразовой посуде. Подавая еду руководителю группы, Учителю, он повел себя с кошачьей агрессивностью. Он плюнул в его тарелку и произнес:

– Больше никогда не появляйтесь здесь, если не хотите, чтобы вас арестовали.

Учитель отставил тарелку в сторону, туда, куда ступил владелец ресторана, и, когда тот уже заходил в свое заведение, сказал ему:

– Благодарю, Жан-Пьер, за вашу доброту. Соус для жаркого – просто объедение.

У владельца ресторана едва не выскочили глаза, он стал задыхаться и не мог говорить. Как и президент госпиталя Меллона Линкольна, он отреагировал на Учителя, как будто бы увидел чудовище. Мы в очередной раз не поняли значения происходящего.

На следующий день, после того как мы два часа шли от моста, иод которым спали, наша группа приблизилась к одному огромному зданию. Синего цвета, в сорок этажей, окруженное великолепным садом с тюльпанами, разноцветными ромашками и хризантемами, оно все блестело. Это было центральное здание могущественной группы предприятий «Мегасофт».

Учитель глубоко дышал, как будто хотел вдохнуть весь воздух. Его волосы свободно развевались на легком ветерке. Он наклонился и стал с восторгом рассматривать тюльпан. Он попросил нас понюхать цветок, почувствовать его аромат и понаблюдать за его анатомией. Потом подошел агрессивно настроенный охранник, чтобы прогнать нас с этого места. Мы находились на тротуаре и прикасались к ближайшим цветам. Это было общественное место. Однако, не доверяя такой эксцентричной группе, охранник посоветовал нам уйти. Это было только предупреждение.

Мы снова ощущала голод, но французской еды нам уже не хотелось. У Моники нашлось немного мелочи, которой бы хватило максимум ей на обед. Профессор Журема забыла кошелек. Разрушитель был сыт. Жоау Витор едва имел денег на что-нибудь горячее.

Мы пели, Учитель декламировал стихи, произносил речи, и люди давали нам безотчетно то, что им хотелось дать. Это был наш главный источник сбора средств. Это был обмен. Мы не просили милостыни, мы не были профессиональными попрошайками. Мы были нищими по собственному выбору. Учитель никогда не заставлял нас просить денег на улице, и очень редко мы просили в ресторанах. Но его ученики всегда нарушали правила.

Мимо нас проходили четверо хорошо одетых мужчин, похожих на работников группы «Мегасофт». Когда они направились к центральной канцелярии, Мэр, подталкиваемый голодом и нисколько не сомневающийся, попросил у них мелочь. Он подошел к ним с каменным лицом и сказал:

– Досточтимые бизнесмены, вы не могли бы профинансировать обед для будущего лидера страны и его помощников? – И он показал на нас.

– Убирайся, бродяга, – ответил ему мужчина с тупым выражением яйца, который казался самым важным из них.

Мэр понизил требования:

– Достаточно какой-нибудь монетки.

Чтобы к ним больше не приставали, этот тип достал две монеты низкого достоинства, на которые нельзя было купить даже булочку, и, вместо того чтобы отдать в руки, с презрением бросил их на тротуар. И, уже отходя, добавил:

– Этих нищих следовало бы отправить в Ирак.

Учитель посмотрел на негуманного служащего и, охваченный негодованием, сказал:

– Я вспоминаю одного молодого человека, который в своей речи директору предприятия сказал: «Большой чиновник должен ценить человека, пользующегося продуктом, больше, чем продукт, который он производит». – И, сделав паузу, сказал: – Но время искажает речи.

Человек, бросивший мелочь, отступил на шаг, испугавшись. Он вытаращился и удивленно спросил:

– Кто вы?

Осмелев, Учитель преподал ему урок:

– Это не важно. Важно то, кто вы.

