Текст книги "Английская новелла"
Автор книги: Артур Конан Дойл
Соавторы: Оскар Уайльд,Джон Голсуорси,Гилберт Кийт Честертон,Олдос Хаксли,Редьярд Джозеф Киплинг,Клапка Джером Джером,Грэм Грин,Дорис Лессинг,Джеймс Олдридж,Эдвард Морган Форстер
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)
Несколько дней спустя Вирджиния со своим кудрявым кавалером отправилась верхом в Броклийские луга и, пробираясь сквозь живую изгородь, так сильно порвала амазонку, что ей пришлось вернуться домой. Не желая, чтобы кто-нибудь ее видел, она поднялась по черной лестнице и, пробегая мимо гобеленной, дверь в которую оказалась открытой, заметила, что в ней кто-то есть. Подумав, что это одна из горничных ее матери, приходившая сюда иной раз с работой, она решила попросить ее починить платье и вошла в комнату. Каково же было изумление Вирджинии, когда глазам ее представился сам кентервильский призрак! Он сидел пригорюнившись у окна, наблюдая, как разлетается по ветру золото осеннего убора деревьев и красные листья в неистовой пляске кружатся по длинным аллеям парка. Призрак склонил голову на руки, и вся его поза выражала крайнее уныние. Он казался такой несчастной старой развалиной, что маленькая Вирджиния, первым побуждением которой было убежать и запереться в своей комнате, прониклась к нему состраданием и решила его утешить. Шаги ее были настолько легки, а его задумчивость так глубока, что он не заметил ее приближения, пока она с ним не заговорила.
– Мне очень жаль вас, – сказала она, – но завтра мои братья возвращаются в Итон, и тогда, если вы будете вести себя как следует, вас никто не станет беспокоить.
– Смешно требовать, чтобы я вел себя как следует, – ответил призрак, с удивлением глядя на хорошенькую девочку, осмелившуюся обратиться к нему. – Просто смешно. Если вы имеете в виду громыхание цепями, стоны в замочные скважины и ночные прогулки, так ведь это входит в мои обязанности. В этом единственный смысл моего существования.
– Никакого смысла в этом нет. Вы прекрасно знаете, что были очень дурным человеком. Миссис Амни рассказала нам, когда мы сюда приехали, что вы убили свою жену.
– Ну что ж, я этого и не отрицаю, – сварливо возразил призрак. – Но это дело чисто семейное и никого не касается.
– Все равно, убивать людей очень нехорошо, – заявила Вирджиния, на которую временами находила милая пуританская суровость, унаследованная от какого-то предка из Новой Англии.
– О, мне ненавистна эта абстрактная этика и дешевое морализирование! Моя жена была очень некрасивой женщиной, она не могла распорядиться, чтобы мне как следует накрахмалили брыжи, и ничего не понимала в кухне. Как-то раз я подстрелил оленя в Хоглейском лесу, прекрасного однолетка, и посмотрели бы вы, в каком виде его подали на стол! Впрочем, теперь уже все равно, это дело прошлое, но, хоть я и убил жену, братцы ее тоже не слишком-то красиво поступили, уморив меня голодом!
– Вас уморили голодом? О, мистер Призрак, то есть, простите, сэр Саймон, вы голодны? У меня в сумке сандвич. Хотите?
– Нет, благодарю вас. Теперь я больше не нуждаюсь в еде, но тем не менее я вам очень признателен, и вообще вы гораздо приятнее ваших грубых, вульгарных и бессовестных родичей.
– Замолчите! – вскричала Вирджиния, топнув ногой. – Сами вы грубый, отвратительный и вульгарный, а что касается совести, то не вы ли таскали краски из моей коробки, чтобы подновлять это дурацкое кровавое пятно в библиотеке? Сначала вы украли все красные, даже киноварь, и я не могла больше рисовать закаты, потом забрали изумрудную зелень и желтый хром, и в конце концов у меня ничего не осталось, кроме индиго да китайских белил, и мне пришлось рисовать только лунные пейзажи, а они такие трудные, и на них так грустно смотреть! Но я ни разу не пожаловалась, хотя мне было ужасно досадно, да и вообще все это просто смешно, ну скажите: разве бывает зеленая кровь?
