Текст книги "Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Артём Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Ты сынка моего насмерть послал! – Кричала мама Жени Корзуна, когда мы встретились с ней в коридоре у его палаты.

Как я потом узнал, ранение у Жени оказалось незначительное: пуля угодила в мягкие ткани бедра и прошла навылет. Ни кости, ни вены с артериями она чудесным образом не травмировала. По крайней мере, сильно. Потому он совсем недолго пробыл у хирурга и почти сразу уехал в общую палату.

– Тихо-тихо, Мария Федоровна, – успокаивал я ее. – Раз уже перевели в палату, значит, все нормально.

– Это сейчас все нормально! А потом⁈ А потом что будет⁈ Когда вы с ним снова под пули полезете⁈ Я чуть с ума не сошла, когда его в Афган забрали! Каждый день письма писала, не зная живой он или мертвый! Думала, хоть после войны, хоть дома он будет жить в спокойствии!

Женщина ссутулился узенькие плечи, сгорбилась и заплакала.

Этим вечером в полупустой сырой больнице было немного народу. Медперсонал, уставший, какой-то осунувшийся, ходил там и тут. Тем не менее даже они смотрели на жалкенькую Марию Федоровну с состраданием.

Я вздохнул. Обнял женщину и прижал к себе. Легонько погладил по спине.

– Не плачьте. С Женей все будет хорошо.

– Да знаю я вас… – Начала она, но закончила неразборчиво, потому что расплакалась с новой силой.

– Тихо-тихо. Давайте присядем.

Я тихонько отвел ее в сторонку, усадил на лавочку, сам опустился рядом. Плачущая Женщина прижалась ко мне, ища хоть какого-то утешения.

– Да что ж я буду делать, если Жени не станет⁈ Ради чего ж мне тогда жить на белом свете⁈

– С ним все будет хорошо.

– Да откуда ты знаешь⁈ Вижу я, как с ним будет все хорошо! – Подняла на меня взгляд красных опухших глаз Мария Федоровна. – Это сегодня я его в больнице нашла, а завтра где найду⁈ В морге⁈

С этими словами она снова закрыла лицо руками. Плечи ее судорожно содрогались, пока она почти беззвучно плакала.

– Да, – сказал я, глядя перед собой. – Сегодня сплоховал. Недоглядел. Потому извиняюсь перед вами. Если бы он не вышел из всей этой истории живой, я бы тоже себе места не нашел. Но я вам обещаю, что больше такого не будет. Я буду защищать Женю ценой собственной жизни.

«Как и он меня» – хотел я добавить в тот момент, но сдержался.

– Обещаешь? – Снова глянула она на меня.

– Обещаю. С ним все будет хорошо.

Ничего не ответив, она кивнула. Только тогда Мария Федоровна успокоилась. Была она женщиной, привыкшей всегда оставаться за крепкой мужской спиной. Теперь, когда Женя постоянно рисковал собой, она, видать, не чувствовала этой защиты, и во многом, поэтому душа у нее вечно была не на месте. А теперь я дал ей хоть какую-то гарантию – свое слово.

– Если ты меня обманешь, я никогда тебе этого не прощу, – сказала она вполголоса.

– Этого не будет. Не обману, – заверил ее я.

В тот вечер к Жене пустили только мать, и то на пару минут. Мне же не разрешили нарушить покой Корзуна, еще только отходящего от наркоза.

Тогда я попросил Сома довести Марию Федоровну до дома, а потом доставить в Арарат уже меня.

– Витек! Да ладно! – Кинулся ко мне Фима, когда я прошел между широких кованых ворот Арарата. – Мы тут все на нервах! Думали, тебя в каталажку посадили!

– Посадили, – подтвердил я. – Но уже выпустили.

– Менты чуть погорячились, но уже пришли в себя, – добавил идущий рядом Сом.

Ко мне подошли сотрудники Алекса, стоявшие тут, на воротах: Вася Котов с Лешей Маршиным.

– Майор нам рассказал, – Начал Котов, – ну ты, Витя, дал.

Оба Алексовца по очереди пожали мне руку.

– Если б не ты, мы б точно в заварушку попали. А где ты был? Мы думали, тебя забрали в ментовку.

– Да это длинная история, – сказал я.

– Я за Кулымом, – обернулся Сом, топая к парадному входу. – Он хотел с тобой переговорить, Витя.

– Там у молодых белый танец, – хохотнул Фима. – Щас всех переполошишь!

