Текст книги "Застрянец (СИ)"

Автор книги: Артем Кочеровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10. Герой херов

– Господин, я доктора Баратынского провожу! – крикнул Дементий.

Вместе с Баратынским они вышли из башни. Дементий довел доктора до прачечной и заплатил сверху положенных – ещё сто золотых.

– Спасибо.

– Рад был помочь, – Баратынский взял деньги и бросил косяка на пивнуху. – Обращайтесь!

– До свидания.

– Всего доброго.

Дементий не стал смущать доктора и скользнул за угол. Баратынский был слабоват к алкоголю, зато дело своё делал хорошо. Другой бы, глядишь, и не взялся за такую работу, а Баратынский даже ухом не повел. Переломы, раны, пьяный господин постоянно ворчит.

Дементий перешёл деревянный мост и направился к рынку. Не доходя, остановился и тормознул извозчика:

– К «Пьяной Юле» и побыстрее!

Через двадцать минут Дементий спрыгнул с повозки в промышленном квартале земель Мещерского. Пахло гарью и тяжело дышалось из-за дыма. Неподалеку работала угольная котельная.

Натянув капюшон, Дементий спустился к парикмахерской, а оттуда скользнул в переулок. Дошёл до городской стены и остановился там, чтобы осмотреться. Позади, слева и справа никого не было. Дементий открыл деревянную дверь в облупленное каменное здание и спрятался внутри. Ещё шагов около сотни он прошёл по темному коридору, петляя в наполовину заброшенных комнатах. Вышел с заднего хода. Сделал здоровенный крюк и попал в ту же «Пьяную юлу», к которой приехал с извозчиком. Прошел вдоль кухни, откуда пахло жаренной рыбой, отодвинул засаленную ширмочку и оказался в крохотной комнатушке без окон. За столиком сидел высокий статный мужчина в тонких очках:

– Господин Мещерский, извините, если я задержался.

Мещерский отпил воды и показал пальцем на стул. Дементий сел.

– Ну?

– Всё очень хорошо, – улыбнулся Дементий.

Мещерский отвел взгляд от стены и со злобой посмотрел на Дементия.

– Нет, нет, нет! – исправился Дементий. – Я хотел сказать, что наоборот. Всё очень плохо!

Запыхавшийся и вспотевший во время прогулки Дементий жадно посмотрел на воду в руке у Мещерского. Второго стакана на столе не было.

– Люди очень недовольны. Помощи никакой. Они знают, что Глинский спускает налоги. Мушкеты, вино, барышни. Нанял на постоянную работу шлюху и мальца, который подает мушкеты. Вы представляете?

– Хм.

– А этот цирк с похищением? Хотел обдурить народ. Якобы он похитителя поймал. И вы, знаете, могло получиться. Благо в нужное время и в нужно месте, – Дементий ехидно улыбнулся. -оказался Мясник. Глинский едва живым ушёл, а план провалился. Ещё немного и народ его сам на вилы поднимет.

– Мгу.

– Хотя, личность, он, конечно, интересная. Неординарная. И по-своему честный. Честный в своем наплевательском отношении ко всем, кроме себя. Себе не врет, так сказать. Отсюда и идеи эти непредсказуемые. Охранником нанял бугая из пивнухи вместо наемников Оскала. Дурость же полная! Но работает, – Дементий почесал голову. – Короче, не так он и прост, как кажется на первый взгляд.

– Кхм-кхм!

– А с другой стороны, может просто везёт дураку! – поправился Дементий. – Но везение вечно продолжаться не может. Помимо озлобленных людей, есть ещё Мясник и Оскал. Они между собой договорятся. Проблем доставят ого-го!

– Помощь?

– От вашей помощи отказался, господин, – Дементий поклонился.

– Хорошо, – Мещерский поднялся и указательным пальцем подтолкнул стакан к Дементию.

Подыхающий от жажды старик прильнул к краю и жадно выпил остатки. Мещерский посмотрел на него свысока и ушёл.

… … …

В окнах магазина ремней потух красный отсвет заката. Дубильщик Фелактий зажёг свечи и тяпнул из-под прилавка стакан виски. Открылась дверь. В магазин вошел человек Мещерского – сосунок. Сосунками называли сборщиков налогов. Те приходили за налогами раз в месяц и никогда не опаздывали. Ещё бы. Если бы Фелактию так легко доставались деньги, он бы тоже не опаздывал.

