Текст книги "Удача или Смерть (СИ)"

Автор книги: Август Карстовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Но экипажи недавних кучеров, а ныне солдат армии Уральского правительства стояли под навесом во дворе Александра Гавриловича пустые и дохода не приносили. А деньги Прохору требовались ежедневно. Найти же новых извозчиков оказалось делом довольно сложным: свободых людей, умеющих по-настоящему обращаться с лошадьми, в городе не было. Поэтому, увидев сегодня Мишку, Прохор без особых колебаний решил забрать его из пожарной части. Подпоручик считал, что никаких препятствий к этому не встретит, ведь Мишеля всегда можно будет назвать воспитанником Александра Гавриловича...

– Прохор Александрович, – наконец решился Мишка, – меня господин брандмейстер не отпустит.

Услышав такое заявление, Прохор, не говоря ни слова, снял телефонную трубку:

– Барышня, прошу вторую пожарную часть... Благодарю! Мне брандмейстера... Что?.. Кто у телефона?.. Дежурный?.. Передай: звонил подпоручик Побирский из комендатуры... Да, да... Так вот доложи брандмейстеру, что некий Босяков остается в моем личном распоряжении...

У Мишки все поплыло перед глазами...

...Идя по улицам родного города, ставшего вдруг таким чужим, и, зажимая в кулаке «эстафету», в которой было написано: «Дорогой папаша! Прошу не удивляться и без особых вопросов накормить Мишеля. Вскоре буду сам. Ваш сын, подпоручик Побирский», парень думал: «Попался, как ворона в суп... А если я сейчас сбегу? Но где схорониться? Хоть бы Александр Гаврилович, встретив меня, осерчал, надавал оплеух и выгнал...» Однако владелец извозного дела, увидев Мишку, почему-то не рассердился, а молча распечатал послание и, нахмурившись произнес:

– Чего это Прохор фантазирует?

Потом Мишка, умытый и причесанный, сидел за кухонным столом рядом с кухаркой Катериной и, уплетая за обе щеки лапшу с требухой, ругал себя за то, что смиренно выстоял перед Александром Гавриловичем и выслушал все его рассуждения. А Катерина, подливая в Мишкину тарелку добавку, каждый раз удивленно восклицала:

– И неужто ты, Михаил, тушил пожары?

Наконец, облизав ложку, Мишка с достоинством громко объявил:

– Благодарствую, тетка Катерина! Лапшица у тебя отменная...

– Кушай еще, Михаил, – расцвела довольная кухарка. – В горшке не полтарелки, чай, осталось... Так снова, что ли, к Ляксандре Гаврилычу робить?

– Кто его, тетка Катерина, знает, – неопределенно ответил Мишка, а сам подумал: «Пожалуй, пора удочки сматывать...»

Однако «сматывать удочки» не пришлось: в кухню вошел Прохор.

– Ага! Вот мы и закусили,– весело сказал он. – Уверен, что на сытое брюхо разговор у нас получится интереснее... Прошу, Мишель!

Александр Гаврилович с газетой в руках ждал Мишку и Прохора в горнице.

– Чего не печатают в этих газетах, голова кругом идет, – со вздохом заявил он. – И откуда что берется...

– Ладно, дорогой папаша, ближе к делу!– оборвал отца Прохор и повернулся к Мишке. – Кобыла Тонька отныне в твоем ведении, Мишель... Все! Выполняй приказ!

– Так у меня, Прохор Александрович, – несмело прошептал Мишка, оглушенный словами подпоручика, – хорошая должность в пожарной части имеется. Я же не безработный...

– Должности там у тебя больше нет, – отрезал Прохор и повернулся к Александру Гавриловичу. – Папаша, где его кучерская униформа? Но, гляди, Мишель, без баловства...

XIV. ТОВАРИЩ КОРЫТКО ОДОБРИТ НАШ СГОВОР

Утром Мишка, по холодной погоде облачившись в кафтан на вате, запряг в экипаж караковую кобылу Тоньку и, получив благословение и напутствие от Александра Гавриловича, выехал за ворота. Парню хотелось спать: поздней ночью ему пришлось развозить по домам захмелевших гостей...

