Текст книги "Дети из Буллербю"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Фрёкен! Фрёкен! – кричали они Бритте и поднимали руки.

– Что вам надо? – спросила Бритта.

– Мы хотим выйти! – хором завопили они.

А один мальчишка, его зовут Стиг, крикнул:

– Фрёкен! Фрёкен! Сколько бифштексов получается из одной коровы?

А Буссе спросил:

– Вы не слышали, фрёкен, хороший ли нынче урожай картошки?

– Представьте себе, слышала!

Тогда Буссе добавил:

– Значит, у вас, фрёкен, отличный слух!

Лассе поднял руку и попросил у «фрёкен» разрешения показать ей, что он нарисовал. Потом он подошел к ней со своим альбомом для рисования. Весь альбом был измазан черной краской.

– А что ты здесь нарисовал?

– Пять черных негров в темном шкафу, – ответил Лассе.

Бритте вовсе не нравилось быть учительницей. Она обрадовалась, когда пришла настоящая фрёкен. Фрёкен спросила, хорошо ли вели себя дети.

– Только не мальчишки, – ответила Бритта.

Фрёкен поругала мальчишек и велела им сидеть и считать целый час. И подумать только, во время перемены Стиг подошел к Бритте и сказал: «Ябеда-беда», а после стукнул ее ранцем по голове. Разве это справедливо?

По дороге домой Бритта сказала нам с Анной, что никогда в жизни не будет больше учительницей.

Но мы плелись домой медленно-медленно, чтобы Лассе, Буссе и Улле могли догнать нас. Потому что, если бы они пришли домой на целый час позднее нас, их бы еще и мамы поругали хорошенько. А мы решили, что с них хватит наказания учительницы.

А один день мы в школе хорошо повеселились. Это было первого апреля. Мы тогда обманули фрёкен. Ведь первого апреля нужно обманывать. Ну не то чтобы нужно, но можно. И за это не наказывают.

Обычно мы приходим в школу в восемь утра. Но накануне первого апреля мы договорились, что на другой день придем в школу в шесть часов. В школьном зале на стене висят часы. Когда закончился последний урок, как раз перед тем, как фрёкен запереть зал, Лассе подбежал к часам и подвел время на два часа вперед.

И на другой день мы пришли в школу в шесть утра. Хотя часы на стене показывали восемь. Мы изо всех сил топали и шумели в прихожей, чтобы фрёкен нас услышала. Ведь она живет в школе на втором этаже. Потом Лассе побежал наверх и постучал к ней в дверь.

– Кто там? – спросила фрёкен сонным голосом.

– Это Лассе. Будут занятия сегодня в школе?

– Ах, дорогое дитя, – ответила фрёкен. – Я проспала. Сейчас приду.

У фрёкен, конечно, есть часы, но она так торопилась, что не взглянула на них.

Она впустила нас в зал, когда часы показывали восемь часов двадцать минут.

– Не понимаю, почему мой будильник не разбудил меня? – сказала фрёкен. – Какая досада!

Ах, как нам трудно было удержаться от смеха! Первым уроком у нас была арифметика. И как раз когда мы старательно считали, наверху, в комнате фрёкен, зазвонил будильник. Потому что на самом деле было только семь часов, хотя школьные часы показывали девять.

– В чем дело? – удивилась фрёкен.

– Первый апрель, никому не верь! – закричали мы хором. – Мы тебя обманем, за уши потянем!

Такое можно говорить фрёкен только первого апреля.

– Ну что за проказники! – засмеялась фрёкен.

После всех уроков по расписанию мы думали, что пора идти домой, хотя был еще только час дня. Но тут фрёкен сказала:

– Первый апрель, никому не верь! Вам обман не будет впрок, посидим еще урок!

Пришлось остаться еще на час. Но мы не пожалели об этом. Потому что фрёкен рассказывала нам разные веселые истории.

– Лассе, погляди-ка, у тебя на заду брюки порваны! Большущая дыра!

Лассе стал вертеть головой, чтобы поглядеть, что там у него за дыра. А Улле засмеялся:

– Первый апрель, никому не верь!

Улле очень обрадовался, что сумел обмануть Лассе. Немного погодя мы повстречали на дороге злого сапожника, который живет на полпути от Буллербю до Стурбю. Улле решил и его обмануть:

– Поглядите-ка, господин Снэлль, вот там в кустах лисица сидит!

