Текст книги "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Хоть и не Степаныч, но иногда бываешь похож на него. Ворчишь, как старик, – хмыкнул Женя. – Ну ладно. Давай к делу.

После того как наш с Женей разговор состоялся, я просто не мог не пойти ему навстречу. Корзун объяснил мне в чем тут дело. Правда, рассказал он явно не все.

Женя, будто бы постеснялся выдать мне часть правды, а я его, не торопил, не нажимал. Рассудил, что так или иначе, узнаю сам. А если и не узнаю, значит, на то у Жени есть очень весомый повод.

Все же у меня тоже были секреты, которыми я не мог делиться с друзьями. Если рассказать всем, что я переселился в молодого себя из пожилого тела, меня как минимум не поймут. Как максимум посчитают, что мне нужна помощь психиатра. А я должен оставаться для мужиков достойным лидером, за которым они стремились бы идти. Пока что получалось.

Вечером того же дня, как мы и договаривались с Женей, я приехал к его маме, чтобы забрать пистолет. Естественно, она не была в курсе Жениных дел, и я шел к ней под другим предлогом.

Я нажал дверной звонок и стал ждать под дверью. Переложил скрученные покороче костыли под левую подмышку. Так вести их в общественном транспорте было проще.

Степаныч по Жениной просьбе одолжил их у одного своего знакомого, который долго восстанавливался после ранения, а теперь ненужные больше костыли, валялись у него на балконе. Ну вот мы и нашли этому далеко не новому барахлу применение.

– Кто там? – Послышался за дверью голос Марии Федоровны.

– Витя Летов. Я принес для Жени костыли. Пусть у вас побудут, пока Женю не выпишут. А то мне щас их хранить негде.

Снова защелкали замки. Опять дверь открылась, натянув цепочку. Выглянула мама Жени, осмотрела меня каким-то озадаченным взглядом. Захлопнув дверь, она отомкнула ее до конца, открыла.

– Привет, Витя, – сказала она грустно.

– Здравствуйте. Вот, принес вам, – я прошел в квартиру. – Куда поставить?

– Давай в кладовую, за дверью, – ответила женщина. Потом пошла на кухню, села за стол.

Я видел, как она перебирает разложенные на обеденном столике желтоватые квитки. Кажется, беспокоится о квартплате. Еще бы. Женя упоминал об их проблемах с деньгами.

Тем не менее я прошел дальше, открыл захламленный всякой всячиной чулан. Света в нем не было, и я прислонил костыли к стене, в промежутке между какими-то старыми лыжами и замотанной тряпками, измятой ударами боксёрской грушей Жени.

– Может, чаю? – Подкралась сзади Мария Федоровна.

– Нет, спасибо. Женя попросил взять кое-что из его комнаты. Можно я пройду?

– Ах… Ну да, конечно, проходи, – сказала женщина.

В комнате Жени, даже несмотря на ее небольшую квадратуру, было как-то пустовато. Когда я был тут в прошлый раз, в ней развернулся хаос, какой бывает у молодых мужчин, живущих обычной холостяцкой жизнью: одежда на спинке стула и полу, скомканная постель, пыль тут и там на полках, валявшиеся в «творческом беспорядке» вещи на прикроватной тумбочке. Только на письменном столике, где Женя хранил телевизор, видик и кассеты с фильмами, царил у него идеальный порядок. Свои кассеты Женя даже складывал по алфавиту.

Правда, теперь, тут убрались. Перед глазами у меня встала картина, как грустная мама Жени Корзуна, беспокоясь о сыне, перебирает вещи в его комнате. В следующий момент я забеспокоился о пистолете. А не нашла ли она Женину пушку? Хотя, если так, думаю, крику было бы выше крыши. Первые претензии Мария Федоровна точно предъявила бы именно мне.

Оглянувшись на выход, я прислушался. Женина мама гремела посудой на кухне. Я полез под кровать, стал нащупывать жестяную коробку. По словам Жени, он хранил ТТ в старинной жестянке из-под печенья еще советских времен.

Руками я ее не нашел. Подняв красное покрывало с бахромой, которым мама Корзуна застелила кровать, я заглянул под нее. Пусто. Ничего не было. Тогда я стал торопливо оглядывать всю комнату. Коробки нигде видно не было.

Я задумался. Потом вышел из комнаты.