Плюнув на напутствия хозяина, Мишка решил прежде всего отправиться на вторую пожарную часть и посоветоваться с дядей Колей и Геннадием Сидоровичем, как быть дальше. Тянуть вновь лямку в заведении «Побирский и сын» он не хотел. Правда, извозчики встретили своего бывшего напарника радостно, а один из них даже признался, что без Евлампиевича на конюшне было скучновато. Но теперь Мишку все это волновало мало, он уже по-настоящему свыкся с жизнью в пожарной команде и никакой другой не представлял себе.

Свернув с Госпитального переулка, Мишка около старообрядческой часовни неожиданно увидел Леву Похлебаева с маленьким железным сундучком, с которым железнодорожники обычно отправлялись в дальние рейсы и который почему-то все звали «шарманкой».

– Господин паровозный машинист, ваше степенство! – заорал обрадованный Мишка. – Дозвольте с ветерком!

Лева вздрогнул, а Мишка, подкатив к обледенелому тротуару, продолжал, но уже серьезно:

– Сам бог тебя сюда послал...

– Довезешь до товарной станции? – тихо спросил Лева и, оглянувшись по сторонам, быстро залез в экипаж. – Трогай!

Когда Мишка стеганул Тоньку вожжами и кобылка потащилась по булыжной мостовой, покрытой талым снегом, Лева, устраивая в ногах сундучок, сказал:

– В чем дело, Мишук? Рассказывай... Почему у тебя извозчий экипаж? Что за чехарда?

– Все расскажу, – ответил Мишка. – Но сначала о дяденьке Федорыче хочу знать, как он?..

– Думаю, что дяденька Федорыч в безопасности, – произнес железнодорожник. – Можешь мне верить.

– Чё смеяться-то! – воскликнул обрадованный парень. – Конечно, верю! С твоего слова, что с золотого блюда... У меня вот беда великая...

– Рассказывай, дружище, рассказывай!..

И, когда парень подробно выложил все, что произошло с ним со вчерашнего дня, Лева задумался.

– Печально, – сказал он наконец, – что ты опять угодил к старым хозяевам.

– Помоги мне, Лева, – вздохнул Мишка.

– Я тебя, Мишук, понимаю, – ответил Лева. – Только ты не удивляйся тому, что сейчас услышишь...

– Чё смеяться-то! Я ко всему готов...

– Ко всему? Согласен... Но только не к моему предложению... Ты вот мне про офицеров говорил...

Вчера вечером Александр Гаврилович заставил Мишку прислуживать за ужином. У Побирских собрались начальники отрядов, целый день безрезультатно искавших «бандитов с Сибирского тракта». Стол был уставлен закусками и графинами с разноцветными водками.

Графины эти быстро развязали языки и поручикам, и штабс-капитанам, и капитанам. И вот тут впервые Мишка услышал, что офицеры ругали то самое правительство Урала, которое они обязаны были защищать.

Один из капитанов со слезами в голосе кричал:

– Ведь есть же в русской армии умные генералы... Почему они ничего не предпринимают?

– Вы правы, Василий Алексеевич, – поддержал кричащего длинноносый поручик с красно-черным шевроном на рукаве. – И я не могу уразуметь, почему молчат наши генералы?.. Ведь таких, как мы,– много... Скажи нам хоть одно истинно призывное слово – и мы готовы на все, даже на смерть!

После ужина по приказу Прохора Мишка запряг Тоньку и повез в Оравайские казармы двух офицеров. Офицеры всю дорогу честили господ союзников, которые никак не могут понять, что истинно русские люди ведут борьбу не ради своих национальных и эгоистических интересов, а пытаются сломать хребет общему врагу – большевикам. А эффективной помощи от союзников пока мало. Видимо, не очень-то и они доверяют всяким областным правительствам...

– И понимаешь, Мишук, – толковал сейчас Мишке Лева, – по-настоящему нужно, чтобы ты пока остался у Побирских.

– А зачем? – опешил Мишка.

– Память у тебя замечательная! – ответил Лева. – Так вот: все, что ты там разведаешь, мне говори...

– Тебе говори?.. А зачем это?

– Много будешь знать —скоро состаришься, – засмеялся Лева. —Только учти, прошу я не ради пустой забавы... Большому делу послужишь. Ну как? Согласен?

– Ну... коли надо...– подумав, с важностью сказал Мишка.– Но где я тебя найду?

– Держи связь через Люсю. Она меня отыщет.

– Ну а как дяденьке Сидорычу объяснить? Он, поди, глаза вылупит, когда узнает, что я желаю служить у Александра Гавриловича.

