Текст книги "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Ну че, – спросил Фима, когда мы вышли из автобуса недалеко от армавирского рынка. – На этой неделе гонщик, друган мой, приезжает. Думаешь, что с машиной делать?

– Думаю, – сказал я. – Наверное, ничего. Заменю лобовуху и буду пока так ездить.

– Да? – Удивился Фима. – А че так.

– А зачем ему теперь менять машину? – Проворчал Степаныч, проверяя свою авоську, которую он только что достал из кармана. – Это ж нужно было только потому, что ребятки Михалыча за ним гонялись. А Михалыч все, кончился. Потому нет никакой надобности ему на машину разоряться.

– А вдруг кто-нибудь будет мстить? – Задумался Фима.

– Да черт его знает. Может, будет, а может и нет, – я пожал плечами. – Уж мужикам Михалыча этого не надо. Им сейчас не до того. А Седой, если что, меня и так найдет. Вычислять по машине ему не надо.

– Ну так что, отменять? – Спросил Фима.

– Отменяй пока. До лучших времен.

– Друган-то расстроится, – вздохнул он.

– Ты лучше не о гонщике своем думай, а про Жеку. Давай искать, где тут апельсины продают, – проворчал Степаныч.

– А вот лобовую отремонтировать, это мне надо, – сказал я. – Но эт я сам. Знаю тут одного хорошего мастера. Съезжу завтра.

Был у меня один знакомый механик. Брался за все: ходовка, двигатель, кузовщина. При ограниченных своих возможностях всегда мог сработать на совесть.

Звали его Алексей Сергеевич Симкин. Еще когда я был ребенком, работал он трудовиком в одной из школ моей родной станицы. С отцом были они одноклассниками и после того всю жизнь неплохо дружили.

В конце восьмидесятых Алексей Сергеевич ушел из школы и занялся, что называется, бизнесом – стал ремонтировать машины за деньги прямо у себя дома. Натащил он к себе станков, специнструментов, которые простой мужик у себя в гараже не держит, ну и принялся подрабатывать. Шли к нему в основном по двигателям, потому как по первой своей специальности Алексей Сергеевич был мотористом. Но и другой работы он тоже не чурался. Вот только в определенный момент он куда-то исчез, и его больше никто не видел. Насколько я знал, случилось это примерно летом девяносто третьего.

Когда мы вошли на рынок со стороны улицы Мира, через старые железные ворота, я сразу подметил нескольких бандитов, курящих у входа. Это были армяне из местной этнической ОПГ. Одетые по привычной моде в черные кожанки, они смеялись, болтали о чем-то на армянском. Однако было видно, что краем глаза, внимательная охрана следит за тем, кто входит внутрь. Была ли это обычная практика, или же бандиты ожидали чего-то недоброго, я не знал.

На рынке в первой половине дня было людно. Как только мы попали сюда, в нос тут же ударил терпкий запах специй и другой, сладковатый, подгнивших фруктов.

Рынок шумел и гомонил. Под натянутыми тентами и выставленными большими зонтиками расположились продавцы. Кто-то торговал прямо из кузова своих машин. У входа стоял пятьдесят второй газон-цистерна с надписью «Рыба». Перед ней пузатый мужик показывал всем живых еще толстолобиков, плещущихся в жестяных ваннах.

Многочисленные старушки расположились в ряд и вели торговлю фруктами прямо из деревянных ящиков, которые разместили перед собой, на земле.

– Пойдем вон туда, – указал на них Степаныч. – Там фрукты продают.

Когда мы свернули к старушкам, запах специй резко сменился на тяжелый дух чего-то жаренного. Это тут же, в ларьке, продавали пирожки. У ларька, за высокими стоячими столиками расположились водилы и таксисты. Закусывая пирожком, они попивали кофе из маленьких одноразовых стаканчиков.

У большой облупленной стены здания, отделявшего рынок от Мира, под размашистой, накрашенной на ней надписью «Ельцин шакал», какая-то старушка торговала ширпотребной одеждой. Нехитрая ее точка располагалась на клеёнке, расстеленной на асфальте.

– Пиджак! Смотрите, какой пиджак! – Прокричала она скрипучим голосом, предлагая его Фиме. – Внучок, посмотри, прям на тебя сшит!

– Да не, ба, спасибо! – Отмахнулся улыбчивый Фима.

– Ну вот смотри, нормальные такие апельсины.

