Текст книги "Спокойное течение жизни (СИ)"

Автор книги: Артур Прядильщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

   – Ну, тогда закидывай вещи в свои... апартаменты, – Иван Иванович показал широкой улыбкой, что оценил юмор. – Прыгай в машину и поехали!

   Как это принято говорить, "ага, щаз! Разбежался и прыгнул..."

   – А по какому вопросу намечается беседа, Иван Иваныч?

   Глаза "безопасника" чуть сузились: понимает, зараза, что клиент совсем не горит желанием посетить родные стены и готовит почву для отказа.

   – По дороге расскажу. У нас не так много времени, Олег. Поехали уж!

   М-да, ситуация... С одной стороны, приказывать он мне не имеет права. Юридически. Дела Семьи – это дела Семьи. А я теперь для Сварогов – никто, посторонний. Причем – во всех отношениях. А они, соответственно – для меня.

   А вот исходя из местных реалий и того, что в другом мире назвали бы "понятиями" – Свароги тут "в авторитете". И к их пожеланиям такой никчемный червяк, как я – изгнанник, без способностей, без денег и без нужных связей – должен чутко прислушиваться, ловя каждое слово.

   Слушаю свою хваленую интуицию... Молчит, родимая. Видимо, Ламский не обманывает и со мной, действительно, хотят поговорить. Значит, что?

   Пусть и урон для гордости, но – придется ехать.

   +++

   В машине молчали. Ламский даже не пытался «навести мосты», что является чуть ли ни обязательным действием перед допросом... если только допрос не будет проводиться с помощью давления и подручных средств. Но на этот счет интуиция успокаивающе помалкивала.

   Включились фонари, когда мы подъехали к длинному и высокому забору поместья. Водитель бибикнул и ворота поползли в стороны.

   Поместье Ламских включало в себя крупный искусственный водоем, образованный запрудой речки-переплюйки Хрипани. Место живописное. Судя по моим воспоминаниям и частым поездкам сюда – рыбалка (а рыбалку папаша уважает) здесь отменная...

   Правда, мы с сестрой сюда не на рыбалку приезжали. Здесь была одна из самых неприятных полос препятствий, которую довелось проходить Олегу, когда он был Сварогом. Половина ПП приходилась на искусственно заболоченный участок... С комарами, пиявками, вонью и прочими болотными прелестями.

   – Навевает воспоминания? – Впервые с момента разговора у гостиницы подал голос Ламский, когда мы шли от стоянки к особняку и проходили мимо деревянной арки с надписью "Детский городок" – входа на полигон и полосу препятствий... человек с юмором делал, однозначно.

   – Да не особо.

   Действительно, не особо. Это для Олега Радовича полоса препятствий "Детский городок" была чем-то выдающимся и неприятным, а для Сая Нагава и Олега Дорина – сущая ерунда по сравнению с любой из миссий "Гантца".

   К тому же сейчас моя голова была занята предстоящим "разговором", а не детскими воспоминаниями. И – самое главное – причинами этого разговора. С чего вдруг бывшим родственникам захотелось поговорить с изгнанником, вышвырнутым несколько лет назад из Семьи?

   – Ну-ну... – неопределенно хмыкнул Ламский.

   Привели меня в какой-то кабинет, усадили за стол (на место посетителя, разумеется) и ушли, велев подождать...

   Вот сижу – жду... Уже час жду. Потом девушка в коротенькой юбочке принесла мне горячий сладкий чай с печеньем, который я быстро уничтожил, а потом – снова ждал...

   – Не высыпаемся, господин Радович? – Выдернул меня из дремы голос Ламского.

   – Очень уж обстановка умиротворяющая, Иван Иванович!

   Удивительно, но, кажется, я выспался! И, по ощущениям, проспал часа два! Это на неудобном-то стуле!

   – Говорят, что у людей с чистой совестью – хороший здоровый сон. – Ламский уселся в кресло за столом.

   – Или полное отсутствие этой совести. Во всяком случае, я знаю как минимум одного человека, который хорошо и крепко спит, будучи бессовестной мразью.

   – Кажется, я догадываюсь, кого ты имеешься ввиду, Олег... – Покивал головой Ламский. – Наш разговор будет записываться... не возражаешь?