– Я ему, Мишук, потом сам все объясню, – успокоил парня Лева. – А ты лишь намекни: мол, получил особое задание от товарища Корытко.

– Почему от товарища Корытко? – удивился Мишка.

– Потому что товарищ Корытко одобрит наш сговор. Знаю точно. Только честно признайся: не трусишь?

– Кого пужаешь? – с вызовом ответил Мишка и, приподнявшись, гикнул на Тоньку: – Поддай, поддай, родная! Не умирай... Я, Лева, теперь самого сатаны не боюсь.

За квартал до товарной станции Лева попросил остановиться.

– Подумают, сдурел Похлебаев, – пояснил он, вылезая со своей «шарманкой» из экипажа, – дежурить на извозчике едет... Сколько я тебе должен?

– Чё смеяться-то! – обиделся Мишка.

– Не сердись,– улыбнулся Лева,– я пошутил... Значит, Мишук, до встречи, связь держим через мою сестренку.

– Ладно! – буркнул Мишка...

Ехать назад одному было скучно. Но брать ездоков не хотелось, и, когда какой-то толстый господин в бобровой шубе и в котелке, размахивая тростью, крикнул: «Извозчик! Давай на Клубную!», Мишка молча промчался мимо. Парень жалел, что не расспросил Леву более подробно о задании: все ли надо будет запоминать или только самое интересное, а может, кое-что стоит и записывать.

Во второй части около главного входа в надетом поверх шинели овчинном тулупе часовым стоял дядя Коля. Увидев на козлах подъехавшего экипажа Мишку, старый пожарный чуть не зазвонил в небольшой медный колокол, висевший в полосатой будке, однако вовремя опомнился:

– Слава богу! Слава богу! – обрадованно произнес он и стиснул парня. – Сыскался!.. А мы тут упросили Виктора Сергеевича в комендатуру по телефону брякнуть...

– И что там сказали? – едва переводя дыхание, спросил Мишка, освобождаясь из медвежьих объятий дяди Коли.

– Мол, подпоручик Побирский отпустил вашего кучера на все четыре стороны... Так ли это? Не соврали!

– Да почти так...

– Где же ты тогда шатался, откуда у тебя, слышь, кобылка, упряжь?

– Ой, дядя Коля! – неопределенно махнул рукой Мишка.– Долго говорить... Не пожарный я более...

– Да ты очумел? – изумился дядя Коля.

Но Мишка не стал объяснять подробно, почему это он вновь решил заняться извозным промыслом, а лишь шепнул ему на ухо, что выполняет теперь «особое задание товарища Корытко», о котором следует молчать.

– Так и дяденьке Сидорычу передайте, – наказал парень старому пожарному. – Не хочу я пока в казарму забегать: начнут все расспрашивать, что да как... Придумайте с дядей Сидорычем чё-нибудь.

– Ладно, Миша! – серьезным тоном ответил дядя Коля.– Все сделаем. Только ты нас не забывай.

– Что вы! —заверил Мишка.– По гроб жизни... Вчерась-то хоть как у вас кончилось?

– Кажись, пронесло, – улыбнулся дядя Коля. – Видать, нашего брата в тех событиях не подозревают...

Вечером Александр Гаврилович ругал Мишку за то, что тот привез домой слишком мало выручки. Парень оправдывался и ссылался на строгие порядки, установленные в городе: жители второй день боятся показываться на улицах. Но Александр Гаврилович не очень-то поверил и собственноручно обшарил все Мишкины карманы и складки.

– Клиентов зазывать разучился? – зашипел хозяин, давая Мишке подзатыльник. – Будешь так зарабатывать, на хлеб и воду посажу.

Парень в душе ухмыльнулся. Мог ли он рассказать Александру Гавриловичу про Люсю и Юрия, которых после полудня специально дождался у школы. С такими седоками в центре было рискованно: чего доброго, Прохор или сам глава заведения «Побирский и сын» увидит. Пришлось кататься по самым дальним улицам.

Люсе и Юрию Мишка сочинил целую историю о том, как он поругался с брандмейстером.

– И что с тобой, Мишка, будет? – встревоженно спросил Юрий.

– Ничего, – с форсом ответил парень. – Я, как видишь, уже нашел себе должность, извозом занимаюсь.

– И не жалеешь, Мишка?