– Да, это верно, – кротко согласился с ней призрак. – Но что мне оставалось делать? Где теперь достанешь настоящую кровь? А поскольку историю с пятновыводителем затеял ваш братец, я считал себя вправе воспользоваться вашими красками. Что же касается цвета, то это дело вкуса: у Кентервилей, например, кровь голубая – самая голубая в Англии; но я знаю, вам, американцам, такие вещи безразличны.
– Ничего вы не знаете, и самое лучшее для вас – эмигрировать и поучиться уму-разуму. Мой отец будет очень рад предоставить вам бесплатный проезд, и, хотя на всевозможные духи – и на духов, верно, тоже – введены высокие пошлины, к вам в таможне вряд ли придерутся: там все чиновники демократы. А в Нью-Йорке вы, конечно, будете иметь огромный успех. Я знаю множество людей, готовых заплатить сто тысяч долларов за дедушку, а за фамильное привидение они заплатят еще больше.
– Не думаю, чтобы мне понравилась Америка.
– Еще бы! Ведь у нас нет ни развалин, ни достопримечательностей, – заметила Вирджиния язвительно.
– Ни развалин, ни достопримечательностей! – воскликнул призрак. – А ваш флот? А ваши манеры?
– Всего хорошего! Пойду попрошу папу продлить близнецам каникулы еще на неделю.
– Нет, не уходите, мисс Вирджиния, – взмолился призрак. – Прошу вас! Я так одинок и так несчастен, просто не знаю, что мне делать. Мне так хотелось бы заснуть, но я не могу.
– Ну это глупости. Стоит только лечь в постель и задуть свечу. Вот удержаться от сна бывает очень трудно, особенно в церкви, но уж заснуть-то совсем легко. Даже грудные дети и те умеют спать, а они ведь не слишком умные.
– Я не сплю триста лет, – печально сказал призрак, и прелестные голубые глаза Вирджинии расширились от удивления. – Целых триста лет. Я очень устал.
Вирджиния сделалась серьезной, и ее нежные губы задрожали, как лепестки розы. Она подошла к призраку и, опустившись перед ним на колени, заглянула в его старое, изборожденное морщинами лицо.
– Бедный, бедный Призрак! – прошептала она. – Неужели вам негде спать?
– Далеко-далеко, за сосновыми лесами, – заговорил он тихо и мечтательно, – есть маленький сад. Там растет густая высокая трава, и в ней, как большие белые звезды, цветет дурман, и по ночам там поет соловей. Он поет всю ночь напролет, а сверху смотрит холодная, чистая луна, и огромные тисы простирают над спящими свои гигантские ветви.
Слезы заволокли глаза Вирджинии, и она закрыла лицо руками.
– Вы говорите про Сад Смерти? – прошептала она.
– Да, про Сад Смерти. Смерть, должно быть, прекрасна. Как хорошо, наверно, лежать в мягкой темной земле, чувствовать, как над головой у тебя колышется трава, и прислушиваться к тишине. Не знать ни вчера, ни завтра. Забыть о времени, простить жизни ее зло и обрести полный покой. Вы можете помочь мне. Вы можете открыть мне врата в Обитель Смерти, потому что Любовь неразлучна с вами, а Любовь сильнее, чем Смерть.
Вирджиния вздрогнула, холод пробежал у нее по спине, и на несколько минут в комнате воцарилось молчание. Ей казалось, что она видит страшный сон.
Но вот призрак снова заговорил, и голос его походил на тихие вздохи ветра.
– Вы когда-нибудь читали старинное пророчество, начертанное на окне библиотеки?
– Читала, и не раз! – воскликнула девочка, подняв глаза. – Я помню его наизусть. Оно написано черными буквами, такими странными, что их даже трудно разобрать. Там всего шесть строчек:
Только я не понимаю, что это значит.
– Это значит, – печально ответил призрак, – что вам придется оплакивать за меня мои грехи, ведь у меня нет слез, и молиться за спасение моей души, ибо сам я ни во что не верю, и тогда, если вы все время были ласковой, доброй и сострадательной, Ангел Смерти сжалится надо мной. В темноте вы увидите огромных страшных чудовищ, злые голоса будут шептать вам на ухо, но они не сделают вам ничего дурного, потому что духи ада бессильны перед чистотой ребенка.
Вирджиния молчала, и, взглянув на ее склоненную золотую головку, призрак в отчаянии заломил руки. Вдруг она поднялась, лицо ее было бледно, а в глазах блестела решимость.
– Я не боюсь, – твердо сказала она. – Я попрошу Ангела Смерти сжалиться над вами.
