Текст книги "Прежде, чем умереть (СИ)"

Автор книги: Артём Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 23

Алкоголь. Трудно найти субстанцию, обладающую большим влиянием на человечество. Пожалуй, даже материнское молоко соснёт в споре с ним. Сколько великого, прекрасного и кошмарного было совершено по пьяной лавочке, сколько ярчайших личностей явилось миру благодаря зелёному змию, и скольких мир лишился, благодаря ему же! Весёлые пиры заканчивались объявлением войн, дружеские попойки – роковыми дуэлями, свадьбы – похоронами, поминки – оргиями, одиночные запои – философскими откровениями, тосты за здравие – петлёй и опрокинутым табуретом. Человечество и алкоголь шли рука об руку с начала времён. Доисторическая обезьяна встала на путь эволюции, навернув забродивших фруктов и под градусом впервые задумавшись о чём-то большем, нежели примитивное выживание. Она поднялась, расправила плечи и, обратив взор к звёздам, подумала: «Какого хуя? Пора творить историю!».

В Нижний Ломов наш ЗиЛ вкатился за пять минут до полуночи, на нейтралке, бесшумно, окутанный облаком пара, словно призрак, и остановился возле наиболее приметного здания, являющегося заодно единственным источником освещения одной из безымянных улиц этой придорожной клоаки, по недоразумению или чьему-то злому умыслу именующейся городом.

– Эй, ты, – открыла Ольга дверцу и поманила прилёгшего у стены забулдыгу. – Да, ты, иди сюда. Где автомеханика найти, знаешь?

Синяя особь боязлива кивнула и указала трясущейся рукой на северо-запад.

– Будешь дорогу показывать, – бросила Оля на землю «маслёнка». – Куда ты нахрен лезешь? – выпихнула она ногой воспылавшего энтузиазмом алкаша. – Пешочком.

– Думаю, всем нам туда переться без надобности, – поделился я светлой идеей. – Вы с Павловым договоритесь о ремонте, и возвращайтесь, а мы вас в кабаке подождём. Тут наверняка и комнату снять можно.

– Что с Квазимодой делать? – задал лейтенант не лишённый актуальности вопрос. – Не оставлять же его в машине.

– Неси с собой. Только заверни во что-нибудь, не свети, от греха подальше. И патроны из кузова забрать не забудьте. Ну, давайте, ни пуха, ни пера. – Протиснулся я мимо Ольги к выходу. – А мы возьмём на себя самое трудное. Стас, подай короба с крупняком, хватай серебро и выволакивай калеку. Здешние яства с винной картой ждут нашего вердикта.

Местное заведение общепита встречало посетителей скрипучими ступенями в тёмных пятнах органического происхождения и звучной вывеской «Дикий Капитализм» над крыльцом.

– После вас, – пропустил я вперёд Станислава, толкающего перед собой ухваченного за шиворот Ветерка, и прошёл следом.

– Мы закрыты! – весьма нерадушно откликнулся на наш визит гражданин за стойкой и опустил руки под оную, не забыв вызвать подкрепление: – Гриша! Гриша, разберись!

На призывный крик из соседней двери появился двухметровый амбал с обрезом в одной руке и фомкой в другой.

– Мира и добра вам, – поприветствовал я аборигенов, плавно опустив короба на пол и демонстрируя пустые дружелюбные ладошки. – Неужто два усталых путника, явившихся во внеурочный час, не снищут гостеприимства в сим храме чревоугодия и цирроза, сделав подношение Бахусу звонкой монетой, или патроном сияющим?

– Ебанутый что ли? – нахмурился Гриша.

– И... вас же трое, – кивнул на нашу компанию человек за стойкой.

– Это багаж, – улыбнулся я, возложив руку на плечо Ветерка. – Но даже его нужно кормить. Кстати, чуть позже к нам присоединяться ещё два голодных платежеспособных клиента. И, кроме того, мы жаждем одарить вас материальными благами в обмен на постой. Планируем погостить сутки, но, возможно, задержимся дольше. Полагаю, хозяин заведения со столь прекрасным названием сможет произвести необходимые расчёты и не упустит шанса поправить своё... – окинул я взглядом аскетичное внутреннее убранство кабака, – не слишком блестящее финансовое положение.