   – С моей-то чистой совестью? Ни капли!

   – Кхм... Олег. Как ты понимаешь, мне нужен однозначный ответ на этот вопрос.

   – Нет, Иван Иванович, я не возражаю против ведения записи нашей сегодняшней беседы.

   – Замечательно! Итак. Среда, восьмое сентября 7511 года, двадцать два часа сорок минут. ("Вот это я "придавил"!") Беседу ведет Ламский Иван Иванович. Олег Ильич, представься, пожалуйста.

   – Олег Ильич Радович, ранее – Сварог. – Ламский прищурился и усмехнулся, но промолчал. – Восемнадцать лет. Родился шестого мая 7493 года в Москве.

   – Хорошо. Честно говоря, я удивился, когда узнал, что ты вернулся в Москву, Олег. Как тебя сюда занесло? Ты же в Киржаче учился?

   – А уж как я удивился, когда меня сюда чуть ли не насильно перевели! Руководство Политеха почему-то решило, что такой умный и талантливый мальчик должен получать образование в центральном филиале Университета, а не в глухой провинции...

   – Бывают же совпадения! – Очень натурально восхитился Ламский.

   – А что с чем совпало, Иван Иваныч?

   Но Ламский, разумеется, не позволил себя поймать:

   – Олег, я ж тебя учил... когда-то... тут я задаю вопросы, а ты отвечаешь... И – никак иначе!

   Вообще, то, что говорит Ламский – совершеннейшая ересь – теория допросов никак не соотносится с данной ситуацией. Он вообще не имеет права меня допрашивать, представляя частную лавочку. Но зачем же ссориться?

   – А-а-а... Да, припоминаю, Иван Иванович. Чему-то такому меня, действительно, учили. Прям, как знали, как знали...

   – Ну, не будем отвлекаться. Пятого сентября 7511 года... Олег, попытайся вспомнить, что ты делал в этот день.

   – Ну... Иван Иванович. Ну, вы спросили...

   – Это воскресенье, если ты запамятовал...

   – Готовился к отъезду в Москву, потом ехал в Москву, потом приехал в Москву... Хотя, нет – приехал я уже ночью в понедельник.

   – Подробно, Олег. Подробно. Вот, проснулся ты... во сколько ты, кстати, проснулся, и где?

   – В своей постели в общежитии... К сожалению, один... – Тяжко вздохнул я, заглядывая в вырез блузки секретарши (или помощницы... или кто она здесь?), снова принесшей чай и сладости. Та стрельнула проказливыми глазками. – Совсем один... – Совсем жалобно протянул я, подмигнув ей.

   Подробно, по часам, даже по минутам, я вспоминал воскресенье и описывал весь день. Разумеется, эпизод с дракой в электричке плавно обошел – ехал и ехал, в окно смотрел... к тому же формально эта драка случилась за полночь... То есть уже в понедельник. А рассказать-то меня просили про воскресенье. Ламский уточнял, записывал фамилии тех, кто может что-то подтвердить.

   – Ага... а потом?

   Рассказываю, как ехал на метро, как заселялся в заранее забронированный номер гостиницы...

   Такое впечатление, что у них кого-то убили или что-то ценное украли. И случилось у них эта неприятность примерно с двух до трех часов дня в прошедшее воскресенье, если судить по особому интересу Ламского именно к этому промежутку времени...

   – А почему тебя в Москву перевели?

   Вздыхаю, но тоже рассказываю... несколько раз.

   Допрос длился где-то часа три-четыре. Ламский совсем замордовал меня уточнениями, многократным повторением одних и тех же эпизодов... Нормальный такой добротный допрос одного из свидетелей.

   А "короткая юбочка" Марина – секретарша Ламского – все это время таскала мне чай, пирожные, конфеты и печенье, постреливая доброжелательным взглядом... Сладости – это хорошо: при стесненных средствах в них постоянно ощущается потребность... А организм-то молодой и мозг, что характерно, развивающийся (будем надеяться) – сахар нужен, много-много сахара!

   – Что ж, Олег. Спасибо за то, что нашел время с нами встретиться и поговорить! Не смею тебя больше задерживать! Конец записи. – Он показательно щелкнул мышкой настольного компьютера. – Можешь идти. На ворота я сейчас позвоню. Дорогу до станции помнишь?