Тихо вскрикнув от радости, призрак вскочил с кресла и со старомодной грацией склонился над ее рукой. Пальцы его были холодны как лед, а губы обжигали, словно огонь, но Вирджиния, не дрогнув, пошла за ним по комнате, погруженной в полумрак. На поблекших зеленых гобеленах были вытканы маленькие охотники. Они затрубили в свои украшенные кисточками рожки и замахали ей крохотными ручками.
– Вернись, маленькая Вирджиния, – просили они. – Вернись! Вернись!
Но призрак еще крепче сжал ее руку, и она зажмурилась, чтобы не видеть их. Высеченные на камине уродливые зверьки с хвостами, как у ящериц, и с выпученными глазами подмигивали ей вслед.
– Берегись, маленькая Вирджиния, – шептали они. – Берегись! Может быть, мы никогда больше не увидимся!
Но призрак скользил все быстрее и быстрее, и она не стала их слушать. Дойдя до конца комнаты, призрак остановился и забормотал какие-то непонятные для нее слова. Вирджиния открыла глаза и увидела, что стена понемногу исчезает, словно туман, а за ней открывается черная мрачная пещера. В лицо им ударил холодный злой ветер, и Вирджиния почувствовала, что кто-то тянет ее за платье.
– Скорей, скорей! – закричал призрак. – Скорей, не то будет поздно!
И в ту же минуту обшивка стены сомкнулась за ними, и гобеленная опустела.
6Минут через десять раздался гонг к чаю, и, так как Вирджиния не спустилась в столовую, миссис Отис послала за ней лакея. Вскоре он вернулся и сообщил, что мисс Вирджинии нигде нет. Зная, что по вечерам девочка всегда выходит в сад, чтобы нарезать цветов для обеденного стола, миссис Отис поначалу не встревожилась. Однако, когда часы пробили шесть, а Вирджинии все не было, она не на шутку забеспокоилась и послала мальчиков поискать ее в саду. Сама же она вместе с мистером Отисом обошла все комнаты в доме. В половине седьмого мальчики вернулись и объявили, что никаких следов Вирджинии найти не удалось. Теперь уже все были в сильной тревоге и не знали, что делать. Вдруг мистер Отис вспомнил, что несколько дней назад разрешил цыганскому табору расположиться в парке. Не теряя времени, он отправился в Блекфелскую долину, где остановились цыгане, захватив с собой старшего сына и двух работников с фермы. Юный герцог Чеширский, совсем обезумевший от беспокойства, настоятельно просил, чтобы взяли и его, но мистер Отис, боясь, что дело не обойдется без драки, не согласился. Однако, когда они прибыли на место, оказалось, что цыган уже нет, и отъезд их, видимо, носил весьма поспешный характер, так как в костре еще тлели угли, а на траве валялось несколько мисок. Мистер Отис поручил Вашингтону и работникам обследовать окрестности, вернулся домой и разослал телеграммы всем полицейским инспекторам графства с просьбой найти девочку, похищенную бродягами или цыганами. Затем он приказал подать лошадь и, настояв на том, чтобы жена и трое мальчиков садились обедать, поскакал в сопровождении грума в Аскот. Не успел он проехать и двух миль, как услышал, что кто-то галопом скачет за ними, и, оглянувшись, увидел герцога Чеширского, который нагонял их на своем пони. Мальчик раскраснелся от быстрой езды и впопыхах забыл надеть шляпу.
– Простите меня ради бога, мистер Отис, – задыхаясь, проговорил герцог. – Но пока Вирджиния не нашлась, я не могу обедать! Пожалуйста, не сердитесь на меня, ведь, если бы вы разрешили нам обручиться в прошлом году, такого несчастья не случилось бы. Вы не отправите меня назад, правда? Я не вернусь, ни за что не вернусь!
Посол не мог сдержать улыбки, глядя на пылкого юного упрямца, но преданность герцога Вирджинии тронула его, и, наклонившись в седле, он ласково потрепал мальчика по плечу.
– Ну что ж, Сесил, если вы не хотите возвращаться, придется взять вас с собой, надо только купить вам в Аскоте шляпу.