Продавец Грез пробежался глазами по великолепному зданию, в котором размещалась группа «Мегасофт», и покачал головой. Потом он заметил красивое дерево, стоявшее в пяти метрах, и сложил, импровизируя, стихотворение, которое возмутило «богов» в галстуках и коснулось самого сокровенного во мне:

– Более щедрые, чем люди, – деревья, которые простирают свои руки к проходящим, отдыхающим в их тени. Отдохнув, люди поворачиваются спиной и уходят, не попрощавшись. Деревья, будучи покинутыми, ничего не требуют и даже не просят взамен. – Он сделал паузу и прочитал вторую часть своего стихотворения: – Деревья более солидарны, чем люди, которые пускают к себе птиц, занимающих ветви, чтобы передохнуть на них. На следующее утро птицы улетят, не заплатив за ночлег и не поблагодарив. Но деревья счастливы, они прощаются с ними, рукоплеща своими листьями под дуновением ветерка. Они дарят себя с удовольствием.

Четверо чиновников стояли как вкопанные. Они были поражены речами оборванца. Они не могли объяснить охватившие их ощущения. Они были не в состоянии двигаться. Они молчали, сосредоточившись. Учитель наклонился, поднял две монетки и возвратил их со словами:

– То, что дается не от сердца, не приносит облегчения.

Один из чиновников с седыми волосами попросил прощения, а чиновник, который швырнул монеты, не смог отреагировать. Его повели под руки.

Когда мужчины повернулись, чтобы уйти, Учитель нанес им окончательный удар. Я думаю, что они не спали несколько следующих ночей.

– Если меня похоронят на улицах, а вас в большом мавзолее, все будет одинаково. Мы сравняемся в нашей малости.

После этого события Учитель снова склонился над тюльпанами, стал рассматривать их и разговаривать с ними. Мы тоже принялись восхищаться маленькими цветочками. Вместо того чтобы уйти прочь от охраняемого учреждения, Учитель поступил необычно. Он решил войти в главный подъезд корпорации «Мегасофт».

Нам преградили дорогу трое охранников, которые регистрировали документы людей, и четверо, стоявших в вестибюле. Они выступили перед нами, даже не спрашивая документов, как только увидели нашу странную внешность. Внешность открывает двери, но ум определяет путь. Двери никогда не открывались для нас спонтанно.

– Выходите отсюда немедленно, иначе вас арестуют! – заявил один из охранников, и они стали выталкивать нас.

Теряя терпение, Учитель закричал нечто запретное:

– Это – наследие Меллона Линкольна-сына, миллиардера, который создал культуру, прогоняющую людей! Больное наследие, эксклюзивное, элитное. Позовите богов этого учреждения, я хочу поговорить с ними.

Другие служащие, проходившие по вестибюлю, услышав, что Учитель критикует великого создателя империи «Мегасофт», почувствовали себя оскорбленными. Он разрушал догмы религии этого предприятия, финансового храма. Ранил их неприкасаемого гуру. Один служащий, окинув каждого из нас презрительным взглядом, шутливо поинтересовался:

– Из какого приюта вышла эта банда психов?

Мы не были группой, проходившей незамеченной. Учитель носил черные штопаные брюки и белую рубашку с синим пятном на груди, которое появилось в результате вытекания чернил из шариковой ручки. На мне была белая рубашка поло и синие джинсы. Саломау носил зеленые парусиновые брюки и желтую рубашку без воротника. Бартоломеу и Барнабе походили на бедняков. Все мы были одеты не по моде, за исключением двух женщин, профессора Журемы и Моники.

– Никто не достоин быть лидером театра предпринимательства, если перед этим он не был лидером театра психики. И никто не станет лидером театра психики, если не научится замечать то, что находится под одеждой, – сказал Учитель, потрясая молодых служащих.

– Кто этот нищий, который украшает фразы мыслителей и декламирует их, чтобы впечатлить нас? – спросил другой служащий, обращаясь к охранникам.

Те не смогли ответить. Тогда, явно относясь к нам с предвзятостью, они отдали приказ охранникам:

– Чего вы ждете? Вытолкайте этих террористов!

– Молчунов, а не террористов, друг мой. Мы здесь с добрыми намерениями, – заявил Краснобай. И попросил Мэра; – Давай артиллерию.