Но Снэлль даже не взглянул туда, а только сказал:

– А я вижу, что по дороге идет куча сопляков!

А Лассе засмеялся.

К вечеру, когда мы уже выучили уроки, Лассе побежал в Сёргорден и сказал Улле:

– Улле! В Норргорден пришел старьевщик. Он покупает камни.

– Камни? – удивился Улле, позабыв про первое апреля. – А какие камни?

– Да такие камни, как у нас в саду.

И Улле начал собирать камни в мешок. Набрал целую кучу и потащился с мешком в Норргорден. Там и в самом деле сидел старик. Да только он покупал пустые бутылки и тряпье.

– Вот я вам, дядя, принес еще камней, – сказал Улле с довольным видом и подвинул к нему мешок.

– Камней? – спросил дяденька, ничего не понимая. – Ты сказал камней?

– Ну да, – ответил Улле и просиял еще сильнее. – Булыжники первый сорт! Я сам набрал их в саду.

– Вот как, – усмехнулся дяденька. – Ну, тогда ты и в самом деле рубанул по камню^[10], дружок.

И тут Улле вспомнил про первое апреля. Он покраснел как помидор и, не говоря ни слова, потащил камни назад. А Лассе стоял у изгороди и орал на всю округу:

– Первый апрель, никому не верь!

Пасха в Буллербю

А теперь я расскажу, как мы празднуем Пасху в Буллербю.

Рано утром на страстной неделе Бритта с Анной пришли ко мне, чтобы сделать «страстные объявления», которые незаметно прикрепляют людям на спину булавкой. Мы нарезали много бумажек и нарисовали на них смешные фигурки. Потом мы написали на них: «Злой орангутанг», «Берегись, злая собака» и тому подобное. В комнате у Буссе и Лассе стоял ужасный шум. Мальчишки тоже писали «страстные объявления». Им помогал Улле.

Мы написали целую кучу объявлений, рассовали их по карманам и пошли спросить мальчиков, не хотят ли они поиграть с нами во дворе. А придумали мы это только для того, чтобы прицепить им объявления.

Мы помчались на норргорденскую лесопильню, стали карабкаться на доски и бегать по ним, стараясь прицепить друг другу объявление. Каждый боялся повернуться к другому спиной. Тут из дому вышла Агда, наша горничная. Она позвала нас завтракать. Лассе тут же спрыгнул с досок, догнал Агду и пошел рядом с ней, болтая всякую ерунду. Агда и не заметила, как он прицепил ей на спину листок бумаги, на котором было написано: «Ах, как я люблю тебя, Оскар!» Оскар – это наш работник. Когда он пришел завтракать, Агда ходила туда-сюда по кухне, а на спине у нее было написано: «Ах, как я люблю тебя, Оскар!» Оскар ударил себя по коленям и со смехом сказал:

– Вот и славно, милая Агда, вот это здорово!

А Лассе, Буссе и я захохотали во все горло. Тогда Агда вспомнила про объявления, пошарила рукой по спине, сорвала бумажку и бросила ее в печь. Она тоже засмеялась.

Мы поели, и я ухитрилась прицепить бумажку к куртке Лассе, которая висела на стуле. Он снял куртку и ничего не заметил. И когда мы вернулись на лесопильню, Лассе вскарабкался на доски. А на спине у него красовалась бумажка с надписью: «Какая жалость, что я такой балбес!» Вот уж мы посмеялись над ним! Ведь Лассе говорил, что никому не даст прицепить на себя объявление!

В страстной четверг мы, девочки, нарядились в пасхальных ведьм, и мальчишки тоже. Я надела клетчатый платок Агды, полосатый передник и длинную черную юбку. И взяла кочергу, чтобы ездить на ней. А Лассе взял из хлева большую метлу. Я помчалась на кочерге в Норргорден и отдала пасхальное письмо Анне и Бритте. В письме я написала:

«Веселой Пасхи желает вам старая ведьма, которая собирается отправиться на Блокуллу^[11]».

Папа в это время сжигал сухие листья у нас в саду. И все пасхальные ведьмы принялись бегать там, прыгать через кучи тлевших листьев, делая вид, будто это Блокулла. В саду пахло настоящей весной, это потому, что жгли листья. Мы с Анной договорились пойти поглядеть, не проглянули ли голубые подснежники на нашем секретном месте за прачечной.

В пасхальный вечер мама с папой собирались поехать в гости к пастору в Стурбю. А Лассе, Буссе и мне было позволено пригласить Улле, Бритту и Анну на яичный пир. У нашей мамы ведь есть птичник, и потому у нас много яиц. Буссе думает, что почти все яйца несет Альбертина. Альбертина – это собственная курица Буссе.

– Ты, ясное дело, думаешь, что Альбертина может выстреливать яйца, как пулемет, – сказал Лассе своему брату.

Мы ели в кухне. На столе, покрытом голубой скатертью, стояли желтые пасхальные тарелки и ваза с березовыми веточками. Лассе, Буссе и я подкрасили яйца в красный, желтый и зеленый цвет. По-моему, яйца надо красить круглый год, ведь это так красиво! На яйцах мы написали стишки. На одном яйце было написано: «Яйцо для Анны вместо каши манной». Это сочинил Лассе. Но Буссе сказал, что это глупый стишок.

– Ведь никто и не собирался дарить им манную кашу.

– Никто не знает, вместо чего мы дарим эти яйца, – ответил Лассе. – Ты думаешь, стишок будет лучше, если сказать: «Яйцо для Анны вместо сметаны»?

Буссе ответил, что это тоже плохо. Но исправить стишок мы во всяком случае не успели, потому что пришли Бритта, Анна и Улле. Мы уселись за стол и принялись есть. Нам было очень весело. Мы соревновались, кто съест больше. Я смогла съесть только три яйца, а Улле слопал шесть.

– Альбертина – хорошая курица, – заявил Буссе, когда мы наелись.

Потом мы стали искать пасхальные яйца с конфетами, которые мама купила нам заранее. Лассе, Буссе и мне каждый год дарят на Пасху по большому яйцу, в котором много-много конфет. А в этом году мама сказала, что если мы согласны, чтобы нам подарили яйца чуть поменьше, то она купит по яйцу Бритте, Анне и Улле. И это будет для них пасхальным сюрпризом, когда они придут к нам есть яйца. Мы, понятно, согласились. Мама запрятала эти сюрпризы очень хитро. Мое лежало в шкафу, где у нас стоят кастрюли. Оно было серебряное с маленькими цветочками. Ах, какое оно было красивое! Внутри лежали марципановый цыпленок и много конфет.

Нам разрешили лечь спать когда захотим, ведь это был пасхальный вечер. Агда пошла гулять с Оскаром, и мы были одни во всем доме. Мы погасили везде свет и играли в прятки впотьмах. У нас есть своя считалочка, и мы стали считать: «Эппель-пэппель-пирум-парум». Первому водить выпало Буссе. Ой, до чего хорошее место я нашла! Я спряталась в зале у окна за шторой. Буссе прокрадывался мимо несколько раз, совсем рядом, но не заметил меня. Но самое лучшее место нашла Бритта. В прихожей стояли папины резиновые сапоги, а над ними висел большой плащ, в котором он возит молоко по утрам. Бритта влезла в сапоги и закрылась плащом. Под конец мы зажгли свет, стали везде искать ее, кричали: «Выходи!» – но она стояла тихо, как мышка. Как мы ни искали, найти ее не могли. Папины сапоги и плащ казались такими же, как всегда. Откуда нам было знать, что Бритта там прячется!

– Может, она умерла? – испуганно сказал Улле.

И тут в плаще кто-то захихикал, а после из-под него вылезла Бритта в папиных сапогах. Она хотела, чтобы мы стали играть в кота в сапогах. Но Анна позвала нас к дедушке, чтобы делать гоголь-моголь.

И мы взяли яйца, сахар и стаканы и пошли к дедушке. Дедушка сидел в кресле-качалке у огня. Он обрадовался, когда мы пришли. Мы сели на пол перед печкой и стали растирать гоголь-моголь так, что только брызги летели. Анна сделала гоголь-моголь и дедушке, ведь он был почти слепой и сам сделать этого не мог. Дедушка рассказывал нам о том, как люди жили раньше. В старые времена детям не дарили яйца с конфетами. Я сказала дедушке, что мне подарили серебряное яйцо с маленькими цветочками. Он ведь не мог разглядеть его.

Мне нравится слушать рассказы дедушки про старые времена. Подумать только, однажды на Пасху, когда дедушка был еще маленьким, стояла холодная погода, и его заставили разбивать ступкой лед в бочке с водой, стоявшей в кухне. Вот ужас-то! И никаких пасхальных яиц ему не дали. Бедный мальчик!

Мы с Анной идем за покупками

Магазин, в котором мы покупаем сахар, кофе и другие продукты, находится в Стурбю неподалеку от нашей школы. Когда маме нужны какие-нибудь продукты, я чаще всего покупаю их ей после занятий в школе. Но однажды во время пасхальных каникул маме кое-что понадобилось, и она сказала мне:

– Лиса, ничего не поделаешь, придется тебе сходить в магазин.

Погода была хорошая, я с радостью согласилась и ответила:

– Ладно. А что нужно купить?

И мама стала перечислять, что мне надо было купить: двести граммов дрожжей, кусок самой лучшей фалунской колбасы^[12], пакет имбиря, пачку иголок, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса.

– Ладно, ладно, я все запомню, – успокоила я маму.

И как раз в эту минуту к нам в кухню вбежала вприпрыжку Анна. Она спросила меня, не хочу ли я сходить вместе с ней в магазин.

– Ха-ха! – ответила я. – А я как раз хотела идти к тебе и спросить, не хочешь ли ты пойти со мной.

На голове у Анны была новая красная шапочка, а на руке корзинка. А я надела свою новую зеленую шапочку и тоже взяла корзинку.

Анне велели купить жидкое мыло, пакет хрустящих хлебцев, полкило кофе, кило кускового сахара и два метра резинки. И, как и мне, кусок фалунской колбасы. Анна тоже не записала все, что ей нужно было купить.

Перед тем как идти в магазин, мы зашли к дедушке и спросили, не нужно ли ему что-нибудь. И дедушка просил купить ему постного сахара и камфарную мазь.

Мы уже стояли у калитки, как выбежала мама Улле.

– Вы идете в магазин? – крикнула она.

– Да, – ответили мы.

– Ах, миленькие мои, не возьмете ли вы мне кое-что?

Мы, конечно, охотно согласились. Она хотела, чтобы мы купили катушку ниток сорокового размера и банку ванильного сахара.

– Погодите-ка, мне что-то еще было нужно, – добавила она, стараясь вспомнить.

– Кусочек хорошей фалунской колбасы? – подсказала я.

– Да, да, именно это я и хотела сказать. Как ты догадалась?

Потом мы с Анной пошли в Стурбю. Мы немножко волновались, боялись, что мы не запомнили все, что нам велели купить. Сначала мы стали вспоминать, перечислять друг другу все предметы. Но скоро нам это надоело. Мы шли рядом, размахивая корзинками. Солнышко сияло, деревья так хорошо пахли. Мы пели на весь лес: «Кусочек колбасы высший сорт!» И это звучало красиво. Сначала я пела «Кусочек колбасы» на красивый медленный мотив, потом Анна весело и бодро подхватывала: «Высший сорт, высший сорт!» Время от времени я пела на мотив марша, и мы шагали по-военному. А потом решили петь обе с начала до конца на очень печальный и красивый мотив. Такой печальный, хоть плачь.

– Ах, какая печальная эта песня про фалунскую колбасу, – сказала Анна, когда мы наконец дошли до магазина.

В магазине была уйма народу, и нам пришлось долго стоять в очереди. Взрослые все время подходили к прилавку, заставляя нас пропускать их. Ведь они думают, что детям можно стоять там сколько угодно. Они все время лезут без очереди. Но под конец в магазин вышел сам дядя Эмиль. Мы его хорошо знаем. Он начал расспрашивать, как дела в Буллербю, много ли яиц мы съели на Пасху и скоро ли мы собираемся выйти замуж.

– Замуж мы, ясное дело, вовсе не собираемся, – ответили мы.

– А что вам, милые дамы, угодно купить сегодня? – спросил дядя Эмиль.

Он вечно задает чудные вопросы, но мы его все равно любим. У него маленькие рыжие усики, а за ухом ручка с пером. Он всегда угощает нас кисленькими леденцами из большой железной коробки.

Сначала Анна перечислила все, что должна была купить своей маме и дедушке. И дядя Эмиль взвесил по очереди все, что она выпалила, и положил в пакеты.

Потом настала моя очередь говорить, что мне надо купить для своей мамы и для мамы Улле. Мы обе ужас как боялись что-нибудь забыть. Дядя Эмиль угостил нас кисленькими леденцами, и мы отправились домой.

Возле школы стоял один знакомый мальчик. Он увидел, что у нас новые шапочки.

Когда мы ушли уже довольно далеко, были уже возле перекрестка, там, где начинается дорога в Буллербю, я спросила:

– Анна, а ты не помнишь, купила я дрожжи или нет?

Анна сказала, что не помнит. Тогда мы стали щупать все пакеты в моей корзинке. На ощупь нам не попалось ничего похожего на дрожжи. Пришлось вернуться назад в магазин. Дядя Эмиль засмеялся, дал нам дрожжи и еще угостил кисленькими леденцами. И мы снова пошли домой.

Только мы дошли до перекрестка, как Анна закричала:

– Ой, а дедушкина камфарная мазь!

Когда мы дошли до другого перекрестка, Анна вдруг так испугалась, что мне стало жаль ее.

– Лиса! – воскликнула она. – Я почти уверена, что не купила сахар!

– Не выдумывай, Анна, – ответила я. – Ясное дело, сахар ты купила!

Мы опять принялись ощупывать все пакетики у нее в корзинке, но ничего сладкого не нашли.

Дядя Эмиль чуть не рухнул у прилавка, снова увидев нас. Но сахар мы получили. И еще несколько кисленьких карамелек.

– Придется мне заказать еще банку леденцов в запас, – сказал дядя Эмиль. – Я вижу, мне понадобится их целый склад.

– Нет, больше мы уже не вернемся, – успокоила его Анна.

Когда мы подходили к перекрестку, я сказала:

– Анна, давай быстро пробежим через улицу. А не то опять вспомним, что мы забыли купить.

И мы быстро пробежали перекресток.

– Здорово получилось! – обрадовалась Анна.

Наконец-то мы зашагали по дороге к дому. Ах, какой хороший был день! Один из первых теплых дней. Солнышко светило, и в лесу так хорошо пахло!

– Давай будем снова петь, – предложила Анна.

И мы запели. Это была опять песня про колбасу: «Кусочек колбасы». Песня у нас получилась такая же красивая, как по дороге в магазин. Анна предложила спеть ее в школе на экзамене. Мы не переставая пели, топая в гору.

И вдруг, когда я снова очень красиво пропела «Кусочек колбасы», Анна с диким видом схватила меня за руку.

– Лиса! – крикнула она. – Мы не купили ни кусочка фалунской колбасы!

Мы сели у обочины и долго не могли сказать ни слова. Потом Анна сказала:

– Хорошо, если бы этой колбасы вовсе не было на свете!

– Нечего было пробегать через перекресток! – рассердилась я.

Пришлось снова возвращаться в магазин. Делать было нечего. Ух, до чего нам это надоело! Мы больше не пели. Анна сказала, что петь про фалунскую колбасу на экзамене вовсе не годится.

– Не только на экзамене, но и вообще петь ни к чему. Такая дурацкая песня!

Увидев нас, дядя Эмиль схватился за голову и помчался за новой банкой леденцов. Но мы сказали, что больше леденцов не хотим.

– Вот как? Так что же вы хотите? – спросил он.

– Три куска фалунской колбасы, – ответили мы.

– Если только у вас есть колбаса высшего сорта, – добавила Анна.

Мы еле потащились домой. Когда мы дошли до перекрестка, Анна оглянулась и сказала:

– Погляди-ка! Вот едет Юхан Мельник на своей старой, страхолюдной буланой кобыле!

Юхан – это мельник с мельницы, которая стоит чуть подальше Буллербю.

Когда телега Юхана поравнялась с нами, мы попросили его подвезти нас.

– Садитесь, пожалуйста, – позволил Юхан.

И мы доехали до самого Буллербю. Я начала было мурлыкать «Кусок фалу некой колбасы…». Но Анна оборвала меня:

– Если ты посмеешь хоть разок пропеть эту песню, я столкну тебя с телеги.

Когда я пришла в кухню, мама сказала:

– И где это ты так долго пропадала?

– А как ты думаешь? Одной только фалунской колбасы нужно было купить целых три куска!

Вынув все пакеты из корзинки, мама сказала:

– Вот умница, ничего не забыла купить!

Мы подкарауливаем водяного

Вообще-то проселочная дорога кончается в Буллербю. Дальше идет только узкая плохая дорога. Она тянется через лес и ведет к Юхану Мельнику. Юхан – маленький смешной старичок. Он живет совсем один в глухом лесу. Его маленький домик стоит рядом с мельницей. А мельница стоит на ручье Видебэккен^[13]. Это вовсе не такой тихий ручеек, как у нас на коровьем выгоне. Нет, этот ручей мчится с шумом и ревом. А иначе на нем не могла бы работать мельница. Потому что вода должна торопиться, а иначе она не сможет вертеть большое колесо.

Не многие приезжают к Юхану молоть зерно. Это только мы из Буллербю и еще несколько человек, которые живут по другую сторону леса. Так что Юхану, наверно, очень тоскливо жить на мельнице одному. Он какой-то странный, этот Юхан. Взрослых он не любит. Когда мы к нему приходим, он болтает с нами без умолку. А придут взрослые, ни словечка не скажет, ну разве только на вопросы ответит.

Однажды весной папа велел Лассе отвезти на мельницу два мешка ржи на помол.

– Хорошо, – сказали мы все. – Мы тоже поедем.

У нас есть старая черная кобыла Свея. Она у папы с давних пор. Он называет ее своей сватовской кобылой. Потому что когда он ехал свататься к маме, то запряг в повозку эту кобылу.

Папа нисколько не боится посылать нас ехать со Свеей. Он говорит, что Свея умнее всех ребятишек из Буллербю, вместе взятых.

Два мешка муки и шестеро ребятишек – воз нелегкий. Свея повернула голову и посмотрела на нас. Вид у нее был недовольный. Но Лассе щелкнул вожжами и сказал:

– Свея! Свея! Не дури!

И мы поехали по лесной дороге. Дорога была ухабистая. Когда телега подпрыгивала на камнях, мы стукались друг о друга, но это нас только смешило.

Шум Видебэккена можно услышать задолго до того, как увидишь мельницу. Он слышен, как только въедешь в лес. Ах, как там интересно, на мельнице! Очень уж там красиво. И немного страшно. Когда стоишь у мельницы и хочешь что-то сказать, надо кричать, если хочешь, чтобы тебя услышали.

Юхан нам обрадовался. Мы пошли с ним на мельницу. Он все время хихикал, и вид у него был какой-то хитрый. Мы принесли свои мешки, поглазели на все вокруг и уселись на траве возле мельницы. А Юхан принялся болтать с нами. Он много дней ни с кем не разговаривал и теперь стал болтать без умолку.

Он рассказал нам, что на мельнице живет гном. Сам Юхан видел его много раз. Гном этот вообще-то добрый, но иной раз учиняет всяческие проказы. Например, схватит жернов и не дает ему вертеться. Или возьмет и рассыплет на пол целый мешок муки. А один раз, когда Юхан пришел на мельницу рано-рано, гном дал ему пощечину. Юхан только отворил дверь, как его словно молнией ударило. А сам гном тут же пропал. Но обычно гном этот добрый. К тому же он сам подметает пол и прибирается на мельнице.

Да, мельница эта в самом деле замечательная. За домиком Юхана есть маленькая полянка.

Юхан говорит, что на ней танцуют эльфы. Юхан сидит в своей каморке и подглядывает за ними из-за занавесок. Как только эльфы приметят Юхана, сразу прячутся. Лесовицу он тоже видел. Она пряталась за сосной, высовывала только нос и хохотала на весь лес. Вот счастливый Юхан, что видел их всех!

Мы слышали про это и раньше, но в тот раз, когда мы сидели на траве, он снова рассказывал нам эти истории.

– А знаете, кого я видел нынче ночью? – почти шепотом спросил он.

Откуда нам было знать! И тогда Юхан рассказал нам, что видел водяного.

Анна схватила меня за руку, и я крепко сжала ее руку.

– А где ты, Юхан, видел водяного? – спросил Лассе.

И Юхан рассказал, что водяной сидел на камне в воде и так красиво играл на скрипке, что Юхан не удержался и заплакал. Мельник даже показал нам камень, на котором сидел водяной. Обидно только, что водяного уже не было.

– Он показывается только по ночам, – объяснил Юхан.

– А что, он появляется каждую ночь? – спросил Буссе.

– Да, по весне он сам не свой, знай играет на скрипке по ночам.

Свее не терпелось отправиться домой, мы это точно видели. Мы сказали Юхану «до свидания». Анна побежала еще раз взглянуть на камень водяного.

От мельницы к хуторам вела еще другая лесная дорога. Лассе решил, что нужно прокатиться и поглядеть на эти хутора. Он почмокал и подергал за вожжи, пытаясь заставить Свею свернуть на эту дорогу. Но это оказалось невозможным! Свея стояла как вкопанная и отказывалась сдвинуться с места. Она только поворачивала голову и смотрела на Лассе. Как будто хотела сказать: «Никак ты спятил?» Пришлось возвращаться старым путем. Ах, как весело бежала Свея домой!

Вдруг Лассе сказал:

– Я собираюсь нынче ночью отправиться на мельницу и поглядеть на водяного. Хочет кто-нибудь идти со мной?

Сначала мы думали, он шутит, но он вовсе не шутил. Тогда Буссе и Улле тоже захотели поглядеть на водяного.

– Идет, – согласился Лассе. – Пойдут с нами девчонки или нет, нам все равно.

– А почему бы и нам не пойти с вами? – спросила Анна.

– Вот именно, – добавила Бритта.

– А мне-то что? – сказал Лассе. – Идите. Вы, поди, не много водяных видели в своей жизни!

– А ты-то сам видел хоть одного?

Лассе не ответил, но вид у него был такой загадочный, будто он видел их не одну дюжину.

Ой-ой-ой! Вот было интересно! Лассе сказал, что нам надо выйти из дому поздно ночью. Мы тут же все обсудили. Лассе решил, что у взрослых разрешения спрашивать не нужно. Мало ли что взбредет им в голову, если дети спросят, можно ли им поглядеть на водяного. Лучше спросить разрешения после, так оно будет вернее.

У Лассе был старый будильник, и он обещал всех нас разбудить.

Я проснулась ночью оттого, что Лассе, стоя возле моей постели, дергал меня за волосы. Я быстро вскочила с постели.

Вечером, перед тем как лечь спать, Лассе придумал, как разбудить Бритту и Анну. Он привязал к камню веревку. Камень он положил на пол в комнате Бритты и Анны. Потом он протянул эту веревку через мое окно. Моя комната находится как раз напротив комнаты Бритты и Анны, а дома наши стоят совсем рядом. Он начал дергать веревку, камень застучал у них в комнате, и они проснулись.

Разбудить Улле было проще простого. Вскарабкаться на липу, которая растет между Сёргорденом и Меллангорденом. Мальчики всегда забираются на нее, когда хотят навестить друг друга.

Сама не понимаю, как нам удалось выйти из дому. Когда мы спускались по лестнице, она так скрипела, что мама с папой могли проснуться. Но они не проснулись.

Я бы в жизни не осмелилась пойти ночью в лес одна. Потому что ночью лес совсем не такой, как днем. По дороге к мельнице я крепко держала за руки Анну и Бритту. И подумать только, когда мы подошли к мельнице так близко, что был слышен шум водопада, мне страшно захотелось бежать домой!

Но Лассе у нас упрямый.

– Сейчас мы должны прокрасться по одному и поглядеть на водяного, – велел он.

– По одному? – сказала я. – Ну уж нет, Лассе! Лучше уж я вовсе не увижу его, но одна не пойду.

– Какая же ты дуреха! Не можем же мы отправиться глазеть на него как на экскурсию, целым классом. Я, во всяком случае, пойду смотреть на него один.

Буссе и Улле решили идти вместе. А мы, девочки, тоже сказали, что пойдем втроем. Ах, до чего же сильно колотилось мое сердце!

– Я прокрадусь первым, – сказал Лассе. – Если водяного там нет, я крикну и позову вас. Считайте до ста. Если я и тогда не крикну, можете идти туда, значит, водяной там.

И он пошел один. Ах, какой же он все-таки смелый! Мы лежали во мху и считали. Я почти что хотела, чтобы Лассе позвал нас. Чем дальше я считала, тем сильней билось мое сердце. Но крика мы всё не слышали.

– Значит, водяной там, – сказал Буссе.

И он вместе с Улле пополз в одну сторону, а Бритта, Анна и я тихонько пошли в другую.

– Я, кажется, сейчас умру, – сказала Анна.

И вот мы увидели мельницу. И тот самый камень! И он там сидел! Водяной! Совсем голый! И играл. Правда, до нас доносились слабые звуки, ведь водопад сильно шумел. Хорошенько разглядеть его мы не могли в темноте. Но мы видели, что он там сидел.

– Ой, я вижу его, – прошептала Анна.

– Послушай, он играет, – тихонько сказала Бритта.

– Это вроде бы не скрипка, – шепнула я. – Ой, а что это он играет?

– Он… он играет «Сбор у водокачки», – сказала Бритта.

– Ну и ну! – удивилась я.

И в самом деле, он играл «Сбор у водокачки». Веселый был этот водяной. И был это, конечно, Лассе. Он сидел на камне и играл на губной гармошке. Совсем голый.

– Зато вы все-таки увидели водяного, – сказал нам потом Лассе.

Буссе сказал, что он отлупил бы Лассе, будь тот чуть-чуть постарше.

У Улле появляется сестренка

Иногда Буссе и Лассе мне до того надоедают, что я думаю: «Лучше бы у меня вовсе не было никаких братьев». Когда я играю в куклы, они меня дразнят. И с боксом своим они мне надоедают. Кулаки у них ужасно твердые. А как вытирать посуду, так они вечно кричат, что очередь моя. Один раз Лассе сказал маме, что заводить в доме девчонок ни к чему. Что куда лучше было бы, кроме него и Буссе, завести еще девять мальчиков. Тогда была бы целая футбольная команда. А мама ответила:

– А я очень рада, что у меня есть моя милая девочка. Девять мальчиков? Да ни за что на свете! Хватит с меня двух шалопаев!

А иногда я радуюсь, что у меня есть братья. Ну, когда у нас война и мы деремся подушками, когда они приходят ко мне и рассказывают истории с привидениями, когда наступает Рождество и еще иногда.

Как-то раз Буссе заступился за меня. Один мальчишка из нашей школы стукнул меня за то, что я его нечаянно толкнула и он уронил свои книжки. Тут Буссе поддал ему и сказал:

– Только попробуй еще раз дотронуться до нее!

– А чего она толкается? – ответил Бенгт. Это его так зовут, ну, этого мальчишку.

– А она виновата, что ли? – ответил Буссе. – Она тебя не видела. На затылке у нее глаз нет, придурок!

Тут-то уж я была рада, что у меня есть братья! Когда Буссе и Лассе покупают конфеты, то угощают меня. Так что иметь братьев вовсе не плохо. Хотя, ясное дело, сестер иметь лучше.

– Главное, чтобы были братья или сестры, – говорил Улле, пока у него не появилась маленькая сестренка.

Ему было так обидно, что он единственный ребенок в семье.

– У других в семье много детей, а у нас почему-то я один, – повторял он сердито.

Но вот у него появилась наконец-то сестренка. Ах, как он радовался! В тот день, когда она родилась, он примчался как угорелый и сказал, что мы должны немедленно посмотреть на нее. И мы пошли с ним.

– Вот она, – заявил он с таким видом, будто показывает нам какое-то чудо. – Верно, она хорошенькая?

Но она была ни капельки не хорошенькая. Какая-то красная и сморщенная, очень даже страшненькая. Хотя ручки у нее были довольно миленькие.

Лассе ужасно удивился, увидев сестренку Улле. Он вытаращил глаза и открыл рот, но ничего не сказал.

– Да, она очень хорошенькая, – согласилась Бритта, и мы вышли из комнаты.

А после Лассе сказал Буссе:

– Бедный Улле! Ну и сестренка у него! Правда, нашу Лису тоже красавицей не назовешь, но она все-таки выглядит как все люди. Подумать только, когда эта малявка пойдет в школу, Улле будет за нее стыдно. Ведь страшнее ее у нас в школе нет ни одной девчонки.

Потом мы целую неделю не были в Сёргордене. А Улле каждый день твердил, какая красивая у него сестренка. А у Лассе при этом каждый раз был очень странный вид. Но вот всех нас пригласили в Сёргорден на крестины сестренки Улле.

– Бедняжка! – сказал Лассе по дороге в Сёргорден. – Ей бы, пожалуй, лучше было бы умереть маленькой.

Зал в Сёргордене был нарядно убран. Повсюду стояли цветы. Ведь сестра Улле родилась весной, когда цвели ландыши и первоцвет. На камине стояла ваза с зелеными веточками, кофейный стол был накрыт. Улле нарядился по-праздничному.