– Михалыч не переполошил, а я переполошу? – Рассмеялся Сом.

– Блин! Да надо ж Степаныча позвать! – Вспомнил Фима, – Он же весь извелся. Думал все, кранты нам. Ты – в тюрячку, Жека – в инвалидное кресло!

– С Женей все хорошо, – ответил я. – Я был у него. Залатали, жить будет. А скоро снова заскачет как сайгак.

– Елки! Дак все не так плохо, как я думал, а? – Крикнул Фима, уходя к корпусу банкетного зала.

Мой пост был у балкона, на втором этаже. И в принципе я собирался его занять. Пока отвечал на вопросы Алексовцев, подтянулись еще несколько наших, и еще один Алексовец. Все стали дружно спрашивать:

– Слышь, а как ты их? Че было?

– Че, правда, ты машину у гайцов угнал?

– А кто это был-то?

– Не раненый?

– А как ты тут оказался?

Вопросы взбудораженных мужиков сыпались со всех сторон. Я отвечал по мере сил.

– Ну, мужики! Чего вы⁈ – Общий гомон перекрыл хрипловатый голос Худякова.

Бригадир Алекса протиснулся через охранников, раздал нескольким шуточных тумаков, чтоб те возвращались на посты:

– А ну, хватит тут толпиться! Весь зал стоит голый, без охраны. Давайте, мужики, на посты. Летова, пади уже достали расспрашивать.

– Да ниче, все нормально, – рассмеялся я.

Когда народ подрассосался, а мы остались с Худяковым, к нам подоспели Фима со Степанычем.

– Мля, ну ты заставил нас понервничать, – заворчал старик, а потом просто заключил меня в свои медвежьи объятья, – Витя, – зашептал он, – слава богу, ты целый и на свободе. Я уж думал, как твоей мамке все это преподнести, чтоб у нее удар не случился. А ты вот он.

– Вот он, – выбрался я из рук Степаныча. – Нормально все. Не без помощи Кулыма, кстати.

– Хорошо, что Жека тоже в порядке, – нахмурился Степаныч. – Уж с его матушкой говорить бы было еще сложнее.

– Мы боялись, что помрет по дороге, – вклинился Фима. – Место себе не находили.

– Все пучком. Оборона жива-здорова. Скоро будем работать все вместе.

– Я рад, что ты не стал Михалыча добивать, – сказал вдруг Степаныч. – Потому как тогда тебе так просто не отвертеться бы. Да и чего из-за такой мрази грех на душу брать?

– Кстати, про Оборону, – строго вступил в разговор Худяков. – Ты, Витя, красавец. Не испугался. В нужный момент поступить самым решительным образом. Знал, что тебе за такое решение грозить может. Знал и не отступил. И тем самым много кого уберег от бойни. Моих парней уберег, – Худяков изогнул свои тонкие губы в улыбке.

– Вы на моем месте сделали бы так же.

– Нет, – он покачал головой. – Не сделал. Мешкал я. Ствол и у меня был, а я не стал стрелять, хотя мог. Потому мне вдвойне стыдно перед тобой. Хочу поблагодарить тебя и искупить перед тобой такую свою оплошность.

– Поблагодарить? – Я улыбнулся. – Но тогда давайте после свадьбы бухнем где-нибудь все вместе. Отдохнем. Устали мы, надо развееться.

– Обязательно развеемся, – кивнул Худяков. – Но я думаю, этого мало. Сидоренко говорил мне, что у вас проблема с тем, как получить сертификаты по подготовке охранников. Короче, у нас в Алексе есть курс подготовки. Стоит по сто пятьдесят долларов с человека. Но тебе и твоим друзьям Витя, я выбью сертификаты бесплатно. Только документы мне передайте перед нашим отъездом. Через неделю пришлю по почте. А если вдруг надо будет кого еще набрать в охрану, как только откроетесь, звони, пиши. Я оставлю вам контакты свои. Получите сертификаты с большой скидкой.

– Спасибо, Виктор Владимирович, – пожал я ему руку. – Такая помощь нам будет очень кстати.

– Это тебе спасибо, Витя, – ответил он серьезно. – Без тебя среди Алексовских могли бы быть потери. А так все получилось благополучно.

Дожидаться, пока придет Кулым, я не стал и потому пошел на свой пост – место у балкона на втором этаже.