– Что? – не сразу понял Барнабе. – Убийственное выпускание газов?

И Мэр выпустил целый отборный фейерверк газов.

Служащие оскорбились и поспешили прочь. Они сели в лифт и, поднявшись, сообщили главной службе безопасности, что какие-то террористы находятся в вестибюле великой корпорации. Это была толпа. Мы чуть не умерли от страха. Два десятка охранников с самым разнообразным оружием, включая некоторые армейские винтовки и АК-47, немедленно захватили помещение. Они попросили нас не делать ни одного резкого движения.

Нас захватили сразу же. Они грубо уложили Учителя, Бартоломеу, Барнабе и Саломау на пол. Остальные оставались стоять. Они обыскали нас, унизили нас и напали на нас. От охранников, стоящих у входа, они узнали, что Учитель был предводителем группы. Один охранник безжалостно поставил ногу ему на шею, а второй ногой прижал ему правую руку и надавил, вызывая непереносимую боль. Учитель задыхался, ему не хватало воздуха.

Они кричали, требуя, чтобы Учитель назвал себя, но он продолжал молчать. Они спросили его имя, но он не ответил. Они попытались найти его документы, но ничего не нашли. Они действительно думали, что речь шла о террористе, переодетом в оборванца.

Они подняли его с пола. И, поскольку один из нападавших придавил Учителю трахею, у него начался приступ кашля. Один из охранников шлепнул его рукой по лицу, чтобы он прекратил симулировать приступ кашля. Учитывая демократические времена, сила удара была невообразимой. Получить упрек от террориста хуже, чем быть прокаженным. Субъекта сначала убивают, а потом идентифицируют. Справившись с приступом кашля, Учитель набрал воздуха, чтобы отреагировать:

– Кто вам платит зарплату?

– Это не ваше дело! – сказал начальник охраны.

– Меллон Линкольн или его наследие платит вам зарплату, чтобы вы были вежливыми или агрессивными, чтобы предупреждать или наказывать?

Начальник ударил его в живот, а потом еще по левой щеке. Он свалил Учителя с ног и угрожающе приставил пистолет к его рту, раня губы и челюсть. Покорный Продавец Грез истекал кровью. Женщины плакали, глядя на него. Они называли холодных охранников убийцами.

Бартоломеу попытался помочь ему, но получил удар в грудь и вынужден был сдержаться.

– Что вы знаете о Меллоне Линкольне? – закричал начальник охраны. И, вытащив пистолет изо рта Учителя, громко спросил. – Кто вы? Назовите себя!

Ответ Учителя был более чем неуместным.

– Этот бесчувственный миллиардер, у которого все время уходит на зарабатывание денег, не сделал свое предприятие гуманным. Такая жестокость – его политика?

Услышав эти слова, начальник полиции нанес Учителю удар по голове, раня его кожу иод волосами. У Учителя потекла кровь по лбу. Кровь залила ему лицо, и мы стали свидетелями еще более ужасного и драматичного зрелища, чем то, что нам пришлось наблюдать несколько недель тому назад, когда на него напали возле дома господина Луиса Лемуса.

Человек, который был против любого рода насилия, подвергся нападению без всякого сожаления. Мы все оставались под прицелами револьверов. Не переживая по поводу нанесенных Продавцу Грез ран, начальник охраны, который уже, несомненно, убивал людей во время своей профессиональной деятельности, прижал револьвер к его затылку и снова закричал:

– Вы из Аль-Каиды!

Он бы и сам не мог сказать, было ли это утверждением или вопросом. Револьвер делал его богом, который мог решать, жить человеку или умирать. В прошлом Меллон Линкольн-сын уже пережил одно покушение террористов. После этого нападения группа, которая сама занималась его безопасностью, стала параноидальной. Самые главные чиновники ходили с эскортом.