– Пока нет... Хотя...

– И я, Мишка, огорчился.

Люся, не вмешиваясь в их разговор, время от времени вздыхала. Девочке трудно было поверить тому, что Мишка уже больше не служит в пожарной части. Она совсем недавно с гордостью хвастала школьным подругам, что у нее есть приятель из пожарных. Кроме того, Люся ни разу в жизни не каталась в таком богатом экипаже и поэтому чувствовала себя сейчас немножко неуверенно. А когда Мишку остановил встречный казачий дозор, у нее душа, как говорится, ушла в пятки. Но Мишка, указывая на Тонькину дугу, где чернели буквы «Извозное дело – Побирский и сын», как ни в чем не бывало пояснил казакам, что он «человек Побирских» и выполняет волю хозяина, который велел ему доставить двух учеников до дома.

Урядник внимательно посмотрел на школьные сумки Юрия и Люси, затем, шевеля губами, прочитал про себя надпись на дуге и отпустил их с миром.

Убедившись, что казаки уже далеко, Юрий хлопнул Мишку по спине и с гордостью воскликнул:

– Ты герой, Мишка! Ты действительно никого не боишься... Давайте будем считать, что мы мчимся в фургоне по американским прериям и нас преследует шайка Черного Джо... Приготовить карабины!..

– Хватит нам разъезжать! – вдруг решительно объявила Люся. – Не хочу больше с чубатыми встречаться! Глядите, Миша, нарветесь на вредных, не все они, казачки, такие добрые. Да и смеркается, а ноги у меня околели...

В оставшееся время Мишка заработал для Александра Гавриловича не так-то много.

XV. ЭТО Я, МИХАИЛ ЕВЛАМПИЕВИЧ

Ночью восемнадцатого ноября в Омске вице-адмирал Колчак объявил себя «верховным правителем России».

По случаю этих величайших перемен у Прохора в воскресенье собрались приятели: чины комендатуры, «голубые уланы», контрразведчики, командиры казачьих сотен – словом, все, кто мечтал недавно о сильной власти. Тосты за русского Наполеона, его превосходительство адмирала Колчака, следовали один за другим.

Александр Гаврилович, кланяясь направо и налево, пьяно улыбался и твердил:

– Дорогие гости, господа герои! Кушайте и пейте, что бог послал. Не брезгуйте нашим хлебом-солью...

В тот вечер Мишка буквально сбился с ног. Через каждые пять минут хозяин посылал его то в подвал, то в кладовую, то в кухню, то в амбар.

Однако заменяя пустые графины полными или подавая новое угощение, парень не забывал вслушиваться в разговоры, которые велись в горнице. Умудрялся он и отрывать пуговицы с висевших в прихожей офицерских шинелей, чтобы пополнить коллекцию Юрия. Но от кое-каких речей Мишке по-настоящему становилось жутко.

– Привяжешь негодяя к столбу,– усиленно жестикулируя говорил лысый капитан, стараясь привлечь к своему рассказу внимание присутствующих,– и начинаешь. Сначала в глаза прицелишься, потом тихо-тихо опускаешь дуло винтовки вниз...

– Адмирал Колчак, – прервал капитана чей-то бас, напоминающий голос протодьякона, – знает, что восстановить Россию можно лишь с помощью кнута, пули и виселицы... Вы адмирала своими подвигами не удивите.

– Нет, удивим! – заорал, брызгая слюной, растрепанный подъесаул, у которого на погонах белели эмблемы чернознаменного отряда атамана Анненкова – череп с перекрещенными берцовыми костями. – Теперь, когда у нас появится настоящее войско, когда в нем будет могучий дух, мы покажем комиссарам, где раки зимуют...

Чтобы прервать начавшийся спор, Прохор затянул подхваченное криками «Ура!» «Боже, царя храни». Александр Гаврилович обходил гостей, наполняя их рюмки, и умиленно говорил:

– Как приятно чокнуться под могущественные звуки русского гимна.

В конце пирушки Мишка соображал плохо, хотя пьяным-то был не он, а хозяева и гости. Каждый из них вслух высказывал свою декларацию, разобраться в которых парень не пытался. Запомнилась лишь бравурная песня Прохора под гитару, да и то потому, что Мишка слышал ее раньше. Надрывно высоким голосом Прохор горланил:

На солнце оружьем сверкая,

Под звуки лихих трубачей,

По улице пыль подымая,

Проходил полк гусар-усачей...