   Я поднялся и вежливо улыбнулся:

   – Благодарю за чай, Иван Иванович. Я как раз успею к утренней электричке!

   – Всего хорошего, Олег Ильич!

   – И вам не хворать, Иван Иванович!

   +++

   Итак, мало того, что обратно к гостинице меня отвозить не стали, так еще и на мой намек на то, что последняя электричка давно ушла – не обратили никакого внимания!

   А ведь когда-то на лимузине меня в эти ворота ввозили и охрана честь отдавала... А теперь – будто щенка под забор выкидывают. Топай. Ножками – ножками.

   Обиделся? Не-е-ет. Удивился. Сильно удивился.

   Дело в том, что в эмоциях Ламский не испытывал ко мне негативных эмоций. Более того, была симпатия и приязнь! Но его действия в конце допроса... точнее, бездействие... Будто он, выкидывая меня за ворота в два ночи, выполнял некий приказ или часть плана. Ну и небольшим чувством вины в меня от него плеснуло...

   Посмотреть на мою реакцию? Напасть по дороге? Нет, вряд ли – на платформе камеры и жандармерия, а в Москве я так и так окажусь только утром, в огромной толпе, спешащей на работу... Так что, наверно, именно посмотреть на реакцию... Но как-то сложно все накручено, сложно...

   Опять-таки, зачем им потребовались мои показания? Что у них такого стряслось в прошедшее воскресенье после полудня?

   А еще я огорчился в ожидании грядущих неприятностей – если они не удовлетворятся моим рассказом (а они вряд ли им удовлетворятся), то будут собирать доказательную базу... включая записи с камер наблюдения электрички. И вот тогда Олегу Радовичу будет очень и очень грустно – придется ему, Олегу, объяснять, некоторые непонятные моменты с бесконтактной транспортировкой тела по воздуху... Черт, как же не вовремя этот Ковыль там оказался! Да и я хорош – мог бы спокойно "на пресс" принять тот детский удар!

   Охранники на воротах, не будучи посвящены в хитросплетения внутрисемейных отношений, сильно удивились и даже не хотели меня сначала выпускать:

   – Ты куда на ночь глядя, отрок?

   – На станцию. – Самое интересное, что не вру ни капли!

   – Ты на часы смотрел, парень? Какая электричка в два часа ночи!

   Пожилой охранник кивнул на часы над входом. Два – ноль четыре.

   – А у меня персональная электричка в два десять.

   – Два десять? Так ты опоздал уже! Не успеешь за пять минут до станции добежать...

   – Это специальная электричка – у нее стоянка двадцать минут. Как раз успею.

   – Лёх, звякни-ка в караулку... кажется, один из отроков не выдержал "Городка" и намылился в самоволку.

   Было понятно, что звонить дежурному по поместью второму охраннику совершенно не хочется:

   – Так Ламский же звонил уже!

   – А этим детишкам голос подделать – что тебе два пальца в розетку сунуть.

   – Да вроде не завозили детишек в последнее время... – Удивился напарник, тем не менее прижимая к уху телефонную трубку и надавливая кнопку.

   Спокойно жду, пока идут переговоры по телефону. В конце концов, вопрос решен – охранники, пожав плечами, отворили калитку в воротах и выпустили меня из гостеприимного поместья. На лицах – одинаковое выражение "Чего-то мы не понимаем".

   – Ну, вот! – Громко огорчаюсь. – Теперь только на "два-сорок" успеваю!

   Ну, зато кулинарией всякой и чаем на неделю заправился... Со сладким у бывших приютских очень нежные и трепетные взаимоотношения. А чай Мариночка заваривала очень вкусный.

   Кстати, о чае!

   Свернул к забору и расстегнул ширинку... Охранники, наверняка, смотрят сейчас на мониторы, из чистого любопытства отслеживая дальнейшее перемещение странного парня, которого руководство приказало выпустить в два часа ночи из поместья.

   Ох, хорошо-о-о...!

   Интересно, отреагируют? Вызовут наряд, как по уставу положено (и появится этот наряд минут через пять... чтобы попытаться догнать одного-единственного парня, помочившегося на забор), или сделают вид, что не заметили?

