Текст книги "Прежде, чем умереть (СИ)"

Автор книги: Артём Мичурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– И как сам не заразился?

– Оля, – указал я на мою прекрасную помощницу, призывным жестом, – давай! Озвучь нам свою блистательную гипотезу, перевернувшую мир медицины с ног на голову. Или наоборот? Ну!

– Зараза к заразе не пристанет, – возвела она светлый взор к небесам.

– Молодец!

– У тебя что, иммунитет? – не удовлетворился полученным разъяснением наш охочий до науки шофёр.

– Возможно. А может повезло. Как бы там ни было, я не намерен специально это проверять.

– Они все умерли? Те, кто был в том госпитале.

– Скорее всего. Перед моим уходом симптомы отсутствовали только у двух медиков из дюжины.

– Но они всё равно продолжали ухаживать за больными?

– Да. Ухаживали и хоронили.

– Считаешь, это правильно? Врачебный долг и всё такое. Сжигать пациентов живьём – зло, а поддерживать им жизнь, когда зараза набирает силу и грозит убить миллионы – добро?

– Нет никакого добра и зла, Станислав. Это были контуженные моралью люди, они поступали глупо. Но – чёрт подери – такая глупость достойна уважения. И знаешь, если уж говорить о заразе, то все мы – не более чем педикулёз на теле планеты. Она существовала без нас миллиарды лет, и, думаю, только недавно почесалась, заподозрив неладное. Так какая по большому счёту разница, сгинем мы или продолжим докучать матушке-Земле? Те люди хотя бы умерли, не изменив своим принципам. Они знали, ради чего жили. А ради чего живёшь ты? За что готов умереть?

Стас задумался, но не найдя ничего достойного для продолжения диалога, снова сконцентрировал внимание на дороге.

– Что? – поймал я осуждающий взгляд Оли.

– Ничего, – отвернулась она и кивнула вперёд: – Мы доехали.

Прямо по курсу показался просвет. Наш дискуссионный клуб на колёсах оставил позади просеку и, перемахнув небольшой ручей, выкатил на середину дороги.

– Ну, – ударил по тормозам Стас, – с направлением вопрос решён, или как?

– Выпусти, – пролез я мимо поджавшей ноги Оли.

Широкая относительно ровная лента утрамбованной грязи уходила в обе стороны и терялась в утреннем тумане зажатая чёрными деревьями. Никаких следов вокруг, кроме наших.

– Что думаешь, лейтенант?

– Мне об этих местах известно гораздо меньше, чем тебе, – пожал плечами Павлов, кутаясь в плащ-палатку.

– А ты спроси у своего приятеля.

– Знаешь, куда они поехали? – без шуток обратился лейтенант к квазимоде, на что тот отрицательно свистнул. – Он не знает.

– Толку с вас, как с говна патоки, – вернулся я в кабину. – Восток. Мы едем на восток.

Глава 21

Автомобиль. Говорят, раньше, до войны, в городах трудно было найти свободное место, чтобы припарковать своего железного коня. Автомобили повсюду, от крохотных микролитражек до громадных фур с пятисотсильными тягачами сверкающими хромом и лаком, улицы гудели от моторов и покрышек, нужно было смотреть по сторонам, чтобы не угодить под колёса. Сейчас, дабы увидеть автомобиль, нужно зайти в приличный город и как следует поискать, но и тогда шансов на успех не слишком много. Скорее всего, на глаза попадётся нечто сваренное из ржавых труб и мятой жести, на лысых разногабаритных шинах, тарахтящее что тот дед после гороховой похлёбки. Машина? Да. Автомобиль? Нет. Реликты вроде нашего ЗиЛа – городские достопримечательности, если не легенды. Думаю, стелющиеся по асфальту ослепительно эффектные четырёхколёсные агрегаты, похожие скорее на шоссейную ракету, нежели на автомобиль, производили в своё время меньшее впечатление, чем ныне производит неказистый видавший виды ЗиЛок с примотанными проволокой зеркалами и покрытым паутиной трещин лобовым стеклом. Точить стволы и клепать патроны в условиях постинформационной эпохи глобального пиздеца оказалось значительно легче, чем делать блоки цилиндров и карданные валы, не говоря уж о коробках передач и прочей сложно сочленённой хуете. Вымирающие железные динозавры, казалось, чувствовали близкий конец и, стараясь взять от жизни по максимуму, жрали бензин с солярой как не в себя.