– Ну что ты там, Витя, нашел что надо? – Спросила из кухни Мария Федоровна.

– Нет.

– Может, я что-то подскажу?

– Вы не видели коробку? Под кроватью у него лежала, – решился я

– Жестяная такая? От печенья?

– Да. Из-под печенья.

– Да-да! Видела! Красивая она, старая. Еще дед Женин привозил в ней мне гостинцы из Москвы. Я даже не знала, что она сохранилась. А, оказывается, ее Женя себе заграбастал, представляешь? Напихал внутрь чего-то тяжелого. Я все открыть хотела, посмотреть, да не смогла. Крышка прям прикипела. Мож ты откроешь?

– Может, и открою, – сказал я.

– Ну щас!

Мария Федоровна протерла последнюю тарелку, сунула ее в старенький пинал, что стоял у печки. Потом вышла ко мне, в прихожку.

– Пойдем. Я ее в стенку поставила.

Она повела меня во вторую комнату, которая служила залом. Тут, под висевшим на стене пыльным красным ковром, стоял раскладной диван. На гвоздике, что удерживал тот самый ковер, висел кавказский бычий рог, из которого сделали традиционный стакан.

Красная налачиная стенка, полная хрусталя и старой посуды, занимала всю левую стену до самой подставки с пузатеньким телевизором Рубин.

Коробку я приметил сразу. Она стояла боком, на средней стеклянной полке стенки, скрытая прозрачными дверцами. Соседствующая с хрустальными фигурками лебедей и старой жестяной новогодней гдровской елочкой со свечами, она занимала свое почетное место в центре композиции. Потемневшая от времени коробка несла на лицевой стороне какую-то выдавленную гравюру, красовалась плохо различимыми от времени буквами.

– Во-о-от, – взяв ее с полки, протянула Мария Федоровна. – Тяжеленькая. Что туда Женя напихал?

Не ответив, я пожал плечами. Вместе мы сели на диван, и я сделал вид, что пытаюсь ее открыть. Ее крышка и правда шла туго. Скорее всего, тут постарался Женя.

– Не, не могу, – сказал я, вращая коробку.

Я заметил на передней части небольшие следы припоя. Зная свою любопытную маму, Женя позаботился о том, чтобы она случайно не открыла ее и не увидела лишнего.

– Ну ладно. Я возьму жестянку, пускай Женя сам открывает.

– Ну… Хорошо, – озабоченно сказала Мария Федоровна. – Чего ж он мог туда напихать, а? Чего это она ему так нужна?

– Как у вас дела? Как с деньгами? – Спросил я, быстро переводя разговор.

– С деньгами? Да так, не очень. Есть немного, но надо на рынок. В холодильнике шаром покати. Да и за квартиру заплатить. А Женя, сам знаешь, что работать щас не сможет.

– Знаю. – Сказал я и полез во внутренний карман кожанки.

Достав стопку долларов, отсчитал сотку. Протянул женщине.

– Вот. Возьмите.

– Что⁈ – Расширились ее удивленные глаза. – Это мне⁈

– Вам. Только Жене ни слова. Вы же знаете, он гордый.

– Знаю. Спасибо, – сказала растроганная Мария Федоровна.

Глаза ее заблестели от счастья. Купюры тряслись в тонких, покрытых пухлыми венами руках с длинными пальцами.

– Ладно, – прихватив коробку, я встал. – Я пойду.

– С богом, – проговорила Мария Федоровна.

Встреча с покупателями пистолета была назначена на три часа дня и должна была пройти на Каспаровских. Туда, по Ефремова, я доехал на автобусе. Выйдя на остановке, дальше пошел пешком. Уже через пять минут я оказался в одном из старых районов.

Я шел, окруженный низкорослыми хатками на кубанский, хуторской манер. Дворами, где бабушки в это время управляли свою худобу.

Пройти нужно было вглубь района, туда, где начинался пустырь, протянувшийся до самой трассы Дон. В этом месте меня уже должны были ждать.

Так и получилось. Топая по сухой от недавних ветров грунтовке, я видел невдалеке от последней хаты стоящую у обочины, рядом с зарослями сухого бурьяна машину. Белая девятка распахнула двери. Из салона вышли двое мужчин: крепкие и суровые, они стали у машины, вперив свои тяжелые взгляды в меня.

– Здорова, мужики, – сказал я, подходя к ним.