По всему Уралу в этот день кружилась метель. Александр Гаврилович уже с раннего утра приказал сменить экипажи на сани. И сейчас во дворе стояли припорошенные метелью усталые лошади. После работы их не велено было распрягать, извозчики получили указание ждать минуты, когда загулявшие «господа» пожелают отправиться восвояси. Мишке пришлось везти двух офицеров.

Хлеща комьями снега в передок саней, Тонька помчалась по темным улицам города.

Вначале Мишка не обращал внимания на седоков: они пороли чушь. Потом он прислушался...

Три недели назад на перроне пассажирского вокзала патруль «голубых улан» арестовал связного из Горнозаводского партизанского отряда. На всех допросам связной молчал, несмотря на то, что били его нещадно. Только от документа, который нашли в подкладке, не отказывался. Видимо, понимал, что от этой улики никак не отвертеться.

Тогда к нему в камеру, находившуюся в подвале контрразведки, подсадили провокатора. Тот выдал себя за слесаря механических мастерских, участника недавней забастовки.

– От меня хотят вытянуть фамилии членов стачечного комитета,– доверительно признался он. – Но пусть ждут у моря погоды.

Вскоре слесарю разрешили свидание с женой. И «жена» сообщила, что в городе вот-вот вспыхнет вооруженное восстание против белогвардейцев.

– Эх, жаль! – с горечью воскликнул связной, когда сосед по камере передал это известие. – Не дожить мне... Все внутри отбито, кровью харкаю... Каты проклятые!

– Доживем, друг! – успокаивал провокатор. – Только не отпевай себя заранее... Из тюрьмы мы днями освободимся... Восставшие нас выручат...

Провокатору было дано специальное задание: во что бы то ни стало узнать адрес, куда направлялся партизанский связной.

Вот о том-то, как легче и быстрей раздобыть адрес, и спорили в Мишкиных санях офицеры. Один из них считал, что вся эта глупая возня с подсадкой и гроша ломаного не стоит. Если бы начальство отдало ему в руки того большевика, он моментально заставил бы его расколоться. Другой офицер возражал ему, говорил, что большевики – фанатики; с ними нельзя столковаться ни по-хорошему, ни по-плохому, они лучше согласятся умереть, чем выдать своих товарищей. Тут нужна особая сноровка.

Уразумев, о чем идет речь, Мишка выпрямился и нервно заерзал на своем сиденье. Штука-то какая!..

Раздвинув локти, он стал энергично погонять Тоньку. Кобылка, задорно тряхнув хвостом, прибавила скорость. Мимо под скрип полозьев проплыли силуэт польского костела, каланча второй пожарной части, качнулся фонарь перед рестораном «Пале-Рояль», и, лихо развернувшись, сани, обогнув угол, вымахнули на необъятный и безлюдный Главный проспект.

У подвыпивших седоков от такой неожиданно бешеной езды закружились головы. Один из них, придерживая папаху, опасливо крикнул:

– Эй, ямщик! Сдурел?.. В сугроб хочешь нас вывалить? Сбавь ход!.. Ну, кому говорю?

Но Мишка, не слушая офицера, продолжал гнать Тоньку с прежней шальной быстротой и только у Соколовской гостиницы, переданной еще с августа в ведение военной комендатуры, остановился.

– В морду тебе, идиоту, следует!..

К счастью, угроза осталась лишь на словах: офицеры едва стояли на ногах. Опираясь друг на друга, они поплелись к парадному крыльцу гостиницы. Сонный часовой у освещенного входа, вздрогнув, вытянулся в струнку, а Мишка, обрадовавшись, что легко отделался, поспешил на Солдатскую улицу.

Конечно, ехать туда в глухую ночную пору было рискованно. Мишка не представлял, как отнесется к такому позднему визиту Люсина мать (отец у Люси тоже погиб в германскую войну). Одно парень знал: медлить никак невозможно.

Около домика Похлебаевых Мишка вылез из саней и, сдернув с правой руки варежку, осторожно постучал в крайнее окно. Однако на стук никто не отозвался. Выждав несколько минут, он забарабанил сильнее. Но в домике словно вымерли; парень только собрался ударить по раме, как во дворе скрипнула дверь и послышался встревоженный голос Люсиной матери:

– Кто там? Кто?..