– Добрый вечер!

– Добрый! – буркнул дубильщик.

– По какому тарифу?

Сосунок достал из кармана потрепанную бумажку с начертанной таблицей. Там семь строк. По ней определялся размер налога. Фелактий открыл ящик и достал деньги. Положил на прилавок и на глазах сосунка пересчитал.

– Восемьсот тридцать три золотых, – сказал он. – Выручка за месяц.

– Восемьсот тридцать три, – повторил сосунок и провёл пальцем по таблице. – Меньше тысячи. Значит, не процент, а минимальный сбор – сто двадцать золотых.

– Точно сто двадцать? – Фелактий включил дурака и заглянул в таблицу.

Туповатый сосунок развернул лист и показал пальцем.

– Ну, ладно, – Фелактий отсчитал деньги и передал сборщику.

– До следующего месяца.

– Пока, – ответил Фелактий и добавил, когда сосунок вышел. – Тупица.

Фелактий открыл второй ящик и достал перевязанную пачку в тысячу золотых. Поднес к носу и понюхал. Улыбнулся. Сунул обе пачки за пазуху, тяпнул ещё виски и пошёл на задний двор. Там пахло грибами и подступающим вечером. Фелактий выволок на улицу мешок с обрезками и оттащил на яму. Сел на лавочку, закурил.

Справа от него высились накрытые стога сена, слева – деревянное заграждение, за которым лежали пятнистые тушки коров. Между стогами и заграждением тянулась вытоптанная до грязи тропа, по которой Фелактий и собирался свалить в пивнуху, чтобы отпраздновать успешный рабочий месяц. Докурил. Втоптал уголек, пошёл.

В отпечатках подошв на разбитой тропинке собралась вода. В мелких черных колодцах отражался лунный свет. Фелактий пошлепал вперед, как вдруг впереди на тропинке показался силуэт. Он остановился между стогами и забором, где вдвоем нельзя было разминуться.

– Ко мне? – спросил Фелактий. – Закрыто уже!

– К тебе, – ответил хриплый голос, от которого Фелактию стало плохо.

… … …

Да, катись, ты, провались! Перед дубильщиком стоял не просто похититель, а какая-то ущербная тварь. Худая и длинная, но с огромным капюшоном, который бугрился, словно в нём пряталась не голова, а взорванная попкорина, размером с пивную бочку. Её хорошенько прожарили на масле, и она взорвалась, превратившись в бесформенную херовину, торчащую в разные стороны.

Понимая, что дубильщику, скорее всего, пиз*ец, я посмотрел на Архипа. Тот лежал рядом на крыше магазина ремней и целился из ружья. Может, у него зрение херовое? Видит только очертание и собирается засадить туда пулю? Других объяснений – почему Архип был спокоен, как удав – у меня не было. А может, мне это чудится? Как бы там ни было, сейчас оставалось только ждать. И ждать совсем недолго.

Хрен в капюшоне вытянул руку. Кисть вылезла из-под рукава и показалась на свет. Это была не рука, а какая-то куриная лапка мутировавшего бройлера. Пятипалая, но большая и с когтями, обтянутая складками. Точно куриная. Он сжал её, и дубильщик дёрнулся. Сложил руки по швам, вытянул голову, хрюкнул. А потом… потом, мать его, он оторвался от земли. В воздух его подняла куриная лапка!

Биба выскочил справа и наставил мушкет:

– Стоять!

Монстр бросил дубильщика и направил лапу на Бибу. Махнул, Бибу снесло в стену. Тот проломал собой доски и скрылся внутри магазина.

Боба вылез из-за стога сена и шмальнул. Вспышка, грохот выстрела. Монстр пошатнулся и попятился. Боба опустил мушкет и замер. Попал в живот. Отлично! Сейчас эта мразь скопытится!

Хер там! Монстр распрямился и схватил Бобу. Телепатия, не иначе! Сжал его невидимой рукой, приподнял и долбанул об землю, будто пойманную рыбу, чтобы оглушить. Боба хрюкнул, хрустнул и застонал.

Долбануло справа от меня. Вспышка, взрыв. Архип попал в голову. В обезображенную херовину под капюшоном. На землю брызнула чёрная кровь. Монстр отошёл по тропинке. Отступает, но один уходить не хочет!

Вытянув лапу, он схватил дубильщика и потащил за собой. Продавец взревел девичьим писком. Ё-мое! Взрослый же мужик!

