Текст книги "Где исчезают корабли (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 29

В полдень огромный серый аэростат с красными звездами, нарисованными на бортах, завис над храмом Ганеши, стараясь ошвартоваться с помощью тросов. А те, кто находились на крыше храма, превращенной в командный пункт капитана-лейтенанта Федора Ярового, проворно помогали крепить концы, используя вместо причальных тумб многочисленные статуи слонов, образующие своеобразные замковые зубцы наверху древнего строения необычной формы, которое теперь превратилось еще и в причальную башню для воздушного корабля. Как только швартовку закончили, по веревочной лестнице из гондолы спустился сам главный аэронавт Дальнесоветска Виктор Смирнов, несмотря на жару, одетый в летную кожаную куртку и в ушастый кожаный шлем, наподобие танкистского. А огромные очки закрывали половину его лица.

Спустившись, он снял очки и шлем. И они с Федором тепло приветствовали друг друга, даже обнялись. Ведь встреча действительно их обрадовала. «Красный буревестник» не только подоспел вовремя, но и очень здорово помог в сражении. Именно бомбардировка, произведенная с него, стала причиной разгрома вражеской флотилии, которая бесславно сгорела под зажигательными бомбами у самого берега острова Таракан. И теперь уже двоим советским командирам предстояло вместе решить, как же поступить с противником, закрепившемся на береговом плацдарме.

– Вы очень вовремя подоспели, – заметил Яровой, пожимая руку Смирнову.

– Мы сначала с эскадрой шли. Летели на небольшой высоте тихим ходом. А потом просто шквал налетел. И очень повезло, что ветер на высоте оказался попутным. Иначе не успели бы к битве. Это просто удача, – поведал Смирнов. И тут же добавил:

– Сражение получилось немаленькое. Нам пришлось истратить весь запас боеприпасов. Не только все бомбы и гранаты на головы врагам покидали, но и все патроны к пулемету расстреляли по противнику.

Яровой кивнул:

– Понимаю. Я сам даже не думал, что сражение с этими босоногими получится настолько яростное. Мне казалось, что они начнут сдаваться, как только несколько их кораблей перетопим. Ну, или обратно повернут. А они оказались очень упорными. Даже упорнее испанцев. Гибли под огнем, но все-таки продолжали высаживаться. У нас тоже есть потери и боезапас на исходе. Мин больше не осталось, да и ракеты все извели по противнику. А у испанской милиции почти все запасные барабаны к револьверным ружьям вышли. У моих морпехов осталось только по одному рожку патронов к автоматам, да десяток гранат на всех. Не знаю, как дальше воевать сможем. А надо продержаться до подхода нашей эскадры.

На что Смирнов сказал:

– У меня на этот счет одна мысль есть. Здесь же нефтепромыслы налажены и, насколько я знаю, перегонная установка поставлена небольшая. Так?

– Так точно, – кивнул Федор.

И Смирнов предложил:

– А что если мы наполним самые обыкновенные глиняные горшки горючей смесью, да скинем их на вражеский плацдарм?

– Ну, хуже нам от этого точно не будет. Можно попробовать, – улыбнулся Федор, согласившись на предложение военного инженера.

* * *

Пароходная эскадра спешила на помощь к острову Нефтяному. Вот только проклятый шторм, который налетел на корабли и разметал их, заставив отклониться от курса, сильно замедлил продвижение вперед. Стоя на шкафуте у лееров правого борта, судовой врач и, по совместительству, сотрудник органов государственной безопасности Дмитрий Ефремов смотрел на воду, темно-синюю после шторма. Если флагманский «Энтузиаст» перенес непогоду относительно неплохо, то остальным колесным пароходам эскадры, переделанным из трофейных галеонов, пришлось тяжело. Волны подбрасывали их, словно щепки. И люди, находившиеся на них, сильно вымотались. А несколько человек из испанских парусных команд даже смыло за борт. Но, все-таки первый свой шторм пароходы кое-как преодолели. Главное, что ни один из них не сломался и не налетел на рифы.