– Пустеем, – постучал Стас ногтем по датчику топлива. – Как бы не заглохнуть посреди дороги. Надо было брать две бочки, а лучше три.

– Три – лучше двух, два – лучше одного, запиши, – толкнул я локтем задремавшую Ольгу.

– Что? – вздрогнула она и схватилась за «Бизон».

– Эта мудрость должна быть увековечена, ради наших потомков.

– Каких ещё потомков?

– Я думал, ты спросишь «Какая мудрость?».

– К чёрту мудрость, просто скажи, что не хочешь от меня детей.

– Кошмар приснился?

– Где мы сейчас?

– Судя по тем гнилушкам, только что проехали мимо Спасска. И это значит, – встряхнул я карту, – что мы примерно в пятидесяти километрах от Нижнего Ломова – прекрасного русского города, славящегося... Не знаю чем, может, самогоном и блядями на перевалочном пункте, я надеюсь.

– А я надеюсь, что там есть солярка, – пробурчал Станислав. – На самогоне мы далеко не уедем, а на блядях тем более.

– Не скажи, имею опыт эксплуатации гужевых женщин, и вполне успешный. Правда, тогда лежал снег, и они тянули сани, но такими темпами...

– Не нравятся темпы, можешь сменить меня за рулём. Посмотрим, как ты помчишься по этим буеракам.

– Сбрось-ка газ.

– Да я и не прибавлял, больно надо перед тобой выёживаться.

– Сбрось, сказал! – протёр я рукавом запотевшее стекло и вгляделся в туманную даль. – Чёрт...

Звук выстрела СВД проник в кабину через долю секунды после того, как на лобовухе образовалось кружево трещин с дырой по центру. Подголовник водительского кресла взорвался набивкой, приняв энергию пули на себя вместо шоферской башки, которая, следуя за отпихнутым мною туловищем, качнулась влево.

– К бою!!! – проорал я, сам не знаю зачем, и вывалился из пошедшего юзом грузовика, повторяя только что совершённый Стасом кульбит. – За колёса! За колёса все!

Машина скользила по грязи, всё сильнее разворачиваясь правым бортом к линии огня. Оставшаяся в кабине Ольга упала на сидушки и поползла к водительской двери осыпаемая брызгами стекла.

– Живее! – выдернул я её наружу, ухватив за руки.

К СВД присоединился ПКМ. Деревянные борта затряслись, прошиваемые короткими очередями, но Павлов со своим питомцем уже успел перебраться за заднее колесо. Дорожная грязь под днищем остановившегося ЗиЛа взвилась чёрными фонтанами. Метко пущенная пуля высекла сноп искр из капота.

– Бля! – вернулся Станислав в укрытие, предприняв не слишком успешную попытку оглядеться, и тронул шею, только сейчас заметив поток крови из потерявшего мочку уха. – Что делать будем?!

– Разбегаться по флангам, иначе нас возьмут в клещи! Ольга, Павлов – правый! Я, Стас – левый! Одновременно! Пошли!

На четвереньках, помогая себе руками не ударить в грязь лицом, я сорвался в секунду назад обозначенном направлении и, как заяц под прицелом охотника, сиганул в придорожные кусты.

Удивительная штука мозг, навернув изрядную порцию адреналина, он становится гораздо расторопнее, даже у примитивного человека, не говоря уж обо мне. И, тем не мене, о притуленной промеж дивана и водительского кресла ВСС я вспомнил только когда зашлёпал пустыми ладошками по грязи, а вот ушлый Станислав, покидая кабину под внезапным давлением внешних факторов, каким-то хуем умудрился выдернуть свой «калаш». Обидно.

Чутьё меня не подвело, едва бренное тело попрало собою первозданную растительность, над головой засвистели пули, присланные второй группой организаторов торжественной встречи. Должно быть, они рассчитывали, что мы дадим задний ход, не покидая машины, такую горе-мотопехоту даже самый рукожопый стрелок с обочины без труда нашпигует свинцом. Не тут-то было, суки. Теперь поглядим, кто кем поживится.