Степаныч подошел к худенькой скрюченной армянке-старушке, сидящей за поставленными друг на друга ящиками. В верхнем, наполненном с горкой, желтели мелковатые апельсины.

– А это апельсины или мандарины? – Заинтересовался Фима.

– А? – Зычным голосом отозвалась старушка.

– Апельсины, говорю, или мандарины?

– Апельсин, дорогой. Эт апельсин!

– Ну вот. Давай возьмем, – подбоченился Степаныч, – взвести-ка нам килограммчик.

Степаныч полез во внутренний карман куртки, достал пухленькое портмоне.

– Да не, че-то они какие-то так себе. Суховаты.

Фима взял апельсин, покрутил подржавевший фрукт в руках.

– Абхазский, – покивала старушка и проговорила что-то на армянском. – Это абхазский!

– А вон, гля, – Фима кивнул вдаль.

Все мы обернулись. Там, в конце ряда, чуть сбоку, стоял белый проржавевший пирожок. Распахнутое его нутро демонстрировало потенциальным покупателям коробки, полные апельсинов. Еще несколько, торговец пузатенький, но высокий армянин в коричневом жакете на черный свитер и кепке-аэродроме, выставил перед открытыми дверями, на земле. Его помощник, худощавый и горбоносый парнишка со смуглой кожей, уже обслуживал клиента, взвешивал на больших весах непрозрачный пакет.

– Те, вроде, получше. Крупные, – сказал Фима.

– Да ладно. Давай уж тут возьмем, – ответил Степыныч.

– Не, ну ты че, Степаныч? У тебя друг в больничке, от огнестрельной раны лечится, а ты ему вот эти недомандарины привезешь?

– Фима, да че то этот армян мне не нравится. Больно у него рожа хитрая.

– Боишься, обвесят? – Хмыкнул Фима.

За их спором я не очень следил. Все потому, что мое внимание было приковано к кое-кому другому. В толпе разномастного народу, словно овчарки среди овец, шли четверо мужчин. Одного из них, полного, бритого налысо, одетого в деловой костюм с галстуком под коричневую кожанку, я знал. Это был Маленький Чоба – авторитет местной этнической ОПГ, состоящей из армян. В сопровождении своих братков он прогуливался по рынку, надменно поглядывал на окружающих, шутил со своими на своем языке.

В конце восьмидесятых, еще до того, как Кулым привел сюда черемушенских, а мясуховские представляли из себя в основном свору разрозненных молодежных группировок, почти весь город ходил под армянами.

Они контролировали и нарождающиеся тогда Черемушки, и погибающий Армавирский мясокомбинат, хозяйничали на промзоне, гоняя молодые банды Кирпичного. Но крепче всего армяне обосновались в старом Армавире – в одноэтажных районах, протянувшихся от Кубани, до Урицкого моста. На их территории была армянская церковь, а также, к их удаче, армавирский центральный рынок.

Когда в начале девяностых в Армавире появилась молодая кровь в виде черемушенских, а мясуховские с Кирпичным набрали силу, этническая группировка, всерьез сцепилась с черкесами и сдала позиции. Не вывезла она натиск новых игроков. Армян оттеснили в старый Армавир. В то время город бурлил от передела едва-едва появившейся частной собственности, но армянам так и не дали занять их прежние владения.

Правда, установившийся статус-кво нарушать они особо и не стремились. В большей степени этому способствовало серьезное развитие торговли на центральном и еще одном, вещевом рынке, протянувшемся под Урицким мостом. Армяне отлично кормились с этих жирных точек.

Главарь банды Маленький Чоба, настоящего имени которого я не знал, разбогател еще сильнее, когда отхватил в собственность часть рынка.

Эта занятная история произошла год назад. Насколько я понял, директор рынка, ходивший тогда под его владельцем, тоже армянином, просто взял и въехал на своей волге в машину одного из мясуховских. Скандал был, что надо.

Горелый – главарь мясуховских, кинул собственнику рынка предъяву, заплатить за ущерб. Оплатой обнаглевший тогда Горелый видел не что иное, как долю вправе на собственность, на весь рынок. А точнее сказать – половину рынка. Естественно, несчастный владелец обратился за помощью к своим. К Маленькому Чобе.

Тот отнесся к брату-армянину по-божески и за помощь запросил не полрынка, а всего лишь четверть. Загнанному в угол бизнесмену не оставалась ничего, кроме как согласиться.