Отправиться в этот рейс на борту «Энтузиаста» Ефремову приказал контр-адмирал Соловьев. Ведь эскадра шла на Нефтяной по той причине, что назревало серьезное сражение с силами государства Сулу. Следовательно, предполагались жертвы. Ведь потери при военных действиях неизбежны. Вот и нужно было кому-то налаживать медицинскую помощь. А, кроме Ефремова, поручить подобное было особенно некому. Бывший судовой врач «Богини» Валентин Квасницкий окончательно осел на берегу. И не только в силу возраста, а из-за того, что и в самом Дальнесоветске людям требовалась медицинская помощь. Вот и сделался Квасницкий главным врачом госпиталя. Его заслуги на этом посту наркомы оценили тем, что перед четвертой годовщиной Марианской ССР присвоили Квасницкому звание академика. А справляться с работой в госпитале ему помогала доктор Тамара Петренко, с которой они давно уже поженились и даже растили маленькую дочурку.

Супруги-медики организовали при госпитале настоящие медицинские курсы, на которых уже даже успели подготовить довольно много младшего медперсонала и полтора десятка вполне способных медсестер из местного чаморрийского населения. К тому же, несколько испанских поселенцев, имеющих склонность к медицине, поскольку практиковали ее на своих галеонах, будучи судовыми врачами испанского флота, повышали при госпитале свою квалификацию, постепенно совершенствуя собственные навыки от уровня эскулапа шестнадцатого века до квалификации нормального фельдшера века двадцатого.

Двое из этих испанских фельдшеров уже были ранее откомандированы на Нефтяной одним из рейсов «Богини», где они составили единственный медперсонал советской военной базы. И они проявили себя вполне неплохо, когда во время стычек с местными база несла потери. Правда, в большинстве случаев, дело им приходилось иметь с ранеными легко. Вот только, если предстоящие боевые действия против Сулу окажутся слишком интенсивными, эти двое точно уже не справятся. И, понимая это, доктор Ефремов вез с собой настоящий медицинский десант. На «Энтузиасте» в качестве врача шел он сам, а на каждом из пароходов-галеонов имелся свой фельдшер-испанец. Так что, собравшись все вместе, они должны справиться.

Многие из тех, кто попал в прошлое вместе с Дмитрием, уже нашли себе не только место в жизни на новом месте, но и обрели личное счастье. Все женщины, которые находились на «Богине» в момент переноса в шестнадцатый век, давно уже завели семьи. Самых красивых быстро расхватали те моряки из комсостава, которые хотели построить в Дальнесоветске свой домашний очаг. Сам же Ефремов все еще ходил холостяком. Ему пока нравилось оставаться свободным и соблазнять чаморрийских девушек из госпитальных студенток. Каждый раз, возвращаясь из рейса, он заводил интрижку с одной из них.

А нравы у чаморриек были довольно свободными. Во всяком случае, местные девушки бывшего Гуама сами решали, с кем им спать до свадьбы. И соплеменники не осуждали их, потому что в структуре традиционного чаморрийского общества женщины и мужчины имели равные права. Вот такие туземцы оказались «продвинутые», как говорили в подобных случаях люди из двадцать первого века, от которых Ефремов многому научился и нахватался характерных словечек, регулярно курсируя в их компании на «Богине» между островами Советским и Нефтяным. Да и Валентин Квасницкий вместе с Тамарой Петренко здорово подтянули его собственную квалификацию врача к своему уровню.

Что же касалось местных гуамских девушек, а теперь уже советских гражданок, жительниц Чаморрийской Автономной Советской Социалистической Республики, ЧАССР, входящей в состав Марианской ССР, которые пожелали изучать медицину, то они оказались вполне усидчивыми и способными. Учились эти загорелые девицы прилежно и схватывали знания быстро. А все из-за того, что, глядя на женщин Дальнесоветска, молодые чаморрийки стремились стать не хуже. Все они надеялись прижиться в этом новом удивительном столичном городе, наполненном электрическим светом и необычными вещами, быстро разраставшимся вокруг бухты. Новое государство, недавно образовавшееся прямо на их острове, демонстрировало местным совсем другой образ жизни, к которому теперь стремился каждый неглупый островитянин.