– И тебе не хворать, – буркнул один – лысый, с грубым длинноносым лицом. Он оказался тем самым, которого я видел тогда, у риелторской фирмы Гестия.

Бандит носил спортивный костюм-паленку: штаны «абибас» с лампасами и пеструю куртку-плащовку. Другой, полный солидного вида, короткостриженый смотрел на меня маленькими серыми глазами. Этот был в джинсах и высоких берцах. На плечи, на полосатую кофту, он надел кожанку без воротника. Его лицо с обвисшими щеками, напомнило мне бульдожью морду.

– Принес? – Спросил лысый и я понял, что он меня не узнал. Хотя такие опасения тут же поселились у меня в душе.

Я расстегнул свою кожанку. Достал из внутреннего кармана пахнущий оружейным маслом ТТ.

– А где деньги? – Спросил я.

– Да не боись, служивый, – заулыбался бульдожья морда. – Не кинем. Деньги принёс.

С этими словами он похлопал себя по нагрудному карману на молнии.

– Товар надо проверить, – сухо сказал лысый.

– Ну что ж, – я пожал плечами. – Давайте проверять.

Отойдя шагов триста от хат, мы вышли на пустырь, у которого стояло единственное сухонькое деревце дикого абрикоса.

Я передал ствол толстому. Тот растопырил ноги, стал, взяв пистолет одной рукой. Вытянул ее в сторону деревца. Хлопнуло. ТТ дернулся у него в руке. Пуля расколола шершавую кору, расщепила ствол.

– Ну ништяк, – улыбнулся толстый.

– Все устраивает? – Спросил я.

– Нормально. Сойдет, – сказал он уже не таким веселым тоном.

– Вот, – я сунул в карман руку, извлек лишнюю пулю. – По договору оружие с полным магазином.

Толстый снова заулыбался, принял патрон. Отщелкнув наполненный латунью зарядов магазин, он осмотрел его. Вставил полученную пуль. Вернул магазин на место.

– Деньги? – Спросил я.

– Ну да, ща.

Толстый сделал вид, что полез в карман на груди, но в следующее мгновение вскинул ТТ. Хлопнуло второй раз. Я почувствовал сильный удар в грудь. Воздух в одно мгновенье вышел из легких. А потом земля ударила меня в спину.

– Идиот, мля, – услышал я голос Лысого, а потом бандит рассмеялся.

– Суки… – прохрипел я, слабо шевелясь среди сухой травы.

– Не твое это, фраер, стволами барыжить, – хмыкнул толстый.

– Ага. Не можешь срать, не мучай жопу, – добавил, все еще смеясь лысый.

Потом я замер. Закрыл глаза.

– Мож в голову еще разок? – Послышалось сверху.

– Да не. И так сдохнет. Я в сердце целился. Че на него лишнюю пулю тратить? Пригодится.

Потом раздались шелестящие шаги. Они все удалялись и удалялись. Наконец, затихли, когда братки достигли дороги.

Грудь сильно ныла. Я поморщился от боли, но не спешил вставать. Только открыл глаза. Землистый запах влажной у корней травы щекотал нос.

Лежать так мне пришлось недолго. Спустя пару минут вдали я услышал крики.

– Лежать! Мордой в землю, суки!

– Кому сказали, лежать!

Я медленно встал. Покривился от боли.

– Сука. Ребро, ведать, треснуло, – пробурчал я.

Расстегнув пробитую куртку, я вытряхнул из-под свитера почти что не тронутую пулю. Задрал свитер, рассмотрел неприятный округлый кровоподтек на груди, над самым сердцем.

– Падлы. Все же решили стрелять.

Потом я посмотрел вдаль. Там, у девятки, тех двоих уже брали маски шоу. Омоновцы крутили бандюганов. Вели их куда-то вдоль хат, на соседнюю улицу. Ко мне торопливо шли двое в штатском.

– Гля на него! Живой! – Крикнул один и перешел на бег трусцой.

Следом за ним побежал и второй. Приблизившись, первый – невысокий остроносый мужчина со светлыми, очень редкими волосами и глубокими залысинами у висков, замер. Другой, повыше, но полноватый, с пузиком остановился за его спиной.

– А где Корзун? – Удивившись, спросил лысоватый, явно прибывая в замешательстве.

Потом, будто опомнившись, снова побежал ко мне.