Состоялась стрелка. Владельца рынка заставили заплатить за ущерб деньгами, а директор – виновник всей свистопляски, отдал мясуховским машину – свою Волгу, и, вдогонку, переписал на Горелого двушку в центре города. На том и порешили. Как всегда, бывает в девяностых, весь гешефт поимели бандиты.

А больше всех проиграл как раз владелец рынка, который к девяносто пятому лишился половины имущества, (отписал Чобе), а к девяносто седьмому и всего рынка. Цена защиты оказалась для него высокой, и я не знал, что случилось с этим несчастным дальше. Как выяснилось, бизнес, особенно бандитский, не щадит даже своих по нации.

– Вить, ну ты идешь? – Выбил меня из размышлений звонкий голос Фимы.

Я еще пару мгновений сопровождал взглядом Чобу, шедшего, кстати, в нашу сторону, а потом обернулся. Степынч с Фимой уже топали к торговцу апельсинами.

– Свежий апельсин! Только утром привез! – Сманивал армянин Степаныч на покупку. – Смотри! Прям блестит! А сочний! Вот, дорогой, посмотри!

Армянин в аэродроме взял один из апельсинов, вскрыл точеным-переточеным ножом мягкую корку, пустил фрукту сок, потом разломил. Протянул по половине Степанычу с Фимой.

– Ну, ништяк ваще, – сказал Фима, попробовав и утирая подбородок, – сладкий!

– Ну да, пойдет, – Степаныч посмотрел на продавца с подозрением.

– Думаешь, обманет? – Шепнул ему я.

– Ну. Меня, знаешь, сколько раз тут обвешивали? За ними глаз да глаз нужен.

Я кивнул. Потом сказал:

– Ладно. Нам килограмм.

– Щас сделаем, – покивал армянин и проговорил что-то своему помощнику.

Тот кивнул, взял непрозрачный пакет с рекламой пепси-колы, стал накидывать с ближайшего ящика. Потом вдруг проговорил что-то себе под нос, полез в кузов пирожка.

– Ну не пожалеешь, слушай! Завтра еще покупать прибежишь!

– Нам в больницу к дружбану их оттарабанить надо, – сказал улыбчивый Фима.

– Во! Витамин твоему другу будет! Быстро здоровье вернет!

– Угу. Ихние апельсины и от запора, небось, помогают, – сказал, тихонько переместившись поближе к весам Степаныч.

Помощник выскочил из машины, стал снова набирать наверх из ящика. Потом понес на весы.

– Чуть больше получилось, – сказал аэродром, перемещая грузики по шкалам весов. – Кило двести. Ничего?

Степаныч насупился.

– Да ничего! – Опередил его Фима. – Апельсины хорошие! Я б и сам поживал. Ну че, ты Степаныч, не жадничай!

– Вы доллары принимаете? – Спросил я.

– Не! Рубли только.

Степаныч снова достал портмоне.

– Сколько?

– Две семьсот пятьдесят. Скину вам двести, раз уж вы такой хороший покупатели!

Степаныч молча отслюнявил купюры. Передал армянину.

– Сочтемся, – сказал я.

– Ай, – Степаныч махнул рукой.

Взяв пакет, который оказался маловат для такого количества фруктов, Фима пошел на выход, перед нами.

– Неси аккуратней, ща ручки порвутся, – предостерег его Степаныч.

В следующее мгновение, растянувшаяся добела ручка, и правда лопнула. Пакет повис на единственной уцелевшей, и апельсины высыпались, покатившись по асфальту.

– Ну мля! Накаркал, – буркнул Фима и стал собирать их обратно. – Мля, а че этот с плесенью? А этот? Че за херня?

Мы со Степанычем приблизились. Сели вокруг рассыпанного, прямо посреди потока людей.

– А этот нормальный. И этот тоже, – взял Степан те, что были сверху.

– Сученышь, – прошипел я. – Наложил гнили в середину и хорошими прикрыл.

– Вот знал же, что какая-нибудь херня будет, – зло проговорил Степаныч.

– За лохов нас держит. Не боится ничего. Решил впарить испорченные, чтоб избавиться, а ну, пойдем к нему, – сказал я и поднялся.

Собрав все это в пакет, мы вернулись к армянам. Благо далеко не отошли. Там аэродром уже вовсю торговал с окружившими его женщинами. Видно было, что его апельсины пользуются успехом.