Вспышка со спины монстра. Молодца, Кривоносый! Или нет? Вот, валенок! С четырёх метров не попал!

Монстр махнул рукой, Кривоносого завалило брёвнами.

Повернув голову, я увидел бегущего по крыше Архипа. В одной руке он держал за ствол ружье, будто биту, а в другой – меч. Он хотел перескочить на сарай возле загона. Могло получиться. Но прежде крыша магазина под ним проломилась. И не только крыша! Куриный монстр махнул лапой сверху вниз и с расстояния в пятнадцать метров обрушил третью часть магазина. Будто на Архипа с неба упала бетонная плита и завалила его к херам вместе с шифером и балками.

Куропатка был охренительно крутым и сильным. Но козлу досталось, а, может, и силёнки заканчивались. Он уходил по тропинке, хромая и оглядываясь по сторонам. Потом опять вспомнил про дубильщика. А тот, конечно, не дубильщик, а дубина редкостная. Так обделался, что ноги отказали. Лежит, к земле прижался, трясётся. Бормочет что-то.

Ну бройлер его и снова поднял. По воздуху подтащил к себе. Тут и со мной какая-то хрень произошла. Нет бы, свалить по-тихому, да залечить психологическую травму вином и Раисой. Так нет же. Замкнуло что-то в башке. Вскочил и бегу по крыше. Герой херов.

Куропатка одной рукой дубильщика держит, а вторую заносит для удара. Еще чуток и одним конкурентом в Виктомске станет меньше. Жму на курок. Пальнул абы куда, отвлёк говнюка. Перепрыгнул провал с Архипом, оттуда перескочил на пристройку, а с неё уже оттолкнулся и в свободный полет. Лечу прямо на бройлера. С занесенным мечом и сжатым очком. Ну не идиот ли?

Бройлер отбрасывает дубильщика и тянет лапку. Нас разделяет метра три. Под капюшоном я замечаю такое, отчего едва в воздухе не блеванул. Раздутая попкорина оказалась мультибашкой. Человекоподобное тело этой твари заканчивалось торчащими на плечах и шее человеческими головами. Одни были живы, смотрели на меня и скалились, а другие – иссохшие черепа.

Выбрасываю меч. Невидимой рукой монстр хватает меня за правую руку, но та по команде превращается в дым. Перехватываю меч левой и с размахом из-за спины рублю под головы.

Хреначит кровище. Бройлер не то кричит, не то хрипит. На землю валятся куски.

Завалил я, кажется, курочку. Или нет? Отмахивается падла. Уносит меня вместе с дубильщиком к магазину, прибивает к стенке и стаскивает на траву.

Ковыляя и истекая кровью, куропатка проваливает в темноту.

Глава 11. Признание

Рано утром на площади в кварталах Глинского собралось вагон и маленькая тележка народу. Люди кричали соседям, а шпана носилась и стучала в окна, зазывая всех узнать, что же случилось вчера ночью.

Я терпеливо ждал. Стоял на возвышенности, где обычно выступали музыканты или шарлатаны, которые втирали про божественную кару, если им нищета не отдаст последние трусы.

Ходил взад и вперед, наслаждаясь прикованными взглядами. Кайф че. С бутылкой в одной руке, с мечом в другой. А меч не простой. Лезвие черное, в подтеках, кровь Бройлера была жгуче-коричневой и вязкой. Оттого мой меч казался охренительно опасным. Я и сам порой пугался, когда на него смотрел. Хватило же мне мозгов на эту тварь прыгнуть! А ещё на рубахе через всё тело – кровавая полоса. Умыться кровушкой, и точно Гибсон из Храброго сердца или гладиатор. Ну короче, крутой я. Очень и очень крутой. Жаль у местных неандертальцев нету мобильников и соц сетей. Запостил бы себя красавчика куда-нибуть.

Архип сидел на стуле. С распухшей от падения харей. Чистил дуло ружья. Биба и Боба прийти не смогли, за ними Баратынский приглядывал в башне. Кривоносый курил и с болезненным шипением поправлял перебитые брёвнами ноги. Дубильщик Фелактий квасит из горла вискарь на ступеньках у моих ног. Бледный, напуганный доусрачки, еле живой. Хотя, чего ему жаловаться? Потрогали немного, за плечики помяли, ничего плохого не сделали.