Раж проснулся, и он не заснёт голодным. Гипервентиляция бодрит лучше любой дури. Я бегу по лесу, уклоняясь от лениво рассекающих туман пуль. Их тёплые шлейфы можно пощупать, окунуться в них лицом, но на милые глупости нет времени, этот воздух слишком хорош, чтобы им дышало столько пар лёгких. Я лечу в тумане, сквозь туман, я и есть туман...

Передо мной трое. Автоматы в их руках горячи, от стволов валит пар. Ноздри втягивают не успевший развеяться сизый дым бездарно сожжённого пороха, пальцы нервно трут дерево рукоятей и цевья, языки облизывают сухие губы. Взгляд одного из троих на мгновение фокусируется на мне, и страх застывает в стекленеющих глазах. Туман становится алым, напитываясь новой влагой, бьющей из вспоротой артерии. Я слышу, как втягиваемый воздух свистит в лёгких второго, что стоит рядом, но этому воздуху не суждено выйти наружу криком. Мой клинок пробивает левую лопатку, и украденный у природы газ возвращается расфасованный в кровяных пузырях. Третий жмёт на спуск, жёлтые всполохи вырываются из ствола, опаляют терзаемое пулями тряпьё двух ещё не упавших трупов. Свинец проходит сквозь них, не чуя преграды. Куртки взрываются пером. Белое и красное разлетается повсюду, словно чахоточный харкнул на одуванчик. Стрелок визжит как свинья, визжит и давит на спусковой крючок, даже тогда, когда пустеет магазин, и затвор открывает дымящееся окно экстрактора. Пальцы побелели, впившись в автомат, мокрота пылью хлещет из раздираемой глотки, покуда холодная сталь не погружается в мясистую заросшую бородой шею. Совсем немного, лишь обозначить намерения.

– Сколько? Где?

Слова даются мне с трудом, я не узнаю свой голос, но его звуки – скрипучие и надрывные – достаточно убедительны, чтобы получить незамедлительный ответ.

– Двое впереди, двое справа, не уб... – скороговоркой тараторит стрелок, расходуя оставшийся газ в лёгких.

Он не вдохнёт нового, никогда больше. Сталь продолжает погружение, и недоношенные слова, нежеланные, зачатые без любви, покидают его рот бурлящим алым выкидышем.

Справа выстрелы. Разберутся без меня, я спешу назад, туда, откуда прилетела первая пуля. Этот снайпер хорош, он умрёт последним, ощутив всю полноту своей исключительности.

– Прикрой! – кричу на бегу Стасу, он едва замечает, но устремляется следом, так медленно...

Поперёк дороги бревно, метрах в двухстах от грузовика. Сошки ПКМа обдирают кору, нервно ёрзая. Пулемётчик трогает снайпера за плечо, ему есть, что сказать. Я не разбираю слов за шумом собственного дыхания, но снайпер явно не согласен, он водит головой из стороны в сторону, едва оторвав глаз от резиновой накладки окуляра. Пулемётчик настойчив, он больше не слышит выстрелов, не видит своих людей, и это его не радует. Он хочет уйти, нестерпимо хочет. Захожу им за спины. Десять метров. Пулемётчик встаёт. Пять метров. Поднимает ПКМ за ручку переноски. Два метра:

– Нахер всё.

Один. Наши взгляды пересекаются, мы оба понимаем, что случится дальше. Ствол ПКМа взмывает вверх, пламегаситель утыкается под нижнюю челюсть, большой палец моей руки ложится на спусковой крючок. Отдача сотрясает массивное тело пулемёта, дуло ёрзает вдоль шеи, пять выстрелов веером. Первая пуля входит в голову справа от кадыка. Избыточное давление взрывает содержимое черепа, проникающие следом пороховые газы заставляют плоть светиться. Правая часть лица приходит в движение вместе с перемещающимися разрушенными костями, лоб плывёт, скула опускается, хлещет изо рта, носа, уха, лишившейся яблока глазницы, а потом шапка улетает в хмурое осеннее небо. Это красиво – шапка-ракета, оставляющая шлейф из крови, мозга, ошмётков скальпа, кусков черепной коробки и брызг гнойного гайморита. Вторая пуля ложится под язык, щёки вспыхивают изнутри, верхняя челюсть распадается на множество фрагментов, нос отлетает в сторону, сальные прилипшие ко лбу патлы вздымаются вместе со лбом и отправляются догонять шапку. Третья пуля восстанавливает милую природе симметрию, практически уничтожая левую половину головы. Окровавленный лоскут, кое-как связывающий остатки нижней челюсти, немного лица и левое ухо, ложится на плечо, будто опущенный ворот.