– Э, уважаемый, – позвал я. – На минутку.

Никто, ни торговец, ни его худощавый помощник, даже не отреагировали. Просто сделали вид, что нас нет. Я взял у Фимы пакет, нагло протиснулся сквозь народ, вызвав этим возмущение какой-то старушки. Без разговоров пробился к ящикам, а потом просто вывалил весь свой товар ему на весы.

– Э! Ты че такое делаешь⁈ – Крикнул аэродром.

– Говённые твои апельсины. Пять минут назад купил, и вот. Ты наложил нам испорченного и прикрыл все нормальными.

– Э, че врешь⁈ Уйди отсюда! – Зло посмотрел на меня армянин. – Не знаю я,у кого ты там покупал! Не мой это апельсин! Иди! Че мешаешь торговать⁈

– Давай нормальные. Я сам выберу, – посмотрел я ему в ореховые глаза холодным взглядом.

– Ану! Иди отсюда! – Гаркнул он.

Я глянул на ящик, что стоял ближе ко мне. Потом просто перекинул его. Апельсины рассыпались по асфальту, и внизу, под спелыми, оказались мятые, влажные, покрытые плесенью.

– Ты че творишь, хулиган⁈ – Закричал аэродром.

– Не твое, говоришь? – Сказал я. – Вон, смотрите, че он вам впаривает.

– А ведь, правда! У меня тоже! – Пискнула какая-то женщина, порывшись в своем пакете.

Остальной народ, что собрался вокруг, тоже гневно загомонил.

– А ну, что тут? – Внезапно раздался прокуренный, низкий голос.

Толпу тут же распихали, и к нам с Фимой Степанычем и аэродромом прошел Маленький Чоба в сопровождении своих людей.

– Что тут такое? Чего ты кричишь, а Вачик? Кто тебя обижает?

– Вот, торговать мешают! Прилавки мои ломают! – Пожаловался аэродром по имени Вачик.

Чоба посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я не отвел глаз.

– Ты что делаешь а? – Сказал он. – Зачем безобразничаешь?

Глава 24

– Ага! Прилавки мне ломает! – Подгавкнул Вачик.

– Он продает людям некачественный товар, – сказал я. – Дурит, попросту говоря.

Чоба так и не отвел от меня своего холодного взгляда. Маленькие его глазки на полном лице казались какими-то рыбьими и безжизненными. Решительно непонятно было, что же на уме у этого армянина.

– Вон, народ весь возмущается, – поддержал меня Фима.

– Пусть даст нормальных апельсинов, и мы уйдем, – вмешался Степаныч. – Мы ему заплатили как надо.

– Какой народ? – Вдруг сказал Маленький Чоба. – Я что-то не вижу, чтобы вокруг кто-то ругался на апельсины нашего Вачика.

Чоба развел руками. Краем глаза я видел, как возмущение окружающих быстро исчезло, впрочем, как и сами окружающие. Почувствовав опасность, которая исходила от этого человека и его людей, покупатели быстренько рассосались, смешались с толпой остальных посетителей базара, оставив нас один на один с авторитетом.

– Вот! И всех покупателей мне распугал! – Снова вставил аэродром свои пять копеек.

– Ты зачем Вачегану торговлю портишь? Зачем некрасиво так себя ведешь? А если уж тебе его апельсины не нравятся, покупай где-нибудь еще, – очень хрипло проговорил Чоба.

– Пусть наложит мне нормальных апельсинов, – не отступал я.

– Каких апельсинов⁈ Ты у меня ничего не покупал! Врет он все, Ара Рафикович, врет! – Снова вякнул нечистый на руку торговец.

– Ты про Вачика не ври, он у нас порядочный человек, – сказал Чоба.

– Ваш порядочный человек гнилью торгует. Нужны доказательства? Вон, они у вас под ногами валяются. Нехер покрывать таких подонков, – проговорил я, добавив в голос еще больше льда.

Чоба нахмурился, поджал свои пухлые, в темных пятнах губы. Я видел, как один из его людей поигрывал кастетом, другой разминал сбитые кулаки. Третий, пузатый, откинул куртку, демонстрируя всем придавленный объемным животом ТТ, сидящий за поясом.

– Не надо, Витя, – взял меня за плечо Степаныч. – Не связывайся еще и с этими. Давай у кого-нибудь другого апельсинов купим.