Сцены, свидетелем которых я стал, привели меня к постижению критики Учителя против общественной системы. Человеческое существо принадлежит системе. Без идентификации и без документов невозможно ни существовать, ни даже выжить в обществе. Руссо действительно нужно было бы исправить свою лемму: человек рождается со своими инстинктами, а общество его воспитывает или сажает в тюрьму. Если бы Учитель продолжал настаивать на таком неподходящем образе жизни, он должен был бы осознавать, что вскоре умрет. Социологический опыт, побудивший меня экспериментировать, закончился бы несчастьем. Человеческое существо превратилось в хищника, охотящегося на самого себя.

Несмотря на головокружение и кровотечение, Учителю удалось немного повернуть голову, чтобы посмотреть на агрессивного охранника и привести его в замешательство своими словами:

– Умберту, без человеческого существа и его благополучия все равно что без огня… «Мегасофт» практикует некоторые формы террора.

У начальника охраны ослабли руки, ему едва удалось удержать револьвер.

– Откуда вы знаете мое имя?

Я попытался разглядеть, есть ли у начальника охраны бейджик с именем, что позволило бы Учителю прочитать его имя, но мне не удалось это сделать. Умберту повторил вопрос, но он был заглушен звуком, исходящим от десяти полицейских автомобилей. Тридцать вооруженных до зубов полицейских наводнили вестибюль. Они надели наручники на предполагаемых террористов и повели нас, как бандитов, на досмотр. Никто не поинтересовался ранами человека, продающего грезы. «Он был террористом, значит, сейчас не до сантиментов».

Сотни людей быстро приближались к этому месту. Некоторые из них знали Учителя. Они смотрели на его залитую кровью голову и левую щеку и, наблюдая за холодностью и грубостью, с которыми с ним обращались, возмущались. Они начали протестовать, кричать. Но никто их не слышал. Несколько журналистов фотографировали Учителя в наручниках. Когда мы уже собирались войти в спец помещение, прибыл шеф полиции. Он подошел к группе и остановил взгляд на Учителе и его кровавых ранах.

– Это снова вы? сказал он, явно сочувствуя ему. И добавил: – Я шел за вами по пятам. Хотя я и не знаю, кто вы. Но я боюсь за вашу жизнь. Уезжайте из этого города и молчите для вашего же собственного блага.

– Если я замолчу, значит, я буду побежден и победит система.

– У вас нет никакого шанса на успех, – безапелляционно заявил шеф полиции.

– Я – сеятель идей. Моя ответственность состоит в том, чтобы заложить в почву эти семена.

И шеф полиции в знак того, что его невозможно заставить молчать, покачал головой. Потом он сказал, чтобы нас освободили, говоря, что он нас знает, что он уже допрашивал нас и что мы не представляем опасности. Нас отпустили.

– Ну, видите, люди? Мы победили полицию. Никто не может заставить нас молчать, – с энтузиазмом сказал Мэр.

– Даже Мэр, – отозвалась Моника.

Начальник полиции, глядя на кровоподтеки и гематомы Учителя, предложил отвезти нас в какое-нибудь лечебное учреждение, но тот отказался, сказав, что хорошо себя чувствует. Несколько человек хотели обнять его, однако сохраняли дистанцию, потому что его руки, которыми он вытирал глаза, были запачканы кровью. Несмотря на это, многие люди говорили:

– Большое спасибо за ваши слова. Вы изменили наше мышление. – А потом прощались.

Подошла профессор Журема, она дала Учителю платок и произнесла:

– Сын мой, я горжусь вами. Следовать за вами – это честь для меня.

– Но это небезопасно, вы должны уехать.

Да, мы знали, что должны уехать. Но мы смотрели друг на друга и понимали, что не сможем этого сделать. Какая-то непостижимая сила объединяла нас. Находиться рядом с ним было опасно, как в безводной пустыне, но в тоже время близость к нему действовала освежающе, как родник.