Свадебный банкет был в самом разгаре. Гости пили, кричали горько. Страшноватенький жених неустанно целовал красавицу-невесту. Пару раз кто-то, кто уже достаточно поднажал на алкоголь, затевал потасовку, но Алексовцы вместе с нашими справились достойно и разнимали скандалистов.

Я вышел на балкон второго этажа, поежился от ветра, который гулял тут. Тем не менее, дышалось мне свободно и легко. Когда я предотвратил налет на Арарат, почувствовал, что серьезная ноша упала с плеч.

За моей спиной скрипнула дверь, и я обернулся.

– Че, прячешься от меня? – Спросил Кулым ухмыляясь.

Старик, хоть мы виделись не так и давно, выглядел на удивление… старым. Его и без того худощавое лицо осунулось, и теперь он опирался на тросточку, которой я даже не заметил в суете у ЗАГСа.

– От вас не спрячешься. Даже в обезьяннике найдете.

– Это да, – заулыбался Кулым. – Черноусов мне кое-что должен. Ну и пока он на крючке, сделает все, что мне нужно.

– Он думал, что я теперь тоже на крючке, только на его.

– Надеюсь, ты не поддался?

– Нет, – я хмыкнул, – не поддался.

Кулым вздохнул. Щелкая тросточкой, прошел к по-армянски вычурному парапету балкона.

– Уж в какой раз? В третий? – Спросил он.

– В третий.

– М-да. Даже стыдно, что я тебя не слушал, а ты уже в третий раз спасаешь благополучие моей семьи.

– Как свадьба?

– Сначала все понервничали из-за перестрелки, но когда все улеглось, то пошло как надо. Все союзы, которые должны были возникнуть, возникли. Правда, другие, кажется, готовы разрушится.

– О чем вы? – Не глядя на Кулыма, а рассматривая цветастую плитку двора, спросил я.

– Да так, не суть. Короче, спасибо тебе. Без тебя бы свадьбы не вышло.

– Я охранник, Марат Игоревич. Мое дело – охрана.

– И скоро твое дело пойдет в гору, – покивал Кулым. Потом он помолчал пару мгновений. – Все же, я не ожидал от тебя такого.

– Какого? – Спросил я. – Давайте зайдем. Становится холодновато.

Мы переместились с балкона в коридор, с которого можно было видеть, как внизу, на первом этаже банкетного зала гуляют гости.

Все уже поддали водочки, и начались танцы. Аллегрова пела им сквозь громоздкие динамики колонок:

Фотография девять на двенадцать,

С наивной подписью «на память».

Фотография, где мог ты улыбаться,

Хотя улыбкой вряд ли что исправишь.

– Ты предотвратил перестрелку, понимая, что такой шаг может лишить тебя воли. Воля – очень многое для вора, – продолжал Кулым. – Иной раз гораздо больше, чем жизнь. И ты решил этим рискнуть, чтобы выполнить работу. Вору проще оценить такой поступок. Я оценил его очень высоко. Признаюсь, таких людей я встречал всего два или три раза в жизни.

– В тот момент мне было как-то не до раздумий, – глянул я вниз. – Либо это, либо погибнут непричастные. Я знаю, что в этом зале много бандитов. Знаю, что есть нечестные чиновники и продажные менты. Но есть и непричастные люди, которые не должны платить за ошибки своих родственников.

– Очень благородно, – сказал Кулым.

– Я считаю это скорее прагматичным подходом, чем благородным. Всегда лучше, когда непричастные остаются в стороне.

– Не уж то нет в этом твоем подходе ничего человеколюбивого? – Спросил вдруг Кулым.

Я хмыкнул, но не стал отвечать.

– Вот, – Кулым улыбнулся. – Я ведь прекрасно вижу тебя, Виктор Летов. За своей показной прагматичностью ты прячешь человеколюбие и гуманизм. И хоть ты пытаешься скрыть эти качества за жестокостью и даже черствостью, они проступают в самый критический момент. Эх, Витя. Не в то время ты родился. Новая Россия не любит таких, как ты. Тут в почете выгода. А появился бы ты на свет где-нибудь в двадцатые годы, в сороковые стал бы героем.

– Вы излишне романтизируете все это, – сказал я суховато.

– Нет. Я лишь хочу сказать, что многим, даже мне, есть чему у тебя поучиться. К сожалению, вряд ли такие, как я еще способны на это.

– Учиться никогда не поздно.

– Только не когда твои руки по локоть в крови и в дерьме, как мои, – проговорил Кулым. Потом мы недолго помолчали.