Приоткрыв калитку, Мишка просунул голову и несмело пробасил:

– Не пужайтесь, тетенька Похлебарва... Это я, Михаил Евлампиевич.

Запахивая шубейку, Люсина мать все тем же встревоженным голосом переспросила:

– Михаил Евлампиевич?.. Какой такой еще Михаил Евлампиевич?

– Да Мишка я, – поправился парень. – Мишка... Мне, тетенька Похлебаева, Людмилу срочно надо.

– Не знаю я ни Михаила Евлампиевича, ни Мишки! – испуганно воскликнула женщина. – Иди проспись, не то соседей позову.

– Тетенька Похлебаева! – со слезами воскликнул Мишка. – Ей-богу, мне Людмилу... Чё смеяться-то!

– Маманя, а это ведь и впрямь он, – неожиданно раздался тоненький голосок, и в накинутом на плечи вязаном платке Люся со свечкой в руке выглянула из-за спины матери.

– Марш в сенки, непутевая! – цыкнула на нее мать. – Простудишься... Это еще что за «он»?

– Пустите меня, тетенька Похлебаева, к вам, – умолял Мишка. – Я Людмиле пять слов передам и сгину.

– Пустите его, маманя, – присоединилась к Мишкиной просьбе девочка. – Миша – по важному делу...

– Да зачем тебе полуночника? – удивленно произнесла мать. – Добрые люди в такое время по гостям не шатаются.

– Укажите хоть, где Лева? – с отчаянием выкрикнул Мишка. – Понимаете... Лева!

– Лева?.. Так ты Леву ищешь?.. Поднимись-ка на крыльцо...

На кухне Люсина мать с пристрастием начала допрашивать парня, для чего ему посреди ночи вдруг понадобился Лева?

– Взаправду, тетенька Похлебаева, понадобился, – горячо доказывал Мишка. – Ей-богу, взаправду... Где он?.. Я мигом разыщу, у меня за воротами лошадь...

– А будет ли Лева рад незваннику?..

Ответить Мишка не успел: на пороге кухни появилась одетая по-зимнему Люся.

– Маманя, – робко сказала она. – Я с Мишей съезжу до Левы... Коли Лева не ночует у дяди Романа, поищем его у заречных Похлебаевых... Ты не бойся, маманя... Миша меня назад доставит...

– Что? – попятилась к печке ошеломленная мать. – Миша тебя доставит? Да вас любой патруль схватит...

– Не схватит, – стал доказывать Мишка. – Я, тетенька Похлебаева, никаких патрулей не видывал...

– Не видывал?.. А ну, проваливай отсюда!..

В этот момент Люся вдруг юркнула в сени; за ней кинулся и Мишка. Изумленная мать, всплеснув руками, что-то заголосила им вслед, но ребята были уже во дворе.

Приподняв обшитый дешевым мехом полог, Мишка втолкнул Люсю в сани, сам взобрался на облучок и, щелкнув языком, опять погнал Тоньку к Главному проспекту.

Ехать надо было, как указала Люся, на Фетисовскую улицу, в самый ее конец, мимо замерзшего городского пруда, над которым лихорадочно плясали сейчас светлые искристые снежинки. Тонька, храпя от натуги, с трудом преодолевала дующий с пруда холодный ветер, и, видимо, из-за этого ветра Мишка и не услышал раздавшийся позади крик «стой!».

Склонившись к лошадиным гривам, рядом с санями, звеня стременами и уздечками, проскакали дозорные казаки, и только парень собрался свернуть на Фетисовскую, они перегородили дорогу. Испуганная Тонька отпрянула к тротуару, легкие санки наклонились на правый бок, и Люся врезалась в снег. Мишка же сумел удержаться на краю облучка, потому что один из казаков схватился за оглоблю. Тонька дернулась, но казак обладал порядочной силой, и, поняв, что с ним не справиться, кобылка, обиженно фыркнув, замерла на месте.

А Люся, перекувыркнувшись через небольшой сугроб, быстро вскочила на ноги и пулей ринулась в распахнутые ворота огромного кирпичного дома.

– Куда? – неслось вдогонку. – Ложись!.. Стрелять будем!

Несколько спешенных казаков с руганью метнулись за Люсей, а бородатый урядник, начальник дозора, перегнувшись с седла, угрожающе крикнул Мишке:

– Высказывайся, кто таков?