Когда свободное место на площади почти закончилось, а приток людей снизился, я решил начинать. Хотел сам всё рассказать, но в последний момент увидел косые недоверчивые взгляды и подумал, что могут и не поверить. Ну и хер с вами! Дубильщику-то поверят! Он там был.

– Рассказывай! – сказал я и подтолкнул его ногой в спину.

– А?! – он уставился на меня испуганными глазами и потянулся к бутылке.

– Рассказывай, говорю! Ты ж всё видел и живой остался!

– Ну я это…, – Фелактий поник еще больше. Начал бормотать, заикаться. Видать, погрузился в воспоминания и снова накрыло. Проглотил слюну и показал на бутылку. – Можно?

– Давай!

Выдул почти треть одним махом и вытер рот:

– Короче, я вышел… тропинка… а там, во блин! – сказал Фелактий народу и расставил руки над головой.

– Чего?! – взревела бабка из первого ряда, которой вместо обещанного американского детектива впаривали индийскую шнягу. – Чего он говорит, там?!

– Вышел, значит, дубильщик из магазина, – взялся я переводить. – Выкинул обрезки на яму, закурил.

Народ стал меньше болтать и больше слушать. Я снизил голос и сделал его чуть загадочным:

– Луна. Ночь. Деревья шелестят. Стога сена, как надгробия чёрные стоят, – перешел на шёпот. – В лужах болотных отражается месяц, и едва уловимый вой ветра несётся по загону. Не по себе стало Фелактию. Поднялся он и хотел было домой пойти. Смотрит. А на тропинке…

– Что?!

– Чего там?!

Дубильщик побледнел и уставился на меня, будто, дубина, и сам не знал, кого он там увидел.

– ТВАРЬ МНОГОГОЛОВАЯ! – крикнул я.

Первые ряды отшатнулись, а по остальным пробежал испуганный возглас.

– Худая, сутулая, вместо рук – куриные лапы! – крикнул я и растопырил пальцы. – А голова… Не одна, а много! На шее и плечах, вместо одной головы, херова туча, будто бородавки повылезали!

Толпа заткнулась. Стихла площадь. Спустя время до меня донёсся шёпот:

– Харв… харв…

– Точно, харв…

– Рассказывай дальше! – я пнул дубильщика в спину.

– Дальше…, – он почесал голову. – Ну это… тут…, – изобразил рукой пистолет. – Ба-бах! А он – хрррр! Потом его…, – Фелактий махнул рукой, проливая спиртное. – И тот… полмагазина…, – скрестил руки и опустил голову. – Всё, бл*ть…

Народ уставился на меня: «Переводи!».

– Короче, мы выследили эту тварь. Напали. Начали стрелять, а ей пофигу. Кровь брызжет, а она не падает. Мало того, она ещё и телепатией обладает. В воздухе руками машет, а мы в разные стороны разлетаемся, будто листья на ветру. Бам! Биба отлетел в магазин и стену проломил. Второй бам! Бобу об землю шандарахнуло! Третий бам! Кривоносый лежит под завалом огромных бревен!

– Меня…, – дубильщик обхватил себя за шею. – Хш-ш-ш! Крыша, хр-р-р!

– Он его в телекинетический захват взял и к себе подтянул. Архип тварюге прямо в морду пальнул и бросился в рукопашную душить, а тварь его вместе с крышей в магазин провалила.

– И тут, думаю, всё…, – Фелактий глотнул из бутылки. – Он меня, шах! – отставил бутылку в сторону и сжал кулак. – И почти вжум! – Хлопнул раскрытой ладонью по кулаку.

Люди вопросительно уставились на меня.

– Трахнуть он его хотел.

– А?

– Как трахнуть?!

– Шучу-шучу! Голову оторвать хотел!

– Га, – кивнул дубильщик. – А потом он, – Фелактий показал пальцем на меня. – Хыдыж! – махнул рукой.

– Спрыгнул я на эту тварину с крыши и мечом по башке секанул! И вот!

Я подошел к лестнице и откинул кусок коричневой ткани. На земле лежали две окровавленные головы. Одна иссохшая, как у мумии, а вторая свежая.

– Это ж пропащий Куприян! – крикнул кто-то, показывая на свежую голову.

– Харвы вернулись!

– Не бойтесь! – крикнул я. – Глинский не просто так управляет этими землями. Как официальный потомок и представитель, так сказать, я беру на себя ответственность! Тварина знатно получила по харе и больше сюда не сунется!