– Да, кстати, Витя. Есть у меня к тебе один очень серьезный вопрос. Или, скорее, предложение. Выслушаешь?

– Выслушаю, – сказал я. – Но не обещаю, что дам ответ немедленно.

– Ты дашь. Дашь тут же, – кривовато ухмыльнулся Кулым. – Вопрос это предполагает.

– Ну что ж, – я вздохнул. – Что у вас за вопрос?

Глава 22

– Сначала выслушай и не перебивай, – сказал хрипловато Кулым.

– Ну хорошо, – ответил я, не отводя взгляда от веселящихся гостей.

Кулым покивал, помолчал пару мгновений, протяжно выдохнул носом. Потом начал:

– Настают тяжелые времена в нашем городе. Тяжелые времена для всех, но особенно для моей семьи. Нет больше единства в верхах, что сидели на Черемушках. Между нами началась война.

Нахмурившись, я посмотрел в тускловатые глаза Кулыма. Он выглядел уставшим как никогда. Обычно старик молодился и держался крепким. По-другому во главе ОПГ и не получится. Но теперь на лице его будто бы отразилась вся усталость, накопленная этим человеком за его длинную жизнь.

– Седой и Комар пошли против меня. Дело в наркоте. Они считают, что, торгуя ей поднимутся как никогда. И в общем-то, это правда. Поднимутся. Вот только я против таких дел. Немало я видел в молодости торчков, окончивших жизнь под забором. В перестройку потерял многих своих. Дрянь эта забрала. Потерял я и сына.

– Да? Он же жив, – нахмурился я.

– Старший, Иосиф – да. Но Ринат подсел на героин, когда попал в Афганистан. Не выдержал он напряжения войны и когда вернулся, уже плотно сидел на этой дряни. Ринат – поздний мой ребенок. От второй жены. Больно сильно я его опекал. Ну и вырос он от этого очень уж жаждущим воли. Волю он нашел сначала в армии, а потом и в наркоте. Так уж он думал.

– Передоз? – Спросил я.

– Наркота сожгла его изнутри. Гнить стал заживо. Превратился в животное, и сделать я ничего не смог. Ринат уехал из Армавира в Москву. Прятался от меня. Ну и узнал я о его смерти уже после того, как могила сына просела и сравнялась с землей. Узнал от Иосифа.

Кулым помрачнел. Опустил взгляд к молодым. На лице его отразилась настоящая слабость. Сейчас со мной разговаривал не Кулым, а всего лишь Марат Кулымов – немощный, покалеченный жизнью человек.

Тогда я понял, почему он так стоит за семью. Не справился он с воспитанием своих детей. Чувствовал поэтому за собой большую вину. И теперь, на склоне лет, поняв, что для него действительно важно, в трехкратном размере пытался отдать свой родительский долг внучке. Я видел, что именно в ее благополучии он видел благополучие своей «Семьи». Марина была для него семьей.

Потом на ум мне пришла другая мысль: неужели так сильно он мне доверился, что разрешил себе проявить в моем присутствии слабость? Разрешил себе быть слабым. А был ли кто еще, кроме меня, кто видел его таким?

– Я устал, Витя. Очень устал. И хоть впереди ждут меня суровые трудности, я могу с ними не справиться, если даже приложу для этого все усилия.

– Я понимаю, к чему вы клоните.

– Очень хорошо, – Кулым снова посмотрел на меня. – Значит, ты понимаешь, что кто-то молодой, решительный, полный сил сможет преодолеть эти трудности. Вот только беда в том, что нет у меня наследников, которые бы взяли все в свои руки. Оба сына получились бестолковые. Доверить руководство кому-то из своих людей я тоже не могу. Им тяму не хватит.

Я молчал, внимательно слушая и не перебивая. Понимал, какой вопрос он хочет мне задать, какое предложение сделать. Да только хотел, чтобы старик проговорил это вслух. Знал я так же, какой дам ответ. Мне кажется, он тоже знал.

– Тебя я знаю в сто крат меньше времени чем каждого из моих. Но в то же время ты проявил себя в сто крат лучше, чем любой из них. Скажи, Витя, пойдешь ли ты ко мне? Согласишься ли взять мои дела в свои руки? Конечно, не сразу, а со временем. Начнешь с бригадира, а то пацаны не поймут. Но до верхов ты дойдешь быстро.