   +++

   – Хорошо-о-о. – Простонал Ламский, открыл глаза и посмотрел на монитор. – М-да... Обиделся парень. Хорошо, что мы его ужином кормить не стали...

   – А я бы тоже обиделась! – Девушка бросила на монитор любопытный оценивающий взгляд и фыркнула. – Ну, не так, конечно, но точно обиделась бы!

   – Иначе было нельзя, Маришка... Чуть сильнее сожми... Да, вот так... М-м-м...

   – А почему?

   – Почемучка ты, Марь... Да-да, вот так... О-о-о...

   – А все-таки?

   – Почемучка и въедливая! Так надо, Марь... Ох... Ох... О... О, да-а-а! Да! Ух...

   – Странно как-то...

   – Спасибо тебе, родная – теперь почти не болит. Молодец! Мамка научила так с папкиной шеей обращаться?

   – Но это же неправильно! – Не позволила Марина сменить тему разговора.

   – Дочь! Опять ты... Вот смотри, сейчас папка тебя сильно удивит! Хочешь?

   – Конечно!

   – Дай-ка телефон...

   +++

   – Старший унтер-офицер Дерюгин! Ваши документики, гражданин! – Старое, как мир, и до слез знакомое. – Та-а-ак... Радович, Олег Ильич... Почему на скамеечке спим, Олег Ильич? Да еще и на станции Кратово? Когда вот тут у тебя я вижу квитанцию о бронировании номера... Где ты там номер забронировал, Олег Ильич?

   Старший унтер-офицер Дерюгин грозно шевелил усами и нависал. Не то, чтобы старший унтер-офицер Дерюгин был очень большим, но – каким-то он был квадратным, коренастым крепышом, неудобным. Я бросил взгляд на часы над платформой... Два-сорок. До первой утренней электрички еще два часа! И ведь только-только засыпать стал на неудобных креслах, предназначенных для сидения, а вовсе не для лежания.

   – Гостиница "Московские зори", господин старший унтер-офицер. Улица генерала Емельянова, дом... э-э-э... дом не помню, господин старший унтер-офицер... Но не больше десяти!

   Вообще-то, дом одиннадцать, но надо добавить в образ повесы и раздолбая толику достоверности.

   – Ну и почему ты спишь не в гостинице "Московские зори", а на станции Кратово? Да еще и на скамеечке?

   – На последнюю электричку опоздал, господин старший унтер-офицер.

   – Хм?

   – У девушки задержался – чаек с плюшками гонял...

   – Хм?

   – Девушка живет в Кратово. – Вздохнул я. – На улице Зеленой... но дом я вам не скажу, господин унтер-офицер, извините. Прошу меня понять!

   – Ай-яй-яй... И сколько же было идти от улицы Зеленой до платформы, господин Радович?

   – Пятнадцать минут. Если по улице. А если через Коровий Овраг, то – семь. А если бежать, то и за пять уложиться можно.

   Если за эти пять лет там все-таки построили забор – я попал!

   – Хм, и короткую дорогу уже к своей... разузнал, хе-хе... И расписание, небось, наизусть помнишь... Что ж ты так не рассчитали-то?

   – Ну... – Смущенно чешу затылок. – Общение очень уж интересное пошло в самом конце...

   Жандарм, повернулся к напарнику – тоже невысокому, но пожиже.

   – Сань. Спроси там, наши кого-нибудь уже прихватили?

   Я занервничал, а напарник поднес к губам рацию. И – спустя минуту переговоров:

   – Никак нет. Обезьянник пустой.

   – Отлично! Следуйте за нами, Олег Ильич!

   – А что я сделал-то? – Только этого мне не хватало! Ну, что за день такой!

   Или – вот для этого меня "выкинули на мороз" из поместья? Чтобы я попал в караулку? Как-то мелко это для Сварогов!

   – Общественный порядок нарушал – спал в неположенном месте! – Веско припечатал унтер-офицер, но тут же расплылся в улыбке. – Не боись! До утра в обезьяннике поспишь, а не под открытым небом, а на первую электричку я тебя разбужу... Девушка-то красивая?