Человек за стойкой ненадолго задумался, опустил, стараясь не создавать шума, то, что держал в руках, и натянул рабочую улыбку:

– Присаживайтесь.

– Премного благодарны, – выбрал я большой круглый стол в углу, подальше от окон.

Гриша вздохнул, сунул фомку за ремень и понуро скрылся за той же дверью, из которой появился.

– Вели Нюрке задержаться! – крикнул ему вслед человек-чегоизволите и подошёл к нашему столу с блокнотом и карандашом: – Итак, сегодня в нашем меню картофель жареный, картофель варёный в мундире, картофельное пюре с маслицем, картофельные биточки, запеканка картофельная, картофель с чесночной начинкой, салатик картофельный, отбивные...

– Не может быть! – вскрикнул вдруг Станислав. – Не бывает картофельных отбивных.

– Зачем вы так? – изобразил обиду наш радушный хозяин. – Нежнейшая свинина. А ещё из мясных блюд у нас сегодня ножки, запечённые в яблоках, вкуснейший рубец, ушки палёные – под водочку рекомендую, оладушки печёночные, жареные почки, сердце в кисло-сладком соусе, исключительная головизна, и для настоящих ценителей наше фирменное блюдо – «альфа-самец», только одна порция.

– А есть у вас что-нибудь, приготовленное из останков другого животного? – поинтересовался я, немного взгрустнув над судьбиной несчастного хряка.

– Разумеется. Могу предложить чудесное рагу из зайца, добытого буквально вчера нашими охотниками.

– Точно из зайца? Не белка какая-нибудь?

– Как можно? – пожал плечами ресторатор.

– А то белок я не перевариваю.

– И это говорит тот, кто на моих глазах заливал себе в глотку кровь из свежеобезглавленной крысы, – встрял Станислав в наш гастрономический диалог.

– Крысы – совсем другое. Эти милые грызуны ведут неспешный размеренный образ жизни, поэтому мясо у них, хоть и суховатое, отличается нежным деликатным вкусом, как и кровь, впрочем, в отличие от вонючих гадких белок. Никаких белок, – строго-настрого велел я ресторатору, закончив с просветительской лекцией для Станислава.

– А мне отбивную, – заявил тот, – и пюре, две порции.

– Я бы тоже взял пюре и... – начал было Ветерок, но умолк, поймав на себе наши недоумённые взгляды. – Нет?

– Что у вас есть самого дешёвого? – обратился к нашему кормильцу Стас, отчего тот заметно приободрился, уверовав, что платить мы таки намерены.

– Картошка, слегка помёрзшая, но съедобная, – рекомендовал он. – И куриные потроха. Пару девяток за всё удовольствие.

– Годится, – кивнул Стас.

– Спасибо, ребята, – без малейшего сарказма и с пугающей искренностью поблагодарил Ветерок. – Позабыл уже, когда за столом ел, да ещё и горячее.

– Желаете аперитив? – чуть склонился к столу ресторатор. – Есть сливовая наливочка двадцати градусов.

– Нет, – отклонил я неуместное предложение. – Неси водку. Пол-литра, для начала. Только холодную. Кстати, звать тебя как?

– Иннокентий.

– Кеша, стало быть. Вот что, Кеша, – выудил я из мешка с трофеями небольшой серебряный крест и взвесил на руке, – думаю, тут граммов двести, не меньше. Это тебе в качестве аванса и в знак наших добрых намерений. Держи. У нас, как ты мог заметить, тут много всякого добра. А люди мы в вашем городке новые, и у тебя, чисто гипотетически, могло возникнуть вполне объяснимое желание прибегнуть к услугам местных экспроприаторов, дабы облегчить нам ношу.

– И в мыслях не было! – отпрянул Иннокентий, изменившись в лице и приложив новообретённый крест к сердцу.

– Очень хорошо, потому что всё это добро, – пнул я мешок, – ранее принадлежало тем, у кого такие мысли проскакивали.

– Понял.

– А ты приятный мужик, Кеша. Ну давай, не стой столбом.

– Э-э... Со съестным придётся немного обождать.

– Сколько?

– С полчаса.

– Херово. А этого твоего «Альфа-самца» долго ждать?

– Буквально пять минут! – воспрял духом слегка потерявшийся Иннокентий. – Кроме того на закусочку могу порекомендовать грибочки, огурчики, капустку, разносолы разные в ассортименте.