Я вздохнул. Я никогда не курил и следил за здоровьем всю мою жизнь. Но в этот момент мне захотелось выкурить сигарету. Как обычно, когда в душе моей возникал какой-нибудь нехороший соблазн, я подавлял его силой воли. Подавил и это пагубное желание.

– Я рад, что вы доверяете мне настолько сильно, Марат Игоревич, но я откажусь от вашего предложения. Я не могу связать свою жизнь с ОПГ. Совесть мне не позволит.

– Зачем же ты помогал мне все это время? – Спросил Кулым совершенно ровным тоном, в котором снова проявились нотки жесткости.

– Я помогал не ОПГ, а людям в ней. Попроси меня о помощи Слива, Седой, или тем более Михалыч, они бы такой помощи от меня не получили. В моих глазах не осталось в них ничего человеческого.

– Что ж…

Кулым покивал. Во взгляде его отразилось что-то, что можно было бы назвать уважением.

– Другого ответа я от тебя и не ждал. Больно ты принципиальный человек, Витя.

Я ничего не сказал. Так, мы с ним и стояли, глядя вниз, на гостей. Среди них я видел и Марину. Девушка гуляла на свадьбе в гипсе, но он ничуть ее не портил. Скромное светло-серое платьице чуть выше колена подчеркивало красоту её фигуры. Девушка веселилась и танцевала несмотря на травму.

– Жаль. Марине ты очень нравишься, – сказал Кулым, проследив за моим взглядом.

– Я знаю, – ответил я тихо.

– Конечно. Конечно, знаешь. Понял все без всяких слов. Как и я. Ну ладно, Летов, бывай. Не буду отвлекать тебя от работы.

С этими словами Кулым выпрямился, потом оперся о тросточку. Я еще долго слушал ее стук, когда он спускался по ступеням, вымощенным цветастой плиткой. Потом увидел старика внизу. Он выпил вместе с Сидоренко, и когда заиграл медляк, к моему удивлению, стал танцевать с какой-то пожилой дамой. При этом Кулым говорил с ней о чем-то и улыбался так, будто нашего разговора и не было.

К часу ночи большинство дурацких свадебных конкурсов закончилось, и тамада – высокий, худощавый армянин, уже едва держался на ногах от водки. Да и слова во внятные предложения он складывал с трудом. Однако гостей, кажется, это ничуть не смущало.

Тем не менее праздничный кураж поутих, кто-то лениво танцевал рядом с музыкальной аппаратурой, другие вели ленивые пьяные разговоры за столом. Часть уже разъехалась, и в собутыльники приглашали даже парней из охраны.

Фима, который уже неплохо поднабрался, звал и меня пойти вниз, но я отказался. Настроения пить у меня совсем не было.

Я снова вышел на балкон. Темная мартовская ночь была прохладной, но ветер уже утих. Он угнал зимние тучи куда-то к горизонту. Часть небосклона очистилась, и на нем засеяла единственная полярная звезда. Очень яркая.

– Привет, – услышал я за спиной знакомый голос. Женский голос.

Я обернулся. Это была Марина. Девушка слегка придерживалась за дверной косяк, пытаясь скрыть опьянение. Правда, на ее молодом, почти детском личике и так было все написано.

– Привет, – ответил я суховато. – Как рука?

– Уже не болит, – она поправила перевязь так, чтобы показать мне обнаженные плечи.

Потом девушка прошла к парапету, оперлась об него рядом со мной.

– Красиво сегодня, – сказала она. – Зима уже надоела. Хочется тепла.

– Хочется, – согласился я.

Девушка будто бы хотела сказать еще что-то, но не решилась. И хотя, под алкоголем, она немного тянула слова, кажется, робость ее никуда не делась. По крайней мере, не вся.

– Ну, все еще прохладно, – сказал я. – Ты озябнешь в таком платье.

– В зале душно. Вышла подышать, а то мне дурно, – солгала Марина.

Я хмыкнул. Снял пиджак, повесил ей на плечи.

– Спасибо, – улыбнулась она. Я не ответил. – Не хочешь пойти в зал? Там уже много кто из ваших. А ты все тут мерзнешь.

– Я работаю.

– Ты, как всегда, в своем репертуаре.

Девушка обернулась, стала к парапету спиной, заглянула мне в глаза. Я только пожал плечами.

– Как всегда, – добавила она, опустив взгляд. – Я… Я просто хотела сказать спасибо. Так и не довелось после той нашей поездочки. Сразу в больничку забрали. А ты ведь спас меня, Витя. Уже дважды.