   – А то стал бы я последнюю электричку пропускать!

   Оба жандарма гоготнули одновременно – мощно, утробно... и одобрительно – эмоционально они были настроены добродушно. И, судя по тем же эмоциям, поверили.

   Странно. Не подстава это. Во всяком случае – не похоже. Или – сделана на том самом уровне интриганства, которое недоступно обычному боевику-ликвидатору, которым, по сути, и является любой "гантцтер".

   – Коль, оформи на молодого человека незначительное нарушение общественного порядка... ну – намусорил на платформе, допустим. Добавь, что "выбрана мера пресечения – воспитательная беседа в помещении участка. Беседу провел старший унтер-офицер Дерюгин. Задержанный осознал свою вину и раскаивается"... Эй, задержанный? Ты ж раскаиваешься?

   – У-у-у, как раскаиваюсь, господин унтер-офицер!

   – То-то ж... Давай, распишусь... Задержанный, тоже распишитесь!

   В изоляторе временного задержания мне постелили тулуп и выключили свет, оставив только красный дежурный...

   +++

   – Спасибо, Михал Юрьич! Что? Да нет, ничего он не натворил! А что он сказал? У красивой девушки чай с плюшками гонял? Надо ж – даже не соврал! Хе-хе... Спасибо тебе еще раз, Михал Юрьич! Буду должен!

   Ламский положил трубку и хитро посмотрел на чуть покрасневшую дочь.

   – Да-а-а, папка... – Фыркнула она. – Недаром тебя Хитрым Лисом прозвали!

   – Это кто еще тебе про Лиса разболтал?!

   – Ой...

   – Мамка, небось? Ну, я ей...

   +++

   Девушки в Университете смотрели только на меня!

   Но совсем не так, как должны смотреть прелестницы на такого красивого и замечательного парня, как я! Взгляды были осуждающие, насмешливые, жалостливые и даже брезгливые! Все это подкреплялось соответствующим эмоциональным фоном.

   Объяснялся весь этот негатив просто: я, конечно, выспался (ведь спал в теплом помещении, а не собирал утреннюю росу на платформе), но вид имел помятый – валялся-то в одежде... ну, разве сюртук снял и туфли сбросил.

   Так что на фоне отутюженности и накрахмаленности остальных студентов – смотрелся откровенно вызывающе и провокационно.

   Староста не преминул прополоскать мне мозги, поставить на вид и проехаться по самолюбию... Главное – и сказать-то в свое оправдание нечего! А очередной лектор, осмотрев группу, задумчиво остановил взгляд на мне:

   – Попали с утра под машину, Радович?

   Аудитория хмыкнула весьма сдержанно – шутка была так себе – и застыла в ожидании моей реакции...

   – Ну, не под машину, а под поезд. Не утром, а ночью. И не попал, а опоздал... А так – да – вы совершенно правы, Пал Дмитрич! Совершенно!

   +++

   – Господин Радович? Олег Ильич?

   Два официально одетых господина стояли перед моим столиком... М-да... спецслужбы в любом из миров ни деликатностью, ни чуткостью не страдают... смысл?

   А ведь я только-только приступил к поеданию этого замечательного низкокалорийного, с большим содержанием клетчатки и витаминов, салатика! И главное достоинство этого блюда – оно было сравнительно недорогим! Для ЭТОЙ столовой. К тому же, этот салатик замечательно оттенял килограммы поглощенных мной ночью сладостей.

   Оба господина – в длинных черных сюртуках со стоячими воротничками. Черные брюки, черные тонкие перчатки, черные лакированные туфли... Им бы еще гарнитуры в уши и солнцезащитные очки для завершения образа спецагентов.

   Внимание к себе этих двух – то ли "клериков Тетраграмматона", то ли "агентов Смитов", то ли "Нео и Морфиуса" – я выделил из общего фона еще минуту назад. Я даже успел уничтожить половину салата, понимая, что рискую потерять потраченные на него деньги!

   Краем глаза отмечаю несколько "воздушных стеблей" – ну, до чего ж любопытный народ тут учится! Ощущают ли "стебли" "агенты"? Даже если да, то вряд ли их это хоть как-то беспокоит... особенно, если я угадал их организационную принадлежность.

