Текст книги "Дети из Буллербю"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Потом мы пошли по ограде. Лассе спросил:

– Кто это придумал, что ходить можно только по дороге?

Бритта ответила, что это выдумал кто-нибудь из взрослых.

– Да, так, верно, оно и есть, – согласился Лассе.

Мы долго-долго шли по ограде. Это было так здорово, что я решила больше никогда не ходить по дороге. Нам повстречался старик, он вез бидоны с молоком. Увидев нас, он спросил:

– Откуда взялось столько ворон на заборе?

Но на другой день, когда мы шли на экзамен, нам уже нельзя было идти по ограде. Ведь мы были такие нарядные! Я надела совсем новое платье в красную крапинку. А на Бритте и Анне были голубые платья с воланами. А еще на нас были новые банты и новые туфли.

В школе сидело много родителей, они пришли слушать нас. Я ответила правильно на все вопросы. А Буссе сказал, что семью семь будет пятьдесят шесть. Тут Лассе строго посмотрел на него, и Буссе поправился:

– Да нет, сорок шесть.

Вообще-то я знаю, что семью семь – сорок девять, хотя мы еще не начинали учить таблицу умножения. Но я слыхала, как другие дети отвечали. Нас всего двадцать три в школе, и мы сидим в одном зале.

Когда мы спели все песни, которые выучили, и еще «Приди весна скорее», фрёкен сказала:

– Ну а теперь до свидания! Желаю вам в каникулы хорошо отдохнуть и повеселиться!

И тут у меня внутри будто что-то подпрыгнуло.

Все дети из Буллербю получили хорошие отметки. Правда, у Буссе отметки были не самые высокие, но все же тоже ничего себе.

Вечером мы играли на дороге в лапту. Один раз мячик залетел в кусты смородины. Я побежала его искать. И угадайте, что я там нашла? В самой чаще, под кустом смородины лежало одиннадцать куриных яиц. Я сильно обрадовалась. Это одна наша капризная курица не желает нестись в курятнике. Она всегда несется в саду. Лассе, Буссе и я вечно ищем, куда она снеслась. Только она очень хитрая и старается, чтобы мы не заметили, куда она пошла. Мама обещала давать нам по пять эре за каждое найденное яйцо. И вот я нашла яйца на пятьдесят пять эре. А мячик я так и не нашла.

– Давайте бить по ним лаптой вместо мячика. Тогда яичницы хватит на всех в Буллербю! – сказал Лассе.

Но я сложила яйца в свой передник, отнесла их маме и получила пятьдесят пять эре. Потом я раздала всем детям по пять эре, а остальные монетки положила в свою копилку. Я запираю ее маленьким ключиком. Ключик висит на гвоздике в глубине шкафа. Потом Анна нашла мячик и мы играли в лапту несколько часов. В этот день спать мы легли гораздо позднее обычного. Но ведь у нас начались каникулы, и не надо было вставать рано утром.

Мы пропалываем репу и получаем котенка

Я заработала еще несколько монеток за то, что помогла пропалывать репу. Правда, полола не я одна, а все дети в Буллербю. Вообще-то Лассе, Буссе и я должны были пропалывать репу в Меллангордене, Бритта и Анна – в Норргордене, а Улле – в Сёргордене. Но вместо этого мы решили полоть все вместе на трех огородах. За каждый прополотый длинный рядок мы получали по сорок эре, а за самый короткий – двадцать. Чтобы не было больно коленкам, мы надели длинные передники. Бритта, Анна и я повязали голову платками, и мама сказала, что мы стали похожими на маленьких старушек. Мы взяли с собой целый жестяной кувшин с соком на случай, если захотим пить. Правда, мы сразу же захотели, взяли по соломинке, встали возле кувшина на колени и начали пить. Было так здорово тянуть сок из соломинки, что мы пили, пока не осталось ни капельки. Тогда Лассе побежал с кувшином на выгон, набрал в ручье воды и принес нам. Мы опять стали пить. Это было тоже интересно, но не так вкусно. Под конец Улле растянулся на земле и сказал:

– Слышите, как у меня внутри булькает?

Мы подошли к нему и послушали. И в самом деле, он выпил столько воды, что она булькала у него в животе, стоило ему только немного повернуться.