Народ затоптался. Начали переглядываться. Повисла неловкая пауза, которую прервал знакомый подростковый голос:

– Слава Глинскому!

– Слава!

– Спасибо!

– Ура Глинскому!

Любовь и одобрение обрушилось на меня, будто денежный дождь. Кайф. Я отыскал глазами Криса и кивнул. Оружейник не растерялся. Премию заслужил. Не то что хренов Дементий. Стоял, в носу ковырялся и ногти грыз. Перессал, будто вместе с нами там был. Тот ещё типок.

… … …

От Румянцева мы возвращались четырьмя каретами. Приехали на двух, пригласили почтенного гостя и назад погнали на четырех. В одну он загрузил себя, бухло и табак, а в другую «порченных красоток из доков», как он их называл. Румянцев настаивал, чтобы мы остались у него, но я должен был ответить гостеприимностью. Тем более, и повод был. Харву яички подрезали.

– Так кто такой этот харв, говоришь? – спросил я у Дементия, глядя из кареты на золоченый купол храма Румянцева.

– Харвы – это древние демоны. То ли проклятые люди, то ли демоны, появившиеся прямо из преисподней, – ответил Дементий, кутаясь в плаще. – Я много не знаю. Да и вообще, я думал, что харвы – это выдумки. Сказки, чтобы детишек пугать.

– Тебе бы, Дементий, меньше думать, и больше делать. Планы составлять и землями управлять – это точно не твоё. Может тебя в косари перевести? Травы под окнами наросло, скоро солнце заслонять будет.

Помощник заткнулся и посмотрел в окно. Обиделся, видать.

– Ну ладно, ладно! И чего эти харвы в легендах делали?

– Нападали на людей, обезглавливали и присваивали себе их головы. Приращивали к своему телу, а их жертвы становились верными прислужниками тёмных хозяев.

– А ты не думал себе вторую башку прирастить? – я улыбнулся и похлопал Дементия по плечу. – Ну всё, всё, молчу! Получается, я теперь не просто сопля, а – признанный герой. Пи*дюку из детских сказок две башки отрубил и выгнал к херам на мороз! Не советую, козлам всяким со мной связываться. Я и сам бы с собой не связывался. Хрен знает, чего от меня ждать! Сегодня карету с девками перетрахаем, а завтра? Устану от них. Позову тебя в мужья, Дементий. Пойдешь?

… … …

Кортеж приехал к башне. Хихикающий эскорт вывалился на дорогу, а нас встречает благодарная толпа. В основном пацаны. Кричат, ликуют: «Слава Глинскому», «Спасибо Глинскому!», «Уважение и почет господину!». Приятно, конечно, но это уже лишнее:

– Ну, ладно-ладно, вам, парни! Не надо, не надо!

А эти всё продолжают: «Слава! Слава!», «Дай афтографф!», «Можно с вами сфотографироваться?».

– Ну всё, всё, спасибо!

Провожаю эскадрилью девчонок в башню. За ними – грузчики Румянцева с бухлом. Последнего пропускаю перед собой уважаемого гостя – самого Румянцева:

– Неудобно как-то получилось, – краснею я. – Думал по-тихому посидим, а тут… Ничего не поделать. Вчера харва чуть не грохнул, сегодня вот – почести!

– Это и отпразднуем! – рявкнул уже бухой Румянцев, поцеловал меня в щеку и завалился в башню.

Закрыв за ним дверь, я повернулся к пацанам и отыскал говнюка с веснушками:

– Ты че засранец! – отвесил я ему леща. – Ты чего с такой миной недовольной меня встречаешь, а?!

– Да я, это…

– Да ты охренел! – я пробежался глазами по пацанам. – Крис?!

– А?! – вынырнул из толпы оружейник.

– Ты этому рыжему заплатил?

– Да, десятку!

– Давай сюда! – я протянул руку.

– Но, господин!

– Быстрее, бездельник! Глинский делает дела только с честными пацанами. Думал, на халяву бабки придут?! Хер там! Гони десятку!

– Вот, – обиженный малой отдал деньги.

– То-то же! – я повернулся к Крису. – И ты, смотри! В следующий раз собеседование проведи, кастинг! Я же, мать твою, господин, Глинский! У меня всё должно быть по высшему разряду!

– Есть, господин!