Облизывая запекшиеся губы и стараясь казаться спокойным, Мишка отрекомендовался:

– Извозчик я... У господина Александра Гавриловича Побирского служу.

Урядник, шаря острыми глазами по невинной физиономии парня, процедил сквозь дремучую бороду:

– Это мы еще выясним, кому ты служишь... А второй...

– Вторая, – уточнили из темноты. – С ним ведь бабенка ехала.

– Бабенка? – повысил голос урядник. – Фу-ты ну-ты!.. Говори-ка, что за бабенка... Куда направлялись?

Тревожась за судьбу Люси, Мишка еще не знал, что говорить. Как могла Люся решиться на такой необдуманный поступок. Ведь выкрутиться, если казаки ее поймают, будет трудно. Попробуй доказать, зачем побежала!

– Молчишь? – протянул урядник и хлестнул парня плетью.—Молчать будешь, еще получишь.

Но только он собрался замахнуться снова, как из ворот дома, куда скрылась Люся, выскочил казак:

– Господин урядник, двор темнее могилы... И, окромя всего прочего, проходной...

– Бабенка та где? – накинулся на казака урядник.

– Ищем...

– Худо ищете, черти...

Пока урядник и казак говорили между собой, Мишка успел сообразить, что время работает на него, и с вызовом заявил:

– Вы мне опосля ответите... У Александра Гавриловича сын – офицер, подпоручик Побирский, ему вся военная комендатура подчиняется...

– Ты, щенок сопливый, грозиться вздумал? – заморгал удивленный урядник. – Я вот тебе...

– Господин урядник, – осторожно произнес кто-то, – а, кажись, извозчик в самом деле человек Побирского...

– И катает всяких личностей, – перебил говорившего урядник, – которые из-под самого нашего носа удирают.

– Удирают, удирают! – заворчал Мишка. – А я при чем?.. Мое дело скромное, вези, куда попросят...

– Бабенку сбежавшую в какое место вез?

– Наказывала, чтоб на углу Главного и Коковинской ссадил... А коли не верите, что я у Александра Гавриловича служу, на лошадиной дуге прочтите, чье заведение...

– Поговори еще, – сердито сказал урядник, однако знакомиться с дугой не стал. – Гляди, доставим тебя к самому подпоручику Побирскому и доложим, каких подозрительных бабенок подбираешь ты ночью.

– Доставляйте, доставляйте! —усмехнулся обрадованный Мишка. – Мне спокойней будет с вами возвращаться...

...Когда Катерина еле-еле разбудила Прохора и сообщила ему, что казачий дозор арестовал Мишку, подпоручик, все еще не пришедший в себя после недавней пьянки, ничего не мог понять.

– Пошла прочь! – цыкнул он спросонья на кухарку и, спрятав голову под одеяло, смачно захрапел.

Но Катерина не отставала, и волей-неволей Прохору пришлось в накинутой шинели идти на кухню.

– Ну? – хмуро спросил он у вытянувшегося урядника.

Урядник, приложив руку к папахе и кося глаза на Мишку, сидевшего с независимым видом на лавке, отрапортовал, при каких обстоятельствах тот был задержан.

– Почему это мы, Мишель, по городу болтались? – повернулся к парню Прохор. – Тебе приказано было лишь доставить в Соколовскую гостиницу капитана Семина и поручика Черняка.

– Прохор Александрович! – соскочил с лавки Мишка. – Александр Гаврилович сколько раз гневаться изволил, что я выручки мало привожу... Вот я и решил подработать, коли случай представился.

– Ну, и много выручил? – поинтересовался подпоручик.

– Шиш! – печально ответил Мишка и, кивая на урядника, пожаловался: – Казаки лоб мне расквасили.

– Ваше благородие, – горячо запротестовал урядник, – мы свое дело выполняли, дозор несли... Кто той глупой бабенке велел из саней сигать...

Пообещав разобраться в происшедшем утром, зевающий Прохор отпустил урядника, дал Мишке на всякий случай по шее и, выпив ковш сырой воды, пошел досыпать.