– Вот, послушай своего старшего товарища, – Чоба улыбнулся. – Но только заплати Вачику за испорченный товар и иди себе с миром.

Глаза аэродрома заблестели, а сам он растянулся в желтозубой конской улыбке.

– Знач так, платить мы ему ничего не будем, – сказал я. – Пусть отдаст наши апельсины, тогда мы уйдем.

– Витя, – снова потянулся ко мне Степаныч.

– Ты че безобразничаешь, мальчик? – Даже удивился Чоба. – Ты зачем так дерзко разговариваешь со мной? Поучить тебя, как надо со старшими говорить?

– Поучи своих торгашей людей не дурить.

Чоба недобро заулыбался. Сказал что-то на армянском, и его люди подступили к нам. Я тут же схватился за рукоять моего Макарова, хранящегося во внутреннем кармане. Степаныч с Фимой, как один полезли в карманы за оружием.

– Чоба! Чоба! – Послышалось из толпы, – Чоба!

Авторитет, сверлящий взглядом мою куртку с пистолетом, обернулся, поднял руку.

– Чоба! – Прибежал крепкий армянин запыхавшись. Видать, гнал со всех ног. – Там снова эти… скины! Фашики! Громят прилавки со стороны южного входа.

Чоба обернулся к нему так, как будто был бессмертным и забыл о моем пистолете.

– Фашики? – Он громко выругался по-армянски. – Ай! Я зачем вас на входах поставил, а⁈

– Ну мы отошли… – Виновато проговорил крепкий.

– Повезло тебе, мальчик, – сказал Чоба, блеснув мне своими рыбьими глазами.

Потом, подгоняя армян на своем, повел всю группу вглубь рынка. Их широкие спины исчезли за людским потоком.

– Мало тебе, Витя, проблем на голову? – Проговорил Степаныч.

– Степаныч, – обернулся я к нему, – ты забыл, как сам гонял бандосов еще три года тому? Когда это ты за голову взялся?

– Я ж за тебя переживаю, Витя. Разве ты не понимаешь?

– Понимаю, – я кивнул. – Потому тебя и держусь.

Потом я посмотрел на перепуганного, оставшегося один на один с нами Вачика. Его помощник и вовсе залез в машину и посматривал на нас из глубины кузова.

– Не надо никакой компенсации, – торопливо проговорил торговец. – Я все сам пособираю.

– И апельсины, – напомнил я.

– Да-да, конечно! Выбирай, дорогой, каких тебе положить?

* * *

– Что значит, пустой⁈ – Крикнул Седой, потом выматерился трехэтажным мерзким ругательством. – Куда оно могло все деваться⁈ Михалыч вывез⁈

– Это не Мехалыч, – сказал ровным голосом Косой. – Если бы наркоту переместили, я бы узнал. Его люди у меня на крючке.

– Ну а кто тогда⁈

Этим днем в Павлине было почти пусто. Привычный Косому зал для особых гостей также оставался безлюдным. Тут, как это часто бывало, они с Седым и встретились.

Когда Седой услышал неприятные новости, вскочил из-за стола так, что тот сдвинулся, упал фужер, наполненный вином. Спиртное полилось, пропитывая скатерть между блюдом с перепелками на вертеле и запечённой с салом картошкой. Косой подумал, что вино напоминает ему кровь. Кровь, пропитывающую чью-то одежду.

Официант – молодой парнишка, чуть за двадцать, одетый в белую рубашку и жилет с бабочкой, кинулся было вытирать, но Седой гаркнул на него:

– Пшел вон! Вон отсюда!

Тот, не проронив ни слова, быстро удалился. Косой оперся руками о столешницу. Медленно дожевывая, посмотрел куда-то в стену, отсутствующим взглядом. Потом, вздохнув, сел. Вытер рот галстуком, стряхнул с одежды капельки вина.

– Не знаю как, Косой, но тебе надо найти наркоту. Знаешь, сколько там денег?

– Догадываюсь, – суховато ответил он.

– Ну вот! Тогда ищи! Нам нужно это бабло! Сливы нету, часть его бойцов разбежалась. Промзона, где он смотрел за порядком, кипит! кирпичный нас поджимает. Ты же слышал про автосервис Лехи Светова?

– Слышал.

– Ну вот! Все! Нету у нас его автосервиса! Теперь он под кирпичными! Смерть Сливы по нам не слабо зарядила. Слабость мы остальным показали, понимаешь? Слабость!