– Что ж, в таком случае накрывай на стол. А, знаешь, присовокупи ещё ушей палёных. И стопки. Не люблю водку стаканами хлестать. Найдётся?

– Для вас всё самое лучшее.

Через пять минут, как и было обещано, на нашем столе появились: запотевший графин, три стопки, три комплекта приборов, сложенные треугольником салфетки, миска лапши из свиных ушей, большая салатница полная разносолов и фирменное блюдо «Дикого Капитализма» – два коричневатых предмета неидеально сферической формы, украшенные луковыми колечками.

– Ну, кто смелый? – закончил я с осмотром деликатеса.

– А сам чего не ешь? – спросил Стас, примеряясь к наструганным ушам. – Ты ж человечину трескал, а свиными яйцами брезгуешь.

– В свою защиту должен пояснить, что человеческих гениталий я в пищу никогда не употреблял. Украшения изготавливал, по молодости, да, но на зуб пробовать не доводилось. А учитывая, что свинья по своим физиологическим характеристикам очень близка к человеку, у тебя есть отличный шанс узнать, каково на вкус твоё богатство.

– Я как-нибудь проживу без этого знания.

– А я бы попробовал, – робко заявил о себе Ветерок, – только вот... – пошевелил он плечом, напоминая о связанных за спиной руках.

– Надеюсь, ты не нафантазировал себе блистательный план побега, – достал я нож.

– Ни в коем разе, – помотал Ветерок головой. – Да и куда я с больной ногой убегу, даже если от вас вырвусь, что тоже навряд ли.

– Рад, что ты это осознаёшь, – разрезал я путы.

Станислав, тем временем, забрал у дегустатора вилку и нож.

– По запаху что-то среднее между курицей и рыбой, – разломил ветерок ложкой один из сферических деликатесов, после чего самоотверженно отправил половину в рот. – М-м, весьма недурно, соли не хватает.

– Запей, – плеснул я ему в стопку из графина и себе со Стасом наполнил. – Ну, предлагаю тост – за мужское достоинство, чтобы наши бубенцы не закончили как эти.

– Да уж, – опрокинул стопку Станислав и закусил ухом. – Хотя, справедливости ради, должен заметить, что видал расклады и похуже.

– В бою каких только неожиданностей не бывает, – согласился с ним Ветерок, вытряся из стопки в рот последнюю каплю.

– Не уверен, что оскопление прикладом можно отнести в разряд «неожиданностей», а вот собачьими зубами – пожалуй. До сих пор что-то внутри шевелится, как вспомню. И собака-то небольшая, но, сука, вцепилась прям под корень и давай башкой из стороны в сторону трясти. Всё хозяйство в лоскуты секунд за пять. Чёрт, ну и кровищи же там было, хлестала как из дырявого ведра. И ведь непонятно, как её остановить, жгут-то не наложишь. Сбежались все, давай на разные лады советовать – кто говорит прижечь надо, кто воском залепить. Тряпки прикладываем, зажать пытаемся, а они тут же мокрые насквозь, прям через них течёт, с боков, отовсюду. В общем, пока вокруг копошились, умер мужик от кровопотери. Не кричал даже, из-за шока, наверное.

– Херовая смерть, – потупил глаза Ветерок, хрустя огурцом.

– Ой ли? – закусил я половинкой яйца. – После того, как гильдия за тебя возьмётся, ты о подобном мечтать будешь. Нет, ну серьёзно, как ты себе дальнейшее существование представляешь? Рук нет, глаз нет, про нос, уши и клеймо я уж молчу – сущая ерунда. Вот выпустят тебя – шиш-кебаб на ножках – из застенка, и что дальше? По мне так лучшее решение – шагать и шагать, пока в какую-нибудь реку не забредёшь, или озеро, чтобы там утопиться. Тут ведь не то, что мозги себе вынести, а и вскрыться не выйдет. Ты даже перегрызть себе вены не сможешь, ручек-то нету, а ещё куда-то хер дотянешься. Вот и будешь вспоминать историю неразделённой любви собачьих зубов к человечьим гениталиям в своих влажных мечтах.

Ветерок поставил стопку на стол и судорожно сглотнул:

– Можно мне ещё?