А Мишка, ворочаясь на жесткой лежанке, всю ночь не сомкнул глаз. Где Люся? Что с ней? Над его головой тучи, по-видимому, пронеслись, а над Люсиной? Если бы только знать, как отыскать ее сейчас. Домой она, конечно, не вернется; Фетисовская улица ближе, и скорее всего, спасаясь от казаков, Люся побежала к Леве. А точный адрес железнодорожника Мишке неизвестен, не то бы, плюнув на все, парень помчался туда немедленно... И как сообщить теперь о провокаторе, который сидит в одной камере со связным партизанского отряда? Было над чем задуматься...

Чуть свет Мишка наваксил сапоги Прохора, немного пособил Катерине, потом заторопился с самоваром, и когда пришли извозчики, Тонька, уже запряженная в сани, нетерпеливо переминалась у ворот.

– Больно прыток ты, Михаил, нынче, – удивился Александр Гаврилович, выйдя утром во двор. (Прохор все еще продолжал спать, и хозяин ничего не ведал о ночной, истории.) – Подменили тебя, варнака, что ли?.. Рано ведь выезжать-то! Хотя, бог с тобой, трогай!

Уральская ноябрьская темь держалась долго, к утру подморозило, но низкие облака над городом обещали к полудню потепление. У Мишки в голове созрел план: доехать до второй пожарной части и обо всем рассказать Геннадию, Сидоровичу и дяде Коле.

Со слов дяди Коли, пожарные уже знали, что сын бывшего Мишкиного хозяина подпоручик Побирский угрозами щринудил парня вернуться в извозное заведение. Все они жалели Мишку и по каждому случаю вспоминали.

А жизнь в части шла по-старому: свирепствовал Стяжкин, скандалила Галина Ксенофонтовна, Фалеев распоряжался во время пожаров, и, как и раньше, по тревоге на помощь топорникам спешил Стефанович. Под арестом его продержали недолго. Какой-то офицер, постоянный клиент Стефановича, упросил военного коменданта освободить старика.

В конюшне Мишку всегда встречал радостным ржанием Ман– тилио. Для жеребца парень не стеснялся выпрашивать .у, Катерины куски ржаного хлеба, густо посыпанные солью. Правда, как-то грустно было без Яшки. Когда Стяжкин по просьбе Фалеева рискнул намекнуть Галине Ксенофонтовне: дескать, в пожарных частях испокон веков содержались козлы, брандмейстерша резко ответила:

– Без козлов, Григорий Прокопьевич, тише и культурнее.

– А вдруг домовой к лошадям повадится, – робко возразил Стяжкин, – пужать их начнет... Козлиного же духа домовые боятся.

– Отстань! – повысила голос Галина Ксенофонтовна.– Я женщина образованная, и для меня домовые не существуют.

Хотя в последнее посещение Стяжкин, увидев Мишку около депо, и заявил, что нечего ему тут болтаться, парень все же решил встретиться сейчас со своими друзьями. Да и брандмейстер говорил с ним не шибко свирепо, видимо, как-то связывал теперь Мишку с Прохором.

XVI. СТАРЫЕ ЯВКИ НЕ ДЕЙСТВУЮТ

– Эй, извозчик! – услышал Мишка негромкий голос, едва лишь выехал из ворот. – Сколько возьмешь до товарной?

И не успел парень ответить, как в сани плюхнулся Лева со своей «шарманкой».

–  Гони отсюда быстрее, – шепнул он.

Размашисто вскидывая ноги, Тонька понеслась мимо заваленных снегом домишек и длинной полосы дощатых заборов.

– Ну и натворили вы с Люсей дел! – отдышавшись, сказал Лева.– Что это за спешка такая у тебя была? И лоб почему тряпкой повязан?

– Значит, добралась она до тебя! – воскликнул обрадованный Мишка. – Лоб? А лоб – ерунда!..

– Не заговаривай мне зубы, – перебил Лева Мишку.– Давай говори, зачем я срочно понадобился?..

...На товарную станцию в это утро Лева не поехал, а вылез недалеко от Сенной площади. Мишке он на прощание крепко пожал руку:

– Спасибо, дружище! Обещаю, что у нас все будет в порядке, меры примем... Но пороть горячку, пожалуй, не стоило.

– А коли адресок у того подсадчика уже, в кармане? – возразил Мишка. – Чё смеяться-то!

Все может быть, – согласился Лева. – Только сразу наши враги адреса ликвидировать не будут.

– Как не будут? – удивился Мишка.

– Если сразу нагрянут, могут никого не застать... Слежку сначала устроят, засаду...