– Ладно, бери! – я отдал малому десятку. – Я сегодня добрый.

Рыжий взял деньги и чуть стесняясь заулыбался.

Через дорогу шёл какой-то старик с палкой, махнул мне рукой.

– Чего тебе, дедуля?

– Доброго дня, господин, Глинский.

– Спасибо, дед! – я посмотрел на пацанов. – И старику мы, между прочим, ни цента не заплатили.

Задрав голову, я ушёл в башню. Оттуда уже доносился шум стекла и визг девчонок. Вечеринка намечалась космическая. Выжить после такой будет посложнее, чем после встречи с курицеподобным харвом.

Глава 12. Место силы. История харвов

Сидя на полу в разгромленной комнате, я выкладывал из портфеля пачки с деньгами и пересчитывал. Хм, довольно неплохо! Ни в чем себе не отказывал, но не истратил даже трети. К тому же, в скором времени состоится стрелка господ, где мне перепадет ещё один кусок пирога.

Убрав портфель в ящик, я запер его на ключ и попробовал вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Перед глазами мелькали сиськи, бутылочные горлышки и сигары. Вспомнился Баратынский. Чё он у меня делал? А, вспомнил! Румянцев сломал руку музыканту за то, что тот хреново играл на дуде. Баратынского позвали чинить. Потом сняли с него врачебные обязанности и вручили стакан. Баратынский отмачивал похлеще нашего. Помнится, девчонки ещё дрались. Раиса что ли? Бр-р-р-р! Потом Румянцев достал коробок с сушенными грибами, и всё нахер исчезло. В башке остались лишь картинки переплетающихся женских тел.

Спустившись вниз, я застал только Криса. Остальные куда-то подевались. Впрочем, так было даже лучше. Я не стал спрашивать и просто дождался, когда малец приготовит кофе. Получилось лучше, чем у Раисы.

– Ты про харвов что-нибудь знаешь, Крис? – спросил я.

– Харвы – это проклятые люди, – ответил Крис. – Они отрубают людям головы.

– Это я и сам знаю.

– Лучше у Седого спросить.

– Это кто?

– Ну дед, который смотрит за вашим фамильным местом силы.

– И что этот Седой знает?

– Седой много всего знает. Про демонов и проклятых – особенно.

– Ясно.

Дотянувшись до бутылки, я добавил в кофе виски. Стало намного лучше.

– Ну давай, чеши за Архипом. Пускай тот подгоняет карету. Поедем к Седому.

… … …

Вместе с Архипом и Кривоносым мы поднялись на холм – высочайшую точку земель Глинских. Там на солнце сверкал жестяной купол церквушки. Румянцев тут, конечно, обогнал меня на три головы. Его храм был таким, каким строят его проворовавшиеся олигархи. С размахом, в золоте. Мой – каменная камора с жестяным куполом. С западного боку стоят строительные леса. Каменная кладка, ведущая от дороги, разбитая и местами провалившаяся под землю. Перед входом в святыню высажены полевые цветы. Короче, типичная деревенская церквушка, до которой никому нету дела, кроме её смотрителя.

Мы остановились возле ворот и пошли пешком. Посетители храм не баловали. По дороге мы ни одного не встретили, да и дорожка заросла.

А вот мужичок был на страже. Сидел бы себе дома, самогонку гнал, а нет. Выскочил из-за святыни и поспешил ко мне. Причем, шёл бодро и целенаправленно. Я посмотрел на Архипа, а тот пожал плечами, мол: «Я хз, чего ему надо!». Седой протопал мимо грядки, ворвался в моё личное пространство и схватил за руку.

– Э, погоди, дедуля!

Тот был непреклонен. Ухватил меня за кисть и потащил к святыне, будто мамка непослушного сынишку домой.

Не успел я очухаться, как мы оказались внутри. Архип подгребал за нами, но Седой смирил его грозным взглядом и закрыл перед здоровяком дубовую дверь. Хлоп, и мы остались вдвоем в небольшой влажной и тёмной рукотворной пещере из камней. Овальное здание поднималось на четыре метра над головой и заканчивалось ржавыми жестяными листами. Те подкреплялись каким-то гнилыми досками и верёвками. Короче, внутри храм выглядел таким же недостроенным, как и снаружи. Мебели нету. Лишь стены и пол исписаны орнаментами, а ещё гул стоит. То ли ветер гуляет, то ли фоновая музыка из скрытых динамиков валит. Хотя откуда тут взяться музыкальной аппаратуре? Да и безветренно внутри.

