Текст книги "Дети из Буллербю"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Ты немножко дурочка, Лотта, – сказал Юнас.

– Я не немножко дурочка, – ответила Лотта.

– Нет, дурочка, раз не желаешь принимать лекарство от кашля, значит, ты – дурочка, – повторил Юнас. – Когда мне надо принимать лекарство, я решаю принимать его и принимаю.

Тогда Лотта сказала:

– Когда мне надо принимать лекарство, я решаю не принимать его и не принимаю.

Затем она снова сжала губки и стала взад-вперед качать головкой. Мама похлопала ее и сказала:

– Ладно, но тогда, пожалуй, тебе придется лежать в кроватке и кашлять. Бедная малышка Лотта!

– Да, и ни капельки не спать, – с большим удовольствием сказала малышка Лотта.

У Лотты по вечерам совсем нет желания ложиться спать. Вообще-то, и я этого не желаю. По-моему, мама такая чудна́я! Она хочет, чтобы мы ложились спать по вечерам, когда у нас ни в одном глазу сна нет! Зато по утрам, когда мы так хорошо спим, она хочет, чтобы мы вставали.

Пожалуй, было бы хорошо, если бы Лотта все-таки приняла лекарство, потому что назавтра она еще больше кашляла и чихала. И мама сказала, что ей нельзя выходить на улицу. Зато мне мама поручила сходить в магазин, где продается все для шитья. И когда я дожидалась там своей очереди, то в дверь вбежала вся в соплях Лотта.

– Иди домой, – велела я.

– Никуда я не пойду, – заявила Лотта. – Я тоже хочу в магазин, где продается все для шитья.

Она чихала и чихала, и в конце концов какая-то тетенька в магазине спросила ее:

– Девочка, у тебя разве нет носового платка?

– Есть, – ответила Лотта. – Но я не даю его тем, кого не знаю.

Я расскажу еще немного о Лотте. Один раз мама взяла нас – Юнаса, и меня, и Лотту – к зубному врачу. Мама заметила, что у Лотты в зубе маленькая дырочка, и его нужно было запломбировать у зубного врача.

– Если ты будешь взаправду хорошо вести себя у зубного врача, получишь двадцать пять эре, – сказала мама Лотте.

Мама ждала в приемной, пока мы были в кабинете у зубного врача. Сначала он осмотрел мои зубы, но у меня никаких дырочек не было, и я вышла к маме в приемную. Мы долго-предолго ждали там Юнаса и Лотту, а потом мама сказала:

– Подумать только, Лотта даже не кричит!

Через некоторое время дверь открылась и вышла Лотта.

– Ты хорошо себя вела? – спросила мама.

– Ага! – ответила Лотта.

– А что делал доктор? – спросила мама.

– Он вырвал зуб, – ответила Лотта.

– И ты не кричала? О, как ты хорошо себя вела! – похвалила ее мама.

– Не-а, я не кричала, – сказала Лотта.

– Да, ты и в самом деле послушная девочка, – сказала мама. – Вот тебе двадцать пять эре.

Лотта взяла монетку и с веселым видом сунула ее в карман.

– Можно посмотреть, не идет ли кровь? – спросила я.

Лотта разинула ротик, и я увидела, что все зубы у нее целы.

– Он же не вырвал ни одного зуба, – сказала я.

– Нет, вырвал!.. у Юнаса, – возразила Лотта.

Тут в приемную вышел Юнас, а с ним зубной врач. Указав на Лотту, он сказал:

– Эту маленькую фрёкен я лечить не смог – она не пожелала раскрыть рот.

– С этим ребенком куда ни пойдешь, стыда не оберешься, – сказал Юнас, когда мы возвращались домой.

– Я его не знала, – сказала Лотта. – Не могу же я разевать рот перед чужим дяденькой.

Папа говорит, что Лотта упряма, как старая коза.

Тетушка Берг – самая добрая на свете!

В соседнем с нами доме живет тетушка Берг, которую мы иногда навещаем. Между ее садом и нашим есть забор, мы с Юнасом перелезаем через него. Лотта перелезть не может, но песик тетушки Берг подрыл землю под забором в одном месте, так что там образовалась ямка, и там может проползти Лотта.

На днях мы были в гостях у тетушки Берг, и нам было очень весело. У нее есть бюро с откидной крышкой, и в нем полным-полно маленьких ящичков, в которых лежат очень забавные вещи.