Косой понимал, но смолчал.

– Да и что с Кулымом у нас терки начались, они тоже скоро узнают! Все! Не получилось его Михалычем убрать! Надо теперь как-то самим!

Седой, отвернулся, переводя дыхание. Потом взял упавший фужер, выпил, что осталось на донце, добавил себе еще вина, опрокинул одним махом.

– Сука. Надо было чего покрепче брать. В общем, так. Будет у нас серьезная драчка. Денег на нее придется потратить немерено. Заберем все Кулымовское, и наркоту надо найти. Не знаю, как ты это сделаешь, Слава, но сделать надо. Найди мне мой герыч.

– Я сделаю, все, что смогу, но не могу ничего обещать.

– Ты уж постарайся, – посмотрел на него Седой холодно. – Иначе кранты нам. Тут теперь надо еще Сливино добро на нас переписать. Там вроде у него наследники какие-то повырыгивали. Намекни им, что б нос свой не совали, куда не просят.

Косой незаметно стиснул зубы. Он прекрасно понимал, что виной тому, что сейчас происходит, в большей степени является сам Седой и их со Сливой и Комаром недостаточно обдуманные действия. Тем не менее Косой прикусил язык. Выскакивать прямо сейчас было рано. Слишком рано. Его план уже работал, но время решительных действий еще не пришло.

Косому давно надоело, что Седой на нем катается, как на рабочей лошадке. И хотя место в ОПГ Косой занимал одно из самых высоких, ему этого было уже мало.

Седой посвящал его почти в каждое свое дело, и в любом Косой видел пробелы и дыры. Что ни говори, а Седой был всего лишь бандитом, воспитанным улицей, а никак не великим мыслителем.

По началу Косой деликатно подсказывал ему, что нужно делать. Когда понял, что уже немало людей, что ходили под Седым были лично преданы Косому, перестал давать советы. Если его, конечно, не спрашивали. Он тихонько медленно наблюдал, как Седой скатывается, не умея управлять такой обширной структурой, какая попала ему в руки. А еще выжидал удобного момента.

– Да еще и на запуск охранки бабло нужно, – сказал Седой. – Слава, время идет. Мы не всегда будем на одной только крыше выезжать. Все меняется, и бизнес надо легализовывать. Вот, Кулым этим озаботился. Уже пустил корни в администрацию города, у него теперь в родичах депутаты есть. И все потому, что Михалыч прошляпился!

Седой запыхался от собственного злого крика, опустил глаза, положив голову в ладонь.

– Кстати, про смерть Сливы, – сказал Косой.

– Ну что еще?

– Я нашел человека, который кое-что видел.

– Как нашел? – Удивился Седой.

– Привести? Он сидит в моей машине под охраной.

– Давай! Давай его сюда немедленно! С этого и надо было начинать! Какого хрена ты мне мозги всякой херней компостировал⁈

Седой снова едва слышно скрипнул зубами и опять смолчал.

Уже через несколько минут в ВИП-зал завели старика. Пенсионер, одетый в клетчатую рубаху, вислые брюки и старенькую дубленку, носил высокую меховую шапку с черными проплешинами.

Дедок, немного испуганный, посматривал на бойцов Косого, оглядывал шикарный зал Павлина.

– Присаживайтесь, Павел Матвеевич, – Косой подставил старику стул.

– Че? Прям сюда? – Удивился старик.

– Прямо сюда. Не волнуйтесь. Мы не сделаем вам ничего плохого.

Седой со злостью в глазах наблюдал, как дедка сажают за стол, прямо напротив него.

– Знакомьтесь, это Иван Павлович. Меня вы уже знаете.

– Очень приятно, – поднялся старик и протянул Седому руку.

Тот посмотрел на деда как на говно, ладони не пожал. Старик замялся, робко спрятал руку, зыркнув на нее, а не испачкана ли.

– Павел Матвеевич – пенсионер. И согласился помочь нам за небольшое вознаграждение.

– И что же Павел Матвеевич знает? – Спросил Седой угрожающим тоном.

– Павел Матвеевич, расскажите, пожалуйста. Не стесняйтесь.

Старик посмотрел на Седого и братков, что стояли на входах в зал, с опаской. Сглотнул так, что дернулся острый кадык на его тонкой краснокожей шее. Потом сказал:

– В общем, видал я, как в день взрыва мужичок под воротами крутился. Сбег, точно, когда подъехала ваша машина.