– Даже не знаю, – налил я себе и Стасу. – Водка не дармовая, а мы на твою шкуру ещё покупателя не сыскали. Кеша! Иннокентий, мил человек, не сочти за труд просветить иноземцев. Есть ли в вашем славном городе представитель «Девяти равных»?

– Как не быть, – пожал тот плечами, протирая стойку. – Тут все только дорогой и живут, гильдийцы у нас – первейшие люди. Их контора на Октябрьской, возле стадиона. Но после двадцати там закрыто, в восемь утра отпирают.

– Славно, – кивнул я Кеше в знак благодарности, и налил Ветерку. – По такому случаю предлагаю второй тост – за ценные кадры. Не чокаясь.

– За кадры так за кадры, – выдохнул тот и осушил стопку первым.

– А скажи-ка мне, дорогой друг Александр Ветров, – прожевал я второе яйцо, распробовав пикантный вкус, – от кого ты слыхал про нашу общую знакомую.

– Про Белую Суку? – уточнил Ветерок.

– Теперь ты понимаешь, отчего Оленька так нервно реагирует на употребление данного зоологического термина? – адресовал я Стасу риторический вопрос и вернул своё внимание Ветерку: – Да, про неё.

– А от Паши Беспредела и слыхал. Он, когда узнал, кому заказ выдали, грозился её изловить и посадить на цепь, – Ветерок усмехнулся, и поскрёб подбородок. – Сказал, мол, раз сука, место ей на цепи, возле моей койки. Лаять, говорил, научит и скулить, чтоб вся округа знала, когда хозяин домой вернулся и напряжение снимает. Спустя два дня у него всё нутро через спину вылетело. Паша броник поверх бушлата носил из стальной пластины, на груди, так её воронкой внутрь вогнуло, а рожу осколками посекло. Свинцовая рубашка с пули видать сорвалась при ударе, и разлетелась, – Ветерок хмыкнул и покачал головой, о чём-то размышляя. – Если выстрел был почти с километра, это ж просто охуеть какое терпение нужно, чтобы дождаться выхода цели на прямую линию. Дело-то в Каменке происходило, там высоток раз-два и обчёлся, а Паша квартировал метрах в семистах оттуда. Я потому и спросил. Мы потом трос нашли с крыши по стене до земли спускающийся, растяжки на лестнице, ну и следы, так сказать, жизнедеятельности...

– Что, думаешь, привирает наша Сука про дистанцию? – не без удовольствия поинтересовался Станислав.

– Для снайпера это нормально, – улыбнулся Ветерок. – А как ещё марку держать, когда окромя тебя никто твоего искусства не видит? Результат-результатом, но это ведь дело секундное, а часы-дни подготовки, выбор позиции, просчёт траектории... Обидно. Да и на чужом фоне чтобы не теряться, надо приукрасить. Все так делают.

– Ну, тогда за искусство, – предложил я очередной тост и наполнил тару.

– А у тебя, как погляжу, опыт имеется, – опорожнил Стас свою, уже не закусывая.

– Так ведь с шестнадцати лет щекой приклады шлифую, – бесцеремонно взял Ветерок ломоть уха из стоящей перед Станиславом тарелки. – За искусство.

– Без него жизнь блёкла и слишком продолжительна, – согрел я внутренности водкой. – Почему с бандой связался? Мог ведь и иначе заработать.

– Поначалу и зарабатывал, охотой промышлял. Сам-то я из-под Череповца, там леса дичью богатые. Даже слишком.

– В смысле?

– Забредает время от времени с юга мразь всякая, до Москвы-то триста пятьдесят километров по прямой. Но в целом жить можно. Мы же с дедом охотились, земля ему пухом, он меня всему и научил. А как дед помер... – Ветерок приуныл и уставился в дно стопки. – Короче, не заладилось у меня с той поры. Тоскливо одному по лесам ходить, не такой я человек. В девятнадцать прибился к отряду и с ним на восток двинул. Поначалу всё шло неплохо, работали, охраной в основном, деньги водились... А потом, как это бывает, нежданно-негаданно случилась х**ня. Хорошо помню, под Котельничем остановились. Есть у них там посёлок рядышком, Караул называется – вот уж действительно говорящее название. Сидели с ребятами в кабаке тамошнем, мирно выпивали. Ну как мирно, шумели, конечно, получку же обмывали, но никого не трогали. Кстати, не накатить ли нам по новой?