– Может, когда-нибудь ты научишься не попадать в неприятности, – улыбнулся я.

– Может, меня кто-нибудь научит, – она тоже показала белые зубки в милой улыбке.

– Может.

– Я… Я хотела спросить у тебя одну вещь. Можно?

– Можно.

– Ты… Ну… – Девушка замялась.

– Что?

– Ты свободен на следующих выходных?

– Еще не знаю. А что?

– Ну, просто… Я хотела выбраться на рынок. Кое-что нужно купить. Из одежды. А в магазинах такого не найти. Есть у меня знакомая девочка. У нее мама там торгует вещами. Импортными… Ну и… Просто дедушка одну меня теперь никуда не отпускает, а Сом пойти не может. День рождения у дочки справлять будет. Ну и я подумала, что если ты согласишься… В общем, дедушка отпустит меня с тобой. А потом мы могли бы зайти в одну прекрасную столовую. Там такие вкусные пирожные картошка м-м-м… А еще ром-бабы. Ты когда-нибудь пробовал ром-бабу?

– Ты приглашаешь меня на свидание? – Спросил я в лоб.

– Нет, нет что ты! Какое свидание, Витя⁈ – Испугалась девушка, и нотки опьянения будто бы начисто выветрились из ее речи. Раскрасневшаяся от алкоголя, она еще больше порозовела, но теперь от смущения.

– Можно было бы, – сказал я тактично. – Но невеста меня не поймет.

– Невеста? – Удивилась Марина.

– Да, невеста, – солгал я.

– Но… Ты не говорил мне о невесте… – Начала было она, но тут же замолчала. – В общем, ладно. Прости. Я не хотела доставлять тебе неудобств.

– Ничего. Ты не доставляешь. Марина?

– Да? – С надеждой посмотрела она на меня.

– Тут прохладно. Ты можешь заболеть. Тогда у дедушки будут ко мне вопросы, чего это я держу тебя на холоде.

– А… Ну да… – она вздохнула. – Вот…

Марина стянула мой пиджак, вернула мне.

– Ладно. Я… Мне пора… Пока, Витя.

– Пока, Марина.

* * *

День спустя, где-то под Армавиром

Косой нес лопату. Он шел вдоль небольшой рощицы, протянувшейся за Кубанью. На том конце грунтовой дороги, излизанной вчерашним ветром, его ждала машина.

У шестерки жигулей топтались двое из его людей.

– Ну че, привезли? – Подходя, спросил он.

– А то, босс! – Тут же отозвался первый – высокий и пузатый Гриша. – Вон, на заднем сидении лежит.

– Хорошо, доставайте.

Второй, тоже крепкий, но пониже, открыл дверь, выволок наружу связанного по рукам и ногам мужика. Голова его была обернута в мешок, крепко замотанный у шеи изолентой. Мужик мычал и брыкался. Вертел закрытой головой, словно курица перед топором.

Косой застыл над ним, лежащим на холодной земле.

– А этот точно знает? – Спросил он.

– Да должен. Он жеж один из егошних киллеров. Да и был в хате, тогда, когда мы до Михалыча ездили поговорить.

– Хорошо. Тащите его в рощу.

Мужика подхватили под локти связанных рук. Ноги его поволоклись по траве, когда здоровяки понесли мычащего человека за Косым.

Они вступили в рощицу и стали углубляться. Потом вышли на небольшой пустырь, что возник под только недавно упавшей могучей акацией.

– Ай, мля! Сука! – Вдруг выругался Гриша и бросил мужика. Нагнулся.

– Ты чего? – Удивился второй.

Косой обернулся к ним.

– Да мля! Наступил на что-то острое!

Он задрал ногу, осмотрел подошву. Потом достал из ботинка здоровенную и толстую иглу акации. Не будь он в берцах, точно пробил бы себе ногу.

– Аккуратнее. Тут по всей поляне этого добра хватает, – сказал Косой. – Ну, че встали? Пошли уже. Закончим все побырому.

Они проследовали дальше, стали у могучего упавшего ствола древнего дерева. Его голая крона, лежащая на земле, утонувшая в сухой стерни бузины. Большой пень, обломанный почти у самого основания, остался стоять острым колом, указывая на небо.

Мужика поставили на колени. Гриша достал складной нож и разрезал изоленту. Стащил с мужика мешок. Пленный стал щуриться утреннему солнцу, торопливо дышал, словно не мог насытиться холодным воздухом.