– О, шляпа – ерунда, лишь бы найти Вирджинию! – воскликнул со смехом маленький герцог, и они галопом пустились на станцию. Там мистер Отис описал начальнику наружность Вирджинии и спросил, не выходила ли к поезду девочка, соответствующая ее приметам, но тот ничего не знал. Правда, он сейчас же сообщил по всей линии о случившемся и заверил мистера Отиса, что за всеми участками будет установлено строжайшее наблюдение. Посол не стал задерживаться, и, купив шляпу для герцога в ближайшей лавке, владелец которой уже закрывал ставни, они поехали в Бексли – небольшую деревню в четырех милях от Аскота. Мистер Отис слышал, что там на большом пустыре любили останавливаться цыгане. В Бексли они подняли на ноги сельского полисмена, но и он не смог им помочь. Осмотрев пустырь, они повернули лошадей и к одиннадцати часам, смертельно усталые, в полном отчаянии добрались до замка. Вашингтон и близнецы с фонарями поджидали их у въезда в парк, так как в аллее было совсем темно. О Вирджинии не было ни слуху ни духу. Цыган задержали в Броклийских лугах, но девочки с ними не оказалось. Свой внезапный отъезд они объяснили тем, что спутали день открытия Чертонской ярмарки и поторопились сняться с места, чтобы не опоздать на нее. Весть об исчезновении Вирджинии очень огорчила цыган, потому что они были благодарны мистеру Отису, разрешившему им разбить табор в его парке. Четверо из них решили даже остаться и принять участие в розысках. Обследовали пруд, обшарили тщательно весь замок, но все безрезультатно. Отчаявшись найти Вирджинию в эту ночь, мистер Отис и мальчики, совершенно убитые, пошли домой, а за ними грум вел на поводу двух лошадей и пони. В холле их ждали перепуганные слуги. В библиотеке на диване, почти потеряв рассудок от горя и тревоги, лежала несчастная миссис Отис. Старая экономка смачивала ей виски одеколоном. Мистер Отис уговорил жену поесть и распорядился подать ужин. Грустная это была трапеза. За столом почти никто не разговаривал, и даже близнецы, охваченные страхом, присмирели – они очень любили сестру. После ужина мистер Отис, несмотря на горячие мольбы герцога Чеширского, велел всем идти спать, заявив, что сейчас все равно ничего предпринять нельзя, а утром он даст телеграмму в Скотленд-Ярд и срочно вызовет сыщика. Едва они вышли из столовой, часы на башне начали бить полночь, и, когда раздался последний удар, они вдруг услышали пронзительный крик, замок содрогнулся от страшного раската грома, в воздухе зазвучала неземная музыка, на верхней площадке лестницы с грохотом раздвинулась обшивка, и из стены, бледная и с изменившимся выражением лица, выступила Вирджиния, держа в руках небольшую шкатулку. Все бросились к ней. Миссис Отис крепко сжала ее в объятиях, герцог чуть не задушил поцелуями, а близнецы носились вокруг в пляске диких.
– Господи, дитя мое, где ты была? – довольно сердито спросил мистер Отис, полагая, что она подшутила над ними. – Сесил и я объездили все графство, разыскивая тебя, а твоя мать чуть не умерла от горя. Не смей больше так шутить над нами.
– Только над призраком! Только над призраком! – завопили близнецы, прыгая вокруг них.
– Милая моя, слава богу, ты нашлась! Никогда не покидай меня больше! – шептала миссис Отис, целуя дрожащую девочку и разглаживая ее спутанные золотистые волосы.
– Папа, – тихо сказала Вирджиния, – я была у призрака. Он умер, и вы должны пойти взглянуть на него. Это был очень дурной человек, но он раскаялся во всем, что совершил, и перед смертью подарил мне вот эту шкатулку с драгоценностями.
Все семейство воззрилось на нее в немом изумлении, но Вирджиния была совершенно серьезна. Она спокойно повернулась и повела их через отверстие в стене по уходившему вниз узкому потайному коридору, освещаемому только свечой, которую замыкавший шествие Вашингтон успел захватить со стола. Наконец они подошли к массивной дубовой двери, сплошь забитой ржавыми гвоздями. Едва Вирджиния дотронулась до нее, как тяжелые петли заскрипели, дверь подалась назад, и они оказались в тесной каморке с низким сводчатым потолком и с узким оконцем, заделанным решеткой. В стену было вмуровано огромное железное кольцо, а к нему прикован гигантский скелет, который во весь рост распростерся на каменном полу. Казалось, он тянется длинными костлявыми пальцами к старинному кувшину и блюду, поставленным так, чтобы он не смог их достать. По-видимому, в кувшине когда-то была вода, потому что внутри он весь позеленел; на блюде же не было ничего, кроме горсти пыли. Опустившись подле скелета на колени, Вирджиния сложила руки и молча начала молиться, а все остальные с удивлением глядели на следы страшной трагедии, открывшейся им так внезапно.