Снайпер начал разворачиваться, когда четвёртая и пятая пули ушли ввысь, едва потревожив результаты неосторожного обращения с оружием, уцелевшая часть которых теперь плавно оседала на подгибающихся ногах, фонтанируя расцикленной кровеносной системой. Длиннющий ствол СВД направлялся в мою сторону до того неспешно, что я не смог отказать себе в удовольствии удивить снайпера ещё разок, перед тем, как раж, насытившись, снова отправится в спячку.

– Ах... – выдохнул убийца подголовника и, балансируя вмиг опустевшими руками, стал осторожно подниматься со своей огневой позиции. – Сдаюсь, я сдаюсь, – прогнусавил он, шевеля одними только губами.

Кончик клинка помутнел от тёплых испарений.

– Серьёзно? Так просто? Я надеялся, ты дашь мне бой.

– Нет-нет, – поднялся снайпер на носочки, не хуже какого-нибудь болеро с подмостков ушедшей эпохи высокого искусства. – Не надо.

Он был симпатичный. Редко говорю такое о мужиках, но этот реально глаз радовал – волевой подбородок, высокий лоб, строгие черты, а нос... О, такие носы нужно чеканить на монетах. Наверняка он очень им гордился. Я бы гордился. Картину немного портил лишь кончик кинжала, засевший в левой ноздре.

– Не надо? Считаешь, это лишнее?

– Что?

– Вот это, – повёл я импровизированным рычагом в сторону.

– Мы можем договориться! – засеменил болеро следом, аки маленький лебедь.

– Знаешь, я сегодня здорово уморился, убивая твоих подельников, и неважно себя чувствую, руки начинают трястись. Так что сэкономь мне время, это будет взаимовыгодным решением.

– Да-да, спрашивай, я-я-аааа... всё скажу!

– Сколько вас ещё?

– Всего семеро было. Правда. Мы тут недавно, да и разбежаться собирались после... Ну, ты понял.

– А дальше по дороге, до Нижнего Ломова?

– Там вадинские промышляют.

– Кто такие?

– Большая банда, человек двадцать. Но их недавно потрепали как следует, вряд ли успели оклематься.

– Эй, погляди-ка, – развернул я своего информатора в направлении грузовика и появившихся на его фоне фигур, – мои друзья-товарищи возвращаются. Похоже, от семерых остался только ты. Походки резковаты. Не находишь? Кажется, они очень сердиты на тебя.

– Мы же никого не убили, – втянул герой наплывающую на клинок соплю.

– Это правда. Постреляли немного, только и всего. Я бы тебя отпустил, серьёзно, но, боюсь, товарищи будут против. Они странные, не любят тех, кто по ним стреляет.

– Господи-боже... Я... Пожалуйста. Я никогда больше... Умоляю.

– Всё это очень мило, но советую приступить к более связному и информативному изложению полезных фактов, чтобы у меня возникла к тебе стойкая симпатия, стимулирующая к использованию собственного авторитета в целях предотвращения фрагментации твоего организма посредством разрывания последнего на куски кхуям.

– А что... Что сказать?! Схрон!!! У нас схрон есть! Там всякого полно! Точно! Я отведу! Всё ваше!

– Всякого, говоришь?

– Да-да-да! Мы на прошлой неделе обоз взяли! Богатый! Как начали палить со всех сторон, так они сиганули кто-куда! Побросали всё! А там и сахар, и крупы, тряпки разные, даже бухло есть! У вас же грузовик! В Ломове продадите в два счёта! Хороший барыш будет! Пожалуйста!

– Убедительно излагаешь.

– Христом-богом клянусь! Чтоб мне... – запнулся клятводатель, сообразив, видимо, что кара может настигнуть его раньше, чем он договорит.

– Ах ты сука! – вскинул автомат Станислав.

