Текст книги "Девять миллиардов имен Бога (сборник рассказов 1937-1953)"

Автор книги: Артур Чарльз Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

Путь во тьме

(перевод П. Ехилевской)

Роберт Армстронг прошел уже больше трех с половиной километров, насколько он мог судить, когда его фонарь погас. Он на мгновение застыл, не в силах поверить, что на него могла обрушиться подобная неудача. Затем, обезумев от ярости, отбросил прочь бесполезный инструмент. Он упал где–то и темноте, потревожив покой этого крохотного мирка. Метал лическое эхо отразилось звоном от низких холмов, и вновь наступила тишина.

«Это, – подумал Армстронг, – стало решающей неудачей». Ничего большего с ним не могло уже случиться. Он был даже в состоянии горько посмеяться над своим неве к–нием и решил никогда больше не воображать, что капризная богиня когда–либо благоволила к нему. Кто бы мог поверни», что единственный трактор в Лагере–4 сломается как раз тогда, когда он соберется отправиться в порт Сандерсон. Армстронг припомнил интенсивные ремонтные работы, облегчение, испытанное, когда он вновь смог отправиться в путь, и финальную катастрофу: гусеница трактора сломалась.

Что толку было сожалеть о том, как поздно он вышел: он не мог предвидеть все эти аварии, а до взлета «Канопуса» у него все еще оставалось добрых четыре часа. Он должен был попасть на него любой ценой. Никакой другой корабль не приземлится в этом мире еще целый месяц.

Его ждали не терпящие отлагательства дела, а кроме того провести еще четыре недели на этой отдаленной планете просто немыслимо.

Оставалось сделать только одно. Какая удача, что порт Сандерсон находился чуть–чуть более чем в одиннадцати километрах от лагеря – небольшое расстояние, даже для пещехода. Ему пришлось оставить все свое снаряжение, но его можно переслать на следующем корабле, а он пока обойдется. Дорога была плохой, просто выбитой в скале одной из бортовых стотонных дробилок, но зато не было риска заблудиться.

Даже сейчас он не подвергался реальной опасности, хотя вполне мог опоздать на корабль. Он двигался медленно, потому что не хотел потерять дорогу в этом районе каньонов и загадочных туннелей, которые никто никогда не исследовал. Было, конечно, абсолютно темно. Здесь, на краю Галактики, звезды так малочисленны и рассеяны, что их свет практически не виден. Странное малиновое солнце этого одинокого мира не взойдет еще много часов. И хотя в небе плавали пять маленьких лун, их с трудом можно было увидеть невооруженным глазом. Ни одна из них даже не отбрасывала тени.

Армстронг не привык долго сокрушаться по поводу своих неудач. Он медленно зашагал по дороге, ощупывая ее ногами. Она была, насколько ему известно, абсолютно прямой, за исключением того места, где путь проходил через ущелье вчера. Он пожалел, что не захватил палку или что–нибудь в этом роде, чтобы ощупывать дорогу перед собой. Что ж, придется руководствоваться собственной интуицией.

Сперва Армстронг передвигался крайне медленно, но в конце концов обрел уверенность. Он никогда не предполагал, как трудно идти по прямой. Хотя слабые звезды давали некоторое направление, он вновь и вновь натыкался на девственные скалы у краев дороги, передвигался длинными прыжками, от одной обочины до другой, ощупывал пальцами ног голые скалы и снова возвращался на утрамбованную почву.

Наконец его движения стали почти автоматическими. Он не мог оценить скорость передвижения; оставалось только с трудом пробиваться вперед и надеяться на лучшее. Нужно пройти семь километров – семь километров и столько же часов. Это достаточно легко, если он не потеряет дорогу. Но об этом путник не решался даже подумать.