– Милая тетушка Берг, можно нам посмотреть все эти красивые вещи? – попросил Юнас.

И нам разрешили. Сперва мы увидели маленькую куклу, с которой тетушка Берг играла в детстве. Куклу зовут Роза. Тетушка Берг старенькая-престаренькая, но во всяком случае не такая старенькая, как думает Лотта. Вот что спросила у нее Лотта:

– Тетушка Берг, а Роза была с тобой в Ноевом ковчеге?

Потому что как раз вчера вечером папа рассказывал нам о Ноевом ковчеге. Он говорил о том, как Ной построил большую лодку, которая называлась ковчегом. А потом много недель подряд лил дождь, и все, кого не было в Ноевом ковчеге, утонули. Случилось же это много тысяч лет назад.

Тетушка Берг только рассмеялась и сказала:

– Знаешь, малышка Лотта, я не была с Ноем в его ковчеге.

– Почему же ты тогда не утонула? – спросила Лотта.

Роза лежит в одном из маленьких ящичков бюро; он у нее вместо кроватки. Она лежит на розовой полотняной простынке, а вместо одеяльца у нее лоскуток зеленого шелка. На самой кукле надето голубое платьице. И подумать только! В одном из ящичков у тетушки Берг есть маленькая-премаленькая стеклянная корзиночка с нежными розовыми цветами. Нам разрешили поиграть с Розой, и мы надели ей на руку корзиночку и играли, будто она – Красная Шапочка, которая несет бабушке еду и бутылку сока. В вазочке на пианино у тетушки Берг лежали шоколадные карамельки. Некоторые из них были в форме бутылочек и обернуты серебряной фольгой. Такую бутылочку мы и положили в корзинку Красной Шапочки, а еще немного изюма и миндаля; все это дала нам тетушка Берг. Песику тетушки Берг, его зовут Скотти, пришлось быть волком, я была бабушкой, а Юнас – охотником, который застрелил волка.

– Да, а как же я? – спросила Лотта. – Я что – так никем и не буду?

Но Лотте дали возможность нести Розу и произносить те слова, которые нужно было говорить Красной Шапочке. Ведь сама Роза-кукла не говорящая. Однако когда Красная Шапочка подошла к лачуге бабушки, которая находилась в спальне тетушки Берг, то в стеклянной корзиночке не оказалось ни изюма, ни миндаля.

– А где же еда для бабушки? – спросил Юнас.

– Ее съела Роза, – ответила Лотта.

Тогда Юнас не захотел, чтобы Лотта играла с нами в Красную Шапочку. И Скотти не захотел играть с нами и делать вид, будто съел бабушку. Юнас держал его, но он бился и барахтался и снова барахтался и бился, а в конце концов вырвался и залез под диван, откуда только время от времени чуточку высовывал мордочку и злобно поглядывал на нас. Скотти вообще терпеть не может, когда мы приходим в гости к тетушке Берг.

Но нам было весело, и мы посмотрели также на все другие вещи в бюро тетушки Берг. У нее есть подушечка для иголок в форме сердечка из красного шелка и маленькая картина в золотой раме. А на этой картине изображен красивый ангел с длинными светлыми волосами в белой ночной сорочке с двумя большими белыми крыльями на спине. Лотте так нравится эта картина, да и мне – тоже!

– Но как удалось ангелу надеть ночную сорочку на крылья? – спросила Лотта.

Юнас сказал, что, может быть, у него сзади на рубашке застежка-молния.

Тетушка Берг пекла вафли. Иногда она это делает, когда мы приходим навестить ее, хотя не всегда.

– Сегодня чу́дная весенняя погода, так что мы можем сидеть в саду и пить какао с вафлями, – сказала тетушка Берг.

Пока тетушка Берг пекла в кухне вафли, мы одни играли в общей комнате. Там – два окна, и оба они были открыты, так как на дворе было очень тепло. Мы с Юнасом высунули головы каждый из своего окна, и Юнас бросил мне маленький каменный шарик, который был у него в кармане штанов. А я бросила его ему обратно, и мы стали кидать шарик взад-вперед. Но в конце концов я уронила каменный шарик, и он упал вниз, на лужайку. Потом мы с Юнасом поспорили, кто дальше может высунуться из окна. Мы спорили, спорили, и вдруг Юнас выпал из окна. Я так испугалась! И тетушка Берг тоже испугалась. Она вошла в комнату, как раз когда Юнас упал. Она подбежала к окну и закричала:

– Нет! Но, Юнас, как же это произошло?

Юнас сидел на лужайке, а на лбу у него вскочила громадная шишка.

– Мы с Миа Марией поспорили, кто дальше может высунуться из окна, и я выиграл, – ответил Юнас.

Но пока мы спорили, Лотта обнаружила на диване вязанье тетушки Берг. Тетушка Берг вяжет джемперы и кофты, которые у нее охотно покупают те, кто сам не умеет вязать. И подумать только! Эта дурочка Лотта вытащила спицы и распустила все, что связала тетушка Берг. Лотта сидела на диване, совершенно запутавшись в нитках, которые она дергала и рвала, и тетушка Берг закричала:

– Нет! Но, Лотта, что ты сделала?

– Джемпер, – ответила Лотта. – Нитки стали совсем лохматыми.

Тут тетушка Берг сказала, что нам, пожалуй, лучше пойти в сад – есть вафли, а потом, пожалуй, лучше пойти домой.

Мы сидели в саду тетушки Берг, пили какао и ели много-премного вафель, посыпанных сахарным песком. На солнце было так хорошо, вокруг нас прыгали воробушки, и мы бросали им крошки! Но потом тетушка Берг устала и сказала, что нам пора домой. И тогда мы с Юнасом перелезли через забор, а Лотта проползла через ямку. Дома мы сразу пошли на кухню, посмотреть, что у нас на обед.

– У нас – тушеный окунь, – сообщила мама.

Тогда Юнас сказал:

– Вот здорово, что мы съели столько вафель!

– Значит, вы были у тетушки Берг? – спросила мама. – Она обрадовалась?

– Да, еще как! – ответил Юнас. – Она обрадовалась два раза. Сначала обрадовалась, когда мы пришли, а потом – когда ушли.

Тетушка Берг – самая добрая на свете!

У нас – пикник!

Однажды папа сказал:

– В воскресенье у нас – пикник!

– Ура! – закричали мы с Юнасом.

– Ура, у нас пикник! – закричала Лотта.

В воскресенье мама встала рано: испекла блины и наготовила бутербродов, налила в термосы какао, а для себя с папой – кофе. Мы взяли с собой и лимонад.

Когда папа подъехал к дому на машине, он сказал:

– А сейчас посмотрим, хватит ли места в этом маленьком жалком автомобильчике?! Посмотрим, сможем ли мы погрузить туда и маму, и Большого Грома, и Малого Грома, и Маленькую Грозу, и двадцать шесть блинов, и неизвестно сколько бутербродов…

– И Бамсе, – добавила Лотта.

Бамсе – большой розовый матерчатый поросенок, игрушка Лотты, и она хочет, чтобы поросенок всегда был с ней. Она думает, что он медведь, и поэтому называет его Бамсе – Мишкой.

– Он же поросенок и всегда был поросенком, – говорит Юнас.

Тогда Лотта кричит, что нет – он медведь.

– Разве медведи бывают розовыми?! – говорит Юнас. – А как ты думаешь, он белый медведь или обыкновенный медведь?

– Он не белко-медведь, а поросенко-медведь, – отвечает Лотта.

Лотте разрешили взять с собой и ее поросенко-медведя на пикник. А когда мы уже сидели в машине, она спросила:

– Мама, а у поросят бывают детки?

– Ты говоришь о Бамсе или о настоящих поросятах, которые живут у дедушки и бабушки за городом? – спросила мама.

Тогда Лотта ответила, что говорила о взаправдашних живых поросятах, а не о таких мишках, как Бамсе. Мама сказала: настоящие живые поросята, конечно же, могут иметь детей.

– Нет, не могут, – заявил Юнас.

– Конечно, могут, – возразила мама.

– Нет, детей они иметь не могут, – снова заявил Юнас, – они могут иметь только маленьких поросяток.

Тут все вместе засмеялись, а папа сказал, что нет на свете более хитрых на выдумку детенышей, чем Большой Гром, Маленький Гром и Маленькая Гроза.

Мы подъехали к небольшому озеру. Папа поставил машину на лесной дороге, и мы перенесли все наши припасы к озеру. Там были длинные мостки, уходившие в озеро, и мы с Юнасом и Лоттой захотели пойти на мостки и посмотреть, нет ли рыбы в воде. Мама сразу же легла на траву и сказала папе:

– Я буду лежать здесь целый день, и не пытайтесь меня поднять, а ты присмотри за детенышами.

Папа пошел с нами на мостки, и мы, лежа на животе, досыта насмотрелись на мелких-премелких рыбешек, которые так быстро плавали в воде. И папа сделал нам удочки из длинных палок, которые нарезал в лесу, и привязал к ним веревки, а к веревкам – крючки. И мы нацепили хлебные крошки на крючки и долго удили рыбу, но ни одной не поймали.

Тогда мы поднялись на берег и пошли в лес, хотя мама не велела нам далеко ходить.

Мы увидели маленькую птичку, которая залетела в кустарник, а потом вылетела снова. Тогда мы пошли туда и посмотрели, а там среди веток, почти у самой земли приютилось птичье гнездо с четырьмя маленькими голубыми яичками. О, это были самые хорошенькие яички, которые мне только доводилось видеть! Лотта хотела остаться здесь и все время смотреть на птичье гнездо. И она поднесла к нему Бамсе, чтобы он тоже все увидел. Но мы с Юнасом знали, что совсем рядом есть хорошее дерево, на которое можно вскарабкаться, так что Лотте пришлось пойти с нами, хотя ей и не хотелось.

Я не боюсь карабкаться на деревья, и Юнас тоже. А вот Лотта – боится. Мы помогли ей чуточку-пречуточку вскарабкаться на дерево, но тут она закричала:

– Спустите меня вниз, спустите меня вниз!

А очутившись внизу, сердито-пресердито посмотрела на дерево и сказала:

– Только балды могут карабкаться на такие деревья!

Затем мама крикнула, чтобы мы шли завтракать, и мы побежали обратно к озеру. А она расстелила клеенку на траве и даже поставила там в стакане первоцветы, а также разложила бутерброды, и блины, и все-все…

Мы сидели на траве и ели. Это – гораздо веселее, чем сидеть за столом. Блины были такие вкусные – с джемом и с сахарным песком. Бутерброды тоже были вкусные. Я больше люблю такие, которые с фрикадельками. Юнас предпочитает такие, которые с яйцом и икрой, так что мы с ним поменялись. Ему достался мой бутерброд с яйцом и икрой, а мне его бутерброд с фрикаделькой. Лотта больше любит всякие бутерброды и ни с кем не хочет меняться. Она столько ест, эта Лотта! Только один раз, когда она была больна, у нее не было аппетита, и мама так огорчалась из-за того, что она не хочет есть. И тогда как-то вечером, когда Лотта читала свою вечернюю молитву, она сказала:

– Милый добрый Боженька, сделай так, чтоб я снова захотела есть. Но только не рыбные фрикадельки!

Нам с Юнасом и Лоттой дали по бутылке лимонада. Лотта взяла немножко песку внизу у берега и насыпала его в свой лимонад. А когда мы спросили ее, зачем она это сделала, она ответила, что только хочет попробовать, вкусно это или нет.

После еды папа растянулся на траве и сказал:

– Как чудесно на солнышке! Посплю-ка я немножко, а вы, дети, сами за собой присматривайте! Но, чур, на мостки не ходить, так и знайте!

Мы не пошли на мостки. Но чуть подальше у озера была высокая скала, и мы отправились туда. Юнас сказал, что покажет нам, как папа ныряет.

– Вот так! – сказал Юнас, подняв руки вверх и слегка подпрыгнув. И – подумать только! – он тут же рухнул в озеро, хотя вовсе туда не собирался. А вдобавок мама сказала, что купаться нам еще нельзя, потому что вода слишком холодна…

Юнас упал, а мы с Лоттой закричали так, словно нас резали.

Но я взяла ветку, лежавшую на камне, и, когда Юнас снова поднялся на ноги, он ухватился за нее и держался изо всех сил. Лотта расхохоталась, а тут как раз прибежали папа с мамой и вытащили Юнаса из воды.

– Юнас, что это тебе вздумалось? – спросила мама, когда Юнас, совершенно мокрый, оказался на берегу.

– Он только хотел показать, как ныряет папа, – неудержимо смеясь над Юнасом, сказала Лотта. – Потому что у него такие смешные штаны, – добавила она.

Юнасу пришлось снять с себя всю одежду, и мама развесила ее сушиться на дереве. Но когда мы собирались домой, одежда еще не высохла, так что Юнаса пришлось завернуть в одеяло. И это вызвало смех Лотты. Но потом ей было уже не до смеха. Потому что, когда мы собрались ехать, исчез Бамсе. Его искали, искали повсюду, но найти не могли, и мама сказала, что придется ехать без Бамсе. Тут Лотта заорала еще громче, чем когда Юнас упал в озеро.

– Бамсе проведет прекрасную и спокойную ночь в лесу наедине с самим собой, – сказал папа. – А завтра утром я вернусь сюда и отыщу его.

Но Лотта кричала без умолку, а потом сказала:

– А если явится какой-нибудь старый тролль и испугает Бамсе?!

– Если Бамсе встретится с каким-нибудь старым троллем, то, очевидно, гораздо страшнее станет старому троллю, – сказал папа.

– А ты не помнишь, когда видела Бамсе в последний раз? – спросила мама.

Лотта немножко подумала.

– В двенадцать часов, – сказала она.

Хотя Лотта ни капельки не смыслит во времени и в часах, так что все это – одни враки. Папа говорит, что Лотта – отчаянная вруша, которая мелет все, что ей приходит в голову.

Но я вспомнила, что Лотта держала Бамсе, когда мы были возле птичьего гнезда. Все вместе мы пошли к дереву, на которое карабкались. Ведь мы с Юнасом знали, что птичье гнездо совсем рядом с ним.

И возле куста с птичьим гнездом в самом деле сидел Бамсе. Лотта взяла его, поцеловала в пятачок и сказала:

– Малыш Бамсе, ты все время смотрел здесь на эти миленькие-премиленькие яички!

Юнас сказал, что бедная мама-птичка, верно, так и не осмелилась вернуться сегодня к своему гнезду, потому что поросенко-медведи самые лучшие в мире пугала птиц.

Тут Лотта рассердилась и сказала:

– Бамсе никого не тронул. Он только смотрел на эти миленькие-премиленькие яички.

Потом мы поехали домой, и Юнас все время сидел закутанный в одеяло.

Мама и папа, как обычно, пришли вечером в детскую пожелать нам спокойной ночи. Папа встал возле кроватки Лотты, где она лежала рядом со своим замызганным Бамсе.

– Ну, Маленькая Гроза, – спросил папа, – что было веселее всего сегодня? Верно, когда мы нашли Бамсе?

– Не-а, веселее всего было, когда Юнас свалился в озеро, – сказала Лотта.

Мы едем к бабушке и дедушке

Когда наступает лето, мы с мамой едем к бабушке и дедушке за город. Папа тоже приезжает туда, когда у него отпуск. К бабушке мы едем поездом, потому что мама не умеет водить машину.

– В поезде слушайтесь маму, чтобы ей не было с вами слишком трудно, – сказал папа на вокзале, когда мы нынешним летом ехали к бабушке и дедушке.

– Мы должны слушаться ее только в поезде? – спросил Юнас.

– Нет, всюду, – ответил папа.

– Ты сказал, что надо слушаться маму только в поезде, – настаивал Юнас.

Но тут как раз поезд тронулся, так что папа успел только помахать нам рукой, а мы тоже махали ему и кричали: «До свидания!»

Мы ехали почти что в отдельном маленьком купе. С нами ехал еще один старый дяденька – единственный, кто там еще поместился. Лотта взяла с собой Бамсе, а я – свою самую большую куклу, которую зовут Мауд Ивонн Марлен.

У этого дяденьки была на подбородке бородавка, и, когда он вышел постоять немного у окна в коридоре, Лотта очень громко шепнула маме:

– У этого дяденьки бородавка на подбородке.

– Тихо, – шепнула в ответ мама, – он может услышать.

Тут Лотта очень удивилась и сказала:

– А разве он сам не знает, что у него на подбородке бородавка?

Потом пришел проводник и проверил билеты. Билеты были только у мамы и Юнаса, потому что мы с Лоттой ездим пока бесплатно.

– Сколько лет этой маленькой девочке? – спросил проводник, указывая на меня.

Я сказала, что мне скоро исполнится шесть лет. Он не спросил, сколько лет Лотте, ведь сразу видно: она слишком мала и ей никакой билет не нужен. Но Лотта сказала:

– Мне четыре года, а маме тридцать два, а это – Бамсе.

Тут проводник засмеялся и сказал, что в этом поезде все мишки ездят бесплатно.

Мы только сперва сидели тихо и смотрели в окно, а потом нам это надоело. Мы с Юнасом пошли в коридор и зашли в чужое купе – поболтать с незнакомыми людьми. Но иногда мы возвращались к маме, чтобы она не беспокоилась. Мама без конца рассказывала сказки Лотте, чтобы она сидела смирно. Мама не позволяла Лотте выходить в коридор; ведь никогда не знаешь, что вздумается Лотте, говорит мама.

– Расскажи о козлах Брусе^[22], а не то я выйду в коридор, – угрожала маме Лотта.

В поезде мы ели бутерброды и пили лимонад. Внезапно Лотта сняла ломтик колбасы со своего бутерброда и прилепила его к стеклу.

Мама страшно рассердилась на нее за это и сказала:

– Ты зачем пачкаешь окно колбасой?

– А потому что она приклеивается гораздо лучше, чем фрикадельки, – сказала Лотта.

Тут мама еще сильнее рассердилась на нее. И маме пришлось долго-предолго тереть бумажной салфеткой окно, прежде чем оно стало чистым после ломтика колбасы, который приклеила Лотта.

Один раз, когда поезд остановился на станции, Юнас придумал, что нам с ним надо выйти из вагона подышать свежим воздухом. Мы не могли открыть дверь, но одна тетенька нам помогла.

– Вам в самом деле надо выйти на этой станции? – спросила она.

– Да, – сказали мы.

Потому что нам в самом деле надо было выйти, но надо было и вернуться назад.

Сойдя с поезда, мы все же добрались до самого последнего вагона и как раз перед тем, как поезд тронулся, вскочили на подножку этого последнего вагона и прошли весь состав, прежде чем оказались возле нашего собственного купе. И увидели, как мама вместе с тетенькой, что помогла нам открыть дверь вагона, разговаривают с проводником. И мама вдруг закричала:

– Остановите поезд, мои дети слезли на станции…

Но мы уже были возле нашего купе, и Юнас сказал:

– Хотя мы и снова влезли в вагон.

Тут мама заплакала, а проводник и тетенька, что помогла нам открыть дверь, стали нас ругать. Хотя зачем тетеньке ругаться, если она сама помогла нам открыть дверь?

– Сейчас же идите в купе к Лотте и с места не двигайтесь! – сказала мама.

Но Лотты в купе не было. Она исчезла. Тут мама чуть снова не заплакала, и мы все вместе пошли искать Лотту. В конце концов мы нашли ее в купе очень далеко от нашего, где она выступала перед толпой людей. Мы слушали, как она рассказывала:

– А в нашем купе едет дяденька, у которого бородавка, но он сам об этом не знает…

Тут мама крепко схватила Лотту за руку и потащила ее в наше собственное купе. И нам пришлось сидеть там тихо-претихо, потому что мама сердилась на нас и говорила, что легче углядеть за целым стадом бешеных телят, чем за нами.

И тут я подумала, что скоро увижу телят у бабушки с дедушкой. И мне стало так весело!

Когда мы приехали, бабушка с дедушкой встречали нас на веранде. А их пес, которого зовут Лукас, лаял и прыгал, а в саду пахло летом.

– Неужто это – мои маленькие золотые детки? – воскликнула бабушка.

– Да уж, это – чудные золотые детки, – сказала мама.

– Завтра утром поедете верхом на Буланке, – пообещал дедушка.

– Спу́ститесь со мной вниз, на гумно, и увидите котят Мурры, – сказала бабушка.

Лотта дернула бабушку за передник и спросила:

– Бабушка, а у тебя в шкафу осталось еще хоть несколько карамелек?

– О да, вполне возможно, – ответила бабушка. – Может, у меня в шкафу еще найдется несколько маленьких карамелек.

Тут я почувствовала, что мы приехали домой, к дедушке и бабушке.

Лотта произносит почти что бранные слова

У бабушки с дедушкой так интересно! Подумать только, на большом дереве, которое растет в саду, выстроена почти настоящая веранда. Высоко на дереве! Туда, на верхушку дерева, ведет лесенка, и если вскарабкаться по лесенке, то попадешь на веранду, и там стоит стол, а вокруг него – скамейки. И все огорожено заборчиком, чтобы не свалиться вниз. Бабушка называет эту веранду Зеленая Беседка. Изо всех мест на свете, где можно поесть, я больше всего люблю те, что на верхушке деревьев!

Как только мы проснулись в первый же день у бабушки с дедушкой, Юнас сразу же спросил:

– Бабушка, а нельзя ли нам есть только в Зеленой Беседке?

– Ой, ой, ой! – всполошилась бабушка. – А как по-твоему, что скажет Майкен, если ей придется три раза в день таскать еду по шаткой лесенке?

– Я скажу: нет и нет! – заявила Майкен.

Майкен – бабушкина прислуга, она такая добрая, но совсем не любит, когда едят на дереве.

– Но, бабушка, мы, верно, и сами можем носить нашу еду в Зеленую Беседку.

– А не то мы так рассердимся, – сказала Лотта.

Она ведь немножко дурочка, эта Лотта.

И тогда бабушка сказала: она не хочет, чтобы Лотта сердилась, и поэтому нам дадут с собой в Зеленую Беседку оладьи.

Бабушка испекла целую горку оладий и положила их вместе с пакетиком сахарного песку и баночкой джема в корзиночку; туда же она положила тарелки с вилками, бутылку молока и три жестяных кружечки. А потом мы вскарабкались в Зеленую Беседку. Первым карабкался Юнас с корзиночкой, потом поднималась я, а последней – Лотта.

– Если ты уронишь корзиночку, Юнас, я буду ужасно смеяться, – сказала Лотта.

Но Юнас не уронил корзиночку, и мы накрыли стол на верхушке дерева и поставили туда все, что принесли с собой. Потом сели на скамейки и стали есть наши оладьи, намазанные джемом и щедро посыпанные сахарным песком, и запивать все это молоком. А дерево все время шелестело! Оладий было ужасно много, и Лотта не в силах была съесть свои. И – подумать только! – она взяла тогда оладьи и развесила на ветках дерева!

– Я играю, будто оладьи – это листья! – сказала Лотта.

А оладьи качались взад-вперед, когда дул ветер, и были почти похожи на листья.

– Смотри берегись, если мама об этом узнает, – сказала я.

Но Лотта – она не обратила внимания на мои слова. Она только смотрела на свои оладьи и пела песню, которую обычно поет папа и которая начинается словами: «Привет! Как шелестит листва!»

Вскоре она опять проголодалась и тогда откусила по половинке всех оладий, так что на дереве остались висеть только их другие половинки.

– Я играю в маленькую овечку, которая пасется в лесу и ест листья, – сказала она.

Вдруг прилетела какая-то птица, и Лотта сказала ей:

– Ты, пожалуйста, ешь мои оладьи, главное, чтоб их не съели Юнас и Миа Мария.

Хотя птица оладьи вовсе не хотела, а мы с Юнасом сильно проголодались! Тогда я протянула руку к Лотте и сказала:

– Подай мне милостыню!

И тогда Лотта дала мне оладью, от которой она уже откусила. Я посыпала оладью сахарным песком и положила сверху джем. И хотя оставалась только половинка оладьи, она была очень вкусная. Юнасу тоже достались оладьи от Лотты, когда он сказал: «Подай мне милостыню!» – потому что Лотте нравится, когда хоть чуть-чуточку дурачатся. В конце концов мы съели все оладьи Лотты, и тогда она сказала:

– Теперь оладьи-листья кончились. Теперь будем есть просто зеленые листья!

И она нарвала полный кулачок зеленых листьев и потребовала, чтобы мы их ели, но Юнас и я сказали, что мы сыты.

– Ничего! Если с сахарным песком и джемом, то пойдет, – сказала Лотта.

И, посыпав зеленые листья сахарным песком и намазав их джемом, она съела листья.

– Берегись! Смотри, нет ли в листьях какого-нибудь червяка, – сказал Юнас.

– Пусть червяк сам бережется, – возразила Лотта.

«У этой малышки столько идей!» – говорит дедушка.

Подумать только! Вот, например, что случилось на следующей день, в воскресенье, когда у нас на обед была салака, а потом рыбные фрикадельки, хуже которых для Лотты ничего нет. Погода была прекрасная, а в таких случаях бабушка с дедушкой всегда едят в саду за столом, который стоит под самым высоким деревом, какое там только есть. И все мы вместе сидели за столом – бабушка, и дедушка, и мама, и Юнас, и я; однако Лотта играла с кошкой и не шла к столу, хотя мама много раз звала ее. В конце концов она пришла и, когда увидела салаку, сказала:

– Салака в воскресенье? Фи, фарао!

Тут мама так на нее рассердилась! Ведь она тысячу раз учила Лотту, что нельзя говорить «фи, фарао!», так как это чуть ли не бранные слова. И значит, «фи, фарао!» не только «фи, фарао!», но еще и «черт побери!». И мама заявила, что, если Лотта еще хоть один-единственный раз скажет «фи, фарао!», она больше у бабушки с дедушкой не останется, а вернется домой в город.

И Лотте не позволили с нами обедать только потому, что она опять так сказала, и тогда она стала бегать по всему саду и непрерывно кричать, пока мы ели.

Потом ей пришлось одной сидеть за столом, но она не ела, а только кричала. Мама прогнала нас с Юнасом и сказала, чтобы мы шли играть, так как Лотте надо побыть одной, пока она снова не станет послушной девочкой-паинькой. Но мы остановились за углом и смотрели на Лотту, которая все кричала и кричала. И под конец она смолкла. Однако только потому, что ей снова пришла в голову одна из ее чудных идей. Она взяла салаку, лежавшую на тарелке, подошла к бочке под водосточной трубой и сунула салаку в воду. Тут как раз пришла мама и увидела, что она делает, а Лотта вдобавок сказала:

– Фи, фарао! Пусть салака хоть немножко поплавает!

– Лотта, помнишь, что я тебе говорила? – спросила мама.

Тогда Лотта кивнула и пошла в дом, а вскоре снова появилась со своим дорожным чемоданчиком в руке. А из чемоданчика торчал поясок, который волочился за ней следом, когда она шла. И все мы – и мама, и бабушка, и дедушка, и Юнас, и я – смотрели на Лотту, собравшуюся уезжать. Она подошла к бабушке с дедушкой, сделала им книксен и сказала:

– Я уезжаю домой к папе, потому что он гораздо добрее мамы.

Она не попрощалась ни с мамой, ни даже с Юнасом и со мной. Мы смотрели, как она идет, а следом за ней волочится поясок. Но, спустившись вниз, к калитке, она остановилась и довольно долго стояла совершенно молча. И тогда мама подошла к ней и спросила:

– Ну, малышка Лотта, ты уже не едешь?

И тогда Лотта ответила:

– Да, но… мама, не могу же я – фи, фарао! – ехать одна в поезде!

И тогда мама взяла Лотту на руки и сказала: пожалуй, лучше Лотте остаться, потому что все мы очень огорчимся, если она уедет. И Лотта повисла на шее у мамы, и плакала, и не желала разговаривать с Юнасом и со мной, хотя мы хотели утешить ее и поцеловать.

Но вечером, когда мы легли спать, бабушка пришла к нам и стала рассказывать разные библейские истории и показывать картинки из красивой Библии. А на одной картинке был изображен некто по имени Иосиф. И бабушка сказала, что Иосиф получил красивый-прекрасивый перстень от фарао – фараона Земли Египетской.

И тогда Лотта сказала:

– Ай-ай-ай, бабушка, что ты такое только что говорила?

Но сама Лотта больше почти никогда не произносит «фи, фарао!».

У Лотты «нечисливый» день

Однако почти самое занятное, что есть у бабушки с дедушкой, – это игрушечный домик, в котором играли еще мама и ее сестра Кайса, когда были маленькими. Домик красный и стоит в углу сада, и туда ведет узкая маленькая тропинка, а перед домиком лужайка, где растут маргаритки. В домике стоит белая мебель – стол, и стулья, и шкаф, а в шкафу кукольный сервиз, и маленькая сковородка для оладий, и игрушечный утюжок для кукольных платьев, и маленький графин со стаканчиками для сока. В игрушечном домике живут куклы мамы и тети Кайсы. И еще там есть табуреточка, на которой сидела бабушка, когда была маленькой. Подумать только, неужели табуретки могут быть такими старыми!

Однажды, когда мы были в гостях у бабушки с дедушкой, мы играли в игрушечном домике. Мы играли в «дочки-матери». Юнас был папой, а я – мамой, а Лотта – нашей прислугой, и звали ее Майкен.

– А сейчас папа пойдет гулять с Крошкой, – тут же сказал Юнас и, взяв кукольную колясочку, в которой лежала кукла-младенец (с ней играла еще тетя Кайса), направился в сад.