И местные девушки, имеющие склонность к врачеванию, прекрасно осознавали, что профессия медика имеет отличные перспективы. Потому они и стремились попасть на обучение при госпитале Дальнесоветска. Разумеется, их сначала учили базовому русскому языку, а потом интенсивно преподавали программу начальной школы и параллельно начинали обучать медицинским премудростям, начиная с обязанностей санитарок. Так что проблема подготовки молодых кадров на Советском постепенно решалась. А вот на Нефтяном с медициной все пока выглядело грустно. Медицинской помощью население совсем не было охвачено. Там имелись только целители-травники и просто всякие проходимцы, вроде колдунов. Потому работу настоящего госпиталя в городе Таракане еще только предстояло разворачивать и налаживать.

* * *

Когда «Свирепый слон» ткнулся форштевнем в прибрежный песок, огонь уже охватил половину корабля. Страшное негасимое пламя пожирало флагман флота султана Буддимана. И адмирал Сабах Саравак скрипел зубами от ярости и бессилия, слушая, как вопят вокруг его моряки, сгорающие заживо. Справа и слева горели другие ланонги, гордость эскадры. И адмиралу казалось, что само море полыхает вокруг него лютым пожаром.

Ему тем более было обидно, что его храбрая команда, сумев справиться в жестоком абордажном бою с командами сразу двух вражеских джонок и пустив их на дно, сама сгорала заживо. Внизу на гребных палубах пламя уже пожирало гребцов, прикованных к веслам. И оттуда обожженные орали так, что впору было затыкать уши. Но, адмирал слушал, навсегда запоминая эти ужасные звуки, чтобы отомстить. А расковать гребцов времени уже не оставалось. Они погибали в огне. И в воздухе висел тошнотворный запах горелой плоти.

С горсткой своих уцелевших людей адмирал высадился на берег. Вернее, он просто бежал к берегу с горящего корабля. Но и на берегу положение его войска оказалось ненамного легче, чем на воде. Защитников острова удалось оттеснить с узкой прибрежной полоски пляжа, но дальше линии песчаных дюн продвинуться пока никак не удавалось. Хотя сулунги все-таки захватили передовую линию укреплений противника.

Дальше начинались топкие болота, кишащие крокодилами, а редкие тропки, идущие через них от пляжа вглубь суши, простреливались врагами насквозь. Наступать дальше пока не получалось. И от этого моряки и пехотинцы, высадившиеся на берег со сгорающих кораблей, пребывали в растерянности. А многочисленные жертвы, которыми сулунги заплатили за высадку, наводили уныние на простых бойцов. Но, их еще оставались тысячи. И это давало адмиралу надежду. Он предполагал дождаться темноты. Может быть, тогда при свете звезд сулунги сумеют продвинуться незаметно?

А пока адмирал, укрывшись за дюной от скорострельных выстрелов противника, наблюдал за тем, как догорали его корабли, с которых люди продолжали выпрыгивать и идти к берегу сквозь прибой по песчаному дну, прихватив кто оружие, а кто и какие-то припасы, которые еще можно было спасти от огня и воды. Ведь он приказал им вынести с погибающих кораблей на берег все, что удастся. По щеке старого адмирала катилась слеза, но он не замечал этого, пребывая в оцепенении.

Ведь и его любимый сын Сурден тоже погиб в сражении, зарубленный на борту джонки вражеским адмиралом, который бился до последнего, как старый раненый зверь, загнанный в угол, рассвирепевший и не чувствующий боли. И зачем только Сурден полез вперед? Молодость, неопытность и желание совершить подвиг сыграли с ним злую шутку. Ведь вражеского адмирала убили бы и без него. Но, Сурден, желая показать доблесть, полез вперед, решив лично прикончить предводителя малайских пиратов, вызвавшихся защищать Таракан. Вот только за свою самонадеянность Сурден и поплатился. Потому что израненный адмирал нанес ему смертельную рану своим изогнутым мечом-педангом со скошенным заостренным концом.