Отточив технику передвижения, он мог позволить себе роскошь думать. Армстронг не собирался притворяться, что получает удовольствие от происходящего, но ему случалось попадать и в худшие положения. На дороге он был в абсолютной безопасности. Раньше он надеялся, что, когда его глаза привыкнут к темноте и едва различимому свету звезд, и он сможет видеть дорогу, но теперь понял, что все путешествие придется проделать вслепую. Это открытие заставило живо почувствовать удаленность от центра Галактики. В такую ясную ночь, как эта, небеса над почти любой другой планетой сверкали бы звездами. Здесь, на окраине Вселенной, на небе было, возможно, сто слабо светящихся точек, таких же бесполезных, как пять смехотворных лун, на которые никто даже до сих пор не потрудился приземлиться.

Легкое изменение дороги прервало его мысли. Была ли здесь эта кривая или он опять отклонился вправо? Армстронг медленно двигался вдоль невидимой и плохо очерченной границы. Да, это не ошибка: дорога загибалась влево. Он попытался вспомнить, как она выглядела в дневное время, но до этого он побывал здесь только один раз. Означало ли это, что он приближается к ущелью? Армстронг надеялся, что это так, ибо тогда путешествие было бы наполовину завершено.

Он напряженно вглядывался вперед, в темноту, но ломаная линия горизонта ни о чем ему не говорила. Наконец он обнаружил, что дорога опять выпрямилась, и его сердце упало. Вход в ущелье должен быть еще где–то впереди. Идти еще как минимум семь километров.

Семь километров! Каким смехотворным казалось это расстояние. Сколько времени потребовалось бы «Канопусу», чтобы преодолеть семь километров? Он сомневался, что человек может измерить такой короткий интервал времени. А сколько триллионов километров пришлось ему, Роберту Армстронгу, сделать за свою жизнь? Должно быть, к настоящему времени уже можно подсчитать сумму, потому что за последние двадцать лет он редко оставался больше месяца в каком–нибудь одном мире. В этом году он дважды пересек Галактику, что можно рассматривать как значительное путешествие даже во времена фантомных перелетов.

Он споткнулся об одинокий камень, и толчок вернул его к реальности. Бесполезно размышлять здесь о кораблях, способных поглощать световые годы. Он очутился перед лицом Природы, вооруженный только своей силой и опытом.

Странно, что ему понадобилось столько времени, чтобы определить истинную причину беспокойства. Последние четыре недели были очень напряженными, а поспешный отъезд вкупе с тревогой и раздражением из–за поломки трактора вытеснили из головы все остальное. Кроме того, он всегда гордился своей практичностью и недостатком воображения. До нынешнего момента он не вспоминал о первом вечере на базе, когда команда потчевала его обычными байками, состряпанными специально для новичков.

Именно тогда старый клерк базы рассказал историю о своей ночной прогулке из порта Сандерсон до базы и о том, что выслеживало его через ущелье Карвера, постоянно держась вне луча фонаря. Армстронг, которому приходилось слышать подобные истории в бессчетном числе миров, в тот раз не обратил на него внимания. В конце концов, эта планета была известна как необитаемая. Но логике оказалось нелегко взять верх в данном вопросе. Предположим, в фантастической истории старика содержалась какая–то правда…

Мысль была не из приятных, и Армстронг не собирался зацикливаться на ней. Но он знал, что, если выпустит ее из–под контроля, она все равно будет терзать его мозг. Единственной возможностью обуздать воображаемые страхи было смело повернуться к ним лицом – именно это он и собирался сейчас сделать.

Его самым сильным аргументом являлись абсолютная опустошенность и полное запустение мира, в котором он сейчас находился, хотя против одного этого можно было выставить множество контраргументов – взять хотя бы рассказ старого клерка. Человек поселился на этой планете только двадцать лет назад, и немалая ее часть по–прежнему оставалась неисследованной. Никто не мог отрицать, что туннели, ведущие с пустошей, казались весьма странными, но все верили, что они вулканического происхождения. Хотя, конечно, жизнь частенько скрывается именно в таких местах. Он с содроганием вспомнил о гигантском полипе, заманившем в ловушку первых исследователей Варгона III.

Все это было весьма неубедительно. Допустим – просто чтобы проверить свои аргументы – наличие здесь жизни.