Глава 38

Боль от клеветы

На следующий день газеты вышли с кричащими заголовками. Некоторые защищали Продавца Грез, говоря, что предвзятое общество нетерпимо относится к людям другого типа. Они утверждали, что охранники напали на спокойного и умного человека. Другие говорили, что Учитель опасный человек. У меня начался приступ ярости, когда я увидел этот заголовок. Краснобай в гневе смял газету, а Мэр начал жевать ее. Но Учитель оставался спокойным. Он мягко сказал, обращаясь к ним:

– Мы такие, какие мы есть. По мере нашей убежденности в том, кто мы есть, определяются уровни нашей защищенности или нашей слабости.

Однако наибольший приступ бешенства я испытал, увидев его фото на первой странице «Свободы», главной газеты государства, принадлежащей группе «Мегасофт».Над снимком, запечатлевшим окровавленного Учителя, стоял заголовок: «Продавец кошмаров нападает снова». А далее следовал комментарий о том, как Учитель ходил с проститутками, бродягами и алкоголиками и, наконец, с наихудшими представителями общества. Люди должны избегать контактов с ним. Молодежь должна уходить от него. Они писали также, что речь идет о главном психопате, которого уже заметили в городе.

Даже Учитель не смог скрыть своего разочарования. Репортеры взяли интервью только у одной стороны этой истории, то есть у служащих самой группы «Мегасофт», которые подозревали, что Учитель был террористом, и у охранников, которые напали на нас на территории корпорации.

В репортаже также говорилось, что он был безбожником и верил только в самого себя, ибо хотел быть кем-то вроде Христа, Богом этого столетия. Газета повлияла на некоторых людей. У одной женщины прочитавшей статью, случился приступ бешенства. Придя в ярость, она внезапно ударила Учителя и плюнула ему в лицо.

– Вы хотите быть Христом, – сказала она ему, – но на самом деле вы – безбожник, человек, не достойный существования.

Вытерев лицо, Продавец Грез посмотрел на особу, напавшую на него, и спокойно ответил ей:

– Да, я был безбожником среди безбожников. Для меня Бог был плодом суеверного и урезанного мозга. Я не защищаю религию, но, проанализировав поведение «сына человеческого», Иисуса, Учителя Учителей, его способность формировать великодушные человеческие существа(пока он не был предан и его не сочли отбросом общества), я заметил свое ребячество и признал свою инфантильность. А тот, кто следует за ним, признает свое ребячество?

Женщина казалась потерянной. Она утратила голос.

Как социолог, я дискутировал с моими учениками, пытаясь доказать, что журналист, не исследующий в одинаковой степени две стороны истории, не достоин своей профессии. Было почти невероятно, что газета «Свобода» оказалась такой предвзятой. Оговор был не типичен для ее редакции.

Я чувствовал, как у меня щеки горели от этого оскорбления. Интервью получилось пристрастным, тенденциозным и клеветническим. На первой странице суетно комментировалось, что оборванец по прозвищу Продавец Грез вызвал беспорядки на большом стадионе, напал на президента госпиталя Меллона Линкольна, подбивал к выступлению на Острове Демонов, оклеветал основателей группы «Мегасофт» и, наконец, беспричинно накинулся на охранников этой группы.

Задачей репортажа было ниспровергнуть Учителя как критического мыслителя. В нем говорилось, что он был пройдохой, фальсификатором, обманщиком, мошенником. А кроме всего прочего, этот бродяга был потенциально опасен, ибо он, возможно, психопат и действует мстительно, как насильник. Поэтому газета рекомендовала читателям отстраняться, игнорировать его. Я посмотрел на Учителя и увидел, что он погрустнел. Самый любезный и остроумный по своим мыслям человек, которого я Когда-либо знал, был отнесен к социальным отбросам. И самое худшее заключалось в том, что ему нечем было защититься. Оставалось только поместить его в тюрьму на Острове Демонов.

Правда, говоря об этом острове, газета сделала ремарку, довольно поразительную, которая переполнила нас радостью. Две театральные труппы начали совместно работать в этом учреждении. Преподаватели музыки и пластического искусства получили там контракт. Помимо этого на Остров Демонов отправили сотню компьютеров. До наших ушей дошла неофициальная информация, что наконец-то в тюрьму были направлены федеральные ассигнования. Мы почти профинансировали остров, и теперь он мог воспользоваться результатами наших трудов.