Глава 30

Стрельба постепенно стихала. У сулунгов почти не осталось пуль к мушкетам и аркебузам, а большие запасы пороха, находящиеся в трюмах кораблей, спасти не удалось. На берег доставили лишь какие-то жалкие крохи, несколько маленьких бочонков, которых не хватит стрелкам и на полчаса боя, даже если не использовать пушки. Некоторые из лантак все-таки вытащили с горящих кораблей на берег, да только ядер к ним почти не оказалось. И командиры приказали артиллеристам собирать на пляже мелкие камешки, чтобы потом заряжать уцелевшие пушки каменной картечью.

Капитаны, которые выжили в морском сражении, постепенно собирались возле своего адмирала. А Сабах Саравак смотрел на них, но, словно бы и не видел. Его взгляд, устремленный на догорающие корабли, блуждал где-то далеко. Он все еще не мог свыкнуться с потерей младшего сына. Ведь тело Сурдена утонуло вместе с проклятой вражеской джонкой. Но, трое других сыновей адмирала все-таки остались в живых, потому, взяв себя в руки, Саравак продолжил исполнять свои обязанности военачальника. Почти вся его флотилия, кроме десятка маленьких галер и катамаранов, сгорела. Но, под командованием адмирала все еще оставалась целая армия, состоящая из нескольких тысяч пехотинцев и моряков, высадившихся с горящих кораблей на берег. Потому надежда на победу у Саравака все еще имелась, тем более, что сражение обернулось не только тяжелыми потерями, а и кое-какими успехами.

Весь флот Таракана тоже погиб. А первая линия укреплений на суше, откуда противник позорно сбежал, была взята сулунгами. Пусть даже у них скоро закончится порох, но холодное оружие есть у всех бойцов. И каждый сулунг обучен с детства владеть им. В ближнем бою сулунги не подведут. Во всяком случае, адмирал надеялся на это, тем более, что многие его воины уже показали себя только что в абордажных сражениях.

Оценив обстановку, Саравак рассудил, что и у противников не так уж все хорошо. Раз защитниками Таракана оставлена без рукопашного боя первая оборонительная линия, то они, скорее всего, просто опасаются рукопашной схватки. А разведчики, посланные по следам отступающего неприятеля, подтверждали, что отряды защитников острова немногочисленны. Если верить разведчикам, бойцов у противника насчитывалось не больше трех сотен.

Правда, враги имели серьезное преимущество в качестве оружия, которое оказалось у них гораздо лучше, чем даже оружие испанцев, очень скорострельным и смертоносным. Но, поскольку по берегу стреляли все реже, адмирал предположил, что и у защитников острова боеприпасы заканчиваются, как закончились те их ужасные зажигательные бомбы в сером летающем мешке с красными звездами, который теперь бессильно болтался в воздухе, привязанный к верхушке старого индуистского храма. Адмирал пришел к выводу, что все еще имелись отличные шансы задавить неприятеля числом в ближнем бою, когда в ход пойдет холодное оружие. И этими мыслями Саравак делился со своими капитанами, среди которых находились не только его сыновья, его братья, а и другие родственники, которых следовало немедленно приободрить, пока они окончательно не утратили боевой настрой. Подозвав командира разведчиков, он приказал отправить лазутчиков в разные стороны для поиска других путей к столице Таракана. Наступать напрямую через болота адмиралу очень уж не хотелось.

* * *

Оба советских офицера, Федор Яровой и Виктор Смирнов рассматривали поле боя, передавая друг другу огромный флотский бинокль. Вражеский флот догорал недалеко от полосы прибоя. Потому что подожженные корабли старались выбрасываться на берег, чтобы все-таки высадить десант. И, надо было признать, что, несмотря на немалые потери, противнику удалось произвести высадку.

Десант босоногих сулунгов все еще не был разгромлен. Напротив, после тщетной попытки сходу прорваться внутрь острова, супостаты закреплялись на плацдарме, устанавливая по линии дюн свои примитивные пушки и сажая стрелков с мушкетами и аркебузами на вышки, брошенные морпехами при отступлении. В жарком воздухе до сих пор висел дым. А легкий ветерок, дующий от пляжа, доносил запах паленной плоти до храма Ганеши.

– Это, конечно, победой пока не назвать. Их эскадра разгромлена, но плацдарм на острове они могут удерживать долго. Враги явно закрепляются. А у нас нет сил, чтобы атаковать их прямо сейчас и скинуть обратно в море, – заметил Яровой.