Что из этого?

Огромная часть форм жизни, существовавших во Вселенной, была абсолютна индифферентна по отношению к человеку. Некоторые, конечно, типа газообразных существ с Алкорана или блуждающих волновых структур с Шандалуна даже не могли обнаружить его, но прошли бы мимо или сквозь него так, словно его не существовало. Другие были просто любознательны, некоторые необычайно дружелюбны. На самом деле очень немногие из них стремились напасть, если их не провоцировали.

Тем не менее картина, нарисованная клерком из старожилов, казалась довольно мрачной. Вернувшись в теплую, хорошо освещенную курительную комнату, к приятелям и пущенной по кругу выпивке, над этой историей можно было разве что посмеяться. Но здесь, во тьме, за километры от любых человеческих поселений, все воспринималось совершенно иначе.

Он почувствовал почти облегчение, вновь сбившийся с дороги и вынужденный ощупывать окружающее пространство руками. Почва вокруг казалась очень грубой, и дорога не сильно отличалась от вздымавшихся вокруг скал. Через несколько минут, однако, он вновь благополучно отыскал путь.

Было неприятно осознавать, как быстро его мысли вернулись к тому же тревожному предмету. Это явно беспокоило его гораздо больше, чем он хотел себе признаться.

Армстронг черпал утещение в одном факте: совершенно очевидно, что никто на базе не поверил россказням старика. Их вопросы и шутки служили тому доказательством. В тот раз он смеялся также громко, как и любой из них. В конце концов, что служило доказательством? Туманный силуэт, промелькнувший во тьме, который, скорее всего, был не более чем скалой странной формы. И непонятный щелкающий шум, так впечатливший старика, – любому возбужденному человеку мог померещиться зловещий звук в ночи. Если это был враг, то почему создание не подошло ближе? «Потому что оно испугалось моего фонаря», – объяснил старый шутник. Ну, это звучало достаточно правдоподобно: по крайней мере, объясняло, почему никто никогда не видел его при дневном свете. Подобное создание, должно быть, живет под землей и появляется только ночью… К черту! С какой стати он принимает всерьез бредни старого идиота? Армстронг вновь взял себя в руки. «Если я буду продолжать в том же духе, – сердито сказал он себе, – то скоро увижу и услышу целый зверинец монстров».

Имелся, к счастью, один фактор, который с ходу разрушал всю нелепую историю. Действительно, очень просто – он пожалел, что не подумал об этом раньше. Чем должны питаться подобные создания? На всей планете не было и следа растительной жизни. Он засмеялся при мысли о том, что призрак можно так легко развеять, – и в тоже время почувствовал досаду на самого себя за то, что не рассмеялся громко. Если он настолько уверен в своих рассуждениях, почему бы не засвистеть, или не запеть, или не сделать что–либо еще, дабы взбодриться? Он честно задал себе этот вопрос, чтобы проверить собственное мужество. Наполовину пристыженным, Армстронг убедился, что все еще боится, боится потому, что «в этом, в конце концов, что–то может быть». Но, как минимум, его анализ принес хоть какую–то пользу.

Следовало на этом и остановиться, удовольствоваться полуубежденностью в своих аргументах. Но часть его сознания все еще упорно пыталась разрушить кропотливо подобранные резоны. Это получалось слишком хорошо, и когда Армстронг вспомнил растительное существо с Ксантил–Мэджора, потрясение оказалось настолько неприятным, что он замер на месте.

Честно говоря, растительные существа с Ксантила ни в коей мере не внушали ужаса. На самом деле они были потрясающе красивыми. Но сейчас воспоминание о них встревожило именно потому, что эти создания могли неопределенное время обходиться вообще без пищи. Всю энергию, не обходимую для своего весьма странного существования, они извлекали из космического излучения, которое было здесь столь же интенсивным, как и в любом другом месте Вселенной.