– Это можно, – разлил я, заинтересовавшись историей.

– Ну, – поднял стопку Ветерок, – за деда моего, Архипа Петровича, храни Господь его душу. Так вот, празднуем, значит, культурно отдыхаем, и тут подваливает в тот кабак компания, рыл в десять-двенадцать, точно не скажу, хмельной уже был. А нас семеро. Сразу видно, что местные, с хозяином заведения вась-вась, смехуёчки. Сели за столы в противоположной стороне, заказали, сидят, пьют, и на нас косятся. Ну а мы на них. Хули, такая кодла, при стволах опять же. Понапрягали так друг-дружку чутка, вроде пригляделись, успокоились. И тут, – звонко хлопнул Ветерок тыльной стороной правой кисти о левую ладонь, – дёрнул чёрт за язык одного из наших ляпнуть, что мол, местные припизднутые какие-то, а из нужника как раз в это время ихний возвращался, аккурат мимо нашего стола. Ну а дальше несложно догадаться, как события развивались. Вся кодла отрывает жопы от скамеек, суёт ручонки за пазухи, и тут нам бы обстрематься, сделать бы хоть попытку всё на тормозах спустить, но нет. Это по трезвянке жить хоцца, а в пьяном угаре совсем другое на уме. Тоже берёмся за стволы, ёптыть, нашли лохов. Немая пауза. Их с дюжину, нас – шестеро встало. Один только сидит – Семёныч, пулемётчик наш. Почему сидит? Да у него ПКМ на полу, под ногами. А кабак цивильный, столы со скатёрками длинными. Нагибается Семёныч, значит, приподнимает свою бандуру и... Красиво, конечно, вышло, – усмехнулся Ветерок, постукивая стопкой по столешнице. – Скатёрка кверху фух! По ногам да по животам из-под стола очередью. Ну и мы присоединились к расстрелу, куда деваться. Пять секунд – гора трупов. С нашей стороны, правда, тоже двоих коцнуть успели, одного слегка, а другому в грудь прилетело. Хозяин ещё с дробашом своим... Тоже вальнуть пришлось. Обшмонали всех по-бырому, кассу сняли – а чего терять-то? – похватали раненых и к лесу. Кабы всё это мимоходом приключилось – да и х** с ним. Но вот беда – работали мы в Котельничем, рожи наши хорошо там примелькались. А тут ещё и жмуры эти оказались не абы кем, а дружками сынули местного сельхоз-воротилы, да и сам сынулька у той расстрельной стены кончился. Это я уж потом узнал, когда из лесу, шарфом по глаза замотавшись, на деревни окрестные набеги совершал, картошку воровал, чтобы с голоду не подохнуть. На каждом, сука, сарае рожи наши расклеили, и так везде, куда ни сунься. И как тут прикажете крутиться? Связи у воротилы оказались будь здоров, и на награду он не скупился, – Ветерок ненадолго замолчал, посмотрел нам в глаза и добавил: – Это было давно, но вы можете попробовать. По сорок золотых за голову давал. Только меня надо живым доставить, иначе не поверит.

– Не по пути, – огорчил я ушлого продавца собственной головы и развёл руки, обрадованный долгожданным визитом Иннокентия, гружёного блюдами. – А вот и горяченькое подоспело! Налетай, нам ещё есть что обсудить.