– Посмотрим, что они сделают, когда им на головы полетят горшки с горючей смесью, – сказал Смирнов.

– Для этого их надо сначала раздобыть, а потом наполнить. Потому предлагаю не терять времени. Иначе до заката не успеем приготовить наш новый сюрприз. Пока светло, их наши снайперы и пулеметчики сдерживают. А ночью враги могут расползтись по острову, словно те самые тараканы. Этого нельзя допустить, – проговорил Яровой.

– Тогда полетели. Покажешь, где тут у вас горшки и нефть, – сказал Смирнов. Нацепив обратно шлем и очки, аэронавт полез наверх по веревочной лестнице. И Федору пришлось лезть следом за ним.

Морпехи внизу отвязали швартовочные концы от каменных слонов, сидящих на крыше храма. И аэростат, вздрогнув, начал медленно подниматься. Внутри их встретил электрик с эсминца Вадим Михалевич, который все это время находился на борту летательного аппарата в открытой гондоле, напоминающей обыкновенную шлюпку, посередине которой установили двигательную установку. В двойном дне размещались топливные резервуары, а кабина управления располагалась на носу.

Михалевич поприветствовал Ярового и прибавил нагрев горелки, крутанув вентиль подачи топлива на половину оборота. Одновременно стирлинговый двигатель, получив дополнительный нагрев, гораздо быстрее закрутил маховик, а Михалевич, переключив рычаги, передал вращательный момент на тяговые винты, подвешенные на лонжеронах слева и справа от гондолы. Лопасти закрутились с характерным гудением. И аэростат полетел, набирая высоту и скорость.

Ощущения полета были немного похожи на корабельную качку. Потому Федор, как старый моряк, усевшись на корме рядом с пулеметом, расстрелявшим в сражении всю ленту, уверенно смотрел вниз. Несколько догорающих вражеских кораблей все еще притягивали взгляд. От них наверх поднимался черный смолистый дым, образовывая над пляжем темную тучу. А повсюду в воде вдоль восточного берега острова торчали уже потухшие обугленные остовы, оставшиеся от вражеской эскадры.

* * *

В море Сулавеси на пути пароходной эскадры все чаще встречались рыбацкие суденышки. Иногда это были катамараны. Но чаще – просто лодки с балансирами и небольшим парусом. И чем дальше продвигались пароходы по направлению к Нефтяному, тем больше встречалось на воде рыбаков.

Обычно, увидев строй кораблей, извергающих в небо дым из труб, да еще и едущих по воде на огромных колесах, рыбаки отворачивали. Но, однажды, рыбацкая флотилия, состоящая из трех десятков катамаранов с косыми парусами, вместо того, чтобы рассыпаться при приближении неизвестной эскадры, идущей под дымами без всяких парусов против ветра, что, казалось бы, уже само по себе должно было внушать страх местным мореплавателям, вдруг, наоборот, прекратила рыбную ловлю и начала перестраиваться явно в боевое построение с намерением перерезать курс пароходам. А, поскольку при попутном ветре эти катамараны могли развивать и двадцать узлов, уйти от столкновения с ними на той скорости в девять узлов, с которой следовали пароходы, представлялось задачей невыполнимой.

Быстро выяснилось, что были это не совсем и рыбаки. Или даже совсем не рыбаки, а пираты из султаната Минданао, притворяющиеся рыбаками в ожидании добычи и весьма отчаянные, раз приняли решение напасть на целую эскадру неизвестных кораблей. Как бы там ни было, а самонадеянным морским разбойникам с советской эскадры дали хороший отпор, расстреляв половину катамаранов еще на подходе. Остальные ретировались. И больше никаких инцидентов за время похода через море Сулавеси не произошло.