Едва он успел подумать об одном примере, как в его мозгу возникли мириады других, и он вспомнил форму жизни Трантор Беты, которая единственная была известна своей способностью напрямую использовать атомную энергию. Та форма жизни тоже обитала в полностью опустошенном мире очень похожем на этот…

Сознание Армстронга буквально разрывалось на две половины, каждая из которых пыталась убедить другую, и ни одна не добилась полного успеха. Он не понимал, насколько ухудшилось его моральное состояние, пока не обнаружил, что сдерживает дыхание, чтобы не заглушать любой звук который мог исходить из окружающей темноты. Взбещенный, он выкинул из головы всю дрянь, скопившуюся там и вновь вернулся к насущной проблеме.

Не было сомнений в том, что дорога медленно поднималась, и линия горизонта казалась теперь расположенной гораздо выше. Дорога начала извиваться, и внезапно он заметил огромные скалы, возвышавшиеся по обе стороны от него. Но вскоре осталась только узкая лента неба, и темнота, если это было вообще возможно, еще больше сгустилась.

Почему–то среди окружавших его скалистых стен он чувствовал себя в большей безопасности: так он оставался незащищенным только с двух сторон. К тому же дорога стала гораздо более ровной, и придерживаться ее стало легче. К счастью, теперь он знал, что проделано больше половины путешествия.

На мгновение его настроение улучшилось, но затем со сводящим с ума постоянством мысли вновь вернулись в прежнее русло. Он припомнил, что приключение старого клерка имело место именно в дальнем конце ущелья Карвера, если вообще имело место.

Примерно через километр он вновь окажется на открытом пространстве, вне защиты этих гостеприимных скал. Сейчас эта мысль казалась вдвойне ужасной, и он уже чувствовал себя совершенно беспомощным – нападения можно было ждать с любой стороны…

До сих пор ему хотя бы частично удавалось сохранять самоконтроль. Армстронг старался не задумываться об одном факте, придававшем своеобразную окраску байке старика, – единственном эпизоде, остановившем шутки в переполненном комнате позади лагеря и заставившем компанию неожиданно притихнуть. Сейчас, когда воля Армстронга начала слабеть, он вновь припомнил слова, от которых на мгновение повеяло холодом даже в теплом и комфортабельном здании

Маленький клерк упорно настаивал на одном пункте. Он не слышал никаких звуков преследования, исходящих от тусклого силуэта, и еще меньше видел из–за недостатка света. Не было скрежета клешней или когтей по скалам, ни даже шума передвигаемых камней. «Это было, – сообщил старик в своей торжественной манере, – как если бы тварь, следовавшая за мной, прекрасно видела в темноте и имела множество ножек или лапок, так что могла плавно двигаться по скалам, словно гигантская гусеница или одна из этих ковровок с Кралкора II».

Но, хотя шума преследования не было, имелся один звук, который старик уловил несколько раз. Он казался настолько необычным, что его абсолютная чужеродность делала его вдвойне зловещим. Это было слабое, но угрожающе постоянное потрескивание.

Старикан смог описать его весьма живо – гораздо более живо, чем Армстронгу сейчас бы хотелось.

«Вы когда–либо слышали, как большое насекомое с хрустом грызет свою жертву? – спросил он – Ну так вот, это звучало очень похоже. Я думаю, что краб издает примерно такой же звук, клацая своими клешнями. Это был – как это называется? – хитиновый звук».

На этом месте, как вспомнил Армстронг, он громко расхохотался. (Странно, как все это возвращается к нему сейчас.) Но никто больше не рассмеялся, хотя они охотно делали это раньше. Ощущая изменившуюся интонацию, он моментально пришел в себя и попросил старика продолжить рассказ. Как он жалел теперь, что не обуздал свое любопытство!

История быстро подошла к концу. На следующий день партия скептически настроенных техников отправилась в безлюдные земли возле ущелья Карвера. Они не были настолько скептиками, чтобы оставить ружья, но им не пришлось пустить их в дело, поскольку ребята не обнаружит следов существования какой–либо живности. Встретились только неизменные ямы и туннели, уходящие вниз и слабо поблескивавшие, когда в них проникал и затем исчезал в бесконечности свет фонарей. Но планета не желала открывать людям свои тайны.