– Хлеборезку ему освободите, – мрачно сказал Косой.

Гриша занялся и этим, стал развязывать толстый узел тряпки, врезавшейся мужику между зубов. Тем временем Косой достал своего любимца – Вальтер ППК послевоенной сборки. Косой любил оружие, и это был не единственный ствол из его коллекции, но точно один из самых любимых. Правда, выгуливал он его нечасто и сегодня решил взять с собой, чтобы взбодрить давно не стреляную пушку. Из левого кармана пальто Косой извлек глушитель. Деликатно прикрутил его к дульному срезу.

– Что? Что вам надо⁈ – Тут же выкрикнул связанный, – что за мутки тут⁈ Михалыч же все! Все егошние разбежались! Че вам еще надо⁈ Нахрена я вам нужен⁈

– Освободите его, – буркнул Косой, взявшись за вонзенную в рыхлую почву лопату.

Бойцы быстро выполнили приказ, и освобожденный мужик, задрав руки в защитном жесте, остался стоять на коленях, посреди мягкой лесной подстилки.

– На, вот, капай, – Косой бросил ему лопату.

– Да че такое, мужики⁈ Че происходит-то⁈ – Крикнул тот, вцепившись в черенок.

– Копай, тебе говорят, – наставил на него пистолет Косой.

Растерявшийся мужик медленно встал. Вонзил лопату себе под ноги.

– Что? Зачем? Зачем копать? – Простонал он. – Ну вы че, мужики? Чего я сделал-то? Это из-за наркоты, да? Из-за наркоты⁈

– Хайло закрой и копай.

Похищенный наградил всех присутствующих растерянным и испуганным взглядом. Косой хмыкнул.

Потом бедолага все же принялся за рытье. Ждать пришлось минут двадцать. Время от времени Косой давал указания мужику, где подрыть. Хотя тот явно догадался, что копает себе могилу, он будто инстинктивно отказывался рыть ее правильной прямоугольной формы. Когда неглубокая яма была готова, Косой холодно сказал:

– На колени.

– Да не убивайте, мужики! Если это из-за наркоты, я вам и так все скажу! Нахрена этот балаган⁈ Все скажу, только отпустите! Не убивайте!

Косой шмыгнул, вытер нос вооруженной рукой. У него начиналась простуда. Поругав про себя Сливу, что он изволил сдохнуть именно сейчас, а не когда-нибудь летом, Косой сказал:

– А ты догадливый. Ну, рассказывай. Где наркота, которую вы у нас сперли, суки.

– Ну чего вы, мужики⁈ – Бандит размазал по лбу грязь. – Вы б так спросили! Я бы рассказал! Нахрена все это⁈

– Чтоб не сбрехал, – буркнул Косой. – Рассказывай. Тогда уйдешь живым.

– Да мне эта наркота теперь нах не нужна! Да и бригады нашей больше нету! Начерта мне герыч⁈ Все расскажу, только не убивайте!

– Так не ной, а говори, – Косой снова наставил на него Вальтер.

– Ладно-ладно! Короче, помните ту хату, где Михалыч прятался одно время⁈ В хуторе том. Северном. Короче, жила там бабка. Мы ее в расход и…

– Ближе к делу, – поторопил его Косой.

– У нее в сарае есть погреб! Михалыч нас заставил оттуда все вынести: картошку, закрутки, еще какое-то дерьмо. А на место всего этого мы сложили ваши коробки! Там оно так и лежит! Заныкали побырому и все. Ни пакетика оттуда не взяли!

– Врешь, сука. – Косой передернул затвор.

– Христом богом клянусь!

Мужчина дрожал. Глаза его наполнились почти животным ужасом. Грязные пальцы поднятых рук вздрагивали.

– Он, кажись, обоссался, – заметил Гриша, посматривая на мокрую штанину светлых джинсов.

– Ну что ж. Ладно. Верю, – Косой пожал плечами.

Он много раз видел, как люди говорят правду под страхом смерти. Этот человек не врал. Он слишком хотел жить.

– Вы ж меня отпустите⁈ – Сломавшимся голосом взмолился мужик. – Вы меня тут вообще больше никогда не увидите! Уеду с края, никогда не встретимся!

– Отпустим. Не встретимся, – сухо ответил Косой, а потом нажал на спуск.