– В тебя стреляли, куда попали? – Опустился он рядом со мной.

– Во, – показал я ему место, куда угодила пуля.

– Ты смотри, – удивился мужик. – Не пробила. Как так вышло?

– Я уменьшил навес пороха в патронах, – покривился я. – Подстраховался. У бандосов точно бы возник соблазн хлопнуть меня на месте не заплатив.

Эту идею подал мне Степаныч, у которого дома как раз сохранился станочек для снаряжения патронов. Вместе мы разрядили магазин ТТ, верхний патрон оставили полным, чтобы у братков не возникло сомнений. Следующая тройка, а вместе с тем и тот, что я носил в кармане, сделали маломощными, убрав лишний заряд.

– Скорая нужна? – Опустился рядом с первым мужиком и второй.

– Не, – покачал я головой.

Они было хотели помочь мне подняться, но я отмахнулся, встал сам.

– Ты знаешь Корзуна? – Спросил мужик с залысинами.

– Друг мой это.

– А где он сам?

– Я за него. Лежит в больнице с простреленной ногой.

– Вот как. Ну хитро придумал, – заулыбался лысоватый, – смекалка что надо работает.

Я помнил этого человека с залысинами по описаниям Жени. Это был оперуполномоченный нашего городского отделения милиции по фамилии Шелкопрядов. Оперативно-разыскной отдел. Второго, что был попухлее, я не знал.

Женя предупредил меня, в чем была суть дела. Он знаком с Шелкопрядовым, с того самого момента, как с его племянником случилась беда. Шелкопрядов был в курсе этого дела – вел оперативную работу среди неформальных молодежных банд, набирающих популярность у подростков в последнее время. Речь шла в основном о националистах-радикалах. Попросту говоря, о всяких нацистах, фашистах, родноверах и прочих подобных течениях. Уже тогда я смекнул, что к чему. Ведь еще из прошлой жизни знал, как, в конце концов, кончит племянник Жени.

Женя же, договорился с Шелкопрядовым о том, что проведет сделку по продаже оружия с этим двум дебилам, а милиция возьмет их тепленькими, с поличным. В обмен на этом Шелкопрядов обещал подкинуть ему какую-то важную информацию.

В милиции с людьми сейчас было туговато, и направить своего, под прикрытием, они так и не смогли, хотя Шелкопрядов долго и упорно на этом настаивал. В итоге вышли из положения таким вот необычным образом.

– Надо же, – покивал Шелкопрядов. – Даже и не думал я, что кто-то до такого додумается. Уменьшить навес пороха. Ты воевал, что ли?

– Нет, но дружу со многими ветеранами из Афгана, – сказал я.

– Я думал, все пройдет четко, – проговорил полный. – Без стрельбы.

– Эти оказались ваще отбитыми, – нахмурился Шелкопрядов. – Тут, в двух шагах, люди живут, а они стреляют. Решили купить левый ствол. Бизнесмена какого-то хлопнуть хотели. Но благодаря тебе преступление мы предотвратили.

– Всем по фигу на стрельбу. Такие времена, – пожал плечами я.

– И то верно. – Вздохнул Шелкопрядов. – А тебя как звать? Смелый, раз решился на такое дело. Корзун, он же ваще, как стальной. Рожа такая, что непонятно, радуется он или грустит. Самообладание – кремень, хоть и молодой. Но ты, я смотрю, еще крепче будешь. Чуть не помер, а смотришь так, что ни одна мышца не дрогнет.

– Летов я. Витя Летов.

– Знакомая фамилия, – нахмурил пышные брежневские брови пухлый. – Мы с тобой раньше не виделись?

– Мужики! – Послышалось вдруг от дороги.

Мы все обернулись на зов. Там в полном боевом снаряжении стоял омоновец. Лицо он скрывал за маской, а на груди, стволом вниз, держал АК.

– Ну вы идете? Там этих двоих придурков надо оформить.

– Иди Леша, – сказал Шелкопрядов. – Я догоню.

Пухлый посмотрел на меня с каким-то подозрением в маленьких блестящих глазах, но все же зашагал вслед за омоновцем.

– Ну ладно, – посмотрел я на Шелкопрядова, – Что вы должны были рассказать Жене в обмен на его помощь?

Глава 26

– Оперативная информация, – сказал Шелкопрядов. Служебная. Но я обещал Корзуну достать ее в обмен на то, что он согласится пойти на это дело под прикрытием.