– Слушай, дедуля. Ты, наверное, злишься из-за храма, но…, – он потащил меня дальше. – Там мои друзья! Они тоже хотят исповедаться!

Седой протащил меня через зал и затолкал в ещё одно крохотное помещение. Там было холодно и темно. Закрыл за собой дверь и задвинул засов.

– Ты чего, дед?

– Садись!

Не дожидаясь согласия, Седой хлопнул меня по плечу. Я согнул ноги под мощным ударом. Силенок у старикашки были достаточно. Я шлёпнулся на задницу. Седой чиркнул спичками и подпалил какой-то вонючий камыш. Хреновина начала тлеть, шипеть и дымить, заполняя камору.

– Глаза!

– Чего?

– Глаза закрой!

Тут я подумал, быть может, старик унюхал мой перегар? Или услышал про мной неправедный образ жизни и решил силой на путь истинный наставить? Закодировать? Я в эту шнягу в любом случае не верил и решил подыграть. Тем более, что вырваться из его крепких лап было непросто.

Закрыл глаза, скрестил руки на груди. Сижу, нюхаю вонь камыша и слушаю гул комнаты. Сначала думал, что на обратном пути нужно будет заскочить к портному и заказать парочку новых костюмов, а потом мысленный поток растворился.

Вроде не уснул, но как-то по-особенному себя почувствовал. Хрен знает, сколько просидел внутри, но, когда Седой меня вывел, Архип с Кривоносым возле стены храма накидали целую гору окурков. Думал, минут десять прошло. Но если бы эти молодцы по шесть самокруток за десять минут скурили, то позеленели бы. Значит дольше. Час? Полтора?

Как бы там ни было, вышел я каким-то очищенным и посвежевшим. Вытрезвитель Седого работал. Прибавилось сил и уверенности. Не верю я, конечно, во всё это мистическое. Но дымные руки и многоголовые ублюдки тоже раньше казались выдумкой, а тут вон оно как. Может, не зря эту бетонную развалюху местом силы называют?

Седой, как ни в чём не бывало, поплелся ковыряться с камнями с тыльной стороны храма. Налил в таз воды и принялся мешать палкой глину. Нас он больше не замечал. И я почувствовал себя использованным. Точно также я беру за ручку Раису, веду наверх. И хоть мы там не тлеющие камыши нюхаем, а учащенно дышим голенькими, но заканчивается всё по той же схеме. Я спускаю её обратно, целую в щечку и иду по своим делам.

Быть трахнутым Седым, было не клёво.

– Ждите!

– Е-моё! – ругнулся Архип и полез в карман за табаком.

– Слышь, Седой! Спасибо за то, что ты меня отшептал, но я вот чего приходил. Мы тут пару дней назад с харвом зарубились возле магазина дубильщика. Про тварь эту никто ничего не знает. Можешь рассказать?

Седой бросил палку, вытер руки о жилетку и сел на камень.

– Чего именно знать хочешь?

– Всё. Кто такие харвы? Откуда взялись? И чего им надо?

– Садись!

Седой показал на соседний камень, и я не смог ему отказать. Обычный ведь оборванец-пенсионер, но нет. Было в нем что-то властное и мудрое. Такому даже если сам господин Глинский будет перечить, то можно и леща схлопотать.

Короче, история с харвами такая. Жил-был князь Аникей – мужик с железными яйцами, в доспехах, на коне. Справедливый, честный и вообще народ все его фотки в инсте лайкал без устали.

Аникей был идейным мужиком и добрым хозяйственником. Не нравилось ему, что на его землях отсталые язычники живут. Куклы Вуду делают, промышляют чёрной магией, жрут родственников, а ещё в секту затягивают жителей местных деревень. Короче, гадили эти язычники Аникею и слухи про него всякие распускали. Хейтеры ху*вы. Собрал князь кодлу свою и погнал брать форт язычников. Делов на пять минут. Войска князя – несколько тысяч, а этих за забором – сотня оборванцев.

Аникей решил всё по уму сделать. Разбил лагерь перед фортом неверных. Дозор, разведчики. На переговоры своих людей отправил, и те передали оборванцам, что у них есть двадцать четыре часа, чтобы сдаться. Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками, и тогда мы не будем стрелять!