Глава 24

Дорого ли стоит человеческая жизнь? Лет семьдесят назад этот сакраментальный вопрос породил бы уйму не менее сакраментальных в своей затасканности ответов, но – хвала немирному атому! – сегодня, отвечая на него, нет нужды упражняться в софистике и демагогии. В среднем человеческая жизнь стоит двенадцать золотых. Разумеется, многое зависит от цели, исполнителя, нанимателя, сроков и обстоятельств, но средневзвешенная цена за устранение двуногого раздражителя такова. Учитывая, что подавляющее большинство людей и даром никому не спёрлось, двенадцати золотых хватит, чтобы избавиться от любой особи из девяносто девяти и девяти десятых процентов их общей массы. Человеческая жизнь – товар ходовой, благо ассортимент всё ещё богат, и перед клиентом широкий выбор. Продавцов чужой жизни принято называть охотниками за головами, многим кажется, что это звучит благороднее, чем «убийца», но суть та же – ты берёшь деньги за то, что тебе никогда не принадлежало, и отправляешь это в великое Ничто. Уникальная экономическая модель, но она работает. Некоторые мои коллеги возразят, мол, они не такие, они выслеживают и убивают приговорённых, творят правосудие. Лицемеры. Пригоршня золотых приговорит любого, в том числе и палачей. Идя на охоту, следует помнить, что твоя цель – не олень, и вполне может нанять собственного охотника, или двух, или отряд, да хоть армию, весь вопрос в платёжеспособности. Правосудие? Как бы не так. Деревенский парень, впервые сорвавший со стены портретик с ценником, ещё может пребывать в романтических заблуждениях относительно справедливости и прочей хуеты, но если взрослый мужик, не один год промышляющий отстрелом двуногих за награду, начнёт втирать мне подобное, я отрежу ему башку и постараюсь найти на неё покупателя. Это будет несложно. Да, как не парадоксально, охотники за головами – один из самых желанных товаров охотников за головами. В моей практике были случаи, когда приходилось жёстко конкурировать с коллегами за право первого выстрела по нашему общему старому знакомому, настолько жёстко, что некоторые коллеги становились сопутствующими жертвами. Я и сам давно бы пополнил чей-то кошелёк, кабы ни позволил однажды задержаться, а затем и остаться навсегда в своей голове одной простой параноидальной идее: «Никому нельзя верить. Ни-ко-му».

Ольга и Павлов подтянулись в кабак только к половине второго, когда мы трое были уже вполне довольны жизнью, и даже Ветерок начал строить планы на будущее:

– А знаете, – откинулся он назад и мечтательно уставился в потолок, – спроси меня кто сейчас: «Чего ты, Саня, от жизни хочешь?»; так отвечу без запинки – бабу хочу, горячую, ненасытную, чтоб досуха выдоила, а потом и помирать можно. О... – сконфузился Ветерок, заметив вошедших.

Ольга и лейтенант с хмурыми физиономиями молча прошли к столу. Оля бросила в угол сидор и поставила рядом зачехлённую винтовку, Павлов нежно опустил едва заметно шевелящийся брезентовый куль и подпёр его своим вещмешком.

– Чего так долго? – поинтересовался я.

– Торговались, – сухо ответил лейтенант, пристраивая задницу на стул.

– И?

– Пришлось отдать один «Корд».

– Целый «Корд»?! Вы ебанулись?!

– Я пытался сторговаться на затворную группу, но не вышло, – пошутил Павлов, а может и нет.

– Когда починит?

– Завтра к полудню.

– Ну, могло быть и хуже.

– Ты сегодня удивительно позитивен, – смахнула Оля крошки со своей части стола на мою.

– Перенимаю опыт у нашего нового знакомого. Есть будете?

– Не откажусь, – устало вздохнул Павлов, расплывшись по стулу. – Мне... не знаю... картошки с мясом.

– Нихера себе запросы! Но сегодня тебе повезло, шеф-повар как раз специализируется на подобной экзотике. Кеша, дорогой, неси свою лучшую картошку с мясом. Две порции! – добавил я, глянув на пустой стол перед Олей. – И водку не забудь, в горле уже пересохло!

– Я бы и сама заказала, – нахмурился мой ангел.

– Брось, дай старику немного побаловать свою ненаглядную девочку.

– Но ты даже не спросил, чего я хочу.

– Я подумал...

– ...что и так сойдёт, – закончила Оля начатую мною фразу, совсем не так, как я собирался это сделать. – Действительно, накой чёрт тебе ещё чьё-то мнение.

– Оленька, солнце моё, что с тобой сегодня, недоёб или месячные?

В воздухе повисла немая пауза.

– Это пошло и совсем не смешно, – выговорила Ольга после глубокого вдоха-выдоха, наверняка успев сосчитать в уме до десяти, и уставилась испепеляющим взглядом на Стаса, тщетно пытающегося побороть смех, от чего тот превратился в забавное хрюканье.

– Нет, – прокашлялся Станислав, взяв себя в руки, – всё-таки чуть-чуть смешно. Не прям вот оборжаться, но пробрало немного. А ты как считаешь? – взглянул он на растеряно улыбающегося Ветерка. – Смешно ведь?

– Ну, – опустил Саня глаза, – я бы предпочёл воздержаться от комментариев.