– Стоп, погоди, – отвёл я мишень в сторону.

– Ты глянь, что эта мразь сделала! – продемонстрировал негодующий мститель своё купированное ухо.

– Да, серьги тебе больше не носить.

– Нихуя не смешно. Он мне в башку целил! И какого чёрта ты его защищаешь?

– Я защищаю не его, а нашу общую потенциальную прибыль.

– Покажу схрон! – опасливо пискнул висящий на клинке переговорщик.

– Вот видишь, он покажет схрон. Разве можно его не любить?

– Пусть заодно покажет, где взять новый ремень для вентилятора, – насупился лейтенант. – Закипим по дороге.

– И далеко ли это немыслимое сокровище? – поинтересовалась Оля, игриво тронув кудри нового знакомого стволом.

– Да совсем близко! – встрепенулся тот. – Клянусь, не пожалеете!

Глава 22

Люди глупы. Примерно девяносто процентов тех, с кем мне довелось общаться, нельзя назвать даже смышлёными. Две трети из их числа едва-едва дотягивают до звания «разумных», оставшиеся – откровенные дегенераты разной степени имбецильности, кретинизма и идиотии. Иногда диву даёшься, как тот или иной олигофрен умудряется существовать в социуме, общаться, взаимодействовать с окружающими, занимать какую-никакую нишу, но потом знакомишься с этим социумом поближе, и всё становится понятно. Общество деградирует, с разной скоростью, но с завидной стабильностью. Ситуация усугубляется дезинтеграцией. Города, городишки, сёла, деревни, форты – всё это куски общества, слабо связанные между собой, замкнутые мирки, варящиеся в собственном соку. А глупость как чума – в стеснённых условиях распространяется поразительно быстро. Горстке умников не выжить в стаде идиотов, поэтому они либо погибают, либо стадо абсорбирует их. Есть, правда, и третий вариант – «Если процесс невозможно остановить, его нужно возглавить», но в данном случае он редко претворяется в жизнь. Умные, действительно умные, нечасто бывают агрессивными. Это не значит, что им не хочется ежесекундно кого-то убить или покалечить, всем хочется, но умные на то и умные, чтобы находить альтернативные пути решения конфликтных ситуаций. Незаменимый навык, позволявший двигаться к верхушке социальной пирамиды до войны, сегодня стал помехой. В споре с дегенератом умный проиграет, просто потому, что пока умный говорит, запуская очередь весомых аргументов в глухую стену непонимания, дегенерат бьёт. Вот так по-простецки наотмашь в интеллигентное ебало. Будто сама природа желает, чтобы человечество поскорее встало обратно на четвереньки, или... Да, похоже, есть только два пути: либо потомки нынешнего жалкого подобия людей вернутся туда, откуда вышли; либо Землю унаследуют циничные, чертовски умные и жестокие твари, которые ввергнут планету в нескончаемую эру тотальной войны, просто потому, что не могут жить, не убивая. Мечты-мечты...

– Как тебя звать? – поинтересовался Стас у снайпера, печально разглядывая два отсыревших дико воняющих тюка на дне ямы в лесной чаще.

– Саня, – шмыгнул тот своим правильным носом.

– Так это и есть твой богатый схрон, Саня?

– Я... сам не пойму. Никак перепрятали. Витька – сука! Точно, он перепрятал! Богом клянусь, здесь добра было немеряно! Я не врал. Надо поискать. Говорю вам – где-то рядом заныкано. Не убивайте, – упал он на колени, сложив ладошки, будто кающаяся блудница.

– Мы теряем время, – направил Стас дуло автомата в голову мастера щедрых обещаний.

– Десять минут, – предложил я. – А потом делай с ним, что хочешь. Всё равно Павлов с Ольгой пока грузовик латают. Годится?

– Десять? – вопрошающе округлил глаза кладоискатель и перевёл увлажнившийся взор с меня на Станислава. – Десяти мало. Я ведь даже не знаю где.

– Тогда тебе лучше поторопиться, – сверился Стас с часами, – время-то идёт. Но сначала...

Он достал нож, присел и резким ударом весьма технично, сквозь голенище, подрезал ахиллово сухожилие на левой ноге будущего спринтера, после чего, проявляя бесчеловечное равнодушие к воплям и корчам последнего, поднялся и постучал ногтем по стеклу циферблата:

– Девять.