Язычники Аникею жопу через забор показали и сказали, чтобы катился вместе со своими мудаками. Переговоры не привели к успеху. Аникей собрал своих полководцев и сказал, что по утру пойдут вырезать потерявших страх чумазиков.

Тем временем сын Аникея княжич Матвей вместе со своим верным телохранителем рыцарем Харавцевым спешил к отцу с запада. Княжичу только восемнадцать исполнилось. Теперь официально и по закону мог резать на куски всякую чернь вместе с батей. Вот и гнал на всех порах, чтобы к утру на вечеринку успеть. Не фортануло. Отряд язычников бродил за пределами форта ночью и случайно наткнулся на княжича. Тот, конечно, молодец, корону на себя напялил, меха. Ещё бы прицел на лбу нарисовал. В общем, пленили язычники княжича вместе с его телохранителем.

По утру Аникей ведет войска на форт, а ему из-за забора… Херяк! Мордашку сынишки показывают. Ещё шаг и я его прирежу – кричит главный беспредельщик. Ну и всё. Аникей по тормозам. Все назад. У них сынок мой единственный в плену. Разговор совсем другой пошёл. Аникей заднюю дал. Отдайте сына, да мы свалим по-хорошему. А язычники не поверили. Говорят, нужно подумать, покумекать.

На три дня движуха остановилась. Аникей с войском под забором стоят, костры жгут, а язычники начинают изгаляться. То денег попросят за голову, то оружие, доспехи. Потом давай уже совсем чудить. Грамоту, мол напиши нам князь, что мы теперь не форт язычников, а неприкосновенная земля. Аникей ведётся на всё это. Всё делает, лишь бы сына вернули. Единственный он у него.

Язычники-то на поверку оказались куда умнее и хитрее. Они пока князю зубы заговаривали, настоящие дела в темнице творили, где княжич вместе с телохранителем сидели.

Харовцев – телохранитель – сидел спокойно и баланду жрал, а княжича таскали каждый день куда-то. Утром забирали и только вечером возвращали. Приходил он измученный и еле живой. Пахло от него какой-то гнилью, кровью измазан. Не разговаривал с Харовцевым. Хотя они не просто знакомые были. Харовцев ему отца заменил. Пока князь Аникей порядок на землях устанавливал. Харовцев его растил, бою научил. Ну, короче, как второй отец.

Понял телохранитель, что язычники задумали. Используя тёмную магию, решили они одурманить княжича. Выторговать из Аникея побольше, а потом отпустить. Вот только из форта княжич Матвей вышел бы уже другим человеком. И, вероятно, прирезал бы своего отца уже на следующую ночь, а войско распустил или подчинил язычникам. Плен княжича мог обернуться катастрофой для всего народа. Карательный меч лёг бы в руку язычников, и те могли натворить такого, что всю землю кровью окропили.

Два долгих дня Харовцев думал, как же ему это предотвратить. И нашел один единственный способ. Ужасный и непростительный, но другого не было. Ничто не могло заставить Аникея пойти войной на форт, пока жизнь княжича была под угрозой. Ночью Харовцев убил княжича. Не просто убил, а головы лишил. Оружия у него не было, и он буквально рвал плоть и ломал позвоночник голыми руками. Потом заманил в темницу охранника и придушил. Окровавленный и обезумевший он пробрался на улицу и успел выбросить голову княжича через забор, пока язычники его не поймали.

Доведенный до отчаяния князь Аникей напал на форт. Убил там всех до единого, включая женщин и детей. Осквернил их богов и сжёг форт.

Харовцев исчез. Его посчитали погибшим вместе с княжичем. Но он сначала бежал из форта, а затем вернулся и долгое время жил в темнице, где убил княжича. Осквернённое место и остатки темной магии язычников изменили Харовцева. Он превратился в монстра. Монстра, который лишает своих жертв голов и подчиняет их тела.

Говорят, что Харовцев вернулся к себе в деревню и сделал монстрами обоих сыновей. Тогда-то их и начали называть харвы, от фамилии Харовцевы. Харвы – хитрые и скрытные ублюдки, а главное – кровожадные и беспощадные. Один харв может истребить всю деревню и сделать её своим войском. Головы своих жертв он приращивает себе. И чем больше этих голов, тем сильнее. Типо дополнительные плашки оперативки в материнку вставляет и быстрее работает. Отрубленные головы позволяют двигать предметы на расстоянии и всё в таком духе.