Потом мы принялись полоть репу. Пололи и рассказывали по очереди сказки. Лассе попробовал было рассказывать истории про привидения. Да только, когда светит солнце, привидений никто не боится. Тогда Лассе предложил соревноваться, кто умеет ругаться лучше всех. Но мы с Бриттой и Анной ругаться не захотели. Ведь фрёкен говорила, что ругаются только глупые люди. Лассе попробовал ругаться потихоньку, но это было вовсе не интересно, и он скоро перестал.

Первый день полоть репу было интересно. А потом нам это стало надоедать. Но все-таки пришлось продолжать. Надо ведь было кому-то ее пропалывать.

Однажды, когда мы только что начали полоть, Лассе сказал Улле:

– Петрушка сальдо бумбум.

А Улле подхватил:

– Кольфинк, кольфинк.

А Буссе добавил:

– Мойси дойси филлибум арарат.

Мы спросили, что это значит, а Лассе ответил, что это особенный язык, его понимают только мальчики, а девчонкам его не понять.

– Ха-ха! – засмеялись мы. – Да вы и сами-то не понимаете, что говорите!

– А вот и нет, – заспорил Лассе. – То, что я сказал, значит: «Сегодня хорошая погода». А Улле ответил: «Ясное дело, ясное дело». А Буссе добавил: «Как здорово, что девчонки нас не понимают» .

Потом они долго болтали на своем языке. Тогда Бритта решила, что и нам тоже надо говорить на языке, понятном только девочкам. И мы стояли на коленках возле грядок и все утро болтали, мальчишки на своем языке, девочки – на своем. По мне, так никакой разницы в этих языках не было. Но Лассе сказал, что наш язык дурацкий. Мол, у мальчиков язык намного лучше, почти такой же, как русский.

– Кольфинк, кольфинк, – повторял Улле.

Мы успели выучить, что на языке мальчишек это значит «ясное дело, ясное дело». И теперь мы с Бриттой и Анной зовем Улле не иначе как Улле Кольфинк.

Однажды мы сидели на груде камней, пили шоколад и ели бутерброды, которые прихватили с собой на прополку. И вдруг небо сразу потемнело, и началась страшная гроза. Пошел град. Градин нападало так много, что земля побелела, как зимой. Мы бросились бежать. Полоть мы ходили босиком. И теперь, когда пришлось бежать по этим сугробам, ноги у нас сильно замерзли.

– Бежим к Кристин из Лёвнесета! – крикнул Лассе.

Мы почти всегда слушаемся Лассе. И на этот раз послушались. Кристин живет неподалеку в маленьком красном доме. Мы помчались туда. К счастью, она была дома. Кристин – старенькая старушка, вроде нашей бабушки. Она очень добрая. Я была у нее много раз.

– Ах ты, батюшки! Ах ты, батюшки! – сказала она, всплеснув руками. – Ой-ой-ой! Бедные детки!

Она развела большой огонь в открытом очаге у себя в комнате. Потом она испекла нам в очаге вафли и сварила кофе, поставив треногий кофейник в середину очага.

У Кристин живут три кошки, одна из них только что принесла котят. Они лежали в корзине, такие хорошенькие, и мяукали. Их было четверо. Кристин сказала, что ей придется раздать всех котят, кроме одного. А не то у нее будет столько кошек, что ей самой будет негде жить.

– Ой! А нельзя нам взять их? – воскликнула Анна.

Кристин сказала, что с радостью отдаст нам котят. Да только не знает, что скажут на это наши мамы.

– Но ведь все люди любят котят, – заявила Бритта.

Мы стали просить, стали клянчить, чтобы нам отдали их хотя бы на время, на пробу. Как раз в каждый двор по котенку: в Норргорден, Меллангорден и Сёргорден. Лассе выбрал котенка для нас. Маленького, полосатого с белым пятнышком на лбу. Бритта и Анна взяли вовсе белого, а Улле черного.

Когда одежда высохла, мы пошли домой со своими котятами. Я рада, что кошке оставили одного котенка. А то у нее вовсе не осталось бы детей.

Своего котенка мы назвали Мурре, Бритта и Анна дали своему имя Сессан, а Улле назвал своего Малькольмом. Все мамы не стали нас ругать и позволили оставить котят.