Однажды мне посчастливилось наблюдать за довольно своеобразной казнью – приговорённого обмазали сладким сиропом и разбили о бренное липкое тело осиное гнездо. О, как же быстро он бежал, пытаясь обогнать рой, никогда прежде не видел такой прыти... до сего дня.

Кладоискатель, вопя и чавкая кровью в сапоге, припустил так, что меня взяли сомнения – а сможем ли угнаться. Выжимая из оставшихся здоровых конечностей весь их доселе нереализованный потенциал, стремительная бестия металась по лесу и почти буквально рыла носом землю. Не скрою, такая тяга к жизни воодушевила меня, было что-то прекрасное в этой бешеной гонке со смертью. Движение, боль, страх и надежда у самой кромки, где бытие соприкасается с небытием.

– Семь! – сообщил я, желая ещё больше подогреть энтузиазм нашего неунывающего товарища. – Во даёт! Ты видел?! Может, отпустим его? Гляди, какой забавный.

В ответ Станислав лишь уничтожающе зыркнул на меня и принял вправо:

– Расходимся, а то уйдёт.

Саня гнал во весь опор, с удивительной грацией перемахивая через валежник и оглашая лес преисполненными чувств воплями, когда очередной сук вспарывал чересчур низко пролетающее над ним мясо, или покалеченная нога сталкивалась с помехой. Но вопли эти быстро смолкали, на них не было времени, ведь заиндевевшие листья и ветки сами себя не расшвыряют. Санёк остервенело скрёб мёрзлую землю ободранными пальцами, поливал её соплями и, пережив очередное разочарование, нёсся к следующему месту раскопок. Крови в сапог натекло уже столько, что она время от времени выплёскивалась из прорехи в голенище и оставляла багровый след.

– Всё, Сань, закругляйся! – остановил Стас свой хронограф. – Тормози, сказал! Или кишками пулю словить хочешь?

– Прошу, прошу... – хрипел кладоискатель-неудачник, завалившись на спину и вскинув лапы, как получившая трёпку собака. – Нельзя...

– Прости, что? – встал Станислав наизготовку.

– Нельзя меня убивать! – выпалил Саня, набрав в грудь воздуха. – Я стою денег!

– Знаешь, сочинитель из тебя так себе.

– Нет-нет-нет!!! – замельтешил Санёк руками перед дулом автомата. – Это правда! Слыхали про «Девять Равных»?

– Работал на них, – припомнил я. – Это гильдия торговцев, крупная и платит хорошо.

– Ага, – расплылся Саня в счастливой улыбке.

– К тебе-то они каким боком? – не опуская автомата, поинтересовался Стас.

– А сам как думаешь? Награду за меня объявили.

– Гильдия? За тебя?

– Вот представь, – осмелел Санёк, почуяв, что смог завладеть вниманием публики. – Я ведь не всегда с этими неудачниками по лесу шароёбился, да телеги обчищал, бензовозами добычу мерил раньше. Ветерок – моё погоняло. Банда у нас была в шестьдесят стволов. Вот так всех держали! – поморщился он, сжав в кулак ободранные пальцы.

– И где ж теперь та банда?

– Кто в земле, кто в тюрьме, кто по шайкам мелким разбежался.

– Ну, тебе-то при таких раскладах тюрьма не светит, – посчитал я нужным проинформировать ходячий кошель золота о последствиях. – Знаешь, как поступает гильдия с теми, кого оценила?

– Да, слыхал носы им режут, уши, руки по плечо, зенки выжигают и ставят клеймо на лоб, чтоб другим неповадно было.

– Чисто ради академического интереса спрошу, – присел я рядом, – перспектива получить пулю в жбан кажется тебе менее привлекательной, чем это?

– Так ведь пуля – вон она, – кивнул Ветерок на ствол калаша возле головы, – а до той поры, когда меня на гуляш строгать начнут, ещё не близко.

– Оптими-и-ист, ой оптимист. Ладно, – достал я из подсумка бинт. – Держи. Перевяжись и найди себе ветку какую-нибудь под костыль. Сколько хоть за тебя посулили-то, расходы окупятся?