Пароходы следовали кильватерным строем, придерживаясь курса с востока на запад. Если не считать шторма и стычки с пиратами, поход проходил нормально. Не только флагманский пароходофрегат, но и кораблики, переделанные из галеонов, показали себя за время перехода неплохо. Вот только топливо заканчивалось. Если бы не парусное вооружение, с которым отлично справлялись испанцы под командованием своего команданте Диего, мазута хватило на весь переход только более крупному «Энтузиасту» с увеличенными топливными танками. Попутный ветер позволил эскадре сэкономить горючее. Впрочем, штурманские расчеты показывали вице-адмиралу Колясникову, что скоро они уже достигнут цели. Очередной день подходил к концу, когда впередсмотрящие с «Энтузиаста» наконец-то увидели на горизонте очертания острова Бунью. А чуть дальше за ним находился и бывший остров Таракан, переименованный советскими властями в Нефтяной.

* * *

Войско Сабаха Саравака заняло оборону по линии дюн. На сторожевых вышках под легким ветерком шевелились вымпелы с красными панголинами на белом фоне, поднятые на длинных пиках. Пестрый шатровый навес, расставленный вплотную к склону, давал достаточно тени. Собрав военный совет там, где кончался пляж, прямо под обратным скатом песчаной дюны, куда вражеские пули с башни старого храма долететь не могли, адмирал говорил своим капитанам:

– Получается, что в сражении мы потеряли не только корабли, но и много людей. Почти шесть сотен моряков и пехотинцев убиты. А еще восемь сотен – ранены. К тому же, сгорели наши невольники, гребцы, прикованные к веслам. И все-таки мы дрались достойно наших предков. И им не в чем упрекнуть нас. Да, многие наши славные воины погибли, а я сам в бою потерял любимого сына. Но, не все так плохо для нас, как кажется. Посмотрите вокруг. Не только наши корабли сгорели. Вражеские тоже все потоплены, кроме тех двух белых лодок, за которыми не угнаться. Но и они больше не стреляют. Как видно, порох и пули закончились и у них. И пусть даже белые чужаки с красными флагами, которые защищают остров вместе с войском султана Анджи Пангерана и, почему-то, вместе с испанцами, стреляют быстрее, дальше и точнее нас. И пусть у них есть огромный летающий мешок. Это не спасет их. Одними этими преимуществами дух сулунгов не сломить! И если они думают иначе, то сильно ошибаются. Пусть даже они считают, что выдержали наш натиск и разгромили наш флот. Но, мы уже здесь, на их земле. И мы не уйдем отсюда, пока не победим. Командир разведчиков доложил мне, что можно в темноте попробовать ударить на юг в сторону мыса. Там, оказывается, нет болота. И мы сможем пробиться. Ударим в ночи при свете звезд, когда враги будут дремать и потеряют бдительность. Мы ворвемся в столицу острова и перережем врагов. Три сотни воинов, какими бы храбрыми и сильными они ни были, не устоят против трех тысяч сулунгов. Потому я по-прежнему верю в успех. Так помолимся же за нашу победу и вознесем хвалу султану Буддиману!

Сабах Саравак старался держаться бодро. Он хорошо понимал, что многие не только простые воины, но и командиры напуганы. Ведь их товарищи сгорали заживо прямо у них на глазах. И они не могли ничем помочь им. Жаркий негасимый огонь, который обрушили на их головы враги со своего летающего мешка, испугал многих. И потому адмирал старался приободрить командиров, отчетливо понимая, что у него остается только один шанс.

Если ночная атака, которую задумал Саравак, обернется не в пользу сулунгов, то, несмотря на все увещевания и численный перевес, его войско может внезапно утратить решимость. Если такое произойдет, то бойцы могут начать разбегаться. И их не остановишь. Потому сейчас самое главное – это не допустить паники, уверить людей в грядущей победе, чтобы и они все поверили в успех. Пусть они немного отдохнут до вечера. А потом им предстоит решительно атаковать в темноте.

Нельзя тянуть время, сидя на этом пляже. Ведь армию надо кормить. А тех скромных припасов, которые удалось спасти с кораблей, хватит всего лишь на то, чтобы накормить воинов лишь этим вечером. И, если они не осуществят прорыв к столице острова, то уже завтра положение сделается критическим просто потому, что питаться армии станет нечем. Так что вариантов, на самом деле, не оставалось. Победа или смерть – такой выбор вставал перед адмиралом сулунгов.