Седой строго посмотрел на Косого.

– Я посвятил Павла Матвеевича в некоторые нюансы дела, чтобы у него сложилась более полная картина. Продолжайте, Павел Матвеевич, – оправдался Косой.

– Ну так вот. Шел я в тот вечер от одного моего товарища. Гостил у него, значит. Прохожу мимо кооператива, вижу, у гаража Женьки Корзуна кто-то шарится. Ну, думаю, опять воры. Хотел, было прикрикнуть на него, спугнуть. А тут на тебе, машина заезжает. Ну и паренек шмыг в кусты и был таков.

– Как ты нашел его, Косой? – Спросил Седой, недоверчиво поглядывая на старика.

– Сейчас Павел Матвеевич вам сам все расскажет. Продолжайте.

– Ну… Короче… Потом, как машина подъехала, из нее вылезли четверо. Один пошел ворота открывать и бабах! Тогда я понял, что тот паренек какую-то бомбу мастерил. Ну и на следующий день я пошел к нашему участковому, рассказать, что да как.

– Я знаю их участкового инспектора, – пояснил Косой. – И весьма неплохо. Более того, он кое-чем обязан мне. Потому тот, когда понял, что дело касается смерти Сливы, то быстро позвонил мне, чтобы сообщить о Павле Матвеевиче. Так я на дорогого Павла Матвеевича и вышел.

– Этот мужичок, которого ты видел, дед, мог быть кем угодно. Даже из людей Михалыча, – сказал Седой.

– Этот точно не из них, – покачал головой Косой. – Я бы знал.

– Слушай, дед, ты видел его лицо? Кто там был? Можешь рассказать, что за человек Сливу подорвал? – Нажал на старика Седой.

Дедок растерялся, с мольбой посмотрел на Косого, как бы ища защиты.

– В СК выяснили, что взрыв осуществлен с помощью ручной гранаты Ф-1, – ответил Косой. – Сейчас, после войны, у населения на руках достаточно оружия, чтобы кто-нибудь из афганцев выбросил что-то подобное. Потому нужно было искать среди тех, кто мог иметь на нас зуб.

– Знаешь, Косой, любой дурак может пойти и купить гранату, – возразил Седой.

– Но не любой может так мастерски собрать растяжку. Тут нужны военные навыки. Я убежден, что Сливу убил бывший солдат.

– А почему не наши враги? Почему не с кирпичного или может быть мясуха?

– Этих я проверил первым делом, – ответил Косой. – Никто из них не знал о наркоте. Вывод у меня такой. Тот кто взорвал Сливу, скорее всего, из афганцев. Это кто-то, кто нас не любит по какой-то причине. Ну и кто-то, кто может знать о наркоте. Круг сузился, и я знаю, кто с большей вероятностью замешан в убийстве.

– Кто?

– Оказалось, замок вскрывали. Наши сообщили мне об этом слишком поздно. Раздолбаи. Прикажите наказать Жору и Лося. И вскрывал замок, скорее всего, хозяин гаража – Корзун.

Седой выматерился. Он пытался купить гараж у этого Корзуна, но тот отказался. Время поджимало и потому черемушенские, поняв, что гараж стоит без дела и к нему никто не ходит, оставить товар там. Рассчитывали, что увезут его быстрее, чем кто-то обнаружит.

– И я узнаю обо всем этом только сейчас⁈

– Вы бываете очень заняты, – сказал Косой, припомнив, как вчера вечером Седой вызывал в баню проституток.

– Ладно, – Седой засопел. – Корзун, значит. Он же друг Летова, так?

– Так.

– Ладно, Косой. Ты поработал нормально. Что делать дальше, ты и сам знаешь.

* * *

– Спасибо, мужики. Рад, что пришли, – улыбнулся Женя, а потом поморщился, неудачно повернувшись на койке.

Лежал он в небольшой палате, набитой больными. Тут и там лежали и лечились с ним кашляющие старики, побитые и израненные в драках алкаши. Однако я видел нескольких травмированных, которых можно было бы назвать обычными гражданами.

В палате стоял постоянный гомон и кряхтение, висел неприятный запах немытых тел, смешанный с хлоркой и спиртом. Было тесновато.

– Скоро ты выходишь? – Спросил Фима, очищая себе апельсин.

– Сказали, еще пару дней подержат в этом клоповнике и отпустят домой.

– Ну и хорошо, – покивал ему Степаныч.

