Текст книги "Битва за Ладогу. Арка в скале. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Немецкая разведка за это время выяснила, что русские называют эти машины из гранита шагающими танками. Те, которые поменьше – легкими, типа ЛШТ-1, самые большие – сверхтяжелыми, СШТ-1, а шестиногие каменные гробы красные называли бронированными тягачами-транспортерами ШБТТ-1. Собственно, только это разведка пока и выяснила. Само происхождение всех этих каменных механизмов по-прежнему оставалось окутано тайной. И те предположения о гиперборейском происхождении этой каменной техники, которые Карл Шнитке высказал руководству, являлись пока единственными источниками, принятыми в Берлине к сведению. Тем не менее, никакого специального оружия против каменных чудовищ в войска до сих пор так и не поступило. А тем, что есть, каменных монстров не остановить. Это Шнитке понимал прекрасно. Но, деваться ему было некуда. Предстояло выполнять приказ и принимать бой, стараясь относиться к происходящему со всем нордическим хладнокровием, которым так кичилась арийская раса, к которой себя причисляли немцы, особенно те из них, кто состоял в рядах СС.

Впереди наступали легкие шагающие танки, а позади них торчали настоящие исполины сверхтяжелых шагающих машин. За ними на некотором отдалении шли шестиногие гранитные бронетранспортеры. И всей этой техники было не меньше, чем на целый танковый полк. На головах каменных исполинов пылали электрической подсветкой яркие красные звезды, а глаза излучали холодный зеленый огонь. Монстры крутили головами, видимо, в поиске целей. А у самых высоких на головах вращались антенны радаров. И Карл Шнитке ощутил, что огромная сила движется прямо на них.

Штурмбанфюрер опустил бинокль, понимая, что вряд ли эти ходячие скалы, надвигающиеся на город, можно уничтожить имеющимися средствами. Великаны шли уверенно, без всякой пехотной поддержки и без прикрытия с воздуха. К тому же, тылы их оставались оголенными, а фланги – незащищенными. Но, судя по всему, они не боялись действовать в отрыве от своих основных сил. В эту минуту Карл подумал, что те, кто управляет шагающими танками, очень храбрые воины. Они еще не знали про тяжелую артиллерию, которую приготовили немцы и финны. По команде офицеров солдаты как раз снимали с пушек, установленных в капонирах, маскировочные сетки.

Казалось, что исполинские шагающие танки, идущие вторым эшелоном, двигались медленнее передних легких. Но, впечатление было обманчивым. За счет разницы в длине шага задние гиганты не отставали, даже передвигая свои ноги медленнее передних, но гораздо более низких. А позади шагающих танков бежали самые настоящие каменные гробы, быстро перебирая каждый шестью ногами. Все эти боевые машины из гранита выглядели каким-то мороком, ожившим кошмаром. Вот только Карл Шнитке понимал, что это теперь объективная реальность. И прямо на их позиции движется сама смерть.

Глава 10

Гауптштурмфюрер СС Гельмут Руппель быстро учился на собственных ошибках. Занимаясь поиском проходов в Гиперборею во второй раз, он ни на минуту не упускал из виду возможное новое появление каменных чудовищ. Потому требовал от своих подчиненных быть постоянно готовыми к немедленной эвакуации без всякой лишней суеты. И он проводил соответствующие учения каждые несколько дней, заставляя весь полевой лагерь напрягаться с быстрой погрузкой и разгрузкой. Сам же наблюдал за этой подготовкой с секундомером в руке, прекрасно понимая, что в критической ситуации эвакуацию нужно будет производить очень четко. Ведь Гельмуту совсем не хотелось снова пережить разгром лагеря группы и бессмысленную гибель собственных подчиненных, которые ничего не могли противопоставить мощи монстров из гранита. Так что пусть солдаты повторяют все действия вновь и вновь, доводя свои навыки быстрой эвакуации до автоматизма. И тогда, быть может, они успеют спастись.

Но, несмотря на все усилия гауптштурмфюрера, положение с пониманием сути эвакуационных учений личным составом оставалось неважным. Дело в том, что пока сам Руппель находился в состоянии прострации и, фактически, под арестом после прошлого нападения каменных великанов и понесенных потерь, личный состав его группы командование приказало полностью заменить. А новые солдаты и офицеры, присланные с других участков фронта, в существование каменных великанов не слишком верили. Потому они и не понимали, чего следует опасаться, а только опасливо косились на самого Руппеля. Ведь среди них упорно ходили слухи, что им назначили чокнутого командира, одержимого бредовыми сказками про великанов.

Руппелю приходилось буквально вдалбливать всем этим новым людям, что им просто жизненно важно овладеть методикой экстренного бегства, если не хотят погибнуть, потому что никакого средства противодействия этим великанам в войска до сих пор не поступило. Гельмут точно знал, что лишь авиация и тяжелые бомбы давали результаты против чудовищ из гранита. И, кроме асов-пикировщиков, надеяться, по сути, его группе было не на кого. Но, никакие самолеты не успеют прилететь до того, как чудовища, вырвись они из скал неожиданно, уничтожат лагерь Аненербе недалеко от водопада. И Гельмут хотел, чтобы даже самый тупой солдат из его подчиненных понял степень опасности.

Уже зная, что каменные великаны не могут догнать автотранспорт, Руппель приказал всем водителям поддерживать постоянный режим готовности к выезду и располагать свои машины таким образом, чтобы иметь возможность в любую минуту запустить мотор и поехать. Ведь, если великаны вновь пойдут на штурм лагеря, то нужно будет действовать очень быстро, буквально в считанные минуты придется сажать в кузова людей и грузить наиболее ценное оборудование прежде, чем рвануть с места. Поиски входа в Гиперборею, несомненно, были занятием весьма опасным. И это ощущение постоянной опасности, с одной стороны заставляло Гельмута все время нервничать, а с другой – влекло его, притягивая, словно магнитом, в попытке все-таки разгадать тайну входа в Гиперборею.

Однажды это случилось. В тот вечер Руппелю доложили, что наконец-то найдены четкие следы у каменистой дороги между двух скал. И он поспешил туда, чтобы убедиться лично. И точно: в одном месте рядом с дорогой имелась застарелая лужа, в которой скопился ил. А в последние дни дождя не было, и вода в луже немного подсохла, обнажив на ее дне следы протектора от автомобиля «Опель Блиц», которые раньше скрывались под водной поверхностью. А еще там были отпечатки обуви. И эти следы уводили прямо в скальную стену, находящуюся между двух почти симметричных скальных утесов, высотой метров по пятнадцать каждый.

Гельмут сразу обратил внимание, что вся эта конфигурация, если рассматривать ее в комплексе, напоминала ворота, ограниченные двумя утесами по обеим сторонам. Подобные места в скалах вдоль этой дороги уже попадались. Но там не удавалось обнаружить какие-либо следы. На камнях, из которых состояла дорога, их просто не осталось. Здесь же, благодаря слою ила на дне старой лужи, они не только имелись, но и прямо указывали на путь сквозь скалу, куда ушли люди из концлагеря и каменные великаны. Руппель подошел к скальной стене и, приложив обе ладони к ее шершавой поверхности, закрыл глаза, попытавшись ощутить тончайшие эманации, исходящие от камня. И, сосредоточившись, он отчетливо почувствовал, что нашел вход в Гиперборею.

Тщательно прислушавшись к собственным ощущениям и убедившись, что на этот раз ошибки быть не может, гауптштурмфюрер приказал саперам немедленно готовить взрывчатку. Вот только усталые за день саперы не успели до наступления темноты переместить от водопада все необходимое оборудование. А уже через несколько часов, в полночь, возле найденных каменных ворот заклубился непонятный плотный туман. Внезапно он заискрился в ночи серебристыми искрами, после чего оттуда с каменным грохотом полезли наружу гиперборейские великаны.

И все, что успели сделать саперы, пока были еще живы, так это поднять тревогу, подорвав несколько зарядов, которые уже приготовили, но так и не установили в нужное место. Впрочем, великанов эти взрывы не задержали. И Гельмуту Руппелю пришлось срочно задействовать свой план эвакуации. Но, учения не пропали даром. Даже те, кто скептически относился к предупреждениям Гельмута, бросились эвакуироваться. Едва поняв, что великаны совсем не его выдумка, а страшная реальность, эти скептики похватали вещи, оборудование и оружие, стремительно запрыгнув в армейские грузовики. И машины унеслись в ночь прямо под носом у свирепых каменных чудовищ.

* * *

Генерал-майор Йохан Хегллунд, который командовал седьмым финским корпусом, спешно отступал с остатками своих войск к Сортавале под напором русских шагающих танков с гранитной броней, движущихся с востока, со стороны Питкяранты и Лоймолы. Свои бежавшие войска финны кое-как собрали возле Сортавалы, но их боевой дух уже рухнул. И генерал-лейтенант Эрик Хейнрикс, командовавший финской армией «Карелия», срочно требовал от немецких союзников помощи в обороне. Немцы предоставили финнам, что смогли. Так и появились возле города на Ладоге немецкие тяжелые орудия и еще один спешно переброшенный пехотный полк вермахта.

К началу войны с Советским Союзом орудия калибром 150-мм имелись у немецкой армии в достаточном количестве. А вот у финнов с тяжелой артиллерией было плоховато. Однако, в ходе своего наступления в Карелии, финские войска захватили немало тяжелых орудий, оставленных при отступлении Красной Армией. Были среди них и знаменитые «сталинские кувалды», с помощью которых Мерецков прорывал линию Маннергейма. И вот теперь, по приказу немецкого и финского командования, многие из этих пушек установили под Сортавалой, в надежде остановить возле города продвижение новых шагающих танков русских.

Этот город на Ладоге финны считали своим, потому что он и принадлежал им еще до Зимней войны. Правда, они совершенно упускали из виду тот исторический факт, что до революции вся Финляндия вместе со всеми своими населенными пунктами принадлежала Российской Империи. Сортавала представляла собой небольшой городок, в котором до войны проживало около пяти тысяч жителей, но, там располагался стратегически значимый порт на Ладоге. К тому же, к городку сходились дороги с разных направлений, в том числе и те, которые вели в тыл финским войскам, обеспечивающим блокаду Ленинграда с севера. А еще от Сортавалы можно было прорваться по дорогам в центральную часть самой Финляндии.

Если с востока дорожная сеть была жиденькой, то к западу от города дорог расходилось достаточно много. Таким образом, главной целью финской оборонительной операции, проводимой вблизи северной оконечности Ладожского озера, была защита важного узла коммуникаций. Потому потерять этот населенный пункт, имеющий стратегическое значение, финны позволить себе никак не могли. И они изо всех сил старались укрепиться там всеми остатками своего седьмого корпуса, который откатился к городу после неудачного наступления на Петрозаводск, обернувшегося разгромом и бегством.

Оборону города финны спешно укрепляли еще и частями, снятыми с фронта под Ленинградом. Но, никто из финских военачальников не думал, что русские неожиданно прорвутся к городу с северо-запада. Если бы гауптштурмфюрер Руппель вовремя не доложил о появлении каменной техники противника в районе разгромленного концлагеря, то финны и немцы просто не успели бы подготовить оборонительную линию. Нормально оборудовать позиции у них все равно уже не получалось, но смогли все же перенаправить пушки, да выкопать окопы, в которые посадили всех, кто был под рукой у командования. Больше ничего уже не успели сделать, хотя генерал-лейтенант Хейнрикс, заблаговременно уехавший в тыл, находясь в командном бункере в горе Филина, требовал оттуда по телефону от генерал-майора Хегллунда немедленной организации флангового удара. Военачальник, похоже, плохо понимал, что сил для такого маневра у седьмого корпуса, уже потерявшего в боях к этому моменту больше половины личного состава, просто не осталось.

* * *

Комиссия из Москвы прибыла на полигон РХБЗ неожиданно. Накануне пропал генерал-майор Борис Петренко, который курировал несколько полигонов военного ведомства в этом регионе. И никто не знал, куда он подевался. Выехал он с водителем. Но и тот исчез. Позвонили, конечно, спросили дежурного по полигону. Тот сказал нечто невразумительное, мол, был Петренко, проинспектировал полигон и уехал. Чтобы уточнить, попытались дозвониться до начальника полигона Сомова и до главного инженера Синельникова, но с ними связаться никак не удавалось, а дежурный твердил, что они находятся на какой-то новой территории, где еще нет связи.

След генерала Петренко потерялся, а видеокамер на дороге к полигону не имелось. Их специально не ставили из соображений секретности. А этот генерал-майор был очень интересен людям из Москвы, которые вели с ним тайные дела на многие миллионы. И люди эти имели большое влияние. А потому комиссия вылетела на военный объект в срочном порядке. Проверяющих, прилетевших на вертолете, встретил прапорщик. Пьяным он не выглядел, да и по документам все, вроде бы, казалось в порядке. Но, только на первый взгляд. Нарушения выявились сразу. Транспортный поток, который постоянно подвозил грузы для каких-то арендаторов, очень заинтересовал членов комиссии.

Когда остановили и проверили фуры, то в них обнаружился обширный ассортимент товаров различного назначения. Подняли документы, но, арендный договор предусматривал провоз грузов в лабораторию без ограничений, а весь товар и его доставка были оплачены арендатором, как положено. К тому же, при въезде на территорию полигона каждая машина досматривалась. Предоставлялись и все требуемые бумаги на груз. Вроде бы, придраться формально и не к чему.

Вот только членам комиссии сразу стало ясно, что этот арендатор Игнатов совсем обнаглел. В грузовых машинах в его лабораторию, расположенную под скалой на территории полигона, в оптовых товарных количествах везли крупы, макароны, муку, сахар, подсолнечное масло и даже свежевыпеченный хлеб. Все это выгружали из фур электропогрузчики под навесом перед въездом, а потом отвозили дальше в тоннель, ведущий к лаборатории. Но, сразу возникал вопрос: зачем профессору, который занимается исследованиями от Академии наук, столько продовольственных припасов? К тому же, нашли в контейнерах и строительные материалы, и оборудование, и компьютеры, и спецодежду, и даже обыкновенную бытовую технику, вроде холодильников и стиральных машин. Главный проверяющий спросил:

– Этот Игнатов там внутри, наверное, супермаркет открыть собирается?

А заместитель председателя комиссии высказал другое предположение:

– Может быть, он к ядерной войне готовится? В комплекс арендуемых помещений входит и убежище.

Конечно, комиссия сразу начала опрашивать персонал. Но, прапорщик Кузьмин ссылался на распоряжение Сомова замещать его при отсутствии. А должность Кузьмину это позволяла. Имелся у него и письменный приказ. Водители тоже ничего не знали. Они просто ездили на фурах по маршруту, указанному организацией-перевозчиком, и путевые листы вместе с накладными присутствовали, как положено.

А весь персонал, который был занят разгрузкой, числился вольнонаемными работниками лаборатории Игнатова. И никто из них не хотел ничего говорить о причинах происходящего, все стрелки переводили на своего начальника. Мол, по его распоряжению принимают грузы и складируют во внутренних помещениях. Зачем это делается и почему, они понятия не имеют, просто работают, выполняют производственное задание. Члены комиссии поймали пару менеджеров, но те тоже уперлись, сказав, что коммерческую тайну разглашать не собираются. Обстановка накалялась. Но, тут неожиданно из глубины тоннеля появились начальник полигона и профессор. И все трое членов комиссии сразу накинулись на них с вопросами.

– Что вы тут устроили? Почему так безобразно службу несете? Как докатились до такой ситуации, что секретный военный объект превратился в проходной двор? Что за частную лавочку тут открыли? И куда подевался Борис Петренко? – сразу учинил допрос Николаю Сомову главный проверяющий, Егор Ильич Сериков, целый генерал-лейтенант по званию, пожилой седой человек, занимающийся инспекторской деятельностью.

Аркадий Игоревич сразу взял вину на себя, сообщив членам комиссии, что сделал удивительное научное открытие. Но его последствия пока находятся в стадии проверки. Потому официально об этом важном открытии еще никуда не доложено. Ведь надо все сначала выяснить и обеспечить безопасность.

– Понимаете ли, Егор Ильич, в ходе эксперимента в лаборатории удалось создать проход на совершенно неисследованную территорию. Это сродни новому серьезному географическому открытию. И там проживают местные жители, которые остро нуждаются во всех этих грузах. Не подумайте, что я организовал какую-то торговлю или аферу. Я покупаю все эти товары абсолютно легально, на собственные средства, и совершенно бесплатно раздаю людям, живущим там, за аркой в скале, потому что они нуждаются в помощи, – честно признался Игнатов.

– Да вы большой альтруист, однако, Аркадий Игоревич. Или прикидываетесь, – проговорил генерал-лейтенант, недобро сверкнув глазами на профессора. В благотворительность председатель комиссии не верил, но добавил:

– Надеюсь, разрешите нам взглянуть, что это вы там такое наоткрывали у себя в арендованных помещениях?

Любопытство взяло верх над осторожностью. И все трое членов комиссии вместе с Сомовым и Игнатовым направились в глубину тоннеля. Вдоль всего широкого коридора, ведущего к главной лаборатории, стояли поддоны с товарами, которые электропогрузчики постепенно отвозили куда-то внутрь. Вскоре вышли в просторный подземный зал с высоким сводом. Его железобетонные стены выглядели оплавленными. Все указывало на то, что термическое воздействие внутри лаборатории было настолько мощным, что заставило потечь не только материал самого бетона, а даже толстую арматуру, которая расплавилась до такой степени, что в некоторых местах металл свисал с потолка и торчал из пола причудливыми рыжими сталактитами и сталагмитами. А в противоположной от входа стене зияла оплавленная арка в скале высотой метров пять и шириной метра четыре. И в ней клубился плотный туман, искрящийся серебристыми искорками.

Глава 11

Остановившись в нерешительности перед аркой в скале, генерал-лейтенант Сериков крутил головой во все стороны. Оплавленный бетон, потекший по стенам стеклообразными массами, образовав объемные натеки, напоминал генералу о том, что он в пору своей молодости видел на Чернобыльской АЭС, когда принимал участие в ликвидации катастрофы. Там, в результате аварии и взрыва внутри реактора, образовался похожий расплав, названный «кориум». Тогда эта многотонная лава, состоящая из радиоактивных компонентов активной реакторной зоны, вытекла во время взрыва. Расплавив бетон и смешавшись с ним, радиоактивная масса затекла под реактор, постепенно застыв в виде некой «слоновьей ноги». И радиацию она испускала и по сей день. Потому генерал засомневался. Но, словно бы услышав его мысли, профессор Игнатов достал из кармана небольшой дозиметр и всем продемонстрировал, что радиоактивность в этом месте лишь вдвое превышает естественный фон. Что, в сущности, не представляет угрозы.

Вот только генерал никак не мог понять, что же произошло здесь в лаборатории, раз так оплавился интерьер помещения? Если отбросить версию небольшого ядерного взрыва, то последствия напоминали взрывное воздействие с мощным термическим эффектом, словно бы в помещении взорвался разом целый склад термобарических боеприпасов для тяжелых огнеметных систем. Но, если подобный выплеск энергии имел место, да еще и обошелся без радиоактивности, то что же такое для своего опыта использовал профессор? И как же при таком сумасшедшем воздействии выжил сам Игнатов? Или же он проводил свой эксперимент дистанционно, заранее предвидя последствия? И все эти вопросы сразу же были заданы ученому.

Но, профессор ответил совершенно спокойно:

– Нам удалось активировать древний артефакт, который и произвел выброс энергии, образовав пространственно-временную аномалию. А сами мы не погибли, просто оказались в другом месте. Произошел перенос.

– И куда же вы перенеслись? – поинтересовался Егор Ильич Сериков.

– Мы переместились на другую сторону вот от этой арки в скале, оказавшись на берегу реки, – уточнил Игнатов.

– Так там в пещере и река имеется? – удивился Сериков.

Игнатов кивнул и сказал:

– Не только река, а еще и целый мир. Пойдемте, сами увидите.

И, заинтригованные, члены комиссии прошли вперед, окунувшись в серебристый туман следом за ученым.

* * *

Наблюдая за приближением каменных чудовищ, Карл Шнитке думал о том, что произошла досадная недооценка противника. И тех командиров немецкой разведки, кто внушал генералам, принимающим решения, байки про ужасное техническое отставание советской армии, следовало немедленно расстрелять за дезинформацию высшего руководства. И теперь по вине этих некомпетентных бездарей допущена ужасающая ошибка: вермахт, готовясь к войне, ничего не знал о каменных шагающих танках. Потому и средства противодействия не разработали немецкие ученые заранее. Но, пройдет несколько месяцев, и промышленность Германии выдаст все, что нужно для победы над каменными монстрами. В этом Карл был убежден, как истинный немецкий патриот он верил в лучшее, но понимал, что нужно теперь все эти месяцы как-то продержаться, не потерпев полного поражения, и все еще, может быть, наладится.

Шнитке заметил, что исполинские шагающие танки из камня даже на значительном отдалении уже наводили ужас на финских солдат. То один, то другой финн порывались убежать из передового окопа, бросив оружие. Но, попав под очереди пулеметчиков заградительного отряда, организованного командованием, эти трусы и дезертиры успокаивались навсегда. Немецкие солдаты пока не убегали, но нервишки пошаливали и у них. Один внезапно выхватил из-за пазухи губную гармошку и заиграл старую австрийскую мелодию «Ах, мой милый Августин», а его товарищи слева и справа тут же начали орать эту песенку во всю глотку гнусавыми голосами. И ближайшему унтер-офицеру пришлось немедленно вмешаться, чтобы пресечь нарушение дисциплины.

Как только расстояние до атакующей механизированной группы русских шагающих машин сократилось достаточно для прицельной стрельбы, тяжелая артиллерия дала залп. Но, шести и восьмидюймовые выстрелы не возымели того эффекта, на который рассчитывали финские и немецкие артиллеристы. Осколков каменные чудовища, похоже, совсем не боялись. А при прямых попаданиях снаряды рикошетировали от гранитной брони. Лишь те, которые взрывались совсем рядом с каменными монстрами, заставляли их валиться на землю. Но, падая в воронки, остающиеся после разрывов, великаны немедленно поднимались и продолжали движение.

Причем, ни один из шагающих танков пока не стрелял. И потому атака каменных машин выглядела еще более зловещей. Похоже, они экономили боеприпасы, продолжая неумолимо приближаться к оборонительному рубежу молча, подобно тому, как приближается к берегу огромная волна цунами, способная весь этот берег смыть за пару минут. Авиацию вызвали вовремя, и вскоре из-за спин немцев и финнов, обороняющихся на последнем рубеже перед Сортавалой, в небе послышался гул моторов. К линии боевого соприкосновения приближались пикировщики. И их было достаточно много.

* * *

Когда войска седьмой армии вышли на берег Ладожского озера, сразу возник вопрос с флотом. Все суда финны при отступлении или угнали, или сильно попортили, сделав их полностью непригодными к эксплуатации. А Мерецков, хоть и не имел отношения к флотам, все же прекрасно понимал, что наличие своего флота на Ладожском озере, имеющем размеры почти что самого настоящего моря, больше полутора сотен километров в длину и сотню – в ширину, могло упростить задачи наступления. Ведь неожиданный десант, высаженный где-нибудь на противоположном озерном берегу, в тылу у финнов, мог очень существенно оттянуть на себя вражеские силы.

Командующий фронтом даже подумывал пустить по дну Ладоги каменных великанов. Вот только то расстояние, которое им требовалось пройти под водой, было слишком большим. В воде Живой Камень, из которого состояли шагающие танки, гораздо быстрее терял энергию, чем в воздушной среде. И потому в наступлении по дну Ладожского озера смысла не имелось. Каменные машины полностью разрядились бы раньше, чем сумели бы дойти до противоположного берега по дну водоема. Для десанта требовались корабли. Желательно военные. Ведь нужно же не только перевозить десантников, но и защищать само судно и людей, находящихся на нем, от вражеского огня. А еще лучше, чтобы артиллерия на этом судне позволяла подавлять вражеское сопротивление на берегу уже на подходе, обстрелом с воды.

Разрабатывая наступательную операцию по северному берегу Ладоги в сторону Карельского перешейка, Мерецков принимал во внимание и желательность десанта. Для этого он обращался к командованию Ладожской военной флотилии, но получил ответ, что лишних судов у них нет, а все те, которые имеются, задействованы в обороне Ленинграда, и прислать для нужд седьмой армии они никаких кораблей не могут. Потому Кирилл Афанасьевич на очередном совещании с командованием Новой Гипербореи поднял вопрос и про десант, и про корабли. Услышав о намерениях Мерецкова обзавестись флотом, профессор Игнатов внезапно сказал:

– Ничего не мешает нам изготавливать корабли из гранита.

– Это как? – удивился главком Сомов.

– Точно также как строили корабли из бетона, – объяснил Аркадий Игоревич и добавил:

– Насколько помню, еще в середине девятнадцатого века французский инженер Жан Ламбо начал делать из бетона лодки. Вскоре для армирования он предложил использовать металлическую сетку, а в качестве наполнителя в раствор добавляли щебень. По этой простой технологии впервые и построили железобетонные баржи. А к Первой мировой войне подобные транспортные суда применяли на своих флотах все морские державы, как альтернативу стальным. Во время той войны норвежский инженер Николай Фегнер сделал самоходное железобетонное судно «Намсенфьорд». С тех пор и американцы начали строить из железобетона полноценные морские корабли, начиная с серии сухогрузов «Файт».