Мы были счастливы за Остров Демонов, но огорчены клеветой в газете. Прочитав этот репортаж, я вспомнил слова Учителя. Он ценил газетную критику, однако считал предвзятость раком на теле общества.

– Критика обвиняет существование, предвзятость его аннулирует, заявлял он. – На земле слепых тот, у кого есть глаз, – чужой, предмет насмешек и отторжения.

После того как мы прочитали несколько репортажей, наша группа начала ходить по самому главному проспекту | в городе. Я и мои друзья были безутешны. Один мужчина лет семидесяти, в черной тройке, белой рубашке и галстуке с желтыми полосками, поспешно направился к нам. Мы думали, что он пройдет мимо нас, спеша на какую-то встречу, но он, подойдя на расстояние около десяти метров, улыбнулся как-то по-особенному, раскрыл объятия и с неудержимой радостью побежал к Учителю. Это была встреча, полная восторга. Но мы ничего не понимали. Возможно, это был некто, кто почитал Учителя, но не знал его.

Незнакомец крепко обнял его и, продолжая сжимать в своих объятиях, заговорил:

– Вы живы! Какая радость видеть вас!

И, к нашему удивлению, Учитель ответил ему слезами на глазах. Одна из ран от вчерашнего избиения начала кровоточить. Учитель сказал ему:

– Простите меня, я вас запачкал. – Однако человек дал понять, что он не только умен, но и хорошо воспитан.

– Для меня честь – быть запятнанным кровью человека, которого я больше всего люблю и почитаю.

Учитель прикоснулся к его плечам и поблагодарил легким кивком. Потом незнакомец поприветствовал всех нас, но с Димасом поздоровался теплее и даже пошутил:

– А как с клептоманией, ты преодолел ее?

– Вы по-прежнему шутник? – сказал Учитель.

Впервые он пресек вопрос.

– Вы стали хуже, добавил Продавец Грез, у которого явно испортилось настроение.

Я ничего не понял. С тех пор как я решил ходить с Учителем и стал писать этот учебник по грезам, я с каждым днем все больше запутывался и беспокоился. Утешало то, что идеи рождались на почве беспокойства. Незнакомец был потрясен обезображенным видом Учителя.

– Боже мой, вы ранены и с вами плохо обошлись! Что с вами сделали? В какой гостинице вы находились?

Бартоломеу рассмеялся и ответил вместо Учителя:

– В самых лучших гостиницах города: под виадуками, на городских скамейках, в приютах.

– Что? Вы спите под виадуками? Остановитесь, по крайней мере, в одной из своих гостиниц.

– Дорогой мой, вы говорите с человеком заблудшим. Учитель тверд как мрамор, – сказал Мэр, иронизируя над словами о том, что у Учителя есть гостиница.

Мы все внимательно слушали необычный разговор. Он походил на театр и, во всяком случае, был не драмой, а комедией. Учитель, не обращая внимания на Мэра, ответил незнакомому мужчине:

– Я отдыхаю на ложе мира и укрываюсь покрывалом из звезд. Вы не знаете, что значит быть обыкновенным человеческим существом.

– Но вы можете заболеть. Вы так ослаблены! В каком ресторане вы ели?

Эдсон вставил:

– В булочной сеньора Гуттенберга. Вчерашний, позавчерашний и позапозавчерашний хлеб, а также остатки пищи.

– Что? Это невозможно! Вы питались в самых лучших ресторанах. Это была ваша самая большая экстравагантность. Какой ресторан вы хотите, чтобы я вам купил?

Содержание разговора поразило меня. Нас унижали, когда мы добывали еду. Мы должны были превращаться в акробатов, петь, паясничать и зависеть от благоволения других, чтобы поесть. Теперь приходит этот человек и предлагает купить ресторан для оборванца. И не спрашивает о цене. Тут вмешался Краснобай: