Текст книги "Битва за Ладогу. Арка в скале. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Если резервы и артиллерия подойдут вовремя, то сможете ли отбросить врага? – спросил Сталин, прищурившись.

Василевский не смутился, сказал уверенно:

– Так точно, товарищ Сталин. Генеральный штаб разрабатывает контрудар под Москвой, который отбросит противника от столицы.

– Будем надеяться, товарищ Василевский, – сухо проговорил Верховный. Он кашлянул, отворачиваясь к карте и давая понять, что аудиенция окончена.

Направившись к двери, ведущей из кабинета, Василевский вдруг задержался, снова обернулся в сторону Хозяина и проговорил:

– Не успел вам сказать, что войска генерала Мерецкова сегодня взяли город Сортавала на Ладожском озере.

Сталин тут же бросил взгляд на карту, затем обернулся и сказал заинтересованно:

– Так что же вы не начали свой доклад с такой хорошей новости?

– Виноват, товарищ Сталин, об этом мне сообщили перед самым докладом, – потупился генерал.

Как только Василевский ушел, Верховный потребовал соединить с Мерецковым.

– Как дела? – произнес Иосиф Виссарионович в трубку аппарата ВЧ.

– Здравия желаю, товарищ Сталин, час назад я доложил в Генеральный штаб о взятии Сортавалы, – сказал Мерецков.

– А мне чего лично не позвонил? Постеснялся? – спросил Верховный.

– Так точно, постеснялся вас беспокоить. Городишко же маленький, – проговорил Мерецков.

– Маленький, да удаленький, – сказал Сталин, немного повеселев от хорошей новости. И добавил:

– Есть предложение прямо сейчас ударить оттуда в южном направлении. От этой Сортавалы до линии фронта под Ленинградом не так уж далеко. Если выйти в тыл финским войскам, то северное полукольцо блокады слетит. Тогда немало сил из-под Ленинграда высвободить сможем.

– Я вас понял, товарищ Сталин. Буду действовать в этом направлении, – сказал Мерецков.

Закончив разговор через высокочастотную систему правительственной связи, Сталин поднял трубку внутреннего телефона и проговорил:

– Вызовите ко мне наркома Берию.

Интуиция подсказывала Иосифу Виссарионовичу, что именно со стороны Мерецкова следует ожидать скорых побед. Ведь на Карельском фронте вместе с войсками Красной Армии воевали и загадочные каменные машины Гипербореи. Не потому ли там, в отличие от других фронтов, продолжало развиваться успешное наступление? И, набивая табаком свою любимую трубку, Сталин думал о том, нельзя ли использовать эти непонятные, но очень мощные шагающие танки с гранитной броней против немцев еще и под Москвой? Для того он и вызвал Берию, чтобы немедленно посоветоваться с ним по этому вопросу. Из-за череды неприятностей последних дней на Подмосковном театре военных действий, Сталин совсем упустил из виду эту возможность. Но, теперь, в критический момент, снова вспомнил о ней.

После принятия постановления эвакуировать столицу, Берия совсем не удивился срочному вызову к Хозяину. Он уже виделся с Вождем утром, когда докладывал, что обстановка среди населения Москвы близка к панической. Что немецкие агенты подогревают недовольство москвичей, призывая к свержению власти и пытаясь активизировать действия криминальных элементов. А многие партийные и советские аппаратчики, вместо того, чтобы пытаться укреплять дисциплину во время эвакуационных мероприятий, сами в спешке бегут, вывозя первым делом собственные семьи и имущество, что способствует деморализации трудовых коллективов и еще большему распространению панических слухов среди населения.

– Проходи, Лаврентий, присаживайся, – сказал Сталин, едва Берия переступил порог его кабинета. Когда нарком устроился на стуле для посетителей, Хозяин спросил:

– Какое сейчас положение в столице? Меры приняли какие-нибудь для пресечения безобразий?

Лаврентий Павлович кивнул:

– Да, меры принимаются, товарищ Сталин. Усиливаем вооруженные патрули. Арестовываем паникеров и провокаторов. Расстреляны на месте несколько мародеров. Охрана складов и промышленных объектов обеспечена. На въездах и выездах установлены посты…

Хозяин перебил, недослушав:

– Вот что, Лаврентий. Я тут обдумал кое-что. И хочу вернуться к теме твоей поездки в Петрозаводск. Нам сейчас очень нужны эти гиперборейские гранитные танки. Прямо здесь нужны, под Москвой. Так что немедленно снова выезжай к гиперборейцам и заключай с ними договор. Пока секретный протокол подпиши, что мы согласны на их условия в обмен на помощь нам. Что они там хотят? Базы на нашей территории? Ну, пусть. Предоставим им базы. Они же их уже и без нашего разрешения создали. А если они всерьез возьмутся защищать наш народ, то почему же не предоставить эти базы официально? Что думаешь?

– Я думаю, что вы правы, товарищ Сталин. Вот только я не дипломат. Может, лучше Молотова послать с Гипербореей договор подписывать? – проговорил Берия.

– Нет, Лаврентий. Сейчас время нам очень дорого, а Молотов любит тянуть резину. А еще и объяснять ему придется. Да и в прошлый раз ты отлично справился, контакт с их правительством установил. Теперь появишься там и скажешь, что товарищ Сталин согласен на их условия. Если пришлют под Москву свои танки, то договор мы сразу подпишем. Но, только пока секретный. Нельзя сейчас никому из врагов предоставлять информацию о нашем союзничестве с Гипербореей. Пока отвезешь им черновик договора для согласования. А для подписания документа пусть пришлют вместе с танками свою делегацию в Москву.

Глава 18

Комиссия из Москвы посетила на новой территории не только колхоз, но и военный лагерь Гиперборейского полка, а также госпиталь и здание гражданской администрации, встроенные в скалы. Им показали даже Центр Управления и Артефакт, ставший причиной возникновения пространственно-временной аномалии. В конце экскурсии проверяющим в кабинете Игнатова устроили настоящий фуршет. К этому времени Мария Алексеева под руководством Людмилы Гиперии уже организовала целый коллектив поварих, которые подготовили разные вкусные местные деликатесные угощения, вроде красной рыбы, икры, бизоньих стейков и хамона из плейстоценовых кабанчиков, а также запеченных фазанов и перепелок, сдобренных гарнирами из экзотических овощей и трав. А еще выставили на стол местную выпечку, разнообразные фрукты и ягоды. Ну и водки вместе с коньяком и шампанским не пожалели, чтобы поскорее довести всю комиссию до такого невменяемого состояния, когда вопросы уже и не хочется задавать.

Наевшись и напившись, комиссия, в лице председателя Серикова, выразила желание отбыть обратно. Всех троих ее членов Сомов и Игнатов тотчас отвезли через арку в скале прямо к вертолету, на котором они и прилетели. Начальник полигона и профессор даже помогли каждому из проверяющих забраться внутрь, что давалось гостям с некоторым трудом из-за слишком сильного опьянения. Но, всех благополучно разместили внутри салона, после чего винтокрылая машина прогрела двигатели и улетела, а Сомов и Игнатов наконец-то вздохнули с облегчением.

Как только вертолет с проверяющими растаял в осеннем небе, Сомовым и Игнатовым были даны указания немедленно сворачивать всю деятельность по перегрузке товаров на территории полигона. Все, что успели разгрузить и складировать для последующего использования, срочно затаскивалось внутрь через арку в скале и разгружалось уже на стороне Новой Гипербореи. Пустые фуры уезжали обратно, а новые вместо них уже не приезжали. В интенсифицированных погрузочно-разгрузочных мероприятиях активно помогали не только военнослужащие Гиперборейского полка, но и пленные немцы и финны.

Наконец, когда последние поддоны, мешки и упаковки переместили сквозь арочный проем, Сомов и Игнатов в последний раз спросили всех тех из контрактников и вольнонаемного персонала, кто хотел бы окончательно переселиться из двадцать первого века в Новую Гиперборею. И таких людей оказалось немало. После того, как с выбором определились, дав последние указания прапорщику Кузьмину, Сомов простился со всеми своими подчиненными, остающимися на полигоне, и ушел в скальную арку. Следом за ним то же самое сделал и Игнатов.

А через несколько минут после их ухода арка в скале захлопнулась. При этом, она осталась на своем месте в дальней стене оплавленной профессорской лаборатории. Да и никаких особенных внешних эффектов не произошло. Вот только серебристый туман, который висел в арке все это время, куда-то исчез, а на его месте оказался сплошной монолитный камень. Словно и не бывало никогда никакого прохода в другой мир в этом месте.

Так Сомов и Игнатов воплотили давно задуманный ими аварийный план. Они решили, пусть теперь те, кому доложит комиссия, копают сколько хотят и в прямом и в переносном смыслах. Все равно никогда не докопаются до Новой Гипербореи. А другую арку в двадцать первый век можно будет задействовать в другом месте, которое больше подойдет для перегрузки необходимых товаров и оборудования вдали от посторонних глаз. Ведь Живой Камень оставил в этой реальности надежный якорь. И теперь выбрать другую точку выхода не составляло проблемы, тем более, что Сомов и Игнатов уже подстраховались, заранее сделав еще один арочный портал недалеко от Санкт-Петербурга и тщательно замаскировав его.

Только они проводили комиссию из Москвы двадцать первого века, как Мерецков сообщил Сомову и Игнатову, что в Петрозаводск из Москвы двадцатого века снова летит Лаврентий Берия. Нарком перед вылетом сам звонил Мерецкову по ВЧ и просил генерала срочно подготовить еще одну встречу с правительством Новой Гипербореи, а также сообщил, что везет от Сталина проект договора.

– «Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия! Сегодня в гости к нам придет Лаврентий Палыч Берия!» – продекламировал Сомов старый детский стишок, услышав новость по мысленной связи.

– Значит, Сталин заинтересовался перспективой сотрудничества с нами, – заметил Игнатов.

– А что же он тогда присылает нам снова этого кровавого палача, а не дипломата Молотова, например? – спросил Сомов.

Профессор возразил:

– Между прочим, Берия не такой и кровавый палач, во всяком случае, ему очень далеко до того же Ежова. Ведь знаменитые репрессии 1937-го года подготовил и проводил именно Ежов, а вовсе не Берия. Лаврентия на должность наркома внутренних дел только в декабре 1938-го назначили. До этого назначения он больше года занимал должность Первого секретаря Тбилисского горкома в Грузии, а еще раньше, с осени 32-го года до апреля 37-го, был Первым секретарем Закавказского краевого комитета всесоюзной коммунистической партии большевиков, сохраняя еще и должность Первого секретаря Центрального комитета компартии Грузии с ноября 1931-го года и почти до самого назначения в Москву.

Так что Берия на ту самую его известную должность народного комиссара внутренних дел приехал после долгой партийной работы, а не как чекист. И, между прочим, он проявил себя отличным хозяйственником. Грузинские мандариновые сады промышленных масштабов, чайные и табачные плантации именно он организовал. Грузию он из разрухи поднял, многие предприятия построил, четкую работу портов и железной дороги наладил.

Хотя и опыт работы в ЧК у него имелся еще с молодости, со студенческих времен, а с 1927-го по 1930-й Берия был наркомом внутренних дел Грузинской ССР. И этот опыт ему пригодился, когда Сталин назначил его на место Николая Ежова. Потому и назначил, что для Сталина Берия был уже проверенным работой товарищем. Ведь сам Сталин родом из Грузии, потому мог хозяйственную деятельность Лаврентия легко оценить, сопоставив то, что было до прихода Берии в руководство республики с тем, что получилось за годы его управления. Сталин остался очень доволен результатами работы Лаврентия в Грузии, потому и взял его к себе в правительство.

– Да, я тоже про него где-то читал, что хозяйственником, вроде, считался неплохим, атомный проект до ума довел в кратчайшие сроки. Вроде бы, по образованию он инженером был, – кивнул Сомов.

– Это по отношению к двадцать первому веку Берия «был», а тут у нас получается, что он жив и здоров, – поправил профессор. И добавил:

– Конечно, с Лаврентием надо держать ухо востро, потому что он совсем не глуп и весьма жесток. Когда он во второй половине 1938-го года появился в Москве, то Сталин, назначив Берию руководителем Главного управления государственной безопасности, первым делом потребовал от него навести порядок в руководстве наркомата внутренних дел, где пустила корни ежовщина. Лаврентий справился, причем, быстро и эффективно. Уже к ноябрьским праздникам он организовал аресты всей ежовской верхушки и расставил на ключевые должности в НКВД людей из своей команды, которые начали активно разбираться с оставшимися ежовцами, возбуждая против них дела, а кого-то и расстреливая. Таким образом и сменили большую часть командного состава органов. А многие судебные решения, принятые при Ежове, с приходом Берии на должность наркома, пересмотрели, освободив от наказаний десятки тысяч невиновных.

– А я еще помню про него, что создавал какие-то «шарашки», где держал арестованных ученых, инженеров и конструкторов, – вставил Сомов.

– Да, «шарашки» – это изобретение Лаврентия. Подписав приказ в начале 39-го о создании Остехбюро из заключенных, он поставил многих талантливых инженеров-изобретателей, ученых и конструкторов в очень жесткие условия. Но, он все-таки не дал им умереть на лесоповале, а обеспечил работой по специальности. А то, что формально они оставались заключенными, позволяло соблюдать полную государственную тайну их разработок. Ведь иностранные разведки не дремали. И многие обвинения в шпионаже перед войной – это не выдумки сотрудников НКВД. Организовав «шарашки», хитрый Лаврентий, таким образом, убил двух зайцев. Разработчики военной техники не просто содержались у него под колпаком, а и приносили стране пользу. При этом, вражеские разведки имели крайне мало возможностей добраться до секретных чертежей. Да и перебежать на сторону врагов специалисты «шарашек» не могли.

Кстати, Берия и хозяйством СССР продолжает ведать. С марта сорок первого он назначен зампредом Совнаркома и куратором наркоматов нефтяной, угольной и лесной промышленности, а также металлургии. Сталин продолжает считать Берию отличным организатором во многих областях и одним из самых надежных соратников, потому поручает Лаврентию все новые сферы деятельности. Именно по этой причине Вождь Народов и отправляет именно Берию для контактов с нами. Это совершенно ясно. Как ясно мне и то, что в руководстве Советского Союза восприняли нас всерьез, как самое настоящее государство, – сказал профессор.

– А кто там сейчас в руководстве? Кажется, первые лица в Ставке, кроме Сталина, еще Молотов и Ворошилов. Или я ошибаюсь? – задал вопрос Сомов.

Ученый объяснил:

– Ни Молотов, ни Ворошилов ничего глобального сами не решают. Ни один из них не обладает достаточной волей, чтобы гнуть свою собственную политическую линию. Все главные решения принимает сам Сталин. Он, конечно, перед этим советуется со своими помощниками по Ставке и по политбюро. Но, именно с Берией Сталин советуется чаще всего. Их роднит и общее происхождение из Грузии. Потому взаимодействие с Берией для нас означает выход на самого Вождя.

* * *

В эту ночь кавторанг Фадеев не ложился спать, как не спали и его подчиненные, готовясь к предстоящему штурму. Да и каменные великаны, которые периодически появлялись из Змеиной горы, спать не давали, создавая каменный грохот. Хорошо еще, что ветер и дождь осенней непогоды гасили звуки, пресекая их распространение на значительное расстояние. Не стоило раньше времени тревожить финские дозоры. Ведь не так далеко располагались неприятельские резервы. Финский военный городок и штаб разместились на горе Филина, которую гиперборейским десантникам тоже предстояло штурмовать после того, как займут Лахденпохью.

Рассвет еще даже толком не осветил горизонт, а десять каменных великанов уже выдвинулись в сторону финского поселка, приютившегося в дальнем углу Якимварского залива. И десантники лейтенанта Рокотова поехали следом за шагающими танками на гранитных шестиногах, которые к этому времени тоже вышли из новой арки, созданной в скале Живым Камнем, подключившим Змеиную гору к системе своей кремниевой жизни.

* * *

Накануне вечером финским войскам было не до наблюдения за побережьем. Части армии «Карелия» беспорядочно отступали с севера, размещаясь в поселке и вскоре заполонив всю Лахденпохью. А следом за военными двигался к поселку огромный обоз, состоящий из многочисленных грузовиков и телег, нагруженных скарбом, вывезенным из Сортавалы. Совсем под вечер начали прибывать пешком гражданские беженцы, которые или тащили скромный багаж на себе, или с трудом везли свои вещи на ручных тележках по дорожным колдобинам.

Финские офицеры пытались организовывать новую линию обороны для прикрытия Лахденпохьи со стороны Сортавалы, взятой красными. Но, личный состав слушался команд вяло, продолжая находиться в низком состоянии боевого духа. Деморализация захлестывала остатки финской армии «Карелия», быстро распространяясь по войскам, подобно настоящей эпидемии. И причину все понимали. Боевой дух солдат сильно упал из-за ужасных непобедимых легендарных каменных великанов, которые почему-то решили в этой войне сражаться на стороне русских. И офицеры не знали, что предпринять, потому что уже не помогали ни заградительные отряды, ни показательные расстрелы паникеров. Более того, тревожность и предчувствие скорого окончательного разгрома наполнили и сердца самих офицеров.

Вечером все ожидали русской бомбежки, которая из-за скученности людей у Лахденпохьи могла собрать обильную кровавую жатву. Но, бомбардировщики с красными звездами на крыльях так и не прилетели. Да и каменные великаны из Сортавалы не бежали со всех ног за отступающими, чтобы уничтожить остатки финской армии окончательно. И офицеры начали немного успокаиваться, кое-как организовав размещение прибывших в поселке и в его окрестностях. Конечно, домов и помещений на всех не хватило, и многие солдаты из отступивших частей вынужденно ночевали в расставленных палатках, в портовых складах и даже на фанерном заводе.

Несмотря на холодную погоду, костры для обогрева командиры разжигать не разрешили по той же причине воздушных налетов, которые могли осуществить русские и ночью. Во всяком случае, опасность такая имелась. Краснозвездная авиация не проявляла особой активности во время сражения за Петрозаводск, но, как только советская армия при поддержке каменных великанов начала брать верх в Карелии над финнами, так и русская авиация снова активизировалась. Потому и опасались налетов финские офицеры.

Напуганные и усталые гражданские, сбежавшие из Сортавалы, спали где придется. Ближе к ночи беженцев все же пустили внутрь большой лютеранской кирхи, построенной в середине 19-го века, закрытой при советах, но открытой вновь финскими властями, вернувшимися в поселок после Зимней войны. Почти все в поселке спали, когда дозоры из финских егерей, предусмотрительно выставленные офицерами на всех направлениях, услышали с южной стороны от Лахденпохьи грохот. Вскоре выяснилось, что это каменные великаны движутся к поселку оттуда, откуда никто не ожидал появления опасности.

Посты немедленно подняли тревогу. И финские офицеры спешно попытались организовать оборону поселка. Вот только артиллерия в отступивших частях почти полностью отсутствовала. Все надежды финских командиров на спасение теперь возлагались лишь на те резервные части, которые размещались не в самой Лахденпохье, а недалеко от поселка, в трех километрах к северу, в военном лагере возле горы Филина, где в это время находилось командование всей армией «Карелия» во главе с генерал-лейтенантом Акселем Хейнрихсом. И, разумеется, генералу сразу же доложили о неожиданном вторжении гранитных чудовищ в Лахденпохью.

Но, вопреки ожиданиям офицеров, Хейнрихс приказал не обороняться, а немедленно снова отступать еще дальше. На этот раз в сторону городка Кексгольм, который финны называли Кякисальми, а местные карелы звали Корелой. Такое решение генерала обуславливалось донесениями разведки, что русские при поддержке каменных шагающих танков выдвинулись из Сортавалы и движутся на Лахденпохью еще и с севера. Из-за сходящихся ударов противника имелась реальная угроза окружения остатков армии в районе поселка. А организовать достаточно серьезное сопротивление имеющимися силами было невозможно. Поэтому всем финским войскам надлежало немедленно уходить из Лахденпохьи. Иначе грозила гибель или плен.

Выполняя приказ командующего, финские военные в спешке покидали Лахденпохью. Но, вырваться оттуда удалось далеко не всем. Железнодорожную станцию великаны и русские пехотинцы, которые ехали за ними, сидя в шестиногих каменных гробах, заняли очень быстро. В поселке царил полный хаос. Гражданские метались в панике, финские солдаты стреляли непонятно куда и в кого, повсюду слышались крики, взрывы и лошадиное ржание, горели постройки. В сером рассветном холодном мареве, насыщенном мелкими каплями моросящего дождя, пылью и частицами гари от взрывов и разрастающихся пожарищ только огромные каменные фигуры шагающих танков с горящими электрическим светом красными звездами неторопливо и целенаправленно двигались к тем целям, которые надлежало взять под контроль.