– Смотрите! – воскликнул вдруг один из близнецов, выглянув в окно, чтобы узнать, в каком крыле замка они находятся. – Смотрите! Старое миндальное дерево зацвело, цветы ясно видны при луне!
– Бог простил его, – торжественно произнесла Вирджиния, поднявшись с колен, и лицо ее словно озарилось светом.
– Вы настоящий ангел! – вскричал юный герцог, обнял девочку за шею и поцеловал ее.
7Спустя четыре дня после этих удивительных событий около одиннадцати часов вечера из ворот Кентервильского замка выехала похоронная процессия. Катафалк везли восемь черных лошадей, на головах у которых покачивались пышные султаны из страусовых перьев, а на свинцовый гроб был накинут роскошный пурпурный покров, украшенный золотым гербом Кентервилей. По бокам катафалка и следовавших за ним экипажей шли слуги с горящими факелами, и весь кортеж производил необыкновенно величественное впечатление.
Процессию возглавлял лорд Кентервиль, специально прибывший из Уэльса, чтобы присутствовать на похоронах. Он ехал в первом экипаже с маленькой Вирджинией. За ними следовали посол с женой и Вашингтон с тремя мальчиками, а последний экипаж занимала миссис Амни. Все решили, что она имеет право проводить привидение в последний путь, раз оно более пятидесяти лет держало ее в страхе. В углу кладбища под старым тисом была вырыта глубокая могила, и преподобный Огастас Дампьер проникновенным голосом прочел заупокойную молитву. Когда церемония окончилась, слуги, следуя обычаю Кентервилей, потушили факелы, и, прежде чем гроб начали опускать в могилу, Вирджиния вышла вперед и возложила на крышку большой крест, сплетенный из белых цветов миндаля. В этот момент луна выплыла из-за туч, маленькое кладбище озарилось спокойным серебристым светом, а в соседней роще запел соловей. Вирджиния вспомнила, как призрак рассказывал про Сад Смерти, и глаза ее наполнились слезами. По дороге домой она почти не разговаривала.
На следующее утро, перед отъездом лорда Кентервиля в город, мистер Отис обсудил с ним вопрос о драгоценностях, которые призрак подарил Вирджинии. Украшения были великолепны, в особенности рубиновое ожерелье в старинной венецианской оправе – настоящий шедевр ювелирного искусства шестнадцатого века. Однако стоили они так дорого, что мистер Отис сомневался, вправе ли он разрешить дочери принять этот подарок.
– Милорд, – сказал он. – Я знаю, что у вас в стране принцип неотчуждаемости недвижимого имущества, принадлежащего роду, распространяется не только на землю, но и на драгоценности, и для меня совершенно ясно, что эти украшения являются или должны быть предметами, передаваемыми в вашей семье по наследству. Поэтому прошу вас увезти их в Лондон и считать их просто частью вашего имущества, возвращенного при несколько странных обстоятельствах. Что касается моей дочери, то она еще ребенок, и мне приятно видеть, как мало ее интересуют подобные атрибуты праздной роскоши. Кроме того, по мнению миссис Отис, эти камни представляют большую ценность, и за них можно выручить изрядную сумму. А моя супруга, должен вам сказать, неплохо разбирается в искусстве – до замужества она провела несколько зимних сезонов в Бостоне. Вы, верно, согласитесь со мной, лорд Кентервиль, что, исходя из этого, я не могу позволить кому-нибудь из моей семьи принимать такие подарки. К тому же эти пустые побрякушки, может быть, вполне подходят и даже необходимы почтенным британским аристократам, но совершенно неуместны для нас, воспитанных в строгих и, я убежден, в бессмертных принципах республиканской простоты. Пожалуй, следует вам сказать, что Вирджиния очень хотела бы оставить себе шкатулку на память о вашем несчастном, заблудшем предке. Поскольку шкатулка старая и никуда не годится, вы, может быть, не откажетесь выполнить ее просьбу. Я же, признаюсь, очень удивлен таким пристрастием моей дочери к средневековью в каких бы то ни было его проявлениях и могу объяснить это только тем, что Вирджиния родилась в одном из пригородов Лондона, где миссис Отис пришлось задержаться после поездки в Афины.