Громко бряцнул механизм пистолета. Раздался гулкий хлопок, и глушитель поглотил эхо выстрела. Во лбу бандита, как по волшебству, возникла маленькая аккуратная дырочка. С обратной стороны головы обильно брызнуло. Мужик закатил глаза и опрокинулся в могилу.

Косой педантично подобрал стреляную гильзу, открутил глушитель от пистолета, спрятал обе части в карманы.

– Закопайте это дерьмо, – сказал он.

После, они поехали к хате. Оставив машины у покосившегося забора из подгнивших жердей, вошли в пустой двор. Вооружившись, бандиты аккуратно проверили хату, а потом и сарай, о котором говорил мертвец. Нигде не было ни души.

– Я думал, Михалыч поступит поизобретательнее и не станет сидеть на героине, – сказал один из братков.

– Ты его переоцениваешь, Вася, – ответил Косой.

– А нахрена мы того убили? Только зря возились, – буркнул Гриша.

– Ну тебя я тоже не переоцениваю, Гриша, – обернулся к нему Косой. – Каждый из людей Михалыча знает про наркоту. У многих может возникнуть соблазн взять себе чуток, так, в качестве подушки безопасности. Они быстро поймут, что случилось с одним из них, и это отобьет у старостанчиников любое желание лезть сюда. Ждите тут. Я проверю погреб сам.

С этими словами Косой потопал к покосившемуся турлучному сарайчику. Белые облупленные стены его были мазаны-перемазаны глиной, чтобы хоть как-то заделать трещины.

Братки ждали недолго. Через пару минут Косой вернулся.

– Ну чего там, босс? – Спросил Гриша.

– Ничего, – хмуро ответил Косой. – Там ничего нет.

Глава 23

В полдень перед свадьбой

– Вот так вот, Серега, кому-то на свадьбе гулять, а кому-то шариться по забытым хуторам, – сказал Андрей, крутя баранку желтого пирожка.

– Ну а че поделать? – Отозвался Серега, – Кулым говорит, старостаничники уйдут в налет и на хате у Михалыча никого не будет.

– А может, тот пацанчик… как его?

– Ряженый, – напомнил Серега.

– Во-во. Он. Может, он все набрехал? И про хату, и про то, что там Михалыч наркоту хранит?

– Вот и проверим. Зацепки то ну нас другой нету. Кулым послал. Значит, нужно делать.

В день свадьбы, около полудня, неприметный пирожок катился по изъезженной неровной грунтовке хутора Северный.

Здесь, людей Кулыма встречали только покосившиеся хатенки, да полупустые дворы. Бродячие псы обгавкивали колеса их машины. Иной раз то тут, то там, сидели у покосившихся заборов старик или старуха, провожали желтую машину взглядом тусклых глаз.

Когда они миновали разграбленные останки старой колхозной МТС, принадлежащей некогда местному колхозу Новатор, то завернули выше, к последней, самой крайней перед рекой Уруп, улицей.

Там направо, по дорожным колеям они добрались до небольшой хатенки с покосившемся забором и сараем во дворе.

– Тихо, Сом сказал, что сначала надо мимо проехать, глянуть не шарится ли кто внутри, – проговорил Серега, глядя на халупу в оба глаза.

– Мгм, – согласился Андрей, потянув шею из-за руля, чтобы получше рассмотреть окружение. – Но там никого быть не должно. Ряженый же сказал, что они после налета дадут стрекача и залягут. А за наркотой позже вернутся.

– Тогда надо поторапливаться.

Когда машина проехала у двора, они завернули и стали за углом, отгородив себя молодой порослью акации и дикой сливы. Затем огородами прошли до хаты. Внимательно осмотрели пустые комнаты, потом сарай.

– Верно все сказал. Никого тут нет, – сказал Серега, освещая темное помещение сарая фонариком. – Все свалили.

– Ну че. Тогда давай, подгоняй машину, – ответил ему Андрей. – Грузить будем.

* * *

Спустя пару дней после свадьбы, когда Кулымовская родня все еще гуляла на третьем дне и жарила шашлыки где-то за городом, мы с Фимой и Степанычем решили проведать Женю в больнице. Передвигались, конечно, на общественном транспорте, потому как ездить по городу с простреленным лобовым как-то мне не хотелось. Гаишники такого точно не пропустят.

С другой стороны, необходимость в «утилизации» моей машины пропала, и я еще думал, стоит ли заморачиваться с покупкой нового авто.