– Какого рода информация? – Спросил я, заглянув оперу в глаза.

Его худощавое скуластое лицо имело несколько бледноватый оттенок кожи. Глаза казались уставшими, но не теряли серьезного выражения. Когда он начал свой рассказ, будто бы посерьезнел еще больше и перешел на полушёпот, хоть рядом с нами не было ни души.

– Евгений попросил меня найти для него племянника. Зовут Иван Ковалев. Сын двоюродной сестры Евгения Корзуна. Пятнадцать лет. Неделю назад ушел из дома в неизвестном направлении. Пару дней его искали, но найти так и не смогли. А потом он объявился сам.

– Объявился? – Спросил я, когда мы медленно пошли к грунтовке.

Грудная клетка все еще побаливала, но внутри уже не кололо. Я, наконец, взял под контроль свое дыхание, и стал чувствовать себя гораздо лучше. Не смотри, что всего лишь пять минут назад схлопотал пулю в сердце.

– Верно. Объявился. Его видели в нескольких местах в Армавире и не одного, а в группе неонацистов. Бритоголовых.

Я нахмурился, поджал губы. Вот так новость. Однако вся картина стала постепенно складываться в моей голове. Значит, Женя пошел на сделку с опером, чтобы найти своего племянника.

На самом деле, Ивана Ковалева я знал и в своей прошлой жизни. Женя хорошо общался с ним и любил как младшего брата. В прошлый раз он тоже пропал без вести.

Тогда история пошла иначе. В момент его пропажи мы вовсю занимались Обороной. Налаживали работу агентства на деньги черемушенских. Тогда Женя тоже пытался найти племянника, но решительно отказывался от любой помощи. Я понимал почему. Жене было стыдно, что его родственник подался в фашисты, и он хотел вразумить парня сам. А можно ли его еще вразумить? С другой стороны, Ваня еще совсем пацан. Пятнадцать лет. Очень может быть, что даже толком не осознает, что делает.

– Насколько я знаю, в последнее время, в пределах города орудуют несколько подобных молодежных группировок, – продолжал Шелкопрядов. – Футбольные фанаты, какие-то родноверы и прочая шелупонь. Вожди у них молодые амбициозные, как правило, с боевым опытом афганской войны. А собирают вокруг себя кого помладше. Такими проще манипулировать.

– Банда, в которой был замечен Ваня совершила что-то противозаконное? – Спросил я.

– Еще не знаем, – покачал головой Шелкопрядов. – Может, и да. В последнее время было несколько преступлений с участием предположительно кого-то из этих новых нациков. Вот вчера погромили прилавки на центральном рынке. Это закончилось массовой дракой с местными армянами. Но это так, фигня. Вот два месяца назад нацистами был убит армянин. Старик, жил один, работал в армянской диаспоре города. Даже занимал в ней должность, связанную с бухгалтерским учетом кассы диаспоры. Злоумышленники ворвались к нему в дом среди ночи. Убили и ограбили. Но взять у деда было особо нечего. Видать, налетчики думали, что он всю кассу дома держит.

– Вы уверены, что это были именно фашисты? Мало ли каких дебилов сейчас хватает.

– Были свидетели, – сказал холодно Шелкопрядов. – Соседка из дома напротив. Говорила, видела группу лысых парней, улепетывающих от дома несчастного старика.

– Но вы точно не можете сказать, был ли среди них Ваня?

– Не могу, – согласился Шелкопрядов. – Зато могу сказать, что знаю, где он находится.

– Где? – Спросил я тут же.

– Он действительно прибился к одной молодежной группировке радикалов. Сидят сейчас в хуторе Глубоком, в десяти минутах от города. Насколько я знаю, они заняли хату родственников лидера банды.

– Почему не возьмете их?

– Так не за что брать-то, – пожал плечами опер. – Ни одно из преступлений прямо на них не указывает. Банда скинов у нас не одна и не две. Побольше будет. Умысел может быть идеологическим, это да. Но одного только умысла мало. Нужно что-то еще. А больше ничего конкретно на этих нет. Но Жене будет важна и эта информация. Вот только что он будет делать дальше, я не знаю. Подобные группы крепко привязывают к себе своих членов на идеологическом уровне. Промывают мозги, попросту говоря.

– Спасибо за информацию, – ответил я задумавшись. – Дальше мы уж разберемся.