Хотя группа не обнаружила никаких следов жизни, она сделала весьма неприятное открытие. За пределами пустынных и неисследованных земель возле ущелья они вышли к большему, чем остальные, туннелю. Возле пасти этого туннеля располагалась массивная скала, наполовину погруженная в землю. И бока этой скалы были обтесаны так, словно ее использовали как гигантский точильный камень.

Не менее чем пятеро из присутствующих видели эту потревоженную скалу. Никто из них не мог убедительно доказать, что это была природная формация, но они по–прежнему отказывались верить в правдивость истории старика. Армстронг спросил, не желают ли они подвергнуть ее проверке. Ответом послужило неловкое молчание. Затем Большой Эндрю Харгрейвз произнес:

– Черт, кто бы стал шляться ночью через ущелье просто ради шутки!

На этом все закончилось.

И действительно, не было других упоминаний о том, чтобы кто–либо прогулялся от порта Сандерсон до лагеря, будь то ночью или днем. В светлые часы ни одно незащищенное человеческое существо не могло остаться в живых, открытое лучам чудовищного пылающего солнца, которое, казалось, занимало полнеба. И никто не пошел бы одиннадцать километров, одетый в антирадиационную броню, если можно было воспользоваться трактором.

Армстронг чувствовал, что он выходит из ущелья. Скалы по обе стороны дороги опускались вниз, и дорога больше не была твердой и ровной. Он снова оказался на открытом пространстве, а где–то недалеко во тьме лежала та чудовищная глыба, которую мог использовать монстр, для того чтобы точить клыки или когти. Эта мысль отнюдь не успокаивала, но путник не мог выкинуть ее из головы.

Крайне обеспокоенный, Армстронг прилагал гигантские усилия, чтобы собраться с мыслями. Он вновь пытался рассуждать рационально, думать о делах, о работе, которую он делал в лагере, – о чем угодно, кроме этого жуткого места. На некоторое время ему это прекрасно удавалось. Но тут же, с маниакальным постоянством, мысли возвращались к прежнему предмету. Он не мог выкинуть из головы зрелище этой необъяснимой скалы и мысль об ее ужасающих возможностях. Вновь и вновь он ловил себя на том, что не может не гадать, как далеко она находится, миновал ли он ее и была ли она справа или слева…

Дорога вновь стала достаточно плоской и прямой как стрела. Это служило некоторым утещением: порт Сандерсон не мог находиться дальше чем в четырех километрах. Армстронг не имел представления, сколько времени он провел в пути.

К сожалению, циферблат его часов не светился, и он мог только догадываться о том, который сейчас час. Если ему хоть чуть–чуть повезет, «Канопус» не взлетит как минимум еще два часа. Но Армстронг уже ни в чем не мог быть уверен, и теперь его охватил новый страх – ужас от того, что он увидит огромное скопление огней, плавно поднимавшихся в небо далеко впереди, и узнает, что все страдания, которые он пережил в своем воображении, были напрасны.

Теперь он уже шел не такими большими зигзагами и мог почувствовать края дороги, не спотыкаясь о них. Возможно, мысленно успокаивал он себя, он двигался почти с такой же скоростью, как и при свете. Если все шло хорошо, он находился в тридцати минутах ходьбы от порта Сандерсон – удивительно маленький отрезок времени. Как он посмеется над своими страхами, оказавшись в заранее зарезервированной каюте «Канопуса» и почувствовав специфическую дрожь, когда фантомная тяга бросит огромный корабль прочь из этой системы, назад, к клубящимся звездным облакам возле центра Галактики, – назад, к самой Земле, которую он не видел столько лет. «Однажды, – сказал он себе, – я действительно должен вновь посетить Землю». Армстронг уже не раз за свою жизнь давал это обещание, но всегда находилась одна и та же причина – недостаток времени. Действительно странно, что такая крохотная планета играла столь огромную роль в развитии Вселенной, ей удавалось даже доминировать над мирами, гораздо более мудрыми и интеллектуальными, чем она сама!