   – Мы можем поговорить, господин Радович? – Вежливо спросил меня тот, что постарше.

   – Конечно, господа! Мы можем поговорить. Я прошу лишь минуту на уничтожение вот этого салатика... Если б вы знали, сколько он тут стоит, вы бы меня прекрасно поняли!

   От студентов слышится фырканье. Незначительная доля фырканья окрашена презрительными эмоциями, но общий эмоциональный фон, от тех, кто поумней – и таких большинство – одобрительный.

   – Служба Имперской Безопасности! – Один из агентов, молодой и какой-то...резкий, демонстрирует мне "ксиву". – Следователь по особо важным делам Казанцев.

   Бляха с двуглавым – да-да! – орлом, мечами, щитами, девизом и прочими геральдическими прибамбасами и номером "398731" пускает зайчика в глаза и снова исчезает в кармане пиджака.

   Сверкать такими цацками при всех... Идиот ты, Казанцев, а не следователь по особо важным делам!

   Ну, а второй-то что? Я перевел взгляд на второго "мистера Смита", который был постарше. Тот только что справился с лицом и перестал играть желваками – видно, что подрастающая смена успела засесть в его печенках или еще в каком нежном ливере.

   – Мы настаиваем на срочной беседе! – Молодой попытался добавить металл в голос... но получилось это у него паршиво, если честно.

   Старший взмахом руки остановил порыв молодого балбеса:

   – Мы ждем вас через десять минут в деканате, господин Радович. – И, поколебавшись, с сомнением добавил. – Приятного аппетита! Действительно, такой салатик – грех не доесть!

   Агенты покинули столовую, а салатик свой я доедал, тщательно пережевывая и не торопясь – под любопытными взглядами и в полнейшей тишине... по-моему, даже повара греметь поварешками (или чем они там гремят?) стали тише.

   +++

   СИБ. Служба Имперской Безопасности. Местный жупел и пугало. В этом мире – полноценный заменитель КГБ. Как функционально, так и фольклорно. И, судя по тому, что толком об этой службе мало что неизвестно (ни выступлений деятелей этой организации, ни официальных коммюнике, ни воспоминаний ветеранов или перебежчиков) – действует эта организация достаточно эффективно и решительно.

   Уровень расследования, которое ведут эти двое, тоже можно оценивать, как достаточно высокий. Как минимум – преступление, которое они расследуют, имеет непосредственное отношение к государственным интересам.

   Эти двое – достаточно сильные маги – тут без вариантов. Иначе просто быть не может. Молодой и старый. Видимо, молодой – новичок, которого отдали для натаскивания старому бывалому волку. Вот только... или молодой – бестолковый, или бывалый – плохой наставник.

   То, что дело как-то связано с тем, зачем меня возили к Сварогам – про это даже и говорить не стоит, это и так понятно. Плохо, что я по-прежнему не знаю, что случилось. Ну, вот разве что: это "что-то" произошло у Сварогов, это "что-то" имеет отношение к государственным интересам, это "что-то" случилось в воскресенье между двумя и тремя.

   Впрочем, нет – то, что я не знаю, что стряслось – это даже хорошо. Убедительней докажу свою невиновность... и – возможно, может быть, вероятно – от меня отстанут и жизнь вернется в привычную колею.

   А салатик закончился... Я даже старательно подобрал все листочки с тарелки. Ну – все! – больше поводов оттягивать "беседу" с агентами СИБ я придумать не мог. Пришлось подниматься, обозначать легкий благодарный кивок в сторону раздачи и под обстрелом заинтригованных взглядов, подхватив сюртук, направиться в деканат.

   Весть о визите "сибовцев" в университет и о "виновнике" этого визита – если судить по эмоциональному фону – уже гуляла по учебному заведению. В коридорах оказалось неожиданно много студентов, делавших вид, что направляются по своим делам. Но мы-то знаем...

   +++

   Игра в «доброго и злого полицейского» шла настолько бездарно и топорно, что агент Ивлев (тот, что был старшим в паре) не выдержал и посадил молодого Казанцева за протоколирование допроса. Что, правда, не исключало вероятности ведения аудиозаписи.