– Двадцать золотых, – не без гордости ответил Ветерок, выливая кровь из сапога.

– Сносно. И, раз уж ты всё ещё жив, не могу не спросить... Почему мы не сделали этого раньше? – обратился я к Стасу, внезапно осознав вопиющую степень нашей коллективной глупости, на что тот пожал плечами:

– Как-то из головы вылетело.

– Гнев, – назидательно потряс я пальцем, – первейший соратник скудоумия.

– О чём спросить? – непонимающе повертел башкой Ветерок.

– Ты ведь со свой шайкой на Карачуне не первую неделю кормился?

– Нет, не первую.

– А ничего странного в последние дни не наблюдал, или, может, подельники рассказывали?

– Наблюдал! – энергично кивнул Ветерок. – Ещё как наблюдал, и дохуя странное! Пять дней назад это было, как сейчас помню. Иду я, значит, на ночь глядя посрать в овражек, без ствола, конечно. Луна полная светит. Только портки спустил – шасть! – тень чья-то меж деревьев промелькнула, да быстро так, и ни сучок, ни ветка не хрустнула. А я присесть-то успел, процесс идёт, чё делать – ума не приложу. Удирать несподручно, на помощь звать – а ну как только привлеку напасть эту? Сижу, значит, почву удобряю, и слышу – дышит кто-то позади, сильно так дышит, с присвистом. У меня аж волосы на затылке зашевелились. Ну всё, думаю, вот и конец мой пришёл, и такая, сука, обида взяла. А присвист тот всё ближе-ближе, шеей уже тепло чую. Нет, думаю, нах** это, рвать отсюда надо. Пускай в говне, зато живой, авось, останусь. Вперёд, значит, наклонился слегонца, низкий старт принял, да как дам по газам! Бегу, портки руками придерживаю, оглянуться боюсь. А по лесу за спиной: «У-у-у-у-у». В лагерь примчался, винтарь хвать... Да только нет вокруг никого, кроме корешей моих заспанных. Глядят на меня, нихуя не понимают, а я стою посреди поляны с СВД в руках, штаны обосранные на землю упали, и чую – горло дерёт нестерпимо. Только тогда понял, что ору дурниной. Такие дела.

– Что ж... Весьма занимательно, но обстоятельства твоих дефекаций лежат несколько в стороне от области наших интересов. Без обид. Я спрашивал о странном на дороге.

– А, – слегка расстроился говноспринтер. – Было и на дороге странное. Да-да, как раз за день до того. Сидели мы, значит, в засаде, вот прям как сегодня, бревно поперёк дороги кинули, ждём. Утро тогда было тихое-тихое. Слышу, гул мотора, да не одного. Я-то сразу смекнул, что надо когти рвать, а Витька – долбаёб – погоди, говорит, погоди, сейчас как шуганём, побросают всё, вот улов-то будет. Ладно, сидим дальше. И тут показывается из-за поворота целая колонна. Я в прицел гляжу, не пойму, что за машины такие, танк-не танк, без башни, а с отвалом, на манер бульдозера, и сзади тоже херня какая-то, типа строительной. А за тем недотанком, что в голове, пара грузовиков с кунгами, следом здоровенная фура, и цистерна предпоследней, бензовоз, наверное. Но не такой, какие логисты тут гоняют, небольшой, наверное, только чтоб самой колонне заправляться было чем. Ну и ещё один недотанк замыкающим. Короче, идёт та колонна на всех парах в нашу сторону, а я эту бронированную дуру в прицел разглядываю, и х** проссышь, куда ей шмалять-то. Разглядывал-разглядывал, и тут: «Та-та-та-та-та!!!», метров с двухсот пятидесяти крупняком зарядили, я чуть в штаны не навалил! Извиняюсь. Как вы все нас видите-то, а?! В общем, я направо, Витька налево, в кусты закатились, я оттуда за пенёк, на пристреленную позицию. Думаю, тормознут ведь сейчас, никуда не денутся. Ага, бревно наше с дороги улетело, как спичка, даже ходу не сбавили. А из кунгов в обе стороны так ебанули, что пень мой чуть в труху не развалился. Витьку чудом не зацепило. Не абы как лупили, прицельно. Чертовщина какая-то. Я ещё тогда подумал, что пора с этой х**нёй завязывать. Вот кабы вас не повстречал, глядишь, и зажил бы честной жизнью.