Мысли Армстронга вновь потекли в безопасном направлении, и он почувствовал себя спокойнее. Сознание близости порта Сандерсон в значительной степени прибавляло уверенности, и он с легкостью переключался на обдумывание уже привычных и не слишком важных проблем. Ущелье Карвера находилось далеко позади, а вместе с ним то, о чем он больше не собирался вспоминать. Когда–нибудь, если он только вновь вернется в этот мир, он посетит ущелье днем и посмеется над своими страхами. А сейчас, через каких–нибудь двадцать минут, они присоединятся к его детским кошмарам.

Когда он увидел огни порта Сандерсон, поднимавшиеся из–за горизонта, это стало почти потрясением, правда одним из самых приятных из испытанных им когда–либо. Кривизна этого маленького мира была обманчивой: казалось неправильным, что планета с силой тяжести почти такой же, как у Земли, имела так близко расположенный горизонт. Однажды кто–нибудь откроет, что именно в центре этого мира давало такую плотность. Возможно, этому способствовало множество туннелей… Ну вот, опять неудачный поворот мыслей, но близость к цели теперь уменьшала его ужас. На самом деле возможность того, что он действительно находился в опасности, придает его приключению некую пикантность. Теперь, когда до видневшихся впереди огней порта Сандерсон оставалось десять минут ходу, с ним уже ничего не могло случиться.

Несколькими минутами позже, когда он подошел к неожиданному изгибу дороги, его чувства резко изменились. Он забыл о расселине, означавшей лишний крюк в километр. «Хорошо, ну и что из этого? – подумал он упрямо. – Лишний километр теперь не имеет значения – максимум лишние десять минут».

Он ощутил огромное разочарование, когда огни города неожиданно исчезли. Армстронг забыл о холмах, обрамлявших порогу. Возможно, это была всего лишь низкая гряда, почти незаметная днем. Но, спрятав огни порта, она отняла его главный талисман и вновь отдала его на милость его страхов.

Весьма неразумно, о чем неустанно твердил ему внутренний голос, он принялся размышлять о том, как ужасно будет, если что–либо случится сейчас, так близко к цели путешествия. Армстронг отбивался от самых худших из своих страхов, отчаянно надеясь, что вот–вот вновь появятся огни города. Но минуты уходили, и путник понимал, что гряда, должно быть, длиннее, чем он предполагал. Армстронг пытался успокаивать себя мыслями о том, что город станет гораздо ближе, когда он увидит их вновь, но что–то внутри, казалось, препятствовало ему в этом. Внезапно он обнаружил, что делает нечто, до чего не унижался, даже проходя через ущелье Карвера.

Он остановился, медленно повернулся и, задержав дыхание прислушивался, пока его легкие не начали разрываться. Молчание казалось особенно жутким, учитывая, насколько близко он должен был быть от порта. Сзади тоже не доносилось ни звука. Конечно, и не могло доноситься, сказал он себе сердито. И тем не менее почувствовал огромное облегчение. Мысль о странном слабом, но упорном треске преследовала его на протяжении последнего часа.

Звук долетевший до него наконец, показался таким дружелюбным и знакомым, что от облегчения он почти в голос расхохотался. Пробившись сквозь неподвижный воздух от источника, находящегося не более чем в километре отсюда, донесся звук трактора с посадочного поля – возможно, одной из машин, занятых на погрузке «Канопуса». Через пару секунд, подумал Армстронг, он обогнет эту гряду и порт окажется всего в нескольких сотнях метров перед ним. путешествие почти закончено. Еще немного, и эта ужасная равнина станет не более чем рассеявшимся ночным кошмаром. Это показалось ужасно несправедливым: ему требовалось сейчас столь малое время, такая маленькая частица человеческой жизни. Но небеса всегда были неблагосклонны к человеку и теперь они наслаждались своей маленькой шуткой. Ошибки быть не могло: в темноте перед ним послышался треск чудовищных клешней…