Мы повели разговор о том, что случилось после Жениного ранения, перебросились несколькими шутками. Поговорили о последних новостях, например, о том, что Алексовцы сделают нам сертификаты бесплатно. Женя спросил, как мама.

– Неплохо, держится, – ответил я. – Мы с мужиками за ней присматриваем.

– Это хорошо. Мне-то щас самому присмотр понадобится, – сказал Женя. – Врач говорит, что похромаю только следующие месяца три, а потом нормально. Буду ходить как раньше. Кстати, а вы не знаете, где мне костыли взять? Без них сейчас никак.

Мы переглянулись.

– Ничего. Найдем, – улыбнулся я.

– Спасибо, мужики. Да и еще у меня одна просьба есть. Можете доходить мои смены на этой неделе? Немного их, но если не приду, хрен потом кто работать возьмет. Деньги себе заберите.

– Доходим, за это не бойся, – заверил его Степаныч.

– А с деньгами у тебя как? – Спросил я.

– Да негусто. Но пока хватит.

– Я думаю, мужики, будет справедливо, что мы Жеке выделим немного из того бюджета, что отложен на Оборону. Все же работать он пока не сможет, а за квартиру платить надо, – предложил я.

– Да ну ты че, Витя? – Отмахнулся Корзун. – Я и так справлюсь. А на охранку ж много надо: помещение, ремонт, оружие, форма в конце концов. Даже нанять кого-то, пока Оборона не начнет деньги приносить.

– Не обеднеем, – сказал я. – Да, мужики?

– Ну.

– Ты не переживай! Тут на все хватит!

– У меня даже слов нету, – засмущался Женя.

Посидели мы с ним еще минут десять, да медсестра пришла нас выгонять. Когда мы пошли на выход, Женя позвал меня:

– Витя, можно тебя на два слова?

– Что такое? – обернулся я.

Фима со Степанычем тоже застыли в проходе.

– Да я недолго. Просьба есть к тебе.

– Давайте, мужики, – сказал я остальным. – Идите, а я щас, пять сек.

Степаныч кивнул, и они с Фимой вышли.

– Давайте быстрее, – сердито сказала полная медсестра за сорок.

– Говорю ж, пять сек, – улыбнулся я ей.

– В общем… Только не ругайся. Просьба у меня к тебе есть одна. Очень важная, – сказала Женя, когда я вернулся к кровати и сел рядом с ним на деревянный табурет.

– Какая просьба? И почему я должен ругаться?

Женя помялся пару мгновений. Потом решился и, по своему обыкновению, выпалил все прямо в лоб:

– Короче. У меня в комнате, под кроватью, лежит ТТ. Завтра вечером его нужно отнести и продать одному братку с кирпичного. Иначе у меня проблемы будут. Сможешь?

Глава 25

Я нахмурил брови. Строго посмотрел на Женю. Его лицо было привычно равнодушным. Флегматичный, как обычно, взгляд мало что выражал. Корзун просто беззлобно и очень спокойно смотрел на меня, не отводя глаз.

– Ты торгуешь оружием? – Спросил я вполголоса, так, чтобы окружающие не услышали.

Женя опустил взгляд, поджал тонкие губы. От этого, шрам, пересекающий Женин подбородок, обычно едва видный, превратился в явную складку. На его лице отразилось что-то, что можно было бы назвать грустью.

– Мне жаль, что придется втягивать тебя в это, Витя, но тут серьезное дело. Очень серьезное. Если я не приду вечером, то все пропадет. А как ты видишь, прийти я не могу. Ноги еще толком не держат.

– Давно ты этим занимаешься? Давно барыжишь оружием?

– Я этим не занимаюсь, Витя. Тут особый случай. Очень особый.

– Если тебе нужны деньги, – не поверив, сказал я, – ты мог сказать мне. Я знаю, ты больно гордый и просто так не взял бы. Но мы бы посидели вместе, помозговали и нашли бы в конце концов, как заработать. Не стоило влезать в такие дела.

– Дело не в деньгах, – вздохнул Женя. – Тут все гораздо серьезнее. Если честно, я думал, ты станешь кричать, ругать меня. Думал, будешь нотации читать. Как Степаныч.

– Ну я же не Степаныч, Женя, – я улыбнулся. – Если дело не в деньгах, то давай, рассказывай, что у тебя тут случилось. Я посмотрю, как можно помочь.