   "Беседа" проводилась в одной из свободных комнат деканата, которую торопливо очистили озадаченные преподаватели, только-только разложившие свои домашние обеды.

   Второй из агентов, старший, оказался более вменяемым. И, кстати, предъявил свою бляху и представился – Игнат Дмитриевич Ивлев, старший следователь по ОВД, подполковник (!) – только после того, как комната опустела и был установлен Полог (действительно, оба агента были неслабыми магами – Первые Разряды или даже Кандидаты, а может даже и Мастера...).

   – Говоришь, тебя вчера вечером уже допрашивал эс-бэ Сварогов в имении "Ламские холмы"? – Поинтересовался Ивлев, когда Казанцев, пытавшийся давить на меня и лезущий с замечаниями к месту и не к месту, наконец уткнулся в лист протокола.

   – Не допрашивали, господин Ивлев. Допрашивать меня имеете право только вы и следователи жандармерии. При предъявлении соответствующих полномочий. А в поместье "Ламские холмы" мне задавали вопросы, на которые я добровольно отвечал...

   – "Теория и практика допросов", да? Говорят, детишки в Семьях и такой предмет изучают?

   – Нет, Игнат Дмитриевич. Конституция Российской Империи. Глава вторая «О правах и обязанностях российских подданных», пункт тридцать первый. Девятый класс общеобразовательной школы.

   – И о чем же тебе... задавали вопросы?

   – Их интересовало мое алиби в воскресенье. А так же причины перевода в Московский Университет.

   – Алиби? А тебя в чем-то обвиняли?

   – Никаких обвинений, кроме "да на тебя печенья не напасешься, проглот ты эдакий!" предъявлено не было.

   Ивлев чуть заметно усмехнулся, а Казанцев нахмурился... с чувством юмора у него тоже полный... Ну – ожидаемо, ожидаемо.

   – Причины, по которым Свароги тебя допра... э-э-э... испытывали любопытство, тебе раскрыли?

   – Нет... Разрешите вопрос, господин Ивлев!

   – Нет, – Покачал головой Ивлев, предугадав вопрос. – Государственная тайна.

   – Понял.

   – Когда закончился допрос?

   – В два часа ночи.

   – Переночевал в поместье?

   – Нет.

   – "Нет" и все?

   – Нет, не все. Покинул поместье в два часа пять минут (часы на проходной), в два часа шесть минут пометил – простите за подробности – забор поместья... с внешней стороны... и отправился на платформу.

   – То есть сел на электричку и...?

   – Ну, Игна-а-ат Дмитриевич! Последняя подмосковная электричка идет через Кратово в ноль-ноль!

   – Ах, да... забыл. То есть лег там на скамеечке и заснул, да?

   – Там не скамеечки, а эти гадские пластиковые сидушки – лежать на них невозможно! Тем более – спать.

   – Ага... То есть лег на голый бетон и сладко уснул?

   – Не на бетон, а на плитку. Нет. Был задержан нарядом транспортной жандармерии за нарушение общественного порядка и препровожден в участок номер... Вот номер не помню...

   – Ага... Хорошо. И плохо, что не помнишь. Ну, а офицер, проводивший задержание? Имя, Фамилия, Звание. Это-то хоть помнишь?

   – А как же! Старший унтер-офицер Дерюгин был очень... убедителен, когда проводил беседу! Такого, попробуй, не запомни!

   – Дерюгин... Паша, записал?

   – Ага!

   – Хорошо-о-о... А потом?

   – Потом меня растолкали и посадили в электричку.

   – Во сколько?

   – Электричка – вторая – шла в пять десять. На первую – в четыре сорок пять – меня разбудить не успели.

   – Оч-ч-чень интересно, Олег. Очень. Ну, что ж... Подписывай протокол. А, да, правильно – сначала прочти... А теперь возьми ручку и бумагу и письменно опиши свой день в воскресенье. То есть то же самое, что ты рассказывал у Сварогов. Потом подпишешь. Понятно?

   – Так точно, господин Ивлев!

   – Пиши!

   Я постарался подробно, с указанием времени и свидетелей, написать сочинение "Как я провел это воскресенье". Разумеется, промежуток времени между двумя и тремя часами дня постарался описать не более подробно, чем все остальное.