– Ну прости, – усмехнулся Стас, – что нарушили твои благородные планы. А людей из той колонны видел?

– Нет, все внутри сидели. А у них и грузовики со лба бронированные, водителя не видать.

– Опознавательные знаки на броне?

– Передок точно чистый, а уж борта не разглядывал, не до того было. Машины все тёмно серым крашены в чёрных пятнах, с виду как новенькие.

– А что за грузовики, как наш, или, может, «Уралы», «КамАЗы»?

– Я в этих делах не мастак. Вроде, без капотов были, высоченные, трёхосные, снаружи решётками обвешаны.

– Опиши фуру и бензовоз.

– Этих я не шибко рассмотрел, только издали. Тягач под фурой капотный, сама, вроде, не фабричная, к крыше сходится, типа гроба кверху дном перевёрнутого. А бензовоз на два первых грузовика похож, цистерна у него каркасом защищена с решётками, от РПГ, видать. Да у них всё в этих решётках. В общем, серьёзная техника, до такой и логистам далеко. А вам зачем?

– Много будешь знать, скоро... Хотя, тебе это не грозит. Ну, перевязался?

– Ага, сейчас, – натянул Саня сапог, – костыль только подыщу.

– Лови, – кинул я ему толстую ветку с сучком на высоте плеча.

– Благодарствую, – поднялся Ветерок на ногу и опробовал свою деревянную конечность. – Во, жизнь налаживается, – улыбнулся он печально, и посмотрел на нас глазами голодного щенка: – Слушайте, братаны, а может ну его, чего вам со мной из-за двадцати монет возиться? У вас же дела. Отпустите.

– Двигай, – непреклонно повелел Станислав и зашагал в сторону дороги. – Умник херов.

К нашему возвращению Павлов с Ольгой только-только закончили колдовать над ЗиЛом.

– Дело-дрянь, – обтёр лейтенант руки ветошью, – радиатор пробит. Я сделал что мог, но всё на соплях держится, как бы толкать ни пришлось. Нужен серьёзный ремонт.

– Почему пустые? – кивнула на нашу троицу Ольга, оторвавшись от укладки новых трофеев в кузове. – И на кой чёрт этого притащили? Он что-то знает?

– Всё, что знал, рассказал, – ответил я, положив руку новому товарищу на плечо. – Так ведь?

– Как на духу, – перекрестился тот.

– Тогда пристрели его, – вернулась Оля к сортировке нечаянной добычи.

– Этот козёл, – взял слово Станислав, – клянётся, что стоит двадцать золотых. Ветерок – его кликуха. Слышала о таком?

– Ветерок? – спрыгнула Ольга не землю и подошла к максимально дружелюбно лыбящемуся Саньку. – Хм, – взяла она его за подбородок и повертела, оглядывая. – Ну надо же, Александр Ветров из банды «ДПС», он в списке «Девяти Равных». Поистрепался, так бы и не узнала.

– Весьма рад личному знакомству, – предпринял Саня неловкую и безуспешную попытку поцеловать Олину руку.

– Да? Не припомню нашей переписки.

– Это ведь ты застрелила Пашу Беспредела? Я был рядом, когда у него спина наизнанку вывернулась. Очень впечатляет. Метров семьсот, больше?

– Почти километр.

– Ничего себе! Чем шмаляла, 7Н34?

– Им самым.

– Обалдеть! Винтовку покажешь?

Сукин сын, знает подход к женщинам.

– Ну всё, – решил я прервать этот флирт, – хватит болтать, лезь в кузов.

– Да я просто...

– Пошёл живо! Стас, помоги ему забраться, Павлов за рулём. Все на борт! Ух, – упал я на сиденье, – если день так начинается, спокойного вечера не жди.

– Нам бы хоть к ночи до города добраться, – захлопнул дверцу лейтенант.

– Господи-боже!!! – донеслось из кузова. – Это что за хрень?! Отвали! Отвали, урод! Пресвятая дева Мария!

– Ну, не подведи, – повернул Павлов ключ в замке зажигания, и мотор, чихнув, потащил этот цирк-шапито дальше на восток.