Лорд Кентервиль с большой серьезностью выслушал почтенного американского посла, время от времени подкручивая усы, чтобы скрыть невольную улыбку. Когда мистер Отис кончил, он сердечно пожал ему руку и сказал:
– Дорогой сэр, ваша очаровательная дочь оказала очень важную услугу моему несчастному предку сэру Саймону, и поэтому я и все члены моей семьи чувствуем себя глубоко обязанными ей за поразительное мужество и смелость. Драгоценности, бесспорно, принадлежат ей, а кроме того, черт возьми, я уверен, что, если бы у меня хватило жестокости забрать их у нее, и двух недель бы не прошло, как старое чучело покинуло бы свою могилу и принялось отравлять мне существование. Что же касается права наследования, то ни одна вещь не входит в наследство, если она не упомянута в завещании или в других юридических документах, а об этих драгоценностях не говорится нигде. Уверяю вас, что я имею на них не больше прав, чем ваш дворецкий, и смею надеяться, что, когда Вирджиния вырастет, ей будет очень приятно носить такие прелестные украшения. А потом, не забудьте, мистер Отис, что вы приобрели привидение в придачу к обстановке и, следовательно, все, принадлежащее ему, перешло в ваши руки. Ведь сколько бы сэр Саймон ни бродил ночью по коридорам, с точки зрения закона он мертв, а все его имущество – ваша собственность.
Отказ лорда Кентервиля весьма расстроил мистера Отиса, и он просил его еще раз подумать над этим вопросом, но добродушный пэр твердо стоял на своем, и в конце концов послу пришлось разрешить дочери принять подарок призрака. Когда весной 1890 года молодую герцогиню Чеширскую после свадьбы представляли королеве, драгоценности вызвали всеобщее восхищение. Как видите, Вирджиния вышла замуж за своего юного поклонника, едва он достиг совершеннолетия, и получила титул – награду всех примерных американских девушек. Оба они были так очаровательны и так влюблены друг в друга, что все радовались их браку, кроме старой маркизы Дамблтонской, которая надеялась женить герцога на одной из своих семи незамужних дочерей и даже устроила в его честь не менее трех весьма разорительных обедов. Вторым недовольным был, как ни странно, сам мистер Отис. Он очень любил молодого герцога, но был принципиальным противником титулов и, выражаясь его собственными словами, опасался, «как бы пагубное влияние привыкших к роскоши аристократов не заставило нас забыть истинные принципы республиканской простоты». Однако он преодолел свои сомнения, и я могу с полной уверенностью заявить, что, когда он под руку с дочерью входил в церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер, никто с севера на юг и с запада на восток Англии не выглядел более горделиво.
Когда кончился медовый месяц, герцог и герцогиня Чеширские вернулись в Кентервильский замок и на другой же день отправились к уединенному кладбищу у сосновой рощи. В свое время было много споров относительно надписи на могиле сэра Саймона, но в конце концов решили высечь на каменной плите только инициалы старого джентльмена и стихи, начертанные на окне в библиотеке. Герцогиня принесла на кладбище великолепные розы и положила их на могилу. Постояв некоторое время в молчании, они медленно прошли к полуразрушенному алтарю старого монастыря. Здесь герцогиня присела на упавшую колонну, а молодой супруг прилег у ее ног и закурил, глядя в прекрасные глаза своей жены. Вдруг он отбросил сигарету в сторону, взял жену за руку и сказал:
– Вирджиния, у жены не должно быть секретов от мужа.
– Милый Сесил, я ничего от тебя не скрываю!
– Нет, скрываешь, – улыбаясь, ответил он. – Ты так и не рассказала мне, что произошло, когда ты пошла за призраком.
– Я никому не говорила об этом, Сесил, – серьезно возразила Вирджиния.
– Знаю, но мне-то ты могла бы сказать.
– Пожалуйста, не проси меня, Сесил, я не могу. Бедный сэр Саймон! Я многим ему обязана. Да, да, не смейся, Сесил, я говорю правду. Он открыл мне, что такое Жизнь, что означает Смерть и почему Любовь сильнее их обеих.
Герцог приподнялся и нежно поцеловал жену.
– Пусть это останется твоей тайной, лишь бы сердце твое принадлежало мне, – прошептал он.
– Оно всегда будет твоим, Сесил.
– А нашим детям ты когда-нибудь расскажешь?
Вирджиния покраснела.