– А что так? – всплеснул руками Станислав, изобразив недоумение. – По-моему, Кол хорошо пошутил. Оленька, солнце, недоёб... Чувствуешь, какая игра слов, сколько экспрессии? Почему не посмеяться над хорошей шуткой? – весёлость на лице Станислава резко сменилась нарочитой серьёзностью, он пододвинул свой стул ближе к Ветерку и, заглянув ему в глаза, прошипел: – Почему?

– Кхм... Ладно, – кивнул Саня, недолго поразмыслив, – ты прав, шутка неплохая. Но, – поднял он палец вверх, переведя взгляд на всё более румяную Ольгу, – немного злая. Да, как и любая шутка, оскорбляющая чужие чувства.

Ветерок замолчал, надеясь, что такая сомнительная дипломатия позволит съехать с базара, но теперь уже все за столом молча уставились на него, и Саня вынужден был продолжить:

– К тому же, мне так кажется, эксплуатировать тему женской физиологии и недо... недостатка мужского внимания не совсем честно, отчего качество шутки снижается. Наверное.

Румянец на Олиных щеках приобрёл такую интенсивность, что почти растворил в своей палитре веснушки:

– Думаешь, у меня недостаток внимания?

– Нет-нет, такое только слепой мог бы предположить, – улыбнулся Ветерок заискивающе.

– Значит, я, по-твоему, слепой? – уколола меня холодная игла обиды.

– Боже упаси! Я совсем не то сказать хотел. Как же вам объяснить?

– Да уж будь любезен, растолкуй нам тупеньким.

– Зачем переводить всё в такую плоскость?

– Кол слепой, у Ольги запущенный недоёб, мы все тупые, и шутки наши – говно, – мастерски подытожил Станислав, плеснув себе в стопку остатки содержимого графина. – Спасибо, Сань, грамотно всё разложил. Давай, твоё здоровье.

– Хватит это повторять, – проскрежетала Оля, едва разлепляя губы.

– Про недоёб? – уточнил Станислав.

– Да.

– Но ведь правда же. Вспомни, как давно ты с мужиком была. Э нет-нет-нет, – помотал Стас головой, – тот раз не в счёт.

– Кто сказал, что я считаю тот раз, – осклабилась Оля. – Ты же про мужиков толкуешь.

– Бросьте собачиться, – устало выдавил из себя Павлов. – И так день был говённый, вы ещё и ночь портите.

– Нет уж пусть договорит, – полез в бутылку Стас. – Я, значит, не мужик, да?

Ветерок, сидящий между двумя бузотёрами, сложил руки на коленях, прижался к спинке стула, будто это делало его менее заметным, и тихо радовался тому, что выпал из фокуса.

Ольга вместо ответа на каверзный вопрос лишь снисходительно улыбнулась.

– А кто же тогда мужик? – не унимался Стас. – Такой прям ух! Такой, чтобы и в огонь, и в воду, и точно в цель с километра! Может, ты, а? Что молчишь, в точку попал? Хочешь быть мужиком, да, чтобы тебя боялись и уважали, чтобы в глаза смотрели тебе, а не на сиськи и жопу?

– Какого хера ты несёшь? – попыталась Оля сохранить ровный голос, но он дрогнул металлическими нотками.

– Научилась у Кола людей убивать и возомнила, что сам чёрт тебе не брат. Может и так, может и так... Только пойми, сколько бы трупов ни было на твоём счету, яйца это тебе отрастить не поможет. Для всех, – обвёл Станислав дланью незримо присутствующее в полном составе человечество, – и всегда ты – всего лишь пизда с винтовкой.

Есть в жизни моменты, когда тишина приобретает физико-химические свойства нитроглицерина – такая же нестабильная и взрывоопасная. Её рождают слова, разные слова: неосторожные, резкие, грубые, честные... Но у всех у них один результат – каждая сторона противостояния одновременно осознаёт, что слова больше не нужны. Руки обоих дуэлянтов уже лежали возле кобуры, пальцы тянули хлястик, медленно и осторожно, словно это был детонатор на обезвреживаемой бомбе. Борьба двух человеческих страстей – желания убивать и нежелания быть убитым. И в этой тишине я отчётливо слышал, как бьются сердца, отстукивая, возможно, свой последний ритм – тук-тук, тук-тук, тук...