* * *

После камнелечения капитан второго ранга Александр Фадеев чувствовал себя бодрым и помолодевшим. И, удивительное дело, его раненая левая рука полностью восстановилась. Все зажило, даже и шрамов никаких не осталось. Он не мог нарадоваться собственному выздоровлению и все время благодарил военного хирурга, который его вылечил. Но, тот неизменно отвечал, что сделал это не сам, а с помощью Живого Камня. В госпиталь по-прежнему прибывали раненые, потому никого из выздоровевших долго не держали. Вот и Фадеева с зажившей рукой сразу выписали.

На первом этаже госпитального здания, встроенного в скалу, он получил свои вещи, да еще и комплект новой формы. Он сразу переоделся, вот только не знал, куда идти и что делать. Но, это уже решили за него. К капитану подошел дежурный военный и передал, что надлежит явиться в штаб Гиперборейского полка, который находился рядом. Пока Фадеев болел, по соседству с госпиталем выстроили прямо в скале еще одно здание военного назначения, где и разместился штаб. Вообще, выйдя из лечебного учреждения, Александр заметил, что вокруг жизнь бурлила. И людей прибавилось, и строений, и техники, многие образцы которой Фадеев видел впервые. Дежурный по госпиталю оказался настолько любезен, что проводил его прямо в кабинет Станислава Николаевича Васильева, с которым Фадеев уже был знаком.

Майор спросил его:

– Ну что, капитан, оклемался? Не хочешь ли покомандовать кораблем из гранита?

– Это шутка такая? – не понял Фадеев.

– Вовсе нет. На Ладоге тебя ждет самый настоящий гранитный корабль.

– Никогда не слышал про гранитные корабли, только про бетонные, – честно признался Фадеев.

Васильев улыбнулся:

– Ну, а у нас корабли не бетонные, а гранитные. Что же удивительного? Из чего можем, из того и делаем. Да мы еще и целый каменный флот Новой Гипербореи построим, если будет нужно. Так будешь командовать гранитными канонерками?

– Ну, если Родина прикажет, то буду, куда же я денусь? – улыбнулся и кавторанг.

– Тогда вот тебе приказ об организации вспомогательной флотилии. А вот и твое предписание вступить в командование соединением из двух канонерских лодок, – сказал майор, протягивая Фадееву документы.

– А можно поинтересоваться, что за боевые единицы? Какие силовые агрегаты? Какое вооружение? – спросил капитан.

Майор разъяснил:

– Канонерки пока называются «Номер 1» и «Номер 2». Сам придумаешь им названия еще какие-нибудь. У военного инженера Синельникова все инструкции получишь. Он уже на Ладоге. Ждет, когда мы направим к нему моряков. Время дорого. Наши наступают на Сортавалу, а вы должны поддерживать наступление с воды. Грузовик трофейный с шофером я тебе выдам. А ты быстренько бери своих матросов и прямо сейчас выезжайте. Адрес назначения написан карандашом на предписании. Будешь там принимать новые корабли.

Матросов кавторанг быстро нашел в военном лагере, по-прежнему разбитом возле арок для проезда в 1941-й год. Все моряки сразу обрадовались, увидев Фадеева. Они поздравляли кавторанга с выздоровлением. А когда узнали суть предстоящего дела, то обрадовались еще больше, потому что уже засиделись на суше. Все они истосковались по привычной службе на воде.

Когда уже на машине «Опель Блиц», выделенной Васильевым, подъезжали к причалу, Фадеев увидел из окна кабины грузовика на воде необычные корабли черного цвета. Оба корабля представляли собой небольшие канонерские лодки, короткие и широкие с невысокими бортами. Длина каждой из них не превышала пятидесяти метров, зато ширина доходила до пятнадцати. Из оснащения на каждой из канонерок бросались в глаза по две покатых башенных установки, в которых расположились сдвоенные пушки. Еще на каждом корабле имелись рубка, ходовой мостик над ней и даже мачта. Вот только никаких дымовых труб не предусматривалось. Формы казались прилизанными, обтекаемыми, но, в то же время, опасными и хищными для врагов. Да и сделано все, включая фальшборт, было из темного гранита.

Военный инженер Михаил Синельников встретил Фадеева рядом с деревянным причалом. Когда поприветствовали друг друга, он сказал:

– Это наши гранитные канонерские лодки. Новое слово каменной техники. Живой Камень родил их из скал. А потом они своими ногами ночью пришли сюда и спустились на воду. У них по десять ног, если что, из днища выдвигаются по команде. Потому они и по мелководью могут ходить, и даже на берег выйти сумеют, если надо.