Я много играла со своим Мурре. Привязывала на шнурок бумажный бантик и бегала кругами, а Мурре бегал за мной и старался поймать бантик. Буссе и Лассе сначала тоже играли с ним, но им это скоро надоело. Пришлось мне кормить его. Он пил на кухне молоко из блюдечка. Только пил он не как люди, а высовывал язык, розовый-розовый, и лакал молоко. Я приводила в порядок корзинку, в которой он спал. Стелила ему мягкие тряпочки. Иногда мы выпускали Мурре, Сессан и Малькольма на травку, чтобы они играли вместе. Ведь они же родственники и им хочется видеться.

На прополке репы я заработала девять крон и сорок эре. Все эти деньги я положила в свою копилку. Хочу накопить на велосипед. Красный велосипед.

Как Улле получил собаку

Улле у родителей один, братьев и сестер у него нет. Но у него есть собака. И, конечно, Малькольм. Собаку зовут Свип. А сейчас я расскажу, как Улле получил своего Свипа, так же как он нам рассказывал.

На полпути от Буллербю к Стурбю живет сапожник, его зовут Снэлль, что по-шведски значит «добрый». Хотя его так зовут, он ни капельки не добрый. Он вечно нас обманывает: придешь за починенной обувью в обещанное время, а он ничего не сделал. Агда говорит, что он слишком много пьет. Раньше он был хозяином Свипа. Он с ним плохо обращался, и Свип был самым злым псом во всем приходе. Пес все время стоял на привязи возле самой будки. Стоило кому-нибудь прийти к сапожнику со своей обувью, как Свип бросался на него с лаем. Мы его боялись и не смели подходить к нему близко. Сапожника мы тоже боялись, потому что он всегда злился и говорил: «Эти детки такие дряни, что их нужно лупить каждый день».

Свипа он тоже часто лупцевал, хотя тот и не ребенок, а собака. Наверно, он считал, что собак тоже нужно бить каждый день. А когда Снэлль был пьяный, он забывал кормить Свипа.

Когда Свип жил у сапожника, я считала Свипа безобразной и злой собакой. Он был такой грязный, лохматый, вечно рычал и лаял. А теперь он добрый и красивый. Это Улле сделал его добрым. Ведь Улле и сам добрый.

Однажды, когда Улле принес сапожнику свои сапоги, Свип, как всегда, выскочил из будки и злобно залаял, словно хотел укусить. Улле остановился и стал ласково говорить с ним. Сказал: «Ты хорошая собачка, не надо лаять». Ясное дело, он стоял поодаль, чтобы Свип не мог на него наброситься. Ведь Свип был такой же злой, как всегда, и так же сильно бесился.

А когда Улле пришел за своими ботинками, он принес Свипу косточки. Свип лаял и рычал, но от голода он тут же схватил кость. Пока Свип грыз кость, Улле стоял и твердил ему, что он хорошая и добрая собака.

Улле пришлось ходить за своими ботинками много раз, и каждый раз они не были готовы. Каждый день он приносил Свипу что-нибудь вкусное. И в один прекрасный день, вы только подумайте, Свип вовсе не стал рычать на него, а весело лаял, помахивая хвостом. Улле подошел и погладил его, а Свип лизнул ему руку.

А однажды сапожник упал и вывихнул ногу. Он вовсе не беспокоился, что Свип голодный. Улле было жаль собаку. Он пошел к Снэллю и спросил сапожника, можно ли ухаживать за его собакой, пока он болен. И как это только у него хватило храбрости спрашивать! А Снэлль ответил ему:

– Ха! Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь! Он вцепится тебе в горло, как только ты подойдешь к нему.

Но Улле пошел к Свипу и погладил его. А Снэлль стоял у окна и смотрел на них. И тогда он сказал, что Улле может ухаживать за собакой, пока он сам не может этого делать.

Улле принес в будку свежего сена, налил в миску чистой воды и накормил пса хорошенько. Потом он повел его на прогулку до самого своего дома в Буллербю. А Свип прыгал и визжал от восторга. Пока у Снэлля болела нога, Улле каждый день водил Свипа гулять и бегал с ним. Мы тоже бегали с ним, но Свип больше всех полюбил Улле и только ему позволял держать поводок. А когда мы пытались взять его, он ворчал.