– А вот и картошечка с мясцом, как заказывали, в лучшем виде! – пропел невесть откуда материализовавшийся Иннокентий и, поставив две тарелки с приборами, водрузил в центр стола новый, истекающий конденсатом графин ледяной водки. – И стопочки для дорогих гостей. У вас всё хорошо? – поинтересовался Кеша, окинув взглядом молчаливых клиентов.

– Спасибо, – кивнул Павлов. – Лучше не бывает.

– Весьма рад. Если что-то ещё пожелаете – обращайтесь, всегда к вашим услугам.

– Ух, – нервно улыбнулся Ветерок и поднял руки, после того как Кеша удалился. – Знаете, даже несмотря на мои херовые перспективы по жизни, я сейчас чувствую себя крайне неуютно промеж вами. Если собираетесь продолжить, давайте я сначала пересяду и...

– Заткнись, – прорычал Стас, не отводя испепеляющего взгляда от глаз Ольги, отвечающей ему полной взаимностью.

– Ладно, – отклонился Ветерок от предполагаемой линии огневого контакта, балансируя на задних ножках стула. – Но вы совершаете ошибку. Если устроите стрельбу, сюда быстро подтянутся местные, и отнюдь не для разговоров.

– Он прав, – согласился я. – Хотите стреляться – дождитесь хотя бы, когда наш грузовик починят.

– И это всё, что ты можешь сказать? – фыркнула Оля, не оставляя попыток прожечь взглядом дыру во лбу Станислава.

– Детка, я же знаю, как тебя раздражает моя опека. И потом – давай будем честны – ситуация не стоит таких нервов. Ну сцепились языками, ну повздорили, убьёшь его позже. Зачем портить всем ужин?

– Не верится, что я слышу такое от тебя.

– Да? И как прикажешь это понимать?

– Должно быть, годы берут своё.

– Я стал мудрее?

– Нет, – Ольга медленно подняла руки и встала.

– Ты куда? Еду же только принесли.

– Рассчитайся со мной.

– Да что за херня? Куда ты собралась?

– Не твоё дело. Отдай мою долю за трофеи.

– У тебя в сидоре достаточно патронов, оставь их себе и мы в расчёте.

– За дуру меня принимаешь? У вас два «Корда» с полными коробами, ПКМ, СВД, куча АК и мешок с серебром из Кадома, а ты хочешь отделаться тремя сотнями «пятёрок»?

– Один «Корд», – внёс уточнение Павлов.

– Два. Я не собираюсь оплачивать ремонт вашей машины.

Вот же меркантильная сука.

– К тому же, – положила Оля руки на плечи Ветерка, отчего тот поёжился, – мне причитается пять золотых за его голову.

– Да неужели? – облокотился я о стол, едва не угодив локтём в тарелку с капустой, чем слегка смазал эффект своего многозначительного вопроса. – Напомни-ка, в чём заключалась твоя роль при его поимке. А то, знаешь ли, годы берут своё, память меня временами подводит. В этот раз она запечатлела, как я один-одинёшенек захожу супостатам за спину, отстреливаю башку пулемётчику, вешаю снайпера на кончик своего кинжала, и тут – фанфары! – появляетесь вы, преисполненные восхищения и благодарности от проделанной мною работы. Поправь, если старческое слабоумие сыграло со мной злую шутку.

– Можешь паясничать, сколько хочешь, – не произвели должного впечатления на Олю мои доводы, – но всем известно – если трофей взят группой, он делится поровну. Это была не твоя охота, а эпизод боя, в котором все приняли участие. Так что с тебя пять золотых. Или мне стоит обращаться к лейтенанту, – перевела она взгляд на Павлова. – Кто тут главный?

– Что ж, думаю, – расправил тот плечи, постукивая вилкой по столешнице, – с учётом всего вышеизложенного, никто не станет возражать против передачи тебе трёхсот патронов и кадомского серебра. По-моему, это честная оплата.

– Угу, – кивнула Ольга, закусив губу. – Понятно, – после чего подняла мешок с церковной утварью и заглянула в него. – Где крест?

– Твою мать, обязательно быть такой стервой? – не стерпел я подобного надругательства над нашими добрыми отношениями. – Отдал в счёт застолья. Помрёшь теперь без него?