– Я не сомневаюсь, – кивнул опер. – Кстати, Летов. А ты не хочешь со мной поработать? Может есть желание потрудиться на взаимовыгодных условиях? Вижу, что хоть и молодой, а калач ты тертый.

– На взаимовыгодных желание может и появится. Да вот только сейчас вы мне ничего выгодного предложить не сможете.

– Вот как, – поджал тонкие губы опер. – Ну лады. Если вдруг че, запиши мой рабочий номер телефона. Есть куда? Хорошо. Мало ли че. Жизнь трудная. Может и пригодимся друг другу когда-нибудь.

Этим вечером мы, как и договаривались с алексовцами, собрались в одной небольшой городской баньке, расположившейся в центре города. Из наших были я, Фима и Степаныч. Последний притащил с собой из дома свой собственный дубовый веник, ссылаясь на то, что лучше Степаныча хрен, кто веник сделает, а этот он собственными руками собирал, лазя по берегу чуть не всей Кубани.

Хотели позвать еще кого-то из наших, кто охранял Арарат, но больше никто как-то не согласился. У кого-то работа, кто-то занят другими делами.

Алексовцы, естественно, были в полном составе. Завтра вечером они уже собирались отъезжать. Обратную дорогу до Москвы Худяков со своими парнями решили преодолеть на поезде.

Тем не менее время на гулянку они нашли. Как только мы встретились, я передал бригадиру копии документов, чтобы тот мог подготовить для нас сертификаты. Шнепперсон любезно нашел где-то в городе для этих целей ксерокс. Хоть и с черной полосой на полях, но копии были готовы.

Когда, как сказал Леша Маршин все «формальности» были улажены, мы пошли в баню. Раздевшись в небольшой раздевалке, прошли в предбанник, где уже был накрыт нормальный такой стол: шашлыки, вареные раки, целый поднос печеной картошки. Разнообразные колбасные и сырные нарезки, свежие овощи и фрукты.

Было тут и пиво. Алексовцы позаботились о нем, притарабанивь в сауну пару ящиков пива Невское «Особо Крепкое». Худяков настаивал на том, что он возьмет на себя покупку и чего-то покрепче, однако Степаныч уговорил его, что сам возьмет водки.

Именно тогда старик и раскошелились на пять бутылок водки «Распутин». Он даже заставил управляющего сунуть водку в морозилку местной кухни, чтобы было «как полагается».

Вот и начали мы, как полагается, с пива, раков и шашлыка. Красные панцири хрустели в крепких солдатских пальцах. Соленая вода текла по локтям, щепала губы. Упругое мясо раковых шеек таяло во рту и обильно заливалось крепким восьмипроцентным пивом.

После первого стакана пошли в баню. Парная – продолговатое помещение, отделанное деревом, было прогрето как надо. Большие камни, разместившиеся на печи в углу, шипели под водой, выливаемой на них из ковшиков. Давали такого пара, что мы едва видели друг друга.

– Ну что? – Спросил Степаныч, опустив голову чтоб в носу не горели волосы. – Веничком?

– Да погоди ты веничком, – сказал радостный Худяков, глубоко дыша от такого жара. – Щас выйдем, в бассейн, потом еще пивка, а дальше Илья нам устроит настоящую русскую баню. Он же на банщика учился когда-то. Знает как надо.

– Ага. Так раскочегарю, что хрен вы тут высидите, – похвалился Илья Мельников.

Сидел он совсем спокойно и на лице его совершенно не проявлялось влияние высокой температуры.

– А спорим, что я высижу? – Сказал Фима, которого пиво уже изрядно подкосило, – хрен ты меня отсюда выгонишь своей русской баней.

– Фима, а тебе плохо не станет? – Поинтересовался я.

– Да я ж банщик со стажем! Ты че, Витя?

– А я помню, как ты прошлым летом окосел, когда получил солнечный удар. Тогда ты еще кепку дома забыл.

– А че я не помню? – Строго посмотрел на меня Фима.

– Ха. Интересно. И чего ж ты не помнишь?

– Головой ударился, – Степаныч хрипловато засмеялся.

После первого захода в баню, естественно, поныряли в небольшой бассейн, наполненный холодной водой. Потом почти сразу направились в предбанник, где, собственно, и стоял стол.