   Внимательно перечитав мой труд, Ивлев пошевелил усами над особо заковыристыми перлами, покивал, сказал несколько раз свое "ага-ага".

   И засунул руку во внутренний карман пиджака.

   – Олег Ильич, вам знаком этот предмет?

   На столешницу лег маленький прозрачный пакетик. В пакетике находился крохотный сплавленный кольцеобразный кусочек металла, сквозь отверстие был продет кожаный шнурок... видимо, для ношения этого "украшения" на шее.

   Дыхание вдруг перехватило, сердце бешено застучало, на лбу выступила испарина – откуда-то прорвались чужие эмоции и я потратил несколько секунд на то, чтобы успокоиться.

   – Да... – Я прокашлялся и повторил. – Да. Мне знаком этот предмет.

   Ивлев преобразился. Вместо сравнительно пожилого чуть флегматичного доброжелательного дядьки за столом теперь сидел опаснейший хищник. Я ощутил, как вокруг дрогнул воздух – и меня чуть прижало к стулу. А ведь это никакой не Кандидат... это Мастер!

   Я с трудом удержался от нанесения удара... Да! Инстинкты требовали бить на опережения и – сразу – на поражение. Только в этом они усматривали путь к спасению!

   – Что. Это. За. Предмет.

   – Похороны матери. – Выдавил я. – Весной восьмого года. Мне передали коробку с прахом. И письмо. В письме... развеять прах по ветру в чистом поле... Я начал... А там выпало это... Это брошь. Видимо, персонал не увидел, когда готовил. К кремации.

   – Оч-ч-чень хорошо...

   – Вы подняли этот предмет и...? – Включился Казанцев.

   – Нет! Не поднимал! Там на земле он и остался. Я тогда был сильно... немного не в себе – не захотел прикасаться к ЭТОМУ. Думал – не имею права! Я же думал, что она от меня тоже, как этот мудак... А оказалось – нет. И он ее тоже выгнал... За это! Мы же почти рядом жили... а я даже не знал. Думал, что она тоже...

   Честно говоря, не ожидал от себя подобного эмоционального взрыва... Олег Дорин и Сай Нагава отошли в сторону и не вмешивались... просто не знали, что в этой ситуации можно сказать... Стояли где-то в стороне, уперев взгляд в пол и не знали, что сказать...

   – Ты убил своего отца за то, как он поступил с матерью? – Мягко спросил Ивлев.

   Во-о-от оно что! Ну, ни... себе! Кто-то пришил этого мудака! Этого огненного монстра?

   Играть удивление, потрясение и... радость мне даже не пришлось:

   – Нет! Не убивал! А его убили? – И – Олег Радович снова не играл – губы расползлись в мстительной злорадной ухмылке... – Уби-и-или...

   – А кто его убил? – Вкрадчиво и – тут же – как удар хлыстом – Кто его убил?!

   – Не знаю, – Все так же глупо улыбаясь. – Но я за этого благодетеля жертву принесу. Любому из богов!

   – Спокойно, Олег Ильич! Спокойно! Паша, дай водички – вон графинчик... Выпейте. Пейте, я сказал! Вот так... вот так...

   Через минуту я успокоился. Снова стал единым. Олег Дорин и Сай Нагава возвратились на место и стали думать вместе.

   – Откуда... это? – Спросил я, кивнув на кусочек металла.

   – Государственная тайна... Господин Радович, вы потом видели этот предмет?

   – Нет.

   – Точное место, где развеяли прах, указать сможете?

   – Северная сторона... Там специальная площадка расчищена... как раз для таких случаев.

   – Кто-нибудь видел, как вы развеиваете пепел?

   – Жрец-Распорядитель... наверно. Он мне вручил письмо и коробку, но видел он или нет – не знаю...

   +++

   Старший следователь по особо важным делам Службы Имперской Безопасности Игнат Ивлев с сожалением смотрел вслед вышедшему из кабинета студенту... Вот куда эти умненькие и хитренькие после окончания институтов деваются? Почему в СИБ идут такие тормоза, как этот Казанцев? И ведь не обучается этот долбо... дятел совершенно – уже столько раз он ему объяснял... Может быть, попытаться еще раз?