Когда сапожник поправился, он сказал Улле:

– Ну, теперь хватит валять дурака. Это сторожевая собака, она должна сидеть в будке.

Свип думал, что теперь он всегда будет гулять с Улле, и стал прыгать и визжать. А когда Улле ушел и не взял его с собой, Свип заскулил от огорчения. Улле тоже сильно расстроился. Он ходил печальный столько дней, что под конец его папа не выдержал, пошел к Снэллю и купил Свипа для Улле. А все мы, дети из Буллербю, пошли поглядеть, как Улле купает Свипа у них в прачечной. И немножко помогали ему. Свипа вымыли, вытерли, причесали, и он стал совсем другой собакой.

А теперь Свип вовсе не злой, и на цепи его не держат. Каждую ночь он спит у Улле под кроватью. А когда мы возвращаемся из школы, Свип встречает нас на полдороге, только никогда не доходит до дома Снэлля. Может, он боится, что сапожник выйдет и заберет его.

Хорошо, когда у тебя есть животные, но если есть дедушка – тоже неплохо

Хорошо, когда у тебя есть свои собственные животные. Мне тоже хотелось бы иметь собаку, но у меня ее нет. У нас в Буллербю животных очень много: лошади, коровы, телята, поросята и овцы. А еще у нашей мамы есть очень много кур. Наш курятник называют «птицеферма Буллербю». Мама посылает яйца людям, которые хотят выводить цыплят. Одну из наших лошадей зовут Айякс. Это моя лошадь. Не то чтобы Айякс был по-настоящему мой, как Свип у Улле. А вот кролики уж точно мои собственные. Они живут в клетке, ее построил для меня папа. Я каждый день рву для них траву и листья одуванчика. Зимой я переношу клетку в хлев. У них бывает много детенышей. Я продала целую кучу крольчат Буссе и Улле. Буссе занимался с ними недолго, они ему скоро надоели. Ему все быстро надоедает, кроме птичьих яиц. У нас в саду есть старое дерево. Мы называем его «совиное дерево», потому что у него в дупле живут совы. Однажды Буссе забрался на совиное дерево и взял из дупла яйцо. Там лежали четыре яйца, и совам все-таки осталось три яйца. Буссе проколол яйцо, выдул оттуда жидкость и положил в бюро вместе с другими птичьими яйцами. Но потом он решил подшутить над мамой-совой, забрался на дерево и подложил в гнездо куриное яйцо. Странно, что сова не заметила разницы. Ничего не замечая, она продолжала высиживать яйца. И в один прекрасный день в гнезде появились три совенка и один цыпленок. Вот удивилась, наверное, мама-сова, увидев, что один из ее птенцов похож на маленький желтый шарик. Буссе испугался, что сова не полюбит цыпленка, и забрал его оттуда.

– Между прочим, это мой цыпленок, – сказал он.

Он привязал на ногу цыпленку красную нитку, чтобы узнать его, и пустил к другим маминым цыплятам. Буссе назвал его Альбертом. Но когда цыпленок подрос, мы увидели, что это не петух, а курица. Тогда Буссе стал звать ее Альбертиной. Теперь Альбертина уже большая курица. Когда Буссе ест яйца, он говорит:

– Наверно, это яйцо снесла для меня Альбертина.

Альбертина любит махать крыльями и вспорхнуть куда-нибудь выше остальных кур.

– Это потому, что она родилась в совином гнезде, – говорит Буссе.

Один раз Лассе решил тоже завести своих собственных животных и поставил в свинарнике три мышеловки. В них попались шестнадцать больших полевок. Он запер их в бочке, а на бочке написал: «Крысоферма Буллербю». Но в первую же ночь полевки удрали из бочки, и с крысофермой ничего не получилось.

– А вообще-то на что тебе крысоферма? – спросила Бритта. – Ведь крысы и мыши яйца не несут.

– И все же занятно было иметь крысоферму, неужели не понимаешь? – ответил Лассе, расстроенный оттого, что полевки сбежали.

У Бритты и Анны нет ни собаки, ни кроликов и вообще никаких собственных животных. Но у них есть дедушка. Самый добрый дедушка на свете, добрее не бывает. Мы все, дети в Буллербю, называем его дедушкой, хотя дедушка он только Анне и Бритте, а не всем нам. Он живет на верхнем этаже в Норргордене. У него такая уютная комната, и дедушка этот такой хороший. Все дети из Буллербю навещают его, когда у них нет других дел. Дедушка сидит в кресле-качалке. У него длинная седая борода, точь-в-точь как у рождественского гнома. Он почти ничего не видит, не может читать ни книги, ни газеты. Но это не беда, ведь он знает все, что написано в книгах. Он рассказывает нам библейские истории и про то, как люди жили, когда он был маленьким мальчиком.

Мы с Бриттой и Анной читаем ему газеты о том, кто умер, кому исполнилось пятьдесят лет. Про несчастные случаи и разные объявления. Если в газете написано, что где-то был пожар, дедушка приводит в пример двадцать случаев таких пожаров. Если там пишут, что кого-то насмерть забодал бык, дедушка рассказывает про всех, кого он знал и на кого нападал злой бык. Поэтому у нас уходит много времени, покуда мы прочитаем целую газету. Иногда мальчики тоже читают ему. Хотя ему больше нравится, как читают девочки. Потому что мальчишки читают как попало, пропускают много объявлений и еще кое-что. Но у дедушки в шкафу есть ящик с инструментами, которыми он разрешает мальчикам пользоваться. Он помогает мальчикам вырезать кораблики, хотя сам видит очень плохо. А когда мальчики хотят отливать оловянных солдатиков, они тоже идут к дедушке и плавят олово у него в печке.

У дедушки в шкафу всегда стоит ящик с яблоками. Ну конечно, не всегда, а в то время года, когда бывают яблоки. И каждый раз, когда мы приходим к нему, он дает нам по яблоку. Мы покупаем для него карамельки в магазине Стурбю, он хранит их у себя и угощает нас яблоками и карамельками.

У дедушки на окне стоят горшки с геранью. Он сам ухаживает за цветами, хотя он слепой. Дедушка разговаривает со своими цветами. У него в комнате на стенах висят красивые картины. Мне больше всего нравятся две из них. На одной из них нарисован Иона в животе у кита, а на другой – змея, которая уползла из зверинца и душит человека. Правда, картинка со змеей не очень-то красивая, зато страшная и интересная.

В хорошую погоду дедушка выходит на прогулку. Он нащупывает дорогу палкой. Летом чаще всего он сидит под большим вязом, который растет на полянке перед Норргорденом. Он сидит и дремлет на солнышке. И вдруг ни с того ни с сего говорит:

– О-хо-хо, хохошеньки!

Мы спрашиваем его, почему он говорит это «о-хо-хо, хохошеньки», а он отвечает, что вспоминает свою молодость. Наверно, молодым он был очень-очень давно. Надо же, какие добрые дедушки бывают на свете! Мне он очень нравится. Я хотела бы, чтобы у меня лучше был такой дедушка, чем собака.

Мальчишки не умеют хранить тайны

Не успели мы закончить прополку репы, как всего через несколько дней надо было возить сено.

– Нынче я не хочу, чтобы ребята топтали сено у меня на сеновале, – сказал папа.

Он говорит это каждый год. Но никто не верит, что он решил это всерьез.

Мы целыми днями ездили на телегах с сеном и прыгали на сеновале. Лассе придумал соревнование: кто прыгнет выше всех. Нет, правильнее сказать, кто прыгнет с самой большой высоты. Мы забирались по бревнам под самую крышу сеновала и прыгали вниз на сено. Ой! Страшновато было, даже в желудке щекотало! Лассе сказал, что тот, кто выиграет соревнование, получит в награду тянучку. Он купил ее в Стурбю, когда покупал для мамы дрожжи. Мы долго прыгали, стараясь переплюнуть друг друга. Под конец Лассе забрался выше всех, под самую крышу, и прыгнул на тоненький слой сена. Он так грохнулся, что долго лежал и не мог шевельнуться. После он рассказывал, что ему казалось, будто сердце у него упало в желудок и останется там на всю жизнь. Не успел никто сделать такой же прыжок, как Лассе запихал тянучку в рот и сказал:

– Награда Ларсу^[4] за славный подвиг на сеновале.

Однажды, когда Бритта, Анна и я ехали на возу с сеном вместе с работником из Норргордена, мы увидели на пригорке рядом с покосом земляничную полянку. Никогда еще не видела я так много земляники на одном месте. Мы решили ни за что не говорить мальчишкам про эту полянку. Мы набрали земляники и нанизали ягоды на соломинки. Получилось тринадцать соломинок. Вечером мы съели ягоды со сливками и сахарным песком. Лассе, Буссе и Улле мы тоже дали по две штуки. А когда они спросили, где мы собирали землянику, мы сказали:

– Не скажем ни за что на свете! Это секрет.

Потом мы несколько дней ходили собирать землянику и искали новые места, на сеновале нам играть вовсе не хотелось. А мальчишки все время торчали на сеновале. И как это им только не надоело!

Один раз мы набрали так много земляники, что сказали мальчишкам:

– Теперь у нас есть целых семь земляничных полянок. Только мы вам их не покажем, это секрет.

А Улле ответил:

– Ха-хаI Подумаешь, секрет! Да у нас есть секрет почище вашего!

– А какой у вас секрет? – спросила Бритта.

– Не говори, Лассе! – крикнул Улле.

Но Лассе ответил:

– Скажу! Пусть девчонки узнают, что наш секрет в сто раз важнее, чем их!

– Ну и что же это за секрет? – спросили мы.

– Мы сделали в сене девять пещер, если хотите знать! – заявил Лассе.

– А мы их сейчас найдем! – сказали мы и побежали на сеновал искать пещеры.

Мы искали целый день и еще один день, но никаких пещер не нашли. Мальчишки напустили на себя важный вид, а Лассе сказал:

– Вы их никогда не найдете! Во-первых, их нельзя найти без карты, во-вторых, вам не найти карту, на которой они отмечены.

– А что это еще за карта?

– Карта, которую мы сделали и спрятали.

Тут мы с Бриттой и Анной начали искать карту. Мы решили, что она спрятана в Меллангордене. Ведь Лассе не согласился бы, чтобы ее спрятали в другом месте. Мы искали несколько часов в комнате Буссе и Лассе. Искали у них в кроватях, рылись в ящиках бюро, в шкафу, ну просто везде. Под конец мы сказали Лассе:

– Ты можешь хотя бы сказать нам, что это, рыба, птица или что-нибудь серединка на половинку.

Ну, как говорят, когда играют в игру «угадай, где ключ».

Тут Лассе, Буссе и Улле начали хохотать, а Лассе сказал:

– Это птица! Нет, уж это никак не птица!

И они начали хитро подмигивать друг другу. Мы искали в абажуре, за обоями, под потолком. Ведь нужно было искать где-то высоко, раз Лассе сказал «птица». Под конец Лассе заявил:

– Кончайте искать, все равно не найдете никакой карты.

Тогда мы решили наплевать на эту карту. На следующий день шел дождь, я хотела посидеть дома и решила попросить у Улле сказки «Тысяча и одна ночь». Буссе и Лассе не было дома, и я пошла в их комнату, чтобы оттуда перебраться по липе к Улле.

Раньше на липе жила маленькая птичка. В стволе липы было небольшое дупло, где было ее гнездо. Теперь там птицы не было. Но когда я лезла по веткам, то заметила, что из гнезда торчит веревочка. «Откуда тут эта веревочка?» – подумала я и потянула ее. А веревочка была привязана к свернутой в трубочку бумажке. И подумать только, это была карта! Я чуть не свалилась с дерева от удивления. Забыв про «Тысячу и одну ночь», я полезла назад, в комнату Буссе и Лассе, и помчалась к Бритте и Анне. Я так торопилась, что споткнулась на лестнице и ударила коленку.

До чего же Анна и Бритта обрадовались! Мы тут же побежали на сеновал и скоро нашли все их пещеры. Мальчишки прорыли в сене длинные ходы, и все они были нарисованы на карте. Ползешь по такой пещере, а там темно и кругом столько сена, что думаешь: «А вдруг я не сумею отсюда выбраться?» Страшновато и интересно. Но под конец все равно вылезаешь оттуда.

Темно было только в проходах на пути в пещеру. В самих пещерах было светло, потому что все они находились у стены сеновала и в щели туда попадал свет. Пещеры были большие и удобные. Мы поняли, что мальчикам пришлось хорошенько потрудиться, чтобы сделать их. В последнюю пещеру вел такой длинный ход, что мы решили, будто ему не будет конца. Я ползла первая, а за мной Бритта и Анна.

– Вот увидите, мы попали в лабиринт, из которого нам не выбраться! – сказала Бритта.

И тут я увидела просвет. То была пещера. И надо же, там сидели Лассе, Буссе и Улле! Вот они удивились-то! Мы все-таки натянули им нос!

– Как вы попали сюда? – спросил Лассе.

– Ха-ха! Ясное дело, нашли карту, – ответила я, – проще простого! И искать пришлось недолго!

Хоть один раз Лассе опростоволосился! Подумав немного, он сказал:

– Так и быть! Пусть девчонки играют с нами!

И мы целый день играли в пещерах. На дворе шел дождь, а нам было хорошо. Но на другой день Лассе сказал:

– Раз теперь вы знаете наш секрет, говорите, где ваши земляничные полянки. Это будет по справедливости.

– Еще чего! – сказали мы. – Ищите их сами. Ведь мы сами нашли пещеры!

Но чтобы им было полегче найти, мы с Бриттой и Анной наломали палочек и разложили их стрелочками на земле. Хотя расстояния между палочками были довольно большие, мальчишки все же под конец нашли земляничные полянки. Только не все. К самой хорошей полянке мы палочки не проложили. Это был наш секрет, про который мы никогда-никогда никому не расскажем.

Мы ночуем на сеновале

Однажды Буссе сказал мне:

– Сегодня ночью мы с Лассе ночуем на сеновале, и Улле тоже, если ему позволят.

– Только бродяги спят на сеновалах, – ответила я.

– Вовсе нет. Мы спросили маму, и она позволила.

Я побежала рассказать об этом Бритте и Анне.

– Тогда мы будем ночевать у нас на сеновале, – решили они. – И ты с нами, Лиса.

Так мы и договорились. Вот будет здорово-то! Жаль только, что мальчишки это первыми придумали. Мама сказала, что маленьким девочкам не годится спать на сеновале.

– Что же, значит, только мальчикам можно, а девочкам, по-твоему, ничего нельзя? – обиделась я.

И мама позволила.

Мы еле дождались вечера.

– Неужели вы, девчонки, тоже будете спать на сеновале? И не боитесь? А вдруг явится привидение?

– Ничуть не боимся, – ответили мы и стали припасать бутерброды на случай, если ночью проголодаемся.

Мальчишки тоже стали готовить бутерброды.

В восемь вечера мы отправились на сеновал, мальчишки на сеновал Меллангордена, а мы на сеновал Норргордена. Каждый взял с собой байковое одеяло. Улле Кольфинк прихватил с собой Свипа. Счастливчик этот Улле, у него есть собака!

– Спокойной ночи, маленькие бродяги! – сказал папа.

А мама добавила:

– Я надеюсь, вы завтра рано придете домой и купите молока? Так делают все бродяги.

Когда мы пожелали мальчикам доброй ночи, Лассе сказал:

– Спите спокойно! Если сможете! В прошлом году я на сеновале Норргордена нашел в сене гадюку. Не знаю, может, она и нынче там живет.

– Может, живет, а может, и нет, – подхватил Буссе. – Но уж маленьких полевок-то там полным-полно. Фу, какая гадость!

– Бедные детки! – ответили мы мальчишкам. – Вы боитесь полевок? Тогда вам лучше спать дома в кроватках.

И мы отправились спать, прихватив одеяла и бутерброды. На дворе было еще светло, а на сеновале темнотища!

– Чур я сплю в серединке! – крикнула я.

И мы устроились на сене. Пахло здесь чудесно, но сено было колкое. Правда, когда мы хорошенько завернулись в одеяла, лежать стало здорово.

Мы болтали о том о сем. Например, о настоящих бродягах, которые всегда спят на сеновалах. Анна считала, что это, наверно, очень интересно. Спать нам вовсе не хотелось, но проголодаться мы уже успели и решили съесть свои бутерброды, покуда совсем не стемнело. Но под конец все-таки стало так темно, что мы не могли даже увидеть свои руки, поднося их к глазам. Я была рада, что лежала между Бриттой и Анной. В сене что-то очень странно шуршало. Анна придвинулась поближе ко мне.

– Подумать только, а вдруг придет настоящий бродяга и уляжется здесь спать без разрешения? – прошептала Бритта.

Мы помолчали немножко. И тут вдруг послышался страшный вой. Страшный, ну просто ужасный вой! Будто разом завыла целая тысяча привидений. И как только мы не умерли от страха! Но мы не умерли. А только закричали. Тогда Лассе, Буссе и Улле захохотали. Ведь это они выли. И они же, ясное дело, шуршали, когда ползали по сену. Бритта сказала, что пугаться нельзя. Потому что, когда человек пугается, кровь застывает в жилах. И добавила, что пожалуется своей маме. А Лассе ответил:

– Ну и что же? Уж и пошутить нельзя, что ли?

А Буссе стал дразниться:

– Ябеда-беда! Ябеда-беда!

Анна сказала, что у нее кровь немножко застыла в жилах.

Под конец мальчишки убрались в свой сарай.

Мы хотели было тоже пойти и напугать их. Да только мы устали и хотели спать.

Проснулись мы оттого, что нас разбудил норргорденский петух. И еще от холода. Брр! До чего же мы замерзли! Мы не знали, который был час, но решили, что надо вставать. Едва мы успели высунуть нос из сарая, как увидели, что Лассе, Буссе и Улле тоже выходят из сарая Меллангордена. Они тоже замерзли. Мы побежали греться в кухню. Надо же, еще никто, кроме нас, в Буллербю не проснулся! Все спали, ведь было еще только половина пятого! Но вскоре зазвонил будильник Агды. Ей нужно было доить коров. Она дала нам всем теплого молока с булочками. Ах, как это было вкусно!

Потом я поскорее улеглась в свою кровать, ведь я еще не выспалась. Наверно, кровать придумал очень умный человек. Ведь в кровати спать куда лучше, чем на сеновале.

Как мы с Анной собирались убежать из дому

Больше всего я люблю играть с Анной. Мы с ней придумываем самые интересные игры, которые, кроме нас, никто не знает. Иногда делаем вид, будто мы взрослые и ходим друг к другу в гости. Будто бы Анну зовут фру Бенгтссон, а меня – фру Ларссон. Анна делает важный вид и говорит ужасно вежливо. Я тоже говорю с Анной, ну когда она будто бы фру Бенгтссон, очень вежливо. А иногда мы делаем вид, что фру Бенгтссон и фру Ларссон рассорились, и Анна говорит:

– Вы, фру Ларссон, можете идти домой со своими противными детьми!

Это моих кукол она называет противными детьми. А я ей отвечаю:

– Это ваши дети противные, а не мои!

Но после мы миримся, идем в магазины покупать бархат и конфеты. Свои деньги «понарошку» мы делаем в комнате дедушки. Мы боимся, что мальчишки узнают и будут над нами смеяться. А дедушка знает про нашу игру и сам иногда играет с нами, мы у него покупаем что-нибудь на наши деньги.

В дождливое время мы с Анной сидим в дедушкиной комнате и читаем ему газету. Дедушкины папа и мама умерли, когда он был совсем маленьким. Ему пришлось жить у чужих людей, которые с ним плохо обращались. Они заставляли его много работать, хотя он был такой маленький; его наказывали и давали ему очень мало еды. Под конец ему это надоело, и он убежал. До того как он попал к добрым людям, ему пришлось пережить столько интересных и опасных приключений, что даже поверить трудно!

Однажды в дождливый день, прочитав дедушкину газету, Анна попросила:

– Дедушка, расскажи мне про то, как ты убежал.

– О-хо-хо, – ответил дедушка. – Я тебе про это уже рассказывал много раз.

Но мы стали его упрашивать, и он снова рассказал нам про это.

И тут Анна выпалила:

– Как это здорово – убегать из дому. Мне самой захотелось убежать.

– Тогда тебе сначала надо найти злых людей, от которых придется убегать.

– И вовсе это не обязательно. Можно и без этого убежать. Только немножко, а потом вернуться домой.

– Давай убежим, – согласилась я.

– А что ты скажешь, дедушка? – спросила Анна. – По-твоему, нам можно убежать?

И дедушка позволил нам немножко убежать. Мы решили, что убежим ночью и никому об этом не скажем. Мы попросили дедушку никому об этом не говорить, и он обещал молчать.