– Ну че, Фима, – крикнул через стол Илья, – забьемся на то, что не досидишь⁈

– Я… Да я… Досижу! – Окосевший Фима отставил пятую по счету бутылку пива. – Вот глянешь!

– На что спорим⁈

– А что у тебя есть⁈

– Тыща долларов!

– А давай! – Выдал Фима, и Степаныч аж поперхнулся пивом.

– Фима, ты че, какая тыща долларов⁈

– Да я ж огнеупорный! – Сказал Фима, откусив шашлык с шампура. Остаток куска, не поместившийся в рот, упал под стол. Фима этого даже не заметил.

– Тыща долларов, это ты, конечно, загнул. Но вот на штрафную можно, – рассмеялся я.

– Ну, давай на штрафную, – согласился Илья.

Из большого двухкассетного музыкального центра Панасоник, что стоял у стены, лилась песня «Дым сигарет с ментолом» дуэта Ненси. Когда кто-то из алексовцев возмутился и заставил управляющего поставить что-нибудь повеселее, зазвучала популярная «Фаина». Потом уже перешли на ДДТ. Алексовцы затянули вместе с Шевчуком «Что такое осень».

Ну а потом все вернулись в баню. Илья принес с собой хлесткое влажное полотенце. Тут же стал поддавать пару. Нагретый и очень влажный воздух загустел так, что раскрасневшиеся лица окружающих помутнели.

– Ну че, это и все? – Спросил Фима. – Так такую баню я и сам могу устроить.

Тем не менее, он нагнул голову и дышал уже только ртом. Водил влажными пальцами по горячим волосам.

– Не-не, – засмеялся Худяков. – Илья только разгоняется.

– Ща, вот воздух подсохнет, и начнем, – сказал Илья, стоя у камней в полный рост так, будто жар его совсем не трогал.

– Из наших, алексовских, только я, да еще несколько человек могут пережить баню Ильи. Он свое дело знает, – сказал Худяков.

– Я б лучше по старинке, веничком, – пожаловался мокрый от пота Степаныч, которому уже явно было тяжеловато.

– Да? – Заинтересовался я, обращаясь к Худякову. – Я к бане еще с детства приученный. В станице, где я рос, дед построил баню у себя на участке чуть ли ни одним из первых. Пусть она получилась маленькая, больше, чем вдвоем, не посидишь, но жаркая, как надо. Пожарче этой будет.

– Во как, – хмыкнул Худяков, не прячась от жара, как делали другие. – Ну, думаешь, досидишь?

– Досижу. А что тут такого? – Пожал я плечами.

Худяков снова хмыкнул, а потом переместился со средней полки, на ту, что была повыше. При этом, я заметил, что он даже не снял свою толстую серебряную цепь с крестом, которую обычно носил под майкой. Казалось, будто его красной грубой коже нипочем даже разогретый металл.

Тогда я тоже ухмыльнулся и сел на лавку рядом с Худяковым.

«О-о-о-о» – все как один потянули алексовцы.

– А чего такое? – Удивился я.

– Если в парилке есть где сесть повыше, то выдержать Ильшину баню на самом верхнем месте могут только Илья да Витя Владимирыч, – пояснил Леша Маршин, подобрав ногу от горячей древесины пола.

– Вот как? Ну давайте посмотрим, сколько я высижу, – посмотрел я на Худякова.

– Одно дело – бандитов стрелять. Тут ты молодец, – сказал Худяков. – Но Илья баню так кочегарит, что замес с Михалычем тебе покажется легкой прогулочкой.

– Заинтриговали. Теперь, точно не слезу, – улыбнулся я.

Худяков прыснул, сказал:

– Волосы в носу береги. Давай, Илюша. Жги!

– Стоять! Всем стоять! – Встал вдруг Фима покачнувшись. – Я с вами, мужики!

– Не, Фим, не надо тебе. Не хватало, чтобы ты еще прямо в бане сблевал, – Сказал Вася Котов, и все грянули дружным смехом.

– Не наблюю! Я от алкашки только раз блевал, – соврал пьяный Фима. – И то, когда дух дал мне прикладом под дых. Ну я и сблевал ему в харю. А потом, пока он зенки от блевотины протирал, заколол штыкножом!

Все снова захохотали.

– Ладно, пусть идет, – сказал Худяков, а потом украдкой шепнул мне. – Все равно первый с верхней полки свалит.

Гордый оттого, что его шутка вызвала всеобщий взрыв смеха Фима, аккуратно держа равновесие, пересел наверх.

– Ух. Хорошо тут, – сжался он.

– Это только цветочки, – сдержанно засмеялся Худяков и втянул голову в плечи. – Жги, Илюха!

Илья стал на среднюю лавку, взял широкое полотенце, что грелось у него на шее, размахнулся им, распрямляя, а потом завертел под самым потолком, погнал горячий воздух к низу.

Тут же те мужики, что сидели на последних, самых невысоких лавках охнули. Степаныч аж скуксился. Илья же, крутил полотенцем, как остервенелый, потом дернул им, горячее и влажное оно щелкнуло в воздухе, и когда самый жар, припавший к полу, стал подыматься обратно, Илья принялся быстро-быстро гнать его на людей, взмахами полотенца.

Я почувствовал, как от жара защипало волосы на голове. Плечи, руки, грудь – все это объяло таким жгучим воздухом, что на миг мне захотелось выбежать из бани, ну или хотя бы опуститься.

– Хорошо! – Протянул Худяков, подставляя широкую грудь потокам воздуха, обдававшим нас с новой и новой силой.

Илья же, по очереди обмахивал жаром всех сидевших, не давал воздуху подниматься к потолку, тут же гоня его вниз полотенцем. Первым не выдержал Степаныч.

– М-м-м-м… – Промычал он сквозь сильно сжатые губы и выскочил из парилки.

– Первый пошел! – Громогласно объявил Худяков, и все грянули дружным смехом.

– Ох еб#на… – Выдал Фима, а потом зажал рот руками и пулей вылетел прочь.

– Второй пошел! – Заорал Худяков, но такого громкого смеха, как в прошлый раз не последовало. Все боролись с жаром.

– Только блюй не в бассейн! – Крикнул я Фиме вслед. Тут снова кто-то засмеялся.

Через минуту на выход пошли новые бойцы. Следующим не выдержал Маршин. Сидевший на средней лавке, он пропыхтел:

– У-у-ух… – И вышел.

Конечно, Худяков сопроводил и его своим фирменным возгласом. Очень скоро из парилки исчез Вася Котов, а потом и Антон Белов. Мы остались втроем.

– Слыш, майор, – сказал улыбчивый Илья, который, устал скорее размахивать полотенцем, чем изнывал от жара. – А Летов же щес тебя пересидит.

– Ни фига. Убежит. – Сказал Худяков, низко опустив голову.

Илья все махал и махал, обдувая нас с бригадиром новыми потоками горячего воздуха. Если раньше он разделял потоки, чтобы досталось всем, то теперь вся его сила обрушилась на нас.

Передохнуть, когда он переключался между полками, больше не выходило. Горячий воздух все шел и шел. Я уже зажмурился, закрыл уши, которые страшно жгло. Дышал только ртом, потому что каждый вдох через нос обещал доставить жгучую боль в носоглотке. Волос на голове я и вовсе не чувствовал. Если раньше они, нагревшись, пекли голову, то теперь будто бы макушка моя и вовсе потеряла чувствительность. Тем не менее я не сдавался. Украдкой поглядывал на Худякова. Тот тоже посматривал на меня, ожидая, когда же я сбегу.

Майор сжался пуще прежнего, и видно было, как он терпит разогретый воздух, дующий в голову.

Вот, Илья пошел на новый виток. Он снова задрал руку, стал крутить полотенцем, гоня жар вниз. Нас тут же обдало новым потоком, и тут Худяков сломался.

– Мля… – буркнул он и встал. Торопливо выскочил из бани.

Тут уж и я не стал красоваться. Как только майор закрыл за собой дверь парилки, я кинулся следом. Голову вскружило, когда горячий воздух резко сменился прохладным, а потом и вовсе холодной водой. Я с головой окунулся в бассейн, выбрался по лестнице. Пошел к столу.

– О-о-о-о! Пересидел! Ты смотри!

– Ну ты дал, Витек!

– Гля, че творит!

Меня тут же встретили одобрительные возгласы алексовцев. Дальше в предбанник вошел Илья.

– Официально заявляю, что новым долгоседом назначается Витя Летов! Он таки пересидел майора!

– Ну, заслужил-заслужил, – одобрительно посмотрел на меня Худяков, отпивая холодного пива.